главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

А.А. Гаврилова. Могильник Кудыргэ А.А. Гаврилова

Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён.

// М.-Л., 1965. 145 с.

 

Часть вторая. Периодизация позднекочевнических могил Алтая

 

Глава 6.
Изменения в убранстве коней и всадников как основа периодизации позднекочевнических могил.
     2. Убранство всадников

 

Такую же определённую последовательность, как в изменениях убранства коня, можно заметить и в изменениях убранства алтайских всадников, погребённых с конём или конской сбруей. Наиболее видны на имеющемся материале изменения сложного лука, свистящих стрел и поясов.

 

Сложные луки появляются в южной Сибири с хуннского времени. Хуннские луки известны по их остаткам, роговым накладкам. Характерная их особенность — большие размеры. Поэтому и накладки на них большие: пара широких и одна узкая срединные и две пары длинных концевых, на оба конца (Руденко, 1962, табл. IV, 2-4), все с гладкой нижней поверхностью.

 

Чем отличаются луки поздних кочевников от луков хуннских? На луках поздних кочевников уменьшаются размеры роговых накладок, так как уменьшаются размеры луков, уменьшается количество роговых накладок, а затем, позднее X в., изменяется и их форма. Все накладки делались с изборождённой нижней поверхностью, для более прочного приклеивания их к деревянной основе лука — кибите. Самыми ранними луками поздних кочевников были луки с двумя парами длинных концевых накладок, кроме срединных с ромбической штриховкой снизу. Таков один из луков, найденный в берельской группе могил (Кокса) и один на среднем Енисее (Уйбат II). Луки из Берели отличаются тем, что от них осталось лишь по одной паре концевых накладок, кроме широких срединных (рис. 5, 3-6), и остается неясным, чем объясняется это отличие — тем, что накладки на второй конец лука разрушились, или начавшимся ещё в берельское время переходом к лукам второй стадии с накладками на одном конце, представленной луками кудыргинскими.

 

Ко второй стадии относятся луки с одной парой концевых накладок на один конец (табл. XXXI, 8, 12), кроме широких и узкой срединных, из которых обычно сохраняются только широкие накладки (табл. XXXI, 11). Такие луки найдены в могилах кудыргинского типа, кроме упомянутых могил берельских. О том, что уменьшение концевых накладок процесс закономерный, нам позволяют заключить луки третьей стадии, совершенно лишённые концевых накладок. А о том, что иногда концевая накладка применялась на одном конце, говорят луки, описанной ниже стадии, четвёртой. Поэтому вероятнее считать, что кудыргинские луки имели концевые накладки лишь на одном конце, чем допускать исчезновение второй пары накладок от лежания в земле.

 

К третьей стадии относятся луки без концевых накладок, только с накладками срединными, парой широких и одной узкой, из которых тоже чаще сохраняются только широкие (табл. XXXI, 44). Такие луки найдены в могилах катандинского типа. Сохранение в одном случае деревянного конца одного из этих луков убеждает нас в том, что на этом луке не было роговых накладок на концах, так как рог прочнее дерева и если бы он был, то сохранился бы лучше, чем дерево, тогда как на этом луке сохранились только широкие срединные роговые накладки и деревянная кон-

(87/88)

цевая часть кибити (Евтюхова и Киселёв, 1941, рис. 52, 53). Найдены такие луки и в могилах сросткинского типа, но сросткинские луки отличаются от катандинских меньшими размерами накладок (рис. 11, 9, 10).

 

Другого типа луки четвёртой стадии, с массивными вкладышами: одним срединным, врезанным в кибиту, и в редких случаях одним концевым, вставленным в расщеплённый конец кибиты. К этой стадии относятся луки со срединными вкладышами: часовенногорские, с лопатообразными концами (рис. 13, 13; табл. XXXI, 81), и забайкальские, с расширяющимися концами (Ильмовая падь, могилы 122, 127). Луки четвёртой стадии близки к лукам недавнего прошлого, известным по этнографическим материалам, также имеющим один массивный срединный вкладыш прямоугольной формы, с прослойками на концах другой древесины, заменившей дополнение концов роговыми вкладышами. Очевидно, массивные роговые вкладыши, не наложенные сверху, а врезанные в деревянную кибиту лука, были прочнее, чем роговые накладки, тонкие и отклеивающиеся от кибиты, а деревянные прослойки на концах явились более прочной заменой роговых, так как дерево труднее отклеивалось от кибиты, чем рог.

 

В свете приведённых данных можно заключить, что племена, обитавшие в Венгрии в аварское время, с луками с 11 роговыми накладками, и в мадьярское, с луками с 7 накладками находились на более низком уровне в изготовлении луков, чем алтайские племена, но и в Венгрии шёл тот же процесс уменьшения числа накладок, что уже отмечалось при сопоставлении луков аварских с мадьярскими (Sebestyen, 1930).

 

И, наконец, учитывая особенности луков каждой стадии, можно внести поправку в решение вопроса об отношении могил с каменными кольцами к курганам тюркского времени в Туэкте. Луки из могил с каменными кольцами имеют, подобно хуннским, гладкую нижнюю поверхность, но меньшие размеры, чем хуннские, занимая промежуточное положение между луками хуннскими и позднекочевническими. Поэтому можно заключить, что отличия, отражённые могилами с каменными кольцами, от курганов тюркского времени в Туэкте не социальные, как считал С.В. Киселёв (1951, стр. 553-554), а хронологические: могилы с каменными кольцами сооружены значительно раньше, чем каменные курганы тюркского времени.

 

Наконечники стрел, сопутствующие лукам, ещё не подвергались детальному анализу: этому мешает плохая сохранность имеющихся серий. Поэтому мы ограничимся здесь лишь некоторыми наблюдениями. Оставляя в стороне единичные наконечники стрел, сопутствующие лукам от берельских до катандинских, отметим, что наиболее массовая серия трёхлопастных наконечников изготовлялась со свистунками с круглыми отверстиями, подобно свистункам хуннским (Руденко, 1962, табл. IV, 10, 11). Таковы свистунки и в могиле берельского типа (Кокса), и в кудыргинской (табл. XXXI, 13, 14), и в катандинских (табл. XXXI, 45). Для могил катандинских характерны, кроме наконечников трёхлопастных, стрелы с трёхгранным остриём и узкими лопастями (Катанда II, кург. 1, 1865 г.) и мелкие четырёхгранные (Туэкта, кург. 1 и 7, 1937 г.). Изменения наконечников стрел связаны с изменением брони, что уже отмечалось (Медведев, 1953, стр. 27).

 

Трёхлопастные стрелы сохраняются и в поздние периоды, сопутствуя лукам сросткинским и часовенногорским, но изготовляются они со свистунками с прямоугольными отверстиями для свиста, также сохранившихся в редких случаях (рис. 13, 10). Но все известные случаи не выходят за пределы сросткинской и часовенногорской групп. Сросткинским лукам сопутствуют также и четырёхгранные стрелы, но более массивные, чем катандинские, и характерные трёхгранные, и плоские листовидные (Арсланова, 1963а, табл. II, 7, 8). Другие стрелы сопутствуют лукам часовенногорским — плоские вытянуторомбические (табл. XXV, 1, 6-9), срезни (табл. XXV, 10) и кунжутолистные (табл. XXV, 5), кроме упомянутых трёхлопастных со свистунками с прямоугольными отверстиями для свиста. М.П. Грязнов ошибался, поместив плоские наконечники из позднекудыргинской могилы в один

(88/89)

ярус с раннекудыргинскими вещами (Грязнов, 1930, рис. 104-106), место этих наконечников в другом ярусе (табл. XXXI, 82-84).

 

Плоские наконечники стрел известны с раннего времени, но они единичны. Таков шипастый наконечник в берельской группе могил (рис. 5, 7), наконечник с округлым концом в Кудыргэ (табл. XI, 14), но эти наконечники не типичны и не имеют ничего общего с поздними плоскими наконечниками, как найденными в Тюхтятском кладе (Евтюхова, 1948, рис. 118-120), так и из часовенногорской группы могил.

 

Как при анализе конской сбруи выявились более часто изменявшиеся её части — удила, и менее изменявшиеся — стремена, так и при анализе оружия более изменчивыми оказались луки, тогда как стрелы при всём их разнообразии менялись медленнее. Если удила и луки указывают нам на последовательность групп могил, то стремена и стрелы на преемственность между соседними группами. Так, на преемственность кудыргинской и катандинской групп могил указывают стремена с округлой или прямоугольной петлёй и трёхлопастные стрелы со свистунками с круглыми отверстиями. Казалось бы, сросткинские удила и луки ближе к катандинским, чем к часовенногорским, но наконечники стрел, трёхлопастные со свистунками с прямоугольными отверстиями указывают на преемственность сросткинской группы могил с часовенногорской, значительно отличающейся от более ранних типами оружия (луки с массивными вкладышами, плоские наконечники стрел определённых типов).

 

Такую же картину дают и изменения поясов, найденных, как правило, в мужских могилах. Найденные в одном случае в женской могиле остатки пояса находились в области головы, поэтому данный пояс мог быть мужским, положенным в женскую могилу (Катанда II, кург. 5, 1954 г.). В большинстве случаев мы находим в могилах лишь остатки поясов. О целых поясах мы можем судить по поясам четырёх периодов: ранних кочевников (пояса из Пазырыкского и Башадарского курганов), катандинского времени (пояса из Курая и Туэкты), часовенногорского времени (пояса из могил на Часовенной горе и Ильмовой пади) и недавнего периода, по этнографическим данным. Рассматривая все остатки поясов из описанных выше могил, мы можем заключить, что от периода ранних кочевников по сросткинское время включительно бытовали пояса с подвесными ремешками, прошедшие за эти периоды три стадии.

 

К первой стадии относятся пояса без специальных оправ для подвесных ремешков, как на поясах пазырыкском и башадарском: ремешки продеты на них или через пробитую для этой цели бляху, или через прорез в поясе (Руденко, 1953, табл. XXVII, 1; 1960 г., табл. XXXII, 1). Таковы были и кудыргинские пояса (табл. XXXI, 22, 24). Видимо, от пояса этого типа, а не от сбруи сохранились пряжка и бляшки в могиле близ Самарканда (Спришевский, 1948, рис. 1-5).

 

Ко второй стадии относятся пояса с бляхами-оправами для подвесных ремешков: прорез в поясе обрамлён бляхой-оправой, иногда с пластинкой снизу, по другую сторону ремня. В отверстие в ремне и бляхе продевался подвесной ремешок, с узким наконечником на одном конце — для продевания и коротким, широким — на другом, закрепляющим ремешок от выпадания с помощью обоймы. Пояс застёгивался пряжкой, находящейся справа. Таковы целые пояса из могил катандинской группы, найденные в Туэкте (Киселёв, 1941, табл. XLVII) и в Курае (Евтюхова и Киселёв, 1941, табл. III, А, Б). Наиболее богато украшен пояс с орхонской надписью на оборотной стороне концевой бляхи (Киселёв, 1936, рис. 2; Евтюхова и Киселёв, 1941, табл. II, 1). Здесь воспроизведены названные пояса, с уточнениями в положении бляшек с подвесных ремешков (табл. XXXI, 55, 56). Бляхи-оправы применялись не только на поясах, но и на других изделиях, например на остатках седла, для ремешков для приторачивания (Шибе, мал. кург. 5), но всегда для одной цели — для продевания через них ремешков. Другим целям отвечают бляхи-оправы на поясах третьей стадии, сросткинских. На сросткинских поясах подвесные ремешки

(89/90/91/92/93/94/95/96)

украшены не только наконечниками, но и многочисленными бляшками, не позволяющими продевать ремешок. Поэтому и бляхи-оправы принимают миниатюрные размеры, а подвесной ремешок не всегда продевается через них (рис. 11, 22), а иногда пришивается к ремню (Сростки I, кург. 2, 1925 г.). Таким образом, бляхи-оправы приобретают на сросткинских поясах только декоративное значение, что говорит о деградации поясов, после катандинского времени, в сросткинское время. К сросткинским поясам близок пояс из Кочергинского могильника в Приуралье (Талицкий, 1940, табл. I, 1). Относимые некоторыми исследователями к IX в. пояса с сердцевидными вырезами на подвесных петлях (Евтюхова, 1952, рис. 65, 4, 5; Грач, 1961, стр. 65), найденные в Забайкалье (Талько-Гринцевич, 1900, табл. VI, VII), в Туве (Вайнштейн, 1958, табл. IV, 127), в Средней Азии (Бернштам, 1950, табл. XLIV, 9) и в Минусинской котловине (Теплоухов, 1929, табл. II, 47), в свете приведенных данных, не выходят за пределы VII-VIII вв., так как найдены в Туве на поясе, типичном для катандинской, а не для сросткинской группы могил, а приведенная Л.А. Евтюховой, как аналогия к этим подвесным петлям, сросткинская бляха (Евтюхова, 1952, рис. 65, 6) слишком от них далека, чтобы служить основанием для их датировки IX в. Поэтому правы А.Н. Бернштам (1950, табл. XCV, рис. 132) и Л.Р. Кызласов (1960в, табл. I, 20), включившие эти подвесные петли в классификационные таблицы в ярусы до VIII в.

 

К другому типу относятся пояса с обоймами из часовенногорской группы могил. Эти пояса ближе к поясам из этнографических коллекций, с той лишь разницей,

(96/97)

что обоймами на последних служат петли, сделанные из ремней на подвешенных предметах, а на часовенногорских поясах обоймы сделаны из твёрдых материалов, чаще из металла. Бывают обоймы с круглыми украшениями, как на могильнике Красноярское I (табл. XXXI, 87), подобные найденным в Томской области на могильнике Басандайка («Басандайка», табл. 55, 16, 20-25). Чаще обоймы делались прямоугольные. Таковы пояса из могилы на Часовенной горе — с обоймами из агальматолита (рис. 14, 17), из могилы в Ильмовой пади — с обоймами из серебра (рис. 14, 20) и из Белореченского могильника в Кубанской области — с золотыми обоймами (Левашева, 1953, рис. 10, 2, 3).

 

Подвесные ремешки, судя по стёртости на обоймах, продевались в большие обоймы, надетые на ремни, затем в скобу под большой обоймой и закреплялись малыми обоймами, надетыми на ремешки (рис. 13, 17, 20). Пряжки на этих поясах находились, судя по положению остатков пояса в могиле из Ильмовой пади (могила 122), слева. О преемственной связи поздних поясов с прямоугольными обоймами со значительно более ранним таштыкским и близким к последнему ранним поясом из предгорий Алтая уже говорилось. Остаётся добавить, что и в ранние периоды делали пояса с круглыми украшениями на обоймах, как на поясе из могилы I-III вв. н.э. в Восточном Казахстане, близ с. Усть-Нарымское, но не металлическими, а роговыми (Черников, 1952, рис. 25, 2). Пояса с обоймами, распространённые ранее на большой территории азиатских степей, получили особенно широкое

(97/98)

распространение в монгольское время, что связано с широкой экспансией монголов на запад.

 

В свете приведённых данных о поясах с подвесными ремешками может быть уточнена реконструкция поясов аварских, предложенная Д. Лашло (Laszlo, 1955, табл. LIX, 1, 2, и др.). Реконструируя пояса с подвесными ремешками без блях-оправ, он правильно размещает наконечники на оба конца подвесных ремешков, однако нельзя согласиться с тем, что эти ремешки были прикреплены к поясу одним концом, ибо в действительности они продевались через прорезы в поясе, как на поясах алтайских.

 

От алтайских поясов отличается другой тип поясов «аварских», с шарнирными украшениями (Csallany, 1962) и пояса с подвешиванием ремешков или к кольцам, как на найденном в могиле катандинского типа в Туве, с монетой 713-741 гг. (Грач, 1960б, рис. 82), или к трёхконечным приёмникам, как на найденном в могиле сросткинского типа в Центральном Казахстане, на Бобровском могильнике (Арсланова, 1963а, табл. I, 8). Можно ожидать, что пояса подобные последним будут найдены и на Алтае.

 

Если мы сведём находки основных типов вещей в табл. 2, расположив в порядке их появления на Алтае, слева направо, а сверху вниз расположим могилы, где эти основные типы вещей были найдены, то увидим, что только ранние типы вещей сочетаются в могилах кудыргинской группы; ранние и средние — в группе катандинской, средние и поздние — в сросткинской и поздние — в часовенногорской. В эту таблицу вошло небольшое количество могил, около 50, наиболее богатых вещами, или с вещами лучшей сохранности, примерно такое же количество алтайских могил, бедных находками, не включено в таблицу, так как они не меняют картины. В виде исключения к часовенногорской группе присоединены могилы с Енисея (Часовенная гора), так как из всей группы только в этих могилах есть датирующие находки, серебряные сосуды. Другой недостаток таблицы тот, что в неё включены не все вещи, а лишь рассмотренные детально серии сбруи и оружия, с добавлением некоторых типов серёг и неоднократно найденных серебряных сосудов. Этого оказалось достаточно для подтверждения периодизации могил. И, наконец, третий недостаток таблицы — расположение могил внутри каждой группы не по однородным сочетаниям, а по принципу большего удобства для справочных целей, обусловлен облегчением отыскания нужной могилы: могильники расположены в алфавитном порядке, а могилы в порядке номеров. Сознавая все отмеченные недостатки, мы всё же прилагаем эту таблицу как первый шаг применения статистического метода к изучаемому материалу. В дальнейшем отмеченные недостатки, при полной статистической обработке и имеющихся и новых материалов, будут устранены.

 

Могилы со спорными датировками (Катанда II, кург. 1, 1865 г., Курай VI, кург. 1) нашли здесь своё место среди могил VII-VIII вв.; датировка их IX в. не подтвердилась.

 

Как показывают датирующие находки, изменения в культуре на Алтае произошли на грани VI и VII-VIII вв., после VIII в. и позднее X в., т.е. в периоды политических перемен: перехода от первого тюркского каганата ко второму, к господству уйгуров, кыргызов и, наконец, монгольских племён. При этом культура оставалась единой, продолжающей традиции ранних кочевников вплоть до X в. и лишь после X в., с переходом господства к монгольским племенам, в степи распространяется другая культура, продолжающая традиции других, таштыкских племён. Поэтому нет оснований удревнять кудыргинскую группу могил на основании таштыкских аналогий (Евтюхова и Киселев, 1940, стр. 52). Таштыкские аналогии относятся к позднекудыргинским могилам монгольского времени и говорят не об их ранней дате, а об их древних традициях.

 

[На с. 90-97 — обширная таблица 2, которая будет добавлена позже.]

 

Таблица 2.

Изменения сочетания основных типов вещей в могилах Саяно-Алтая VI-XIV вв.

 

       

 

наверх

главная страница / библиотека / оглавление книги