Д.Д. Васильев

Евразийский ареальный аспект
руноподобной письменной культуры древних тюрков.

// Теория и методы исследования восточной эпиграфики. М.: «Восточная литература». 2006. С. 30-43.

Многочисленные новые находки наскальных надписей в Южной Сибири, Средней Азии и Восточной Европе привлекли внимание исследователей письменной культуры древних тюрков к проблеме соотнесения памятников древнетюркской письменности орхоно-енисейского типа с так называемыми «руноподобными» надписями. Проблема становится настолько актуальной, что даже отодвигает на второй план дискуссии о происхождении тюркского рунического письма. Это объясняется тем, что накапливается значительный новый материал, явно предшествующий (по крайней мере в Южной Сибири и Средней Азии) прочитанным и этноисторически атрибутированным руническим текстам. Тем самым могут быть внесены серьёзные коррективы в прежние исследования по генезису, палеографии и датировке даже хорошо изученных вариантов тюркского рунического письма. Осложняет проблему то обстоятельство, что руноподобные надписи всего евроазиатского ареала почти во всех случаях не имеют достаточно убедительного прочтения, а дешифровка их письменной системы находится лишь на самой начальной стадии.

Несколько слов о характеристике общего фонда руноподобных надписей Евразии.

Бассейн р. Лены и Прибайкалье:

Более двадцати наскальных надписей, две надписи на менгирах. К сожалению, надписи этого региона публиковались только по зарисовкам и являются наименее изученными.

Саяно-Алтайский регион, бассейн Верхнего Енисея:

Более двух десятков наскальных надписей, надписи на мелких предметах из металла и кости. Одна надпись на каменном изваянии. Надписи на каменных стелах в этом регионе, за исключением нескольких вызывающих сомнение, атрибутируются в публикациях только как памятники енисейского варианта тюркского рунического письма.

(30/31)

Восточный Туркестан:

Надпись на скульптурном портрете. Граффити из Дуньхуана.

Южная часть Западной Сибири:

Надпись на деревянной палочке из Ачык-Таша, наскальные надписи из Кой-Сары и бассейна р. Или.

Средняя Азия:

Надписи на фрагментах керамики Исфаринского района Ферганы; на глиняных плитках из окрестностей Чимкента; из раскопок в Восточном Приаралье; фрагменты керамики с надписями из Северного Тохаристана; наскальная надпись из Кызылкумов.

Уральский регион:

Надписи на импортной серебряной утвари из бассейна р. Вятки, р. Камы и Пермской области; надписи на керамике из Булгара и Биляра.

Бассейн Нижней Волги, Северный Кавказ и Северное Причерноморье:

Надпись на черепе быка; более десятка надписей Маяцкого городища на р. Дон; более десятка надписей Хумаринского городища в Карачае на р. Кубань. Надписи на костяных накладках вооружения.

Юго-Восточная Европа:

Надписи Мурфатлара; на сосудах из Надь-Сент-Миклош; на предметах из кости; Сарвашская и Калочская надписи.

Перечисленные эпиграфические памятники демонстрируют образцы так называемой руноподобной письменности. Имея общую типовую близость с тюркской письменностью периода Второго Тюркского каганата, они вместе с тем имеют существенные графические особенности. Надписи различных регионов имеют, например, в своём репертуаре отдельные знаки, характерные только для данной группы текстов и отсутствующие в орхонских, енисейских, семиреченских, восточнотуркестанских памятниках тюркского рунического письма.

Попытаемся сопоставить имеющиеся в нашем распоряжении памятники письменности и памятники материальной культуры в соответствующей этноисторической ситуации.

***

Тюркоязычные племена, относящиеся к алтайскому союзу теле, появляются в степной части Восточной Европы с IV в., принеся с собой из Центральной Азии комплекс духовных традиций, обрядности и образцов материальной культуры. При этом помимо установленной по археологическим данным евразийской общности у кочевников в оружии, конском снаряжении, поясах, жилище, традиционной пище, в источниках отмечаются аналогии и в мифологии, пантеоне, эпическом наследии, тамговой геральдике, орнаментике, изобразительных сюжетах.

(31/32)

Ранний период истории тюркоязычных кочевников Евразии характеризуется существованием нескольких формально близких друг другу, но различающихся в деталях и отдельных знаках систем письменной фиксации и передачи информации. Прототипом этих письмен скорее всего могли быть петроглифические изображения и родовая тамговая символика. Вряд ли можно полагать, что графика этих знаков, несущих скорее всего функцию персональных или родоплеменных меток, разработана на основе иной письменной системы. В настоящее время наибольшее число таких руноподобных надписей фиксируется в Горном Алтае, именно там, где позже зарождалась древнетюркская государственность. Во многих наскальных комплексах, например Ялбак-Таш II, Бичикту-Бом, Беш-Озек, петроглифическая и тамговая символика размещается в одном ряду с руноподобными знаками. Иначе говоря, демонстрируется как бы маргинальный период иллюстративно-письменной фиксации информации. И этот период хронологически соответствует времени, предшествующему политической интеграции тюркских племён.

В середине VI в. усилившаяся после разгрома соперников группа тюркских племён Алтая сумела создать племенной союз, ставший первой «империей» кочевников на территории двух частей света. Возникает идея государственной общности, и возрастает потребность в большей информационной коммуникации. По-видимому, именно в этот период в обширной степной «империи» начинает ощущаться необходимость унификации тех несовершенных письменных систем, которые исследователями нашего времени будут названы руноподобными, в отличие от «рунических» — наиболее характерными образцами которых являются надписи долины Орхона и Кошо-Цайдама, Саяно-Алтая и бассейна Енисея, Восточного Туркестана и Семиречья. В этот период политическое соперничество племён в «империи» переходит и в область борьбы за культурные приоритеты. Так, в образцах примитивной письменной фиксации персоналий и родовой принадлежности у тюркских племён, входивших в состав Первого тюркского каганата, уже могут быть выделены различные этнорегиональные графические варианты, которые впоследствии будут складываться в различные школы древнетюркской письменной культуры на огромной территории от Байкала до Северного Причерноморья.

Однако дальнейшее развитие этих процессов прерывается с распадом Первого тюркского каганата. На некоторое время преемником культурных традиций центральноазиатских тюрков становится Западно-Тюркский каганат, и здесь продолжают функционировать архаические графические варианты руноподобного письма тюрков. Реликты

(32/33)

этой древнетюркской письменной архаики на какое-то время даже переживают по времени Западно-Тюркский каганат, распространившись на север — в Волго-Уральский регион и на запад — в Центральную Европу.

С возрождением Восточно-Тюркского каганата в Центральной Азии вновь становится актуальной идея унификации древнетюркских письменных систем и создания наддиалектной общегосударственной письменности. Феномен как бы внезапного появления памятников Орхона с разработанной письменной системой можно объяснить тем, что общегосударственная реформа древнетюркских письменных вариантов была начата ещё в Первом Тюркском каганате. Возможно, необходимость создания общегосударственной письменной системы была осознана уже Таспар-каганом, приказавшим перевести на язык тюрков буддийские сочинения и оставившим на каменной стеле надпись о своих деяниях по-согдийски. Эта практика употребления в каганских надписях согдийского языка и участие в государственных делах согдийцев объясняют те элементы согдийского влияния в орхонской письменности, на которые обращают внимание многие исследователи.

Это был период практических поисков наиболее приемлемого для возрождающегося государства лингва франка. И различия культурно-письменных школ, функционировавших в период создания Второго Тюркского каганата, многообразие графических (а возможно, и орфографических) вариантов осознаются лидерами этого обширного и многоэтничного государственного образования как не соответствующие политической доктрине государства. Орхонские тексты являются определённым итогом государственной письменно-языковой политики. Они создаются не только с мемориальной целью, но и как образец, призванный унифицировать различные тюркские племенные и иностранные письменные варианты, бытующие в каганате, на основе традиции, но с усовершенствованиями, возможно заимствованными, в том числе и из иноязычных письменных систем.

По поводу взаимоотношений «руноподобной» и «рунической» (пусть это пока не самые удачные терминологические определения) письменностей раннесредневековых кочевников Евразии в последнее время развёрнута дискуссия, которая обещает на ближайший период стать, наряду с выявлением новых памятников, наиболее масштабным явлением в изучении памятников древнетюркской письменности. Можно полагать, что эта тема станет в тюркской рунологии генеральной и в наступающем столетии. В этой связи особенно актуальным представляется фундаментальное факсимильное издание каталога всех руноподобных надписей евроазиат-

(33/34)

ского ареала, без преждевременной этнолингвистической их атрибуции. [1]

Внимание исследователей может быть обращено на несколько примеров. Общий фонд памятников так называемой «руноподобной» письменности содержит три функционально близких образца — надписи на костяных обкладках лука и саадака: из Калоча (Венгрия) [2] (рис. 1), тюркского могильника Аймырлыг в Туве [3] (рис. 2) и хазарского погребения на р. Маныч (приток Дона) [4] (рис. 3). Комплексы определённо датируются: лук из Аймарлыга — VII-VIII вв., хазарский — примерно серединой VIII в. [5] Следует отметить, что все три надписи кроме функционального имеют совпадения графических вариантов, некоторое сходство в репертуаре знаков и в их пространственной ориентации.

Несмотря на большую территориальную удалённость друг от друга находок надписей на снаряжении раннесредневековых лучников степной полосы Евразии, все они по своей графике могут быть отнесены к восточноевропейской разновидности древнетюркского рунического письма (ВЕР). [6] Руноподобные надписи восточноевропейского типа не имеют до настоящего времени достаточно убедительного прочтения и чётко определённой этноисторической интерпретации. Хронологическая же атрибуция их колеблется у разных исследователей в широком

(34/35)

(35/36)

диапазоне от VI до X в.  [7] Прочтение этих текстов затруднено тем, что фонетическое значение большинства знаков ВЕР, по-видимому, несопоставимо с центральноазиатскими (орхоно-енисейскими) древнетюркскими рунами (ЦАР).

Однако терминологическое определение ВЕР становится всё менее корректным. Это связано с новыми находками в азиатской части ареала распространения руноподобных эпиграфических памятников, знаки которых соответствуют в большей степени не орхоно-енисейскому или семиреченскому региональным репертуарам, а графическому репертуару ВЕР. Хорошо известны первые азиатские находки такого типа — Таласская палочка, а также енисейские наскальные надписи и надписи на маленьких каменных пряслицах из коллекции Минусинского музея (рис. 4-5), которые часто сопоставлялись в графическом отношении с восточноевропейскими руноподобными надписями. [8] Каждая новая находка сделала уже традиционным в публикациях построение таблицы, где фонетически не определённые, но имеющие значительные совпадения знаки различных и весьма удалённых друг от друга памятников ВЕР и Таласской палочки помещаются в одном позиционном фонетическом ряду. Это естественно, поскольку каждому исследователю бросается в глаза идентичность значительной части знаков. Видимо, по той причине, что число графически совпадающих с ВЕР руноподобных надписей из Центральной Азии было весьма незначительно, потому что были известны лишь надписи на мелких предметах, а также из-за того, что существовал очень протяжённый среднеазиатский разрыв между Семиречьем и Северным Кавказом — крайними точками, где были зафиксированы образцы ВЕР, — исследователи избегали гипотез, объясняющих это сходство генетическим родством. Число известных сейчас в азиатском ареале руноподобных надписей, близких по своей графике к ВЕР, превысило уже два десятка. Особенно важно то, что появились новые пункты находок надписей этого типа — пункты, которые можно представить теперь в виде цепочки, показывающей ареал функционирования или путь того варианта (или, вернее, нескольких вариантов) руноподобной письменности, которая именовалась ВЕР. Находками, которые могут повлиять на новое развитие гипотез о путях распространения, ареале функционирования, а возможно и дешифровку, можно считать новые находки в бассейне Енисея, на Алтае: наскальные, на керамике из Восточного

(36/37)

Приаралья (рис. 6), наскальные в Кызылкумах (рис. 7), предметные — в Поволжье (рис. 8). [9] Здесь цепочка соединяется с памятниками, которые традиционно составляли фонд ВЕР, вплоть до крайних западных — в Сарваше и Калоче.

Невозможность предложить в настоящее время надёжное чтение данных руноподобных надписей переакцентирует внимание исследователей на корреляциях их графики. Это объясняется и тем, что фонд ВЕР не единообразен, а имеет ещё и внутреннюю вариативность.

(38/39)

В исследованиях сложились уже определённые критерии сопоставлений графики ВЕР, к сожалению не учитывающие типологически близкие образцы из азиатского ареала. Основным аргументом для аналогий в таблицах сопоставлений являются, как правило, несколько наиболее характерных для ВЕР знаков.

Как наиболее аргументированные гипотезы последнего времени в российской тюркологии о взаимосвязи тюркской рунической и руноподобной письменных систем, использовавшихся раннесредневековыми кочевниками Евразии, следует упомянуть концепции С.Г. Кляшторного и И.Л. Кызласова.

По мнению С.Г. Кляшторного, формирование руноподобного письма происходило не позднее IV-V вв. при определяющем воздействии согдийского языка в оазисах Восточного Туркестана. В Первом Тюркском каганате оно не имело государственной протекции, затем, с протобулгарскими племенами теле оно распространяется в западном направлении до Поволжья, Подонья и до долины Дуная. И здесь оно ещё некоторое время существует в нескольких графических вариантах (однажды С.Г. Кляшторным было упомянуто число 6).

По мнению И.Л. Кызласова, во всём ареале обитания евразийских кочевников существовало множество различных рунических письменных систем, которые он делит на три большие группы: азиатскую, евроазиатскую и европейскую. В азиатской группе им выделяются орхонская, енисейская, южноенисейская и верхнеенисейская, причём допускается не тюркское, а самодийское их происхождение. Евразийская группа рунических письменностей формируется, с его точки зрения, под влиянием семитских письменных систем неарамейского корня. Руника Восточной Европы, по его мнению, также представляет собой различные письменные системы и не связана генетически с азиатской руникой. Причём в Хазарском каганате и других полиэтничных государствах допускается возможность её принадлежности нетюркским этносам.

Длительный опыт исследования «рунообразных» (термин, предложенный A.M. Щербаком) надписей позволил A.M. Щербаку, не вдаваясь в дискуссию, систематизировать практически весь накопленный текстологический и источниковедческий материал. Это дало возможность учёному сделать общий вывод о тюркоязычности большинства руноподобных надписей Восточной Европы (хотя среди пользователей «рунообразным» письмом им называются и мадьяры), а также предположительно обозначить этносы, которым могут принадлежать конкретные эпиграфические памятники. [10]

Рассматривая древнетюркскую письменную культуру в евразийском ареальном аспекте, в плане развития дискуссии по данной теме полагаю возможным предложить несколько следующих собственных позиций:

— древнетюркская письменность в своих архаических вариантах формировалась в среде тюркоязычных кочевников на племенном уровне, имела несколько этнорегиональных графических разновидностей;

— наличие наибольшего числа самых архаичных и примитивных руноподобных надписей на Алтае и связь первого упоминания о тюрках с Алтаем, а также отражение в руноподобных надписях традиционной изобразительной символики позволяет назвать Алтай одним из очагов зарождения письменной культуры тюрков;

— к цивилизационным достижениям тюркоязычных кочевников относится широкое распространение грамотности и стремление к совершенствованию письменной культуры;

— распространение руноподобной письменности в евразийском ареале соотносится, по-видимому, с периодом существования Первого Тюркского каганата;

— в последующих государственных образованиях руноподобная письменность совершенствуется, но разными путями: на Орхоне — реформируется при интенсивном согдийском воздействии, в Восточной Европе — совершенствуется, взаимодействуя с местными традициями, архаичная графическая основа, принесённая тюркоязычными племенами из центра Азии (это предположение, конечно, не сводится к тому, что имеют место лишь два основных варианта руноподобной письменности);

— руноподобные надписи тюркоязычных кочевников Восточной Европы являются крайними западными реликтами архаических вариантов руноподобных надписей саяно-алтайских тюрков;

(41/42)

— руноподобные надписи Северного Кавказа, Арала, Ферганы, Казахстана, Иртыша устанавливают связи между памятниками Восточной Европы и Центральной Азии;

— орхонские надписи представляют собой унифицированную наддиалектную письменную систему, созданную в условиях многоплеменного государства в течение длительного исторического периода, обеспечившего возможность её усвоения и становления как традиции.

В связи с последней позицией следует отметить также возможность передатировки некоторых известных надписей Южной Сибири, в частности — енисейских.

Архаические, но несомненно оригинальные, тюркские системы письма в Центральной Азии реформируются в период государственного созидания Второго тюркского каганата. Этот процесс учитывает согдийскую письменно-графическую систему и традицию, которые были широко известны и использовались ранее в восточной части государства тюрков. Результатом этого процесса, претворявшегося в жизнь под контролем верховной власти, является создание более унифицированной письменной системы, которая тем не менее отражала в графике и орфографии диалекты орхоно-енисейской, семиреченской (а на более позднем этапе — и восточно-туркестанской) руники. На западе, в европейской части тюркоязычного ареала, процесс функционирования руноподобной архаики протекает иначе. Архаическая письменная система вместе с тюркскими племенами распространяется в западном направлении до Поволжья, Подонья, где существует в виде нескольких, в разной степени усовершенствованных вариантов. Также, с усилением государственности, но уже хазаро-болгарской, архаическая графическая основа получает новое развитие. Но традиции родовой символики, локальные историко-культурные особенности и иноязычное знаковое воздействие у различных тюркских племён отражаются уже по-разному. Однако общегосударственной задачи реформировать и унифицировать в имперских масштабах древнюю, принесённую издалека письменную традицию по различным причинам не возникло, и руноподобная архаика представляла собой здесь «угасающую» [11] письменную систему. Разноплеменные её реликты накапливали всё большее число графических отличий.

Всё это способствовало возникновению в западной части тюркского ареала различных модификаций, но отдельные этнические груп-

(42/43)

пы могли и располагать сведениями о происходивших в каганате на востоке процессах модернизации центральноазиатских руноподобных письмен, и даже пользоваться новой письменностью (подобно авторам пометки на хазарском документе из Каирской генизы, Сарвашской и Калочской надписей).

D. Vasiliev

EURASIAN AREA ASPECT OF WRITING CULTURE OF ANCIENT TURKS.

A large amount of newly discovered inscriptions in South Siberia, Inner Asia, and Eastern Europe attracted scientific attention to the problem of comparison between Old Turkic inscriptions of Orkhon-Yemssei and the so-called “rune-like” inscriptions. The problem becomes so topical that it even puts off discussions on the origin of Turkic runic inscriptions. A lot of new information, preceding the discovered and well-known runic texts, is being gathered. In this way, we are able to improve our previous researches on the genesis, paleography and dating of even well-researched vanations of Turkic runic inscriptions seriously.

Inscriptions in different regions have separate signs characteristic only of the texts in this region and absent in Turkic runic inscriptions of the Orkhon, Yenissei and Inner Asia. But we still do not have any reliable translation and comments of Eurasian “rune-like” inscriptions and the dating of their script system is not very well developed. There is no unity in chronology of the inscriptions; different scientists date them to the 6th-10th centuries. The inscriptions are difficult to read, because the phonetic meaning of most signs is not like that of the Turkic runes.

In this contribution, considerable experience of comparison between Turkic runic inscriptions and “rune-like” inscriptions of various regions and their ties to the material culture and local historical situation is revised.

[1] Попыткой подготовки Альбома руноподобных надписей Восточной Европы можно считать издание Исмаилом Доганом фотокопий большинства надписей региона, сопровождаемое частичной библиографией первоизданий. Однако отсутствие в альбоме каталогизации надписей, их источниковедческого и текстологического исследования вызывает сожаление. См.: Ismail Doğan. Doğu Avrupadaki Göktürk (Runic) işaretli yazitlar. — Türk Dil Kurumu Yayinlari. Ankara, 2002.

[2] Dienes I. Landnahmezeitliche Kerbinschrift aus dem Gräberfeld von Homokmegy-Halom in der Umgebung von Kalocsa. — Folia Archaeologica. T. XLIII. Budapest, 1994, c. 167-179.

[3] Овчинникова Б.Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой Тувы. — Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 133-134; Васильев Д.Д. Корпус тюркских рунических памятников бассейна Енисея. Л., 1983, с. 46, 61.

[4] Семёнов А.И. К выявлению центральноазиатских элементов в культуре раннесредневековых кочевников Восточной Европы. — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 29. Л., 1966, с. 108-109. В литературе имело место упоминание еще об одной надписи на обкладках лука, обнаруженном в курганном погребении на Дону. См.: Кызласов И.Л. Новая руническая письменность Южной Сибири. — Археология Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1986, с. 125; Семёнов А.И. Указ.соч., с. 102-103, рис. 4 (Кирово IV, курган 2, памятник датируется VIII-IX вв.).

[5] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л., 1984, с. 129; Семёнов A.И. Указ.соч., табл. на с. 102-103.

[6] См.: Кляшторный С.Г. Хазарская надпись на амфоре с городища Маяки. — Советская археология. №1, 1979, с. 270.

[7] Щербак A.M. Тюркская руника. Происхождение древнейшей письменности тюрок. СПб., 2001, с. 32-79.

[8] Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.-Л., 1959 г. с. 65-67. Васильев Д.Д. Древнетюркская эпиграфика Южной Сибири. — Тюркологический сборник. 1975. М., 1978, с. 96-98.

[9] Васильев Д.Д. Нерасшифрованный вариант сибирской руники. — Узбек тили ва адабиети». 1986, №4, с. 42-44; Кызласов И.Л. Указ.соч., с. 106-144; Кляшторный С.Г., Левина Л.М. Об одной рунической надписи с городища Алтын-асар (Восточное Приаралье). — Этническая история и традиционная культура народов Ср. Азии и Казахстана. Нукус, 1989, с. 87-96; Дэвлет М.А. Петроглифы на кочевой тропе. М., 1982, с. 109, Васильев Д.Д. Указ.соч., с. 47; Klaslornij S.O., Vasary I. Inscription on a Bull-Skull from the Volga Region — Between The Danube and the Caucasus, Budapest, 1987, c. 171-180; Rona-Tas A. A szarvasi tütarto felirata. — Különlenyomat a Nyelvtudomanyı Közlemenyek, 87. Kötetenek. 1 szamabol. Budapest, 1985, P. 225-377; Vassiliev D. Hozzaszolos Dienes Istvan elöadasahaz. — Eletunk Budapest, 1992, № 5. c. 547-548.

[10] Щербак A.M. Указ.соч., с. 22-30.

[11] Термин был применён в отношении так называемых секлерских рун, но в данном случае представляется нам адекватным и для ранних надписей ВЕР (см. о термине: Munkacsi B. Zum Problem der Szekler Runenscrift. — KSz, 1913/1914, c. 229).

наверх