главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки
Л.Н. ГумилёвДревние тюрки.// М.: 1967. 504 с.
Часть вторая. Голубые тюрки и уйгуры, или эпоха Второго каганата.
Глава XX. Преображение народа.
[ В горах Алтая. — В северных степях. — На берегах Хуанхэ. ]
В горах Алтая. Восточную часть Горного Алтая ныне населяют теленгиты. В их число входит кость (раздел), сохранившая старое название — тöлöс. На севере теленгиты соседят с черневыми татарами (йиш-кижи), на востоке — с тувинцами, на юге — с казахами, а на западе — с собственно алтайцами (алтай-кижи). Высокие хребты с трудными перевалами создают естественные границы района, населённого теленгитами, и в значительной мере способствуют сохранению ими некоторой доли самобытности, выражающейся как в языке (теленгитское наречие алтайского языка содержит большое количество монгольских элементов), так и в противопоставлении себя прочим алтайским племенам. Телесами называют себя северные теленгиты, населяющие долины Чулышмана, Башкауса и Улагана. Этот район отделён от южного высоким плато, вдобавок пересечённым двумя горными речками — Кубадру и Чибитсу. Южные теленгиты живут по нижнему течению р. Чуи до впадения её в Катунь; самоназвание их чуй-кижи (чуйские люди). Термин «теленгит» шире термина «тöлöс», так как включает в себя группы населения, тöлöсами не именующегося. Наряду с тöлöсами существуют названия костей — аз, [1] сойон, майма и др. Тöлöсы были некогда господствующей костью, подменяя собой этническое наименование теленгит, столь же древнее, как и тöлöс. В VII в. теленгиты (кит. доланьгэ) занимали обширную территорию на Хангае, к западу от Орхона, и считались одним из телеских племён. [2] Сходство имени тöлöс с упоминаемыми в орхонских надписях толисами обратило на себя внимание Аристова, [3] но он ограничился лишь беглым замечанием, так как в его время содержание орхонского термина «толис» представляло загадку и являлось объектом ожесточённой полемики. Западные ориенталисты Томсен, Хирт и Шаванн отождествляли толисов с теле китайских анналов, тогда как русские учёные Бартольд, Мелиоранский, Аристов и Грумм-Гржимайло считали толисов коренным тюркским племенем, «особым от теле». [4] В то время как западноевропейские учёные, будучи уверены в правоте своей точки зрения, не затрудняли себя приведением каких-либо подтверждающих фактов, Аристов на основании изучения этнонимики установил, что потомками теле являются телеуты, а отнюдь не телесы, [5] а Грумм-Гржимайло пришёл к аналогичному выводу на основании материала исторического. [6] Объединение тöлöсов с теленгитами произошло лишь в середине XVIII в., когда теленгиты, бывшие подданными ойратов, бежали на Алтай из Западной Монголии от маньчжуров, которым император Цян лун повелел перебить ойратов до последнего человека. Постепенно теленгиты смешались с телесами, жившими в этом крае с середины VII в. и пришедшими сюда вместе с Чеби-ханом, последним ревнителем тюркютской славы и независимости. [7] Телесы мало похожи на своих предков — тюркютов раздела тöлöс, но это и естественно, ибо тысяча лет несёт немало перемен для народа, окружённого утёсами, дебрями и врагами. Но археология устанавливает связь предков и потомков. Маленький народ, запрятавшийся в высоких горах, совсем потерялся бы для истории, если бы не оставил памятников, переживших его. Могильники тюркютов раздела тöлöс покрывают почти все степные склоны долин восточного Алтая. Это так называемые каменные оградки, с которыми связаны каменные изваяния скуластых мужчин в халатах, с мечом на бедре и чашей в правой руке. [8] Внутри этих оградок часто находят золу и пепел — остатки сожжённого трупа. [9] На восток от могил тянутся вереницы балбалов, грубо обитых камней, вкопанных в землю. [10] Это памятники подвигам покойника — каждый балбал изображает убитого им врага. Многие могилы не имеют балбалов. Очевидно, там похоронен пепел женщин и детей. Балбалы имеют две резко отличные формы: островерхую и плоскую, со стёсанной верхушкой. Если учесть приведённые выше свидетельства орхонских надписей о том, что каждый балбал изображал определённого человека, то такое деление нельзя считать случайным. Скорее тут оттенён важный этнографический признак — головной убор. Степняки и посейчас носят островерхий малахай, а алтайцы — плоскую круглую шапочку. [11] Когда тюркюты в VII в. пришли на Алтай, то их врагами были, с одной стороны, аборигены — алтайцы, а с другой — степные племена, предки казахов. Очевидно, тюркюты в VII-IX вв. вели борьбу на оба фронта, что и отразилось в изображении балбалов. Если это справедливо, то мы можем отметить, что борьба со степью была более удачной, так как из 486 балбалов, изученных нами, 329 остроголовы, а 157 плоскоголовы. Очевидно, и после Чеби-хана внезапные набеги на степные кочевья проходили успешнее, чем упорная борьба с горцами, знающими каждое дерево в лесу и каждый камень в ущельях. Может быть, поэтому плоскоголовые балбалы, как правило, массивнее остроголовых. Так как мы не имеем исторических сведений о тюркютах-тöлöсах [12] VIII-IX вв., то большую ценность представляют даже те скудные сведения, которые могут дать немые камни; конечно, перипетии этой борьбы ускользнут от нас, но выяснение общего хода и направления её — уже большая удача для исторической науки. За двести лет, проведённых в новой среде, народ не мог не измениться. Первоначальная идея восстановления былого могущества, загнавшая тюркютов в Алтайские горы, оказалась несостоятельной, время обмануло их надежды. Когда в степи настала анархия, то ею воспользовались не тюркюты, а кидани; тюркюты же больше никогда не выступали на политической арене. Почему? На это нам ответит физическая и экономическая география. Тюркюты были искони степным, скотоводческим народом. Первоначальное их местонахождение на южных склонах Большого Алтая не лишало их возможности использовать степные пространства, а лес служил им лишь дополнением к основному виду хозяйства — кочевому скотоводству. Загнанные в горы, они сохранили основу своего быта — стада, но площадь пастбищ была ограничена северными склонами речных долин. Численность стад не могла не сократиться, и тюркюты принуждены были дополнять свои источники питания охотой, но не облавной, степной охотой, которая весьма эффективна, а трудоёмкой индивидуальной — лесной. Народ, приспособляясь к новым условиям, должен был создать новый тип хозяйства, которое обеспечивало его значительно хуже, чем прежнее. Не меньшей затраты сил требовала борьба с климатом Алтайского нагорья, столь же суровым, как и климат сибирского Заполярья. В результате народ приобрёл новые качества, но, естественно, утерял старые. Из воинственных кочевых скотоводов выработались свободолюбивые осёдлые скотоводы. Короче говоря, тюркюты стали телесами. [13] Перелом этот падает на середину IX в., когда посольства в Китай они стали считать отжившей традицией, требующей к тому же бессмысленной траты сил. Однако этот небольшой народ ещё мог постоять за себя. Несмотря на то что найманы охватили владения телесов с востока и запада, им не удалось овладеть восточной частью горного Алтая. Это видно из того, что в «Юань чаомиши» телесы упоминаются в числе суверенных племён, покорённых в 1207 г. Джучи-ханом. [14] На этом самостоятельность телесов прекратилась.
В северных степях. На севере, в только что разгромленной степи, и на юге, в завоёванном во время гражданской «справедливой войны» Китае, бурно шли восстановительные процессы, грозившие разорвать железный обруч, сковывавший их воедино, — империю Тан. По обе стороны пустыни Гоби складывались новые народы — голубые тюрки и уйгуры, близкие по образу жизни, своеобразные по устремлениям и культуре. Степь — место, пригодное для жизни. Центральная часть степи пересечена горными хребтами, поросшими лесом, что создаёт разнообразие ландшафта и богатые возможности для развития хозяйства. Но с севера к степи примыкает тайга — место, для жизни очень мало пригодное, а для развития хозяйства предоставляющее минимальные возможности. «Таёжное море» — самое подходящее название для лесного массива, отделяющего лесостепь от лесотундры — обиталища циркумполярных племён. Степь языками проникает на север, и наибольшим по своему значению был в VII-VIII вв. район верховьев Енисея. Там создавалась окраинная культура кыргызов, равно не похожая ни на тюркскую, ни на уйгурскую. Несмотря на сходство языка и письменности, кыргызы по некоторым своим особенностям были далеки и от тюрок и от уйгуров. Они как бы занимали третью вершину равностороннего треугольника, представлявшего тем не менее единую целостность, гармоническую напряженность непрекращающейся борьбы, обусловливающей общее развитие. Кыргызы на севере, востоке и северо-западе граничили с народами, вернее, племенами, не имевшими ничего общего со Срединной Азией. Эти древние сибиряки не составляли никакой целостности, которая могла бы противопоставить себя соседям и найти общий язык друг с другом. Этническое разнообразие Сибири в VIII в. было значительно больше, чем в XVIII в. Подобно тому как на Кавказском хребте нашли себе приют многочисленные осколки различных народов, так и в сибирской тайге продолжали существовать осколки племён, за 2000 лет перед этим стоявшие на пути интенсивного развития. [15] Непосредственная близость кыргызской территории к племенам сибирской тайги наряду с природными условиями определила возможности и направление разви- тия кыргызской державы. Согласно исследованию С.В. Киселёва, Кыргызское ханство было объединением нескольких племён, во главе которого стоял каган. Северный контур границ Кыргызского ханства источники определяют следующим образом: «На юго-запад до Гэлолу», т.е. до карлуков (стало быть, кыргызы господствовали в верховьях Томи и Бии, до Салаирского кряжа); на восток до Гулигани [16] (т.е. до курыкан, обитавших на верхней Ангаре); на севере с ними «часто дрались» [17] бома или йелочжи, многочисленный народ, всего в три раза уступавший по количеству самим кыргызам. Бома разводили лошадей, пахали на них землю, строили деревянные дома срубом, но не образовывали государства, а каждое племя управлялось своим вождём. Обликом бома походили на кыргызов, но говорили на другом языке. Территорией этого загадочного народа была, по-видимому, долина нижней Ангары, где помещалась страна Алакчин. [18] Значит, северная граница Кыргызского ханства проходила несколько севернее Красноярска. В.В. Бартольд предполагает, что бома были енисейские остяки, т.е. кеты, у которых сохранились предания о нападении на них с юга, могущественного народа килики. [19] Намеченная гипотетическая северная граница ханства кыргызов находит подтверждение в указании «Таншу»: «все реки [бассейна Енисея] текут на северо-восток. Минуя Хягас, они соединяются и текут на север». Скорее всего речь идёт о повороте Енисея немного ниже впадения в него Ангары. В этом случае граница совпадает с нынешней этнографической границей тюркских народностей с угро-самодийцами и эвенками. [20] Что же касается восточной границы, то их было две: основная, первая, проходила по подножию Восточных Саян, а вторая — по водоразделу Оки (приток Ангары) и Ангары. В промежутке между этими двумя границами жили три племени: дубо, т.е. тувинцы, милигэ, т.е. меркиты, и эчжи — косогольские урянхайцы ачжень. [21] На эти лесные племена кыргызы совершали набеги, а пленников обращали в рабство. Лесовики отвечали ночными нападениями на угнетателей, но не умели организоваться для успешного сопротивления. Зато должный отпор кыргызы встретили от курыкан, живших на Ангаре. Именно на второй границе шла напряженная, непрекращающаяся война, причём саян- ские лесовики объединились с курыканами — «курумчинскими кузнецами». Китайская историческая традиция причисляет курыканов к телеской группе племён и отмечает отличие их языка от кыргызского. [22] Поскольку можно считать установленным, что курыканы — предки якутов, [23] а хакасы — потомки кыргызов, это не должно нас удивлять: оба эти языка довольно сильно разнятся по словарному составу и по фонетике, [24] и не искушённым в лингвистике китайским офицерам, собравшим сведения об «инородцах», различие должно было показаться существеннее сходства грамматического строя. Поэтому нет оснований выделять курыканов из телеской группы племён. Это была эпоха подъёма телесцев, когда шёл процесс усложнения быта, идеологии и социальных отношений. В эту эпоху рождались герои. Часть их погибла для исторической памяти, но некоторые, сведения о которых попали в китайские летописи, сохранились для потомства. Археологические работы в Сибири позволили установить, что ареалу распространения курыканов соответствует археологическая «курумчинская культура», географическим центром которой был Байкал с его тогда густо заселёнными берегами, а основной областью её распространения было верхнее течение Ангары и Лены, вплоть до Байкала, включая о-в Ольхон. [25] Курыканы плавили и ковали железо довольно высокого качества, строили крепости, городища которых сохранились поныне, разводили огромные табуны прекрасных лошадей и изготовляли глиняную посуду. Искусство их напоминает кыргызское; одежда и письменность — тюркские. [26] Телеские племена на протяжении своей истории неоднократно меняли местопребывание. В середине VII в. их расположение представляется следующим образом. В Хангайских горах между р. Цзабхан на западе и истоками Орхона на востоке жили доланьгэ-теленгиты; в верховьях р. Селенги — сыге-изгили; [27] между Селенгой и Орхоном — тунло-тонгра; в низовьях Селенги и Орхона — пугу-бугу; в степи между Толой и Орхоном — уйгуры; к северу от Керулена, между Хэнтеем и Хинганом, — байегу-байырку; в долине р. Селенги, к западу от пугу, — сыге; к югу от байырку — байси; в Забайкалье — гулигань-курыканы; в Алашаньских горах — аде-эдизы, в степях к западу от Ордоса — хунь и киби. На север от телеских племён, в бассейне верхнего Енисея, жили кыргызы, а в восточном Забайкалье — неизвестное нам племя гюйлобо. В восточном Хангае, в Отукенской черни были насильно поселены уцелевшие от разгрома тюркюты, но, видимо, их было там немного. [28] Большая часть тюрок с влившимися в них сирами располагалась к северу и востоку от Ордоса, до отрогов Иньшаня. Пустыня Гоби, как море, разделяла северные кочевья от южных, но как тут, так и там кочевниками управляли китайские наместники. В Джунгарии и Семиречье обитали следующие народности. В бассейнах Чёрного Иртыша и Урунгу — карлуки; [29] в Центральном Тянь-Шане на р. Или — тюргеши, а к западу от них — шуниши; в юго-западной Джунгарии — нешети; на р. Манас и к востоку от неё — хулуши; [30] в восточной части Южной Джунгарии — басими (басмалы) [31] и там же шато — осколок среднеазиатских хуннов. [32] В дополнение к перечисленным сведениям, орхонская надпись сообщает о народе кенгерес, с которым воевали в 710-711 гг. тюргеши. Это не кто иные, как печенеги, самоназвание которых было кангар. [33] Обитали они по нижнему и среднему течению Сыр-Дарьи. Между карлуками на Чёрном Иртыше и печенегами-кангарами на Сыр-Дарье лежала широкая степь, которую в это время уже населяли кыпчаки. Отсюда название степной полосы современного Казахстана: Дештикыпчак — Кыпчакская степь. Здесь кыпчаки смешались с кан- тарами (канглы) и образовали народ, известный на востоке под названием кыпчаки, в Европе — команы, а в России — половцы. К югу, между Сыр-Дарьёй и Аму-Дарьёй в нижнем их течении, жили отюреченные арийцы, ближайшие родственники парфян, — туркмены, или гузы. Этим перечнем исчерпываются только наиболее крупные племенные объединения Срединной Азии. Некоторые из мелких мы знаем по названию, например азы, [34] чики, [35] абары [36] и др. Видимо, много мелких племён ускользнуло из поля зрения как китайской, так и европейской палеоэтнографии. Жалеть об этом не стоит, так как те, кто сыграл свою роль в истории, остались в её анналах. Численный состав племён был ничтожен. Когда в 688 г. уйгуры выступали против тюрок за свою независимость, то они выставили всего 6 тыс. воинов. [37] Надо думать, что в такой ответственный момент на войну поднялись все боеспособные мужчины, т.е. 20% населения. Значит, численность всего населения была около 30 тыс. человек. Но ведь это было самое крупное племя, другие были значительно меньше. Следовательно, надо полагать, что были племена по нескольку тысяч и даже по нескольку сот человек. Вернёмся к уйгурам. Указанные 30 тыс. человек составляли девять подразделений. Таким образом, на каждое подразделение приходилось около 3,5 тыс. человек. При наличии экстенсивного скотоводческого хозяйства это количество людей вполне могло составить хозяйственно-организационную единицу — огуз. Такой трактовке противоречат только китайские сообщения о 50 тыс. всадников, выставляемых уйгурами, но необходимо помнить о китайской традиционной любви к преувеличениям. Любопытно, однако, что в 628 г. уйгуры выставили против тюркютов всего 5 тыс. воинов [38] (видимо, без преувеличения), на 1 тыс. меньше, чем в 688 г. Эти цифры разоблачают тенденциозность китайского источника — преувеличение.
На берегах Хуанхэ. Обратимся к той группе тюркютов, которая была пленена в 630 г. и в качестве «нескольких сот разорённых юрт» [39] поселена в Алашане [40] в 631 г. Затем, по мнению китайского историка, они «размножились» [41] настолько, что уже в 641 г. хан Сымо имел «100000 народа, 40000 строевого войска в числе народа и 90000 голов лошадей», [42] а в 679 г. тюрки восстали и оказались в силах бороться с Империей. Известно из статистики, что люди так быстро размножаться не могут, тут в источнике что-то опущено, но, на наше счастье, одна фраза из надписи «Селенгинского камня» содержит разгадку этого непонятного прироста населения. Там тюрки, восстановившие в 80-х годах каганат, названы «тюрки-кыпчаки». [43] В древности кыпчаки жили на Алтае, в долине, называемой китайцами Чжелян, [44] что является несомненно транскрипцией слова «Джилан» — змея (отсюда Змеиная гора и город Змеиногорск). Грумм-Гржимайло считает их отраслью динлинского племени бома. [45] Очевидно, они были в числе подвластных тюркютам народов, в 630 г. разделили с ними горечь поражения и среди прочих побеждённых были поселены в Алашане рядом со своими бывшими господами. Несомненно это был не весь народ, а какая-то его часть, так как остальные, смешавшись с канглами, образовали народ, известный под именем команов, или половцев. [46] Вторым компонентом восстановленной орды ханов Ашина оказались сиры, потомки сеяньто, что явствует из надписи Тоньюкука, где есть выражение «тюрксир будун», т.е. тюрко-сирский народ. После того как в 646 г. сеяньтоское ханство было уничтожено имперцами и их союзниками уйгурами, а народ подвергся беспощадному истреблению, остатки сеяньтосцев рассеялись по отрогам Бейшаня, и их старая ненависть к тюркютам сменилась ещё большей ненавистью к китайцам. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они примкнули к тюркам, надеясь под их знаменами обрести былое значение и отомстить китайцам, поступившим с ними столь беспощадно. Кроме того, в Ордосе и Алашане обитали остатки южных хуннов и осколки других тюркоязычных племён. Они тоже умножили орду князей Ашина. Походы сближают воинов, и перед лицом смерти чувство локтя становится залогом жизни. В далёких степях у маленьких костров из кизяка сир делился с тюркютом последним куском вяленого мяса, уйгур перевязывал рану татабийцу, а тангут выручал эдиза, пойманного вражеским арканом. Все некогда ненавидевшие друг друга племена теперь рука об руку ходили войной на восток и на запад, и общность судьбы стирала перегородки разноплеменного происхождения. Конечно, они помнили, что их отцы боролись друг с другом, но творческая сила бытия ломала скорлупу стареющего сознания. Уже в 50-х годах VII в. былые враги сделались друзьями, а двадцать лет спустя их дети стали братьями и слились в один народ — «кок тюрк», т.е. голубые тюрки. Называть их тюркютами уже нельзя, это «türk kara kamyγ budun» — «весь [целый] тюркский народ», который многое унаследовал от своих предков, но много воспринял и чужого. Он сказал своё веское слово в истории Азии, повернул её так, как не предвидел его невольный создатель Тайцзун Ли Ши-минь, учредивший для управления кочевниками два наместничества: «Байкальское» — к северу от Гоби и «Шаньюево» — к югу от неё.
[1] Предков этого племени В.В. Бартольд относил к енисейским остякам-ассинам (W. Barthold, Histoire des Turcs..., p. 28), a P. Жиро (R. Giraud, L’Empire des Turcs..., pp. 193-196 — к иранцам-аланам и в названии аз усматривал тюрко-персидское слово «горностай».[2] Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 248.[3] H.A. Аристов, Заметки..., стр. 67.[4] Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 283. Изложена аргументация и история вопроса.[5] Н.А. Аристов, Заметки..., стр. 67.[6] Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 284.[7] Л.Н. Гумилёв, Алтайская ветвь..., стр. 105-106.[8] Там же, стр. 107-111.[9] Л.Р. Кызласов считает «оградки не могилами, а местами поминовения умершего», а наличие золы и костей животных и вещей объясняет тем, что их «переносили... и засыпали камнями». Но он не пытается объяснить, для чего тюркюты это делали (см. Л.Р. Кызласов, Тува..., стр. 57, 62). Кызласов повторяет гипотезу Л.А. Евтюховой и С.В. Киселёва (см.: Л. А. Евтюхова, Каменные изваяния..., стр. 130-132; С.В. Киселёв, Древняя история..., стр. 546), но не приводит новых доказательств и не опровергает мнения, высказанного мною. Отсутствие прокалённой почвы, отмеченное Л.Р. Кызласовым, говорит не за то, что здесь были поминки, а за захоронение пепла, ибо покойника легче сжечь на помосте, чем на земле. В последнем случае трупосожжение бу-
|
главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки