В.В. Волков
Гобийский всадник.
Древнетюркские наскальные изображения Монголии, а также Тувы и Алтая, как это выявили исследования последних лет, значительно отличаются от одновременных петроглифов Енисея, Прибайкалья и образуют особую культурную зону, по-видимому, совпадающую с областью расселения орхоно-алтайских тюрок.
Многочисленные наскальные рисунки орхоно-алтайских тюрок, зафиксированные в десятке мест в Монголии от Гоби до границ Тувы, поражают однообразием сюжетов и условностью изображений (главным образом, тамгообразные фигурки горных козлов). Они не могут идти ни в какое сравнение с реалистичными полными жизни наскальными рисунками енисейских кыргызов-хакасов или с примыкающими к ним стилистически памятниками искусства прибайкальских курыкан. Лишь одно наскальное изображение, обнаруженное недавно научным сотрудником Института языка и литературы АН МНР Лубсанбалданом, выпадает из большой серии петроглифов тюркского времени Монголии. Это фигурка всадника, выбитая на скале в местности Барун бичигт Хатан булаг сомона Восточногобийского аймака (рис. 1, 1). Рисунок контурный, выполнен довольно широкой желобчатой линией. Только фигурка человека и какого-то животного (вероятно, собаки), бегущего перед лошадью, выбиты сплошь.
Несмотря на значительный схематизм изображения, древний художник всё-таки передал ряд своеобразных деталей, которые собственно и позволяют судить о времени данного рисунка. Это прежде всего относится к убранству лошади: 1) султан, изображённый на рисунке треугольным выступом на лбу головы коня; 2) короткая выстриженная зубцами грива, напоминающая петушиный гребень; 3) сбруйные бляхи, переданные округлыми выемками.
Характерна и посадка всадника. Он сидит
(286/287)
Рис. 1. Наскальный рисунок из местности Барун бичигт Хатан булат сомона Восточногобийского аймака (1) и бронзовая пластина с изображением всадника из Южногобийского краеведческого музея (2).
несколько боком, развернув верхнюю часть туловища к зрителю. Правая рука его согнута в локте и опущена к бедру, где двумя прямыми линиями намечено очертание какого-то предмета (по-видимому, меча или колчана).
Локоть правой руки на рисунке чрезмерно удлинён. Вероятно, здесь неудачно передан садак, торчащий из-за спины.
Перечисленные особенности убранства лошади, контурная техника выполнения рисунка и даже выступ над правым локтем — всё находит прямые параллели в наскальных изображениях всадника VI-IX вв. на Енисее и в Прибайкалье. [1]
По технике выполнения и некоторым особенностям конской сбруи (сбруйные бляхи) всадник из Барун бичигт особенно близок фигуркам всадника енисейских кыргызов. [2]
Появление же его в Гоби, как и появление в IX в. в Монголии некоторых черт погребального обряда, характерного для кыргызов, связано с победой кыргызов над уйгурами 840 г., когда массы саяно-алтайских племён продвинулись в Монголию, наводнив её степи. [3]
По-видимому, памятником именно данной эпохи и является изображение всадника из Барун бичигт. [4]
Аналогии всаднику из Барун бичигт есть в археологических памятниках иного рода. Я имею в виду изображения всадника на плоских бронзовых пластинах. Три из известных мне происходят из Минусинской котловины, [5] одна из окрестностей Семипалатинска, [6] одна из Забайкалья с р. Чикой, [7] одна из Северного Китая. [8] Всё это случайные находки, и лишь одна пластина найдена в комплексе (Сросткинский могильник), где датируется IX в. н.э. [9]
Таким образом, бронзовые пластины с изображением всадника в тюркское время были распространены на очень широкой территории.
В 1961 г. подобная бронзовая скульптура поступила в Южногобийский краеведческий музей МНР (рис. 1, 2). По форме и размерам эта бронзовая пластина наиболее близка к Чикойской находке, ее размер 4,5х3 см. Изображение всадника горельефное. Левая — оборотная сторона, плоская, фигура коня передана строго в профиль. Всадник же верхней половиной туловища и лицом на 3/4 повёрнут к зрителю. Правая рука его опущена к бедру и придерживает ножны меча или узкий колчан. Над локтем правой руки находится выступ. Та же своеобразная деталь отмечалась уже при описании всадника из Барун бичигт. Она есть и на Чикойской пластине и на одной из минусинских, опубликованной Тальгреном из коллекции Товостина.
Конь по своему экстерьеру — типично монгольский — имеет приземистый плотный корпус, короткие толстые ноги и массивную голову на короткой шее. Грива лошади, как и на Чикойской пластине, коротко острижена, но в отличие от последней без зубцов на ней.
(287/288)
Отчётливо видны такие детали конской сбруи как подфейный и нагрудный ремень, длинный чепрак, по покрою похожий на современный монгольский, узда, снабжённая налобным султаном и подшейной кистью.
Подшейная кисть и султан являются характерным украшением центральноазиатского праздничного конского убора, доживающего до современности. Например, кисти в качестве украшения сбруи до настоящего времени бытуют у дербетов Монголии. В древности подшейная кисть, по-видимому, носила магический характер и являлась признаком знатности или воинской доблести. Так, для более позднего времени, у сельджуков подшейная кисть служила знаком особо отличившихся в боях воинов.
Таким образом, есть основания считать, что как на южногобийской пластине, так и на других, происходящих из Южной Сибири и Забайкалья, изображены знатные воины.
Южногобийская бронзовая скульптура изображает воина, одетого в длиннополый халат с отворотами на груди. На ногах у него сапоги со слегка загнутыми носками. Черты лица неясны. Достаточно чётко изображены лишь длинные распущенные волосы, спускающиеся до плеч.
По свидетельству китайских династийных хроник, такой тип прически является важной этнографической особенностью тюрок тугю. [10]
Если изображение из Барун бичигт можно как-то связывать с кыргызами, то южногобийская скульптура является, по-видимому, изображением одного из представителей тюркских племён, кочевавших в монгольских степях в VI-IX в. н.э. Во всяком случае некоторые этнографические детали и прямые аналогии в памятниках IV-IX вв. Южной Сибири и Забайкалья позволяют относить оба эти редкие для Монголии изображения всадника к тюркской эпохе.
[2] На курыканских писаницах преобладают силуэтные рисунки, вытертые на камне (А.П. Окладников. Указ. соч., стр. 110).
[4] После того как была написана настоящая заметка, появилась статья Д. Доржа о наскальных рисунках из Барун бичигт (на монг. яз.), в которой онпришел примерно к тем же выводам («Изв. Академии наук МНР», 1963, № 1, стр. 48, 49).
[5] А.М. Tallgren. Collection Tovostine. Helsingfors, 1917, p. IX, 10; В.П. Левашева Из далёкого прошлого южной части Красноярского края. М., 1939, табл. XVI, рис. 14; Л.А. Евтюхова. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948, рис. 194.
[6] ИАК, вып. 12, рис. 3.
[7] П.С. Михно, Б. Петри. Чикойский всадник. — ТСА РАНИОН. М., 1928.
[8] Inner Mongolia and the region of the Great Wall. Archaeologia Orientalis. B. Series, v. I, 1935, Tokyo and Kyoto, t. XLV. II.
[9] М.П. Грязнов. Древние культуры Алтая. Новосибирск, 1930, рис. 168.
[10] Бичурин (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. I-II, М., 1950, стр. 254; А.Д. Грач. Древнетюркские изваяния Тувы. М., 1961, стр. 78.
|