Ю.С. Худяков
Кыргызы и Тибет.
В исторических судьбах Саяно-Алтайского нагорья и Тибета есть немало общего. Длительное время здесь жили потомки ираноязычных кочевников, вытесненных из центрально-азиатских степей хуннами. Постоянная борьба с тюркоязычными кочевниками: хуннами, тюрками, уйгурами — способствовала общности политических интересов, возникновению дружественных связей в области дипломатии, торговли и военного дела у народов, живших близ северных и южных границ степной Азии. Хотя в силу географической удалённости и частых войн эти связи были эпизодическими, они представляют определённый научный интерес для понимания истории Центральной Азии.
Одна из первых попыток установления прочных связей кыргызов с Тибетом была предпринята в начале VIII в. н.э. в правление энергичного кагана Ынанчу Алп Бильге Барс-Бега. Кыргызский каган, ведя борьбу за гегемонию в Центральной Азии с восточными тюрками, был заинтересован в союзниках на южных границах II Восточно-тюркского каганата. Хотя в результате неудачного для тюрок похода войск Капаган-кагана на север [1] кыргызам удалось отстоять самостоятельность, а тюркскому кагану пришлось даровать кыргызскому правителю «титул кагана» и дать в жёны «младшую сестру-княжну», [2] угроза тюркского вторжения продолжала оставаться для кыргызов вполне реальной. Кыргызы развивают активную дипломатическую деятельность по созданию широкого военного союза государств, противостоящих тюркскому каганату. В 707 и 709 гг. кыргызы дважды направляют посольства в империю Тан ко двору императора Чжун-цзуна. [3] Поскольку тюрки
(126/127)
в это время вели ожесточённую войну с империей Тан, кыргызы оказались в числе союзников последней. «Каган табгачский был нашим врагом. Каган десяти стрел (тюргешей) был нашим врагом. Но больше всего был нашим врагом киргизский сильный каган». [4] Стремясь к расширению антитюркской коалиции, каган Барс-Бег направляет к тибетскому хану посольство, [5] во главе которого был поставлен «доблестный Эрен-Улуг», бег «народа булсаров», [6] знатный кыргызский военачальник, приближённый, а возможно, и родственник кагана. По сведениям китайских источников, посольство Эрен-Улуга успешно достигло Тибета: «в 7-ю луну 5-го года Цзин-лун», т.е. в августе-сентябре 711 г., император Жуйцзун получил сообщение, что в Тибете находится прибывшее туда ранее кыргызское посольство, «не желающее входить в Хань». [7] Однако миссия Эрен-Улуга запоздала, поскольку тюркам удалось опередить события. Зимой 710/11 г. тюркское войско под командованием Тоньюкука, Кюль-тегина и Могиляна перевалило Саянский хребет и подвергло земли кыргызов страшному разорению. Каган Барс-бег погиб в битве в черни Сунга. В кыргызских землях в стратегически важных местах были размещены тюркские военные отряды: в устьях рек Тесь, Туба, Таштык и в долине р. Уйбат. Цели, которые стояли перед послом, уже не могли быть достигнуты, а сам он не вернулся, вероятно, погиб на чужбине. С этого момента дипломатическая инициатива кыргызов в отношении Тибета была прервана более чем на столетие.
Есть основания предполагать возможность возобновления контактов кыргызов с тибетцами в начале IX в. на основании совпадения во времени выступления кыргызов против уйгуров в 820 г. и вторжения тибетских войск под командованием полководца Шан-Шацзуна в долину Орхона в 821 г., что едва не привело к гибели Уйгурского каганата. Только смерть царя, заставила тибетского полководца вернуть свои войска. [8] Хронологическая близость этих важных событий свидетельствует о несомненной осведомлённости кыргызов о внутреннем неустойчивом положении Уйгурского каганата и неудачах уйгуров в войне с тибетцами. Не исключена вероятность согласованности действий кыргызов и тибетцев против общего врага.
Однако начало войны с уйгурами сложилось для кыргызов не совсем удачно. Лишь после двадцатилетней изнурительной войны, воспользовавшись изменой уйгурского полководца Гюй-лу Мохэ, кыргызам удалось нанести решающее поражение уйгурам под стенами Орду-Балыка. [9]
Основным направлением внешней политики кыргызов после сокрушения Уйгурского каганата в 840 г. было стремление овладеть «уйгурским наследством», включая подчинение территорий, ранее подпавших под власть уйгуров, и сохранение их привилегий в отношении империи Тан. Поэтому их дипломатическая активность в отношении Тибета временно отходит на второй план. Для подтверждения прежних связей с Китаем кыргызами было отправлено посольство к танскому двору с плененной принцес-
(127/128)
сой Тай-хэ, а после того, как его перехватили уйгуры, ещё несколько посольств. [10] Существенным препятствием для великодержавной политики кыргызов явились разрозненные группы уйгурских племён, которые, опасаясь преследования кыргызов, двинулись с мест своего прежнего расселения в различных направлениях за пределы распавшегося Уйгурского каганата. Основная масса уйгуров, входивших в бывший ханский аймак, во главе с каганом У-цзе перекочевала на юг от пустыни Гоби, к границам империи Тан. [11] Императорский двор, опасаясь за безопасность своих границ, наряду с собственными военными мероприятиями против уйгуров, усиленно провоцировал кыргызов к их полному истреблению. В посланиях китайского императора кыргызскому кагану, помимо настойчивых призывов «уничтожить», «вырвать с корнем» уйгуров, выдвигаются конкретные предложения о совместных действиях против них, а также приводятся сведения о дислокации отдельных групп уйгуров. В «письмах», посланных кыргызам в июле и сентябре 843 г., указывается на местоприбывание [местопребывание] уйгуров «между туфянями и китайцами», т.е. между Тибетом и Китаем, на территории Восточного Туркестана, а также говорится, что другие группы уйгуров «глубоко затаили мысль и все время хотят бежать в Аньси». [12] Эти настойчивые призывы возымели действие, и кыргызский каган в одном из своих посланий выразил согласие «устранить опасность». Направление внешней экспансии кыргызов переместилось на юг, в сторону Восточного Туркестана и Тибета.
В том же 843 г. кыргызы, преследуя одну из групп уйгуров, которая под предводительством Буку-Чина заняла Турфанскую котловину, впервые вторглись в Восточный Туркестан, захватив города Аньси (Куча) и Бэйтин (Бешбалык). [13] Это едва не привело к военному столкновению кыргызов с империей Тан. Однако трудности с комплектованием войск и отдалённость района военных действий заставили китайцев прибегнуть к дипломатическим манёврам. Новое кыргызское посольство во главе с Дидэ Исынаньчжу, прибывшее в Китай в апреле 844 г., получило предложение о совместных действиях против одной из групп уйгуров в Восточной Монголии. [14] По-видимому, китайцам удалось временно отвлечь внимание кыргызов от Восточного Туркестана. Военные действия переместились в Восточную Монголию. Кыргызский министр А-бо совершил поход во главе 70 000 войска в 848 г. на племена шивэй и подчинил бежавшую к ним часть уйгуров.
О последствиях похода кыргызов в Восточный Туркестан в 843 г. нет точных данных. Судя по всему, захват кыргызами Аньси и Бэйтина был непродолжителен, поскольку известно, что уже в 848 г. вождь одной из групп уйгуров тегин Пан-лэ владел Аньси и даже объявил себя каганом. [15] Танский император Сюань-цзун вынужден был пожаловать ему почётный титул. О времени правления императора И-цзуна (859-873 гг.) известно, что уйгуры овладели и Бэйтином, откуда их вождь Пу-гу совершил поход на тибетцев. [16] Видимо, кыргызам не удалось установить достаточно
(128/129)
прочных связей с Тибетом в этот период, поскольку уйгуры отвоёвывают у своих противников одну позицию за другой, побеждая их поодиночке. В то же время кыргызы продолжали удерживать степи Центральной Азии на подступах к Восточному Туркестану. Ко двору императора И-цзуна в это время прибыли три кыргызских посольства.
В конце IX в. экспансия кыргызов вновь распространяется на Восточный Туркестан. [17] Кыргызы овладели городами Пенчул [18] и Аксу, [19] доходили до Кашгара. [20] Военные походы кыргызов были направлены на территории, подчинённые уйгурам, в то время как с тибетцами, а также с карлуками поддерживались дружественные отношения и торговые связи. [21] В отношениях между уйгурами и тибетцами также сохранялась враждебность. «Туфаньцы при сообщении с Хягасом боялись грабежей со стороны уйгуров, почему брали провожатых из Гэлолу», [22] т.е. тибетцам приходилось попадать в земли, подвластные кыргызам, кружным путём, через владения карлуков. Традиционная вражда кыргызов и тибетцев с уйгурами, с которыми они находились в постоянных военных столкновениях, [23] позволяет считать их потенциальными союзниками. Сведения о совместных действиях кыргызов и тибетцев зафиксированы не только в отношении их традиционного врага — уйгуров. Весьма примечателен факт совместного выступления кыргызов и тибетцев во время междоусобной войны в империи Тан, относящейся к 904 г. «Для Чжу наступили особые обстоятельства, его сильнейший противник, Ли Кэ-юн, был в Шан-си, следовательно, на левом берегу реки; узурпатор переселился в западную столицу, сомневаясь, сможет ли он удержать восток, особенно если тибетцы или кыргызы с тюрками Ли Кэ-юна выступили совместно». [24]
Эпизод совместного участия кыргызов и тибетцев в междоусобицах Китая относится ко времени, когда владения кыргызов в Восточной Туркестане распространялись на значительную территорию от Кашгара до Иссык-Куля, [25] а какая-то их часть осела на покорённых землях. Вероятнее всего, именно к этому времени относятся наиболее интенсивные контакты кыргызов с Тибетом в области торговли, военного дела и духовной культуры.
Имеются отдельные археологические свидетельства пребывания кыргызов на сопредельных с Тибетом землях. В южных районах Гоби в местности Барун Бичигит найдены наскальные рисунки, изображающие кыргызских воинов. [26] А. фон Ле Коком в 1913 г. в оазисе Кум-Тура в Восточном Туркестане был обнаружен фрагмент настенной росписи, изображающей сцену нападения одетых в панцири воинов на человека в белой одежде, спасающегося бегством на веранде своего дома. [27] Защитное вооружение воинов и снаряжение лошади с большой точностью передают известный по археологическим находкам и письменным данным набор вооружения кыргызских воинов: панцирные рубашки с полами до колен и рукава до середины предплечья, [28] сфероконический шлем из шести пластин с обручем по нижнему краю и
(129/130)
Мечи.
1 — Тибет; 2 — Восточный Туркестан; 3 — Минуса.
навершием, [29] а также прямой палаш с перекрестьем, [30] защитная попона лошади с накладным щитком. [31] Отождествлению фигур воинов с кыргызами способствуют и такие детали одежды и сбруи, как узкие штаны поверх сапог [32] и налобный султан. [33]
Отдельные вещи из Тибета, посредством караванной торговли попавшие в Туву и Минусинскую котловину, свидетельствуют о связях между этими государствами в различных сферах. Так, в одном из кыргызских курганов в Саглынской долине в Туве, относящемся к IX-X вв., были обнаружены тибетские надписи на берёсте. [34] «Берестяная грамота» с религиозными гимнами свидетельствует об определённом идеологическом влиянии Тибета в землях, подвластных кыргызам. В IX в. известен переписчик в Тибетской транскрипции китайских буддийских книг, который был выходцем «из княжеского дома страны Кыргыз». [35] Однако буддизм не получил на Енисее достаточно широкого распространения.
Из Тибета, так же как и из Восточного Туркестана экспортировались главным образом предметы роскоши, дорогие ткани, посуда, богато украшенное оружие. Вероятно, к этому времени относится палаш тибетской работы, известный в числе случайных находок в Минусинской котловине. Палаш с плоским, однолезвийным широким клинком с округлым остриём. Перекрестье ромбическое в сечении со сферическими выпуклостями по граням. Навершие ажурное, в виде стилизованного бутона лотоса, края лепестков отогнуты наружу, чаша опирается на кольцо с заклёпками, соединённое с череном рукояти. [36] Близкие по форме палаши были распространены у тибетцев на протяжении длительного времени начиная с «Ханьской эпохи». [37] Подобные палаши обнаружены в Восточном Туркестане и относятся к VI-VII вв. н.э. [38] (см. рис.). Совместные военные мероприятия против уйгуров способствовали взаимовлиянию в области военного искусства, заимствованию отдельных приёмов и средств ведения войны. В X-XII вв. у кыргызов распространяется порода гигантских боевых собак, вероятно завезённых из Тибета. [39] Ритуальные захоронения собак в погребениях кыргызских воинов обнаружены в могильниках Све-Тах [40] и Терен-Хол в Минусинской котловине.
Время «кыргызского великодержавия», когда в состав Кыргызского каганата входили обширные территории Центральной Азии,
(130/131)
было непродолжительным. По свидетельству китайских источников, «хягас не мог совершенно покорить хойху». [41] Уже в первой четверти X в. истощение военных сил кыргызов привело к падению их господства в Центральной Азии. Киданьский император Елюй Амбагянь совершил в 924 г. поход на р. Орхон, где он «вступил в область уйгуров», [42] т.е. власть кыргызов уже не распространялась на эти территории. Кыргызы сохранили контроль за землями Саяно-Алтайского нагорья и Северо-Западной Монголии. [43] Однако какая-то часть кыргызов продолжала населять отдельные области Восточного Туркестана на границах с Таласской долиной в 30-е годы X в. [44] В дальнейшем эта группа, вероятно, стала основой этноса тянь-шаньских кыргызов. В X в. они были подчинены уйгурами Турфанского княжества. [45]
Связи кыргызов с Тибетом в это время ослабевают, если не прекращаются вовсе. Сведения о воинственных кыргызах с голубыми глазами и рыжими волосами переходят в летописную традицию, сохранившуюся вплоть до XIV в. «Народ Кинча, или по-монгольски Кемкемче, страна которого лежит на северо-запад за Торгоутом... Люди этой земли по большей части владели богатствами. Именно: многие из них были владельцами десяти тысяч прекрасных лошадей. Они имели голубые глаза и рыжие волосы, были безобразны по виду и постоянно навешивали на себя оружие различного рода». [46] Реальное положение кыргызов в составе раздираемой междоусобицами Юаньской империи оставалось неизвестным тибетскому хронисту, не случайно все характеристики кыргызов приводятся в прошедшем времени.
Примечания. ^
[1] Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. — М.;Л., 1951. — С. 38.
[3] Супруненко Г.П. Некоторые источники по древней истории кыргызов // История и культура Китая. — М., 1974. — С. 241.
[4] Гумилёв Л.Н. Древние тюрки. — М., 1967. — С. 298.
[6] Кляшторный С.Г. Стрелы Золотого озера. — Л., 1976. — С. 262.
[7] Там же. — С. 266.
[9] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о пародах, обитавших в Средней Азии в древние времена. — М.;Л., 1950. — Ч. I. — С. 356.
[10] Супруненко Г.П. Некоторые источники... — С. 242.
[12] Супруненко Г.П. Документы об отношениях Китая с енисейскими кыргызами в источнике IX века «Ли Вэй Гун Хойчан Ининь Цзи» // Изв. АН КиргССР. Сер. обществ. наук. — Вып. 1. — 1963. — Т. V. — С. 78.
[14] Супруненко Г.П. Некоторые источники... — С. 245.
[17] Кызласов Л.Р. О южных границах государства древних хакасов IX-XII вв. // Учён.зап. ХНИИЯЛИ. — Абакан, 1960. — Вып. VIII. — С. 60.
[18] Бартольд В.В. Соч.: в 2-х т. — М., 1963. — Т. 2. — С. 492.
[20] Кызласов Л.Р. О южных границах... — С. 60.
[21] Киселёв С.В. Из истории торговли енисейских кыргыз // КСИИМК. — М.;Л., 1947 . Вып. XVI. — С. 96.
[23] Малявкин А.Г. Уйгуры и тибетцы в Ганьсу во 2-ой половине IX века // Центральная Азия и Тибет. — Новосибирск, 1972. — С. 83.
[24] О. Franke. Geshichte des chinesischen Reiches. — Berlin, 1961. — S. 526.
[25] Бартольд В.В. Соч. — T. 2. — C. 492.
[26] Дорж Д. Гобийский всадник // Бронзовый и железный век Сибири.— Новосибирск, 1974. — С. 174.
[27] Von Le Coq A. Von Land und Leuten in Ostturkistan. — Leipzig, 1928. — Taff. 36.
[28] Appelgren-Kivalo H. Alt-altaische Kunstdenkmaler. — Helsingfors, 1931. — S. 6.
[29] Найден в 1966 г.
[36] Хранится в Минусинском музее им. Мартьянова, №8378.
[39] Кызласов Л.Р. Курганы средневековых хакасов // Первобытная археология Сибири. — Л., 1975. — С. 207.
[40] Там же. — С. 202.
[45] Бартольд В.В. Соч. — С. 503.
[46] G. Huth. Geshichte des Buddismus in der Mongolei: 2 Teil. — Strassburg, 1896. — P. 33. |