А.Д. Грач
Древние кочевники в центре Азии.
// М.: ГРВЛ. 1980. 256 с., вкладки.
Глава IX. Наскальные изображения.
Прошло почти столетие с тех пор, как А.В. Адрианов открыл на скалах Тувы древние художественные изображения. Открытия А.В. Адрианова были затем приумножены рядом поколений исследователей [Адрианов, 1886, с. 423-428, табл. IX, 15-23; Минцлов, 1916, с. 13; Каррутерс, 1914, с. 56-58; Granö, 1912; Богатырёв, 1942, с. 102-104; Евтюхова, Киселёв, 1949, с. 189; Грач, 1954, с. 156, 160-166, табл. I-IV; Грач, 1955а, с. 26-31, рис. 7-8; Грач, 1957, с. 385-428, табл. I-XXXII; Грач, 1958а, с. 339-384, табл. I-XIV; Грач, 1969б, с. 54-55; Грач, 1973б, с. 316-333; Грач, 1959, с. 121-124; Грач, 1978; Потапов Р.Л., 1957, с. 429-431; Потапов Р.Л., 1958, с. 385-389; Савинов, 1964, с. 139-145; Савинов, 1967, с. 69-70; Маннай-оол, 1964а, с. 31-33; Маннай-оол, 1964б, с. 34-37; Маннай-оол, 1967, с. 140-146; Маннай-оол, 1970б, с. 23-29; Вайнштейн, 1958, с. 226, 232, табл. I, IV, 138; Вайнштейн, 1974, с. 32-33, 46, 48-54, 78, рис. 23, 33-40; Членова, 1956, с. 45-63; Членова, 1958, с. 203-204; Кызласов, 1958а, с. 202-203; От редакции, 1958, с. 204-205; Дорж, 1962, с. 45-54; Шер, 1972; Шер, 1979]. Петроглифы были открыты не только в Центральной Туве; крупные их скопления были обнаружены в Овюре, Монгун-Тайге, Бай-Тайге и Кара-Холе.
Исследование петроглифов было одним из главных пунктов программы работ СТЭАН. Петроглифы были найдены и исследованы на скале Улуг-Хая (сектор Е-Х по единой карте археологических памятников зоны водохранилища Саяно-Шушенской ГЭС в Центральной Туве), в урочище Мугур-Саргол (сектор Ж-VII, кв. 1, 2), у места впадения в Енисей р. Чинге (секторы Ж-VII, кв. 2, 3-VII, кв. 16, 17, 21, 22, 23, 24), между устьями рек Беделиг и Чинге (сектор Ж-VII, кв. 5), на скале Бижиктиг-Хая (сектор З-VII, кв. 13), восточнее плато Алды-Бель (сектор Е-II, кв. 22), в отрогах хр. Аргалыкты (сектор Г-12, кв. 23), на горе Пош-Даг (сектор Д-VIII, кв. 19) и в некоторых других пунктах.
Наиболее сложными вопросами исследования наскальных изображений любой исторической эпохи, в том числе и петроглифов скифского времени, являются вопросы определения их хронологии и расшифровка семантики.
Как нам уже приходилось неоднократно отмечать, главным способом датировки наскальных изображений является сопоставление их с надёжно датированными предметами из археологических комплексов [Грач, 1657, с. 402-403; Грач, 1958а, с. 382; Грач, 1979в]. Изучение техники нанесения наскальных изображений — дело весьма важное, однако для определения времени наскальных изображений оно имеет подчинённое значение, так как в различные исторические эпохи технические приёмы зачастую были сходными. В Туве, к примеру, отбойно-выбойная техника характерна для большинства изображений скифского, древнетюркского и монгольского времени.
Для установления относительной хронологии очень важен тщательный учёт редких случаев перекрытия наскальных изображений петроглифами более поздней эпохи.
В изданных нами более 20 лет назад публикациях по петроглифам Тувы было выделено
всего два типа изображений, относящихся к скифскому времени [1]. Ныне получены возможности определения новых типов наскальных изображений этого исторического периода.
(85/86)
ИЗОБРАЖЕНИЯ ОЛЕНЕЙ, ГОРНЫХ КОЗЛОВ И ЛОСЕЙ С ПОДЖАТЫМИ НОГАМИ
И СОПУТСТВУЮЩИЕ ИМ ФИГУРЫ ^
Среди петроглифов Тувы и Монголии встречено значительное число изображений маралов, горных козлов, а также лосей, выполненных в одном из главных и определяющих канонов скифского звериного стиля — с подогнутыми ногами (рис. 114, 1).
Местонахождения Тувы, на которых встречены изображения этого типа, таковы: в Бай-Тайге — Чуруктуг-Кырлан (здесь же, на других плоскостях, представлены весьма обширные серии более поздних тамгообразных петроглифов типа «Чуруктуг-Кырлан», относящихся к древнетюркскому времени); в Овюре — пункты Овюр XII (объекты 32, 59) [Грач, 1958а, с. 1, табл. III, 2]; в Барун-Хемчике — пункт Чурук-Малдыг-Хая [Грач, 1957, табл. XIII, XVI]; в Монгун-Тайге — могильная группа Кыскаш, где обнаружен валун с высеченной на нём фигурой оленя [Грач, 1960б, с. 109, рис. 44]. В Монголии такие изображения обнаружены на скалах Ихэ-Алык [Боровка, 1927, с. 81-83, рис. 12, табл. VII, 2, VIII, 2] (здесь одно из изображений животных с подогнутыми ногами перекрыто тамгообразным знаком древнетюркского времени, являющимся идеограммой слова «баш») [2], найдены они и среди петроглифов Южногобийского аймака [Новгородова, 1971, рис. на с. 53].
Изображения оленей и других копытных животных с подогнутыми ногами чрезвычайно широко представлены в пределах ойкумены европейских культур скифского типа — от Венгрии до Одессы; они во множестве найдены и в азиатских пределах Великого пояса степей. Сведения об изображениях животных с подогнутыми ногами в скифском стиле, происхождении этих изображений и их распространении приводятся в ряде работ [Borovka, 1929; Schefold, 1938; Rostovzef, 1922; Ghirshman, 1950a; Ghirshman, 1950в; Ghirshman, 1961; Ghirshman, 1964; Рабинович, 1954; Иессен, 1954; Артамонов, 1966; Артамонов, 1973б; Лесков, 1972; Лесков, 1973; Черников, 1965; Теплоухов, 1927; Грязнов, 1968; Членова, 1962а; Мартынов, 1974].
Большую серию изображений этого типа можно видеть на оленных камнях Тувы, Монголии, Забайкалья [Appelgren-Kivalo, 1931, с. 67, рис. 331а, в; Радлов, 1892, табл. III, 7; Евтюхова, Киселёв, 1949, с. 121, рис. 49; Окладников, 1954, с. 207-220, рис. 1-3; Диков, 1958, с. 43-46, табл. XVIII; Членова, 1962б, с. 27-35; Волков, 1964, с. 59-65, рис. 10; Волков, 1967, с. 69-80, рис. 23, 24, 28, 29; Наваан, 1973, с. 12-13; Вяткина, 1959, с. 94, рис. 6; Сэр-Оджав, 1965, рис. 2, 6, 16; Сэр-Оджав, 1971, с. 12; Маннай-оол, 1968в, с. 139-140, табл. I-II; Маннай-оол, 1970, с. 24-32, рис. 2; Вайнштейн, 1974, рис. 17-32, рис. 19-22; Dorjsuren, Navan, 1967, рис. 56; Грач, 1961, с. 39-40, рис. 68, табл. II, 35 (оленный камень скифского времени, использованный для изготовления изваяния древнетюркского времени)]. Изображение лошади с поджатыми ногами встречено на оленном камне в пределах могильника Саглы-Бажи VI; изображения животных с поджатыми ногами были найдены как в курганах алды-бельской культуры, так и в камерах-срубах саглынской культуры в Туве: фигуры, выполненные в этом каноне, как уже указывалось в гл. VIII, имеются на художественно оформленных гребнях (могильники Хемчик-Бом III и Чинге II), на известных резных роговых пластинах из могильника Саглы-Бажи II, встречаются такие изображения и среди художественных бронз (могильник Казылган).
Пока нельзя с уверенностью отождествлять петроглифы, выполненные в этом каноне, с какой-либо конкретной культурой или узким периодом скифского времени, однако принадлежность их к VIII-III вв. до н. э. сомнений не вызывает.
Наскальным изображениям животных с поджатыми ногами часто сопутствуют петроглифы, изображающие стоящих или идущих животных, явно одновременные фигурам животных с подогнутыми ногами. Синхронность безусловно подтверждается совпадением стилистической трактовки изображений. Так, трактовка шеи, головы и туловища фигуры лосихи с поджатыми ногами, изображенной на скале Чурук-Малдыг-Хая, совершенно аналогична трактовке тех же частей находящейся ниже её фигуры идущего животного, что не оставляет сомнений в синхронности обоих изображений. На этой же плоскости имеется большая группа фигур, совпадающая по указанным признакам с упомянутыми двумя изображениями (например, изображения марала и маралухи в позе, предшествующей спариванию).
ИЗОБРАЖЕНИЯ ГОРНЫХ КОЗЛОВ И МАРАЛОВ В ПОЗЕ ВНЕЗАПНОЙ ОСТАНОВКИ ^
Среди петроглифов Тувы обнаружены фигуры животных, изображенных в позе, весьма специфичной для искусства скифского времени Евразии: животные показаны как бы затормо-
(86/87)
женными после стремительного бега (рис. 114, 2, 3). Характерной особенностью стилистической трактовки является чуть поднятый вверх круп — вся поза создает впечатление, будто животное остановилось на горном склоне. Изображения этого типа, будучи объединяемы чертами несомненной стилистической общности, делятся тем не менее на ряд вариантов, включая, к примеру, фигуры в полный профиль и фигуры с показом всех четырех ног.
Петроглифы указанного типа встречены в пунктах Овюр II (объекты 1, 6), Овюр IV, IX, XII (объекты 1, 15, 23, 28, 32), Овюр XIV (объекты 7, 10) [Грач, 1958, с. 354-356, 359-361, 364, 368, 370-373, 378-379, табл. XXVI, XXVII, XXXIII, XXXVIII, 1, XLIV, 2, XLVIII, 1, 6, LVII]. Подобные изображения представлены и среди петроглифов Монголии (Убур-Хангайский, Хентейский, Убса-Нурский аймаки, Монгольский Алтай) [Волков, 1967, рис. 33; Монгол нутагдахь ханды бичээс гэрэлт хвшенийн зуйл, 1968, рис. на с. 4]. Они часто встречаются на оленных камнях Монголии, Тувы и Забайкалья [Потанин, 1881, табл. X V; Appelgren-Kivalo, 1931, рис. 331, а, b; Окладников, 1954, рис. 3; Диков, 1958, табл. XVI, 9, 13; Членова, 1962, рис. 6, 1, 2; Волков, 1967, рис. 22, 23, 25, 29; Сэр-Оджав, 1965, рис. 2, 6-7; Евтюхова, Киселёв, 1949, рис. 49, 2-2; Маннай-оол, 1970б, рис. 2; Грязнов, Маннай-оол, 1974б, с. 195, рис. на с. 194], представлены они также на рукояти замечательного ножа, приобретённого в своё время С.А. Теплоуховым в Туране (Пий-Хемский район; хранится в Эрмитаже, колл. № 5130-2; см.: [Полторацкая, 1966, рис. 11, 8]) и на известном зеркале из кургана в Майэмирской степи [Грязнов, 1947, с. 10, рис. 4, 10-12]. Такие же изображения найдены в Минусинской котловине [Артамонов, 1973б, рис. 142-146; Киселёв, 1951, табл. XX, 13; Вадецкая, 1975, рис. 6], в Ордосе [Артамонов, 19736, рис. 164], в Чиликты (здесь в позе внезапной останов ки изображены кабаны) [Черников, 1965, рис. 164], в Уйгараке (курган 41) [Вишневская, 1973, табл. XXVIII, 14].
Предметные аналогии дают основания отнести петроглифы, изображающие животных в позе внезапной остановки, к раннескифскому времени и соответственно датировать их эпохой бытования в Центральной Азии алды-бельской культуры. Некоторые из этих изображений, возможно, относятся и к V-III вв. до н. э., так как есть отдельные находки, говорящие о наличии предметных изображений животных в данной позе и в эпоху саглынской культуры [3].
ИЗОБРАЖЕНИЯ ГОРНОГО КОЗЛА В ПРЫЖКЕ ^
В долине р. Хорумнуг-Ой (местонахождение петроглифов Овюр IV) были зафиксированы изображения горного козла в прыжке (рис. 114, 4) [Грач, 1958а, с. 361, табл. XXVI]. Особенно выразительно одно из этих изображений, являющееся совершенной копией украшения, обнаруженного в одном из сакских погребений Памира — на бронзовой бляхе из могильника Тамды (Памирская I, курган 10) [Бернштам, 1952, с. 236, 316, рис. 128-129; Бернштам, 1956, с. 126, рис. 5]. Погребение вначале датировалось автором раскопок А.Н. Бернштамом V-IV вв. до н. э., затем дата погребения была им понижена и определена в пределах VI-IV вв. до н. э. [Бернштам, 1952, с. 324-325; Бернштам, 1956, с. 130; ср.: Медведская, 1972, с. 81, 89].
Изображение горного козла «тамдынского» типа, открытое на р. Хорумнуг-Ой, частично перекрыто более поздним изображением козла, относящимся к древнетюркскому времени (изображение типа Чуруктуг-Кырлан) [4]. Это весьма важно для установления относительной хронологии, особенно если учесть, что случаи взаимного перекрывания петроглифов в Туве весьма редки. Однако на местонахождении Хорумнуг-Ой древнетюркскими петроглифами оказались перекрыты еще некоторые более древние изображения — фигуры маралов, исполненные в манере, близкой к реалистической [Грач, 1958а, табл. XXVII, 2].
ИЗОБРАЖЕНИЕ КРЫЛАТОГО ЖИВОТНОГО ^
Среди петроглифов пункта Овюр III (объект 7) обнаружено изображение крылатого копытного животного (возможно, маралухи; рис. 114, 5) [Грач, 1958, с. 356, табл. XIX, 2]. В верхней части скальной плоскости имеется еще одна фигура, по стилю совершенно идентичная первой, однако без крыльев. Трактовка тела обоих животных чрезвычайно близка изображениям на оленных камнях Монголии и Тувы.
(87/88)
ИЗОБРАЖЕНИЯ МАРАЛОВ С ДРЕВОВИДНЫМИ РОГАМИ ^
Среди многих комплексов петроглифов Тувы, Монголии и Алтая зафиксированы своеобразные, но вполне устойчивые по стилю изображения, демонстрирующие маралов с ирреально трактованными рогами, которые показаны в виде древесных стволов с отходящими от них прямыми отростками ветвей (рис. 114, 6, 7). По сравнению со всеми другими изображениями тех комплексов, где встречены эти фигуры животных, они, как правило, наиболее крупные по масштабу. Маралы с древовидными рогами изображались в большинстве случаев с показом четырёх конечностей (претензия к передаче объёмности) либо, реже, в полный профиль.
В Туве изображения маралов с древовидными рогами обнаружены в следующих районах: в Монгун-Тайге (пункт Монгун-Тайга III) [Грач, 1958а, табл. IV, 2], Бай-Тайге (пункт Чуруктуг-Кырлан) [Грач, 1957, табл. VIII], Барун-Хемчике (Бижиктиг-Хая) [Грач, 1957, табл. XIII, XVIII, XX], Овюре (пункты Овюр III, V, XII, XIV) [Грач, 1958а, табл. XVIII, 1, XX, 2, XXV, 2, XXIX, 2, XXXV, XXXVI, XXXVII, 2, XXXVIII, XXXIX, 1, XL, 2, XLV, 1, LXVII, 1, LXI, 7, LXIV], в Улуг-Хемском районе (зона будущего водохранилища Саяно-Шушенской ГЭС — местонахождения Мугур-Саргол, Чинге-Оленья горка, Бижиктиг-Хая; последнее местонахождение находится на правобережье Енисея в 2 км выше устья Хемчика). Имеются эти изображения и в Монголии [Монгол нутагдахь ханды бичээс гэрэлт хешенийн зуйл, 1968, рис. на с. 10; Эрэгдэндагва, 1965, рис. 3].
Определение хронологии этих изображений долгое время не представлялось возможным. Ключ к датировке изображений маралов с древовидными рогами дали интереснейшие находки В.В. Волкова в окрестностях Улангома (Северо-Западная Монголия). При раскопках этого могильника саглынской культуры V-III вв. до н. э. был обнаружен керамический сосуд, на одном боку которого рельефом изображены друг против друга горный козел и марал, а на другом — марал с древовидными рогами [Волков, Новгородова, 1973, с. 499; Цэвэндорж, 1973, с. 27], совершенно аналогичный фигурам, зафиксированным среди наскальных изображений.
Петроглифы, изображающие маралов с древовидными рогами, встречены на территории той же экологической и историко-культурной зоны, что и Улангомский могильник — в пределах Хандагайтинской котловины, являющейся одним из «языков» котловины Больших Озер; как уже указывалось, они зафиксированы среди петроглифов пункта Овюр XII.
Датировка изображений маралов с древовидными рогами скифским временем оказалась несколько неожиданной — изображения эти слишком далеки от привычных канонов скифского звериного стиля. Принадлежность изображений маралов с древовидными рогами к скифскому времени показывает сложность стилистической структуры искусства древних кочевников Центральной Азии, демонстрирует наличие изобразительных пластов, сосуществующих с изображениями канонического скифского стиля, но глубоко своеобразных.
В заключение характеристики изображений маралов с древовидными рогами необходимо отметить, что петроглифы эти не являются выражением своего рода примитивизма, а составляют достаточно чёткий стилистический канон.
ИЗОБРАЖЕНИЯ ХИЩНИКОВ ^
Среди петроглифов местонахождения Куйлуг-Хем встречено уникальное для Тувы изображение кошачьего хищника. Он показан идущим, фигура тяжелая, на мощных лапах обозначены когти, хвост завершается кольцом (рис. 114, 8).
Это изображение весьма характерно для скифо-сибирского звериного стиля и находит прочные основы для датировки. Изображения кошачьих, выполненные в сходной с куйлуг-хемским петроглифом манере, обнаружены среди курганного инвентаря: это золотые бляхи с изображением идущего кошачьего хищника из расположенного неподалеку от данного местонахождения петроглифов могильника Куйлуг-Хем I (курган 9) [Грач, 1976б, с. 132] и бронзовые фигурки хищников, найденные в кургане 3 могильника Саглы-Бажи II, в кургане 2 могильника Дужерлиг-Ховузу I, в кургане 3 могильника Даган-Тэли I (по этим находкам, обнаруженным в непотревоженных погребениях, можно судить о том, что такие бляхи крепились на поясные ремни) и в кургане 14 (погребение 3) могильника Берёзовка I [Полторацкая, 1961, с. 79, рис. 6, 1]. Куйлуг-хемская находка относится к ранней поре бытования саглынской культуры, находка из Саглы-Бажи относится к собственно саглынскому этапу этой же культуры и датируется соответственно V-IV вв. до н. э., находка из Берёзовки относится к бийскому этапу большереченской культуры и в общем синхронна саглынской.
Идущих кошачьих хищников можно видеть и в технике резьбы по дереву; они изображены
(88/89)
на колоде и на крышке этой колоды, найденной во Втором Башадарском кургане на Алтае [Руденко, 1960, табл. XXVI, рис. 21]. Курган этот относится, как известно, к пазырыкской культуре, которая синхронна саглынской культуре Тувы.
Вещественные аналоги позволяют датировать наскальное изображение кошачьего хищника V-IV вв. до н. э.
СЦЕНА ТЕРЗАНИЯ ^
Сцена терзания встречена среди петроглифов Центральной Азии пока всего один раз — в Туве, среди петроглифов местонахождения Овюр III (объект 17). Эта сцена находится в нижней части скальной плоскости — горного козла преследуют две собаки (волки?), одна из них впилась козлу в загривок, другая вот-вот должна вгрызться ему в заднюю ногу (рис. 114, 10) [Грач, 1958а, с. 358, табл. XXII, 1]. Фигура горного козла выполнена в реалистической манере и стилистически резко отличается от представленных на этой же плоскости изображений типа Чуруктуг-Кырлан, относящихся к древнетюркскому времени. Сюжет же нападения хищника, впившегося в загривок или спину копытного животного, представлен в искусстве Больших курганов Пазырыка (курганы Первый и Второй, украшения седельных покрышек) [Руденко, 1953, с. 273-276, рис. 156-157, 159].
Сцена терзания лошади двумя хищниками (фигуры выполнены в стиле, близком к скифскому звериному) обнаружена на оленном камне в окрестностях г. Мурена (урочище Ушкийн Увер) [Волков, Новгородова, 1971, с. 460-461].
ТРИКВЕСТРЫ ^
Среди наскальных изображений Тувы в небольшом пока числе случаев зафиксированы триквестры — характерные вихреобразные композиции из голов животных и птиц (рис. 114, 9).
Триквестры определены на следующих местонахождениях: в Мугур-Сарголе — изображения триквестров с головками хищных птиц (оба триквестра соединены линией); на правобережье Чинге (Оленья горка) — изображение с сильно стилизованными птичьими головками; в Куйлуг-Хеме — изображения с конскими головками и головками хищных птиц.
Эти триквестры, встреченные среди петроглифов, принадлежат к числу символов, характерных именно для скифского времени. Наиболее важным признаком принадлежности их к этой эпохе является манера оформления окончаний триквестров в виде головок птиц и коней.
Петроглифическим триквестрам соответствует целый ряд надежно датированных предметных аналогий. В азиатском регионе это вихреобразные изображения на сбруйных обоймах алды-бельской культуры в Туве (могильник Хемчик-Бом III, курган 1, 2), на центровых кнопках зеркал саглынской культуры в Туве (могильник Туран IV, курган 120) [Полторацкая, 1966, с. 8, рис. 7, 14] и тагарской культуры на Среднем Енисее [Членова, 1967б, табл. 21, 4, 5], на золотых «кокардах» из могильников Саглы-Бажи II (курган 13) и Дужерлиг-Ховузу I (курган 2) — изображения голов хищных птиц; бронзовый триквестр из Минусинского края [Членова, 1967б, табл. 24, 26]; изображения на железных бляшках, инкрустированных золотом, из Центрального Казахстана (могильник тасмолинской культуры Тасмола V, курган 3) [Кадырбаев, 1966а, с. 426-427, рис. 66, 58, 71, 72]; бронзовый предмет из низовьев Сырдарьи (могильник Уйгарак, курган 83) [Вишневская, 1973, табл. XIX, 5, XXVII, 4]. В пределах Восточной Европы аналогии дают бляхи конской узды из кургана Огуз, из могильника у с. Волковцы (курган 8) [Ильинская, 1965б, с. 211, рис. 4; Ильинская, 1968, табл. XXXV, 9; Артамонов, 1966, рис. 127], из Краснокутского кургана; встречены они и далее на запад, например среди предметов из Врацы, Летницкого и Луковитского кладов в Болгарии [Венедиков, 1966; Венедиков, Павлов, 1963, с. 20; Димитров, 1957, с. 61-62; Фракийское искусство и культура болгарских земель, 1974, с. 128, 129, 134-139, 144, 145, рис. на с. 187, 203, 210].
Вихреобразный символ с четырьмя окончаниями, увенчивающимися конскими головками, зафиксирован на оленном камне, найденном на берегу оз. Айриг-Нур (Завханский аймак МНР) [Волков, 1967, с. 76, рис. 23, 2, 29], а также среди петроглифов Кобдоского аймака [Эрэгдэндагва, 1965, рис. 7].
Триквестры и вихреобразные изображения с четырьмя, а иногда и с большим количеством «отростков», увенчанных головками, справедливо трактуются большинством исследователей как солярные символы, отображающие вращение солнца.
С окончанием скифского времени символы в виде триквестра, как и солярные свастиксобразные знаки, продолжают существовать на разных территориях древнего степного мира, однако утрачивают зооморфные признаки и превращаются в тамгообразные знаки [Соломоник, 1959, рис. VI, VII, VIII, рис. в тексте 43, 95, 96, 107, 117, 130, общая таблица — рис. 168,
(89/90)
187; Драчук, 1975, табл. VIII, 552, 553, 555, 556, 559-563, XVI, 16, 18, 19, 38-41, XVII, 11-13, XIX, 2, 3, XXII, 85-87, XXIII, 42-45, XXVI, 41].
Триквестры, встреченные среди петроглифов, могут быть надежно датированы в пределах скифского времени, однако более детальной хронологизации они пока не поддаются.
ВОПРОСЫ РАСШИФРОВКИ СЕМАНТИКИ ПЕТРОГЛИФОВ ^
Главным исследовательским инструментом при расшифровке семантики петроглифов является комплексный метод, основанный на привлечении данных этнографии, а также фольклора. В частности, исследование семантики петроглифов Тувы, в том числе и петроглифов скифского времени, сопровождалось привлечением этнографических данных по Саяно-Алтайской историко-культурной зоне.
На основании сопоставления этнографических и археологических материалов было констатировано, что древние петроглифы отражают тотемистические представления.
Пережиточный пласт тотемистических представлений у алтайцев был зафиксирован Л.П. Потаповым, которым были установлены и важнейшие тотемы, бытовавшие некогда на Алтае, — лось, олень, марал, косуля, баран [Потапов, 1935, с. 134-152].
Сопоставление наскальных изображений с тувинскими и алтайскими этнографическими объектами культового и бытового назначения показало их сходство, а в ряде случаев и тождество. Связей с искусством хакасов петроглифы Тувы и Монголии не дают. Изображения горных козлов и маралов, сходные с петроглифами, были выявлены на алтайских деревянных ведерках и музыкальных инструментах, на тувинских кожаных сосудах (көгээржик). Особо важно то, что такие изображения найдены на культовых предметах — шаманских аксессуарах тувинцев и алтайцев — бубнах и наплечной ленте, добытой у тоджинцев-оленеводов (подробнее см.: [Иванов, 1954, с. 608, 647, 667, 681, 685, 687, рис. 53, 63, 88, 107, 126, 132, 135; Грач, 1957, с. 419-423, рис. 20-22]). Следует, впрочем, оговорить, что наличие тысячелетних традиций не исключает возможности прямого копирования петроглифов и перенесения сюжетов древних изображений на предметы конца XIX-XX в.
Расшифровка семантики наскальных изображений имеет в этнографических материалах ключевой пункт — вопрос о животных, объединяемых термином «буура». А.В. Анохин по поводу этого термина писал: «Под именем буура кумандинские шаманисты разумеют мифических коней, на которых шаман ездит в царство Эрлика и других духов» [Потанин, 1915]. Сходным образом на тубаларском и шорском материале трактовал этот термин Г.Н. Потанин [Потанин, 1881, с. 45, 136]. Впоследствии А.В. Анохин отошёл от первоначальной трактовки термина «буура» как обозначения небесных коней. «Пура (буура. — А.Г.), — писал исследователь, — рисуется в виде кочкора (барана) с тремя длинными рогами. На бубне их рисуется всегда три (уч пура). Другой вид пура представляет собой палочку с раздвоениями и горизонтальными отрогами на концах» [Анохин, 1925, с. 61]. Л.П. Потапов, основываясь на материалах собственных сборов, а также на лингвистических данных, констатировал, что буура — это прежде всего обозначение оленя и марала [Потапов, 1935, с. 137-138].
В языках тюркоязычных народов Сибири термин «буура» и близкие ему по звучанию слова употребляются в следующих значениях: у якутов — самец-олень, лось, дикий баран, у тувинцев — самец-лось, у тофаларов — лось, у алтайцев — душа-шкура жертвенной лошади, у кумандинцев — небесные кони. В то же время термин «буура» обозначает верблюда-производителя.
В свете приведенных данных чётко выявляется, что термин «буура» отражает несколько исторических напластований. Древнейший пласт — обозначение дикого рогатого животного, имевшего промысловое значение, затем обозначение оленя, приручённого древними насельниками Саяно-Алтайского нагорья (о происхождении оленеводства в Саяно-Алтайской зоне см.: [Василевич, Левин, 1951, с. 63-87; Кызласов, 1952, с. 39-49]), и наконец, термин «буура» переносится на других домашних животных, среди которых превалирующее положение занимает лошадь [Потапов, 1935, с. 138; Грач, 1957, с. 424]. В связи с этим нельзя не вспомнить заключение Н.Я. Марра, согласно которому слова, обозначавшие оленя, стали затем обозначать коня [Марр, 1926], и его же замечание по поводу маски с рогами оленя, надевавшейся на голову коня и обнаруженной при раскопках Первого Пазырыкского кургана [Грязнов, 1950, с. 85, рис. 38, табл. XXIII; Руденко, 1953, табл. XXXI]. Такие маски, по словам Н.Я. Марра, «точно препараты, специально изготовленные для иллюстрации известных языковедных положений» [Марр. 1929, с. 324].
Конские маски из Больших Пазырыкских курганов увенчаны не только оленьими рогами — они увенчивались также цельными головками оленей (два навершия из Пятого кур-
(90/91)
гана), горного барана или козла (сверху петух, из Второго кургана), а также головками фантастических птиц (два навершия из Третьего Пазырыкского кургана) [Руденко, 1953, табл. XXII].
Таким образом, пазырыкские маски скифского времени, как и этнографо-лингвистическое осмысление термина «буура», говорят о «многослойности» и взаимоперекрываемости понятий линии «олень (горный козел, баран) — конь». Эти же животные представлены и среди петроглифов скифского времени.
Этнографические материалы дают неопровержимые свидетельства наличия на Саяно-Алтае пережиточных явлений, связанных с тотемизмом. Тотемизм, как известно, есть совокупность представлений о неразрывной связи родовой группы с каким-либо природным объектом (животные, растения, реже камни, источники и т.д.) и происхождении данной родовой группы от определенного тотема. Ведущим тотемом, реликты представлений о котором этнографически выявлены в Туве, на Саяно-Алтае был олень.
Тувинские шаманы (камы) в обращениях к духам-предкам чаще всего призывали духа, который является маралухой, именовавшейся «бабушкой» [Радлов, 1907, с. 163 — перевод]. У алтайцев среди духов — помощников шамана ведущее место занимает олень-марал, который при этом считается главным предком шамана, именуясь «хозяином бубна». У алтайцев, теленгитов, тубаларов этот дух изображался в виде рукоятки шаманского бубна. На алтайские шаманские бубны наносились изображения оленя или марала, шкурой этих же животных бубен обтягивался [Потапов, 1935, с. 139]. Итак, тотемистические реликты вплетаются у народов Саяно-Алтая в позднейшую шаманскую идеологию.
Скифское время, к которому относятся рассматриваемые наскальные изображения, было той эпохой, когда родилась полисемантичность термина «буура», объединявшего образы рогатых животных и коня. Но в ещё более древней традиции образ оленя — распространённого тотемного символа сакского мира — наслоился на образ коня. Поэтому не следует видеть столь уж непреодолимого противоречия между объединяемыми термином «буура» образами оленя-марала и горного барана и образом небесного коня. Противоречия нет и в позднейшем этнографическом материале: в реликтовых формах здесь отразился тот процесс наслоения идеологических воззрений охотников на идеологию скотоводов-коневодов, столь яркие выражения которого прослеживаются на памятниках, оставленных более двух тысячелетий назад, в скифское время, в эпоху рождения и бурного развития кочевого скотоводства.
Проработка этнографических материалов позволяет предложить расшифровку значения фигур животных, изображённых перевёрнутыми или в вертикальном положении. Этнографические аналогии — рисунки на шаманских бубнах и их семантика — свидетельствуют, что перевёрнутыми изображены убитые животные, а в вертикальном положении — животные раненые.
Наскальные святилища — это прежде всего памятники охотников и скотоводов. Эта главная линия объединяет петроглифы бронзового века и скифского времени.
Среди петроглифов, датируемых эпохой бронзы, обнаруженных в урочищах Мугур-Саргол и Чинге, мы видим изображения человеческих личин — масок с рогатыми уборами. Учитывая, что это накладные маски (почти при каждой из них показана накладная ручка), а также антураж остальных изображений, мы интерпретировали эти петроглифы как изображения маскированных личин жрецов-шаманов [Грач, 1969б, с. 55, рис. 2]. Если использовать классификацию А.Д. Авдеева, маски Мугур-Саргола и Чинге, как и маски, открытые на барун-хемчикской Бижиктиг-Хая, могут быть отнесены к индивидуальным ручным маскам [Авдеев, 1957, с. 270]. В скифское время человеческие изображения стали другими: среди петроглифов в значительном числе случаев встречены изображения лучников. Этнографические данные позволяют трактовать фигуры охотников-лучников как изображения жрецов-шаманов, причем лук и стрелы представляются шаманскими аксессуарами. Нельзя в связи с этим не напомнить об имеющейся в этнографической науке гипотезе, согласно которой лук и стрела в древнейшем шаманстве предшествовали бубну [Потапов, 1934, с. 64-76; ср.: Иванов, 1954, с. 624-643].
Охотничьи сцены, изображенные на скалах, можно интерпретировать как ритуальные действия, предшествовавшие реальной охоте. Главный побудительный мотив нанесения петроглифов — стремление обеспечить успех в охоте, которая и в раннем железном веке являлась важным видом добывания средств к существованию.
Космогонические представления, отразившиеся в петроглифическом искусстве, и спустя тысячелетия продолжали составлять прочную традицию, и поэтому, например, символы, обозначавшие солнце — вихреобразные изображения, — мы видим на шаманских бубнах алтайцев XIX — начала XX в. [Иванов, 1954, с. 645, рис. 86].
[1] [c. 85] В этих работах мною, как и рядом других авторов, употреблялось понятие «скифо-сарматское время» при хронологических рамках в пределах VII в. до н. э. — первых веков нашей эры (см., например: [Грач, 1957, с. 403]). Сейчас сохранение этою понятия не представляется целесообразным, так как по археологическим памятникам четко выявляются две разные исторические эпохи — скифское и гунно-сарматское время. К тому же более детальная датировка петроглифов получила новые обоснования.
[2] [c. 86] О расшифровке и датировании знака, обозначающего «баш», и связанных с ним комплексов см.: [Батманов, Арагачи, Бабушкин, 1962, с. 25-27; Грач, 1968д, с. 207-213; Грач, 1978б, с. 45-48]. Ср.: [Кызласов, 1977а, с. 44-46].
[3] [c. 87] Об этом говорит, например, находка в кургане саглынской культуры (могильник Туран IV, курган 126) бронзовой булавки, покрытой листовым золотом, с навершием, изображающим горного козла [Полторацкая, 1966, с. 86-87, 93, рис. 6-7].
[4] [c. 87] О датировке и семантике древнетюркских изображений горного козла см.: [Боровка, 1927, с. 80-84, рис. 11; Грач, 1955а, с. 26-28, рис. 7; Грач, 1957, с. 408-414, рис. 16; Грач, 1958а, с. 382-383; Грач, 1966е, с. 53; Грач, 1967е, с. 190; Грач, 1973б, с. 316-333 (в этой работе см. литературу вопроса); Савинов, 1964, с. 143-144; Савинов, 1967, с. 69-70]. М.X. Маннай-оол возражал против датировки этих изображений древнетюркским временем [Маннай-оол, 1967, с. 140-146].
|