Д.Г. Савинов
Этническое окружение страны енисейских кыргызов.
Страна енисейских кыргызов до середины IX в. включала обширные пространства Южной Сибири и сопредельных областей. По карте С.В. Киселёва, она очерчивается в пределах современной Хакасии, в то время как Тюркские каганаты простираются от Аральского моря до Дальнего Востока. [1] Такое соотношение противоречит известному свидетельству Тан-шу о том, что «Хягас (т.е. кыргызы. — Д.С.) было сильное государство, по пространству равнялось тукюеским (т.е. тюркским. — Д.С.) владениям (очевидно, имеются в виду границы Второго тюркского каганата. — Д.С.)». Здесь же приводятся фактические данные о его пределах: на восток — до Прибайкалья (страна курыкан), на юго-запад — до Алтая (страна карлуков до переселения их в Семиречье). [2] Северная граница, как полагает Л.Н. Гумилёв, проходила в районе Красноярска, где кыргызы граничили с бома (алатами). Что касается восточной границы, то, по мнению Л.Н. Гумилёва, «их было две: основная, первая, проходила по подножию Восточных Саян, а вторая — по водоразделу Оки (приток Ангары) и Ангары. В промежутке между этими двумя границами жили три племени — дубо, милигэ и эчжи». [3]
В качестве южной границы источники называют Западные Саяны (Когменская чернь) или хребет Танну-Ола (Тань-Мань), простирающийся от Южного Алтая до Косогола. Метрополия кыргызов находилась до середины IX в. в Минусинской котловине. На территории современной Тувы, до Танну-Ола, селились телеские племена, чики и азы, известные из древнетюркских рунических надписей. Их в первую очередь покоряли тюрки, приходящие из Монголии: сначала азов, затем чиков, а уж потом, перевалив через Саяны, кыргызов. Известно, что карлуки, чики и азы постоянно выступали в качестве политических союзников кыргызов и, скорее всего, были связаны с ними тесными отношениями. Таким образом, как правильно предположил Л.Н. Гумилёв, можно говорить о двух границах государства енисейских кыргызов — «внут-
(110/111)
ренней», в пределах которой жили собственно кыргызы, и «внешней», где обитали подчинённые кыргызам «вассальные» племена и этнические общности, находящиеся с кыргызами в союзнических (или договорных) отношениях.
События периода «кыргызского великодержавия» (термин, предложенный В.В. Бартольдом) естественно резко расширили границы владений кыргызов, что привело к столкновению их с многочисленными народами Центральной и отчасти Средней Азии, в первую очередь уйгурами и кимаками. Наиболее чёткое представление о пределах страны кыргызов во второй половине IX — начале X вв. даёт анонимное сочинение «Худуд ал-алам», написанное в 982-983 гг., т.е. на самом «взлете» кыргызского «великодержавия», в разделе «Слово об области хырхыз»: «На востоке от неё — область Чина (Китай. — Д.С.) и море — Восточный океан, на юге от неё — пределы тогузгузов (уйгуров. — Д.С.) и частично халлухов (карлуков, переселившихся в Семиречье. — Д.С.), на западе от нее — пределы расселения кимаков и на севере — необитаемые страны севера (таёжные пространства Северной Азии. — Д.С.)». [4]
Из всех народов, сталкивавшихся с енисейскими кыргызами в период их широкого расселения, в арабо-персидской литературе наиболее подробно описаны кимаки. Государство кимаков (имеется в виду этническая конфедерация, в состав которой входили и кыпчаки) в целом занимало бассейн Иртыша, западные и северные предгорья Алтайской горной системы с выходом в Казахстанские степи и южные районы Западной Сибири (сросткинская культура). Граница между кыргызами и кимаками проходила по западным и северным предгорьям Горного Алтая, до Кузнецкого Алатау, служившего этническим барьером в этом месте расселения енисейских кыргызов и кимаков. Данная этногеография хорошо подтверждается материалами археологических памятников: на Западном Алтае представлены как кыргызские, так и кимакские погребения, [5] в Восточном Казахстане превалируют смешанные кыргызско-кимакские комплексы; [6] при этом отдельные характерные кимакские изделия найдены на Енисее, а кыргызские — на Иртыше. [7] Центр государства кимаков, скорее всего, находился на Верхнем Иртыше, откуда вели караванные пути к енисейским кыргызам и в сторону Средней Азии. [8]
(111/112)
Сведения об этнографической культуре кимаков на первый взгляд противоречивы. Так, по Гардизи, «никаких строений у них нет; все живут в лесах, ущельях и степях; все владеют стадами коров и баранов, верблюдов у них нет... Летом они питаются кобыльим молоком, которое называется у них кумысом; на зиму заготавливают сушеное мясо, баранье, лошадиное или коровье... В этой стране много снега; бывает, что толщина снежного покрова в степи достигает высоты копья... Предметы охоты кимаков — соболи и горностаи». [9] Аналогичные сведения содержатся в «Худуд ал-алам»: «И эта область такова, что в ней (только) один город и всё. В ней множество племён, и жители её селятся в шатрах и кочуют (в поисках сухой травы, воды и зелёных лугов) летом и зимой. (Статьёй) их дохода являются соболь и овцы, а пища их летом — молоко, а зимой — высушенное мясо». [10] Наряду с этим сообщается, что «их жилища среди зарослей и густых лесов», «они питаются рисом (? — Д.С.), мясом и рыбой. Рыбы у них много»; говорится о земледелии у кимаков и т.д. [11] Совершенно очевидно, что приводимые сведения по этнографии кимаков характеризуют особенности не одного народа (кимаков-йемеков), а свидетельствуют о широком, в различных физико-географических условиях, расселении кимако-кыпчакских племён.
О взаимоотношениях между енисейскими кыргызами и кимаками практически ничего не известно, но вряд ли они могли быть мирными. Так, по ал-Идриси, «все города страны кыргызов расположены на территории, пространство которой измеряется тремя днями пути. Их четыре, окруженные стенами и обитаемые трудолюбивыми и мужественными народами, которые особенно должны опасаться предприимчивости царя кимаков, воинствующего государя, который находится почти всегда в состоянии войны со своими соседями». [12]
К сожалению, сведения о других народах Центральной и Средней Азии, вступивших в соприкосновение с енисейскими кыргызами, в сочинениях арабо-персидской литературы исключительно лапидарны, не снабжены этнографическими характеристиками и не могут быть идентифицированы с материалами археологических памятников, известными (правда, пока в очень небольшом количестве) на территории расселения данных народов. На этом фоне сохранившиеся в китайских династийных хрониках этнографические описания племён, составлявших этническое окружение кыргызов до начала «ве-
(112/113)
ликодержавия», крайне интересны и показательны как с точки зрения культурогенеза, так и формирования хозяйственно-культурных типов Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху раннего средневековья.
В числе ближайших соседей кыргызов на Енисее источники называют три тукюеских (т.е. тюркских. — Д.С.) аймака — дубо, милигэ и эчжи. [13] Дубо — одно из крупных телеских (гаогюйских) племён — описываются следующим образом: «Земли поколения Дубо к северу прилежали к Малому морю (считается, что оз. Косогол. — Д.С.), на западе смежны с Хагасом (кыргызами. — Д.С.), на юге с Хойху (уйгурами. — Д.С.)... жили в шалашах из травы; ни скотоводства, ни землепашества, не имели. У них много сараны: собирали её коренья и приготовляли из неё кашу. Ловили рыбу, птиц, зверей и употребляли в пищу. Одевались в соболье и оленье платье, а бедные делали одежду из птичьих перьев... Покойников полагали в гробы и ставили в горах или привязывали на деревьях». [14] Данное описание соответствует хозяйственно-культурным особенностям общества с присваивающей экономикой, характерной для лесных (или горно-таёжных) районов. Несколько диссонансом при этом звучит сообщение о том, что у дубо «при свадьбах богатые давали лошадей, а бедные приносили оленьи кожи и саранные коренья». [15] Не менее интересно суммарное описание дубо, милигэ и эчжи, содержащееся в том же источнике: «Живут в избах, берёстою покрытых. У них много хороших лошадей. В обыкновении кататься по льду на деревянных лошадях. К ногам подвязывают деревянные лыжи, а под мышками упираются на клюки. При каждом упоре подаются шагов на сто вперёд чрезвычайно быстро. По ночам занимаются воровством и грабежом. Хягасы ловят их и употребляют в работу». [16]
На ещё более низком уровне развития стояли жившие на восток от кыргызов, по дороге к курыканам, «болотные люди», красочно описанные Гардизи: «Вся местность на пути пропитана водой, и на землю ничего нельзя класть; надо идти позади лошади, пока не пройдёшь эту болотистую местность. В этих болотах живут дикие люди, ни с кем не имеющие сношений; они не умеют говорить на чужих языках, а их языка никто не понимает. Они — (самые) дикие из людей; всё кладут себе на спину; всё их имущество заключается в звериных шкурах... Их луки сделаны из дерева, их одежда — из звериных шкур, их пища — мясо дичи... Если кто-нибудь из них попадает к киргизам, он не принимает пищи; завидя кого-нибудь из своих друзей, он убегает и исчезает. Мёртвых они уносят на горы и вешают на деревья». [17]
(113/114)
В приведённых описаниях достаточно полно зафиксирован хозяйственно-культурный тип (или типы) лесных племён (охотников, собирателей, рыболовов), причём, вероятно, на разных стадиях развития. Первым это отметил С.В. Киселев, выделяя в горно-таёжной области, расположенной к востоку от территории расселения енисейских кыргызов, три района: I — наиболее восточный, к западу от р. Селенги — «его население не знало ни лошадей, ни овец. Домашним скотом были олени. Ими, по-видимому, питались, на них ездили, шкуры их употребляли на одежду. Охота на соболей была одним из важных промыслов. Жили в деревянных низких юртах»; II — северо-западнее Косогола в восточно-саянской тайге — здесь «обитало население, отличавшееся иным охотничье-рыболоведческим бытом. Оно питалось рыбой, зверем и птицей, а также дикорастущей сараной, приготовляя из её кореньев кашу. Лишь у немногих имелись олени и лошади, жилищем служили шалаши» (этот вариант соответствует приведённому выше описанию дубо и эчжи); III — наиболее высокий, в Западном Прибайкалье и Канском районе, где «как и на Енисее, занимались скотоводством, а местами и пашенным земледелием. Жилища здесь были более совершенные — деревянные срубы, крытые берёстой». [18] К последнему типу, по классификации С.В. Киселева, относились и крайние восточные соседи енисейских кыргызов — курыканы (кит. гулигань), которые описываются в письменных источниках как самый северный из всех телеских народов, занимающийся преимущественно коневодством. [19]
Относительно локализации и этнической атрибуции трёх указанных племён (дубо, милигэ, эчжи) высказаны различные точки зрения. Л.П. Потапов считал, что «в ранних письменных источниках под наименованием дубо выступает одно из племён теле, обитавшее в VI-VIII вв. в районах, прилегающих к оз. Косогол, или Хубсугол, и на запад от Косогола до верховьев Енисея». [20] С.И. Вайнштейн связывает с ними этногенез тувинцев — тоджинцев. [21] Л.Н. Гумилёв относит дубо к тувинцам, милигэ — к меркитам, а эчжи — к племени косогольских урянхайцев ачжэнь. «На эти лесные племена кыргызы совершали набеги, а пленников обращали в рабство». [22] Не касаясь лингвистической стороны вопроса, можно отметить, что название племени милигэ больше всего напоминает (во всяком случае, больше, чем меркитов) традиционное наименование чулымских тюрков — мелетцы или мелесы. [23] О том, что такое сопоставление
(114/115)
возможно, свидетельствует удивительная точность воспроизведения «иноземных» этнонимов в китайской историографии: гулигань — курыкан, долангэ — теленгут и др. Известно, что образование этнической общности чулымских тюрков (мелетцев) носило сложный характер. [24] Согласно исследованиям Э.Л. Львовой, ближайшими соседями мелетцев было население «Киргисских земель», входившее в состав формирующегося хакасского этноса. «Чулымские тюрки остались вне этого консолидационного процесса, и их этническая история в дальнейшем развивалась самостоятельно». [25] Археологические материалы подтверждают факт вхождения Причулымья в состав кыргызских земель: благодаря исследованиям О.Б. Беликовой выявлен на материале нескольких представительных могильников чулымский вариант культуры енисейских кыргызов X-XIII вв. [26]
Этноним эчжи, возможно, воспроизводится в рунической надписи на одном из сосудов Копёнского чаа-таса: «Золото ... дар Ача». «Подобные дары, — отмечал С.В. Киселёв, — характеризовали отношения кыргызского народа и его знати». [27] Не связаны ли с этим этнонимом — эчжи — названия р. Кача, качинцев (ср. чики — жители р. Хемчик), города Ачинск и т.д.? Возможность такой идентификации уже обсуждалась в литературе. Так, В.Я. Бутанаев, один из наиболее видных специалистов по этнографии хакасов, отмечает, что в прошлом качинцы именовали себя «хааш» или «хаас». При этом «историческое название «хааш» было характерно для этнических образований оленеводов Восточных Саян». По мнению китаеведа С.Е. Яхонтова, этноним «хааш» встречается в летописях «Новой истории Тан» в форме «гээчжи» (т.е. эчжи. — Д.С.). Народ гээчжи обитал рядом с племенем дубо в пределах Восточных Саян, где и ныне жители сохранили своё исконное самоназвание «хааш». [28] Можно предполагать, что в контексте событий политической истории енисейских кыргызов, часть племён, называемых в китайских источниках эчжи, продвинулась вдоль хребтов Восточного Саяна (?) в северные районы Южной Сибири, находившиеся в зависимости от енисейских кыргызов. Показательно, что в составе хакасских родов/сеоков, проживающих на территории метрополии енисейских кыргызов, представлены и носители этнонима дубо (туба, тубинцы), и эчжи — хааш (качинцы). [29] Что касается «болотных людей, обитавших на пути к курыканам», то, несмотря на этнографическую точность описания, свидетельствующую о показаниях очевидца (?), этническая атрибуция их затруднительна.
(115/116)
Вопрос о связях кыргызов с племенами Прибайкалья, в частности с курыканами, был впервые поставлен в работах А.П. Окладникова, убедительно показавшего близость курыканских писаниц с енисейскими (типа Сулекской), найденных на Лене рунических надписей — с кыргызскими эпитафиями, курумчинской (курыканской) керамики — с керамикой ладейской культуры из северных районов расселения кыргызов и т. д.
Физико-географические условия проживания кыргызов в Минусинской котловине и курыкан в Западном Прибайкалье (например, в Тункинской котловине), видимо, совпадали и способствовали развитию их культуры в рамках одного хозяйственно-культурного типа, в котором сочетались главным образом скотоводство, земледелие и охота. Большое значение в том и другом районах имело специализированное коневодство, служившее одним из основных источников экспорта. По данным китайских хроник, и «на гулиганьских (курыканских. — Д.С.) лошадей похожи лошади племени цзегу (кыргызов. — Д.С.), разница в малом». [30]
В середине IX в. одна из волн экспансии енисейских кыргызов была направлена на восток, куда они устремились вслед за отступающими уйгурами. В источниках нет прямых указаний на столкновение кыргызов с курыканами, но историческая обстановка того времени на севере Центральной Азии вполне позволяет сделать такое предположение. Памятники енисейских кыргызов (или очень близкие к ним) появляются на территории курыкан (хойцегорская культура). Уже в монгольское время, по данным Юань-ши, выделяется владение Анкэсинь, названное по Ангаре (р. Анкэлэ) — «малое (подвластное) государство по отношению к цзилицзисы (кыргызам. — Д.С.)... Это и есть государство Гулигань (т.е. курыкан. — Д.С.), описанное в Танской истории». [31]
Через кыргызов сведения о племенах Прибайкалья проникают в арабо-персидскую литературу, где они называются по-разному — кори, хори, фури, кури. По данным Худуд-ал-алам, «фури — это название народа — также из хырхызов; (они) поселяются к востоку от хырхызов и не смешиваются с прочими хырхызами. Едят людей и беспощадны, их языка другие хырхызы не понимают, они подобны диким зверям, и недалеко от них находится город, который называют Кемиджкет, там живет хырхыз-хакан». [32]
Нельзя не обратить внимания на некоторые совпадения в описаниях народа фури и «болотных людей», по Гардизи. Упоминание здесь же города Кемиджкет (Центральная Тува), где в конце IX — начале X вв. находилась ставка
(116/117)
кыргызского кагана, [33] указывает на относительную близость места их обитания; возможно, около южных отрогов Восточного Саяна, где пролегала дорога от енисейских кыргызов к курыканам.
Среди других народов из окружения енисейских кыргызов особого внимания заслуживают бома (фонетические варианты по китайским источникам — «гюньма», «хэла», «била», «элочжи») или алаты (тюркское — «пегие кони»), вопросы локализации которых давно привлекают внимание исследователей.
В древнетюркское время (вторая половина I тыс. н.э.), по сведениям Таншу, местоположение алатов-бома указывается следующим образом: «Бома расположено... прямо на север от туцзюэ (т.е. тюрков. — Д.С.)... Их страна близка к Северному морю. Пройдя через (местности) пяти больших поколений туцзюэ, достигаешь (бома). Их страна крайне холодна». В тоже время говорится, что «бома находятся на север от цзйегу (кыргызов. — Д.С.)... С цзйегу часто взаимно воюют». [34] Близкий перевод приводит Ю.А. Зуев: «Они (бома. — Д.С.) с цзегу много раз воевали друг друга и взаимно вторгались». [35] Местоположение «Северного моря» китайских источников остаётся дискуссионным, скорее всего, это оз. Байкал. В приведённых отрывках наиболее существенно, что «бома любят сражаться с цзйегу (кыргызами. — Д.С.)», т.е. должны были иметь с ними общую границу и соответственно расселяться в непосредственной близости от них, но с какой стороны государства енисейских кыргызов — с севера, запада или востока — источники не дают указаний.
Вопросу о местоположении алатов — бома уже посвящена многочисленная литература. Их помещают то на юге Красноярского края (севернее кыргызов), то на месте верхнеобской культуры, в Кузнецкой котловине или в Барабинской лесостепи (западнее кыргызов), то в Западном Прибайкалье и на Верхней Ангаре (восточнее кыргызов). Из предложенных вариантов локализации бома (алатов), на наш взгляд, наиболее аргументирована точка зрения о нахождении алатов севернее енисейских кыргызов, в районе современного Красноярска, высказанная В.В. Бартольдом и развёрнутая С.И. Илюшенко, относящего к алатам памятники ладейской культуры VIII-X вв., вариантной по отношению к культуре енисейских кыргызов. [36] Это, в принципе, не противоречит предложенной нами локализации алатов в Северо-Западном Прибай-
(117/118)
калье, [37] население которого, как уже говорилось, было тесно связано с северными окраинами Минусинских степей. Можно добавить, что именно здесь, в районе Красноярск-Ачинск, в пограничной зоне лесостепи, были открыты укреплённые раннесредневековые городища, свидетельствующие об активных военных действиях, возможно между енисейскими кыргызами и бома.
Этнографические особенности бома (алатов) описаны в источниках достаточно полно: «Лошади мастью все пёстрые, отсюда (пошло) наименование государства... жители похожи на цзйегу, но языки непонятны... С помощью лошадей и людей пашут плугом... Любят ловить рыбу и охотиться... Мясо употребляют в пищу, из шкур делают одежду; мало железных орудий, употребляют глиняные котлы и берёсту. Из корней делают блюда и чашки. Кочуют. Чтобы сделать дом, связывают деревья, делают колодезный сруб, кроют берёстой. Земляные кровати, травяные тюфяки, к этому добавляют войлок и так спят... Их лошади не служат для езды, берут их молоко, употребляют в пищу на кумыс и только»; [38] или: «Пахали землю лошадьми. Лошади были саврасыми, от чего и название государству дано... Хотя содержали лошадей, но верхом не ездили, а пользовались молоком для пищи... Обликом похожи на хягасов (кыргызов. — Д.С.), но говорили другим языком. Брили голову, носили берестяные шляпы. Связывали деревья наподобие колодезных срубов и покрывали берёстой. Это были их жилища». [39] Аналогичные сведения приводятся в переводах Ю.А. Зуева. [40] Многие детали в описании бома напоминают этнографию якутов, что вполне вероятно, учитывая южные истоки происхождения якутского этноса, но, в принципе, сопоставимы с этнографическими особенностями любого народа, живущего в условиях лесостепной зоны.
Каким образом окончились войны между енисейскими кыргызами и алатами, сказать трудно. Скорее всего, победой кыргызов. В этом отношении важно замечание В.В. Бартольда о том, что «народ бома не достиг политического объединения; каждая община имела своего начальника, независимого от других, тогда как во главе киргизов стоял единоличный владетель, носящий в китайской истории титул ажо». [41] В начале II тыс. н.э. северная граница владений енисейских кыргызов доходила до места слияния Ангары и Енисея, где находился город Кикас, и «город тот принадлежит к области киргизов». [42]
(118/119)
Сохранившиеся в письменных источниках «зарисовки» характеризуют в основном этнографический облик населения восточных и северных окраин государства енисейских кыргызов. Как было показано выше, в экономике этнического окружения кыргызов, за исключением кимаков, с которыми столкнулись кыргызы при своём продвижении на запад, преобладали присваивающие виды занятий, чему соответствовали отмеченные культурные особенности и, очевидно, определённые формы социальных отношений.
Хозяйственно-культурный тип самих енисейских кыргызов описывается в письменных источниках как скотоводческо-земледельческий. По данным Таншу, характеризующей общество кыргызов на Енисее в середине IX в., у них «есть верблюды и коровы, но более коров и овец», или: «...верблюды, быки, бараны, причём особенно много быков». Крупный рогатый скот, несомненно, использовался кыргызами как тягловая сила в земледельческом производстве. «Богатые землепашцы, — отмечает Таншу, — водят их по несколько тысяч голов». [43] Скотоводческий компонент в культуре кыргызов подтверждается видами пищи («питаются мясом и кобыльим молоком»), типами жилищ («палатки, обтянутые войлоком»), некоторыми обычаями («при браках калым платится лошадьми и овцами»). В отдельных районах существовало специализированное коневодство — «их лошади плотны и рослы. Лучшими считаются, которые сильно дерутся». [44] Вместе с тем имеется немало сведений о земледелии у кыргызов: «Сеют просо, ячмень, пшеницу. Мелют муку ручными мельницами, хлеб сеют в третьей, а убирают в девятой луне. Вино квасят из каши» или: «Отсутствуют пять хлебов (рис и пр. — Д.С.), имеется только ячмень, пшеница, тёмное просо, конопляное семя... Для пшеницы имеется пеший жернов, которым делают муку». [45] О существовании орошаемого земледелия у кыргызов на Енисее свидетельствуют остатки ирригационных сооружений, находки злаков в погребениях, серпов, железных сошников и жерновов на поселениях и т.д. [46] Различные виды хозяйственных занятий, возможно, имели социальную окраску — «питаются мясом и кобыльим молоком. Один Ажо (кыргызский каган. — Д.С.) употребляет хлебное вино». [47] Интересно, что те же особенности сохранились у кыргызов и в более позднее время. По данным Юаньши, «обычаи цзилицзисы (кыргызов. — Д.С.) отличаются от обычаев всех других владений. Имеются значительные сведения об обработке земли». [48]
(119/120)
Определённую роль в хозяйстве кыргызов играли охота («из зверей находятся тарпаны, косули, сохатые и чернохвостые козы») и рыболовство («из рыб есть одна, длинною около семи футов, гладкая и без костей» (осётр. — Д.С.)). [49]
В свете всего сказанного мнение о том, что анализ «сведений письменных источников и археологических материалов позволяет отнести кыргызов к культурно-хозяйственному типу кочевых скотоводов», [50] ещё раньше высказанное в отдельной работе Ю.С. Худякова, [51] представляется излишне категоричным. Столь же неоправданно и ничем не подкреплено мнение о том, что земледелием в государстве раннесредневековых кыргызов занимались преимущественно племена, жившие на периферии Минусинской котловины, так называемые кыштымы. [52] Экономика енисейских кыргызов, как было обосновано С.В. Киселёвым [53] и Л.А. Евтюховой [54] носила комплексный характер с доминированием производящих видов хозяйства (скотоводства и земледелия); причём, в отличие от других народов Центральной Азии, именно земледелие играло здесь весьма значительную роль. Предшествующий этап развития этой прогрессивной экономики на территории Минусинской котловины относится ко времени таштыкской культуры. В изображениях на известных деревянных планках из таштыкского склепа у горы Тепсей представлены взнузданные и осёдланные кони, у некоторых лошадей показан знак собственности — тавро на крупе; здесь же сцены угона лошадей, парные бычьи запряжки, причём в одном случае изображено и соответствующее орудие (типа бороны) и идущий за этой запряжкой человек; многочисленные фигуры бегущих диких животных и др. [55] Все эти изображения, характеризующие образ жизни населения таштыкской культуры, с успехом могут быть экстраполированы и на культуру енисейских кыргызов второй половины I тыс. н.э.
Что касается окраинного населения страны кыргызов, то оно преимущественно сохраняло присваивающие виды занятий со всеми соответствующими им атрибутами, заимствуя (?) в некоторых случаях навыки ведения коневодства. Продолжая сравнение с рисунками на тепсейских планках, можно отметить изображение на одной из них сцены столкновения таштыкцев, которых легко узнать по характерным причёскам с костяными булавками, одетых в
(120/121)
лёгкие кафтаны и вооруженных сложными луками, с чужеземцами, приплывшими на лодке, очевидно, с верховьев какой-то реки, в подпоясанной глухой одежде, в плоских головных уборах (из берёсты?), вооруженных короткими простыми луками. [56] Они же показаны в сцене угона лошадей на одной из планок из Ташебинского чаа-таса. [57] Эти рисунки как бы показывают нам внешний облик представителей тех племён, которые в более поздних письменных источниках фигурируют как «лыжные тукюе» (дубо) или бома (алаты). И не так ли — в результате постоянного угона — объясняется появление у них лошадей, которых потом «богатые давали на свадьбах»?
Взаимоотношения между енисейскими кыргызами и окружающими их народами (племенами) складывались на основе системы социально-этнического подчинения. Для этой системы характерно: 1) присоединение различных в хозяйственном отношении районов, благодаря чему на внутренний рынок поступали продукты разных культурно-экологических областей, а также рудные запасы, изделия местных промыслов, шкуры диких животных, т.е. в первую очередь то, что отсутствовало в природно-хозяйственном потенциале этноса-элиты; 2) использование природных ресурсов различных культурно-экологических областей в торговых целях — на внешний рынок поступали пушнина, мамонтовая кость, драгоценные металлы, мускус и другие товары (или предметы обмена), чем обеспечивалась экономическая целостность самого государства; 3) привлечение иноплеменников для военных действий, различного рода общественных и домашних работ, совершения ритуальных жертвоприношений. [58]
Многие из характерных особенностей этой системы существовали у енисейских кыргызов, общество которых состояло из этноса-элиты (собственно кыргызов) и ряда «вассальных поколений», занимавших различное положение в социальной иерархии. Так, как уже говорилось, на одном из сосудов из Копёнского чаа-таса находилась руническая надпись: «Золото... дар Ача». «Подобные дани-дары, — отмечал С.В. Киселёв, — характеризовали отношения кыргызского народа и его знати». [59] Несколько иную форму подчинения представляет надпись на другом копёнском сосуде: «Бегское золото мы дали». [60] На более низкой ступени социальной иерархии стояли соседние горно-таёжные племена, о них говорится: «Ясачные вносят подати соболями и белкою». [61] Завершая
(121/122)
этнографическую характеристику «лыжных тукюе» (дубо, милигэ и эчжи) источники сообщают: «Хягасы (кыргызы. — Д.С.) ловят их и употребляют в работу». [62] Трудно более кратко и точно передать социально-экономическую зависимость, существовавшую в рамках одного этносоциального объединения. В целом такая система отношений обеспечивала экономическую целостность государства и успехи его в период ведения военных действий. Не случайно указывается, что кыргызы, «когда набирают и отправляют войско, то выступает весь народ (т. е. собственно кыргызы. — Д.С.) и все вассальные поколения». [63] Совершенно очевидно, что такая система взаимоотношений формировалась на Енисее длительное время, во всяком случае, начиная с таштыкской древности.
В этом плане следует рассматривать и одну из главных причин кратковременности периода так называемого «кыргызского великодержавия», когда кыргызы, захватившие в очень короткий срок обширные пространства Центральной Азии, не будучи в состоянии в этих условиях создать новую систему социально-этнического подчинения, последовательно переносят свою ставку — сначала к отрогам Танну-Ола в Северной Монголии, затем в город Кемиджкет в Центральной Туве и, наконец, далеко на север, за Саяны, в место слияния Белого и Чёрного Июсов, на территорию проживания своих прежних «вассальных» поколений, путь куда красочно описан в сочинении Гардизи. [64]
В случае, если в окружение енисейских кыргызов попадали племена, относительно равные по социально-экономическому потенциалу (кимаки и, возможно, алаты), то война между ними и кыргызами велась длительное время («часто взаимно воюют»), но в конце концов так или иначе кончалась расширением владений кыргызов: вплоть до низовьев Ангары, где, по сведениям Рашид-ад-дина, находился белокаменный кыргызский город Кикас.
[3] Гумилёв Л.Н. Древние тюрки. М.;Л., 1967. С. 264.
[7] Савинов Д.Г. Кимаки на Енисее и кыргызы на Иртыше // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия: Сб. докл. Междунар. науч. конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения С.В. Киселёва. Красноярск, 2005. С. 136-140.
[8] Савинов Д.Г. Караванные пути Южной Сибири // Бартольдовские чтения. М., 1974. С. 49-51.
[9] Бартольд В.В. Приложение к «Отчёту о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893-1894 гг.» // Бартольд В.В. Сочинения: В 9 т. М., 1973. Т. V. С. 45.
[12] История Киргизской ССР: В 2 т. / Гл.ред. Б.Д. Джамгерчинов. Т. 1: С древнейших времён до середины XIX в. Фрунзе, 1984. С. 424.
[17] Бартольд В.В. Указ.соч. С. 48.
[22] Гумилёв Л.Н. Указ.соч. С. 264.
[23] Тюрки таёжного Причулымья. Популяция и этнос / Под ред. В.П. Алексеева. Томск, 1991. С. 6.
[24] Там же. С. 96-105.
[25] Там же. С. 7.
[28] Бутанаев В.Я. Происхождение хакасских родов и фамилий. Абакан, 1994. С. 3-4.
[29] Там же. С. 4, 9.
[30] Зуев Ю.А. Тамги лошадей из вассальных княжеств // Новые материалы по древней и средневековой истории Казахстана. Труды Ин-та истории, археологии и этнографии АН Каз.ССР. Т. 8. Алма-Ата, 1960. С. 97.
[35] Зуев Ю.А. Из древнетюркской этнонимики по китайским источникам (бома, яньмо, гуй) // Труды Ин-та истории, археологии и этнографии АН Каз.ССР. Т. 15. Алма-Ата, 1962. С. 105.
[36] Илюшенко С.И. Китайские летописи как источник для соотнесения археологических памятников с этносами Южной Сибири // Тез. докл. конференции аспирантов и молодых научных сотрудников ИВ АН СССР. М., 1981. Т. 1. С. 4-5.
[37] Савинов Д.Г. Основные этапы этнической истории алатов // Историческая этнография. Вып. III / Под ред. Р.Ф. Итса. Л., 1985. С. 30-39.
[40] Зуев Ю.А. Из древнетюркской этнонимики... С. 105.
[41] Бартольд В.В. Киргизы. Исторический очерк // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1963. Т. II, ч. 1. С. 480.
[42] Рашид-ад-дин. Сборник летописей / Пер. с перс. О.И. Смирновой; Ред. А.А. Семёнова. М.;Л., 1952. Т. 1. С. 102.
[46] Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948. С. 80-85.
[50] Бутанаев В.Я., Худяков Ю.С. История енисейских кыргызов. Абакан, 2000. С. 121.
[52] Там же. С. 23.
[54] Евтюхова Л.А. Указ.соч. С. 73-102.
[55] Грязнов М.П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. Новосибирск, 1979. Рис. 59-61.
[56] Там же. Рис. 61.
[58] Савинов Д.Г. Система социально-этнического подчинения в истории кочевников Центральной Азии и Южной Сибири // Монгольская империя и кочевой мир: В 2 кн. / Под ред. Б.В. Базарова и др. Улан-Удэ, 2005. Кн. 2. С. 31-43.
[64] Бартольд В.В. Приложение к «Отчёту о поездке в Среднюю Азию...»... С. 47.
|