А.Ю. Алексеев

Золото скифских царей в собрании Эрмитажа.

// СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа. 2012. 272 с. ISBN 978-5-93572-459-7

Вступительная статья.

Эпоха раннего железа (первое тысячелетие до н.э.) оказалась своего рода «золотым веком» не только в истории великих мировых цивилизаций, таких как греческая, персидская или китайская, но и в истории их северных соседей — так называемых древних или ранних кочевников — номадов (греч. νομάδες — кочующие народы). Номадизм как особый, подвижный тип скотоводческой экономики возник на рубеже второго — первого тысячелетий до н.э. и быстро распространился по широкому и протяжённому на тысячи километров поясу степей и предгорий Евразии, плотно «стянувшему» огромное равнинное пространство от Центральной Азии на востоке до Центральной Европы на западе. Характерно, что даже для последующих столетий, когда эти первые кочевники, а среди них прежде всего скифы, уже исчезли с мировой исторической арены, растворившись в массе других народов, именно скифский период на фоне истории более поздних «кочевых империй» продолжал оставаться одним из самых ярких и по уровню развития материальной культуры, и по выразительности искусства, и по глубине взаимодействия с самыми известными цивилизациями и государствами своего времени.

Сосуд с изображениями скифов.
Вторая половина IV в. до н.э., курган Куль-Оба (с. 190)

(Открыть в новом окне)

Скифы — это общее название многих близких по культуре, хозяйственному укладу, образу жизни и идеологическим представлениям кочевых племён, принятое уже в древности. Скифами воинственных кочевников называли греки, впервые столкнувшиеся с ними в VII в. до н.э. сначала в Малой Азии, а затем и в Северном Причерноморье, где самые ранние греческие поселения появились во второй половине VII в. до н.э. Персы же, чаще имевшие дело с центральноазиатскими номадами на своих северовосточных границах, называли всех кочевников, как азиатских, так и европейских, саками. Сами же скифы, хотя, возможно, и не все, а только та их часть, которая обитала в степях Северного Причерноморья в V-IV вв. до н.э., называли себя сколотами по имени своего первого легендарного царя Колаксая, как о том сообщает Геродот (IV, 6) ¹. [1]

Различия касались, разумеется, не только названий скифских племён, принятых у их соседей, но и некоторых этнографических особенностей и традиций. Мир степей был весьма многообразным и даже пёстрым, что неизбежно приводило к путанице и ошибкам в описаниях жизни и обычаев номадов. Не случайно Геродот, рассказывая о массагетах, одном из среднеазиатских кочевых племён, которые «одеждой... и образом жизни... походят на скифов», замечает: «То, что, по словам эллинов, принято у скифов, делают в действительности не скифы, а массагеты» (Геродот I, 216).

При этом была одна общая черта, несомненно, роднившая и облегчавшая отношения между отдельными скифскими племенами, да и самих скифов с некоторыми их соседями. В эпоху, когда многие народы Восточной Европы и Передней Азии познакомились со скифами, в Евразии доминировали кочевники, отличавшиеся от большинства более поздних номадов (таких как гунны, авары, печенеги, хазары, половцы, монголы и другие) прежде всего в языковом плане. Так, и западные скифы, которые с VIII-VII вв. до н.э. населяли Северное Причерноморье и Северный Кавказ, и восточные скифы говорили на древнеиранских языках, как о том можно судить по скупым лингвистическим материалам — названиям племён и личным именам, сохранившимся в нескифских: ассиро-вавилонских, персидских, древнегреческих и латинских письменных источниках ². [2]

Разумеется, этническая история в скифскую эпоху известна нам лишь в общих чертах и по большей части лишена деталей и подробностей.

(9/10)

Фрагментарность имеющихся письменных источников, подвижность самих номадов, традиции передачи и заимствования этнических наименований не позволяют в настоящее время представить полную картину размещения и миграций различных скифских племён на протяжении многих столетий. Тем не менее мы всё же знаем из «скифского рассказа» Геродота и от других античных авторов, что в западной части скифского мира, на территории от северного побережья Чёрного моря и Северного Кавказа до Уральских гор жили многочисленные «варварские» народы — собственно скифы, и среди них скифы-кочевники, скифы-царские, скифы-пахари, скифы-земледельцы, а также их соседи, часть из которых по образу жизни близки скифам и даже говорили на похожем языке — савроматы, гелоны и будины, невры и андрофаги, тавры и меоты и т.д. Некоторые из этих народов были современниками Геродота (V в. до н.э.), одни из них могли относиться к более раннему периоду скифской истории, а другие вообще скорее всего являлись мифическими племенами, например герры, на территории которых скифы якобы хоронили своих царей ¹. [3]

Мир кочевников, несмотря на свою внешнюю, лишь декларативную консервативность жизненного уклада и используемых технологий и нежелание заимствования чужих обычаев, в действительности всегда был чрезвычайно динамичным и открытым. Кочевое общество, наверное, могло бы существовать и само по себе, замкнуто, без контактов с внешним миром, но реальная история человечества практически не знает подобных примеров ². [4] Номады неизменно находились в сфере влияния своих осёдлых соседей, при этом не только получая от них разнообразные материальные блага цивилизации (вино, ювелирные украшения, парадную металлическую и глиняную посуду и т.п.) и опыт чуждой им общественной жизни и социальной организации, но и сами нередко оказывали на них как благотворное, так и разрушительное воздействие. Миграции, военные походы и набеги степняков, большие и малые завоевания, и как следствие — заимствования идей и обоюдное проникновение разнообразных знаний и традиций, занимали в этом мире если не определяющее, то весьма существенное место. Собственно и началом скифской истории оказались два подобных собы-

(10/11)

тия, одно из которых почти сразу же обросло легендарными и мифологическими подробностями, а другое имеет вполне исторический характер.

Первое событие — это вторжение скифов, вытесненных в VIII в. до н.э. на запад со своих мест обитания соседями — племенами исседонов или массагетов — на территорию Северного Кавказа и Северного Причерноморья и, в свою очередь, изгнание ими предшествующего населения — легендарных киммерийцев. Истоки скифской культуры до сих пор во многом остаются загадочными, несмотря на существование многочисленных фантастических и научных, подчас противоречащих друг другу, версий, первые из которых появились ещё в античную эпоху. Так, например, Геродот сообщил три распространённых в его время варианта истории происхождения скифов (IV, 5-12), чуть позже нашедших отражение в декоре некоторых парадных и драгоценных изделий так называемой эллино-скифской торевтики. Первая, греческая, возводила скифов к мифическому Скифу, сыну Геракла и местной северопричерноморской полудевы-полузмеи, встретившей знаменитого греческого героя после совершения им очередного подвига — кражи коров Гериона. Скиф после успешно выдержанного испытания (натягивание отцовского лука и опоясывание) стал родоначальником скифов, его старшие менее удачливые братья Гелон и Агафирс — соответственно, родоначальниками племён гелонов и агафирсов. Некоторые исследователи предполагают, что именно этот миф с некоторыми изменениями воспроизведён на драгоценных сосудах IV в. до н.э. из кургана Куль-Оба близ Керчи и кургана №3 из группы «Частых курганов» на Среднем Дону ¹. [5]

По другой версии, сложившейся в среде скифов, они — самое молодое племя и произошли от первого человека в скифской земле Таргитая (сына Зевса и дочери реки Борисфен-Днепр), который и породил трёх сыновей — Липоксая, Арпоксая и младшего Колаксая, ставших родоначальниками различных скифских племён. Одна из предложенных этимологий имён этих персонажей соответственно «Гора-Царь», «Вода-Царь», «Солнце-Царь» как будто бы указывает на глобальный мировоззренческий характер этого мифа ². [6]

Третья версия, казавшаяся более правдоподобной ещё Геродоту и в наибольшей степени удовлетворяющая современным научным представлениям, говорит о том, что скифы пришли в Европу из Азии по Великому степному коридору. В целом похожий вариант ранней истории скифов излагает и Диодор Сицилийский (II в. до н.э.), следуя которому скифы сначала обитали возле реки Аракс (совр. Амударья), затем переселились в предгорья Кавказа и Северное Причерноморье, а впоследствии «распространили своё владычество до египетской реки Нила» (Диодор. Историческая библиотека II, 43. 2-4; пер. П.И. Прозорова).

Причиной отсутствия совершенно надёжного решения вопроса о происхождении скифов является не только то, что современники скифов — греческие и римские историки и писатели — оставили на этот счёт не вполне ясные свидетельства, но и то, что археологические истоки культуры скифов-номадов до сих пор отчётливо не прослеживаются. Речь по большей части может идти лишь о признании факта неевропейского происхождения отдельных ярких и типичных для скифской культуры элементов, таких как конская узда, вооружение (прежде всего, стрелковое) и художественный стиль с его характерными зооморфными образами — кошачьими хищниками (скифская пантера) и копытными животными, так называемым скифским оленем, истоки которых угадываются в предскифское и раннескифское время на территории Центральной Азии ³. [7]

(11/12)

Серьги с головками грифонов. V в. до н.э.,
курганная группа Дорт-Оба (курганы Пастака), курган №2 (с. 124).

(Открыть в новом окне)

Второе событие — это знаменитые походы в Переднюю Азию в VII в. до н.э., в которых скифы сыграли весьма заметную военно-политическую роль, став на время или союзниками, или противниками многих великих древневосточных государств того времени, яростно боровшихся за гегемонию в регионе, — Ассирии, Урарту, Мидии, Вавилона, Египта, Лидии, и оказавшись свидетелями гибели старой ассирийской и появления новых «империй». Ярким свидетельством этих походов явились многочисленные драгоценные трофеи, захороненные в могилах скифских вождей того времени и раскопанные археологами в XVIII-XX вв. на Северном Кавказе и в Приднепровье, — мечи, секира, чаши, диадемы, различные украшения, попавшие в руки скифов или в качестве военной добычи, или изготовленные для них специально древневосточными мастерами ¹. [8]

После великих переднеазиатских походов история Скифии — в широких границах от предгорий Кавказа до Дуная — многие десятилетия протекала, как кажется, вполне мирно, хотя нам практически неизвестны какие-нибудь конкретные исторические события. Уже со второй половины VII в. до н.э. у скифов стали складываться вполне соседские отношения с греческими колонистами, активно заселявшими в это время северный берег Чёрного моря. В этот период греками были основаны многие поселения, в том числе такие как Борисфен на острове Березань в устье Южного Буга и Ольвия в низовьях Южного Буга, Таганрогское (его историческое имя нам достоверно неизвестно, иногда это поселение отождествляют с «торжищем» Кремны, упомянутым Геродотом) на северном берегу Азовского моря, Пантикапей и Нимфей на Керченском полуострове в Крыму и другие. Очевидно, что отношения между скифами и греками приносили обоюдную пользу прежде всего в сфере экономики. Материальными свидетельствами этих контактов являются многочисленные предметы, изготовленные греческими ремесленниками и мастерами, которые повсеместно встречаются в скифских памятниках — курганах и поселениях.

В конце VI в. до н.э. произошло событие, ставшее одним из самых знаменитых в скифской истории, вновь вовлекшее Скифию в сферу большой мировой политики. Между 515 и 512 гг. до н.э. царь великой Персидской империи Дарий I Гистасп перевёл на левый, скифский, берег Дуная огромную семисоттысячную (хотя число воинов было, скорее всего, преувеличено в древности) армию. Царь опирался и на флот некоторых подвластных ему греческих городов. Каковы же были причины этого похода? Совершенно очевидно, что несколько надуманно выглядит версия Геродота о мщении за ранее причинённые скифами обиды во время переднеазиатских походов VII в. до н.э. Несомненно, были другие скрытые, но реальные и намного более важные причины этой войны. Северо-восточные пределы Персидского государства доходили до Средней Азии, до реки Аракс, где в степях обитали племена кочевников-саков. До похода царя Дария в Европейскую Скифию персы уже пытались покорить некоторые из племён саков, хотя к безусловному успеху это и не привело. В 530 г. до н.э. царь Кир II попытался завоевать племя массагетов, во главе которых стояла царица Томирис. Но войско персов было разгромлено, сам же Кир убит. Позднее, в 519 г. до н.э., Дарий I совершил более удачный поход на саков, захватив их вождя Скунху, но покорить всех кочевников не удалось и ему. Впрочем, эти беспокойные соседи персов часто служили в персидской армии и хорошо в ней воевали. Так, известно, что во время Марафонской битвы в 490 г. до н.э. именно сакам вместе с персами удалось прорвать центр греческого строя; правда, эта удача все равно обернулась потом поражением персидской армии. Отличилась сакская конница также в неудачной для

(12/13)

персов битве при Платеях в 479 г. до н.э. Да и позже, вплоть до эпохи Александра Македонского, кочевники Средней Азии неоднократно воевали на стороне персов ¹. [9]

Поход царя Дария в Европейскую Скифию мог одновременно преследовать несколько задач. Во-первых, создавался плацдарм для будущего завоевания Греции (правда, попытка этого была предпринята персами только много лет спустя). Во-вторых, стратегическим замыслом Дария возможно был обход среднеазиатских кочевников с тыла, что не кажется невероятным, учитывая географические представления того времени.

Геродот подробно и красочно описал все перипетии этой военной кампании. Не вдаваясь в детальный пересказ, укажем, что основной замысел скифов-кочевников заключался в заманивании противника на свою территорию и лишении его провианта и фуража, в изматывании постоянными конными ударами. Дойдя, по версии Геродота, до Азовского моря и Дона и ни разу не вступив в открытое сражение, бросив однажды ночью раненых и свой лагерь, Дарий с войском бежал из Скифии, лишь чудом избежав полного разгрома и гибели. Какой бы в действительности ни была эта скифо-персидская война, и была ли она вообще (как предполагают отдельные современные исследователи), важно одно — в мировую историю она вошла как совершенно победоносная для скифов ². [10]

Победа над персами отразилась на политическом положении в самом Северном Причерноморье и стала переломным событием скифской истории. Усилившиеся скифы, поддержанные или даже сменённые новой ордой кочевников, появившейся, видимо, также с востока в конце VI в. до н.э., стали осуществлять давление на греческие города, отдельные из которых могли попасть под скифский «протекторат». Некоторые группы скифов проникли в Центральную Европу и дошли до севера Балканского полуострова. В материальной культуре и в искусстве скифов, которые с рубежа VI-V вв. до н.э. стали активно осваивать степное Причерноморье, проявляются новые элементы, сформировавшиеся, в том числе, под влиянием их соседей-греков.

Именно в это время в Скифии появилась династия царей ³, [11] правивших на протяжении почти целого столетия. Традиционно скифских вождей принято называть царями, так как греки в своих описаниях пользовались именно термином βασιλεύς, означающим царя, государя, владыку.

(13/14)

Разумеется, из этого вовсе не следует, что у скифов действительно существовало такое же государство, как, например, у их противников персов, царей которых греки также именовали басилеями. Но некоторые признаки государственности, в том числе и в отношении наследования власти, в Скифии V-IV вв. до н.э., несомненно, уже присутствовали.

Основателем этой династии был царь Ариапиф, имевший трёх сыновей Скила, Октамасада и Орика от трёх разных жён. Драматичной была судьба Скила, родившегося от гречанки, получившего греческое образование и ставшего настоящим эллинофилом. После гибели отца он занял престол, но любовь к греческой культуре стала для него роковой. Его брат Октамасад, опиравшийся, видимо, на консервативные слои скифской знати и враждебно относившийся к брату-эллинофилу, совершил приблизительно в середине V в. до н.э. государственный переворот. Царь Скил, бежавший во Фракию, но выданный дядей Октамасада, знаменитым царём фракийцев-одрисов Ситалком, был обезглавлен. После этого несколько десятилетий Октамасад царствовал в Скифии, находясь, вероятно, в дружеских отношениях со своим сводным братом Ориком (который мог быть его представителем в Ольвии), а также с правителями Боспора и Синдики. Не исключено, что именно этот драматический эпизод междоусобной войны в Скифии был представлен греческим мастером на знаменитом золотом гребне конца V — начала IV в. до н.э. из кургана Солоха ¹. [12] Этот курган стал первой грандиозной «царской» гробницей в северопричерноморской степи (его высота была около 18-19 м). Под его насыпью последовательно погребены два скифских царя, которыми могли быть сыновья Ариапифа Орик и Октамасад. Вполне вероятно, что через некоторое время после описанных выше реальных событий, когда уже, впрочем, в Скифии вероятно сменилось как минимум целое поколение, вся история, лёгшая в основу изобразительного произведения, приобрела форму исторического предания, получившего опредёленный эпический оттенок.

Фиала с изображениями сцен терзания животных.
Конец V — начало IV в. до н.э., курган Солоха, боковое погребение. (с. 140)

(Открыть в новом окне)

Из кургана Солоха происходят и другие предметы, характеризующие уровень взаимодействия греческой культуры со скифской. Особая судьба была, видимо, у золотой фиалы с изображениями сцен терзания животных в духе скифского звериного стиля, которая, прежде чем попасть к скифскому «царю», неоднократно переходила из рук в руки, о чём свидетельствуют почти полностью уничтоженные ещё в древности две разновременные греческие надписи. Не менее интересен и серебряный позолоченный сосуд со сценами охоты, выполненный греческим торевтом, но по форме полностью соответствующий скифским изделиям. Скифским является и сюжет его изображений. На одной стороне два молодых всадника охотятся на льва, на другой стороне охотники преследуют фантастическую рогатую львицу.

В конце V — начале IV в. до н.э. особенно активной у скифов была внешняя политика по отношению к Боспорскому государству, на стороне которого они даже в некоторых случаях выступали. Всю первую половину IV в. до н.э. скифское государство укрепляло свои политические и экономические позиции, что в конечном итоге привело к столкновению с мощнейшей державой того времени — Македонией царя Филиппа II, отца Александра Великого. Взаимная область интересов скифов и македонян находилась на Балканах и первоначально союзнические отношения очень быстро переросли в открытый конфликт. Во главе скифской орды стоял 90-летний царь Атей, частично контролировавший греческие города Западного Причерноморья. В 339 г. до н.э. в сражении между скифами и македонянами последние одержали победу, сам же Атей погиб в бою. Правда,

(14/15)

это поражение не подорвало в глазах греков репутацию скифов как непобедимых воинов. Были и другие конфликты с Македонией, были и дипломатические переговоры. Так, по некоторым данным скифы обменялись в 329/328 г. до н.э. мирными посольствами с самим Александром Македонским, находившимся тогда в Средней Азии. Александр в это время вынашивал замыслы покорения скифов, но открывшиеся ему перспективы на востоке ойкумены, выход к Индии, а затем и смерть, не позволили этим планам осуществиться. Знаменательно, что в одном из наиболее известных и грандиозных «царских» степных курганах третьей четверти IV в. до н.э., Чертомлыкском, помимо обычных для знатных скифов и скифянок украшений (головные уборы, нашивные бляшки-аппликации на одежду с изображениями скифской богини, Геракла, Медузы), были найдены драгоценные изделия, связанные, вероятно, с дипломатическими контактами с Александром Македонским и правителем Боспорского государства Перисадом I ¹. [13] В погребальной камере царя был обнаружен набор парадного оружия, в состав которого входили золотой меч, ножны и накладка на горит. Наиболее интересная находка — уникальная по своему оформлению рукоять меча, принадлежавшая персидскому акинаку V в. до н.э., которая в IV в. до н.э. была снабжена ажурным железным клинком и приспособлена для парадного скифского меча. Судьба этой находки могла быть очень необычной. Возможно, меч неоднократно переходил из рук в руки, пока, в конце концов, не попал в могилу скифского вождя в качестве посольского подарка. Этому мечу предназначались ножны, украшенные пластиной с пятью последовательными сценами сражения греков и варваров, в которых принимают участие одиннадцать персонажей. Ножны входили в один набор с золотой накладкой на горит, поверхность которой украшена рельефными изображениями, воспроизводящими сцены из Троянского эпоса, включающие, по традиционному толкованию, эпизоды из жизни Ахилла.

Вторая половина IV в. до н.э. — время наивысшего расцвета Скифии. Именно тогда возводятся колоссальные курганные гробницы для умерших скифских владык, содержавшие богатейшие погребальные дары, свидетельствующие и о постоянных контактах с понтийскими греками, и о накопленных к тому времени в степях богатствах. Некоторые из украшений, выполненных греческими торевтами для скифов или попавших в Скифию иными путями (в качестве даров, покупок или военной добычи), являются

(15/16)

совершенно уникальными изделиями, истинными шедеврами древнего ювелирного искусства, значение которых заключается не только в художественных достоинствах, но и в исторической ценности.

Поступательное развитие Скифии оборвалось внезапно, а её культура исчезла без видимых внешних причин на рубеже IV-III вв. до н.э. До сих пор её финал представляет такую же загадку как и начало, порождая немало научных гипотез. Обычно принимается во внимание или внешняя агрессия (натиск новой волны кочевников с востока, на этот раз — сарматов), или неблагоприятное изменение климата и экологической обстановки, или подрыв экономики, или одновременное стечение всех этих разрушительных факторов.

Но если Великая Скифия и прекратила своё существование, это не означало, что оборвалась история самих скифов. Во II в. до н.э. в Крыму возникло небольшое государство — Крымская Скифия — с новыми границами и политическими приоритетами, а возможно, и с новым этническим содержанием, вобравшим в себя разные «варварские» и «полуварварские» народы. Вполне вероятно, что собственно скифы и не представляли собой уже основной этнос, передав наследникам лишь своё название и имена своих царей ¹. [14] На протяжении ещё нескольких столетий скифы продолжали играть определённую роль в истории этого региона. И лишь в середине III в. н.э. они подверглись, как считается, сокрушительному и окончательному разгрому германским племенем готов, пришедших в Северное Причерноморье с северо-запада. Почти одновременно с Крымской Скифией, приблизительно на рубеже III-II вв. до н.э. в Подунавье (в Добрудже) в окружении местных народов возникла ещё одна Малая Скифия, имевшая свою династию царей, монетную эмиссию, но просуществовавшая лишь до начала I в. до н.э. ² [15]

Даже после того как сам скифский этнос перестал существовать, родственные ему другие иранские или близкие по кочевому укладу народы сохраняли свою традиционную культуру, во многом близкую скифской, ещё долго, чуть ли не до современности. Реминисценции скифского искусства исследователи иногда замечают даже в художественной культуре Средневековья ³, [16] а мифологические представления и этнографические реалии, относящиеся в том числе и к скифской эпохе, выявляются исследователями также и в эпическом наследии некоторых современных народов ⁴. [17]

(16/17)

* * *

Исследование скифской истории началось практически одновременно с появлением в поле зрения историков археологических скифских древностей. Первым известным научным историческим сочинением в российской литературе, в котором упоминаются скифы, является книга «Скифская история» Андрея Лызлова (по разным сведениям, это был то ли стольник из Москвы, то ли священник из Смоленска), написанная им в 1692 г., но впервые изданная только в 1776 г. Этот труд, в котором были использованы и причудливо соединены античные и современные сведения о разных народах, является первой попыткой систематизировать известные к тому времени источники о древнейшем периоде истории России. В начале XVIII в., в эпоху Петра I, вызвавшую повышенное внимание к древней истории славян вообще и русского народа в частности, вопросы, касавшиеся истории скифов, рассматривал по просьбе царя Петра немецкий философ, математик и языковед Готфрид Вильгельм Лейбниц. Интерес к скифской истории приобрёл систематический характер после основания в Петербурге в 1725 г. Академии наук. Здесь трудились и исследовали древнейшую историю Феофил Зигфрид Байер, написавший несколько специальных трудов о Скифии и скифских народах, и Герард Фридрих Миллер — известный исследователь Сибири, живо интересовавшийся этнографическими и археологическими памятниками, в том числе и южнороссийскими. Разделы, посвящённые скифам и сарматам, включил в свою знаменитую «Историю Российскую с самых древнейших времён» (1768) Василий Татищев, этим вопросам уделяли немалое внимание Михаил Ломоносов и Василий Тредиаковский. Правда, следует отметить, что крайне скудный корпус источников предоставлял большую свободу фантазии и порождал не слишком основательные, а иногда и просто наивные научные гипотезы. Так, скифов и сарматов разные учёные и в разное время называли предками то славян, то финнов, то тюрков.

Что касается археологических древностей, то государственная власть России проявила к ним интерес и внимание также в начале XVIII в. Перу Петра I принадлежат первые указы, предписывавшие розыск и описание различных предметов древности, особенно тех, что казались удивительными и необычными («...что зело старо и необыкновенно...») или имели, например, надписи. Характерно, что Петра интересовали не только вещи сами по себе, но и условия их находок, в связи с чем он повелевал «всему делать чертежи, как что найдут». В это время, в связи с началом масштабного научного исследования восточных земель Российской империи, наибольший интерес вызвали именно сибирские древности и прежде всего золотые изделия с изображениями животных и людей, принадлежавшие скифской эпохе. По большей части это была добыча грабителей древних курганов (в Сибири их называли «бугровщиками»), которую доставляли в столицу и передавали лично Петру I. Так была составлена его личная коллекция, впоследствии, после смерти императора, переданная в основанную им в 1714 г. Кунсткамеру и ставшая первым российским музейным [археологическим] собранием. В середине XIX в. эта коллекция из Академии наук была передана в Императорский Эрмитаж и получила название «Сибирская коллекция Петра Первого».

Во второй половине XVIII в., в эпоху императрицы Екатерины II, к России были присоединены обширные территории северопричерноморских степей, Нижнего Приднепровья, Крыма и Прикубанья. Эти события, помимо важнейших политических и экономических последствий для истории России, положили начало и русской археологии как науке. Первоначально отношение государственной власти ко вновь приобретённым южным землям во многом определялось так называемым Греческим проектом, согласно которому Россия должна была стать преемницей Византийской империи, изгнать турок из Европы и создать на присоединённых землях

(17/18)

«Константинопольскую империю». Престол этой империи предназначался младшему внуку Екатерины Константину Павловичу, которого с детства готовили к этой роли. Следы этого так и не осуществлённого фантастического политического проекта сохранились до наших дней в названиях таких причерноморских городов, как Севастополь, Симферополь, Мелитополь, Феодосия, Евпатория, Одесса и другие. Сама императрица в 1787 г. совершила путешествие в Новороссийский край и Крым. Одновременно с этим началось научное описание и исследование новых областей России, в том числе и археологическое. Путешествия Василия Зуева, Петра Симона Палласа, Гмелина младшего, Павла Сумарокова по южным землям привлекли внимание к древним степным курганам, в первую очередь скифским, таким как, например, грандиозный Чертомлыкский на правобережье Нижнего Днепра, и городищам. Любознательными и хорошо образованными путешественниками были правильно отождествлены такие древнегреческие города, как Ольвия в низовьях Южного Буга и Пантикапей на месте современной Керчи.

Но первые раскопки скифских памятников на юге России были произведены ещё раньше, в 1763 г., губернатором Новороссийского края генералом Алексеем Мельгуновым ¹. [18] По его приказанию был раскопан так называемый Литой (или Мельгуновский) курган, оказавшийся скифской гробницей VII в. до н.э., находки из которой ярко свидетельствовали достоверность сведений античных источников о военных походах скифов в Переднюю Азию. Эти раскопки и положили собственно начало скифской археологии. Характерно, что практически одновременно с раскопками Мельгуновского кургана, Андреем Нартовым в 1763-1764 гг. был осуществлён и первый перевод на русский язык (правда, не с греческого, а с немецкого языка) основного греческого источника о скифах — «Истории» Геродота.

В самом конце XVIII в. на Таманском полуострове инженерный генерал Вандервейде раскопал первый курган у боспорского города Фанагория. В начале XIX в. генералом Петром Сухтеленом были произведены первые раскопки в Ольвии на Южном Буге, а в 1811 г. — в Керчи генералом Семёном Гангебловым. С этого времени (период так называемой генеральской археологии) собственно и началось планомерное исследование территории юга России.

В начале XIX в. почти одновременно с «генеральской» появилась новая плеяда исследователей древностей — просвещённых любителей из средних

(18/19)

слоёв общества: мелких служащих, офицеров, чиновников и купцов. Одними из таких энтузиастов были Поль Дюбрюкс ¹, [19] эмигрант из Франции, работавший в Керчи начальником таможни и собравший собственный домашний музей, и Иван Стемпковский, керчь-еникальский градоначальник, с именами которых связаны раскопки в 1830 г. одной из самых известных скифских гробниц IV в. до н.э. — «царского» кургана Куль-Оба. Находки из этого выдающегося памятника сразу же поступили в Императорский Эрмитаж и стали украшением его собрания древностей. Не тронутая грабителями в древности гробница, что является само по себе чрезвычайной редкостью в северопричерноморской археологии, предоставила своеобразный музей шедевров эллино-скифского искусства.

Обстоятельства исследования этого памятника хорошо характеризуют особенности археологических исследований того времени. Насыпь кургана, состоящую из камней, стали разбирать для строительных нужд. Дюбрюкс, догадывавшийся о том, что каменная насыпь является искусственным сооружением, присутствовал при этих работах и действительно вскоре заметил угол какого-то строения из тёсаного камня. Через три дня был расчищен вход в каменную, сложенную из огромных, тщательно отёсанных блоков, гробницу площадью около 20 квадратных метров. В ней было захоронено три человека. На деревянном ложе покоился царь с массивной золотой гривной на шее, с золотыми браслетами и золотыми нашивными пластинками на одежде. Здесь лежал меч в ножнах, украшенных золотой накладкой, горит, точильный камень с золотым колпачком и прекрасная золотая фиала. Рядом с этим захоронением находилось другое — женское. Женщина была погребена в роскошном уборе, включавшем золотую диадему, гривну, ожерелье, золотые нашивные украшения и прекрасные височные подвески, на медальонах которых были изображения головы Афины Партенос, воспроизводящие знаменитую статую Фидия, изваянную в 440-е гг. до н.э. для храма Парфенона в Афинах. В ногах «царицы» лежал знаменитый золотой сосуд с изображениями сцен из жизни скифов — героями мифологической истории происхождения скифов, как следует из интерпретации, предложенной Д.С. Раевским ². [20]

(19/20)

Помимо этого в склепе находилось погребение слуги-конюха, кости лошади, предметы вооружения, многочисленные серебряные парадные сосуды, бронзовые котлы, глиняные амфоры.

После завершения исследования гробницы, туда проникли грабители и обнаружили под плитами пола тайник или, скорее, ещё одно, более раннее, захоронение. Именно из него происходит одна из самых известных находок в кургане — золотая бляха в виде фигурки лежащего оленя, возвращённая за вознаграждение одним из грабителей. Император Николай I, познакомившись с сокровищами Куль-Обы, был чрезвычайно доволен этими находками, но одновременно с повелением продолжать исследование «подобных куль-обским древностей в гробницах», был вынужден запретить их раскопки без специального на то разрешения.

В 1830-1840-е гг. контроль за изучением и сохранением памятников древности осуществляло Министерство внутренних дел. Императорский указ от 3 июня 1837 г. требовал с «надлежащею точностью и подробностью» сообщать в Министерство внутренних дел обо всех археологических находках. Министр внутренних дел граф Л.А. Перовский создал в 1850 г. Комиссию для исследования древностей, но до утверждения её официального статуса дело не дошло. Тем не менее, именно Л.А. Перовский организовал в начале 1850-х гг. первые раскопки «царского» скифского кургана в северопричерноморской степи. В 1852 г. он стал министром уделов и управляющим Кабинетом Его Императорского Величества, и Николай I повелел «все археологические работы считать при кабинете». После смерти Л.А. Перовского в 1856 г. археологическая служба была передана в ведение графу С.Г. Строганову, который почти сразу высказал намерение организовать специальную Археологическую комиссию. И в 1859 г. в России была создана Императорская археологическая комиссия при Министерстве Императорского двора, в задачу которой входило: «1) разыскание предметов древности, преимущественно относящихся к отечественной истории и жизни народов, обитавших некогда на пространстве, занимаемом ныне Россиею; 2) собрание сведений о находящихся в государстве как на-

(20/21)

родных, так и других памятниках древности; 3) учёную разработку и оценку открываемых древностей». В распоряжение Археологической комиссии должны были также поступать и все археологические находки. С 1889 г. Археологическая комиссия была наделена исключительным правом на разрешение раскопок. Тесно связанная организационно с Эрмитажем, комиссия передавала в музей наиболее интересные и ценные с научной и художественной точки зрения находки. Остальные древности распределялись по другим музеям России также под её контролем.

С момента создания Археологической комиссии на юге страны начались масштабные исследования курганных древностей в степной зоне. Но ещё чуть раньше, в начале 1850-х гг., в районе Нижнего Днепра в районе Елисаветграда (ныне Днепропетровск) был исследован первый скифский «царский» курган IV в. до н.э. — Александропольский (или Луговая Могила), высота которого достигала 17-20 метров. Примечательно, что это был не только первый, но и единственный большой курган, раскопанный в XIX в. практически полностью. Судьба коллекции из этого кургана оказалась, правда, печальной. В 1932 г. она почти полностью была передана из Эрмитажа в Харьков на Украину, но при эвакуации в 1941 г. во время Великой Отечественной войны харьковских музеев, эшелон с коллекциями попал под немецкие бомбы. В настоящее время лишь немногочисленные находки из Александропольского кургана сохранились в Эрмитаже и в Харькове.

И.Е. Забелин на VII Археологическом съезде в г. Ярославле. 1887. Фотография. Государственный Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

После создания Императорской археологической комиссии развитие скифской археологии Северного Причерноморья оказалось на некоторое время связанным с именем И.Е. Забелина, известного русского историка, раскопавшего в 1859-1863 гг. в Приднепровье несколько скифских курганов, в том числе и знаменитый Чертомлыкский, а также курган Большая Близница на Тамани, проводившего раскопки и в Ольвии. Забелин по основным своим научным интересам был историком России и Москвы, но присущую ему аккуратность и тщательность при работе с историческими документами перенёс и на археологические раскопки. Именно поэтому результаты его исследований привели к интереснейшим открытиям при раскопках Чертомлыкского кургана. Но огромные размеры этого кургана (высота около 20 метров, диаметр 115-120 метров), наличие мощной каменной крепиды (стены) вокруг основания насыпи и недостаток финансовых средств не позволили И.Е. Забелину раскопать его целиком. Он исследовал лишь центральную часть. Под насыпью кургана было обнаружено сложное подземное погребальное сооружение: от углов входного колодца глубиной около 11 метров отходили в виде лепестков четыре камеры. В одной из них совершено погребение знатной женщины в сопровождении служанки; здесь же стоял набор серебряной культовой посуды — амфора, блюдо и черпак и глиняные греческие амфоры. В другой камере погребены два воина в богатых уборах и с оружием. В остальных двух размещались «кладовые», где были развешены парадные одежды и головные уборы, стояли глиняные греческие амфоры, бронзовый котёл, стрелковое оружие. Основная погребальная камера с захоронением царя, к сожалению, почти опустошённая при древнем ограблении (грабительский ход прошёл с северной полы насыпи через боковую Северную могилу), примыкала с запада к камере царицы. Но древние грабители не обнаружили нескольких небольших ниш в стенках, где находились многие замечательные изделия, в том числе: горит с золотой оболочкой, мечи, и среди них уникальный ахеменидский, ножны с золотой накладкой, золотые нашивные бляшки.

Рядом с центральной могилой были сооружены ещё три для погребальных коней в золотых и серебряных уборах. Здесь же находились две могилы «конюхов».

Уже в новейшее время в течение нескольких лет (1979, 1981, 1983-1986) совместными усилиями украинских и немецких археологов (под руководством

(21/22)

Б.Н. Мозолевского, В.Ю. Мурзина и Р. Ролле) было проведено доследование кургана, позволившее выявить конструктивные, инженерные, архитектурные особенности насыпи кургана и некоторых погребальных сооружений. Было также открыто несколько погребений, в том числе большая боковая Северная могила, к сожалению, также ограбленная в древности. По имеющимся данным (клейма на греческих амфорах, греческая чернолаковая посуда, художественный стиль некоторых находок, в том числе нашивных бляшек) можно предположить, что основное погребальное сооружение кургана Чертомлык относится к 340-320 гг. до н.э., а впускная Северная могила — к самому концу IV в. до н.э. Предложено несколько гипотез, идентифицирующих погребённого в Чертомлыке царя или как известного царя Атея, воевавшего с царём Македонии Филиппом II, или как одного из безымянных скифских царей, вступавших в дипломатические переговоры с Александром Македонским (Арриан IV, 15). Обе версии позволяют сузить дату совершения основного захоронения в кургане до 339-329/328 гг. до н.э.

В конце XIX — начале XX в. самым известным и удачливым исследователем северопричерноморских курганов, в том числе и скифских, являлся профессор Санкт-Петербургского университета Н.И. Веселовский. Достаточно сказать, что на его счету были такие всемирно знаменитые памятники, как Майкопский курган, датирующийся концом четвёртого тысячелетия до н.э., раскопанный на Северном Кавказе в Закубанье в 1897 г., скифские курганы — Костромской (1897), Ульские (1908-1910), Келермесские (1904, 1908) и многие другие. Ему принадлежат раскопки в том числе и двух величайших «царских» скифских курганов конца V-IV вв. до н.э. в степном Северном Причерноморье. В 1891-1894 гг. Н.И.Веселовский частично исследовал курган Огуз (раскопки его были завершены только в 1970-1980 гг. украинскими археологами), а в 1912-1913 гг. один из самых знаменитых скифских памятников курган Солоха, в гробницах которого были обнаружены выдающиеся произведения эллино-скифского искусства — знаменитый золотой гребень, увенчанный скульптурной батальной сценой, золотая фиала с изображениями в зверином стиле, серебряная накладка на горит со сценой из скифского эпоса или мифологии и серебряная чаша со сценами охоты скифов на льва и фантастическую львицу.

Под курганной насыпью, высота которой достигала 18 метров, а диаметр около 110 метров, находились две могилы: центральная и боковая (более поздняя). Центральная могила была ограблена ещё в древности, но несмотря на это в двух её камерах, одна из которых предназначалась для человеческих захоронений, а другая служила «кладовой», сохранились некоторые предметы погребального инвентаря: серебряный килик с надписью ΛΥΚΟ, золотые нашивные бляшки от парадных одежд, золотая игла, греческие амфоры, бронзовые наконечники стрел и т.д. Помимо этого полностью сохранилась и могила, содержавшая захоронения двух коней в уборах с золотыми украшениями. Судя по имеющимся данным, в гробнице были захоронены мужчина и женщина.

Впускная (боковая) могила оказалась нетронутой грабителями и содержала захоронение царя в сопровождении трёх человек с пятью лошадьми. Основное погребение царя было произведено в отдельной нише подземной гробницы. Его останки сопровождал чрезвычайно богатый набор погребальных предметов. Одежда украшена золотыми нашивными бляшками, на шее золотая гривна, на груди золотая наборная сетка, на руках пять золотых браслетов. Слева от погребённого лежали два меча, один из которых имел украшенную золотом рукоять и золотые ножны. Здесь же лежал серебряный горит со стрелами, поверх которого была положена золотая фиала. Справа от погребённого находился золотой гребень, украшенный великолепной скульптурной сценой сражения скифов, шестопёр (булава), бронзовый греческий шлем, переделанный скифским мастером, как часто поступа-

(22/23)

ли с античными шлемами в варварской среде, и многочисленные серебряные сосуды разной формы, глиняный греческий килик, бронзовые поножи. Здесь находились глиняные греческие амфоры, ритон, бронзовые литые котлы.

По имеющимся данным (даты греческого килика, амфор, предметов конского убора и современные радиоуглеродные датировки) первичная могила кургана Солоха была сооружена в конце V в. до н.э., а впускная — в начале IV в. до н.э. Но следует иметь в виду, что до настоящего времени останцы этого выдающегося памятника скифской культуры так и остаются до конца не исследованными.

После начала Первой мировой войны археологические исследования в Северном Причерноморье не прекратились. Уже после Октябрьской революции в Петрограде в 1918 г. был опубликован последний Отчёт Археологической комиссии, в котором содержались сведения о раскопках за 1912-1915 гг. Последним же отголоском масштабных раскопок на юге России было, возможно, исследование в 1917 г. Н.И. Веселовским одного из Елизаветинских курганов в Кубанской области, материалы которых привлекли внимание учёных благодаря грандиозности могильных сооружений, пышности и богатству погребального инвентаря.

Таким образом, основная часть скифского собрания Эрмитажа сложилась ещё до 1917 г., после которого на долгое время в исследованиях скифских курганных древностей наступил перерыв. К этому времени большинство скифских памятников уже находились в собрании Императорского Эрмитажа и были выставлены на всеобщее обозрение в залах, называвшихся в то время Никопольским и Керченским, и в Зале древностей юга России ¹. [21]

Археологические исследования возобновились, причём в масштабах гораздо более значительных, чем раньше, через тридцать-сорок лет и успешно продолжаются до настоящего времени. Пополнялась новыми находками и эрмитажная коллекция. Особенно важными следует признать раскопки в 1940-1950-х гг. знаменитых алтайских «ледяных» курганов —

(23/24)

К.А. Ухтомский.
Зал древностей Боспора Киммерийского.
1853. Акварель. Государственный Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

Туэктинских, Башадарских, Пазырыкских, находки которых предоставили учёным уникальные материалы, остававшиеся практически неизвестными в курганах Северного Причерноморья — предметы быта и искусства, выполненные из органических материалов — кожи, войлока, шерсти, дерева. В Эрмитаже на основе старых и новых материалов создавались временные и постоянные экспозиции, последние из которых относятся уже к настоящему времени.

В связи с проблемами происхождения скифской культуры и её древнейшей историей в последние годы усилился интерес именно к древностям с территории Сибири и Центральной Азии. В этой связи необходимо отметить раскопки Чиликтинских курганов VII-V вв. до н.э., произведённые в Казахстане в 1960 г. С.С. Черниковым ¹. [22] Ещё большее значение имеют результаты раскопок в Туве в 2001-2004 гг. российско-германской экспедицией под руководством К.В. Чугунова, Г. Парцингера и А. Наглера кургана второй половины VII в. до н.э. Аржан-2, часть материалов из которого хранится ныне в Эрмитаже. Эти раскопки позволили во многом по-новому взглянуть на раннюю историю скифского искусства и ювелирной техники, а также и на социальную историю кочевников.

(24/25)

* * *

Все отмеченные выше археологические памятники принадлежали верховным владыкам или представителям высшей племенной знати, статус которых на протяжении почти всей тысячелетней истории скифов так или иначе был связан с золотом и во многом поддерживался именно золотом. Из золота изготавливались вещи, имевшие особое значение как для частной, так и, прежде всего, для общественной жизни скифов. Одним из отличительных внешних признаков скифской материальной культуры, как о том можно судить по известным нам древностям, была вообще любовь кочевников к роскоши и богатству, символом которых с древности считалось именно золото. Впрочем, эта хорошо заметная глазу современного исследователя особенность, иногда странным образом оставалась как бы незамеченной современниками скифов. Не случайно именно в античную эпоху сложился образ бедных, но свободных и мудрых скифов, не затронутых пороками цивилизованного мира: «Понт Эвксинский... сравнительно со всеми другими странами населён самыми невежественными племенами; исключение составляют скифы. Ведь нет ни одного племени у Понта, которое бы выдавалось мудростью, и мы не знаем ни одного учёного мужа, кроме скифского племени и Анахарсиса» (Геродот IV, 46). Царевич Анахарсис, происходивший, согласно легендарной традиции, из царского скифского дома, был вообще очень популярным персонажем у греков и иногда включался ими даже в число величайших мудрецов Эллады. Согласно этой же традиции он совершил в VI в. до н.э. путешествие по Греции и Малой Азии для изучения чужих обычаев и посетил знаменитых своей мудростью или богатством людей того времени — афинянина Солона и лидийца Креза. Анахарсису даже приписывалось авторство некоторых замечательных изобретений, например гончарного круга и двузубого морского якоря. Правда, судьба Анахарсиса оказалась весьма печальной. После возвращения домой он был убит своим братом, царём Савлием, якобы за приверженность чужим традициям и богам, хотя в действительности суть конфликта состояла, по всей видимости, в каких-то династических распрях.

Впрочем, подобный «идеализирующий» взгляд на некоторых «питающихся молоком» и «справедливейших» кочевников стал особенно заметным в эллинистическую эпоху после трудов греческого писателя Эфора ¹. [23] Но он был уместен лишь тогда, когда охватывал скифскую культуру в целом, не выделяя в ней специально или по каким-то причинам не придавая особого значения некоторым обычаям и традициям, связанным, например, с погребальными обрядами или жизнью скифских царей и знати. Не случайно тот же Геродот что-то в обычаях скифов оценивал положительно («...никто из тех, кто вторгся к ним, не может спастись бегством... захватить их невозможно»), но очень многое — нет («...а всё прочее я не одобряю»). Тем не менее, такая черта, как любовь к золоту у некоторых «скифских» народов, иногда подчёркивалась специально: «Для изготовления копий, наконечников и секир они [массагеты] употребляют медь, а головные уборы, пояса и перевязи украшают золотом. Точно также лошадям на груди они надевают медные панцири, а уздечки, удила и фалары [украшают] золотом» (Геродот I, 215). В некоторых случаях подмеченная тяга варваров к обилию золотых украшений могла принимать откровенно негативное значение, являясь показателем их «изнеженности», как это звучит у Геродота в характеристике агафирсов — ближайших соседей скифов и даже их родственников, согласно одной из легенд о происхождении скифов (IV, 104).

Совсем иное, более глубокое, понимание значения золота в культуре древних номадов (не получившее, впрочем, прямого объяснения у их

(25/26)

современников) следует из весьма красочного описания погребения скифского царя, в котором Геродот перечислил всё, что хоронили в могиле вместе с покойным, в том числе «и золотые чаши, — а серебром и медью они совсем не пользуются» (Геродот IV, 71). Опираясь только на это последнее замечание, уже можно с уверенностью допустить существование в скифском обществе важного социального регламента, прямо связывающего высшую прослойку скифского общества — царей и аристократию — с золотом. То же хорошо зафиксировано и в древнеиндийской традиции: так, например, в ведических текстах Шатапатхи Брахманы (первая половина первого тысячелетия до н.э.) прямо говорится: «Золото являет собой образ нобилитета» ¹. [24]

Реальность, разумеется, могла быть и иной, в гробницы скифской знати, включая и высшую, на протяжении многих столетий в качестве заупокойных даров помещались изделия и из серебра, и из меди (бронзы) с железом, и из других материалов. Но только золоту придавалось значение особого «царского» металла, только оно обеспечивало и посмертное «блаженство» военной знати и царей, составлявших социальную верхушку в различных древних обществах.

Об особом значении золота свидетельствует и один из рассказов о происхождении скифов, именно тот, где Колаксаю, младшему сыну первого человека на скифской земле Таргитая, удаётся овладеть священными золотыми дарами, упавшими с неба — плугом с ярмом, секирой и чашей. Именно Колаксай стал родоначальником скифских царей, называвшихся паралатами (по одной из версий, от авест. para-δāta — стоящие во главе) ². [25] При этом характерно, что при попытках старших братьев приблизиться к небесным дарам, золотые предметы воспламенялись. Таким образом, на основании этих сведений устанавливается совершенно ясная цепочка взаимосвязанных явлений, характерная для скифской мифоритуальной концепции: небо, золото, огонь / красный цвет, цари. Это находит подтверждение и в материалах, касающихся других иранских народов древности, современников скифов. Например, мидийский царь Астиаг ездил на коне с золотой уздечкой, а за колесницей персидского царя Кира из царских конюшен выводили около 200 коней, украшенных золотой сбруей (Ксенофонт. Киропедия I. III, 31; VIII. III, 16). Царь Ксеркс, заключив соглашение о дружбе с жителями города Абдеры, пожаловал им, видимо в знак особого статуса, золотой акинак и шитую золотом тиару (Геродот VIII, 120).

Таким образом, золото как небесный, священный металл, обладающий к тому же рядом прекрасных и уникальных физических свойств («солнечный» цвет, мягкость и пластичность, лёгкость в обработке, нетленность), издавна приобрело значение символа власти и самого высокого социального положения владельца. Звериный стиль, воплощённый в золоте, как основное проявление искусства скифов также был связан, прежде всего, с воинской и аристократической средой, что особенно характерно для раннего периода скифской истории ³. [26] Скифский звериный стиль — направление, обусловленное единством идейно-художественных норм и особенностей творчества ранних кочевников северной Евразии в скифскую эпоху ⁴. [27] В рамках этого направления может быть выделено множество локальных стилей (центральноазиатский, южноуральский, прикамский, поволжский, северопричерноморский), отражающих как этнокультурное единство, так и отличия конкретных общностей населения степной и лесостепной зон Евразии. Древнейшие предметы, выполненные в скифском зверином

(26/27)

стиле, открыты в Центральной Азии и относятся к IX-VIII вв. до н.э. (курган Аржан в Туве). Звериный стиль является знаковой системой, в которой доминируют образы реальных хищных и травоядных животных, а также фантастических существ: свернувшийся в кольцо кошачий хищник, хищная птица, волк, лежащий олень, лось, козёл, баран, грифон и другие, предназначенные для воплощения различных идеологических представлений — религиозных, мифологических, социальных, эстетических. На раннем этапе преобладали изолированные фигуры животных, сменившиеся изображениями, в которых показано действие, прежде всего, сцены терзания. Использование в скифском зверином стиле зооморфных мотивов объясняется символическим характером изобразительных знаков, передающих мифологические и космологические концепции и отражающих представления о вертикальной структуре мифологической модели мира, в которой верхней, небесной зоне скифского Космоса, соответствовал образ птицы; средней, надземной зоне — травоядное животное; нижней, подземной — хищник или фантастическое существо. Сцены борьбы и терзания травоядного животного хищником символизировали акт сакрального жертвоприношения, порождение новой жизни и внесение в мир космической упорядоченности.

Золото и его связь с различными божествами древнегреческого, иранского или индийского пантеонов олицетворяло незыблемость власти царей и социальную стабильность общества в целом. При этом в религиозных представлениях и в ритуалах многих индоиранских народов основные известные металлы всегда составляли определённую иерархию. И если золото ассоциировалось с царским и воинским достоинствами, то серебро могло соответствовать жреческому статусу, а бронза или железо принадлежали более низким слоям общества. Но подобное ранжирование носило, скорее, ритуальный характер. В иных случаях использование не золота, а серебра в декоре парадных или погребальных скифских изделий могло свидетельствовать, например, о просто относительно невысоком ранге их владельца ¹. [28] Это, разумеется, не означало, что золотыми вещами вообще не могли пользоваться те скифы, чьё общественное и социальное положение было намного ниже царского. Скорее, следует предположить существование для каждого или нескольких поколений в истории Скифии некоего регламентированного набора знаковых категорий вещей из золота или украшенных золотом, разных для мужчин и женщин: головные уборы, шейные гривны и ожерелья, браслеты, перстни, украшения одежды, сосуды, оружие, конская узда, сочетание которых, включая их количественные параметры, и определяло в особых случаях (официальные мероприятия, отправление

(27/28)

Гривна с головками львов на концах. Начало IV в. до н.э., курган Солоха, боковое погребение. Деталь (с. 148).

(Открыть в новом окне)

культов, праздники или погребение) место конкретного человека в обществе. Во времена, предшествующие скифам, у индоиранцев был определённый набор предметов, характерный для воинской элиты, сражающейся на колесницах: копьё, кинжал, меч, лук, пояс с колчаном и стрелами, пояс для кинжала, праща с камнями, панцирь, гривна, шлем, нащёчники, наножники ¹. [29] Так и у скифов, например, в одной из гробниц кургана Солоха был погребён царь с двумя копьями, двумя мечами, поясом и горитом со стрелами, железным чешуйчатым панцирем, бронзовым шлемом, золотой гривной на шее и пятью золотыми браслетами на руках. Его одежда была украшена многочисленными нашивными бляшками с различными изображениями (олени, львы, побратимы), рукоять меча и ножны имели золотые накладки, а на горите с серебряной и позолоченной накладками была закреплена золотая массивная фиала, выполнявшая роль своеобразного умбона. Рядом с погребённым были размещены парадные сосуды, на одном из которых, серебряном с позолотой, представлены сцены героической или мифической охоты.

Разумеется, далеко не всегда подобные статусные вещи действительно изготавливались целиком из золота; иногда было достаточно, например, позолоты или золотых накладок на сосуды, украшения или оружие, основа которых была совсем из других материалов. Но даже только обозначение золота, особенно на вещах с «текстами», составленными зооморфными и сюжетными изобразительными композициями, всегда оставалось в древности знаком и символом особого высокого положения владельца.

(28/29)

Литература по истории скифских древностей в собрании Эрмитажа.   ^

Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р. Чертомлык. Скифский «царский» курган IV в. до н.э. Киев, 1991.

Артамонов М.И. Сокровища скифских курганов в собрании Государственного Эрмитажа. Прага; Л., 1966.

Артамонов М.И. Сокровища саков. Аму-дарьинский клад. Алтайские курганы. Минусинские бронзы. Сибирское золото. М., 1973.

Брашинский И.Б. В поисках скифских сокровищ. Л., 1979.

Древности Геродотовой Скифии. Вып. 1. СПб., 1866; Вып. 2. СПб., 1872. Материалы по археологии России.

Ильинская В.А., Тереножкин А.И. Скифия VII-IV вв. до н.э. Киев, 1983.

Лебедев Г.С. История отечественной археологии. 1700-1917 гг. СПб., 1992.

Манцевич А.П. Курган Солоха. Публикация одной коллекции. Л., 1987.

Придик Е. Мельгуновский клад 1763 г. // Материалы по археологии России, №31. СПб., 1911.

Тункина И.В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII — середина XIX в.). СПб., 2002.

Черников С.С. Загадка Золотого кургана. Где и когда зародилось «скифское искусство». М., 1965.

Чугунов К.В., Парцингер Г., Наглер А. Золотые звери Долины царей. СПб., 2004.

Čugunov K., Parzinger H., Nagler A. Der Skythenzeitliche Fürstenkurgan Aržan 2 in Tuva. Mainz, 2010.

Piotrovsky B., L. Galanina, N. Grach. Scythian Art. The Legacy of the Scythian World: Mid-7th to 3rd Century BC. Leningrad, 1986.

[1] ¹ Тексты Геродота приводятся по изданию: Доватур, Каллистов, Шишова 1982.

[2] ² Тохтасьев 2005; Кулланда 2006.

[3] ¹ По одной из существующих научных гипотез, принадлежащей В.П. Белозору, герры — это умершие воины, обитавшие в потустороннем мире (в скандинавской мифологии их аналог — эйнхерии, храбрые воины, перенесённые валькириями с поля битвы на небо в валгаллу).

[4] ² Хазанов 2002.

[5] ¹ Раевский 1970; Раевский 1985.

[6] ² Грантовский 1960; Абаев 1979; иначе см.: Кулланда 2006.

[7] ³ Алексеев 2003а. С. 38 и сл.

[8] ¹ Кисель 2003.

[9] ¹ Алексеев 2006а.

[10] ² Черненко 1984.

[11] ³ О скифских царях см.: Хазанов 1975; Алексеев 2003а. С. 218-235.

[12] ¹ Манцевич 1987; Алексеев 2003б. С. 72-88; иначе см.: Раевский 1977. С. 116-118.

[13] ¹ Алексеев 2003а. С. 239 и сл.

[14] ¹ Дашевская 1989; Зайцев 1999; Зайцев 2000; Пуздровский 2007.

[15] ² Андрух 1995.

[16] ³ Вагнер 1976. С. 250-257.

[17] ⁴ Дюмезиль 1990.

[18] ¹ Придик 1911.

[19] ¹ Дюбрюкс 2010.

[20] ² Раевский 1970.

[21] ¹ Макаренко 1916. С. 43-93.

[22] ¹ Черников 1965.

[23] ¹ Иванчик 2005. С. 33 и сл.

[24] ¹ Цит. по: Лелеков 1987. С. 26.

[25] ² Тохтасьев 2005. С. 86, 87 с лит.

[26] ³ Хазанов, Шкурко 1976.

[27] ⁴ Королькова 2006. С. 144 и сл.; Переводчикова 1994.

[28] ¹ Алексеев 2006б. С. 43-65.

[29] ¹ Акишев 1984. С. 121.

наверх