|
Н.В. Полосьмак , Е.С. Богданов , Д. Цэвээндорж , Н. Эрдэне-Очир
Рис. 2. Серебряные украшения конской упряжи in situ на полу погребальной камеры. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
Рис. 3. Серебряные украшения с изображением драконов in situ на полу погребальной камеры. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 3 в новом окне) |
Рис. 4. Серебряные бляхи с изображением единорога. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 4 в новом окне) |
Рис. 5. Серебряные бляхи с изображением фантастического козла. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 5 в новом окне) |
Рис. 6. Серебряные бляхи с изображением дракона. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 6 в новом окне) |
Рис. 7. Серебряные украшения конской упряжи с изображением фантастического козла. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.(Открыть Рис. 7 в новом окне) |
Рис. 8. Серебряные украшения конской упряжи с изображением фантастического оленя. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.
(Открыть Рис. 8 в новом окне)
Рис. 9. Серебряные украшения конской упряжи с изображением единорога. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.
(Открыть Рис. 9 в новом окне)
Рис. 10. Серебряные украшения конской упряжи с изображением свернувшегося зверя. Ноин-Ула, падь Суцзуктэ, кург. 20.
(Открыть Рис. 10 в новом окне)
меты могли являться как образцами для изготовления серебряных пластин, так и основой для последних.
Все серебряные украшения, по заключению Б.А. Абрамова — сотрудника сектора музейных технологий и реставрации ИАЭТ СО РАН, изготовлены чеканкой с выколоткой. Сначала на поверхность раскатанной серебряной пластины наносили рисунок, затем её накладывали на воск, смолу либо другой пластичный материал и чеканами выбивали фон. Пластину обжигали на открытом пламени, чтобы серебро стало пластичным, и с оборотной стороны деревянными чеканами выколачивали (тянули) рельеф. Добившись нужной глубины рельефа, мастер переворачивал пластину и опять её обжигал, затем дорабатывал фон. И так несколько раз. На завершающей стадии контур изображения подрабатывался с помощью маленьких чеканов. Готовую серебряную пластину накладывали на железную основу и обжимали по контуру. Рельефные изображения драконов на бляхах дополнительно покрывали золотой фольгой. Над изготовлением одной большой бляхи мастер, хорошо владевший всеми профессиональными приёмами художественной обработки металла, мог трудиться около месяца.
Серебро в Древнем Китае было редким и ценным металлом. Наряду с золотом оно использовалось для изготовления денег. Согласно письменным источникам, серебряные деньги в виде слитков получили хождение в конце эпохи Чжоу. На протяжении всех последующих династий серебро было одним из главных денежных средств в Китае. В ханьскую эпоху из него делали чаши и кубки, туалетные принадлежности и некоторые предметы погребальной пластики. Все изделия исполнялись в технике литья [Там же, с. 755, 759]. Серебряные изделия, на которые изображения нанесены китайскими мастерами чеканом с оборота, известны с эпохи Тан [Шеффер, 1981, с. 337]. Считается, что этот приём появился в Китае под влиянием согдийской торевтики [Маршак, 1971, с. 47-50]. Но техника чеканки была известна китайским умельцам задолго до эпохи Тан, свидетельством чему являются некоторые золотые изделия периода Борющихся царств [Кравцова, 2004, с. 757].
Грушевидная форма рассматриваемых нами блях, не имеющая аналогов в искусстве евразийских кочевников, — очевидно, китайское изобретение. Подсказкой могла послужить «исходно наделявшаяся особым магическим смыслом» форма тыквы-горлянки, которая была одним из самых распространённых мифологических и художественных образов среди плодов в древнем и средневековом Китае [Там же, с. 380]. Форма тыквы-горлянки придавалась сосудам и ювелирным украшениям. В даосско-религиозной образности тыква-горлянка, превратившись в сосуд для хранения эликсира бессмертия, стала эмблемой бессмертия и пожеланием долголетия [Там же, с. 380-381]. Нет ничего удивительного в том, что в Китае эта необычная форма придавалась украшениям упряжи коней.
Большие бляхи с единорогом из кург. 20 в Ноин-Уле, бляхи из Гол-Мода-1 и из ханьских погребений с территории Китая и Кореи (см. рис. 1, 5, 9, 12; 4, 1) украшены т.н. облачной лентой (драгоценные облака баоюнь для усиления благопожелательной символики). Этот орнамент, зооморфный по происхождению, на протяжении многих веков занимал одно из главных мест в китайском искусстве. Ко времени изготовления указанных украшений «облачная лента» «воспринималась уже как нейтральный фон, на котором помещались деревья, реально существовавшие и фантастические животные, божества сянь и т.д. Часто она рассматривалась как горный пейзаж» [Лубо-Лесниченко, 1994, с. 189]. На малых бляхах из Гол-Мода-1 на телах единорогов изображены стилизованные под языки пламени (Ян) крылья (см. рис. 1, 12). Присутствие этих элементов орнамента, характерных для китайского искусства и понятных только в его контексте, позволяет говорить о том, что бляхи — творения китайских мастеров.
[ Образ единорога. ] ^
Единорог — новая фигура среди изображений животных, известных по находкам из памятников хунну. Образ единорога теряется в глубине веков. Его первым воплощением считают изображение однорогого быка на печатях древних городов в долине Инда — Мохенджо-Даро и Хараппы (III тыс. до н.э.). Единорог упоминается в ряду значимых священных символов
в «Атхарваведе» и «Махабхарате». С древней индийской традицией связывается появление образа единорога в ближневосточных и европейских изобразительных системах [Иванов, 1991, с. 430]. Греческие и римские авторы рассматривали единорога как реально существующего зверя. Плиний Старший пишет: «Самый свирепый и яростный зверь из всех — это единорог, или “моноцерос”; туловищем он схож с лошадью, головою с оленем, ноги, как у слона, а хвост кабаний, ржёт он отвратительным голосом, посреди лба торчит чёрный рог длиной в два локтя; говорят, что этого дикого зверя невозможно поймать живьём (VIII, 21)» (цит по: [Борхес, 1999, с. 53]).
«Белая лошадка с передними ногами антилопы, козлиной бородой и длинным, торчащим на лбу винтообразным рогом (таково обычное изображение этого фантастического зверя)», как отмечает X.Л. Борхес, появится только в XIV в. [Там же, с. 55]. В геральдическом бестиарии средневековой Европы среди монстров и химерических животных такой единорог — один из наиболее часто встречающихся персонажей [Пастуро, 2003, с. 63].
Истоки образа единорога могут быть у всех общие, но у китайского единорога свои жизнь и легенда, отличающие его от европейского. Китайский единорог называется цилинем. Иногда название «цилинь» трактуется как сочетание двух слов: «ци» — самец, «линь» — самка. Есть предположение о том, что это название заимствовано в тохарском языке. Центрально-азиатский народ тохары уже в I тыс. до н.э. имел контакты с древними китайцами, при их посредничестве индийский образ единорога мог проникнуть в Китай [Иванов, 1992, с. 8-31].
Китайский единорог — тотемное животное, чрезвычайно важный символ, превосходящий по значимости свой аналог в европейских культурах. Он и сегодня остаётся одним из наиболее позитивных образов в традиционной культуре. Например, композиция «Цилинь, дарующий ребенка» (на спине единорога показан сидящий ребёнок) является пожеланием супружеской паре рождения сына, а младенцу — блестящей карьеры [Кравцова, 2004, с. 395]. Изображение единорога на серебряных бляхах из погребений хунну соответствует словесному описанию, которое имеется в китайских источниках. Все описания составлены по архаическому принципу уподобления отдельных частей цилиня частям тела реальных животных: у цилиня тело оленя, но меньших размеров (либо тело косули), шея волка, хвост быка, один рог на лбу либо пара оленьих рогов, копыта коня (либо коровы), разноцветная (или бурая) шерсть, голова барана; по некоторым описаниям, у него есть крылья (например, см.: [Рифтин, 1979, с. 15, 101; 1992, с. 622; Кравцова, 2004, с. 396]).
На серебряных пластинах из курганов хунну изображён образ животного, напоминающего горного козла: у него голова, украшенная характерной бородой, но менее массивное тело и хвост быка. Бросаются в глаза неестественно вытянутые, длинные шеи животных с выделенной чеканкой линией пушистой шерсти *. [сноска: * Понятно, что послужило основанием для отождествления цилиня с жирафом (впервые это сделал А.Д. Де Грот). Против подобной ассоциации выступил Б. Лауфер [Терентьев-Катанский, 2004, с. 71].)] Рог, расположенный ровно по центру черепа, на макушке, между ушами, не знает прототипа. Это странный загнутый назад крючок. Конечно, таким рогом никого поранить нельзя, что и является, судя по письменным источникам, особенностью настоящего цилиня. В китайской мифологии единорог — главный из всех зверей. В отличие от европейского, он — исключительно мирное, благородное животное, его неострый рог не может причинить никакого вреда. Один рог единорога символизирует единство государства либо единовластие государя. Считалось, что появление цилиня несло с собой умиротворенность и процветание в природе. В «Ши цзине» в стихотворении «Линь-единорог» цилинь предстает символом потомков княжеского рода. Согласно поверью, именно единорог принес на своей спине прародителю цивилизации Фу Си знаки, от которых произошли письмена [Малявин, 2000, с. 340]. В дошедшей до наших дней заговоре-песне отражены охранительные функции единорога:
О ты, Единорог!
Своим копытом
Ты наших сыновей храни!
О ты , Единорог!
О ты, Единорог!
Своим челом
Семью ты нашу сохрани!
О ты, Единорог!
О ты, Единорог!
Своим ты рогом
Ты род наш сохрани!
О ты, Единорог!
[Хрестоматия..., 1963, с. 428].
Единорог — символ добродетельной и мудрой личности — появляется на людях только во время всеобщего счастья и благоденствия, считается олицетворением гуманности, милосердия и благородства. Эмблема с изображением цилиня использовалась как знак различия военных чиновников первого (высшего) ранга [Кравцова, 2004, с. 395].
Все звери, запечатлённые на серебряных бляхах, имеют определённый набор признаков реальных животных, но таковыми не являются, им не найти аналога в природе, хотя кажется, что каждый из них кого-то напоминает, да и выглядит вполне жизнеспособным. Так, на четырёх малых бляхах изображены лежащие с подогнутыми ногами парнокопытные, с телом, кото-
рое могло принадлежать оленю или козлу, но с бычьим хвостом, безбородыми невыразительными мордами с козлиными рогами (см. рис. 7). На двух больших бляхах показаны звери с неестественно длинной шеей, с бородатыми и рогатыми мордами козлов. Они стоят, подняв левую переднюю ногу (см. рис. 5). Над их небольшими плотными туловищами на коротких толстых ногах с мощными копытами поднимается бычий хвост с пышной кистью. Похожие «козлы» с пышными хвостами изображены на двух бляхах из кург. 7 могильника Царам (см. рис. 1, 10, 11). Четыре одинаковых, судя по рогам, молодых оленя (точно такие же «молодые» рога у оленя на бляхе из коллекции «азиатского искусства» Джонатана Тукера (см. рис. 1, 2)) и на пластине из кург. 6 в Ноин-Уле (см. рис. 1, 6). Все эти животные, изображённые с непропорционально большими головами и длинными шеями, имеют прямое отношение к единорогу. В древности самка единорога — линь — представлялась в виде белого оленя. По мнению Идзуси Есихико, образ цилиня развился на основе представлений об олене, в древних текстах цилинь упоминается наряду с оленями (см.: [Рифтин, 1992, с. 622]). Когда во дворце Ханьского императора У-ди чудесным образом появилось изображение марала, его истолковали как цилиня, знаменующего возвращение справедливости [Терентьев-Катанский, 2004, с. 71]. Известно, что один из судей императора Шуна владел «однорогим козлом», который отказывался нападать на ложно обвинённого и бодал виновного [Борхес, 1999, с. 57]. Возможно, в образах фантастических животных на серебряных бляхах из кург. 20 в Ноин-Уле и их аналогах из других памятников выступают цинь и линь — самцы и самки цилиней — единорогов.
Рассматриваемые украшения, вероятно, являясь подарком императорского двора хунну, составляли часть «пяти приманок», которые должны были склонить номадов к повиновению. Подарки, на которых был запечатлён образ цилиня, наделённый в китайской мифологии многочисленными исключительно положительными характеристиками, могли передаваться самым высшим представителям хуннуской элиты — шаньюям — в «воспитательных» целях. Вероятно, эти изображения единорогов призваны не столько поднимать статус шаньюя, сколько указывать на его подчинённое положение. Чужие символы, наделенные большим мифологическим содержанием, закреплённым веками, в иной культуре, возможно, выполняли прямо противоположную роль.
Нельзя представлять себе хуннуских шаньюев совершенно не сведущими в области ханьской символики. Одни из них посещали императорский двор по приглашению, другие, находясь при дворе в качестве заложников, приобщались ко всем благам и тонкостям ханьской культуры, имели китайских жён, которые вместе со своим окружением являлись проводниками культуры Срединной империи в среде хуннуской элиты. Не стоит забывать и о высокопоставленных китайских перебежчиках, а также пленниках, перешедших на службу хунну. Но, вероятно, даже зная о скрытой угрозе, которая заключалась в такого рода подарках, хунну использовали великолепные вещи по назначению — как украшения конской упряжи.
Возможно также, что в китайские изображения единорога хунну вкладывали своё содержание. В титулатуре местной племенной знати присутствует наименование десяти высших сановников из родственников шаньюя как четырёх и шести «рогов» (подробнее см.: [Крадин, 2002, с. 143-144]). В скотоводческих обществах рога наделялись различными сакральными свойствами (в т.ч. свойствами оберега). «Вполне возможно, что семантика этой титулатуры (четыре рога — четыре части социума, четыре стороны света, четыре мировых дерева) является отражением хуннской картины мироздания» [Там же, с. 205]. В таком социуме, каким являлось общество хунну, изображение единорога было вполне понятным и положительным символом. У средневековых тюрок, чьими предками, возможно, были хунну, почитался Булан — мифический единорог, его рог был вместилищем дождя и снега [Шеффер, 1981, с. 127].
На серебряных бляхах конской упряжи из кург. 20 в Ноин-Уле получил воплощение дракон, один из самых древних и самых распространённых синкретичных образов. Дракон в том или ином облике нашёл себе место в различных культурах во всех частях света. Существует предположение, что образ дракона отражает реально существовавшие ископаемые рептилии. Так, определённое значение для сложения образа китайского дракона, возможно, имели останки вымерших животных — кости динозавров, которые находили в ряде регионов Китая, или диплодоков, обитавших в мезозое на территории Шаньдунского полуострова. «Кости дракона» с древности считались лекарственным средством, обладающим колоссальной мощью ян. Ли Ши-чжэнь — великий фармаколог и врач, живший в эпоху династии Мин (XV в.), автор эталонного труда по медицинским вопросам «Бэнь-цао ган-му» — приводит изображения этих «костей» (череп с рогами, напоминающий череп травоядного динозавра, несколько позвонков, лапа, частично мумифицированная) и упоминает о высохших трупах, сброшенной коже дракона. Он указывает места, где можно найти «драконьи кости», — в стенках обрывов, пещерах на берегах рек в провинциях Сычуань, Шаньси, Яньчжоу, Цанзчжоу, Тайшань [Терентьев-Катанский, 2004, с. 34; Фиссер, 2008, с. 99]. Обнаружение яиц динозавров могло послужить поводом для легенды о том, что драконы рождаются из яйца.
М.В. Фиссер пришёл к выводу, что сегодня в Китае, как и в самые древние времена, дракон считается
водяным животным, родственным змее, обычно спящим зимой в прудах и просыпающимся весной. Это бог грома, воды, облаков и дождя, средоточие ян, символ императорской власти [2008, с. 43].
Изображения драконов, обнаруженные в кург. 20 в Ноин-Уле — одни из лучших как по композиционному решению, так и по передаче удивительно живого образа, который был создан древним мастером — торевтом. Ноин-улинский дракон воплощает черты животных, птиц и рептилий. У него змеиное, покрытое волнистым узором изогнутое тело с распластанной задней частью в круглой чешуе, крылья и лапы тигра с острыми шпорами. На лапах — по три когтя (если было бы пять — это был бы уже императорский символ, три могли себе позволить принцы крови). Изогнутый тонкий хвост плавно переходит в рамку, окружающую всё изображение. На загривке и крестце обозначены небольшие пряди волос. Морда — со свиным пятачком, тонкой длинной бородкой, пышными бакенбардами, небольшими прямыми рогами и ушами, под выпуклыми надбровными дугами — выразительные большие человеческие глаза. Изображения драконов покрыты золотой фольгой.
Фигуры драконов, украшающие лошадь, придавали ей драконьи свойства (крылатая лошадь-дракон — один из популярных мифологических персонажей Хань). Крылатые драконы в древности возили легендарного мифического императора Хуан-ди и усмирителя потопа Юя, на них улетали бессмертные сянь [Там же, с. 88]. Изображения драконов входят в число 12 символических орнаментов священного императорского одеяния, они же присутствуют на императорских знамёнах. Жёлтый дракон (его отличали жёлтый золотой цвет и пять когтей) основателем династии Хань был провозглашён официальной эмблемой императорской власти. Обнаруженные в кургане хунну серебряные бляхи с золотыми драконами не имеют прямых аналогов в искусстве эпохи Хань. Эти уникальные образы встречаются на более поздних вышивках на царских одеждах (например, см.: [Малявин, 2000, с. 340]).
Серебряные бляхи с изображениями Жёлтого (золотого) дракона с тремя когтями на лапах, найденные в погребении на севере Монголии, — ещё один важный штрих к портрету неизвестного (или неизвестной) [Чикишева, Полосьмак, Волков, 2009, с. 150], для которого был сооружён кург. 20 в Ноин-Уле. По китайским меркам, этот человек имел очень высокий социальный статус. Вероятно, такие символические изображения, как золотой крылатый дракон, могли быть преподнесены только шаньюю. Другое дело, что многие подарки, которые шаньюй получал от ханьского двора, обычно раздаривались приближённым — на этом принципе держались его власть и авторитет в Степи. Поэтому только по составу погребальной утвари определить, кто похоронен в столь величественном сооружении, каким оказался кург. 20 в Ноин-Уле, пока нельзя. Период, к которому относятся рассматриваемые нами находки и в который проходила жизнь хозяев этих вещей, — последние годы I в. до н.э. — первые десятилетия I в. н.э. В это время хунну активизировали свою внешнюю политику — регулярно совершали набеги на ослабленный нестабильной политической ситуацией Китай. Время правления узурпатора Ван Мана отмечено непрерывной чередой хуннуско-китайских войн. Хунну восстановили границу, существовавшую при первых шаньюях, захватили Западный край. За интересующий нас период у хунну сменилось несколько шаньюев. В 8 г. до н.э. к власти пришел Учжулю-жоди *. [сноска: * Считается, что именно он похоронен в кург. 6 могильника в Ноин-Уле; доказательства — богатство кургана и надпись на китайской лаковой чашечке, датированной 2 г. до н.э. По письменным источникам известно, что во 2 г. до н.э. он (Учжулю) был принят императором и получил много богатых даров [Бернштам, 1937, с. 956-963].] После его смерти в 13 г. н.э. на престол вступил Хянь. В 18 г. он умер, и шаньюем стал его брат Юй. Каждый из братьев мог быть погребён в кургане в горах Ноин-Улы. У каждого были свои взаимоотношения с Хань, каждого окружали близкие люди, которые находили последний приют рядом с могилами шаньюев. Среди близких могли быть выдающиеся военачальники не хуннуских племён и даже китайцы. Известно, например, что в 10 г. н.э. ряд крупных китайских военачальников из Западного края перешёл на сторону хунну. Некоторые из них получали пышные титулы и занимали соответствующее положение в кочевом обществе [Материалы..., 1973, с. 56-57]. В погребениях с такими статусными ханьскими вещами, как рассматриваемые нами серебряные бляхи с единорогами и драконами, могли быть похоронены и они.
Выводы. ^
Серебряные бляхи — украшения конской упряжи, обнаруженные в богатых курганах на территории могильников хунну, были изготовлены китайскими мастерами. Эти вещи предназначались не столько для дарения кочевникам, сколько для внутреннего использования.
Подобные изделия встречаются, кроме хуннуских могил, только на территории ханьского Китая. Это случайные находки и вещи из погребальных комплексов. Пять блях с изображением единорога обнаружено в погребении на территории уезда Силинь в Гуанси-Чжуанском автономном районе Китая (см. рис. 1, 9) [Погребение..., 1978, с. 45, 49, рис. 3]. Еще две бляхи
с изображением крылатых газелей находились в ханьской могиле №1 в д. Сюйцуньган уезда Ци пров. Хэнань (см. рис. 1, 8) [Краткий отчёт..., 2000, с. 42, рис. 11]. Двенадцать крупных серебряных инкрустированных блях с изображением, вероятно, единорога-хищника, зафиксировано при раскопках мог. 219 памятника Согамни в Наньшань (Северная Корея) (см. рис. 1, 4) [The ancient culture.., 2001, cat. 51]. Несколько таких предметов из случайных находок на территории Северного и Северо-Восточного Китая хранится в частных собраниях (см. рис. 1, 1-3). Это далеко не полный список известных сегодня металлических блях — украшений конской упряжи в форме тыквы-горлянки с изображениями фантастических животных, которые входят в китайский бестиарий (драконы, единороги, лошади-драконы, фениксы, олени). Многие изображения включают типично китайские элементы украшений в виде «облачных лент». Вещи, подобные найденным в кург. 20 в Ноин-Уле, пока не обнаружены западнее Монголии. Вероятно, их ареал максимально приближен к месту изготовления.
Все металлические детали конского снаряжения, обнаруженного в элитных хуннуских курганах, — медные, покрытые золотой амальгамой псалии и налобники, подпружные пряжки и удила — китайского производства, имеют широкий круг аналогов. Очевидно, вся конская упряжь, в т.ч. украшения, которую находят в богатых хуннуских могилах, была подарком китайского двора шаньюям.
Список литературы. ^
Алексеева Э.В., Шавкунов Э.В. Изображение овцебыка из Ноинулинского могильника // Древний и средневековый Восток. — М.: Гл. ред. вост. лит. изд-ва «Наука», 1984. — Ч. 1. — С. 3-11.
Артамонов М.И. Сокровища саков. — М.: Искусство, 1973. — 278 с.
Бернштам А.Н. Гуннский могильник Ноин-ула и его историческое значение // Изв. АН СССР. — 1937. — №4. — С. 947-968.
Боровка Г.И. Культурно-историческое значение археологических находок экспедиции Академии наук // Краткие отчёты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П.К. Козлова. — Л.: Изд-во АН СССР, 1925. — С. 22-40.
Борхес Х.Л. Книга вымышленных существ. — СПб.: Азбука, 1999. — 169 с.
Иванов В.В. Единорог // Мифы народов мира. — М.: Сов. энцикл., 1991. — Т. 1. — С. 429-430.
Иванов В.В. Тохары // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. — М.: Наука, 1992. — С. 8-31.
Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье (Погребальные памятники). — Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1976. — 220 с.
Крадин Н.Н. Империя хунну. — М.: Логос, 2002. — 312с.
Кравцова М.Е. История искусства Китая. — СПб.: Лань: Триада, 2004. — 960 с.
Краткий отчёт о раскопках погребения №1 эпохи Хань в провинции Хэнань, уезд Ци, деревня Сюйцуньган // Каогу. — 2000. — №1. — с. 38-44 (на кит. яз.).
Лубо-Лесниченко Е.И. Китай на Шёлковом пути. — М.: Издат. фирма «Вост. лит.», 1994. — 326 с.
Малявин В.В. Китайская цивилизация. — М.: Астрель, 2000. — 618 с.
Материалы по истории сюнну (по китайским источникам) / предисл., пер. и примеч. B.C. Таскина. — М.: Наука, 1973. — 178 с.
Маршак Б.И. Согдийское серебро. — М.: Гл. ред. вост. лит. изд-ва «Наука», 1971. — 191 с.
Миняев С.С. Элитный комплекс захоронений сюнну в пади Царам (Забайкалье) // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2009. — №2. — С. 49-58.
Пастуро М. Геральдика. — М.: Астрель: ACT, 2003. -144 с.
Погребение с бронзовыми барабанами у зерновой станции Путо в уезде Силинь Гуанси-Чжуанского автономного района // Вэньу. — 1978. — №9. — С. 43-51 (на кит. яз.).
Рифтин Б.Л. От мифа к роману. — М.: Наука, 1979. -352 с.
Рифтин Б.Л. Цилинь // Мифы народов мира: Энциклопедия. — М.: Сов. энцикл., 1992. — Т. 2. — С. 621-622.
Руденко С.И. Культура хуннов и ноинулинские курганы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. — 203 с.
Сосновский Г.П. Дэрестуйский могильник // Проблемы истории докапиталистических обществ. — М.; Л. : Наука, 1935. — №1/2. — С. 168-176.
Терентьев-Катанский А.П. Иллюстрации к китайскому бестиарию. — СПб.: ФормаТ, 2004. — 224 с.
Хрестоматия древней истории Востока. — М.: Высш. шк., 1963. — 544 с.
Фиссер М.В. Драконы в мифологии Китая и Японии. — М.: Профит Стайл, 2008. — 272 с.
Чикишева Т.А., Полосьмак Н.В., Волков П.В. Одонтологический материал из кургана 20 в Ноин-Уле (Монголия) // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2009. — №3. — С. 145-150.
Шеффер [Шефер] Э. Золотые персики Самарканда. — М.: Гл. ред. вост. лит. изд-ва «Наука», 1981. — 608 с.
Щукин М.Б. О фаларах так называемого греко-бактрийского стиля (к проблеме контактов Восток-Запад) // Ювелирное искусство и материальная культура. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2001. — С. 137-161.
Bunker E.C. Nomadic Art of the Eastern Eurasian Steppes. — New Haven; L.: The Metropolitan Museum of Art; N.Y.: Yale University Press, 2002. — 233 p.
Desroches J.-P. La mission archéologique française en Mongolie. Bilan de quinze années de collaboration franco-mongole // International symposium in celebrations of the 10-th anniversary of MON-SOL Project. — Seul: National Museum of Korea, 2007. — P. 190-202.
The ancient culture of Nangnang. — Seul: The National Museum of Korea and Sol Publication Co, 2001. — 294 p.