|
[ коллективная монография ]
|
|
|
Покрышка горита. Станица Келермесская. Золото, штамповка. Начало VI в. до н.э.(Открыть илл. 79 в новом окне) |
Навершие с фигуркой оленя. Станица Махошевская. Бронза, литьё по восковой модели. Конец VII — начало VI в. до н.э.(Открыть илл. 80 в новом окне) |
главных основании для предположения о распространении, если не карасукской культуры в целом, то её отдельных элементов на запад вплоть до Кавказа и Днепра, а вместе с тем и признания искусства этой культуры в качестве начального звена формирования скифского художественного стиля.
При ближайшем рассмотрении это построение оказалось искусственным и неверным. Сближение карасукского и скифского искусства имело место только в Минусинском крае, на всей же остальной территории распространения звериного стиля скифского типа ничего общего между ним и карасукским искусством не наблюдается. И по сюжетам и по стилю они глубоко отличаются одно от другого, да и по времени бытования между сейминско-турбинскими ножами и скифскими памятниками с изобразительными мотивами оказывается значительный разрыв — не менее чем в половину тысячелетия. Поиски истоков скифского искусства пришлось направить по другому пути, приведшему в страны Древнего Востока, связи которых с Северным Причерноморьем и другими областями скифской культуры ко времени возникновения последней стали особенно тесными благодаря вторжению иранцев, в том числе и скифов, в Переднюю Азию.
Это вторжение началось ещё в конце II тысячелетия до н.э. из Средней Азии. При своем появлении в Передней Азии скифы застали там мидян, таких же иранцев, как и они сами. В течение десятилетий, проведённых скифами в Азии, они сталкивались не только с Мидией, но и с хурритским царством Манна, и с Ассирией, и с Вавилоном, и с Ванским царством (Урарту), они доходили до Палестины и Средиземноморского побережья, бывали в Малой Азии. За это время они имели возможность ознакомиться с достижениями Древнего Востока и заимствовать у него немало элементов быта, искусства, религии и даже социального строя. Из одного или нескольких погребений, расхищенных жителями деревни Зивийе близ города Саккыза (Северный Иранский Курдистан), происходит комплекс дорогих вещей, известный под именем Саккызского клада. Среди изделий этого клада, относящегося к концу VII века до н.э., наряду с произведениями ассирийского, урартского и маннейского искусства находятся предметы скифских
Бляшка в виде птицы с раскрытыми крыльями.
Мельгуновский клад, Литой курган.
Золото, литьё. Начало VI в. до н.э.
(Открыть илл. 81 в новом окне)
типов, а в украшениях мотивы, не только несвойственные Востоку, но и с чертами, характерными для скифского искусства, что и послужило основанием признать их скифскими привнесениями в культуру Востока.
По всей вероятности, в Саккызский клад действительно входят вещи из инвентаря богатейшего (царского) скифского погребения, устроенного в период завоевания скифами Маннейского царства. Но из этого не следует, что представленные в них элементы скифского стиля принесены скифами в Азию в готовом виде, так как в Северном Причерноморье до возвращения скифов из Азии не было того, что называется скифским стилем. Этот стиль возник в самой Передней Азии в процессе переработки скифами форм, заимствованных ими из искусства Древнего Востока. Так как при этой переработке скифы пользовались главным образом наиболее доступными для них материалами — деревом и костью, — в стиле созданных ими художественных произведений не могли не отразиться приёмы обработки этих материалов, в них выступают формы, обязанные своим происхождением технике резьбы по дереву.
О распространённости у скифов в Азии украшений свидетельствуют находки в урартской крепости Тейшебаини (Кармир-Блур) возле Еревана. Эта крепость была занята скифским гарнизоном, а затем в годы войны скифов с мидянами взята и разрушена последними. В ней сохранились вырезанные из кости украшения для конского снаряжения, похожие на изделия, получившие широкое распространение у скифов в Северном Причерноморье.
Надо полагать, что отбором и переработкой восточных сюжетов применительно к своим потребностям занимались не одни скифы. С не меньшим успехом это делали и другие народы, столкнувшиеся с могучей цивилизацией Древнего Востока, в первую очередь родственные со скифами мидяне. Можно даже допустить, что именно они начали приспособлять древневосточное искусство к своим потребностям, так как раньше скифов вступили в контакт с Ассиро-Вавилонией и другими царствами Передней Азии, и что скифы только подключились к начатому ими процессу. Иначе трудно было бы объяснить поразительное сходство сюжетов и форм Средней Азии и Сибири с Северным Причер-
Навершие в виде стилизованной головы птицы.
Курган №2, близ Ульского аула (Уляп-аул).
Бронза, литьё. Начало V в. до н.э.
(Открыть илл. 82 в новом окне)
номорьем, а вместе с тем и несомненные различия между теми и другими, свидетельствующие о том, что развитие звериного стиля происходило в каждой из этих областей независимо друг от друга. В Средней Азии и Сибири звериный стиль распространяется очищенным от прямых воспроизведений переднеазиатских образцов, тогда как в Северном Причерноморье он появляется с грузом ещё не переработанных восточных форм.
Важно отметить, что, несмотря на одинаковое в Средней Азии, Сибири и Северном Причерноморье обобщение форм изображаемых животных, устранение характерной для их древневосточных прототипов детализации и дробности трактовки в Средней Азии и Сибири нет признаков, восходящих к технике резьбы по дереву. Это объясняется тем, что в Среднюю Азию и Сибирь звериный стиль проник не непосредственно из искусства Древнего Востока, а через мидян, уже успевших создать свой собственный вариант этого стиля, тогда как в Северное Причерноморье это искусство было принесено скифами ещё в процессе отбора пригодных для них древневосточных элементов и переработки их.
В общем же и целом и мидяне и скифы руководствовались при создании своего искусства одними принципами, которые определялись не столько их этническим родством, сколько сходством социального строя и мировоззрения.
И те и другие были варварами, переживавшими героический век своей истории — время, когда война становится промыслом, видом производства. Грабительские набеги с целью захвата имущества и порабощения побеждённых прославлялись в песнях и сказаниях, а воинская доблесть считалась высшей добродетелью. В обществе, ещё не знающем классов и связанном родо-племенной солидарностью, уже существовало экономическое и социальное неравенство. Были бедные и богатые, знатные и незнатные, господствующие и подчинённые. Военные вожди превращались в наследственных, окружённых дружинами царей, хотя и ограниченных военной демократией, но охотно усваивающих деспотические замашки, божественный ореол и пышность восточных владык. У варварской знати возникла потребность во внешних признаках своего превосходства, для создания которых и было призвано искусство.
Подковообразная бляха с фигурой лежащей пантеры.
Курган №«Г» у с. Журовка.
Бронза, литьё. Начало V в. до н.э.
(Открыть илл. 83 в новом окне)
В украшениях вторгшихся в Азию иранцев применялись мотивы, как уже бытовавшие в странах Древнего Востока, так и специально созданные для них с учётом их верований, более примитивных, нежели восточные религии, из репертуара образов которых черпались образцы. Народные верования иранцев населяли мир добрыми и злыми духами, управляющими стихиями, жизнью общества и отдельных людей. На них можно было воздействовать жертвоприношениями и магическими действиями. Восточное искусство содержало множество образцов таких духов как в виде животных, так и в виде фантастических существ. Из них требовалось только отобрать наиболее соответствующие представлениям варваров.
В скифское искусство вошли немногие персонажи восточной художественной культуры и не в композициях, в которых они обычно фигурируют в художественных произведениях Востока, а каждый в отдельности. Так, например, олень получил особенно широкое распространение в скифо-сибирском искусстве, нимало не соответствующее его популярности на Востоке, потому что это животное было иранским эпонимом, первоначальным тотемом, воспоминание о котором ещё жило в имени саков (сака — олень) и в других названиях племён и отдельных лиц. Выдающееся положение в скифском искусстве заняло изображение пантеры, хотя на Востоке хищников представлял преимущественно лев. Предпочтение, отданное пантере, животному, несвойственному фауне степей, из которых вышли скифы и другие иранские народы, по-видимому, объясняется тем, что именно этот зверь, а не лев был распространён в областях их преимущественного расселения в Передней Азии.
Скифы не только отбирали себе образы из искусства Востока, они и перерабатывали заимствованные и создавали свои оригинальные изображения. Так, в скифском искусстве появляется неизвестное на Востоке изображение свернувшейся кольцом пантеры, восходящее к нередким в восточном искусстве фигурам скорченного зверя, представленным в скифских памятниках, например в геральдической композиции на наконечнике келермесского и мельгуновского мечей и в виде бронзовой бляхи из Цукур Лимана на Таманском полуострове. Отдельно взятая такая фигура, помещённая на круглой поверхности, без особых затруднений путём
Бляха в виде фигуры лежащего лося на подставке в форме птичьей лапы.
Курган «Г» у с. Журовка.
Бронза, литьё. Начало V в. до н.э.
(Открыть илл. 84 в новом окне)
некоторого искажения пропорций — удлинения туловища и шеи — превращается в сомкнутую кольцом, как это представлено на набалдашнике меча из Зивийе. Другим своеобразным скифским мотивом является голова барано-птицы, то есть барана с загнутыми по сторонам головы рогами и орлиным клювом вместо морды. Он появляется вместе с реалистическими головками баранов и птиц. В основе этого фантастического образа несомненно лежит восточный орлиный грифон с так называемыми «локонами» по сторонам головы, не понятыми скифами и осмысленными как бараньи рога.
Древнейшие изображения этого мотива, представленные роговым наконечником из Темир-Торы на Керченском полуострове и двумя бронзовыми навершиями из кургана у села Великие Будки на реке Суле, отличаются ещё одной своеобразной деталью, а именно трактовкой каждого рога в виде пары изогнутых фигурок животных. Этот характерный скифский приём зооморфных превращений отдельных частей изображаемого животного в самостоятельные звериные изображения появляется ещё в Азии на набалдашнике меча из Зивийе, где в плечо свернувшейся кольцом пантеры вкомпонована голова хищной птицы. На золотой нащитной бляхе из Келермесского кургана на Кубани лапы пантеры имеют вид фигурок того же, но свернувшегося кольцом животного, а хвост её заполнен шестью такими же, как на лапах, изображениями. Зооморфные превращения встречаются на многих произведениях скифского искусства, но они, как правило, не придают реальному животному облик фантастического существа, а как бы раскрывают и усиливают его образ подобно характерным для народной поэзии эпитетам и уподоблениям.
Стиль скифского искусства, органически связанного с вещами практического назначения — оружием, одеждой, конским снаряжением и т.п. и в этом смысле прикладного или декоративного, — отличается реализмом и вместе с тем замечательной приспособляемостью к ограниченным, заранее данным формам этих вещей, изобретательностью в использовании пространства, компактностью и экономной чёткостью контуров. Замкнутое построение фигуры, сочетающееся с динамизмом образа, приводит к обобщениям и деформациям, соответствующим декоративному назначению, и в конце концов
Обивка с рельефным изображением оленя.
Карамеркитский курган близ Ак-Мечетской бухты. Золото, штамповка.
Первая половина V в. до н.э.
(Открыть илл. 85 в новом окне)
к превращению её в орнаментальный мотив. Однако черты орнаментализации в раннем скифском искусстве немногочисленны и не противоречат его реалистическому направлению. Обращает на себя внимание поразительное умение передавать характерные формы животного, в конечном счёте, условными приёмами в обобщённом, не детализированном виде. Наиболее существенный признак раннего скифского стиля, представленного по большей части круглой скульптурой или рельефом, заключается в превращении цилиндрических или выпуклых поверхностей изображения в широкие наклонные плоскости, пересекающиеся под углом в виде ребра.
Именно этот приём скифской стилизации совершенно справедливо возводится к технике резьбы по дереву, в которой он выработан и откуда перенесён в металл.
Для правильного понимания скифской истории и культуры очень важно уяснить обстоятельства изгнания скифов из Азии. Созданная Вавилоном мощная коалиция, в которую кроме вавилонян вошли мидяне и скифы, взяв и разрушив в 612 году до н.э. Ниневию, разгромила Ассирию и поделила между союзниками ее наследство. Скифам достались северные области Ассирии вместе с подчинёнными ей Маннейским и Ванским царствами. Они владели ими те двадцать восемь лет, о которых говорится у Геродота как о времени господства скифов в Азии. Однако Мидия, не довольствуясь захваченной ею добычей, постаралась избавиться от своих союзников. Мидийский царь Киаксар в 594 году до н.э. изменнически перебил скифских царей и приступил к захвату скифских владений. Дезорганизованные гибелью вождей, скифы отходили на запад и искали поддержки у наиболее крупного в то время малоазиатского царства Лидии, в пределах которого на восточной его границе по реке Галису жили такие же, как и скифы, выходцы из Южной России — киммерийцы. Лидия, возможно, под давлением со стороны киммерийцев вмешалась в войну на стороне скифов, продолжавшуюся ещё более пяти лет. В 585 году до н.э. был заключён мир, по которому скифские владения в Азии отошли к Мидии и западная граница этого царства продвинулась до реки Галиса, то есть до области киммерийцев и, вероятно, нашедших там себе убежище скифов. Скифам не оставалось ниче-
Бляшки в виде фигуры пантеры.
Курган «Витова могила» у с. Усачёвка.
Золото, штамповка Конец VI — начало V в. до н.э.
(Открыть илл. 86 в новом окне)
го другого, как удалиться из Азии туда, откуда они пришли, то есть в Северное Причерноморье.
Киммерийцы тоже были изгнаны из своей страны и ушли, должно быть, вместе со скифами, но поселились они не в Северном Причерноморье, а в Прикубанье, где в первой половине VI века появляются большие богатые курганы с вещами восточного происхождения, раскопанные у станицы Келермесской. Эти курганы не могут быть скифскими, так как они существенно отличаются от скифских погребений в Приднепровье, не похожи и на могилы населявших Прикубанье меотов, известных как до, так и после появления больших курганов. Из этого можно заключить, что киммерийцы наслоились на меотов и со временем смешались с ними. Возможно, что прямыми потомками киммерийцев были синды, занимавшие Таманский полуостров и примыкающее к нему побережье Чёрного моря.
Характерно, что ранние кубанские погребения со скифской культурой многочисленнее и богаче скифских того же времени в степях Северного Причерноморья, что прямо вытекает из состояния скифов и киммерийцев ко времени их ухода из Азии. Скифы были разгромленными беглецами, потерявшими не только территорию, но и бо́льшую часть другого своего достояния. Положение киммерийцев было много лучше, они уходили со своей земли со своим имуществом, что и отразилось на количестве и ценности инвентаря в погребениях тех и других на новых местах их поселения.
Известно всего два расположенных далеко одно от другого богатых скифских погребения того же времени, что и кубанские Келермесские курганы. Одно из них представлено комплексом дорогих вещей, носящим название Мельгуновского клада, найденным в насыпи Литого кургана близ Кировограда; другое было обнаружено под курганом незначительной величины у слободы Криворожье на реке Калитве в бассейне Северного Донца. Устройство этих погребений не известно, хотя есть основания полагать, что это были трупосожжения. В обоих погребениях находятся вещи не только восточного происхождения, но и греческие. В Криворожье это горло расписного сосуда типа Фикелура в виде головы барана, а в Мельгуновском кладе — золотая лента с изображениями птиц и обезьян. В Келермесских курганах тоже найдены
Фигурная обивка с изображением двух голов кабана.
Курган «Бабы́» близ станицы Михайлово-Апостолово.
Золото, штамповка. Вторая половина V в. до н.э.
(Открыть илл. 87 в новом окне)
вещи греко-ионийского стиля — серебряный ритон и серебряное же зеркало с гравированными изображениями. Скифский тип зеркала с виде диска с выступающими бортиками и столбчатой ручкой на обороте не оставляет сомнения в том, что оно изготовлено специально для скифов, но руками греческого мастера, по всей вероятности, в Малой Азии, где греки населяли побережье и играли важную роль в жизни всего полуострова.
Золотые ножны из Келермеса и электровые со значительной долей серебра из Мельгуновского клада по сюжетам и стилю находящихся на них изображений восточного и скифского характера настолько близки между собой, что могут быть приняты за изделия одной мастерской. Точно так же и другие вещи скифских типов вместе с произведениями греко-ионийских мастеров из кубанских и северочерноморских находок, несмотря на различия в количестве и богатстве, свидетельствуют о единстве культуры людей, оставивших те и другие памятники. Это единство могло возникнуть в условиях тесных связей киммерийцев и скифов в Азии, особенно в период их совместной борьбы с мидянами.
Хотя после переселения скифов в Азию Северное Причерноморье заметно запустело, в нем как в степи, так и в особенности в лесостепи осталось население, с потомками которого и встретились скифы, вернувшиеся из Азии. Их встречали не с распростёртыми объятиями. Наоборот, вернувшимся скифам понадобилось немало времени и усилий для того, чтобы обосноваться в степном Приднепровье, оттеснив занимавших его скифов в Крымскую степь. Вернувшихся скифов Геродот называет скифами царскими, должно быть, потому, что во главе их стоял царь, обладавший авторитетом и властью наподобие восточных владык. Так их обозначали и сами скифы: саи — царские. В отличие от них остававшиеся в Северном Причерноморье степные скифы назывались кочевниками, а лесостепные, осёдлые — пахарями в соответствии с направлением хозяйственной деятельности тех и других.
После смерти вождей, стоявших во главе скифов при их возвращении из Азии, и погребения вместе с ними вещей, принесённых ими в Северное Причерноморье, в степи долго не встречается могил, выделяющихся сложностью устройства и
богатством инвентаря. Погребения в VI веке до н.э. устраивались не под специальными курганами, а в насыпях более древних могил. Только на рубеже VI-V веков до н.э. в степи появляются погребения, которые с некоторым основанием можно признать за царские. Но такого рода могилы раньше, чем в степи, возникают в лесостепной полосе — у скифов-пахарей. Объясняется это развитием хлебной торговли с греками.
В VI веке до н.э. по северным берегам Чёрного моря возникает ряд греческих городов-колоний, устанавливающих тесные связи с туземным населением. Взамен продуктов земледелия и скотоводства греки снабжают скифов изделиями своего производства — вином, маслом, тканями, металлической и глиняной посудой, различными украшениями. В греческих городах появляются мастерские по изготовлению вещей, специально предназначенных для скифов, соответствующих их вкусам, воспроизводящих формы, принесённые скифами из Азии и быстро распространившиеся по всей Скифии, с украшениями в греческом стиле или повторяющие скифские мотивы. Греков больше всего интересовало осёдлое земледельческое население Скифии, от которого они получали необходимое для Греции зерно. С ним они прежде всего и установили систематические торговые связи, чем и объясняется, что наиболее ранние предметы греческого импорта находятся в могилах и на поселениях лесостепной полосы. Там же раньше, чем в степях, возникают большие, подчас огромные (до 20 м в высоту) курганы с погребениями вождей и других представителей местной знати. В устроенной под насыпью могиле в виде деревянной камеры, воспроизводящей жилой дом, помимо покойника находятся его жена или наложница, слуга и кони или только конские уздечки и большое число разнообразных вещей, среди которых есть и импортные греческие изделия и произведения местного ремесла из различных материалов: железа, бронзы, золота, серебра, кости. В ранних (VI век до н.э.) курганах в большом числе находятся костяные уздечные псалии, украшенные по концам резными изображениями звериной головки и копыта. В конце VI — V века до н.э. получают распространение украшения из золота и бронзы с изображениями животных в стиле, определившемся у скифов в Азии, но с некоторыми новыми сюжетами, например с за-
|
|
|
Крестовидная бляха.
|
Поясная бляха в виде головы льва.
|
меной оленя местным животным — лосем. Такие курганы имеются и по правую и по левую сторону среднего Днепра. Среди первых особой известностью пользуются курганы Журовской группы, а из вторых привлекают внимание огромные насыпи на реке Суле.
К самому концу VI века до н.э. относится одно сравнительно богатое погребение в Острой Томаковской могиле, всё ещё не под специальным курганом, а впущенное в более древнюю насыпь. Найденные в нём золотые украшения выполнены в греческой технике, но в сочетании со скифскими сюжетами. Наиболее интересным является меч в обложенных золотом ножнах того же типа, что и найденный в кургане у хутора Шумейко на реке Суле.
В 514 году до н.э. войско персидского царя Дария I вторглось в степи Северного Причерноморья с целью включить в Персидскую империю находящиеся на морском побережье греческие города. В отражении персов главную роль сыграли скифы царские, что, с одной стороны, указывает на значение, которое они приобрели в скифской стране, а с другой — явилось условием распространения их власти на её население. Овладев степным Поднепровьем, скифы царские направили свою военную активность против земледельческого населения лесостепной полосы. Грабительские набеги с их стороны заставили пахарей объединиться в более крупные, чем у них были раньше, территориальные организации с военными вождями во главе и сооружать мощные укреплённые убежища — городища, в которых бы они могли обороняться от своих врагов. Крупные вооружённые дружины и ополчения пахарей и сооруженные ими огромные городища, такие, как Немировское, Пастырское и особенно Бельское, занимающее площадь в 4400 га, обведённую могучим земляным валом протяжением около 30 км, позволили им довольно долго держаться против скифов царских. Но в конце концов, примерно к середине V века до н.э., между теми и другими установились более мирные отношения путём какой-то формы подчинения первых вторым и передачи скифам царским львиной доли доходов от торговли скифов-пахарей с греками.
Во второй половине V века до н.э., по словам Геродота, скифы царские считали всех остальных скифов своими рабами, а их царю обязан был слу-
Бляха в виде профильной головы лося.
Курган №459 у с. Турьи.Бронза, литьё.
Первая половина V в. до н.э.
(Открыть илл. 90 в новом окне)
жить любой скиф, которому он укажет. В этом заявлении, конечно, имеется немалая доля преувеличения, но факт, что число богатых могил в лесостепной полосе значительно сокращается, а многие городища перестают функционировать. Однако и обременённые поборами в пользу скифов царских, скифы-пахари не стали рабами, а сохранили прежний общественный строй и управлялись своими вождями, которые, как и раньше, собирали продукты их труда и вели торговлю с греками с той лишь разницей, что доходы от этой торговли приходилось теперь делить со скифами царскими. Эти доходы и стали основой богатства и благополучия знати, стоявшей во главе последних.
Число богатых погребений в степи и притом устроенных под специальными более или менее высокими насыпями в V веке до н.э. увеличивается. Хотя до нас не дошло ни одной неразграбленной могилы, среди уцелевших вещей имеются и золотые и бронзовые украшения звериного стиля (например, курган Бабы́) и греческие художественные произведения.
С конца VI века до н.э. сравнительно богатые погребения появляются и в степном Крыму, хотя крымские кочевники явно не имели никакого отношения к хлебной торговле среднеднепровских пахарей. Условием их обогащения были близость к греческим колониям и различного рода связи с греческим населением. Из находок в степном Крыму можно отметить золотые бляшки скифского стиля из Ак-Мечети (Карамеркитский курган), золотой наконечник меча и бронзовую, обёрнутую золотым листком с ячейками для эмалевых инкрустаций фигурку пантеры из Золотого кургана под Симферополем, бронзовую бляху в виде свернувшейся кольцом пантеры из кургана Кулаковского.
Наиболее богатые курганы с многочисленными сопровождающими погребениями лошадей и разнообразным погребальным инвентарём в конце VI — V веков до н.э. продолжались устраиваться в Прикубанье. Оттуда происходят бронзовые навершия с головками быка, грифона, стилизованной птицы, серебряные и бронзовые фигурные псалии с гравированными изображениями различных животных. В некоторых изделиях можно обнаружить черты, отражающие влияние, идущее из греческих городов Боспора (на Керченском проливе). Вещей восточного происхождения в них уже нет.
Бляшка в виде головы птицы.
Курган №2 в группе «Семь братьев».
Бронза, литьё. Третья четверть V в. до н.э.
(Открыть илл. 91 в новом окне)
В скифском искусстве V века до н.э. сравнительно с формами VI века до н.э. происходят заметные изменения. Они становятся динамичнее, уплощаются, орнаментируются и включают в себя элементы греческого происхождения, такие, например, как пальметка. Греческое влияние на скифскую культуру и искусство особенно сильно проявляется со второй половины V века до н.э. в памятниках скифской аристократии, сближавшейся с греческими городами Боспора, подолгу или даже постоянно жившей в этих городах. В курганах возле города Нимфея на Керченском полуострове и в Семибратних курганах в низовьях реки Кубани сохраняется в основном местный погребальный обряд с сопровождающими знатного покойника женой, слугами, лошадьми, оружием и многими другими вещами главным образом скифских типов, но выполненных в греческих мастерских с украшениями в греческом или греко-персидском стиле с многочисленными сюжетами нескифского характера. Скифские формы наиболее отчётливо выступают в предметах конского снаряжения — в уздечных бляхах и псалиях.
Наивысшего могущества Скифское царство достигло в IV веке до н.э. Только в это время в степном Приднепровье появляются огромные царские курганы со сложными подземными усыпальницами, наполненными драгоценным инвентарём. Полностью сохранилось боковое погребение в кургане Солоха, лишь частично затронуто грабителями исключительное по сложности своего устройства погребение в Чертомлыкском кургане. В последние годы открыты богатейшие, неразграбленные боковые женские погребения в курганах Гайманова могила и Толстый курган — все в Нижнем Поднепровье. В большинстве других исследованных курганов уцелели от разграбления только конские могилы, но и они содержат немало дорогих прекрасных вещей. Столь же богатые погребения находятся в окрестностях боспорских городов. Из них особого внимания в силу сохранности дорогого высокохудожественного инвентаря заслуживают Куль-Оба близ Керчи и Большая Близница на Таманском полуострове. Для всех них характерно обилие золотых и серебряных вещей, преимущественно греческой работы, отличающихся в некоторых экземплярах высоким художественным совершенством и изображениями в ряде случаев самих скифов.
Бляха — уздечный нащёчник в виде задней части туловища зверя.
Курган №66 у с. Бобрица (Бобрицкий Яр).
Бронза, литьё. Конец V в. до н.э.
(Открыть илл. 92 в новом окне)
К их числу относится: золотой гребень со схваткой скифов и серебряный сосуд с изображениями охоты скифов на фантастических львов из Солохи, всемирно известная чертомлыкская серебряная ваза со скульптурным фризом, представляющим укрощение скифами лошадей, кульобский электровый кубок со сценами из жизни скифов или, что вероятнее, из легенды об их происхождении, совершенно уникальное нагрудное золотое украшение — пектораль с изображениями скифов среди домашних животных в сценах доения овец и изготовления меховой одежды и многие другие. Эти творения греческих мастеров были выполнены специально для скифов. Особенно же многочисленна в этих курганах массовая продукция греческих мастерских в виде разнообразных золотых нашивных бляшек, ювелирных украшений, посуды и других вещей бытового и культового обихода. Эти вещи вытесняют произведения собственно скифского стиля, хотя порой в них видна попытка воспроизвести его без понимания существа скифского искусства, как, например, на электровой нащитной бляхе в виде лежащего оленя из Куль-Обы.
Собственно скифские художественные произведения представлены в этих курганах немногочисленными золотыми украшениями предметов вооружения да бронзовыми навершиями и частями конского снаряжения. В них наблюдается дальнейшее развитие отмеченных ещё для V века до н.э. орнаментальности и схематизма. Традиции скифского звериного стиля немного лучше сохраняются и в не столь богатых погребениях лесостепного Приднепровья, но и в них наблюдаются те же явления, которые с особой яркостью выступают в курганах степного Поднепровья, Крыма и Боспорского царства, распространившего свои владения на Прикубанье и даже на низовья Дона.
Наиболее интересные образцы орнаментального скифского стиля IV века до н.э. известны по находкам 1917 года в Елизаветинском кургане на Кубани. В Прикубанье же в курганах конца IV — начала III века до н.э., таких, как Карагодеуашх, появляются, кроме того, своеобразные формы литых конских украшений из бронзы, как бы выгнутых из толстой проволоки. Но такие же найдены и в Верхнеднепровском районе в Нижнем Поднепровье. Вообще произведения скифского искусства, происходящие из разных частей Южной России,
Фигурная бляха с частично вырезанным контуром двух звериных голов и орнамента.
Курган у с. Красный Кут.
Серебро, чекан гравировка. IV в. до н.э.
(Открыть илл. 93 в новом окне)
отличаются поразительным сходством между собой, что может свидетельствовать о существовании мастерских, работавших на широкий рынок. Такие мастерские могли быть в крупных городищах с постоянным населением, таких, как Каменское городище на Днепре напротив Никополя, где находилась ставка скифского царя и открыты следы ремесленного производства, и в поселениях в составе огромного Бельского городища, и в Елизаветинском городище на Кубани, и в других торгово-ремесленных центрах Северного Причерноморья. Возможно, что скифские мастерские существовали и в греческих городах на северном побережье Чёрного моря, игравших огромную роль в формировании и развитии скифской культуры.
Следует ещё отметить наличие в Северном Причерноморье, в особенности в Нижнем Приднепровье, украшений фракийского характера, то ли проникших туда из Подунавья, то ли сделанных по фракийским образцам. Они известны по находкам в курганах Огуз, Красный Кут, Александропольский и другие. Фракийский звериный стиль Западного Причерноморья и Средней Европы, распространённый до Восточной Германии (Феттерсфельде), по происхождению сходен, но с самого начала содержит в себе много элементов греко-ионийского характера. В своём развитии он обнаруживает большую зависимость от греческого искусства, что, впрочем, не лишает его, как и скифский стиль, самобытности и своеобразия. В своем развитии искусство этого стиля идёт по общему со скифским пути от реализма к орнаментальному схематизму. На позднейшем этане в него, как и в искусство Северного Причерноморья, проникают идущие с Востока наивно абстрактные формы идеалистического характера.
Скифские памятники Северного Причерноморья делятся в основном на три художественно стилистические группы. Одна состоит из греческих произведений, только внешне связанных с туземным миром. Кроме типичных греческих вещей (керамики, металлических сосудов, ювелирных изделий и т.п.), широким потоком вливавшихся в быт скифской аристократии, в греческих колониях возникло производство предметов скифских форм, но с греческими мотивами украшений или со скифскими сюжетами, но в греческой трактовке. Клас-
Бляха в виде фигуры оленя, лежащего с повёрнутой головой.
Курган №4 в группе «Семь братьев».
Бронза, литьё. Середина V в. до н.э.
(Открыть илл. 94 в новом окне)
сические скифские курганы IV века до н.э. Солоха, Чертомлык, Куль-Оба, Большая Близница и другие в изобилии представляют этого рода изделия, в ряде случаев весьма высокого художественного качества. Вторую группу образуют произведения того же рода, что и первую, но, выполненные в греко-персидском стиле, сложившемся на почве Азии в результате взаимодействия персидского и греческого искусства. В Северное Причерноморье он был занесён малоазиатскими греками и хорошо привился, в особенности в городах Боспора, так как оказался созвучным собственно скифскому искусству. Этот стиль отличается графичностью и орнаментальным схематизмом. Третья, собственно скифская группа рано определилась в своих стилистических особенностях, но тесно связана со второй и вобрала в состав своих сюжетов и форм немало греческих элементов.
Реальный образ животного, составляющий главное содержание скифского искусства, со времени возникновения этого искусства разрабатывался декоративно, и в связи с этим сначала отдельные его части, а затем и все изображения получают орнаментальную трактовку и превращаются в линейно-плоскостные схемы, в которых орнаментальные мотивы доминируют над изобразительными. В конце концов в этом искусстве распространяются формы, в которых трудно, а иногда и невозможно распознать их реальную основу. Таковы, например, изображения рогов на псалиях и уздечных бляхах из Семибратних и Елизаветинских курганов IV века до н.э., или фигуры, в основе которых лежат стилизованные изображения ног или лап животного, или же орнаментальные формы, образованные на основе головы или фигуры птицы.
Развитие скифского искусства в Северном Причерноморье распадается на два периода. Первый из них охватывает VI-V века до н.э. и характеризуется соединением реалистического образа, трактованного в объёмно-живописных формах, с элементами орнаментальной декоративности. Второй, относящийся к IV веку до н.э., отличается графической схематизацией изображений, превращением их в линейный орнамент. В соответствии с этим изображения становятся плоскими, а детали обозначаются резными линиями. Наряду с этими двумя основными периодами можно было бы выделить ещё один промежуточный, сравнительно ко-
Ажурная пластина в виде профильной птицы.
Курган №3 в группе «Семь братьев».
Бронза, литьё. IV в. до н.э.
(Открыть илл. 95 в новом окне)
роткий, падающий на вторую половину V века до н.э., когда признаки, характерные для первого и второго периодов, сочетаются между собой и когда в скифское искусство проникают многие греческие мотивы. Именно в это время, несмотря на сохранение значительной прежней живости и выразительности, получают развитие нереалистические элементы, а сравнительно редкие до этого случаи зооморфных превращений отдельных частей животных становятся обычным явлением. Более того, эти части обособляются в самостоятельные мотивы. Наряду с отдельными изображениями голов и копыт, хорошо известными и на ранних этапах, широко распространяются украшения в виде других частей животных: ног, лап, рогов, уха, что, между прочим, связано с распадением образов, в целом виде представленных ритуальными пазырыкскими масками из войлока, кожи и дерева (Алтай), предназначенными для украшения лошадей, изображающими различных животных, вовсе неизвестных в Северном Причерноморье.
Тем не менее именно такие маски с изображением головы и передней части животного на конской морде, а лап или задних ног в виде фигурных лопастей, свешивающихся по её сторонам, послужили основой для возникновения металлических налобных и нащёчных уздечных блях, первые из которых имеют форму скульптурной головки животного или птицы, а вторые — его ног или лап, а ещё чаще — стилизованных ушей, тоже являющихся одним из элементов конских масок, в виде чехлов, надевавшихся на лошадиные уши.
По всей вероятности, сделанные из войлока, кожи и дерева конские маски не были особенностью одного Алтая, но в других местах скифской культуры, где в могилах не образовывалось вечной мерзлоты, не могли сохраниться из-за недолговечности применявшихся для них материалов. Связанное с этими масками и заменяющими их металлическими уздечными украшениями противоестественное расчленение образа животного способствовало усилению орнаментальной тенденции в скифском искусстве и дальнейшей стилизации его мотивов. Можно заметить, что чем меньше реалистических черт сохранялось в этом искусстве, тем с большей свободой они сочетаются между собой и тем в большем числе в него включаются греческие элементы. В дополнение к полученному с
Навершие с фигурой крылатой богини.
Луговая могила, Александрополь.
Бронза, литьё, гравировка. Конец IV — начало III в. до н.э.
(Открыть илл. 96 в новом окне)
Востока грифону в скифском искусстве распространяются греческие варианты этого мотива, а также сфинксы и другие того же рода мифологические образы. Возникают и собственные фантастические изображения, вроде хищника с оленьими рогами. Всё шире и шире внедряются греческие растительные мотивы — пальметка, розетка, вьющаяся лоза и другие. Скифское искусство утрачивает значительную долю своей самостоятельности и оттесняется продукцией греческих ремесленных мастерских.
Принято думать, что для скифского искусства характерны композиции борьбы зверей. Однако в действительности такого рода изображений в скифском искусстве очень мало, и они весьма примитивны по построению. Они появляются в памятниках восточного происхождения, но не прививаются в собственно скифском искусстве, а распространены в произведениях греческого и греко-персидского стиля, предназначенных для скифского обихода. Начиная с V века до н.э. этого рода композиции в большом числе представлены в сибирском искусстве, где они восходят к персо-ахеменидским образцам. В скифском же искусстве Северного Причерноморья сцены борьбы зверей не получили развития, вероятно, потому, что они были вытеснены соответствующими греческими и греко-персидскими изображениями, которые занимали в инвентаре богатых скифских погребений господствующее положение.
Особую категорию скифских памятников искусства составляют монументальные скульптурные изображения, так называемые каменные бабы, хотя они, как правило, изображают мужчину-воина, в ряде случаев с признаками этого пола и всегда с типичным скифским оружием. Судя по формам оружия, эти скульптуры появляются не позже конца VI века до н.э. Они по большей части уплощённые, стелообразные и слабо расчленённые. Выделены только углублёнными контурными линиями безбородая голова с едва намеченным лицом, на котором даны всё же усы, руки с рогом-ритоном, гривна на шее и предметы вооружения, висящие на поясе. Имеются немногочисленные скульптуры с более детализированной разделкой — с объёмно выделенными руками и рельефными изображениями лица и других частей тела, одежды и вооружения, в частности с разделёнными углубле-
Бляха в виде двух геральдических зверей.
Станица Елизаветинская.
Бронза, литьё, гравировка. IV в. до н.э.
(Открыть илл. 97 в новом окне)
нием ногами. Эти скульптуры встречаются от Кубани до Дуная и, по-видимому, связаны с курганами, на которых они иногда и находятся. Однако древнейшие из них, с обнажённым фалом, едва ли были памятниками, воздвигнутыми в честь погребённых.
Скорее всего, в них воплощён образ предка, того первочеловека Таргитая, который считался родоначальником скифов и которого греки отождествляли со своим полубогом Гераклом. В дальнейшем, возможно, это были и статуи героя-царя.
Культ предка-родоначальника в скифской религии сочетался с почитанием космических мужских божеств (какой, например, представлен в окружении птиц и зверей на бронзовом навершии из Днепропетровщины) и конкурировал с поклонением божествам женского рода, но сформировался он, по всей вероятности, сравнительно поздно. Антропоморфные божества в скифской религии получили развитие только под греческим влиянием и вобрали в себя многие формы греческого происхождения. Почитание огня в виде домашнего очага и сил природы составляло основное содержание народной скифской религии, получившей наиболее яркое выражение в воплощавших эти силы изображениях животных — в зверином стиле скифского искусства.
Оттеснённые наступающими с востока — из-за Дона — сарматами, скифы в III веке до н.э. теряют бо́льшую часть своих владений и сосредотачиваются в степях Низового Днепра и Крыма. Столицей их становится Неаполис возле Симферополя. Однако именно в это время скифские цари пытаются распространить свою власть на греческие города Северного Причерноморья, вероятно, с целью возместить свои потери на другой территории и завладеть контролем над торговлей, а следовательно, и доходами греческих городов. Во II веке до н.э. натиск скифов на греческие города становится настолько сильным, что последние уже не в состоянии откупаться от возросших претензий своих соседей и вынуждены искать помощи у малоазиатского Понтийского царства, а затем вместе с ним попадают под власть Рима. Только с помощью Понтийского царства и Рима греческим городам Северного Причерноморья удаётся отразить скифов, культура которых к этому времени приобретает сарматский облик.
Бляшка в виде стилизованных звериных головок.
|
Ажурная бляха с изображением двух пар звериных головок.
|
Пятирогое навершие с фигурой нагого бога с птицами. Лысая гора. Бронза, литьё. IV в. до н.э.
(Открыть илл. 100 в новом окне)
Бляха в виде бегущего рогатого зверя. Станица Елизаветинская. Бронза, литьё, гравировка. IV в. до н.э.
(Открыть илл. 101 в новом окне)
Родственные скифам сарматы, занимавшие степи по Дону и дальше на восток, сравнительно поздно выступают на арену истории. Первое время (VI-V вв. до н.э.) их искусство существенным образом не отличается от скифского, за исключением разве раннего появления в нём образа волка, по-видимому, пользовавшегося особым почитанием у этого народа. Позже в сарматском искусстве, как и у кочевников Южной Сибири, преобладающее положение занимают сюжеты и формы среднеазиатского происхождения, тем более что в Северное Причерноморье вторгались одна за другой волны среднеазиатских (казахстанских) кочевников. Так же как в Южной Сибири, в сарматском искусстве распространяются вставки из цветных камней, главным образом бирюзы, которые с течением времени подавляют, а затем и вытесняют изобразительные сюжеты. Но в период встречи со скифами сарматы ещё изображали отдельных животных и сцены борьбы между ними. Так же как и у скифов, крупную роль в развитии искусства сарматов играли северочерноморские греческие города, в особенности Пантикапей (Боспор) на Керченском проливе. Лучшие образцы сарматского инкрустационного стиля, такие, как найденные в составе так называемого Новочеркасского клада (курган Хохлач), создавались в мастерских этих городов. В дальнейшем в сарматском искусстве преобладающее положение занимают геометрические формы, вместе с цветными инкрустациями характеризующие стиль, господствующий в эпоху великого переселения народов.
Краткая библиография. ^
Артамонов М.И., К предыстории скифо-сибирского звериного стиля. — «Melanges offerts а́ К. Michalowski», Warszawa, 1960 [1966].
Артамонов M.И., К вопросу о происхождении скифского искусства». — «Omagiu lui George Oprescu», Bucureşti, 1961.
Артамонов М.И., Происхождение скифского искусства. — «Советская археология», 1968, №4.
Артамонов М.И., Сокровища скифских курганов, Прага, 1966.
Белявский В.А., Война Вавилона за независимость (627-605 гг. до н.э.) и гегемония скифов в Передней Азии. — «Исследования по истории стран Востока», Л., 1964.
Брашинский И.Б., Сокровища скифских царей, М., 1967.
Погребова Н.Н. К вопросу о скифском зверином стиле. — «Краткие сообщения Института истории материальной культуры», вып. XXXIV, М., 1950.
Ростовцев М.И., Эллинство и иранство на юге России, Пг., 1918.
Ростовцев М.И., Скифия и Боспор, Л., 1925.
Смирнов А.П., Скифы, М., 1966.
Смирнов К.Ф., Савроматы, М., 1964.
Смирнов К.Ф., Северский курган, [/ Тр.ГИМ. Памятники культуры. Вып. XI.] М., 1953.
Шульц П.Н., Скифские изваяния Причерноморья. — «Античное общество», М., 1967.
Эдинг Д.Н., Резная скульптура Урала. Из истории звериного стиля. — «Труды Государственного Исторического музея», вып. 10, М., 1940.
Amandry P., L’art scythe archaïque. — «Archäologischer Anzeiger», 1965. N4.
Barnett K.D., The Treasure of Ziwiye. — «Iraq», XVIII, 2, 1956.
Borovka G., Scythian Art., London. 1928.
Filow B., Denkmäler der thrakischen Kunst. — «Mitteil. d. Romischen — Deutschen Arch. Inst» Abt. XXXII, 1917.
Ghirshman R., Perse. Protoiraniens, Medes et Achemenides, Paris, 1964.
Godard A., Le trésor de Ziwiye (Kurdistan), Haarlem, 1950.
Jettmar K., Die frühen Steppenvölker. Der eurasiatische Tierstil, Entstehung und sozialer Hintergrund «Kunst der Welt», Baden-Baden, 1964.
Minns E.H., Scythians and Greeks, Cambridge, 1913.
Potratz J., Die Scythen und Vorderasien. — «Orientalia», 28, Roma, 1959.
Potratz J., Die Scythen in Südrußland, Basel, 1963.
Rostovtseff M., The animal style in South Russia and China. Leipzig — London, 1929.
Schefold K., Der skythische Tierstil in Südrussland. «Eurasia Septentrionalis Antiqua», XII, 1938.
Talbot Rice T., The Scythians, London, 1957.