Д.Г. Савинов
Кимаки на Енисее и кыргызы на Иртыше.
// Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Сборник докладов международной научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения С.В. Киселёва, г. Минусинск. Красноярск: 2005. С. 136-140.
В знаменитой книге С.В. Киселёва «Древняя история Южной Сибири» был поставлен вопрос о близости культуры енисейских кыргызов IX-X вв. и ещё малоисследованных тогда материалов Северного Алтая, известных, главным образом, по раскопкам у с. Сростки (сросткинская культура). Отметив значительное сходство между ними и отсутствие развитой системы растительной орнаментации в алтайских материалах VI-VIII вв., С.В. Киселёв видел причину этого сходства в распространении влияния культуры енисейских кыргызов, для которых подобная орнаментация была наиболее характерна. В результате этого, по словам С.В. Киселёва, «в IX-X вв. по всему Саяно-Алтайскому нагорью распространилась новая мода на вещи тюхтятско (т.е. кыргызско- — Д.С.) -сросткинского типа» (Киселёв, 1951. С. 588). Вместе с тем С.В. Киселёв отметил «своеобразную группу украшений в Сростках», имеющих аналогии на Енисее. Но, по мнению С.В. Киселёва, «кыргызское преобладание играло определяющую роль в культуре соседних областей», что «может служить основанием для предположения не только о культурной, но и о политической зависимости Алтая от кыргызов» (Там же. С. 557, 558).
В дальнейшем, с накоплением новых материалов, особенно по сросткинской культуре Северного Алтая и наиболее близких в типологическом отношении погребений кимаков Восточного Казахстана, намеченные С.В. Киселёвым сходство и причины его объяснения переросли в большую самостоятельную проблему культурного взаимодействия двух наиболее крупных этнополитических образований завершающего периода древнетюркской эпохи — государства кыргызов с центром на Енисее и кимако-кыпчакского объединения с центром на Иртыше. Изучение этой проблемы вклю-
(136/137)
чает несколько аспектов — исторический, географический и этнокультурный, которые, будучи тесно связанными друг с другом, наиболее адекватно отражают историко-культурную и этнополитическую ситуацию, сложившуюся на севере Центральной Азии и в прилегающих районах Южной и Западной Сибири в конце I — самом начале II тыс. н.э.
Исторический аспект. Широкое расселение кыргызов, образно названное В.В. Бартольдом «кыргызским великодержавием», и образование кимако-кыпчакской конфедерации явились, по сути дела, следствием одного и того же события — гибели в 840 г. Уйгурского каганата, разбитого енисейскими кыргызами, что, с одной стороны, вызвало широкое расселение кыргызов по всему северу Центральной Азии; с другой — оттеснение ряда племён, прежде входивших в состав Уйгурского каганата, на Иртыш, где они вошли в состав формирующегося кимако-кыпчакского объединения. «Именно в это время, — отмечает Б.Е. Кумеков, — происходит сложение кимакской федерации в том составе, который приводит Гардизи» (Кумеков, 1972. С. 114). Во взаимоотношениях между енисейскими кыргызами и кимаками, несмотря на крайне скупые сведения письменных источников, можно выделить два этапа. Первый этап — этап активных военных действий; причём, инициативной стороной в данном случае выступали кимаки. Так, ал-Идриси (автор XII в., использовавший более ранние источники) сообщает, что жители страны кыргызов «должны особенно опасаться предприимчивости царя кимаков, воинственного государя, который находится почти всегда в состоянии войны со своими соседями». Не исключено, что в такой своеобразной форме отразилось «отмщение» кимакских племён, прежде входивших в состав разгромленного кыргызами Уйгурского каганата. О «мести кимакского хакана», которого боятся другие «тюркские цари», говорится в этом же источнике (Там же. С. 121). Второй этап — этап относительно мирных отношений аккультурации между енисейскими кыргызами и кимаками. Так, по данным анонимного источника «Худуд ал-Алам», Кыркырхан — это «область, принадлежавшая кимакам, а жители её напоминают по своим обычаям хирхизов» (Материалы..., 1973. С. 44). К.И. Петров помещает эту область «на границе с владениями енисейских кыргызов», а местное население называет «приобскими» или «периферийными кыргызами» (Петров, 1963. С. 50, 64). Каковы были дальнейшие отношения между кыргызами и кимаками — неизвестно. Кимако-кыпчакская конфедерация заканчивает своё существование в результате «цепной миграции» степных племён в 30-х гг. XI в. (Кызласов, 1984. С. 80), когда большая часть кыргызов уже покинула Центральную Азию и вернулась на Средний Енисей.
Географический аспект. Границы расселения енисейских кыргызов, в силу скоротечного характера их завоеваний, дискретны; в широтном направлении — от Забайкалья, где найдены наиболее восточные захоронения, близкие кыргызским, до отрогов Тянь-Шаня, куда, судя по археологическим исследованиям последних лет, проникают отдельные военные отряды, возможно, принявшие участие в этногенезе тяньшанских киргизов. С середины X в. большая часть кыргызов концентрируется в Центральной Туве (Грач и др., 1998), откуда затем начинается их возвращение на Средний Енисей. Горный Алтай, где в настоящее время открыта уже значительная серия погребений енисейских кыргызов, несомненно, входил в состав созданного ими государства. При этом все горноалтайские погребения кыргызов, расположенные в различных и удобных для проживания долинах, в деталях отличаются друг от друга и, по-видимому, оставлены отдельными группами кыргызского населения, адаптировавшегося к местным условиям и сохранявшегося здесь достаточно долго, скорее всего, и после окончания кыргызской экспансии. На территории Северного Алтая, основной области распространения сросткинской культуры, ни одного подобного погребения не обнаружено, хотя отмеченное С.В. Киселёвым влияние культуры енисейских кыргызов, несомненно, имело место.
(137/138)
Территория расселения кимаков на западе начинается с Иртыша. По рассказу Гардизи, караваны после длительного пути «приходят к реке Иртыш, где начинается страна кимаков... Переправившись через реку Иртыш, приходят к шатрам кимаков» (Бартольд, 1973. С. 45). Скорее всего, именно здесь, в бассейне Верхнего Иртыша, включая отроги Монгольского Алтая, находился центр кимако-кыпчакского объединения. Распространение археологических памятников, идентифицируемых с кимаками (или подобных им сросткинским), позволяет очертить владения этнополитического объединения кимаков, которые начинаются от верховий Иртыша, тянутся вдоль западных предгорий Алтая и затем широко «располагаются» в приобских степях; то есть, если иметь в виду Алтайскую горную систему в целом, занимают западные и северные её предгорья с прилегающими лесостепными районами. В определённые периоды своей истории кимаки продвигались в сторону Южного Урала (кыпчакская ветвь), Семиречья и Приаральских степей, но основная область их расселения в IX-X вв. находилась восточнее Иртыша. Граница между местами расселения енисейских кыргызов и кимаков проходила по Западному Алтаю, где образовалась своеобразная контактная область со смешанным составом населения; затем шла по северной оконечности Горного Алтая (поэтому в письменных источниках кимаки часто упоминаются не только как западные, но и как северные соседи кыргызов) и завершалась Кузнецким Алатау, разделяющим приобские степи и метрополию енисейских кыргызов в северной части Минусинской котловины.
Этнокультурный аспект. При рассмотрении этого аспекта требуется уточнение двух теоретических положений. 1). Понятие археологической культуры применительно к эпохе раннего средневековья имеет весьма условный характер, тем более, когда в название культуры введено этническое наименование (а на самом деле — политоним); в данном случае — енисейские кыргызы и кимаки. Apriori любая археологическая культура эпохи раннего средневековья представляет собой полиэтническое образование, в состав которого входят носители разных культурных традиций, занимающие определённое место в социальной иерархии, но объединённые единой «государственной» культурой. 2). В каждой археологической культуре, независимо от времени её существования, выделяются этнически показательные и этнически индиферентные [индифферентные] элементы; последние, как правило, детерминированы географической средой и в наибольшей степени связаны с хозяйственной деятельностью. Для эпохи раннего средневековья этнически показательные элементы культуры включают, в первую очередь, особенности погребального обряда и детали оформления предметов вооружения, поясного набора и снаряжения верхового коня. Несмотря на внешнее сходство (то, что С.В. Киселёв назвал «модой на вещи тюхтятско-сросткинского типа»), в культурах енисейских кыргызов и сросткинской они отличаются устойчивым сочетанием повторяющихся признаков, которые можно определить как этнические (в широком, этносоциальном значении этого термина) индикаторы культуры.
Для культуры енисейских кыргызов IX-X вв. такими индикаторами культуры будут: стремена с приплюснутой дужкой и прорезной подножкой; витые удила с «8»-образным окончанием звеньев и расположением колец в различных плоскостях; трёхпёрые наконечники стрел с серповидными прорезями; подвесные бляхи-решмы, сплошь украшенные растительным орнаментом, с личиной или колокольчиком посредине и др. Особо следует отметить сложный растительный орнамент («цветочный», «пламевидный», в виде «бегущих» побегов и т.д.), наиболее характерный для всех кыргызских металлических изделий. Вместе с обрядом трупосожжения и способом размещения сопроводительного инвентаря, сочетание этих признаков является определяющим при идентификации погребений енисейских кыргызов как в Минусинской котловине, так и (после 840 г.) по всей территории их расселения.
Этническими индикаторами сросткинской культуры являются: костяные и бронзовые пряжки с острым «носиком»; удила с «8»-образным окончанием звеньев и кольца-
(138/139)
ми, расположенными в одной плоскости; костяные псалии с окончанием в виде «рыбьего хвоста»; стремена с невыделенной пластиной; длинные ременные наконечники» бляшки с петлёй и «перехватом»; подвесные бляхи-решмы с колокольчиком-личиной на гладком поле; двусоставные застёжки; изображения всадников с «нимбом»; различного рода украшения в ажурном стиле и др. Такие же материалы, но с большим количеством серебряных и художественных изделий, представлены в погребениях Восточного Казахстана, считающихся кимакскими, что, несмотря на разнообразие погребального обряда, позволяет рассматривать их в рамках одной государственной (этносоциальной) общности с разделением на несколько локальных вариантов (Савинов, 1994. С. 63-105). Металлические изделия прииртышских кимаков также украшены растительным орнаментом «кидане-тюхтятского облика» (Длужневская, 1989), но при этом кыргызские вещи ближе к киданьским, чем кимакские, где, наряду с растительной, встречаются и другие приёмы орнаментации; в частности, один из наиболее распространённых в стросткинской культуре циркульный орнамент.
Приведённые этнические индикаторы являются надёжным основанием для определения соответствующих культурных комплексов в смежных районах расселения или на территории другого государства: кимакских (сросткинских) в местах расселения енисейских кыргызов и кыргызских на территории кимако-кыпчакского объединения. Погребения енисейских кыргызов, по обряду захоронения и предметам сопроводительного инвентаря наиболее близкие тувинским, открыты в Восточном Казахстане (Зевакинский могильник), в связи с чем Ф.Х. Арсланова писала о «культурном и этническом взаимовлиянии племён, оставивших памятники в Туве и Верхнем Прииртышье» (Арсланова, 1972. С. 75). Аналогичная ситуация сложилась на Западном Алтае. По материалам Алейской экспедиции В.А. Могильниковым выделены три предметно-культурных комплекса — огузский (уйгурский), кимакский и кыргызский (Могильников, 2002. Рис. 215-218), что полностью соответствует сложной этнокультурной истории данного региона.
Кимакских (или сросткинских) элементов в Минусинской котловине, основной территории обитания енисейских кыргызов, обнаружено значительно меньше. Здесь нет погребений, аналогичных сросткинским; известны только отдельные вещи, инокультурные по отношению к кыргызским, явно сросткинского происхождения. Некоторые из них (изображение всадника с «нимбом» и деталь ажурной двусоставной застежки) находятся в собрании Минусинского музея (Клеменц, 1886. Табл. VIII: 21, 26); несколько вещей (подвески в виде летящих птиц, бляшка с «перехватом» и длинные ременные наконечники) опубликованы в книге Л.Р. Кызласова и Г.Г. Король (1990. Рис. 42: 2; 45: 4, 5; 62; 63). Весьма показательны украшения сбруйных наборов из могильника Ыбыргыс-Кисте (кург. 4, 5), часть которых (с изображениями «пламенеющей жемчужины») выполнена в кыргызской, а часть (сердцевидная бляха-решма, длинные ременные наконечники, подпрямоугольные накладные бляшки с геометрическим орнаментом и бляшки с «перехватом») сделана в сросткинской культурной традиции (Худяков, 2004. Рис. 79-82). Такой же сросткинский облик имеют и некоторые вещи (серьги с подвесными полыми шариками, уплощённый наконечник стрелы на длинном веретенообразном стержне, накладная бляшка с петлей из могильников Кирбинский Лог и Сабинка I на юге Минусинской котловины (Савинов и др., 1988. Рис. 8: 5; 10: 1; 12: 1). Несмотря на немногочисленность этих находок, они могут свидетельствовать о пребывании каких-то групп кимаков (или сросткинцев) на Енисее, хотя об обстоятельствах их появления здесь пока судить трудно.
Таким образом, культурные взаимодействия между енисейскими кыргызами и кимаками (сросткинцами), впервые отмеченные С.В. Киселёвым, приобретают характер исторической реальности и определяют основное содержание этнокультурных процессов, происходивших на севере Центральной Азии и в прилегающих районах Южной и Западной Сибири в завершающий период древнетюркского средневековья.
(139/140)
Бартольд В.В. Приложение к «Отчёту о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893-1894 гг. // Сочинения. Т. VIII. — М., 1973.
Длужневская Г.В. О времени и путях проникновения изделий кидане-тюхтятского облика в Восточный Казахстан // Маргулановские чтения. — Алма-Ата, 1989.
Петров К.И. Очерк происхождения киргизского народа. — Фрунзе, 1963.
|