главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Вопросы этнической истории киргизского народа. Фрунзе: «Илим». 1989. Д.Г. Савинов

Археологические данные о связи енисейских и тянь-шаньских кыргызов в конце I — начале II тысячелетия н.э.

// Вопросы этнической истории киргизского народа. Фрунзе: «Илим». 1989. С. 77-91.

 

Проблема взаимоотношении енисейских и тянь-шаньских кыргызов, решаемая как в историко-культурном, так и в этногенетическом плане, давно привлекает внимание исследователей. Первая дискуссия по этому поводу развернулась ещё в конце XIX в. между В.В. Радловым, сторонником переселения енисейских кыргызов 1[1] и Н.А. Аристовым, доказывавшим независимый характер происхождения тянь-шаньских киргизов 2[2] В.В. Бартольд, автор первой монографии о киргизах, не придавал большого значения возможности их переселения с Енисея на Тянь-Шань и считал, что «главная масса киргизов переселилась в Семиречье позже. Если бы киргизы жили в Семиречье уже в эпоху караханидов, то они, несомненно, приняли бы ислам в X или XI в., между тем они ещё в XIV в. считались язычниками» 3.[3] В наиболее законченном

(77/78)

виде идея о переселении енисейских кыргызов на Тянь-Шань получила воплощение в работах А.Н. Бернштама 1[4] При этом особое внимание уделялось событиям середины IX в., периоду так называемого «кыргызского великодержавия», одновременно продолжала существовать и точка зрения об автономном сложении тянь-шаньских киргизов 2[5]

 

С.М. Абрамзон и К.И. Петров впервые высказали мысль о том, что этноним «кыргыз» принесли на Тянь-Шань не собственно кыргызы Среднего Енисея, а племена, входившие в IX-X вв. в состав созданного ими государственного объединения. С.М. Абрамзон считал, что это были «тюркоязычные племена, проживавшие ранее в пределах Восточного Притяньшанья, отчасти Прииртышья и Алтая», причём «круг племён, вовлечённых в процесс киргизского этногенеза, был значительно шире территории, к которой непосредственно был привязан этноним “кыргыз”» 3[6] К.И. Петров отводит значительное место в этом процессе области Енисейско-Иртышского междуречья, где до конца XII в., по его мнению, смешивались кыргызские, кимакские и прибайкальские этнические компоненты, и уже образовавшийся субстрат в XIII в. переселился на Тянь-Шань 4[7] Точку зрения К.И. Петрова поддержал Е.И. Кычанов 5[8] В работах последних лет выделяется область «Киргиз», занимавшая территории Горного Алтая и Обь-Иртышского междуречья, где в результате ассимилятивных процессов между потомками енисей-

(78/79)

ских кыргызов и кимако-кыпчакских племён образовалась этническая общность, которая во второй половине XV в. продвинулась на Тянь-Шань. 1 [9]

 

Итогом многолетней дискуссии можно считать вывод С.М. Абрамзона о том, что «если уже давно стала очевидной невозможность отождествления енисейских и тянь-шаньских киргизов, то столь же очевидна необоснованность полного отрицания некоторых этногенетических связей между ними, которые обнаруживаются при более тщательном рассмотрении данных археологии, истории, языка и этнографии» 2[10]

 

Следует отметить, что среди названных видов источников данные археологии в историко-культурном к этногенетическом аспектах использовались меньше всего. Между тем только они могут достаточно определённо ответить на вопрос о времени и формах контактов между енисейскими и тянь-шаньскими кыргызами в соответствии с существующей археологической периодизацией. Само состояние источниковедческой базы и археологии Центральной Азии и Южной Сибири значительно изменилось, что позволяет вернуться к поставленному вопросу на современном уровне исследования.

 

В своё время одним из аргументов гипотезы А.Н. Бернштама о переселении енисейских кыргызов на Тянь-Шань послужило сходство ажурных блях из Кочкорского клада с накладной орнаментацией золотых сосудов из Копёнского чаа-таса 3.[11] Отдалённая и довольно формальная аналогия вызвала естественные возражения. «Орнамент кочкорских блях, — писая Я.А. Шер, — как и орнамент посуды, обнаруженной в Копёнах, относится к широкому кругу орнаментальных мотивов, присущих многим азиатским народам от Ирана до Китая» 4[12] «Если бы было передвижение кыргызов с Енисей

(79/80)

на Тянь-Шань, — отмечает также Л.Р. Кызласов, — то оно фиксировалось бы прежде внего погребениями по обряду трупосожжения… таких погребений на Тянь-Шане нет» 1[13] Следует отметить, что неизвестны они и в настоящее время, однако отсутствие археологических памятников, аналогичных енисейским, может свидетельствовать только о несостоятельности точки зрения о прямой миграции значительных масс кыргызского населения на Тянь-Шань в середине IX в., но не исключает возможности других форм контактов между населением Саяно-Алтая и Тянь-Шаня, отразившихся в деталях оформления предметов, смешанных комплексах и т.д.

 

Приведённая А.Н. Бернштамом параллель между кочкорскими и копёнскими материалами имеет под собой то основание, что ажурные изображения были распространены в IX-X вв. преимущественно в Южной Сибири. Так, в 1965 г. ажурные накладки, весьма близкие к кочкорским, были найдены в погребении IX-X вв. в Центральной Туве 2[14] Аналогичные изделия известны и в сериях случайных находок из Минусинской котловины 3[15] формально они не совпадают с кочкорскими, но приёмы орнаментации этих предметов имеют единый, скорее всего, восточный источник происхождения. В Чуйской долине и на Иссык-Куле найдены и отдельные вещи кыргызского облика — пряжки, круглые тройники, кресала, стремена с высокой пластинчатой дужкой и прорезной подножкой, детали поясных наборов, лировидные подвески с сердцевидной прорезью, иногда также выполненные в ажурном стиле, и др. (рис. 14[16] Среди них особо следует отметить лировидные подвески с сердцевидной прорезью (см. рис. 1, предм. 5-7), которые являются одним из дифференцирующих признаков культуры енисейских кыргызов 5[17] На городище Ак-Бешим в слое с тюргешскими монетами VIII-IX вв. найдены лировидная подвеска с сердцевидной

(80/81)

прорезью и псалии с головками горных козлов типа капчальских или уйбатских в Минусинской котловине (см. рис. 1, предм. 4) 1[18] Если эти вещи сопоставимы, * то не исключено, что буддийский храм на Aк-Бешиме разрушили енисейские кыргызы, хотя утверждать это, конечно, с достаточной степенью достоверности нельзя.

 

Появление подобных предметов на Тянь-Шане, по-видимому, имеет непосредственное отношение и распространению культуры енисейских кыргызов в период так называемого «кыргызского великодержавия». Судя по этим находкам, отдельные, скорее всего военные отряды енисейских кыргызов (или представители кыргызской администрации) в IX-X вв. проникали на Тянь-Шань и могли явиться здесь первыми носителями этнонима «кыргыз», распространившегося впоследствии на другие тюркоязычные племена, что не означает ни переселения енисейских киргизов на Тянь-Шань, ни значительной доли участия их в этногенезе тянь-шаньских киргизов.

 

Этнокультурные процессы, происходившие на территории государства енисейских кыргызов после их выхода на историческую арену Центральной Азии, носили значительно более сложный и разнообразный характер. При своём расселении енисейские кыргызы встретились с носителями различных культурных традиций, сильно повлиявших на их собственную культуру. В настоящее время может быть выделено несколько локальных вариантов культуры енисейских кыргызов IX-X вв. — минусинский, тувинский, восточно-казахстанский, алтайский, красноярско-канский и прибайкальский 2[19] из которых к paсcматривaeмомy вопросу имеют отношение западные (относительно метрополии енисейских кыргызов — Минусинской котловины) локальные варианты — алтайский и восточно-казахстанский.

 

Погребения енисейских кыргызов на Горном Алтае — Яконур, кург. 1, 4 3 [20] и Узунтал III, кург. 1 4 [21] — подкурганные, бeз каких-

(81/82)

либо конструктивных элементов, напоминавших сооружения типа чаа-тас. В отличие от погребений Минусинской котловины и Тувы, они не образуют культурной целостности, что, вероятно, объясняется немногочисленностью находившегося здесь кыргызского населения. Существование на Горном Алтае в это время различных этнических компонентов подтверждается руническими надписями из Мендур-Соккона, в одной из которых сказано: «он тюрк», в другой: «Мой старший брат … герой и знаменитый киргиз» 1[22]

 

На Западном Алтае погребения о трупосожжениями и кыргызским инвентарём открыты на могильнике Карболиха VIII. По мнению авторов раскопок, здесь был похоронен «древнехакасский (кыргызский — Д.С.) воин, попавший сюда в период экспансии енисейских кыргызов в IX-X вв. Пришлые кыргызы-завоеватели, очевидно, вскоре стали смешиваться с кимаками» 2[23] Интересная ситуация зафиксирована при раскопках могильника Новофирсово, где в одном из «длинных» курганов находилось три погребения: одно по обряду трупосожжения (женское?) с кыргызским инвентарём и два по обряду трупоположения — мужское и детское с сосудом типа «кыргызской вазы», на основании которых можно говорить «не только о проникновении енисейских кыргызов на Юго-Западный Алтай в IX-X вв., но и об этническом смешении местного и кыргызского населения» 3[24]

 

Аналогичная картина складывается в Восточном Казахстане, где очень близкие к кыргызским как по обряду погребения, так и по комплексу предметов сопроводительного инвентаря, открыты захоронения в составе Зевакинского могильника на Иртыше. По всем признакам, — отмечает Ф.Х. Арсланова, — «рассмотренные курганы наиболее близки к погребениям в Туве, относящимся к древним хакасам (кыргызам — Д.С.). Такая близость свидетельствует, по-видимому, о культурном и этническом взаимодействии племён, оставивших памятники в Туве и Прииртышье» 4[25] При этом

(82/83)

следует отметить некоторое своеобразие зевакинских погребений: в них найдены кости лошадей, относящиеся к сопроводительным конским захоронениям; керамика, отличная от кыргызской; характер орнаментации поясных наборов (широкое использование мотива «жемчужин») ближе к известному в предшествующее время в Средней Азии, в не в Южной Сибири.

 

Близкий зевакинскому комплекс предметов сопроводительного инвентаря происходит из разрушенного погребения в г. Текели на р. Или 1[26] т.е. уже в непосредственной близости от Тянь-Шаня, причём смешение различных традиций а материалах этого памятника достигло такой степени, что исследователи расходятся в определении его культурной принадлежности — енисейские кыргызы или кимаки?

 

Приведённые материалы как бы связывают в одну цепочку археологические памятники енисейских кыргызов от Саяно-Алтая до Тянь-Шаня. Учитывая процессы аккультурации, отражённые в материалах этих памятников, датировка их может быть определена не ранее X в., т.е. временем, когда основные события кыргызской экспансии уже закончились, сама культура енисейских кыргызов в это время претерпела определённые изменения за счёт адаптации к культурным особенностям местных племён. Так, тувинские памятники отличаются от минусинских, алтайские — от тувинских, восточно-казахстанские — от алтайских. Можно предполагать, что памятники подобного типа на Тянь-Шане, если их откроют, будут ещё больше отличаться от первоначальной кыргызской модели, чем алтайские и восточно-казахстанские. Пока такие памятники здесь неизвестны, однако принципиально важно, что в конце I тыс. н.э. на широкой территории, прилегающей с востока к Тянь-Шаню, происходило интенсивное смешение кыргызских и, по-видимому, кимако-кыпчакских компонентов, носители которых в этот или более поздний период могли принимать участие в этнических процессах, происходивших на Тянь-Шане, и том, что это было возможно, свидетельствуют письменные источники: ещё раньше, во второй половине VIII — начале IX в., кимаки

(83/84)

продвинулись в Семиречье 1[27] где с ними связываются погребения на могильниках Кызыл-Кайнар и Айна-Булак 2[28]

 

Говоря об участии енисейских кыргызов (или входивших в состав созданного ими этносоциального объединения племён) в этнических процессах, происходивших на Тянь-Шане, следует иметь в виду, что сама культура енисейских кыргызов в Южной Сибири в своём развитии прошла ряд последовательных этапов, наиболее поздний из которых относится уже к монгольскому времени. Известно, что исторические события, связанные с образованием монгольского государства, вызвали широкое расселение саяно-алтайских племён, в том числе и потомков раннесредневековых кыргызов, которые также могли в то время достичь горных районов Тянь-Шаня.

 

В этом отношении большой интерес представляют предметы из коллекции вещей, полученных в результате грабительских раскопок на р. Чу и переданных Археологической комиссии в 1892 г. 3 [29] О некоторых из них (золотая чаша о орнаментированной ручкой, бронзовые поясные обоймы с изображением животных, мелкие украшения) имеются публикации, 4 [30] другие ещё не привлекали внимания исследователей. Об этих вещах известно немногое: они найдены в погребениях «под небольшими каменными насыпями, глубиной около 4 аршин, в которых находились также человеческие и лошадиные кости». По формальным признакам (подкурганные трупоположения с конём) эти погребения не кыргызские, однако погребения по обряду трупоположения были характерны для периферийных районов расселения зайсанских кыргызов или племён, вошедших в сферу влияния их культуры (например, могильник Часовенная гора в г. Красноярске) 5[31] Если в чуйских погребениях находились не

(84/85)

целые остова, а только черепа и кости конечностей коней, то не исключена их принадлежность кыпчакам, хотя точно определить их вообще вряд ли удастся.

 

Из найденных здесь предметов, по-видимому, относительно одновременный комплекс составляют круглые пластинчатые псалии, серьги из напаянных полых шариков, фрагмент железных кольчатых удил с прямыми отростками, стремя с отверстием для путлища в дужке, наконечники стрел, поясные обоймы с петлей, имеющие прямые аналогии в южносибирских материалах раннемонгольского времени (рис. 2). Круглые пластинчатые псалии (рис. 2, предм. 9) известны только среди случайных находок на юге Красноярского края 1 [32] и в одном случае — в Подунавье 2[33] Серьги из напаянных шариков с орнаментированным пояском (рис. 2, предм. 6) на изогнутом стержне (на чуйском экземпляре обломан) (рис. 2, предм. 6) встречены в погребениях Часовенной горы 3 [34] и в Осинкинском могильнике на Северном Алтае 4[35] Кольчатые удила с прямыми или изогнутыми отростками (рис. 2, предм. 3) представлены в одном из поздних погребений могильника Кудыргэ 5 [36] и в случайных находках из Минусинской котловины 6[37] Стремена с отверстием для путлища в дужке, ниже которого располагается плавно изогнутый выступ (рис. 2, предм. 7) встречены в Часовенной горе 7 [38] и во многих погребениях позднего этапа культуры енисейских кыргызов 8[39] К этому следует добавить серебряную чашу с накладным орнаментом по краю (рис. 2, предм. 1) и поясные обоймы с петлёй (рис. 2, предм. 4), аналогичные часовенногорским 9[40] а также наконечники стрел — уплощённый ромбический и веретено-

(85/86)

образный (рис. 2, предм. 2), распространённые в начале II тысячелетия н.э. в Южной Сибири, в том числе и у енисейских кыргызов 1[41] В серии предметов из погребений на р. Чу выделяются стремя с пластинчатой дужкой (рис. 2, предм. 8) и сбруйные или поясные накладки с пламевидным орнаментом (рис. 2, предм. 5), более характерные для культуры енисейских кыргызов IX-X вв. Однако вполне допустимо переживание этих форм: стремена с выделенной пластиной были распространены в Южной Сибири и в XI в. 2[42] а орнаментальные мотивы кыргызской торевтики ещё долгое время сохраняли своё значение.

 

Приведённых аналогий достаточно для того, чтобы рассматривать погребения на р. Чу как имеющие восточное, скорее всего саяно-алтайское происхождение. По составу предметов сопроводительного инвентаря они более всего напоминают материалы Часовенной горы, которые в свою очередь связаны о поздним этапом культуры енисейских кыргызов (вторая половина XII — XIII в.) 3 [43] или включены в ряд памятников каменского этапа аскизской (по И.Л. Кызласову, древнехакасской) культуры (XIII-XIV вв.) 4[44] Соответствующее им по времени ближайшее историческое событие — 1264 г., когда ставка Арик-Буки была перенесена на Тянь-Шань. В состав его войска, как и юаньского полководца Тутухи 5[45] могли входить представители кыргызского этноса или прежде подчинённых им в социальном отношений племён. Аналогичные процессы происходили и в степных районах Средней Азии, о чём свидетельствуют погребения позднего этапа культуры енисейских кыргызов в Казахстане (Ак-Полак) 6[46] отдельные вещи кыргызского облика, найденные в Хорезме 7[47] и другие находки.

(86/87)

Рис. 1.
Предметы культуры енисейских кыргызов IX-X вв., найденные на Тянь-Шане.
1, 2, 6, 9-11 — Чуйская долина (по А.Н. Бернштаму);
3, 4, 5, 8 — Ак-Бешим (по Л.Р. Кызласову);
7 — Иссык-Куль (по В.М. Плоских).

 

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

(87/88)

 

О том, насколько устойчивыми оказались культурные традиции южносибирского происхождения раннемонгольского времени в киргизской среде, можно судить по современным (в этнографическом значении термина) предметам убранства верхового коня — одном из наиболее традиционных элементов материальной культуры, в ряде случаев сохранивших без значительных изменений свои исходные формы и приёмы орнаментации. (рис. 31.[48] К ним можно отнести круглые и стержневые пластинчатые псалий (рис. 3, предм. 7), в деталях оформления совпадающие с минусинскими; крестообразные накладки (рис. 3, предм. 6) и скобы (рис. 3, предм. 3) от мест перекрестия ремней; подпружные пряжки с расширенным орнаментированным приёмником (рис. 3, предм. 2); сбруйные украшения с двумя подвесными бляхами (рис. 3, предм. 4), в Южной Сибири раньше крепившиеся на шарнирах; налобники с фигурно оформленной пластиной (рис. 3, предм. 6), которые прежде служили начельниками, а их украшения — седельными кольцами на парадных седлах; и др. Все эти предметы типологически сопоставимы с материалами позднего этапа культуры енисейских кыргызов (рис. 3, предм. 9-17).

 

Обращает на себя внимание, что некоторые из них характерны и для предметов конской упряжи у теленгитов Южного Алтая 2[49] что ещё раз возвращает нас к постановке вопроса о кыргызско-алтайском субстрате в этногенезе тянь-шаньских киргизов.

 

Таким образом, археологические данные подтверждают ряд высказанных ранее положений и позволяют выделить три основных этапа связей енисейских и тянь-шаньских кыргызов в конце I — начале II тысячелетия н.э., различающихся не только по времени, но и по содержанию установленных контактов: первый — проникновение отдельных военных отрядов енисейских кыргызов

(88/89)

Рис. 2.
Комплекс предметов XIII в. из погребений на р. Чу. ЛОИА, ф. 1, №15, 1892 г. (№4 — без орнаментации).

 

(Открыть Рис. 2 в новом окне)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

(89/90)

(или представителей кыргызской администрации) на Тянь-Шань и появление здесь этнонима «кыргыз» (IX в.); второй — образование в северо-восточных (относительно Тянь-Шаня) районах смешанного населения, условно называемого кыргызско-кыпчакским, в среде которого закладывались основы киргизско-алтайских (в широком значении термина) этнокультурных связей (X-XI вв.); третий — продвижение этого населении на позднем этапе развития культуры енисейских кыргызов и в связи с образованием монгольского государства на Тянь-Шань (XIII в.). Очевидно, с этого времени саяно-алтайские элементы органически входят в традиционную культуру киргизского народа.

 

(90/91)

 

 

 

 

Рис. 3.
А — предметы убранства верхового коня этнографической культуры киргизов (Государстренный музей этнографии народов СССР);
Б — предметы убранства верхового коня позднего этапа культуры енисейских кыргызов (XII-XIII вв.)
9, 12-15 — Минусинский музей, Гос. ист. музей; 16-17 — по И.Л. Кызласову; 10-11 — по Г.В. Длужневской.

 

(Открыть Рис. 3 в новом окне)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

[1] 1 Радлов В.В. К вопросу об уйгурах // Зап. АН. Т. 72. Вып. 2. — СПб., 1893. С. 18.

[2] 2 Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племён и народностей // Живая старина. Т. 6. Вып. 3-4. — СПб., 1897. С. 298, 395-396.

[3] 3 Бартольд В.В. Очерк истории Семиречья // Сочинения. Т. 2. Ч. 1. — М., 1963. С. 39.

[4] 1 Бернштам А.Н. Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии // Сов.этногр. Вып. VI-VII. — М., 1947. С. 148-158; он же. К вопросу о происхождении киргизского народа // Сов. этногр. 1955. №2. С. 16-26; он же. Сложение тюркоязычного населения Средней Азии и происхождение киргизского народа // ТКАЭЭ. Т. 2 [3]. — Фрунзе, 1959. С. 17-22.

[5] 2 Кызласов Л.Р. О связях киргизов Енисея и Тянь-Шаня (к вопросу о происхождении киргизского народа) // ТКАЭЭ. Т. 3. — Фрунзе, 1959. С. 104-113; Маргулан А.Х. Выступление на сессии, посвященной этногенезу киргизского народа // ТКАЭЭ. T. VIII [III]. — Фрунзе, 1959. C. 175-201.

[6] 3 Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. — Л., 1971. С. 22.

[7] 4 Петров К.И. Этногенез киргизов и их движение на Тяньшань в XIII-XV вв. // Изв. АН КиргССР. Сер.общ.наук. Т. 2. Вып. 3. — Фрунзе, 1960. С. 59-80; он же. Кыпчакско-киргизские отношения (к вопросу об этногенезе и переселении киргизов) // Изв. АН КиргССР. Т. 3. Вып. 2. — Фрунзе, 1981. С. 84-105.

[8] 5 Кычанов Е.И. Сведения в Юань-Ши о переселении киргизов в XIII в. // Изв. АН КиргССР. Т. 5. Вып. 1. — Фрунзе, 1963. С. 69-65.

[9] 1 Джамгерчинов М.Б., Кляшторный С.Г., Мокрынин В.П., Мокеев A.M. Основные этапы этногенеза киргизского народа // Тез. докл. Всесоюз.науч.конференции «Культура и искусство Киргизии». — Л., 1983. С. 25-27; Караев О., Мокрынин В.П., Мокеев А.М. Этнические процессы в раннем средневековье // История Киргизской ССР. Т. 1. — Фрунзе, 1984. С. 414-430.

[10] 2 Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи, с. 18.

[11] 3 Бернштам А.Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая // Мат. и иссл. по арх. СССР (Далее МИА). №26. — М., 1952. С. 89-94.

[12] 4 Шер Я.А. Памятники орхоно-алтайских [алтайско-орхонских] тюрков на Тянь-Шане // Сов.арх. 1963. №1. С. 165.

[13] 1 Кызласов Л.Р. О связях киргизов Енисея и Тянь-Шаня. С. 108.

[14] 2 Трифонов Л.Р.[Ю.И.] Работы на могильнике Аргалыкты //Археологические открытия в CCCP 1965 г. — М., 1966. С. 25.

[15] 3 Государственный Эрмитаж, колл. 5531, 1126 и др.

[16] 4 Бернштам А.Н. Чуйская долина // МИА. №14. — М., 1950. Табл. XIV; Плоских В.М. Иссык-Куль: путешествие в историю. — Фрунзе, 1981. — илл.; Культура и искусство Киргизии: Каталог выставки. — Л., 1983. №262, 263, 266; История Киргизской ССР. Т. 1. — Фрунзе, 1984. С. 322; и др.

[17] 5 Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. — Л., 1984. С. 127-128.

[18] 1 Кызласов Л.Р. Археологические исследования на городище Ак-Бешим в 1953-1954 гг. // ТКАЭЭ. Т. 2. — Фрунзе, 1958. С. 213-217, рис. 44, 45.

[19] 2 Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. С. 89-97.

[20] 3 Государственный Эрмитаж, колл. 1554; Грязнов М.П. Раскопки на Алтае: Сообщения Государственного Эрмитажа. — Л., 1940. С. 17-21.

[21] 4 Савинов Д.Г. Памятники енисейских кыргызов на Горном Алтае // Вопросы истории Горного Алтая. Вып. 1. — Горно-Алтайск, 1979. С. 161-189.

[22] 1 Баскаков Н.А. Три рунических надписи из с. Мендур-Соккон Горно-Алтайской автономной области — Сов.этногр. 1966. №6. С. 80-81.

[23] 2 Медникова Э.М., Могильников B.A., Суразаков А.С. Работы на Верхнем Алее // Археологические открытия в СССР. 1975. — М., 1976. С. 262.

[24] 3 Алёхин Ю.П. Исследования на Юго-Западном Алтае // Археологические открытия в СССР 1983 г. — М., 1985. С. 190.

[25] 4 Арсланова Ф.Х. Курганы с трупосожжением в Верхнем Прииртышье // Поиски и находки [раскопки] в Казахстане. — Алма-Ата, 1972. С. 75.

[26] 1 Агеева Е.А., Джузупов А. Интересная находка. Уч.зап. КазГУ. Вып. 12. Сер.ист.наук. — Алма-Ата, 1933. С. 173-178.

[27] 1 Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. — Алма-Ата, 1972. С. 113-114.

[28] 2 Максимова А.Г. Погребения поздних кочевников (по материалам Семиреченской археологической экспедиции 1956 г.) // Тр. ИИАЭ АН КазССР. Т. 8. — Алма-Ата, 1960. С. 179-182; она же. Средневековые погребения Семиречья // Новое в археологии Казахстана. — Алма-Ата, 1968. С. 146-158.

[29] 3 Архив ЛОИА АН СССР, ф. 1, №15, 1892.

[30] 4 Бернштам А.Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая. Рис. 73; Смирнов Я.И. Восточное серебро. — СПб., 1909. Табл. CVI; Культура и искусство Киргизии. — №315; История Киргизской ССР. Т. 1. 1984. Рис. на с. 288.

[31] 5 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. — М., Л., 1965. С. 73-78; Савинов Д.Г. О памятниках «часовенногорского типа» в Южной Сибири // Проблемы археологии и этнографии. Вып. 1. — Л., 1977. С. 90-99.

[32] 1 Минусинский музей, №6316-6318; Государственный исторический музей, колл. 49439, №51.

[33] 2 Мештерхази К. Памятники аскизской культуры у с. Ракамаз (Венгрия) // Проблемы археологии степей Евразии. Советско-венгерский сборник. — Кемерово, 1984. Рис. 2.

[34] 3 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ… Рис. 14, №1, 2.

[35] 4 Раскопки автора, 1970 г.

[36] 5 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ… Табл. XXX, 4.

[37] 6 Минусинский музей, №3189, 6091, 6693.

[38] 7 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ… Рис. 13.

[39] 8 Чёрная, раскопки Г.П. Сосновского, 1929 г.; Каменка V, кург. 3. раскопки Я.А. Шера, 1967 г.; Урбюн I, раскопки автора, 1965 г.; и др.

[40] 9 Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ… Рис. 13, 14.

[41] 1 Худяков Ю.C. Вооружение енисейских кыргызов. — Новосибирск, 1980. Табл. XXVIII, XXXIII и др.

[42] 2 Могильник Эйлиг-Хем III. Раскопки А.Д. Грача, 1964.

[43] 3 Савинов Д.Г. О памятниках «часовенногорского типа» в Южной Сибири. С. 90-99.

[44] 4 Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири X-XIV вв. // Свод археологич. источников. Вып. Е3-18. — М., 1983. С. 64-98, 75.

[45] 5 Кызласов И.Л. Кыпчаки и восстания енисейских племён в XIII в. // Сов.арх. 1980. №2. С. 80-93.

[46] 6 Государственный Эрмитаж, колл. 1405, №288-307.

[47] 7 Толстов С.П. Древний Хорезм (Опыт историко-археологического исследования). — М., 1948. Рис. 63, 74.

[48] 1 В данной работе использованы материалы коллекции предметов конской упряжи из Тянь-Шаньской, Семиреченской и Ошской областей, хранящиеся в Государственном музее этнографии народов СССР в Ленинграде (колл. № 13329, 13338, 13336, 13364, 13327, 13330, 13358, 13341, 13320, 13352 и др.). Подробнее типологический анализ предметов этой коллекции см.: Савинов Д.Г. Предметы убранства верхового коня как источник по истории культуры киргизов: Краткое содержание докладов Среднеазиатско-кавказских чтений (ноябрь 1983 г.). — Л., 1983. С. 9-10.

[49] 2 Савинов Д.Г. Из истории убранства верхового коня у народов Южной Сибири (второе тысячелетие н.э.) // СЭ. 1977. №1. Рис. 13, 14; он же. Древние элементы в материальной культуре теленгитов // Археология и этнография Южной Сибири. — Барнаул, 1984. С. 140-145.

 

* Прим. сайта: Эти вещи не сопоставимы. ]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки