 Б.Б. Овчинникова
Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X веках.
// Свердловск: УрГУ. 1990. 223 с. ISBN 5-7525-0086-9
Вооружение
«Оружие и военные доспехи тюрков состояли из лат, рогового лука, копья, меча или сабли. Луком, подобно всем кочевникам того времени, они владели в совершенстве, но, по-видимому, почти всегда доводили бой до рукопашной схватки, видя в ней возможность проявить личную храбрость». Эти сведения Грум-Гржимайло (1926, с. 150) подтверждаются и археологическими данными. Лук и стрелы были самым распространённым оружием, о чём свидетельствуют массовые находки при раскопках наконечников стрел. Копья и кин-
(65/66)
жалы встречаются очень редко. Несмотря на упоминание о том, что тюрки любили рукопашный бой, сабель найдено очень немного. Объясняется это тем, что меч или сабля как дорогое и редкое оружие передавалось по наследству, и, вероятно, не каждый рядовой воин имел его.
Предметы вооружения являются одним из основных источников материальной культуры, и они не только уточняют дату захоронений той или иной группы погребённых, но и помогают в освещении вопросов их социальной принадлежности. Вооружению средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии за последние годы посвящено достаточно публикаций и монографических исследований *. [сноска: * См. напр.: Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981.; Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986; Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск, 1987.] И тем не менее наши материалы позволяют уточнить и дополнить имеющиеся представления о вооружении тюрков-тугю на протяжении VI-X вв. Вооружение, которое сопровождало их в загробный мир, представлено как наступательным, так и оборонительным.
Наступательное вооружение. Набор этот у тюрков-тугю был весьма скромным. Самым распространённым оружием являлись лук и стрелы. Они были важнейшим оружием всех кочевых народов. Полный саадачный набор клали в могилу к умершему. Эта традиция зародилась давно, известна она еще со скифских времен. Позже саадак являлся традиционным подарком китайских императоров гунским шаньюям (Руденко, 1962, с. 63). Особое значение ему придавалось в средние века, в эпоху расцвета южносибирских государств, когда в своём развитии лук и стрелы достигли ещё большего совершенства. Популярность такого оружия обусловлена прежде всего рядом его преимуществ: эффективностью, универсальностью, дешевизной и удобством в применении.
Лук (табл. 13, рис. 35). Древнетюркские луки по размерам были близки к арабским и древнерусским — 150-160 см длиной (Медведев, 1966, с. 15), но они имели свою местную основу для развития. В Саяно-Алтае сложные луки были известны в хуннское время, о чём свидетельствуют как археологические (Гаврилова, 1965, с. 87; Хазанов, 1966, с. 35 и др.), так и письменные данные: «Модэ... начал упражнять своих людей в конном стрелянии из лука» (Бичурин, 1950, с. 47).
В большинстве случаев археологическими исследованиями не удаётся определить точные размеры лука, ибо его деревянная основа истлевает, а сохранившиеся костяные накладки, которые укрепляли лук, смещаются. Но, судя по размерам самих накладок на лук и хорошо сохранившемуся кокэльскому луку (Вайнштейн, 1966, с. 324),
(66/67)
можно заключить, что луки древнетюркских воинов не превышали полутора метров. Вероятно, таких же размеров лук, фрагмент которого найден в тюркском кургане могильника Даг-Аразы (сооружение II-1). Длина его со спущенной тетивой 148 см (Овчинникова, 1981, с. 133).
Устройство и процесс изготовления луков, встречающихся в средневековых захоронениях Саяно-Алтая, типичны для народов Азии и Восточной Европы. По аналогии с древнерусскими луками, деревянная основа изготавливалась из двух разных пород дерева. Деревянные концы лука усиливались парными, приклеивавшимися костяными накладками с вырезами для тетивы (Кызласов Л.Р., 1969а, с. 47). В середине находились центральные накладки, склеенные с основой лука. Плечи, или так называемые «рога», лука обклеивались сухожилиями, которые значительно усиливали его мощность. Луки «...соединены клеем из костей сказочного зверя Цилиня...» (Liu Mau-Tsai, § 39, 130, 340). Действительно, мастера пользовались либо подобно славянам в Древней Руси, рыбьим клеем (Медведев, 1966, с. 12), либо, как это наблюдалось у современных тувинцев в XIX в., клеем, сваренным из рогов и копыт марала (Потапов, 1969, с. 99). Для прочного склеивания накладки на тюркские луки с внутренней, а также с внешней стороны на 3-4 см от концов покрыты штриховой нарезкой.
Все известные нам накладки на луки из тюркских погребений человека с конём в Саяно-Алтае (более 150 экз.) классифицируются по месту их крепления на два отдела: срединные и концевые. Далее, с учётом формы, — на разделы. По форме завершения концов накладок они заключены в типы. Затем для срединных боковых накладок, имеющих центральную срединную накладку, выделены варианты, которые у концевых различаются по длине.
Отдел А. Срединные боковые накладки на лук (97 экз.).
Раздел I. Овально-вытянутые.
Тип 1. Овальные. Длина накладок данного типа 16 см, ширина 2,5 см. Своеобразие типа составляет то, что у большинства накладок на внешней поверхности (лицевой стороне) присутствуют знаки владельцев (табл. 13, рис. 35-1-3). В настоящем типе в вариант «а» вошли боковые накладки с центральной срединной «палочкой» (ДЧА I-1, раскопки Ю.И. Трифонова в 1974 г.).
Отметим, что некоторые накладки, включённые в тип 1, находятся в комплексах вещей, которые, на наш взгляд, имеют достаточно твёрдые основания для датировки. Так, накладки из Уйбат II-1 найдены вместе с плоскими ромбическими наконечниками стрел, которые появились не ранее середины IX в. (Евтюхова, 1948, с. 112). Об этой же дате свидетельствует находка накладок из МТ 58-V (Грач А.Д., 1960б, с. 147).
Подобной формы боковые срединные накладки встречаются на довольно широкой территории в памятниках преимущественно IX в. Известны они на Алтае в могильниках сросткинской культуры, в Казахстане (Орловка) IX-X вв., а также в древностях кочевников Восточной Европы X-XI вв., на Волге в Танкеевском могильнике (нач. IX — нач. X в.), в памятниках салтово-маяцкой (IX в.) и караякуповской культур (II этап — VIII-X вв).
Раздел II. Дуговидные накладки с выгнутой верхней частью пластины.
(67/68)
Тип 2. С остроугольным завершением (табл. 13, рис. 35-4). Длина таких накладок 17,5 см (в среднем), ширина 2,5 см. Аналогичные накладки на лук встречены на Южном Урале в памятниках караякуповской культуры V-VIII вв. (Мажитов, 1981, с. 118, рис. 13). В вариант «а» попали накладки с центральной палочкой в паре из погребения Аргалыкты 1 к. 1-2 (Трифонов, 1968).
Тип 3. С овальным завершением (табл. 13, рис. 35-5). Среди накладок этого типа встречена пара, которая сопровождается концевыми укороченными накладками (КЭ 13). Размеры довольно различны. Накладки, подобные типу 3, обнаружены в памятниках караякуповской культуры V-VIII вв. (Степи Евразии..., 1981, с. 118, рис. [15]-12), а также в погребении Чуйской долины VIII-IX вв. (Там же, с. 124, рис. [20]-42). Продолжают встречаться подобные им и в XII в. в комплексе вооружения половецкого воина (Там же, с. 260, рис. [83]-37). Как видно, срединные накладки настоящего типа, появившись в VII в. в Саяно-Алтае, получили дальнейшее распространение далеко за пределами этого региона вплоть до XIII в.
В данном типе в вариант «а» вошли накладки с центральной палочкой из погребения Часкал II.
Раздел III. Трапециевидные накладки. В типы они выделены по форме окончаний.
Тип 4. С остроугольным завершением (табл. 13, рис. 35-6). В одном погребении срединные накладки встречены с укороченными концевыми (Юстыд ХII-29). Отметим, что длина накладок этого типа из погребений Тувы 19-20 см и более, на Алтае же они несколько короче — 17-18 см. Видимо, к аналогиям этому типу можно отнести луки караякуповской культуры V-VIII вв. (Степи Евразии..., с. 118, рис. [15]-13). Кроме того, такие формы известны в аварских могилах в Венгрии в последней трети VII в.
В этом типе также присутствуют накладки варианта «а» из погребения Мугур-Саргол (рис. 35-5).
Тип 5. Со сглаженными концами (табл. 13, рис. 35-8). Данные накладки от предшествующих отличаются тем, что концы их не так вытянуты, они короче. Ширина пластины больше. В число накладок этого типа вошли экземпляры из погребения Узунтал I-1. По мнению автора раскопок, своеобразная форма концевых накладок (фронтальные) позволяет отнести лук к VI-VII вв., он является одним из ранних экземпляров в древнетюркских погребениях с конём (Савинов, 1981, с. 152, рис. 37 [?]).
Особняком стоит пара из погребения Даг-Аразы V-1. Помимо того, что в ней присутствует центральная срединная палочка (вариант «а»), данный экземпляр интересен и тем, что на внешней стороне одной из пластин просматривается пейзажная сцена (рис. 35-8). Подобные накладки с изображением сцены охоты известны в Таш-Тюбе VI-VII вв. (Степи Евразии..., 1981, с. 125, рис. [20]-26), но они не имеют центральной срединной палочки и встречены в раннем комплексе. Накладки же из Даг-Аразы по комплексу вещей относятся ко 2-й половине VIII-IX в. (Овчинникова, 1982, с. 215).
Большая часть накладок на лук настоящего типа представлена только срединными боковыми. По мнению ряда авторов, такие накладки существуют с VII-VIII вв. вплоть до IX-X вв. (Гаврилова, 1965, с. 87; Савинов, 1981, с. 148). Видимо, такое заключение правомерно.
Тип 6. Накладки с уступом (табл. 13, рис. 35-9, 10). Отличаются они от остальных тем, что на корпусе накладки в месте перехода к части крепления, где нанесена штриховка, имеется уступ. Такие накладки меньше по размерам. Большая часть их встречена вместе с концевыми накладками (исключение составляют накладки из погребений МТ 58-Х и БД 13-2). Привлекает внимание комплект накладок из могильника А1 V-2, в котором обнаружено девять экземпляров (табл. 13; Овчинникова, 1972). Пожалуй, это соответствует комплекту классического лука, известного с хуннских времён: две пары концевых накладок неравной длины; три срединные, из которых две боковые и одна центральная. Аналогии таким накладкам пока не найдены. Если судить по форме не срединных, а концевых накладок, то по разработанной классификации А.К. Амброза они характерны для VII-VIII вв. (Амброз, 1981, с. 109, рис. 5- 28, 42).
Тип 7. Накладки с выемкой вовнутрь (табл. 13, рис. 35-11). Обнаружены вместе с центральной срединной накладкой. Аналогичные по форме боковые срединные накладки известны из погребения-кенотафа (сожжение) МТ 57-XXI. Автор раскопок да-
(68/69)
тировал это погребение по присутствию пластинчатых стремян в комплексе VII-VIII вв. (Грач А.Д., 1960а, с. 45, рис. 46). Встречены подобные накладки в Чааты 1 к. 65 — VIII-IX вв. (Теплоухов, 1927; Степи Евразии..., 1981, с. 140, рис. [30]-13). Этот тип получил распространение не только в Саяно-Алтае. Накладки с вырезом известны в слоях VII-VIII вв. в Пенджикенте (Беленицкий, 1973, рис. 42) и в Башкирии в памятниках IX-X вв. (Садыкова, 1959, табл. III, рис. 15, 18). Луки с такими накладками известны в литературе как луки уйгурского типа, которые восходят по форме к хуннским (Кызласов Л.Р., 1969, с. 75-76).
Тип 8. Неопределённой формы накладки (табл. 11, упоминание). В этот тип нами включены все накладки на лук, которые имеют чрезвычайно плохую сохранность. Находки их фрагментарны. Важно их присутствие в погребениях.
Отдел Б. Концевые накладки.
Тип 1 (табл. 11, гр. 6, 11). Накладки с вырезом для тетивы (42 экз.).
Вариант «а» — укороченные (рис. 35-12). Установить их размеры удается с трудом, так как плохо сохранились концы. Однако имеются экземпляры целых концевых накладок — длина их от 9 до 12 см.
Вариант «б» — удлинённые (рис. 35-9-14). Длина таких накладок от 20 до 30 см.
Тип 2 — слабоизогнутые, без выреза для тетивы. Представлены экземплярами из погребения Узунтал I-1. Автор раскопок именует их фронтальными, очевидно, по расположению. Встречен этот лук в погребении, совершённом не позднее VI-VII вв. Луки такого типа, по мнению автора, являются древнехакасскими и проникли на Алтай из Хакасии (Савинов, 1981, С. 152, 155) (рис. 7).
В предложенной типологии мы отступили от общепринятой схемы классификации луков. Представляется, что наличие или отсутствие центральной срединной «палочки» и концевых накладок, их количественный состав является признаком хронологическим. А разделение на типы признаков боковых срединных накладок позволяет проследить культурные традиции в производстве луков. Так, известно, что отсутствие центральной срединной «палочки» является признаком «древнетюркских» луков, а наличие их — признаком уйгурских. В таком случае среди учтённых нами в погребениях с конём накладок на лук древнетюркские составляют 90 %, а уйгурские — 10 %. Следуя такому подходу, мы имеем факт подтверждения того, что в погребениях с конём содержатся в основном накладки на луки без центральных срединных палочек, а значит, они принадлежат именно тюркам-тугю. Однако считать наличие центральной срединной палочки у срединных боковых накладок хронологическим признаком неправомерно, так как в каждом выделенном нами типе встречаются экземпляры с центральной срединной палочкой (табл. 11, гр. 5, 10).
В итоге типологического анализа отметим, что древние тюрки Саяно-Алтая пользовались луками с различными по форме боковыми срединными накладками, которые, судя по приведённым выше аналогиям, бытовали в определённые хронологические этапы на протяжении VI-X вв.; при этом в большинстве случаев они существовали синхронно. Из древнетюркских луков, наследующих традиции хуннских и позднешурмакских, наиболее ранними в употреблении, т.е. с V в., могли быть луки, накладки которых с остроугольным (тип 2) и овальным (тип 3) завершениями дуговидной формы и трапециевидной — со сглаженным концом (тип 5). Использование
(69/70)
накладок 2-го типа продлилось до VIII в. включительно, а 3- и 5-го — до X-XII вв. С VII в. бытуют накладки трапециевидные с остроугольным завершением (тип 4) и с уступом (тип 6). Причём, если срединные накладки типа 4 известны на довольно обширной территории (от Сибири до Подунавья), то накладки типа 6 являются, повидимому, своеобразной формой (с уступом, меньше размерами) и обнаружены только в Туве.
С середины VIII в. встречаются накладки с выемкой вовнутрь (тип 7), явно не типичные для погребений человека с конём (1 пара).
Поздней формой накладок на луки, на наш взгляд, можно считать так называемые овальные (тип 1) — не ранее середины IX-X вв. Особую популярность они получили в X-XII вв. у кочевников Восточной Европы. Накладки типа 1 пока не встречены в погребениях с конём на Алтае, а обнаружены лишь в Туве и Хакасии. Подробней остановимся на уже упомянутой выше особенности накладок типа 1: большой процент их имеет знаки владельцев. Ими могли быть рунические надписи, как это встречено на накладках из погребения Аймырлыг I VIII-52 (рис. 35-1) *. [сноска: * В этот же 1971 год при раскопках древнетюркского кургана вокруг Аржана обнаружен роговой псалий тоже с процарапанной надписью (Комарова, 1973, с. 208).] Именно они вошли в число первых находок со знаками, выполненными на ином нетрадиционном материале для письма.
Ранее рунические тексты фиксировались на камне или изделиях из цветного металла (Васильев, 1983), теперь стало ясно, что материалом для письма могла служить и кость (раскопки Овчинниковой в 1971 г.) ** [сноска: ** Относительно накладки из A1 VII1-52 отметим, что в переводе Б.Б. Овчинниковой надпись повествует: «Это мне мой хан пожаловал».]
Накладки из могилы Даг-Аразы II-1 помечены знаком в виде треугольника с точкой, вероятно, тамгой (рис. 35-3). Такой знак встретился ещё раз в древнетюркском погребении ДЧА I-1, только на другом предмете — застёжке от пут. Что же касается накладок на лук, то в этом же погребении (раскопки Трифонова в 1974 г.) на паре этих боковых накладок также с лицевой стороны начерчены прорезные линии, изображающие, на наш взгляд, пейзажную сцену с юртой. По росчерку линий и манере выполнения эти линии напоминают прорисовку на колчане из кургана Бай-Даг 16 из раскопок С.А. Теплоухова (рис. 13).
Обнаружены знаки на накладках этого же типа из погребения Капчалы II-2 (рис. 35-2). Подобные им зафиксированы на концевых накладках уйбатского лука (рис. 35-13).
Небезынтересным является и тот факт, что присутствие накладок на лук в погребениях человека с конём, по нашим наблюдениям, может служить надёжным половозрастным признаком. Замечено, что
(70/71)
они сопровождали лишь мужские захоронения * [сноска: * Исключение составляет погребение МТ 57-XXXVI, где, по публикации автора раскопок (Грач А.Д., 1960б, с. 31-33, рис. 31), похоронен ребёнок. Однако мы уже обращали внимание на несоответствие в этом погребении инвентаря ребёнку, в частности, размеры наборного пояса явно указывают на принадлежность его взрослому мужчине.] и погребения-кенотафы, вероятно, погребённые могли относиться к разряду воинов.
Стрелы (табл. 14, рис. 12) — пожалуй, самый массовый в находках материал. Однако далеко не во всех погребениях человека с конём они присутствуют. Лишь в 50 % погребений обнаружено более 450 экземпляров. В силу многочисленности этой категории тюркских древностей в настоящей работе типологическая характеристика опускается, к тому же она проводилась в соответствии с известными традиционными разработками Ю.С. Худякова (1986) и И.Л. Кызласова (1983, с. 37-39).
В результате анализа выяснилось, что тюркские наконечники стрел подразделяются по функциональному признаку на охотничьи и боевые. Но так как назначение у них одно — убить, то большинство стрел было универсальным, т.е. употреблялось и на войне, и на охоте. И всё же удается отметить несколько видов специализированных наконечников. Так, имелись стрелы, предназначенные специально для охоты, причём на мелкого пушного зверя. Изготовлены такие наконечники стрел из кости или дерева (рис. 12, типы 13-15). Известно, что с их помощью зверька не убивали, а только оглушали, не портя шкурки.
Большинство же из обнаруженных стрел были железные и предназначались для боя. Здесь следует выделить так называемые стрелы-свистунки. В китайских источниках о них сказано, что «...свистункою называется стрела, на полёте производящая свист» (Бичурин, 1950, с. 46). На черешок трёхлопастного наконечника стрелы насаживался костяной круглый или слегка вытянутый шарик с отверстиями. Одновременно этот шарик выполнял и роль упора (вот почему у тюркских наконечников со свистункой иногда нет упора). Однако отметим, что как свистунка, так и упор известны ещё со времён хуннов (Руденко, 1962, табл. IV; Кызласов Л.Р., 1979, с. 117, рис. 84-3 и др.). По свидетельству китайских источников, «Модэ сделал свистунку... В 209 г. до рождества Христова Модэ застрелил Тумагая [д.б.: Туманя] свистункою и взошёл на престол по нём» (Бичурин, с. 11-12). Среди тюркских наконечников стрел одна треть — с костяными шариками-свистунками. Замечено, что в каждом дошедшем до нас колчане со стрелами в комплекте обязательно присутствуют стрелы со свистункой. Стрелы-свистунки во всех случаях синхронно существуют со стрелами, имеющими наконечники с упорами.
Другая особенность древнетюркских стрел, также наследуемая от хуннов, — отверстия в нижней части лопастей. Предположение
(71/72)
Рис. 12. Наконечники стрел (типологическая схема).
(72/73)
о шипении таких стрел (Левашева, 1952, с. 133; Овчинникова, 1981, с. 134), по мнению физиков, неоправданно. Скорее всего это конструктивная особенность, которая упорно повторяется и на древнехакасских наконечниках. Причём, если на тюркских форма отверстий округлая, то у древних хакасов они несколько изменяются: от круглого отверстия в лопасти они становятся полулунными, фигурными, каплевидными, затем превращаются просто в выемки. Такая эволюция свидетельствует о поисках мастеров при изготовлении стрел наиболее эффективной формы отверстия: таковой, с точки зрения функции, является каплевидная. Замечено, что отверстия «заставляли» стрелу вращаться при полёте вокруг своей оси не только в начале полёта, когда и сила удара, и скорость максимальная, но и на протяжении всего полёта. В результате, вонзаясь в противника, стрела действовала как разрывная пуля, оставляя рваные раны (Левашова, 1939, с. 52). Такие стрелы были эффективны в бою против незащищённого противника, против его конницы. Издавая свист, они оказывали психологическое воздействие, внося панику в стан врага.
По мнению исследователей, почти все трёхлопастные наконечники стрел предназначены для пробивания относительно мягкой защиты (Сорокин, 1977, с. 63). Но известно, что тюрки носили металлические защитные доспехи, и их соседи — тоже. Несомненно, у них должны были быть и бронебойные стрелы. В незначительном количестве встречаются такие стрелы в колчанах древних тюрков, но это явно трофейные, некогда принадлежавшие их северным соседям — древним хакасам. Последние пользовались для пробивания металлических пластинок (панциря) узкими гранёными и пулевидными наконечниками стрел в IX-X вв. (Кызласов Л.Р., 1969, т. 3) — это наконечники типов 11, 12 (рис. 12). В сечении они представляют треугольник, квадрат или сложную геометрическую фигуру. Их размеры невелики: средняя длина 3,5-4 см, ширина 1,5- 2 см, но, имея большой вес, они обладали и большой пробивной силой. В период древнехакасской экспансии в памятниках погребального характера обнаружено большое количество именно таких стрел (Овчинникова, 1981, с. 136).
Встречаются и плоские наконечники — типы 9, 10 (ДА II-8, рис. 12). Как известно, одними из первых, кто стал пользоваться такими наконечниками с тупым углом атаки, были хакасы (Кызласов Л.Р., 1969, с. 98). Тип плоских стрел весьма разнообразен: это и наконечники с закруглённой частью, и с верхним краем в виде треугольника, ромба и т.д. С начала II тысячелетия плоские наконечники становятся преобладающими во всем кочевом мире (Худяков, 1975, с. 32). Вообще по сравнению с тюркскими наконечниками стрел древнехакасские выглядят намного разнообразнее. Но это не означает, что древние хакасы больше варьировали функции наконечников стрел (функция не всегда так жёстко определяет форму).
(73/74)
Однако в среде древнехакасских мастеров шли поиски универсальной формы, которые должны были привести к совершенным типам с многофункциональным действием. Шли поиски, и разнообразилась форма, чтобы в конце концов вылиться в совсем простой плоский наконечник «лопаточкообразной» формы и с «муфточкой». Этот тип распространился с монголами далеко за пределы Сибири и, ломая традиции других народов, стал наиболее употребляемым. Совершенство этого типа наконечников в простоте производства, в многофункциональном действии, в наиболее эффективной пробивной силе, Конечно, мастера и воины того времени не знали многих законов физики, но многовековой опыт войны в кочевом мире позволил выработать эту совершенную форму.
Плоские наконечники стрел (конечно, не в такой совершенной форме) встречались и у древних тюрков в погребениях человека с конём. Но, во-первых, тогда они в большом количестве имели острый угол атаки — при ударе о металл такие стрелы рикошетили. Во-вторых, не исключено, что они также трофейные (находки их редки). Такие находки являются свидетельством позднего попадания этих наконечников в саадачный набор древнетюркского воина (не ранее IX в.). Об этом свидетельствуют и аналогии: близки они наконечникам, получившим распространение у древних хакасов в IX-X вв. (Киселёв, Мерперт, 1965, с. 197); в памятниках IX в. в Монголии (Владимирцев, 1927, с. 99, рис. 1, 7); в Восточном Забайкалье (Ковычев, 1981, с. 101, т. 1, № 15); в приалтайских степях в IX-X вв. (Худяков, 1981, с. 124-125, рис. 4-9); в Западной Сибири в IX-XII вв. (Генинг, Овчинникова, 1967, табл. 66, рис. 4).
В этот же период (IX в. и позднее), как известно, наибольшего разнообразия достигают характерные для тюрков трёхлопастные наконечники стрел. Древние хакасы придают им более совершенную форму, увеличивая в размерах. Отличаясь мощностью, казалось бы, они по силе удара могли соответствовать «бронебойным», но угол атаки у них заострён (рис. 12, тип 1б). Однако встречены наконечники и с тупым углом атаки, что могло ещё более приблизить их к «бронебойным», но они выполнены в традиции трёхлопастных (тип 1а).
Видимо, такие наконечники правильнее будет считать определённой формой в стадии развития и совершенствования трёхлопастных в период IX-XI вв., о чём мы уже писали ранее.
Почти все обнаруженные в древнетюркских погребениях с конём наконечники стрел черешковые, за исключением костяных (рис. 12, типы 13-15). До настоящего времени в Туве не найдено ни одного втульчатого железного наконечника стрелы. Следовательно, и способ насадки был один: древко насаживалось на черешок наконечника. Фрагменты их часто находят в колчанах, гораздо реже — целые древки. С.И. Вайнштейну удалось восстановить одну стрелу из кур-
(74/75)
гана Кокэль 22 (1966, с. 305). Длина её 74 см. На конце древка вырезалось углубление, в которое вкладывалась тетива. При раскопках могильников Аймырлыг и Даг-Аразы в Туве также удалось зафиксировать хорошо сохранившиеся древки. Большинство стрел сохраняют обмотку на верхней части древка в виде узких берестяных полосок. Длина сохранившихся древков приравнивалась длине колчанов без карманов, составляя 70-80 см. Сами древки сохранили следы окраски в виде чередующихся полос красного и чёрного цвета — совершенно так же, как у таштыкских или шурмакских древков (Кызласов Л.Р., 1969, с. 21).
Итак, тюркские наконечники стрел в большинстве своём трёхлопастные, что без сомнения является ведущей формой. Именно этому признаку отдают предпочтение при датировке и определении принадлежности. Однако, как мы видим, не так уж они однообразны по форме, как кажется на первый взгляд.
В саадачном наборе древних тюрков, кроме железных трёхлопастных, находились плоские, трёхгранные, четырёхгранные и даже костяные наконечники. Последние по форме имеют аналогии в памятниках не ранее IX в. (Кызласов, Л.Р., 1969, с. 76, рис. 25-7; Генинг, Овчинникова, 1967, табл. 65, рис. 17). На наш взгляд, учёт форм, несвойственных тюркским наконечникам стрел, помогает в определении более точной датировки того погребения, в котором они обнаружены.
Колчаны (табл. 14, рис. 13, 36, 37) являлись обязательной принадлежностью вооружения древнетюркского лучника. В Саяно-Алтае они известны со скифских времён — это скифские налучия, куда помещались и стрелы, так называемые гориты. В хуннскую эпоху появляются большие деревянные колчаны, обтянутые берёстой или кожей, а также просто кожаные (рис. 36-10; Кубарев, 1981а, с. 67, рис. 20). После VI в. уже не встречаются гориты, а форма колчана изменяется и совершенствуется. Надолго сохраняется форма кожаных колчанов со срезанным верхом. В выборе материала предпочтение отдаётся берёсте. Совершенствуется и разнообразится функциональная значимость наконечников стрел, а следовательно, и форма чехла для их хранения. Видимо, труднее становится прежним способом — по окраске древка — различать стрелы. Увеличивается и их количество в колчане. Появляется необходимость видеть наконечники стрел, безошибочно определять их форму с целью быстрого использования в определённой боевой ситуации. И тогда стрелы помещаются в колчаны наконечниками вверх, а древками, на концах которых вырезаны полукруглые углубления-«ушки», — вниз. В связи с этим стала меняться и конструкция колчанов: появляются колчаны с так называемыми «карманами».
В погребениях человека с конём в Саяно-Алтае в VI-X вв. обнаружены только берестяные колчаны. В 1960-1970-е годы в результа-
(75/76)
Рис. 13. Фрагмент берестяного колчана с рисунком из погребения БД-16 (ГЭ, инв. № 5129, раскопки С.А. Теплоухова, прорисовка Е. Чеховой).
те работ Саяно-Тувинской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР удалось довольно существенно увеличить (на 50 %) число находок целых колчанов. В настоящее время мы можем располагать более чем 30 целыми колчанами из погребений человека с конём в Саяно-Алтае и около 20 — во фрагментах (табл. 14). На лицевой стороне почти всех колчанов сохранились следы от креплений в виде костяных узких накладок (1-1,5 см), и лишь на немногих удаётся зафиксировать их в положении in situ. Такие накладки, как правило, украшены орнаментом — «бегущей спиралью» и «циркульным» (рис. 36-7-9). Иногда в колчанах сохраняются деревянные донышки овальной формы (рис. 37-6). Дно забивалось в колчан, крепилось, причём в тюркских колчанах обнаружено дно, которое с внутренней стороны имеет прорезные глубокие дуговидные бороздки — всего 18 таких канавок. Это, очевидно, явилось приспособлением для установки стрел в колчане в определённом порядке. Древко упиралось выемкой в выступы между бороздками, размеры которых соответствовали «ушку». Присутствие такого овального донышка придавало древнетюркским колчанам специфическую форму. Они были приплюснутыми, более удоб-
(76/77)
ными для всадника. Такой колчан плотно примыкал к бедру или к седлу. Этим они отличались от колчанов Восточной Европы, где в VIII-XIV вв. в употреблении находились колчаны двух типов: кожаные, полукруглые в сечении, и берестяные цилиндрические с костяными петлями для подвешивания (Медведев А.Ф., 1964, с. 40).
По наличию цилиндрического приёмника все колчаны из погребений человека с конём в Саяно-Алтае объединяются в одну группу. По конструкции горловины они распределяются на два типа.
Тип 1 — со срезанным верхом (5 экз.; табл. 14, рис. 36-11). По мнению ряда исследователей, колчаны этого типа относятся к VI-VIII вв. (Гаврилова, 1965, с. 30; Вайнштейн, 1966а, с. 301, рис. 12). Возможно, появились они действительно с VI в., повторив конструкцию кожаных и берестяных хуннских колчанов. Но, на наш взгляд, не следует ограничивать период их существования VIII в. Они явно продолжают бытовать параллельно с более поздними формами колчанов и в более позднее время. Об этом свидетельствуют находки подобного типа колчанов в памятниках сросткинской культуры — IX-X вв. (Худяков, 1981, с. 127-128, рис. 5-1).
Тип 2 — со щитком (28 экз.; табл. 14, рис. 36-12, 37). Большинство исследователей именуют подобный тип колчанами «с карманом». Нам кажется более удачным термин «щиток», так как функцией этого приспособления являлось не закрывать, а огораживать (Овчинникова, 1982, с. 215). Для предохранения от уколов наконечниками стрел с оборотной стороны колчан делался длиннее на 15-20 см, образуя щиток, который обычно был завёрнут с одной или двух сторон. Иногда щиток был окрашен в красный цвет (Даг-Аразы V-1). Такого типа колчаны со щитком получают наибольшую популярность и преимущества в употреблении у тюрков-тугю Саяно-Алтая и выходят за пределы Южной Сибири, распространяясь у кочевых племен до Подунавья в VIII-X вв.
Предложенная выше типология колчанов традиционна. Однако при исследовании этой категории тюркских древностей хотелось бы остановиться на колчанах со срезанным верхом из коллекции кокэльских погребений человека с конём. Известно, что стрелы в таких колчанах, или, как их ещё называют, в закрытых колчанах, укладываются наконечниками вниз. В прорисовках всех кокэльских погребений, где обнаружены колчаны, стрелы лежат наконечниками вверх на специальной подставке, которая выходит за пределы горловины колчана (Вайнштейн, 1966, с. 300, рис. 11; с. 303, рис. 14). Судя по описанию и фрагментам, изображённым на рисунках, то же самое можно сказать и о колчане из Кудыргэ 5 (Гаврилова, 1965, с. 29, табл. XI-18). Что же касается экземпляра из МТ 58-Х (Грач А.Д., 1960а, рис. 61), то сохранность его настолько плоха, что трудно определить его принадлежность к какому-либо типу колчанов.
Конечно, можно предположить, что потребность носить стрелы
(77/78)
наконечниками вверх отразилась в приспособлении старых форм колчанов, которые уступают место новым со щитком. Но в данном случае, на наш взгляд, перечисленные выше колчаны в силу плохой сохранности и нечёткой документации могли быть ошибочно отнесены авторами к типу «со срезанным верхом». Но если даже и сохранять традиционную типологическую принадлежность, ясно одно: эти колчаны уступают в количественном отношении типу со щитком. Последний намного чаще встречается в древнетюркских погребениях с конём (табл. 14). Поэтому вывод, к которому приходит Ю.И. Трифонов (1987, с. 197), — о локальных особенностях, выражающихся в данном случае в формах колчанов, — является далеко не бесспорным.
Чрезвычайно интересна сама постановка вопроса. Действительно, что же отражает форма колчанов? Может быть, назначение стрел, содержащихся в них: если стрелы с опереньем, то они, как известно, предназначались для стрельбы на дальнее расстояние. Именно такие находятся в колчанах со срезанным верхом. Что же касается стрел без оперенья, то они рассчитаны на ведение ближнего боя (стрельбы). Из раскопок нам хорошо известно, что такие стрелы помещались в колчаны со щитком. А может быть, форма отражает принадлежность колчана воину или охотнику? Очевидно, вопрос этот требует специального решения.
Дискуссионным являются рассуждения и о месте колчана в погребении и в реальной жизни древних тюрков. Если посмотреть на зависимость формы колчанов от их месторасположения, то в качестве гипотезы можно отметить следующее. Известно, что в реальной жизни всадник имел два колчана. На наш взгляд, один из них мог быть за спиной (со щитком) и находился непосредственно при всаднике в боевой готовности или на поясе в повседневности, как изображали это на писаницах и изваяниях. Именно такое положение отмечается в литературе (Кызласов Л.Р., 1969, с. 80; Вайнштейн, 1969, с. 69). Второй колчан со срезанным верхом приторачивался к седлу в качестве футляра для запасных стрел. Факт такого местоположения колчана также отмечался исследователями (Евтюхова, 1948, рис. 192; Гаврилова, 1965, с. 30).
В настоящей работе пока лишь отметим, что местонахождение колчанов в погребениях человека с конём различно. Они могли лежать справа, слева от человека, в ногах, накрывая человека и т.д. (рис. 1, 18). При археологических работах, кроме футляров, обнаружены остатки колчанной атрибутики.
Ремень колчана продевался сквозь отверстия в берёсте и привязывался к деревянной планке внутри колчана. К ней же, очевидно, прикрепляли и костяные петли для подвешивания колчана (рис. 36-1-4). Иногда в качестве такой петли использовалась роговая пряжка от пут, только более вытянутой формы (рис. 36-6). Как вид-
(78/79)
но, техника крепления была различной: с помощью петли, кольца, крюков *. [сноска: * О колчанных атрибутах см. статью Ю.И. Трифонова (1987).] Несколько слов о крюках.
Для ношения колчанов использовались крюки, которые являются характерным признаком колчана конного лучника (Плетнёва, 1967, с. 160). Поэтому по сохранившимся крюкам можно судить о наличии некогда колчана у погребённого. Известные нам крюки из погребений человека с конём (24 экз.) подразделяются на две группы по материалу: из цветного металла и из железа. По способу крепления они выделены в типы: это крюки со шпеньками для крепления кремню (рис. 14) и крюки с кольцом (рис. 36-5). Самая распространённая форма первая, аналогии которой находим и в более поздний период IX-X вв. (Степи Евразии..., с. 145, рис. [33]-7; Ковычев, 1982, с. 152, рис. 2-22).
Рис. 14. Колчанный крючок из погребения ДА II-6 (бронза).
Ряд исследователей считают, что колчаны обтягивались кожей, шёлком. Однако на тюркских колчанах не сохранилось ни то, ни другое. Но в ряде случаев на них зафиксированы знаки владельцев. К сожалению, об этом трудно судить по материалам, полученным в результате давних раскопок, и все же на фрагментах колчана из кургана БД-16 ** [сноска: ** Раскопки С.А. Теплоухова, 1926. (Архив Госэрмитажа, инв. № 5129/1). Прорисовка выполнена Е. Чеховой.] на лицевой стороне заметны нарезки листиками, которые группируются в орнамент (рис. 13). О подобных особенностях позволяет нам судить материал, полученный в результате раскопок могильника Даг-Аразы (Овчинникова, 1974). На одном из колчанов (рис. 36-12) в середине лицевой стороны стоит знак, напоминающий лук и стрелу. Он похож на тамги из собраний Л.Р. Кызласова в Туве (1960б, с. 112) и на многочисленные тамги из Западной Сибири (Симченко, 1965, с. 202, табл. 122). На другом запечатлён воин-копейщик. Изображение этого всадника схематично (рис. 3). Рисунок выполнен прочерченными линиями. В этом же могильнике (Даг-Аразы) встречен колчан, на котором, по нашему мнению, прорисован палаш (рис. 37-6). Судя по присутствию на колчанах вышеупомянутых знаков и прорисовкам, а также наличию в месте «швов» нарядно орнаментированных костяных накладок (рис. 36-7-9), вряд ли колчан обтягивался дополнительно. Количество стрел в колчанах колеблется от 4 до 18. Колчаны, равно как и луки, находятся только в мужских, юношеских погребениях и курганах-кенотафах (табл. 14).
(79/80)
До сих пор были отмечены общие черты колчанов из погребений человека с конём Саяно-Алтая. Но хотелось бы обратить внимание на то, что все колчаны разной величины, у каждого свои приметы, свои особенности крепления и украшения. Даже древки стрел должны были соответствовать колчану, поэтому на протяжении времени пользования одним колчаном воин должен был сам делать древки определённой величины. Этот факт известен из истории монголов (Медведев А.Ф., 1966, с. 49).
В заключение раздела по древнетюркским колчанам можно отметить синхронное существование обоих типов при значительном преимуществе колчанов со щитком. Последние прочно вошли в саадачный набор тюрков-тугю, получив дальнейшее развитие и распространение.
Палаши, сабли, копья, кинжалы являются следующим по значению, после лука и стрел, наступательным видом оружия у древних тюрков (Бичурин, 1950, с. 229). Однако их находки чрезвычайно редки, к тому же большая часть встречается во фрагментах. Поэтому порой столь разноречивы мнения в их определении.
Рис. 15. Палаши и копья:
1 — ДА V-1; 2 — К 9; 3 — Кат. I-6; 4 — Кат. I-7.
Экземпляр, обнаруженный в погребении воина из могильника ДА V-1, почти целый, за исключением навершия (рис. 15-1). На первый взгляд, такая форма оружия соответствует классическому мечу. Но есть ряд особенностей, которые не позволяют отнести данный клинок к разряду мечей. Прежде всего, это однолезвийный клинок, остриё которого не закруглено, а заострено. Следовательно, это оружие было не только рубящим, но и колющим. Кроме того, конец клинка раскован на два лезвия. Такие клинки, имеющие особенности меча и сабли одновременно, принято называть палашами (Киселёв, 1951, с. 34).
Фрагменты клинка и навершия еще одного палаша обнаружены в погребении AI V-5. Он пополняет группу трехгранных с перекрестием палашей из древнетюркских памятников, выделенных Ю.С. Худяковым (1986, с. 153).
Немало сведений о холодном оружии дают нам древнетюркские изваяния (рис. 38-1-7). Они часто изображают воинов в полном
(80/81)
вооружении. Среди других видов оружия есть изображения шести клинков. Изваяния воинов датируются VII-VIII вв. (Евтюхова, 1952, с. 111). В это время в Восточной Европе и Азии появилась сабля — изогнутый однолезвийный клинок, рукоятка которого находится под тупым углом по отношению к лезвию. Центром возникновения сабли в Азии считается Южная Сибирь (Мерперт, 1956, с. 166), но как раз там сабля не приняла классической формы (Овчинникова, 1981, с. 138). Во всяком случае, ни один изображённый на каменных изваяниях клинок нельзя категорично считать саблей. Три из них представляют, видимо, наиболее архаичные формы (рис. 38-2, 5, 6). Это совершенно прямые клинки. Два из них без рукоятей, но с маленькими перекрестиями, а один с фигурной рукоятью, без перекрестия. Для меча ни то, ни другое не характерно. Один клинок (рис. 38-6), по всей видимости, однолезвийный, о двух других ничего сказать нельзя, так как они изображены в ножнах. Клинки, аналогичные одному из изображений (рис. 38-5), найдены в 1947 г. в местности Ближние Елбаны VIII, у с. Большереченское на Алтае. Близкий к нему клинок обнаружен в Сросткинском могильнике (Евтюхова, 1952, с. 112). Как мы увидим далее, и в Туве формы клинков изменились за два века очень незначительно. Что касается остальных четырёх изображений, то их можно отнести к палашам.
Таким образом, все вышеназванные тюркские клинки — и найденные при раскопках, и изображенные на изваяниях — можно отнести к палашам.
Подобный вид оружия встречается и позже, в эпоху древнехакасской экспансии в Туве: это именуемые Л.Г. Нечаевой «мечи» в курганах долины р. Хемчик (1966, с. 111-112). Клинки однолезвийные, но их концы раскованы на два лезвия, поэтому их также можно считать палашами.
Видимо, палаши являлись более удобным оружием, так как ими можно было не только рубить, но и колоть. К тому же он был легче меча за счёт устранения второго лезвия и сужения клинка (Мерперт, 1956, с. 166). Палаш мог служить переходным типом от меча к сабле. По назначению он приравнивался к этому виду оружия и в эпоху средневековья получил значительное распространение. Его можно встретить на просторах всего «великого пояса степей» в VI-XII вв. (Степи Евразии..., рис. 20-29, 30; 52-11; 55-30 и др.). Что же касается экземпляра из ДА V-1, то ему есть прямая аналогия в Сросткинском могильнике на Алтае, где он датирован по китайской монете серединой IX в. (Грязнов, 1956, с. 150-151). Конечно, утверждать, что в период VI-X вв. в Саяно-Алтае сабель не было вообще, было бы неправомерно. Они просто могли не встретиться в погребениях с конём в силу их значимости. Возможно, сабля служила реликвией, передавалась по наследству или вручалась как именное оружие за доблесть. Пока при раскопках сабли почти не обнаружены, исключение составляет фрагмент клинка из погребения Улуг-Хову 53 (Кызласов Л.Р., 1969, с. 21).
(81/82)
Другим видом оружия, также чрезвычайно редко встречающимся в погребениях, являются копья (рис. 15-3, 4). «Копьё тюрок — короткое и полое, копьё «хариджитов» — длинное и цельное» (цит. по: Мандельштам, 1956, с. 227). Видимо, этим замечанием в «Послании фатху бен Хакану» аль-Джахиз, сравнивая оружие, хотел показать, что тюркские копья — составные, втульчатые, чем отличаются от копий других народов. Это подтверждается и находками в погребениях с конём на Алтае. Все они относятся к асимметрично-ромбическому типу по форме пера, которое в сечении также ромбическое. Аналогичные копья известны в памятниках приалтайских степей IX-X вв. (Худяков, 1981, с. 119). О применении воинами в бою копья в этот период говорит известный рисунок Сулекской писаницы (Кызласов Л.Р., 1969, с. 109, рис. 41), а также сохранившаяся фрагментарно прорисовка на колчане из кургана ДА II-1 (рис. 3). Поза изображенного на нём всадника напоминает позы пенджикентского (Белиницкий [Беленицкий], 1973, с. 33) и прясловского всадников (VIII-IX вв).
Кинжалы в погребениях с конём являются довольно редкой находкой. В основном о них мы судим по изображению на каменных изваяниях в Туве, сопоставляя с уйбатским кинжалом из кургана 7 в Хакасии (Евтюхова, 1951 [1952], с. 112): это однолезвийный кинжал с резко отогнутым внутрь коленчатым черешком (рис. 38-3). Однако, как известно, кинжалом, в отличие от ножа, считается двухлезвийный клинок с большой рукоятью и перекрестием. Кинжалы уйбатского типа имеют перекрестие, что сближает их с классической формой кинжала, но клинок не соответствует колющему оружию. Видимо, в такой форме, сочетающей элементы ножа и кинжала, заключена определённая функциональная значимость, определённая особенность уйбатского типа кинжала. Что же касается археологических подтверждений, то в погребениях с конём этот типичный, судя по каменным изваяниям, для древних тюрков коленчатый кинжал встретился пока лишь в погребении Яконур 5 (рис. 38-8). Все остальные экземпляры, отнесённые авторами раскопок к разряду кинжалов, имеют другую форму.
Всего насчитывается 12 экземпляров, которые по форме и размерам составляют четыре типа.
В 1-й тип вошли кинжалы, у которых узкий двухлезвийный клинок и острые углы при переходе от черешка к клинку (рис. 38-11). Ко 2-му типу относятся кинжалы с листовидным двухлезвийным клинком (рис. 38-9). 3-й тип составляют коленчатые кинжалы (рис. 38-8). Встречены экземпляры, которые по фрагментам клинка не дают возможности определить их назначение, — тип 4. К сожалению, ни на одном из экземпляров не сохранились перекрестия, черешки у всех прямые. Обнаруженные и описанные выше кинжалы отличаются от кинжалов уйбатского типа. Аналогии им находятся в памятниках IX-X вв.
(82/83)
Возможно, что со временем кинжалы как боевое оружие постепенно выходили из употребления и могли оставаться либо в качестве отличительного знака воинского ранга, либо, как сообщают китайские хроники, в качестве украшения: «...тюрки... как украшение носят также кинжалы...» (Lui Mau-Tsai, 1958, с. 8).
Защитное вооружение пока остается малоизученным. К его видам у древних тюрков Саяно-Алтая относятся: щит, панцирь, шлем. Весьма скупые сведения содержат письменные источники, а находки при раскопках чрезвычайно редки. Полный набор защитного вооружения являлся принадлежностью далеко не всех воинов, а скорее всего тяжеловооруженных. Легковооруженный воин имел только щит (Худяков, 1976, с. 156-157).
Щит (рис. 39-1). До недавнего времени был совершенно неизвестен по археологическим данным. Долгое время о нем можно было судить лишь по рисункам на писаницах (Кызласов Л.Р., 1969, с. 109) и по кратким сведениям письменных источников: «...Щиты, чтобы отражать стрелы, делают так: расколов дерево, соединяют поперечиной. Стрелы не могут прорвать такой щит» (цит. по: Кюнер, 1960 [1961], с. 60). Теперь это подтверждается уникальной находкой почти целого тюркского щита в погребении ДА V-1 (Овчинникова, 1982, с. 215). Изготовлен он из пяти досок шириной 15-18 см, толщиной 1 см, диаметр 78 см. С внутренней стороны доски соединялись поперечной деревянной перекладиной, которая, вероятно, служила одновременно и рукоятью.
Тюркский щит аналогичен среднеазиатскому согдийскому щиту (VIII в.), правда, последний был немного меньше и по краю его шла металлическая оковка, но он, как и тюркский, был изготовлен из отдельных деревянных дощечек, склеенных между собой (Распопова, 1973, с. 125). Согдийский щит был слегка выгнут, а тюркский — совершенно прямой. Это отличает оба щита от древнерусских круглых щитов, которые были заметно выпуклыми. Но главное отличие в том, что у древнерусских щитов посредине имелись металлические умбоны (Рабинович, 1947, с. 68). Щиты древних южносибирских народов, очевидно, умбонов не имели. Это позволяет предположить, что древние тюрки, возможно, не пользовались ими в поединке с рубящим оружием, ибо вряд ли такой щит мог противостоять удару палаша. Это подтверждают и китайские хронисты: «Щиты, чтобы отражать стрелы...» (Кюнер, 1961, с. 60).
Относительно другого вида защитного вооружения — панциря — отметим, что внешний вид его известен нам по рисункам на скалах близ Барнаула и на Сулекской писанице (Евтюхова, 1948, с. 10 [?]). В качестве реконструкции можно привлечь и росписи уйгурских вождей в Хочо. Обычно воин изображался в панцирной рубашке, собранной из небольших железных пластин. В рисунках они представлены схематично.
(83/84)
В результате исследований погребений с конём мы находим подтверждение существованию панциря у тюркских воинов. Некоторые исследователи, проводя аналогии, склонны даже считать, что присутствие панцирных пластинок в комплексе в могиле является обязательным для древнетюркских погребений человека с конём в Южной Сибири, отражая таким образом специфику данных погребений (Laszlo, 1955). Однако с этим трудно согласиться, исследования показывают скорее то, что их присутствие в могиле являлось отличием знатных тюркских воинов (Худяков, 1986, с. 159). К тому же в силу плохой сохранности находки панцирных пластинок фиксируются исследователями не так уж часто. Обнаруженные пластины различаются по форме и количеству отверстий на них. В Туве известны находки отдельных пластинок в погребениях МТ 5-IV (рис. 39-4), ДА V-1 (2 экземпляра очень плохой сохранности). Аналогичные им встречены и в памятниках на Алтае: в оградке VIII могильника Кудыргэ (Гаврилова, 1965, табл. V, рис. 1), в погребении Узунтал I-2 (рис. 39-2), в котором зафиксирован даже фрагмент панциря, а не одиночные пластинки (Савинов, 1982, с. 111).
Совершенно иное расположение отверстий для скрепления у пластинок из кургана Берель 3 (рис. 39-3). Вероятно, это связано не столько со временем бытования таких панцирных пластинок, сколько с их функциональной значимостью.
Особого внимания заслуживает фрагмент из Даг-Аразы II-6 (Овчинникова, 1981, с. 141). Несмотря на плохую сохранность, попробуем представить конструкцию данного панциря (рис. 39-5). На месте вскрытия удалось выяснить, что монолит состоит из 180-200 пластинок, так как длина его около 70 см, ширина 30-35 см. Размеры пластинок одинаковы: длина 5-6 см, ширина 2,5-3 см, толщина 1,5-2 мм. На каждой стороне пластины сделано по два отверстия. Пластинки скреплялись довольно просто. Они накладывались одна на другую таким образом, что верхняя пластина примерно на одну треть закрывала нижнюю. Это усиливало прочность доспеха, но, с другой стороны, увеличивало его вес. Нужно отметить, что обнаруженный фрагмент панциря располагался на тазовой кости лошади. Последнее свидетельствует о том, что найденный фрагмент доспеха относится не к воину, а его спутнику — коню. Пока это единственный экземпляр панцирной попоны из погребений, которая известна в основном по изображениям.
И, наконец, малоизвестный предмет защитного вооружения в средневековом Саяно-Алтае — шлем. Судя по рисункам на скалах (Сулекская писаница), можно предположить существование остроконечного шлема, напоминающего русский шлем-шишак и шлемы кочевников Восточной Европы (Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 33). Это предположение подтверждается рисунком на бересте — фрагменте верхней части колчана из погребения человека с конём в Туве ДА II-1 (рис. 3).
(84/85)
Рассмотренные выше виды вооружения позволяют констатировать высокий уровень военного искусства и вооружения древнетюркских воинов. Высоким было и качество оружия, о чём свидетельствуют предварительные технологические исследования. На основе проведённых нами структурных анализов вещей из погребений могильников Аймырлыг и Даг-Аразы, в том числе и оружия, сделаны некоторые выводы о технологии их изготовления (Овчинникова, 1981). В результате анализов * [сноска: * Анализы были проведены работниками лаборатории Уральского отделения железнодорожного транспорта, сотрудниками лаборатории спектрального анализа Уральского научно-исследовательского института чёрных металлов и лаборатории структурного анализа при комплексной лаборатории археологических исследований Уральского университета. Заключения по анализам сделаны совместно с сотрудниками лаборатории Уральского университета И.Г. Берх и С.В. Днепровым.] установлено, что наконечники стрел были изготовлены способом горячей ковки при температуре 950-1100°, поэтому на металле не осталось следов деформации (Овчинникова, 1981, с. 136).
Микроскопические анализы предметов вооружения и оснащения древнетюркского воина свидетельствуют о наличии видманштеттовой структуры, которая образуется на поверхности шлифов в результате перегрева изделия во время ковки. Металл приобретает характерные черты литого, который уступает кованому в прочности — он более хрупок. Температурные рамки технологии довольно жесткие: в случае перегрева получается видманштеттова структура, которая лишает изделия преимуществ кованого метала, а при низкой температуре лопасти стрел не будут приварены. Высокая точность и завершённость обработки поверхности наконечников стрел свидетельствуют о большом мастерстве древнего кузнеца.
Рассматриваемые изделия изготовлены из низкоуглеродистого железа. Этим объясняется то, что наконечники стрел предназначались для разового пользования. Содержание углерода в большинстве образцов равно 0,25-0,40 %. Науглероживание происходило во время металлургического процесса. Интересно, что при изготовлении наконечников стрел не был использован приём цементации, т.е. приём направленного науглероживания металла. Не исключена возможность потери углерода с поверхности изделий во время его длительного пребывания в огне (при кремации трупа вместе с вооружением). Это подтверждается наличием обезуглероженного слоя. Структура наконечников стрел свидетельствует о высоком качестве металла такого массового оружия. Анализ показал, что твёрдость пера выше, чем черешка. Следовательно, древние южносибирские кузнецы умели придавать металлу нужную твёрдость.
Спектральный анализ наших образцов показал исключительную чистоту металла, который много чище обычно используемого в настоящее время. Почти все примеси металла не превышали тысячной
(85/86)
доли процента. Структурные характеристики средневекового металла Тувы сходны с древнерусскими, но вместе с тем можно отметить некоторое своеобразие технологии производства древнетюркского оружия. То, что при изготовлении наконечников стрел не использовался прием цементации, не означает, что средневековые кузнецы Тувы не знали его. Оказывается, знали, правда, пользовались им при производстве других изделий, в частности ножей (см. раздел «Ножи»). Особенностью древнетюркского оружия является его плохая сохранность по сравнению с древнехакасским. Остается пока не совсем ясным, почему древнехакасские наконечники стрел сохраняются намного лучше тюркских? Металлографический анализ в принципе показал одинаковое качество металла. Обряд трупосожжения может изменить структуру, но не состав металла. Вероятно, для решения этого вопроса необходимо проведение химических анализов большой серии вещей. Таким образом, многочисленные серии структурно изученных военных и бытовых предметов средневековых воинов Тувы позволяют ответить на вопросы о их происхождении, производстве и даже употреблении.
Проведённые исследования с привлечением структурного анализа дают представление о комплексе вооружения древних тюрков-тугю, свидетельствуют о высоком уровне военного искусства. В комплекс входили как защитные доспехи (шлем, щит, панцирь), так и набор наступательного вооружения (лук, стрелы, палаш и др.). Как мы выяснили, в бою чрезвычайно редко применяли такие виды оружия, как боевые топоры, булавы, палицы (рис. 29-20-22). Преимущественное наличие лука со стрелами позволяет говорить о преобладании дистанционного характера боя над рукопашным. Неполнота комплекта наступательного оружия восполнялась великолепным владением стрельбой из лука. Тюрки-тугю «...искусно стреляют из лука с лошади» (Бичурин, с. 229). Лук являлся излюбленным оружием, не случайно он сохранился у народов степей до настоящего времени.
|