Д.Г. Савинов
Тува раннескифского времени
«на перекрёстке» культурных традиций
(алды-бельская культура).
В отечественной археологической литературе сложились две основные концепции культурогенеза скифского времени в Туве — монокультурности и поликультурности. Авторы первой из них исходят из идеи непрерывного поэтапного развития — от VII до III вв. до н.э. включительно — одной археологической культуры, названной уюкской (Кызласов, 1958, с. 75-89, табл. 2; 1979, с. 32-78, табл. 2; Маннай-оол, 1970) или казылганской (Вайнштейн, 1958, с. 230-232, табл. 4; 1966), наиболее ярким примером подобного развития культуры служила тагарская культура бассейна Среднего Енисея. Однако, необходимо сразу отметить, что условия культурогенеза в этих двух областях были различными: изолированное положение Минусинской котловины значительно больше способствовало гомогенному развитию культуры, чем это можно предполагать для открытых в сторону Центральной Азии горностепных районов Тувы. Вторая концепция — поликультурности — была разработана А.Д. Грачом, выделившим в Туве ряд последовательно сменяющихся культур — алды-бельскую, саглынскую, улуг-хемскую (Грач, 1971; 1975; 1980, с. 22-38, табл. 1). После открытия кургана Аржан М.П. Грязнов предложил «назвать эту культуру аржанской, или, осторожнее, аржанским этапом культуры ранних кочевников Тувы» (Грязнов, 1980, с. 52), занявшим начальное положение в ряду последующих культурных образований на территории Тувы.
В настоящее время очевидно, что в определении памятников V-III вв. до н.э., кроме разницы в названиях, между исследователями нет существенных расхождений, поскольку, как правильно отметил А.П. Окладников, «речь идёт о памятниках одного типа, об одной и той же в принципе культуре» (Окладников, 1980, с. 12). Что касается раннескифского времени, то здесь расхождения не только формальны, но и существенны, так как остаются дискуссионными как определение начала этого периода, так и само содержание имеющихся дефиниций. Ещё в 1975 г. нами было высказано предположение, что «за майэмирским этапом культуры ранних кочевников Алтая и Казахстана (к которому относились и памятники раннескифского времени Тувы — Д.С.). по-видимому, кроется этнокультурная общность огромного исторического значения, отличавшаяся значительно более тесными внутренними связями по всей территории своего распространения, нежели участием в сложении последующих культур в отдельных регионах Азии» (Савинов, 1975, с. 49). Такая постановка вопроса заставляла обратить особое внимание при изучении данного периода на характер, в первую очередь, «горизонтальных», а не «вертикальных» связей. Показательно также определение места кургана Аржан, который рассматривается
(76/77)
или как изолированно стоящий памятник, предшествующий алды-бельской культуре или 1 этапу уюкской культуры IX-VIII вв. до н.э. (Грязнов, 1980, с. 54; 1983, с. 16); или как курган «аристократического рода» 1 этапа уюкской культуры, середина VII в. до н.э. (Кызласов, 1977, с. 83-84); или как «царский курган» алды-бельской культуры, VIII-VII вв. до н.э. (Грач, 1980, с. 26-27), что с исторической точки зрения далеко не однозначно.
В этих условиях на современном этапе изучения значительно большее значение приобретает не формальное выделение той или иной археологической культуры, а определение единства и множественности культурных традиций, проявившихся в группе хронологически близких памятников, и передача (или трансляция) их от одной культурной общности — к другой. По своему происхождению эти трансляции могут быть как «внутренними», т.е. передаваемыми в родственной среде на одной территории от одного этапа развития культуры к другому, так и «внешними», характеризующими культурные, а в ряде случаев культурно-генетические, связи на одном хронологическом срезе в широком культурно-организованном пространстве. С этих позиций ниже рассматриваются материалы алды-бельской культуры раннескифского времени в Туве, одновременные и хронологически следующие за материалами знаменитого кургана Аржан (об анализе Аржана и памятников аржанского типа с этой точки зрения см.: Савинов, 1992).
Памятники алды-бельской культуры, синхронные майэмирскому этапу ранних кочевников Горного Алтая и тасмолинской культуре Казахстана, были выделены А.Д. Грачом по материалам нескольких могильников, раскопанных им (Алды-Бель 1; Куйлуг-Хем 1; Хемчик-Бом 3, 5) и И.У. Самбу (Ортаа-Хем 1-3; Чинге 1, 2; Темир-Суг 1, 2) на правобережье Енисея в Центральной Туве (Грач, 1969, с. 47; 1971, с. 96-97; 1975; 1979; 1980, с. 24-30; 1983, с. 246-248; 1983а). Другими исследователями было отмечено, что эти памятники «локализованы преимущественно на небольшой территории, лежащей у восточной окраины Центральной котловины Тувы» и высказывалось сомнение в обоснованности выделения их в качестве самостоятельной археологической культуры (Мандельштам, Стамбульник, 1980, с.47). Однако, исследования последующих лег не только удвоили количество подобных памятников (А.Д. Грач оперировал материалами 14 могильников; в настоящее время их известно около 30), но и значительно расширили географию их распространения. Открыта новая серия погребений как по правому берегу, южнее Уюкского хребта (могильники Бедиг-Хорум, Суглуг-Хем, Сарыг-Булун и др.), так и на левобережной части Енисея (Торгалык 1); а также на Хемчике (Усть-Хадданых 1), в высокогорной Усинской долине внутри Западных Саян (Баданка 4), в глубине Саянского каньона Енисея (Кулевуюк, Хем-Терек, Хадданых и др.). К ним примыкают типологически близкие погребения, раскопанные М.Х. Маннай-оолом в различных районах Тувы и отнесённые им к Первому этапу уюкской культуры (Бош-Даг, кург. 1; курган на р. Хут; Дён-Терек и др.). Несмотря на некоторые различия между отдельными памятниками, отражающими, скорее всего, их местные осо-
(77/78)
бенности, существование алды-бельской культуры в настоящее время не вызывает сомнения.
Обобщённое описание памятников развитой алды-бельской культуры дано А.Д. Грачом. Для них характерны: округлые или подовальные курганы из валунов или обломков горных пород с крепидой в основании из более крупных камней, размером в среднем от 8 до 12 м и высотой до 1 м. Часто встречаются попарно (реже по три) расположенные курганы, вплотную примыкающие друг к другу по оси север — юг. На площади кургана находится несколько погребений (от 1 до 7 и более); причём, центральное погребение, как правило, сделано в каменном ящике из массивных плит, а остальные, принадлежащие людям младших возрастных категорий, подросткам и детям, располагаются дугой вокруг него, преимущественно с южной, западной или северной стороны. Детские захоронения иногда вынесены за пределы крепиды. «Окружающие» погребения сделаны в каменных ящиках меньших размеров, вкопанных на высоту стенок, или в деревянных срубах. Срубы в 2-3 венца, прямоугольной формы с продольным или поперечным покрытием из расколотых вдоль плах. Встречаются отдельные погребения в колодах. Перекрытия могильных ям состоят из горизонтально положенных каменных плит. Глубина захоронений — от 0,5 до 1,5 м. Разные виды внутримогильных сооружений (срубы, каменные ящики и колоды) сочетаются в пределах одного комплекса. Захоронения чаще всего одиночные. Положение погребённых в центральных захоронениях — головой на запад, в остальных, соответственно планиграфии кургана, с отклонениями на север, северо-запад. Характерная черта погребального обряда — помещение вблизи уровня древней поверхности, у края могильных ям центральных захоронений, предметов конской упряжи; однако, сопроводительных конских захоронений, как правило, нет.
Комплекс сопроводительного инвентаря включает: из предметов, связанных с человеком — зеркала с бортиком, кинжалы с почковидными гардами, каменные оселки, шилья с шляпковидными навершиями, роговые гребни, украшения из бирюзы и сердолика; из предметов, связанных с конём — удила со стремявидными окончаниями звеньев и «у»-видными псалиями, украшенные «копытовидными» знаками. Для произведений искусства характерны изображения животных в позе «на цыпочках» и композиции из взаимосвязанных фигур, образно названные А.Д. Грачом «загадочными картинками». Этот перечень признаков (по А.Д. Грачу) «не представляется окончательным и в будущем может быть дополнен и расширен» (Грач, 1980, с. 24-26, 121-131; прилож. 2, рис. 74-88, 93-110). Так, к числу характерных для алды-бельской культуры предметов можно отнести серьги с подвеской раструбом, гладкие или украшенные зернью; золотые серповидные нагрудные украшения — пекторали; пояса с напускными бронзовыми бляхами, украшенными растительными мотивами или зооморфными изображениями, с фигурными пластинчатыми застёжками.
Рассматривая Аржан как «царский» курган алды-бельской культуры, А.Д. Грач выделил ряд объединяющих их элементов: многоакт-
(78/79)
ные одиночные захоронения; группировка их вокруг центрального погребения с южной, западной и северной сторон; положение и ориентировка погребённых; наличие крепиды. Как будет показано ниже, количество этих совпадений, особенно для ранних алды-бельских погребений, может быть увеличено. «Отличие Аржана от погребений среднего слоя алды-бельской культуры свидетельствует, — как считал А.Д. Грач, — об интенсивных и далеко зашедших процессах социальной дифференциации общества» (Грач, 1980, с. 26-27).
Поскольку материалы алды-бельской культуры ещё недостаточно введены в научный оборот, уместно привести некоторые данные по раскопкам других памятников, не вошедших или только частично использованных в работе А.Д. Грача.
На могильнике Бош-Даг в 1964 г. М.Х. Маннай-оолом было раскопано несколько курганов, из которых курган 1 уже привлекал к себе внимание исследователей, как один из первых известных тогда комплексов раннескифского времени Тувы (Маннай-оол, 1970, с. 81-82; Членова, 1966, с. 47-49, рис.14, 1-5). Однако, не было отмечено, что на площади кургана с юго-западной и северо-восточной сторон было вкопано несколько радиально расположенных плиток. В кургане 4 того же могильника вертикальные плитки были установлены в виде «радиусов» длиной 1,5-2,5 м (общее количество «радиусов» — около 20) в периферийной части кургана, в то время как середина его оставалась свободной. В насыпи кургана найдены бронзовый котёл и каменный оселок, а на уровне древней поверхности — скопление керамики, в том числе развал глиняного плоскодонного сосуда баночной формы с валиком на венчике. Всего в кургане находилось 4 погребения, преимущественно в северной его половине, в одном из которых, возможно, впускном (могила 4), найдены вещи, характерные для саглынской культуры. Несмотря на это, конструктивные особенности данного кургана свидетельствуют о принадлежности его, во всяком случае первоначально, к алды-бельской культуре. Аналогичный по планиграфии курган, но без радиальных перемычек, с четырьмя погребениями на площади, был раскопан М.Х. Маннай-оолом в 1968 г. на р. Хут и отнесён к VII-VI вв. до н.э. (Маннай-оол, 1969, с. 200).
В исследованном А.В. Виноградовым могильнике Усть-Хадданых 1, по всем характеристикам совпадающим с описанием А.Д. Грача, следует отметить обломки глиняных сосудов, найденные в развалах наземных сооружений, и отдельные вещи (костяное навершие в виде головки лошади, бронзовые наконечники стрел, массивный боевой чекан, наиболее близкие аржанским) (Виноградов, 1978; 1980, рис. 1).
Г.В. Длужневской отмечен ряд важных конструктивных элементов в наземных сооружениях алды-бельских курганов Саянского каньона: подквадратная форма ограды и двухслойная облицовка насыпи (Хем-Терек 3); крепида из вертикально поставленных блоков (Комбужан-Аксы), иногда уложенных в 2 ряда, шириной до 1 м (Шугур, Хем-Терек 3); каменные выкладки из обработанного камня над каждым захоронением с 3-4 слойными стенками, высотой 0,5-0,7 м, и горизонтально лежащие плиты, которыми была выложена площадь
(79/80)
кургана (Улуг- Бюк). По материалам двух курганов, раскопанных на могильнике Хадданых 2, ею произведена убедительная реконструкция первоначального вида наземных сооружений: на уровне древней поверхности выкладывался круг из массивных каменных блоков, внутри которого помещалось захоронение; вокруг, опираясь на блоки основания, по принципу ложного свода возводилась многослойная каменная стенка, завершающаяся крупным замковым камнем. В окончательном виде сооружение имело цилиндроконическую форму. В процессе разрушения, когда более тяжёлые замковые камни обрушивались вниз, высота стенок оказывалась выше, чем середина кургана, и все сооружение приобретало «блюдцеобразную» форму (Длужневская, 1977). Эта же особенность («блюдцеобразность») была характерна и для Аржана, хотя, конечно, масштабы этих памятников не сопоставимы.
Аналогичные наблюдения были сделаны при исследовании могильника Бедиг-Хорум (раск. Г.В. Длужневской и Д.Г. Савинова, 1981; 1983 г.г.): по периметру курганов возводились многослойные стенки; над каждым захоронением сооружались высокие (до 1,5 м) округлые каменные выкладки, типа каменных «башен», от развала которых образовывалась неровная, с западинами поверхность кургана. Разборка погребений с уровня этой поверхности, как бы изнутри каменных «башен», полностью подтвердила это наблюдение. Таким же путём, очевидно, проникали в наземные погребальные камеры и грабители, благодаря чему большинство погребений алды-бельской культуры оказались ограбленными. В ограды курганов на могильнике Бедиг-Хорум были включены вертикально стоящие камни, в том числе — один оленный камень. Погребения (от 1 до 6) находились в неглубоких грунтовых ямах, деревянных рамах, каменных ящиках или на уровне древней поверхности. Из найденных вещей следует отметить бронзовые удила с необычным крестовидным псалием и кинжал раннескифского типа (Длужневская, 1983; 1985).
Связь оленных камней с памятниками алды-бельской культуры наиболее отчётливо проявилась при раскопках группы курганов в Усинской долине, проведённых Н.А. Боковенко в 1984-1986 г.г., где оленные камни находились на поверхности или в насыпи курганов, а заменяющие их стелы — в специальных выкладках около курганов. «Характерной особенностью этой группы, — отмечает Н.А. Боковенко, — являются оленные камни и стелы, обнаруженные в каменных покрытиях могил и вертикально врытые за восточной стенкой ограды на расстоянии 1 м, либо в пристроенной индивидуальной ограде с восточной стороны основной ограды кургана» (Боковенко, 1987, с.46).
Ряд памятников алды-бельской культуры в Центральной Туве исследован Вл.А. Семёновым (Семёнов, Килуновская, 1990; Семёнов, 1993; 1993 а; и др.). Для всех них характерно нахождение нескольких погребений в одной ограде. Из других особенностей заслуживают внимания: характер «парных» курганов, где часть погребений находится в пристройке или за пределами ограды (Сарыг-Булун, кург. 1); оформление внешнего кольца из вертикально поставленных плит в виде кромлеха (Ангор-Хову, кург. 5; Суглуг-Хем, кург. 1); вымостка с вос-
(80/81)
точной стороны, где, возможно, находился оленный камень (Торгалык 1, кург. 2) или вкопанная на этом месте стела (Ангор-Хову, кург. 5); расположение «окружающих» захоронений по всей площади кургана (Баян-Кол, кург. 1); захоронения в двухступенчатых ямах, верхняя часть которых заполнена камнем, а в нижней помещается каменный ящик (Суглуг-Хем, кург. 1; Сарыг-Булун, кург. 1, мог. 3) или колода (Сарыг-Булун, кург. 1, мог. 5). Из предметов сопроводительного инвентаря, типичных для алды-бельской культуры, можно отметить серьги с подвеской-раструбом, украшенные зернью; золотые серповидные нагрудные украшения; ножи с кольчатым навершием и черешковые наконечники стрел; оселки; бирюзовые и сердоликовые бусы. В могильнике Суглуг-Хем, кург. 1 найден бронзовый проушный топор, аналогии которому в Туве неизвестны. Особенно впечатляющими оказались материалы могильника Сарыг-Булун, откуда происходят пояс с напускными бронзовыми бляхами; бронзовые чеканы со втоками, один с деревянной рукояткой длиной около 70 см; полностью сохранившийся деревянный лук; кожаный колчан с портупейным ремнём, в котором находились стрелы с окрашенными древками и др. Эти находки показывают значительно более высокий уровень развития алды-бельской культуры, чем это представлялось ранее.
В свете приведённых материалов приобретают значение некоторые особенности курганов, раскопанных А.Д. Грачом: пристройка у юго-восточного края кургана (Хемчик-Бом 3, кург. 1, 2); ограды из поставленных на ребро плит (Хемчик-Бом 3, кург. 2; Хемчик-Бом 5, кург. 1, 2); подпорная стенка, возвышающаяся над краем кургана (Куйлуг-Хем 1, кург. 16); вертикально вкопанный камень за пределами ограды (Хемчик-Бом 5, кург. 1, 2); сероглиняный сосуд баночной формы, найденный на уровне древней поверхности у края могильной ямы (Хемчик-Бом 5, кург.1, мог. 4); и др. (Грач, 1980, с. 122-124; 127-130).
По материалам раскопок перечисленных памятников, несмотря на фрагментарный характер имеющейся информации, чётко прослеживается то общее, что их объединяет и составляет суть погребального обряда алды-бельской культуры. Это — отношение к месту захоронения группы близких родственников как сакрализованному пространству, ограниченному стеной (чаще называемой «крепидой»), внутри которой последовательно и в отведённых для этого местах совершались индивидуальные (реже парные) погребения вблизи от уровня древней поверхности, доступные для общения с покойными. Следами этого общения являются кости животных и керамика, найденные на площади курганов, а посредниками между миром живых и мёртвых, вероятно, служили вертикально установленные стелы и оленные камни, одной из функций которых была передача регламентированных ритуалом ценностей умершим сородичам. Явно связаны с этим две другие, наиболее характерные особенности погребального обряда алды-бельцев — отсутствие керамики непосредственно в погребениях и обычай помещать часть сопроводительного инвентаря на краю могильных ям. По истечении определённого срока для необходимого цикла ритуальных действий и связанных с этим жертвоприношений, сакральное про-
(81/82)
странство «теряло» своё значение и площадь внутри ограды между надмогильными сооружениями закладывалась камнем.
Истоки подобных представлений и связанных с ними ритуальных действий уходят в эпоху поздней бронзы (Савинов, Бобров, 1989; Бобров, 1992). Они же самым тесным образом связывают алды-бельскую культуру с Аржаном и памятниками аржанского типа и показывают, что между ними, в отличие от более позднего времени, не происходило существенных изменений в иррациональной сфере представлений. Алды-бельские курганы по своей планировке как бы копируют центральную погребальную камеру в Аржане, а захоронения в колодах на площади Аржана сопоставимы с цепочкой алды-бельских курганов. Внутреннее деление площади кургана радиальными перемычками (Бош-Даг, кург. 1, 4), несомненно, восходит к херексурам типа Улуг-Хорума и иммитирует радиальное расположение камер с сопроводительными конскими захоронениями в кургане Аржан.
В памятниках VII-VI вв. до н.э. по всему поясу Евразийских степей аналогии отдельным элементам погребального обряда алды-бельской культуры достаточно обширны, но наиболее близкая параллель неожиданно обнаруживается в устройстве могильника того же времени Султан-гора 3 под Кисловодском, где была раскопана прямоугольная ограда из поставленных на ребро плит, забутованная глиной и мелким камнем. На площади, ограниченной оградой, находилось несколько погребений, в том числе в каменных ящиках, расположенных внутри каменных «башен». Внутреннее пространство ограды между могилами было вымощено массивными плитами. Реконструкция этого сооружения (Членова, 1984, рис. 1), сделанная независимо от приведённых данных по погребальному обряду алды-бельской культуры, ещё раз подтверждает их достоверность. О причинах подобного сходства между столь удалёнными друг от друга памятниками пока сказать что-либо трудно.
Вопрос о происхождении алды-бельской культуры ещё не ставился в литературе. На современном этапе изучения предварительно можно выделить два основных компонента, участвующих в её формировании: 1) выделяемый предположительно и связанный с наследием культуры эпохи бронзы; 2) чётко определяемый — аржанский. Влияние традиций эпохи бронзы сказалось, в первую очередь, в принципе размещения нескольких погребений в каменных ящиках в пределах одной ограды, характерном, например, для окуневской культуры (Максименков, 1980, табл. 3, 4 и др.; Вадецкая, 1986, табл. 3). В этой связи заслуживает внимания мнение А.М. Мандельштама о весьма длительном периоде существования погребений в каменных ящиках в Туве (Мандельштам, 1983, с. 8). Устройство каменных ящиков окуневской и алды-бельской культур в принципе одинаково. Характерная для окуневской культуры поза погребённых — на спине с поднятыми вверх коленями. Одно такое захоронение было раскопано И.У. Самбу (Ортаа-Хем 1, кург. 2). Под левой рукой погребённого здесь человека находился обломок бронзового ножа с отогнутой нижней частью лезвия, такого же, как в могильнике Бош-Даг, кург. 1 (Членова, 1966, рис.
(82/83)
14, 3). Учитывая установленное по стратиграфии и анализу керамики многослойной стоянки Тоора-Даш переживание окуневских традиций в Туве вплоть до раннескифского времени (Семёнов, 1984), предположение о том, что какая-то часть окуневцев могла принять участие в формировании алды-бельской культуры, вполне вероятно.
В эпоху поздней бронзы уходит обычай помещать часть сопроводительного инвентаря отдельно от погребённого, на краю могильных ям, а также практика установки над погребением или около него различного рода каменных стел. Отдельные наблюдения можно привести и относительно предметов сопроводительного инвентаря. Так, один из характерных предметов алды-бельской культуры — серповидные нагрудные украшения, изображения которых встречаются и на оленных камнях, были распространены ещё в карасукскую эпоху (Членова, 1972, рис.1). Тоже можно сказать относительно костяных гребней с циркульным орнаментом и серёг с подвеской-раструбом, которые раньше, правда, в несколько ином оформлении, делались цельнолитыми (Савинов, 1975а, рис. 2, 2). Эти совпадения ни в коей мере не являются доказательством генетической связи алды-бельской культуры с какой-либо из известных культур эпохи бронзы, а лишь ориентировочно показывают возможный круг аналогий, определяющих возможности поиска её субстратного основания.
Влияние аржанской культурной традиции проявилось в устройстве внутримогильных сооружений (захоронения в колодах и деревянных срубах), определённой роли конской упряжи в погребальном обряде, наборе предметов сопроводительного инвентаря (в первую очередь, ярко выраженной «скифской триаде») и в целом определило облик сложившейся алды-бельской культуры.
В настоящее время датировка памятников алды-бельской культуры устанавливается в пределах VII-VI вв. до н.э. по аналогиям с майэмирскими памятниками на Алтае (Грязнов, 1947); тасмолинскими в Казахстане (Кадырбаев, 1962; 1966); могильниками Тагискен (южный комплекс) и Уйгарак в Средней Азии (Толстов, Итина, 1966; Вишневская, Итина, 1971), которые соотносятся с алды-белем также, как на предыдущем этапе — Аржан с ранним комплексом Тагискена (Савинов, 1992, с. 108-109). Из них особенно близки между собой материалы алды-бельской и тасмолинской культур. В этом отношении показательно, что курганы «с усами», наиболее характерные для ранних кочевников Казахстана, известны и в Туве. Так, в могильнике Саглы-Бажи 1, гр. 2 дуговые выкладки — «усы», идущие от двух курганов скифского времени, перекрывали крепиду сооружений монгун-тайгинского типа (Грач, 1980, с. 119, вкладка 1). Вероятно, число таких примеров можно было бы увеличить. Интересно также, что каменные постройки со сферическими покрытиями на концах «усов» в Монументальном комплексе Джанайдер, по реконструкции А.М. Оразбаева (Оразбаев, 1969, рис. 1; 7), аналогичны наземным сооружениям алды-бельской культуры. Не исключено, что связи между алды-бельской и тасмолинской культурой могли носить и генетический характер.
Современное состояние источников позволяет в предваритель-
(83/84)
ном порядке выделить три этапа развития алды-бельской культуры; правда, определяя только их относительную, а не абсолютную хронологию.
Первый этап. Наиболее ранними в ряду алды-бельских памятников, очевидно, являются те, в которых сильнее отразились аржанские традиции. Это могильники Хадданых 2 с его цилиндроконическими сооружениями, реконструированными Г.В. Длужневской; и Усть-Хадданых 1, в котором найдены вещи, аналогичные аржанским (оба в бассейне р. Хемчик). Бесспорно ранними, как это уже установлено исследователями, являются погребения Бош-Даг, кург.1, о котором говорилось выше; и Зубовка, кург. 96 (Маннай-оол, 1964, с. 280; 1970, с. 81; Членова, 1966, с. 47; Кызласов, 1979, с. 40), хотя одиночный характер захоронений отличает их от алды-бельских. В зубовском кургане найден кинжал с валиковым навершием, оформленным таким же образом, как навершия кинжалов из Аржана. Два погребения в могильнике Бедиг-Хорум (кург. 5, 13) были совершены на уровне древней поверхности. Найденный в одном из погребений кинжал, а также удила с необычными крестовидными псалиями (кург.4) — несомненно ранние. Возможно, из курганов этого же времени происходит серия ножей, найденных при случайных обстоятельствах: с кольчатыми навершиями и оттянутым концом лезвия (Кызласов, 1979, рис. 30, 3-5); и с «аркой на кронштейне» (Грязнов, 1983, рис. 1, 16). Произведения изобразительного искусства раннего этапа алды-бельской культуры, как и аржанские, ещё несут в себе отпечаток реализма, характерного для искусства эпохи бронзы. Примером такого рода изображений может служить костяное навершие с головкой коня из могильника Усть-Хадданых 1 (Виноградов, 1980, рис. 1, 10). Эти погребения и материалы, происходящие в основном из северных районов Тувы, могут быть в какой-то части синхронны Аржану и, вероятно, принадлежат тому «среднему слою» населения, о котором писал А.Д. Грач.
Второй этап. Большинство известных памятников относится к развитой алды-бельской культуре и характеризуется всеми признаками, которые даны в обобщённом описании А.Д. Грача. Как уже отмечалось, они расположены на достаточно узкой территории, преимущественно по правому берегу Енисея — от устья Хемчика до долины Эйлиг-Хема (могильники Хемчик-Бом 3,5; Алды-Бель 1; Куйлуг-Хем 1; и др.). В качестве одного из достоверных индикаторов при выделении этой группы памятников можно принять наличие в составе сопроводительного инвентаря зеркал с бортиком ( по Т.М. Кузнецовой — «скифского типа») и, соответственно, взаимосвязанных с ними предметов. Зеркала с бортиком не были найдены ни в Аржане, ни в памятниках аржанского типа, ни в ранних алды-бельских погребениях. На определённом этапе, приблизительно с середины VII в. до н.э., они распространяются очень широко и представлены практически во всех ранне-кочевнических культурах и культурах, испытавших влияние кочевников — от Шаньцуньлина на востоке (Варёнов, 1985, рис. 3) до Келермеса на западе (Максимова, 1954, рис. 1). Позже сохраняются их вотивные повторения с низким, переходящим в закраины, бортиком; но
(84/85)
появляются и другие типы зеркал — с кнопкой на четырёх ножках и медалевидные. Из произведений изобразительного искусства этого этапа алды-бельской культуры наиболее выразительны роговые гребни, украшенные гравированными композициями с «загадочными картинками». Центральное место на них занимает крупная фигура копытного животного (горного козла, барана, дзерена), в которую «вписаны» более мелкие фигурки или отдельные изображения голов других зверей (Грач, 1980, рис. 110; 1980а; Самбу, 1980, рис. 1). В синхронных памятниках аналогии этим изображениям пока известны только в тасмолинской культуре Центрального Казахстана (Кадырбаев, 1966, рис. 62). Вероятно, к этому же времени относится бронзовый нож с навершием в виде присевшего кошачьего хищника и четырьмя фигурками стоящих «на цыпочках» оленей на рукояти, приобретённый С.А. Теплоуховым в с. Туран (Полторацкая, 1966, рис. 11, 8). По характеру расположения и особенностям стиля фигурки оленей на туранском ноже аналогичны рисункам на оленных камнях саяно-алтайского типа. Несколько таких же ножей с изображениями стоящих оленей, кабанов и козлов, выполненных в том же стиле, найдены в Минусинской котловине (Хлобыстина, 1974); в том числе в тагарском погребении V-IV вв. до н.э. (Трифонов, 1974, с. 226); причём, в последнем случае, судя по сохранности, его уже можно рассматривать в качестве «раритета». По времени своего распространения подобные рисунки одновременны зеркалам с бортиком, а на одном из алтайских зеркал (Грязнов, 1947, с. 11, рис. 4) совмещены на одном предмете. Из более западных аналогий можно привести фигурку стоящего «на цыпочках» оленя из могильника Уйгарак (Вишневская, 1973, табл. ХIV, 7), в нижней части которой нанесён «копытовидный» знак, характерный и для декоративного оформления предметов конской упряжи алды-бельской культуры.
Третий этап. Развитие алды-бельской культуры, по-видимому, происходило довольно быстрыми темпами. При раскопках могильника Бедиг-Хорум в долине Эйлиг-Хема, включающем более 150 разновременных сооружений, из которых раскопано 10 курганов алды-бельской культуры, удалось проследить, что составляющие их цепочки формировались постепенно, начиная от предгорной полосы, откуда происходят упомянутые выше ранние погребения, к средней части долины, где раскопаны курганы более позднего облика. Наиболее полно завершающий этап алды-бельской культуры представлен материалами раскопок Вл.А. Семёнова на правобережье Енисея, от Баян-кола до Ээрбека (могильники Баян-Кол, Суглуг-Хем, Сарыг-Булун и др.). Для них характерны: округлые ограды из валунов или вертикально поставленных плит диаметром до 20 м., иммитирующие «стену»; менее регулярный характер расположения погребений на площади кургана; более глубокие могильные ямы и преобладание срубов над каменными ящиками. Комплекс предметов сопроводительного инвентаря — алды-бельский, но встречаются и более поздние вещи — трёхлопастные черешковые наконечники стрел, зеркала с петелькой на обратной стороне, шилья с двухъярусными головками. Ни разу не обнаружены зеркала с бортиками и изображения в виде «загадочной картинки»; не
(85/86)
зафиксированы случаи нахождения предметов конской упряжи на краю могильных ям. Найденные в этих курганах зооморфные изображения близки раннесаглынским. В качестве примера можно привести фигурку горного козла, вырезанную из золотой фольги, с подогнутыми, но не сомкнутыми ногами из могильника Баян-Кол, курган 1. Погребения этого типа распространяются и на левобережье Енисея (Торгалык I, кург.2).
Очевидно, новые материалы внесут определённые коррективы в дальнейшую разработку вопроса об этапах развития алды-бельской культуры, позволят уточнить их датировку, конкретизировать направления и интенсивность культурных связей и, возможно расширят общие хронологические рамки её существования за счёт выявления как наиболее ранних, так и более поздних памятников.
Территория расселения племен алды-бельской культуры входила в ареал распространения оленных камней саяно-алтайского типа, включавший также соседние области Западной Монголии (Волков, 1981, табл. 31-34; 69-70; 92-94) и Горного Алтая (Кубарев, 1979, табл. III-Х). Они, несомненно, продолжают прежнюю аржанскую традицию, хотя чётко отделить аржанские камни от алды-бельских, также как разделить алды-бельские оленные камни соответственно предложенной периодизации, в настоящее время не представляется возможным. К алды-бельской культуре, в первую очередь, относятся те оленные камни, которые найдены около курганов и должны рассматриваться в комплексе вместе с ними; однако, на этих камнях пока не встречено изображений животных. Из числа оленных камней с изображением животных с наибольшей вероятностью можно назвать такие, как Уюк-Туран, Уюк-Аржан, Орзак-Аксы, Второй памятник с Элегеста и другие (Appelgren-Kivalo, 1931, табл. 33; Маннай-оол, 1968, табл. I, II; Грязнов, 1978, рис. 4; Килуновская, 1984, рис. 1, 3, 7), которые по композиции и стилистическим особенностям рисунков аналогичны изображениям на рукоятке ножа из с. Туран и его минусинских аналогах. В том же аржано-майэмирском стиле выполнены некоторые наскальные рисунки на скалах Енисея (Дэвлет, 1980; 1982, табл. 10, 11, 14, 18-20). Эти и другие подобные им изображения значительно расширяют круг представлений о сложившейся алды-бельской культуре.
Следует отметить, что, очевидно, роль оленных камней часто исполняли специально подобранные валуны и крупные гальки, повторяющие форму оленного камня. Такие вертикально установленные камни без рисунков зафиксированы в оградах на могильнике Бедиг-Хорум. Не исключено, что на них также имелись изображения, так как, по предположению М.П. Грязнова, первоначально рисунки на оленных камнях наносились краской (Грязнов, 1984), которая, естественно, могла не сохраниться. К числу наиболее поздних алды-бельских камней, скорее всего, можно отнести камни из Саглы-Бажи VI, на одном из которых изображена лошадь с подогнутыми, но не сомкнутыми ногами (Грач, 1980, рис. 54). Точно такое же изображение лошади встречено на одном оленном камне из Южного Алтая (Савинов, 1972, с. 286). Вполне вероятно, что эта группа оленных камней, достаточно
(86/87)
компактная в композиционном и стилистическом отношении, могла существовать в Туве и в раннесаглынское время.
Культурные связи населения алды-бельской культуры были обращены, в первую очередь, в сторону соседнего Горного Алтая. Как и в Туве, на Алтае в это время были распространены намогильные сооружения с крепидой в основании насыпи и индивидуальными захоронениями в каменных ящиках, пристроенных друг к другу в пределах одной ограды (Могильников, 1986, рис.1, 3, 7). Также широко использовались различного рода стелы и оленные камни (Кубарев, 1979). Среди памятников раннескифского времени на Алтае выделяются две группы погребений — группа «скорченников» и группа «вытянутых погребений» (Марсадолов, 1985, с. 11-12; 1987). Группа «скорченников» (захоронения на древней поверхности на левом боку, головой на север, северо-запад) наиболее близка тувинским погребениям. Как и в Туве, керамические сосуды не ставили в могилу с погребённым, а использовали при ритуальных действиях на площади курганов (Марсадолов, 1987а). В наборе предметов сопроводительного инвентаря, помимо общераспространённых типов удил и псалий, встречаются зеркала с бортиком (Могильников, 1986, рис. 5, 4); пояса с тонкими напускными бляхами (Сузараков [Суразаков], 1983, рис. 5); бронзовые проушные топоры, аналогичные найденному в могильнике Суглуг-Хем, кург. 1 в Центральной Туве (Абдулганеев, Кирюшин, Кадиков, 1982, рис. 6, 2, 3). Сопоставление этих и других материалов показывает, что, пользуясь периодизацией В.А. Могильникова (Могильников, 1986, с.48-50,53), можно провести синхронизацию памятников куртуского этапа и Аржана (VIII-VII вв. до н.э.), с одной стороны, и майэмирского этапа и алды-бельской культуры (VII-VI вв. до н.э.), с другой, что является важным свидетельством общности культурно-исторических процессов, происходивших в этой части Саяно-Алтайского нагорья.
Не менее важный вопрос — взаимоотношения алды-бельцев с коренным древним населением Тувы, которому принадлежат памятники монгун-тайгинского типа, оставленные, по мнению А.Д. Грача, «одной из самых больших этнических групп, обитавших в древности на территории Тувы» (Грач, 1966, с. 107). Случаи перекрывания алды-бельскими курганами монгун-тайгинских А.Д. Грач трактует как «своего рода символику победы и завоевания территории» (Грач, 1980, с. 61, 93). Думается, что это упрощённое объяснение, хотя алды-бельцы, несомненно, участвовали в военных действиях. Об этом, кроме находок предметов вооружения, свидетельствуют случаи, когда были найдены останки погребённых со следами ударов чеканом или застрявшими в костях наконечниками стрел (Виноградов, 1978, с. 217; Длужневская, 1978, с. 225). Вместе с тем, следует отметить не менее выразительные следы контактов между алды-бельцами и монгун-тайгинцами. На могильнике Бедиг-Хорум алды-бельские курганы не перекрывали, а были устроены попарно с монгун-тайгинскими (Длужневская, 1985, с. 201). Весьма своеобразное, очевидно, позднее погребение монгун-тайгинского типа раскопано рядом с алды-бельскими на могильнике Бош-Даг (кург. 3). Площадь кургана на уровне древней поверхности
(87/88)
была выложена крупными, хорошо подогнанными друг к другу каменными плитами. По[д] ними в неглубокой (23 см.) прямоугольной яме в два ряда были похоронены 8 человек в характерной «монгун-тайгинской позе» — на правом боку, слегка скорченно, с вытянутыми перед грудью руками, головой на северо-запад. Предметов сопроводительного инвентаря, как и в других погребениях монгун-тайгинского типа, не обнаружено. В особенностях этого захоронения отразились как черты, характерные для памятников монгун-тайгинского типа, так и алды-бельской культуры, что можно рассматривать как определённое свидетельство их взаимного влияния или, точнее, сохранения монгун-тайгинских традиций в период существования алды-бельской культуры.
История алды-бельских племен, как и многих других обществ Центральной Азии, ещё не написана. Приведённые материалы позволяют выявить основные компоненты алды-бельского культурного комплекса, проследить их связь с той или иной культурной традицией, передача или трансляция которых в значительной степени формировали облик алды-бельской культуры на разных этапах её развития. Можно предполагать, что в основе её сложения лежал процесс интеграции компонентов различных культур эпохи бронзы (окуневской? монгун-тайгинской?). Характер расположения известных в настоящее время памятников показывает, что какая-то группа алды-бельцев проникла в глубину Саянского каньона и долину р. Хемчик, а затем, очевидно, постепенно осваивала другие районы Центрально-Тувинской котловины. В VIII-VII вв.до н.э. они входили в состав аржанского племенного союза, под эгидой которого, скорее всего, произошло окончательное оформление алды-бельской культуры. Обращает на себя внимание, что основная территория расселения алды-бельцев, судя по известным в настоящее время памятникам, расположена к югу от Уюкского хребта, соединённого проходами с Турано-Уюкской котловиной, где находится курган Аржан. Таким образом, алды-бельцы, в отличие от других племён, вероятно, составляли ближайшее этническое окружение аржанцев, что наиболее ярко отразилось во всех проявлениях их культуры. Близкие отношения связывали алды-бельцев с племенами майэмирской культуры Горного Алтая и тасмолинской культуры Центрального Казахстана; причём, на определённом этапе они могли иметь и культурно-генетический характер. Включение алды-бельской культуры в круг других культур раннескифского времени, о чём наиболее красноречиво свидетельствуют оленные камни, привело к известной нивелировке алды-бельского культурного комплекса, хотя и на этом этапе развития образующие его компоненты достаточно узнаваемы. После падения аржанского племенного союза алды-бельцы сохраняли свою самостоятельность, но, очевидно, в силу особенностей их социальной организации, из их среды не выделилось элитарно-правящей прослойки типа аржанской династии. Население позднего этапа алды-бельской культуры какое-то время сосуществовало с раннесаглынскими племенами, после чего их следы теряются. Однако, вклад алды-бельцев в последующее развитие культуры скифского времени, особенно изобразительного искусства, оказался весьма значительным.
(88/89)
Такова приблизительная последовательность исторического развития племён алды-бельской культуры, восстанавливаемая по материалам «внутренних» и «внешних» трансляций.
Литература. ^
Абдулганеев М.Т., Кирюшин Ю.Ф. Кадиков Б.Х., 1982. Материалы эпохи бронзы из Горного Алтая // Археология и этнография [Алтая]. Барнаул.
Бобров В.В., 1992. К проблеме вертикально установленных объектов в погребениях эпохи бронзы Сибири и Казахстана // Северная Евразия от древности до средневековья (ТД к 90-летию М.П. Грязнова). СПб.
Боковенко Н.А., 1987. Новые памятники раннескифского времени в Западных Саянах // Задачи советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС (ТД Всссоюзн.конф.). М.
Варёнов А.В., 1985. Древнейшие зеркала Китая, отражающие этнокультурные контакты // Проблемы древних культур Сибири. Новосибирск.
Грач А.Д., 1971. Новые данные о древней истории Тувы // УЗ ТНИИЯЛИ, вып. XV, Кызыл.
Грач А.Д., 1979. Центральноазиатский регион скифо-сакского пояса степей // ТД Всесоюзной археологической конф. «Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства». Кемерово.
(89/90)
Грач А.Д., 1983а. Историко-культурная общность раннескифского времени в Центральной Туве // АСГЭ, вып. 23. Л.
Грязнов М.П., 1978. К вопросу о сложении культуры скифского типа в связи с открытием кургана Аржан // КСИА, вып. 154, М.
Длужневская Г.В., 1977. Некоторые особенности наземных сооружений курганов Саянского каньона р. Енисей (могильник Хадданых II) // СА, №3.
Дэвлет М.А., 1980. Изображения в скифо-сибирском зверином стиле на скалах Верхнего Енисея // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово.
Кадырбаев М.К., 1962. Новые материалы по истории ранних кочевников Казахстана // Изв. АН КазахССР, вып. I (18), сер. истории, археологии и этнографии. Алма-Ата.
Килуновская М.Е., 1984. Изображения оленя в скифское время в Туве // Проблемы истории Тувы. Кызыл.
Кызласов Л.Р., 1958. Этапы древней истории Тувы (в кратком изложении) // Вест. МГУ. истор.-филолог. серия, №4.
Кызласов Л.Р., 1977. Уюкский курган Аржан и вопрос о происхождении сакской культуры // СА, №2.
Максименков Г.А., 1980. Могильник Черновая VIII — эталонный памятник окуневской культуры. [// Памятники окуневской культуры.] Л.
Мандельштам A.M., 1983. О некоторых результатах новых архе-
(90/91)
Маннай-оол М.Х., 1964. Новые материалы скифского времени в Туве (по материалам археологических исследований ТНИИЯЛИ в 1962-1963 гг.) // УЗ ТНИИЯЛИ, вып. ХI, Кызыл.
Маннай-оол М.Х., 1968. Оленные камни Тувы // УЗ ТНИИЯЛИ, вып. 13, Кызыл.
Марсадолов Л.С., 1985. Хронология курганов Алтая (VIII-IV вв. до н.э.) // А.к.д., Л.
Марсадолов Л.С., 1987. Две группы памятников кочевников Алтая VIII-VII вв. до н.э. // Исторические чтения памяти М.П. Грязнова (ТД конференции). Омск.
Марсадолов Л.С., 1987а. Керамические сосуды в памятниках Горного Алтая VIII-VII вв. до н.э. // Проблемы археологии степной Евразии (ТД), ч. II, Кемерово.
Могильников В.А., 1986. Некоторые аспекты культурного развития Горного Алтая в раннем железном веке // Материалы по археологии Горного Алтая. Горно-Алтайск.
Савинов Д.Г., 1975а. Осинкинский могильник эпохи бронзы на Северном Алтае // Первобытная археология Сибири. Л.
Савинов Д.Г., 1992. Реконструкция погребального комплекса кургана Аржан. Его компоненты и аналогии // Северная Евразия от древности до средневековья (ТД конф. к 90-летию М.П. Грязнова). Л.
Савинов Д.Г., Бобров В.В., 1989. Курган как сакрализованное пространство в системе погребального обряда // Актуальные проблемы методики западносибирской археологии (ТД). Новосибирск.
(91/92)
каньоне // Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл.
Семёнов Вл.А., 1984. О двух этапах окуневской культуры в Туве // Проблемы истории Тувы. Кызыл.
Семёнов Вл.А., 1993. Погребения ранних кочевников в долине р. Торгалык (Тува) // КСИА, вып. 209.
Семёнов Вл.А., 1993а. Реконструкция скифского погребального костюма (по материалам раскопок в Туве) // Античная цивилизация и варварский мир. Материалы III-го археологического семинара, ч. II. Новочеркасск.
Семёнов Вл.А., Килуновская М.Е., 1990. Новые памятники раннего железного века в Туве // МАИКЦА, Инф. бюлл, вып. 17. М.
Хлобыстина М.Д., 1974. Многофигурные изображения в зверином стиле из Восточной Сибири // Древняя Сибирь, вып. 4. Новосибирск.
Членова Н.Л., 1966. Первые комплексы раннескифского времени из Тувы // КСИА, №107. М.
Членова Н.Л., 1972. Золото в карасукскую эпоху // СА, №4.
|