 Э. Шефер
Золотые персики Самарканда.
Книга о чужеземных диковинах в империи Тан.
Глава IV. Дикие животные.
Потому что я молю господа, чтобы ввёл он
на этот наш остров всех вновь сотворённых.
Потому что я молю господа о страусах в долине
Солсбери, о бобрах в Медуэе, о серебряной рыбе в Темзе.
Кристофер Смарт. Возрадуйся Агнцу.
Слоны. ^
Слон отнюдь не всегда был для Китая животным экзотическим. В эпоху бронзы, когда в долине Жёлтой реки правили цари династии Шан, слоны ещё принадлежали к числу обычных диких животных; их, несомненно, ловили, приручали и использовали для практических нужд. [1] Но по мере того как народонаселение увеличивалось, а лесной покров в Северном Китае редел, эти крупные животные отступали к югу. В исторические времена слоны встречались только в глухих уголках малодоступных частей бассейна Янцзы и южнее. Они были многочисленны в горных местностях Гуандуна ещё в IX в., [2] а на тёплых побережьях этой провинции — в X в.: [3] в надписи 962 г. в пагоде в Дунгуани (к востоку от Гуанчжоу) записано, что стадо слонов вытоптало крестьянские посевы. [4] Эти гуандунские слоны отличались розовым цветом бивней, шедших на изготовление церемониальных табличек для записей, а местные повара высоко ценили нежный вкус их хобота. [5] Более интересна (и более загадочна) порода чёрных слонов (иногда их называют сине-чёрными) — обитателей долины Янцзы, где им было дано обидное название «речные свиньи». [6]
За те века, что прошли со времени падения государства Шан до возвышения династии Сун, для жителей Северного Китая слоны были только редкостным зрелищем, но на юге их временами использовали, правда, только в военном деле, и то не часто. Воины Чу двинули слонов против своих врагов в 506 г. до н.э.; южное государство Лян в 555 г. применяло слонов, оснащённых тесаками, а богатое государство Южная Хань использовало отряды слонов в больших битвах 948 и 971 гг. [7]
Но эти редкие исключения не смогли сгладить представления о слонах как о чудовищах и диковинных существах, родина которых лежит за южными пределами Китая. Во времена
(114/115)
династии Хань рассказывали, что люди аннамского побережья въезжают верхом на слонах в море для того, чтобы найти и вытащить сокровища глубин, в частности прекрасные жемчужины — слёзы «акульего народа». [8] В эпоху Тан слоны считались типично южным животным, символом жарких стран Индокитая. Именно так писал о них поэт Чжан Цзи:
В странах морских
воюют верхом на слонах;
В округе Мань
на рынках в ходу серебро. [9]
В этом стихотворении слоны и серебро поставлены рядом, так как они были в такой же степени характерны для Индокитая, в какой необычны для Китая, оставшегося страной боевых коней и медных монет. Цзяочжоу (в XX в. — Тонкин), находившийся тогда под китайским протекторатом, — самая близкая из этих морских стран. Поэт IX в. Ду Сюнь-хэ писал стихи, изобилующие экзотическими описаниями юга, среди которых есть такие стихотворения, как «Пещеры цветов вторят песням маней», [10] «Где имена всех цветов и птиц иные» [11] или «Ветер играет в красной смокве, шелестя листом о лист». [12] Он не преминул упомянуть и слонов в одной из своих стихотворных картин Аннама, считавшегося местом ссылки:
На лодки там грузят рабов из-за моря —
оттянуты кольцами уши;
Слонов оседлали там женщины мань —
пёстрым обмотано тело. [13]
За пределами китайских владений лежало большое царство Тямпа, в котором слоны играли ещё более значительную роль: царская гвардия — пять тысяч сильных воинов, одетых в тростниковые доспехи, с луками и стрелами из бамбука — выходила на битву, сидя на слонах. Слоны служили здесь и орудием казни — для затаптывания преступников насмерть. [14] Кроме того, царь появлялся перед народом в окружении слонов, как бы заимствуя у этих тяжеловесных животных их мощь и силу. [15] В санскритской надписи 909 г. о царе Бхадравармане III сказано:
«Он, царь Тямпы, подобно сынам Панду, ослепляет своим блеском на поле битвы... по четырём сторонам которого звуки военных барабанов заглушаются рёвом великолепных исполинских слонов... Восседающий на слоне, окружённый с фронта и с тыла неисчислимыми силами, он блистает в своём величии, тогда как его собственное сияние, подобное сиянию солнца, скрыто зонтом из павлиньих перьев, простёртых над ним». [16]
(115/116)
В Камбодже слон тоже считался царским животным; царь Бнама (т.е. древних народов Южной Камбоджи) совершал выезды на слоне. [17] Царь Чинрапа, более северной страны, предок позднейших династий Ангкора, имел, как и его сородич в Тямпе, отряд из пяти тысяч боевых слонов. На их спинах были привязаны деревянные башенки, в каждой из которых размещалось по четыре лучника. Лучшие из этих военных слонов вместо обычного растительного корма пристрастились к мясной пище. [18] Божественный царь Джайаварман III, правивший в своей столице Харихаралая в середине IX в., сам был великим охотником на слонов, как это и подобало камбоджийскому царю. [19]
Страна Паньпань на полуострове Малакка, давно уже не существующая, но некогда могущественная, также была известна в танском Китае своим слоновьим войском, поделённым на сотни, с четырьмя, как в Камбодже, воинами в башенке, которые были вооружены луками и копьями. [20] Среди стран, использовавших слонов, названы Таиланд и Бирма, лежащие на юго-западе (от Китая); Лю Сюнь, автор «Лин бяо лу и», посланный с официальной миссией в Юньнань, был поражён, обнаружив там, что знатные семьи владеют слонами; слоны служат им как вьючные животные — точно так, как лошади и рогатый скот в Китае. [21]
Ходили слухи, что в стране под названием Кага [22] жил белый слон с четырьмя бивнями: это замечательное существо делало плодородной землю, по которой оно ступало. Поэтому танскому императору Гао-цзуну дали совет послать войска, чтобы захватить этого слона. Но повелитель отказался от этой дорогостоящей затеи как от неподобающей государю, который ведёт политику умеренности, и, между прочим, сказал: «Какой нам прок в этом слоне-уроде?». [23]
Наряду с представлениями о слоне как об экзотическом животном в Китай проникали, преимущественно через охотников и торговцев слоновой костью, и крупицы иных сведений, но трудно решить, многие ли принимали их на веру: слоны якобы не любят собачьего лая настолько, что охотники юга, подражая ему, запугивают свою добычу до полного оцепенения так, что потом могут заколоть её ударом, наносимым позади уха; [24] у слонов хорошая память, и они могут плакать, если увидят шкуру своего убитого детеныша; [25] желчь у слонов подвижна и перемещается из одной ноги в другую в зависимости от времени года. [26]
Хотя злосчастным крестьянам на юге Китая приходилось сталкиваться с дикими слонами, а торговцы снабжали слоновыми бивнями ремесленников в городах, живых и прирученных слонов доставляли в страну главным образом посольства из
(116/117)
стран Индокитая, в частности из государства Тямпа. Эта страна посылала дрессированных слонов ко двору в Чанъань несколько раз: в 50-х годах VII в., в первое правление Гао-цзуна, [27] в 80-х и 90-х годах VII в. в правление императрицы У [28] и в первой половине VIII в., при Чжун-цзуне и Сюань-цзуне. [29] В первой половине VIII в, примечательны два подношения от царей Тяма знаменитых белых слонов: в 709 г. и в 735 г. [30] После этого у нас нет больше сведений о слонах, попадавших на север обычными путями. Но в самом начале IX в. китайский военачальник Чжан Чжоу, отобрав у государства Тям пару аннамских пограничных городов и сняв тридцать тысяч голов, захватил (наряду с такой добычей, как наборы оружия и царские дети) много боевых слонов Тяма. [31]
От случая к случаю обученные слоны поступали и из других стран: из Камбоджи в 651 и 771 гг.; [32] из страны *Ziäm-pâk, [33] неизвестной по другим сообщениям, находившейся где-то рядом с Камбоджей, в 657 г.; из Джамби на Суматре в 853 г.; [34] и даже из такого неподходящего места, как «Персия», в 746 г. (скорее всего, речь идёт о каком-нибудь отложившемся городе в Хорасане или в Трансоксиане). [35]
Эти слоны, поступившие как дань или подношения, в ожидании высочайшего милостивого внимания к ним содержались в императорских стойлах и получали ежедневную норму риса и бобов, а зимой их укрывали попонами из войлока и овечьих шкур. [36]
Мы вправе были бы ожидать, что толстокожие из Тямпы занимали важное место в императорских шествиях. На протяжении IV и V вв. для государственных процессий было характерно участие слонов из Вьетнама, ведомых туземными погонщиками и везущих повозки с музыкантами. Этот обычай был возрождён спустя десять столетий династией Сун, но для танского времени, несмотря на большое число ручных животных, полученных двором от южных соседей, мы не располагаем сведениями об использовании слонов во время шествий. [37] Иногда им вообще не находилось никакого применения. Как уже было отмечено ранее, монархов династии Тан время от времени одолевали судорожные приступы пуританства, побуждавшие их избавляться от «дорогостоящих птиц и необычных животных», привозимых посольствами «варваров». Когда в 780 г. трон занял Дэ-цзун, он возвестил об аскетическом характере своего царствования, приказав освободиться (наряду с многочисленными соколами и гончими, а также сотней с лишним дворцовых женщин) от тридцати двух камбоджийских слонов. Слоны были отправлены «на солнечный склон горы Цзин», т.е. к месту обитания чёрной породы китайских слонов на средней Янцзы, вероятно чтобы обогатить местное стадо редкой камбоджийской породой. [38]
(117/118)
Роль слонов, ввозившихся в танский Китай, была обычно довольно легкомысленной: они участвовали в сражениях и танцах на императорских представлениях. Император Чжун-цзун лично наблюдал за боем слонов у Южных ворот Лояна в 705 г. [39] Но особенно примечательно участие слонов в представлениях в царствование Сюань-цзуна. На больших дворцовых представлениях, устраивавшихся этим монархом, наряду с танцующими лошадьми, живописными балаганами и выступлениями атлетов и акробатов показывали и слонов — они танцевали и кланялись в такт музыке. [40] Конец этих царственных животных был ужасен. Захватив Лоян, Рокшан устроил пиршество для своих союзников-вождей и похвалялся тем, что он покажет, как все животные, даже чужеземные слоны, покорны истинному Сыну Неба, т.е. ему. Он приказал ввести танцующих слонов Сюань-цзуна, но те не стали выступать перед ним. Оскорблённый мятежник согнал их всех в яму, где они погибли от огня и алебард. Далее сообщается, что сокольничьи и музыканты этого варварского двора были не в состоянии сдержать громких рыданий. [41]
Но для танского Китая слон был не только олицетворением великих тропических стран и их сокрушительных боевых порядков, смирённых цивилизующей силой китайского образа жизни; таким был светский образ, нашедший, видимо, отражение в живописи Янь Ли-бэня, который изобразил варварского жреца, чистящего слона огромной щёткой, «весьма необычной». [42] Но столь же распространённым был и образ духовный, с которым светское значение тесно переплеталось, — буддийские представления о слоне, во множестве засвидетельствованные в религиозной литературе эпохи Тан. Гаджапати, «Повелитель слонов», космический страж Юга; Гаджараджа, «Царь слонов», символизирующий Будду в его полном могуществе; и бодхисаттва, награждённый эпитетом «Благовонный слон», — все это типичные примеры буддийских представлений о слоне, которые должны были находить отражение как в живописи, так и в благочестивой прозе. [43] Действительно, с помощью Гаджараджи (Сян-ван у китайцев) мы в состоянии как бы перекинуть мостик между Просветлённым, т.е. Буддой, и величественными фигурами царей Индокитая, также неразрывно связанных с представлениями о слоне.
Носороги. ^
Как и слоны, носороги были хорошо известны в Северном Китае в доисторические времена и, вероятно, в начале исторической эпохи, но стали большой редкостью в период, освещённый письменными источниками. Похоже, что из трёх азиах-
(118/119)
ских разновидностей носорога две были известны в архаическом Китае: мы располагаем небольшими скульптурными изображениями как однорогого, так и двурогого носорога, дошедшими от времен Шан, Чжоу и Хань; они должны изображать соответственно яванского (или зондского) носорога и суматранского носорога, некогда широко распространённых на материке и островах; ныне они оттеснены в малодоступные части Индонезии и близки к исчезновению. [44]
В танскую эпоху в Китае носороги встречались на довольно обширном пространстве южной части бассейна Янцзы, включающем большую часть Западной и Южной Хунани, а также прилегающие участки соседних провинций. [45] Двурогие носороги сохранялись также в отдалённых районах Линнани, смежных с основными пастбищами этих животных в Индокитае. [46]
По-видимому, китайцы никогда не ловили толстокожих, обитавших в их стране, ради их приручения: дрессированные для представлений носороги, как и слоны, считались экзотическим чудом. Так, Дуань Чэн-ши, большой собиратель диковин, с удивлением писал о деревянных ловушках, которые применяются для поимки носорогов на родине некоего морского капитана, описавшего их одному врачу из Гуанчжоу. Тот же, в свою очередь, передал этот рассказ Чэн-ши. [47]
Прирученных носорогов привозили танскому императору в качестве удивительных царских даров от великих стран на юге Китая. Один из таких даров, посланный «южным народом мань» в 854 г., был незамедлительно отослан обратно. [48] Не удивительно, что государство Тямпа было самым значительным источником поступления носорогов в Китай: жители Тяма послали ручного носорога в Чанъань в начале VII в., [49] затем в 640 г. [50] ещё одиннадцать — из породы «проникающих в небо» (видимо, крупный индийский однорогий носорог) и ещё одного в 799 г. [51] Этот последний был помещён в Большое Святилище для услаждения не только здравствующих правителей, но и усопших. Кроме того, дрессированные носороги поступали из *Źiäm-pâk (неизвестная нам страна) в VII в., [52] из кхмерского царства Чинрап в VIII в. [53] и в IX в. из государства Калинга вместе со знаменитыми темнокожими девушками. [54] Несколько неожиданно, что в начале VIII в. носорогов (в том числе одного среди даров, сопровождающих царского сына) посылает в качестве подношений какое-то западное владение, именующее себя «Персия». [55] Ещё один носорог вместе с другими дикими животными был прислан в 824 г. тибетцами. [56]
Климат Северного Китая далеко не всегда оказывался подходящим для этих тропических чудовищ; один из носорогов, привезённых в столицу в 796 г., был помещён в императорском парке и следующей зимой умер от простуды. [57] Однако некото-
(119/120)
рыб из этих животных сумели выжить. Вместе со словами они выступали в больших дворцовых представлениях Сюань-цзуна. Возможно, один из них стал прообразом для изображения двурогого суматранского носорога на инкрустированной жемчугом тыльной стороне зеркала из Сёсоина. [58]
Но как экзотический образ носорог значения не имел. Это животное было скорее символом китайской древности — потомок древних толстокожих, выживший среди варваров. И только рог этого животного и его волшебная сила, как мы увидим позже, оставили заметный след в истории увлечения экзотикой.
Львы. ^
История азиатского льва — это печальная повесть о его вымирании. Эти крупные кошачьи были распространённым животным в древней Индии, Персии, Вавилоне, Ассирии и Малой Азии и даже в античные времена ещё встречались в Македонии и Фессалии. [59] С тех пор и граница распространения львов, и их количество становились всё меньше и меньше. В XIX в. львов ещё можно было встретить в некоторых районах Месопотамии, в Персии, к югу от Шираза, и в Гуджарате. Но сейчас они исчезли и из этих мест, за исключением последнего: небольшое количество львов каким-то чудом ещё сохранилось на полуострове Катхиавар. [60]
Немало экземпляров этого царственного животного было привезено в Китай в древности и в средние века. Два разных слова для обозначения льва пришли вместе с этим животным в Китай. Первое из них, звучавшее примерно *suangi, [61] было принесено в Китай из Индии до начала нашей эры и вышло из употребления в танское время (за исключением случаев его намеренного употребления в качестве анахронизма). Второе, произносившееся как śiśäk, [62] пришло несколькими веками позднее из Ирана и служило в средние века обычным названием для этого животного. Любопытно, что эта же форма встречается повсеместно в средневековой литературе как обозначение страны Цейлон. Некогда безлюдный и заселённый потом пришельцами, этот остров был известен также как «изобилующий драгоценными камнями», [63] где есть «гора жёлтых алмазов и бриллиантов». [64] Этой славой объясняется и древнеиндийское название Цейлона — Ратнадвипа (Остров драгоценных камней), и арабское название IX в. — Джазират ал-Якут (Остров рубинов). [65] Но в Китае, несмотря на широкую известность этих камней, было принято название для Цейлона, никак с ними не связанное. Однако на самом острове существовало древнее местное его название — Сингала (Обиталище львов), от которого, видимо, и происходит название, данное острову моряками из Персидского залива, — Сарандиб (от «сингала-двипа»?). [66] В Китае Цейлон
(120/121)
назывался Страной львов, поскольку там, как рассказывали, «жители умеют выращивать и приручать львов». [67] Так как на самом деле львов на Цейлоне нет, это китайское название должно происходить или непосредственно от сингалезского самоназвания, или от легенды, на которой оно основано и согласно которой «дочь царя Ванга сожительствовала в лесу со львом». [68] Лев поразил воображение китайцев и запечатлелся в нём как самое могущественное и самое страшное из всех животных. В 635 г. император Тай-цзун получил льва из Самарканда [69] и приказал Юй Ши-наню составить оду в его честь. Учёный-поэт сочинил изящную оду-фу, в которой в вычурных выражениях показано благоговейное отношение средневековых китайцев к царю зверей:
Сверкнут его глаза — и молнии летят,
Раздастся рык — и гром, как эхо, вторит.
Утащен тигр,
И поглощён медведь,
Раздроблен носорог,
И слон разорван,
Могучий буйвол дёснами размолот,
И скрючился удав в его когтях. [70]
Нам известно ещё одно стихотворение, посвящённое тому же самому льву. Оно было написано много позже Ню Шан-ши, который в отличие от Юй Ши-наня знал об этом животном только как о славном событии прошлого — по письменному отчёту о посольстве 635 г. из Самарканда. [71]
Трижды посылали львов к танскому двору жители Тохаристана: один раз в VII в. и два раза в VIII в. [72] Особенно примечательно посольство 719 г., когда два льва были представлены тохаристанским вельможей от имени Рима. [73] Несколькими месяцами позже «римский» священнослужитель «Великой Добродетели» был принят в Чанъани. В Константинополе царствовал тогда Лев Иконоборец, но нет уверенности, что эти люди были именно его посланцами, поскольку название «Рим» (или «Рум») прилагалось в это время преимущественно к Сирии, уже принадлежавшей арабам.
На протяжении первой половины VIII в., в период процветания, львов в качестве «дани» посылали также Маймург, [74] «Персия» (возможно, какая-то часть переживавшего трудное время Хорасана) [75] и арабы. Последний из перечисленных — лев, присланный арабами, — дал повод императору Чжун-цзуну для весьма характерного назидательного поступка. Ещё раньше он выказал своё благочестивое попечение о сохранении живых существ, отказавшись, в соответствии с заповедями Будды, от содержания соколиной и иной охоты. В данном же случае, следуя этим принципам, он не принял в дар хищное животное, не
(121/122)
забывая, конечно, и о том, что один из его министров предупреждал о больших расходах, необходимых для прокорма этого животного. [76]
Таким образом, для китайцев танского времени лев был западным животным и, несомненно, наделялся такой же магической силой, что и тигр — символ Запада. В самом деле, как показывают стихи Юй Ши-наня, лев считался даже более свирепым, чем тигр, а расстояние и редкость должны были только усиливать его наводящую ужас мощь, так что в глазах китайцев его духовная сила была намного выше, чем у традиционного тигра. Этот могущественный образ можно даже рассматривать как туманное отражение доисламских представлений арабов о льве-боге Ягусе, [77] хотя такие ассоциации могли быть в лучшем случае отдалёнными и не прямыми; сомнительно, что китайцы знали об этом божестве. Представления о сверхъестественных силах, над которыми властвовал лев, можно проиллюстрировать таким образом:
«В конце правления < под девизом > Открытие Начал (Кайюань, 713-741 гг.) одна западная страна поднесла нам льва. Когда послы вступили на Западную дорогу Чанъани, то льва привязали к дереву на почтовой станции. А дерево это было рядом с колодцем. Лев зарычал ужасно, как бы встревоженный чем-то. Внезапно разразился гром и налетел страшный порыв ветра, а из колодца действительно появился дракон и скрылся с глаз». [78] Ясно, что лев, олицетворявший Запад, как и тигр, обладал сверхъестественным даром, приводившим в бегство дракона, противостоявшего ему на Востоке.
Устрашающая сила льва, как физическая, так и магическая, проявлялась и в другом. В частности, большинство частей тела этого животного источало ужасные испарения. Считалось, что мухи и комары не переносят прикосновения метёлки, сделанной из львиного хвоста, которым живой лев мигом расправлялся с этими насекомыми. [79] Если музыкант играет на цитре, струны которой сделаны из сухожилий льва, все другие струны в оркестре должны лопнуть. Такое представление, по-видимому, было связано с ужасающим рычанием льва. [80] Экскременты льва считались целебным лекарством, идентичным по одной из традиций стираксу, ладану. Танский фармаколог Чэнь Цан-ци внёс поправку в это представление. [81] Подлинный львиный кал (который действительно должен был в Китае встречаться очень редко), по Чэнь Цан-ци, будучи принятым внутрь, приостанавливает свёртывание крови. Он же имеет силу против всех ползучих существ и возжигается, чтобы прогонять нечистую силу. [82]
Даже нарисованные изображения льва внушали боязнь. Придворный художник VIII в. Вэй У-тянь славился своим умением рисовать чужеземных животных. И «когда иноземные
(122/123)
страны преподнесли Двору львов, он сделал их живописные изображения, и были они совсем как живые. Затем львов возвратили обратно и сохраняли только их живописные изображения. И даже при этом, когда картины разворачивали, любое другое животное, взглянув на них, приходило в ужас». [83]
Произведения этого художника пользовались большим спросом среди коллекционеров IX в., [84] а преподнесённые двору львы, кажется, на самом деле были сюжетом, пользовавшимся популярностью среди танских художников. Мы знаем, например, о выполненном Ли Бо-ши «белом абрисе» льва, присланного из Хотана. [85] Более всего были известны преподнесенные в качестве дани львы, запечатлённые Янь Ли-бэнем, мастером этого жанра в живописи. Видимо, великий художник писал львов не раз. Мы читаем об одном таком звере тёмной масти, «напоминающем медведя, с обезьяньей гривой и длинным хвостом», [86] а Дуань Чэн-ши рассказывает о том, что на Западе существует чёрная разновидность львов. [87] Янь Ли-бэнь изобразил также группу львов в сцене с сидящим на троне варварским царём среди группы куртизанок с музыкальными инструментами; эти львы были «тигроголовые, с телом медведя, жёлто-коричневой масти, блистающие божественной раскраской». [88] Чжоу Ми, которому принадлежит приведённое описание, отметил, что на указанных двух картинах были изображены львы не той разновидности, что была известна по другим картинам этого времени (XIII в.), хотя, говоря о чёрном льве, он добавляет: «Я слышал, что львы, посланные недавно как дань иноземными странами, относятся именно к этой породе!». [89] Если Чжоу Ми описывал подлинные произведения Янь Ли-бэня, мы должны предположить, что обычное изображение льва в живописи Южной Сун и Юань было фантастическим или сильно искажённым, составлявшим разительный контраст с картинами Янь Ли-бэня, писавшего львов с натуры. [90]
Религиозная символика, связанная в Китае со львом (как и со слоном), была навеяна индийскими и буддийскими представлениями и образами. Львиный рык был признанным сравнением для голоса Будды, провозглашающего свой закон всему сущему во вселенной. Кроме того, так как Будда считался львом среди людей, возвышение, на котором он сидел, именовалось «львиным троном». Этот символ распространился и на высших буддийских священников и нашел своё материальное воплощение в произведениях мастеров, изготовлявших троны высших буддийских священников. Поэтому Ли Во в стихотворении, написанном в честь друга — священнослужителя, упоминает о том, что
Из жёлтого золота сделанный лев
воссел на высоком троне. [91]
(123/124)
Наконец, сам Манджушри, персонаж, популярный в религиозном искусстве, изображался на иконах восседающим на льве.
Леопарды и гепарды. ^
Китайцы были знакомы с несколькими разновидностями азиатского леопарда с древнейших времён. [92] Леопард занимал важное место в их традиционной системе символов. В древности он был олицетворением мужества и воинской доблести. В соответствии с этим значением его изображали на мишенях, по которым знать стреляла во время ритуализированных состязаний лучников. Старинная пословица гласит, что благородный человек изворотлив, как леопард. Общепринятое толкование этого выражения раскрывает только один из его смыслов: хорошие люди покладисты, готовы приноравливаться к обстоятельствам и делать уступки. Но выражение «подобный леопарду», видимо, имело и более старое значение — «ловкий», «хитрый» или ещё более узкое — «коварный в битве». Этот немудрёный образ напоминает символических животных в средневековых европейских аллегориях — олицетворения христианских добродетелей — вроде оленя, символа души, жаждущей крещения. Другой смысл, заключённый в слове «леопард», — «исполненный боевого духа» — также сохранялся; в танскую эпоху воины, некогда называвшиеся «доблестная конница», были переименованы в «леопардову конницу», [93] а «устрашающие стражи» превратились в «стражей леопардовых ножен» [94] (один из разделов классического сочинения по стратегии назывался «Леопардовые ножны»). Считалось, что даже само изображение леопарда (как и льва) помогало против злых духов. Это побудило одну танскую принцессу сделать себе подушку в виде головы леопарда. [95]
Много леопардов доставляли как подношение из западных стран — все на протяжении первой половины VIII в. Их посылали из Южной Индии, [96] Маймурга, [97] Кеша, [98] Кандагара [99] (отсюда привозили красных леопардов), Бухары, [100] Самарканда, [101] Персии [102] и Халифата. [103] Словом, леопарды, несмотря на их почтенную историю на Дальнем Востоке, оставались тем не менее экзотическими животными.
Ключом к популярности в Китае этих чужеземных, но хорошо известных животных (они были намного менее экзотичны, чем носороги и тем более львы) может служить известие о дарах, присланных из Самарканда в 713 г., где упоминаются собаки в леопарды («порода собак и леопардов») так, словно речь идёт о чем-то сходном. Единственное, в чём те и другие могут быть так сопоставлены,— их обучение для охоты. Мы встречаем точно такую же фразу и в другом контексте: в 762 г. император Су-цзун издал указ «прекратить приношения ястребов и соколов,
(124/125)
собак и леопардов». [104] И в другом случае, когда Двор устанавливает правила относительно стоимости вознаграждений, выдаваемых иноземцам в ответ на их подарки, упоминаются рядом «ястребы и соколы, собаки и леопарды». [105] Соколов, кречетов, ястребов и собак китайцы знали как ловчих животных; можно сделать вывод, что и леопарды (точнее, гепарды) были известны им в этом же качестве.
Ловчий гепард, или чита, [106] приручался и натаскивался человеком издавна, особенно для охоты на антилоп. Очевидно, они служили ещё шумерам, а смелые хетты натаскивали для охоты даже настоящих пантер. [107] Гепарды чита появляются в египетском искусстве XVIII и XIX династий, украшенные дорогими ошейниками. [108] Ими пользовались в Индии, Персии, Армении, Абиссинии и Северной Африке, а также в Германии (XVII в.) и Франции (XVIII в.). [109] Один монгольский хан брал с собой на охоту тысячу ловчих гепардов. [110] Популярность этого животного в Западной и Южной Азии была так велика, что знакомство с ним танского Китая было просто неизбежно. Но так как в китайской литературе этой эпохи можно найти только редкие намёки на существование ловчих леопардов, следует считать, что их использование ограничивалось придворным кругом и было непродолжительным. Мы должны, таким образом, вычеркнуть настоящего леопарда из этого повествования об экзотических для Дальнего Востока вещах, поставив на его место стремительного гепарда.
Соболи или горностаи. ^
Списки «дани», поступавшей в танский Китай, показывают, что в начале VII в. из Маньчжурии прибыли посланники с подношениями зверя, называвшегося фэндяо. Два посольства были посланы киданями, [111] а одно — их северными соседями на реке Керулен, которых китайцы знали как *Siet-jwei (современное шивэй). [112] Название этого животного, к сожалению, редко встречается в танской литературе. Но оно довольно обычно в текстах V и VI вв., особенно в поэтических, где упоминается метонимически — красивый, лоснящийся хвост куницеподобного животного. В соответствии с древним обычаем, хвосты наряду с цикадами служили для украшения различных должностных и церемониальных головных уборов, особенно головных уборов военных чинов. Видимо, эта мода распространилась под влиянием северных кочевников. [113]
К этому животному, от которого получали ценные и столь желанные хвосты, обычно прилагался эпитет фэн, означающий «ровный», «полный», «пышный», «лоснящийся» и, кроме того, «наилучший», «отборный». Название дяо давалось куницам, лас-
(125/126)
кам, хорькам и другим подобным зверькам, но на севере Китая чаще всего этим словом обозначали каменную куницу. Таким образом, наши привезённые в дар зверьки фэндяо — это «наилучшие куницы» или «отборные ласки», маньчжурские или сибирские животные, от которых получали необходимейшую принадлежность головных уборов знатных князей Северного Китая; вероятнее всего, это были соболи или горностаи. Упоминания «чёрного дяо» и «белого дяо» (соболя и горностая) совершенно обычны в средневековой литературе. Привозимые в дар зверьки (конечно, живые) могли предназначаться только для императорских парков, где их показывали и ими любовались. Возможно, их использовали на племя, чтобы обеспечить в Китае источник получения хвостов. Но о хвостах и шкурках зверьков из семейства куниц нам ещё придется говорить.
Газели или серны. ^
Загадочное посольство из «Рима» к танскому двору, осуществл`нное через тохаристанских посредников, уже упоминалось в связи с привезённым им великолепным даром — парой львов. Те же посланцы доставили и пару животных, названных китайцами «козлы лин». [114] Идентификация этих козлов не может основываться на том, что в китайском контексте значение самого названия совершенно ясное: «козёл лин» (иногда пишется с иероглифом лин «святой», «осиянный благодатью») — это горал, иногда называвшийся по-китайски «горным козлом». Горалы и их родичи, к которым относятся европейская серна и американский горный козёл, на Западе называются в общем козами-антилопами, потому что походят и на коз и на антилоп. [115] Но сами горалы неизвестны в Западной Азии и Европе. Они живут в гористых районах Китая (как на юге, так и на севере), [116] а их мясо в танскую эпоху ели обитатели и юга и севера этой страны, причём южане — главным образом как противоядие против укуса змеи. [117] Рога этого животного ценились в танском Китае как лечебное средство: растолчённые с мёдом, они, как полагали, избавляют от всех видов лихорадки; [118] поэтому их посылали ко двору как «местную подать» из горных городов Южной Шэньси и Северной Сычуани.
Рога козла лин обладали другим достоинством: существовало старинное предание о том, что только они обладают такой твёрдостью, что могут дробить окрашенные как аметист алмазы Камбоджи. [119] В нашем распоряжении вариант такой легенды, относящийся к VII в.
«Во время < правления под девизом > Благородное Обозрение < Чжэнь-гуань, 647-649 гг. > был один монах-брахман. Он говорил, что обладает зубом Будды и что нет такой вещи, которая
(126/127)
была бы достаточно крепкой, чтобы выдержать удар им. [120] Фу И услышал об этом и сказал своему сыну: „Это не зуб Будды. Но я слышал, что алмазный камень — самый крепкий из всего. И ничто не может равняться с ним, кроме рога козла лин, который может раздробить и алмаз. Ты мог бы пойти и проверить это”. Монах упорно держал... скрытым, [121] но [юноша] настойчиво упрашивал его, и в конце концов тот показал то, < что называл зубом Будды >. [Юноша] достал рог и стукнул по „зубу”, и тот распался на кусочки в руке». [122]
Был ли это рог горала? И что не уберёг доверчивый монах — зуб Будды, алмаз или ни то и ни другое? Горячность сына Фу И в этом эксперименте не дала ответа на поставленные вопросы. И что собою представляли на самом деле козлы лин из Рима? Не было бы ничего удивительного, если бы они оказались в действительности кавказскими или карпатскими сернами, т.е. дальними родичами серао и горала. Но вполне возможно, что это были какие-то иные красивые и экзотические животные, тоже похожие на горала, вроде персидской газели, арабской газели или очаровательной сирийской газельки доркас, которая стала на Ближнем Востоке обычным ручным животным благодаря своему послушанию и привязчивому характеру. [123]
Непонятные копытные. ^
«Козёл с лошадиными копытами», представленный в 647 г. к танскому двору тибетцами и тюрками вместе, [124] мог быть какой-то необычной разновидностью антилопы.
Ланеподобное животное с рогами как у быка — подношение сиртардушей того же года — именовалось *barlan или *ballan. [125] Это название может быть связано с Буланом, единорогом, который почитался у средневековых тюрок, — его рог был местом, где собирался дождь и снег. [126] Это мог быть даже тот самый плотоядный единорог, который был убит, согласно более поздней легенде, уйгурским богатырём Огуз Каганом. [127] Столь же вероятно, что это был гуран тунгусов и монголов — уродливая толстоносая сайга. [128] Или бхарал?
Непонятный хищник. ^
Страна, названная *Gaviyap (?) [129] (видимо, восходит к санскритскому гавья «удобная для скота»; местоположение этой страны не установлено), послала Гао-цзуну, к его восшествию на престол, ужасного медведя. Он назывался *t’ien-t’iet (может передавать *tenter или нечто подобное) и был приучен охотиться на белых слонов и львов. [130] Трудно было даже представить бо-
(127/128)
лее свирепое животное. В XVI в. Ли Ши-чжэнь был настолько поражён этим, что писал: «Уж насколько страшен и лют бывает лев, а есть ещё кто-то, кто и с ним управляется». [131] Но вряд ли этим могучим созданием был бурый медведь: он хотя и велик, но преимущественно вегетарианец. Живущий в горах гималайский чёрный медведь мельче, но мясо поедает с большей охотой. Похоже, что именно он и приобрёл репутацию пожирателя львов.
Сурки. ^
Видимо, нам не следовало относить гималайских сурков к числу экзотических для Китая зверей; хотя они и живут на тибетских кряжах на высоте примерно пятнадцати тысяч футов, часть района их обитания находится в пределах китайских провинций Сычуань и Юньнань. В танском Китае этого маленького зверька называли его монгольским именем —тарбага, [132] хотя такое название правильней было бы прилагать к его общительному родичу, живущему в Монголии. Последний называется по-английски тоже тарбаган. [133] Во времена Тан тибетцы выкапывали этих маленьких грызунов из их каменных нор и охотно ели их. Так, Чэнь Цан-ци рекомендует варёного тарбагана как средство от золотухи. Можно предположить, что их с этой целью и ввозили в Китай из Тибета. [134] Во всяком случае, сурков вместе с мускусом и золотым песком посылал ко двору в качестве «местной подати» город Ланьчжоу. [135] Эта местность в провинции Лунъюй (современная Ганьсу) расположена между районами обитания монгольских и тибетских сурков. Поэтому мы не можем сказать, к какой из этих двух разновидностей принадлежали «крысы тарбага», как называет их податной список.
Мангусты. ^
«В тот год владение Капиша отправило посольство, чтобы поднести крысу *noudyi с острой мордой и с красным хвостом. Она могла поедать змей. А если кто пострадает от укуса ядовитой змеи, эта крыса непременно отыщет [ранку] по запаху и помочится на неё. Рана немедленно заживает». [136]
Это было в 642 г. Спустя примерно десять лет тот же народ прислал к танскому двору другого такого же замечательного зверька. [137] Это были, несомненно, индийские или яванские мангусты, [138] санскритское название которых накула, а в различных индийских диалектах они назывались newal, neolā, nyaūl и т.п. В Южном Китае есть свой местный мангуст-крабоед, [139] но, видимо, он никак не ассоциировался с этим свирепым маленьким чужеземцем. Неизвестно, оправдали ли индийские мангусты
(128/129)
свою репутацию в стране Тан и оставили ли своё потомство для членов танского императорского дома.
«Есть люди, которые лелеют этого зверька и спят с ним, хотя он и злонравен, ибо предпочитают быть укушенными мангустой, но не погибнуть от змеи». [140]
Такое философское отношение индийцев к мангустам китайцы, видимо, не разделяли.
Ласка или хорёк. ^
«Страна Персия поднесла [зверька] *gharnoudja, вид которого как у крысы, но цвет — с синевой. Длина его тела — семь или восемь цуней; он может залезать в норы, чтобы ловить крыс». [141]
Похоже, что это хорёк, которого в античное время использовали на Западе для ловли крыс и кроликов. Приручали его и греки и римляне. [142] И даже могущественный Чингис-хан не брезговал охотиться с хорьками. [143] С другой стороны, в античном мире ласку, известного мышелова, содержали в домах и она считалась любимицей женщин. [144] Какой именно зверёк — ласка или хорёк — был поднесён в данном случае персами, я не могу сказать.
(/397)
К главе IV. Дикие животные (с. 114-129).
[1] Шефер 1957а, с. 289.
[2] ЛБЛИ, 1, 8а.
[3] ШЦ, 287, 5264б.
[4] НХЦШЦ, 2, 21.
[5] ЛБЛИ (ТДЦШ, 7), 40а; БХЛ, 7, 63а.
[6] ЛБЛИ (ТДЦШ, 7), 40а; ЮЯЦЦ, 16, 131. X. Чжан (1926, с. 105) утверждает, что во времена Тан в долине Янцзы не было слонов; он, видимо, проглядел эти источники.
[7] Шефер 1957а, с. 290-291.
[8] ДМЦ в ХВЦШ, 1б. Из страны, названной *B’iwād-lək (древнекитайское название).
[9] «Сун нань цянь кэ» < «Пишу для гостя, переселяющегося на юг» >. — ЦюТШ, хань 6, цэ 6, цз. 3, 2а.
[10] ЦюТШ, хань 10, цэ 8, цз. 1, 7б. < У Э. Шефера, очевидно, опечатка: вместо Ду Сюнь-хэ стоит Ду Сюнь-цюэ. >
[11] ЦюТШ, хань 10, цэ 8, цз. 1, 14б.
[12] Там же, цз. 3, 2б.
[13] «Цзэн южэнь ба цзюй фу Цзяочжи пи мин» < Ду Сюнь-хэ. В подарок другу, после окончания экзаменов отправляющемуся в Цзяо чжи по приказу государя >. — ЦюТШ, хань 10, цэ 8, цз. 2, 8б.
[14] ТШ, 222в, 4159б; ЦТШ, 197, 3609г.
[15] ЦТШ, 3609г.
[16] Маджумдар 1927, с. 118-119. Надпись из Хоакэ близ Туранэ.
[17] ТШ, 222в, 4159в.
[18] Там же; ЦТШ, 197, 3610а.
[19] Кёдес 1948, с. 178.
[20] ТШ, 222в, 4159б.
[21] ЛБЛИ (ТДЦШ, 7), 40а.
[22] Место остается неотождествлённым.
[23] [Ц]ТШ, цитировано в ТПЮЛ, 890, 6а; ЮЯЦЦ, 16, 131. Сообщение о слоне относится к посольству «из страны Чжоучэн», которое прибыло в 671 г.
[24] ЮЯЦЦ, 16, 132.
[25] Там же, 131.
[26] В левую переднюю — весной, в правую переднюю — летом, в левую заднюю — осенью, в правую заднюю — зимой. ЮЯЦЦ, 16, 131-132.
[27] ЦТШ, 4, 3071в; ЦФЮГ, 970, 14а; ТХЯ, 98, 1751.
[28] ЦФЮГ, 970, 17а-17б.
(397/398)
[29] Там же, 19а-19б; 971, 1б, 9а, 11а; ТХЯ, 98, 1751.
[30] ЦФЮГ, 970, 19б; 971, 11а.
[31] ТШ, 222в, 4159б.
[32] ЦФЮГ, 970, 13б; ТХЯ, 98, 1752; ЦТШ, 11, 3094б. Первая группа — из Чинрапа, более поздняя — из *Miuən-tân, т.е. из «материкового Чинрапа», или Верхнего Чинрапа.
[33] ЦФЮГ, 970, 15а. Название в этом источнике искажено, но оно дано ясно в ТШ, 222б, 4159г: в измененном виде, с отсутствием конечного -к. Место это описывается как страна, изобилующая стадами диких слонов. Профессор П. Уэтли в личном письме от 12 ноября 1959 г. высказал предположение о тождественности этой местности с *Sâm-b’âk у Чжоу Цюй-фэя.
[34] ТХЯ, 100, 1795.
[35] ЦФЮГ, 971, 15б. В этом источнике говорится, что Персия отправила это животное с посланником, который был владетелем большого города в *Xuo-dz’i, что звучит подозрительно похоже на вариант названия Куча / Кучи.
[36] ТЛД, 17, 20а-20б.
[37] ТД, 64, 364в; СШ, 148, 4833б-4833в.
[38] ТШ, 222в, 4159в; ЦТШ, 12, 3096в.
[39] ТШ, 4, 3643а.
[40] ЦЧТЦ, 218, 17б, в особенности комментарии Ху Сань-сина. См. также стихотворение Лу Гуй-мэна «Цза цзи» («Разные искусства») в ФЛСШВЦ, 12, 15б.
[41] МХЦЛ, цитировано в ПШМЧ, 1. Я не обнаружил этого места в сохранившихся изданиях МХЦЛ. ПШМЧ — сочинение XII в.
[42] ЮЯГЯЛ, б, 50.
[43] Сутхилл — Ходоус 1957, с. 390-391.
[44] «Последние прибежища» 1956, с. 212; Дженинз 1957, с. 35, 43. О противоречивой истории названия носорога в Китае см.: Дженинз 1957, с. 33-35. Видимо, его путали с различными видами древнего дикого быка, особенно с индийским диким буйволом-гауром, с водяным буйволом-буфало и, может быть, даже с яком.
[45] Судя по сведениям о роге носорога как о местной подати из танской провинции Цзяннань (ТШ, 40, 3725б; 41, 3729б-3729г). Они встречались на большей части территории Западной и Южной Хунани, а также в прилегающих к ней районах провинций Сычуань, Хубэй и Гуйчжоу.
[46] ЛБЛИ (ТДЦШ, 7), 39а-39б. Этот источник приводит танскую классификацию нескольких разновидностей носорогов в Линнани, рассматривая их как разные виды двурогого (суматранского) носорога.
[47] ЮЯЦЦ, 16, 133-134.
[48] ЦТШ, 18б, 3131г.
[49] ЦТШ, 197, 3609г. Это было в начале правления Тай-цзуна.
[50] ТХЯ, 98, 1751. Согласно преданию, у «проникающих в небо» (тун тянь) носорогов был единственный рог длиною свыше одного чи.
[51] ЦТШ, 13, 3103а; ЦФЮГ, 972, 5б; ТХЯ, 98, 1751.
[52] ЦФЮГ, 970, 15а. Об этой местности см. примеч. 33 к данной главе.
[53] ЦФЮГ, 971, 18а; ТХЯ, 98, 1752.
[54] ЦТШ, 197, 3610а; ЦФЮГ 972, 7б; ТХЯ, 100, 1782.
[55] В 730 г. (ЦФЮГ, 971, 8а) и в 746 г. (ЦФЮГ, 971, 15б).
[56] ЦФЮГ, 972, 8а.
[57] См. стихотворение Юань Чжэня «Сюнь си» («Прирученный носорог») в ЮШЧЦЦ, 24, 6а.
[58] ЦЧТЦ, 218, 17б; «Сёсоин» 1960, №5, в южной сокровищнице.
[59] О. Келлер 1909, с. 35, 37, 38.
[60] «Последние прибежища» 1956, с. 212.
(398/399)
[61] Древнекитайское *suân-ngiei, архаическое *swân-ngieg.
[62] По мнению Э. Пуллибланка (1962, с. 109), это «тохарский А».
[63] ТШ, 221б, 4155б.
[64] Бузург ибн Шахрийар (англ. перевод), с. 154-155.
[65] Юл — Бэрнел 1903, с. 181.
[67] ТШ, 221б, 4155б.
[68] Юл — Бэрнел 1903, с. 181.
[69] ЦТШ, 198, 3614а; ЦТШ, 2, 3068а; ЦФЮГ, 970, 8а; ТХЯ, 99, 1774.
[70] ЦТВ, 138, 1б-2б. «Медведь» для загадочного пи — вынужденное упрощение; сы могло некогда означать «дикий буйвол», но реальные представления, связанные с этим словом, уже были утрачены в танское время; «удав» — условный и произвольный перевод для выражения «змея ба». < Все эти замечания справедливы и для русского перевода, который в данном случае — в порядке исключения — выполнен не с китайского оригинала, а по английскому переводу Э. Шефера. >
[71] ЦТШ, 398, 3а. Я не располагаю сведениями о времени жизни этого поэта; его творчество относят к середине или к концу танской эпохи.
[72] В 657 г. (ЦФЮГ, 970, 15а); дважды в 719 г. (первый раз — ТШ, 221б, 4155в; ЦФЮГ, 971, 3а; ТХЯ, 99, 1779; второй раз — ЦФЮГ, 971, 3б).
[73] ТШ, 221б, 4155в; ЦТШ, 198, 3614в; ТХЯ, 99, 1779.
[74] ТШ, 221б, 4154а; ЦФЮГ, 971, 7б.
[75] ЦТШ, 8, 3082в; ЦФЮГ, 971, 5а.
[76] ТШ, 102, 3918б; ЦТШ, 89, 3353б.
[77] ERE, т. 1, с. 521.
[78] ГШБ, а, 2а.
[79] ЮЯЦЦ, 16, 131.
[80] Там же; ЭЯИ, 18, 192.
[81] ЮЯЦЦ, 16, 131; БЦГМ, 51а, 25а.
[82] Чэнь Цан-ци, приведено в БЦГМ, 51а, 25а.
[83] Перевод А. Сопера (1958, с. 13).
[84] Сопер 1958, с. 14.
[85] ЮЯГЯЛ, а, 23.
[86] Там же, 30.
[87] ЮЯЦЦ, 16, 131.
[88] ЮЯГЯЛ, б, 50.
[90] Одна из картин Янь Ли-бэня с изображением доставленных в качестве дани львов хранилась в «коллекции годов Сюань-хэ», принадлежавшей сунскому Хуэ-цзуну (СХХП, 1, 60). Вполне вероятно, что это была одна из тех картин, которые позднее описал Чжоу Ми.
[91] ЛТБВЦ, 7, 9а. «Эмэйшань юэ гэ сун Шу Сэн-янь жу Чжун-цзин», < Ли Бо. Песню о луне гор Эмэйшань посылаю шускому Сэн-яню, отправляющемуся в Чжунцзин >.
[92] Panthera pardus jusca, обитающая в Индии, Индокитае и в Южном Китае; P.p. jontaneirii — в Северном Китае, а Р.p. orientalis — в Сибири и Маньчжурии.
[93] ТЛД, 24, 21а-21б.
[94] ТШ, 49а, 3747г.
[95] ТШ, 34, 3713б.
[96] ЦФЮГ, 971, 4а.
[97] Там же, 8а.
[98] Там же, 7б; ТХЯ, 99, 1777.
[99] ТШ, 221б, 4154г.
[100] ТШ, 221б, 4153г; ЦФЮГ, 971, 6б-7а. Были привезены двумя посольствами.
(399/400)
[101] ЦФЮГ, 971, 7а-7б; ТХЯ, 99, 1775. Было три посольства с леопардами.
[102] ЦФЮГ, 971, 16а.
[104] ТШ, 6, 3647г.
[105] ТШ, 48, 3746а.
[106] Имеются две разновидности: африканский гепард Felis guttata (или Cynailurus guttatus) и азиатский гепард F. jubata (или С. jubatus).
[107] Фридерикс 1933, с. 31.
[108] О. Келлер 1909, с. 86.
[109] Верт 1954, с. 92. Как сообщала в номере за 2 октября 1959 г. газета «Bee», выходящая в Сакраменто (Калифорния), была сделана попытка внедрить африканского гепарда в Индии, где местные гепарды стали вымирать.
[110] О. Келлер 1909, с. 87.
[111] Одно в 619 г. (ТХЯ, 96, 1717) и другое в 623 г. (ЦТШ, 199б, 3618в).
[112] В 629 г. — ЦТШ, 199б, 3619б; ЦФЮГ, 970, 6б. В версии ЦФЮГ упоминается также подношение «леопарда фэн». Истолкование этого выражения в какой-то мере зависит от решения вопросов, связанных с фэндяо и рассматриваемых в этом разделе.
[113] См., например: СуШ, 12, 2373а, где говорится об украшениях, подобающих воинским головным уборам, а в особенности «Оду пёстрому соболю» («Хуа дяо фу»), написанную поэтом VI в. Цзян Цзуном (в ЦЛЦЦ, 1, 6а), где как бы сведены воедино все эти представления.
[114] ТШ, 221б, 4155в; ЦТШ, 198, 3614в; ЦФЮГ, 971, 3а; ТХЯ, 99, 1779. Последний источник ошибочно относит это посольство к 722 г. вместо 719г.
[115] Латинское наименование горала — Naemorhedus goral. Название «козёл лин», очевидно, иногда прилагалось к двум китайским родичам горала — к серао (Capricornis sumatraensis) и к такину (Budorcas taxicolor) .
[116] А. Соуэрби (1940, с. 67) находил «странным, что такие животные, как серао и горал, не представлены в китайском искусстве, хотя и тот и другой совершенно обычны в горных областях...». Это действительно странно, но, возможно, их просто ещё не отыскали те исследователи искусства, которые оказались бы в состоянии их опознать.
[117] Мэн Шэнь, фармаколог VII в., цитируется в ЧЛБЦ, 17, 19б.
[118] Су Гун и Мэн Шэнь, цитированные в БЦГМ, 51а, 28а-28б. Су Гун отмечает также, что из рогов «горного козла» получаются хорошие седельные луки. Рога у горала короткие. И поскольку название «горный козёл» использовалось и для других видов диких баранов и козлов, следует заключить, что в этом отрывке речь идёт не о горале. Сходным образом и в новейшее время рога, продаваемые в китайских аптеках под названием рогов «козла лин», принадлежат различным видам антилоп. Например, в 1948 г. рога сибирской сайги ценились на китайском лекарственном рынке в 250 долларов (Бриджес 1948, с. 221).
[119] Лауфер 1915в, с. 21-22. Это предание, взятое из «Баопу-цзы», приведено в БЦГМ, 10, 5а. См. также: БЦГМ, 51а, 28а — о горале и его рогах. Б. Лауфер думал, что «бараний рог» (так он переводил этот термин) — это искажённое выражение, первоначально означавшее «баранья кровь». Последняя же, согласно Плинию, якобы размягчала алмазы настолько, что их можно было сломать. В средневековой европейской поэзии кровь агнца стала олицетворением крови Христовой (Лауфер 1915в, с. 24-26).
[120] Это предложение не очень гладкое и в китайском тексте; впрочем, может быть, оно оказывается таким в моем переводе.
(400/401)
[121] Это предложение выглядит искажённым в тексте, которым я располагал.
[122] ГШЦИ в ТШЦЧ, «Ян» (козлы), цзи ши, 11б. Отрывки из этой утраченной книги можно найти в «Ханьфэнлоу» (ШФ, гл. 67), но ни один из них, кроме приведённого здесь, не переведён. Заглавие этой книги иногда приводится как «Го ши и цзуань». Автор неизвестен, но книга, кажется, была написана в конце танской или в начале сунской эпохи.
[123] Склэтер — Томас 1898, с. 107.
[124] ЦФЮГ, 970, 12а; ТХЯ, 100, 1796.
[125] ЦФЮГ, 970, 12а; ТХЯ, 100, 1796; древнекитайское *Uwât-lân.
[126] Брокельман 1928, с. 42. Этим предположением я обязан П.А. Будбергу.
[127] Банг — Рахмати 1932, с. 687-688. Я обязан этой ссылкой П.А. Будбергу.
[128] Рамстэдт 1949, с. 125. Имеется также тюркское qūlān «дикий осёл». Стефенсон 1928, с. 22.
[129] Или *Gabiyap, или *Gavyapa; древнекитайское *g’ia-b’ji-iäp.
[130] ЮЯЦЦ, 16, 134; ЦФЮГ, 970, 13б.
[131] БЦГМ, 51а, 25а.
[132] Древнекитайское *t’uo-puât и *d’â-b’uât.
[133] Сурок-тарбаган — это Marmota bobak; гималайский сурок — М. himalayana.
[134] Приведено в БЦГМ, 51б, 35а. Ли Ши-чжэнь указывает, что из шкурок сурка делают теплые меховые шубы, но мы не знаем, использовались ли они на это в танскую эпоху.
[135] ТШ, 40, 3726в.
[136] ЦФЮГ, 970, 9б. По существу, идентичный отрывок встречается в ТШ (221а, 4153в) и в ЦТШ (198, 3614а). Слово «крыса» дано здесь как *ńźiwok-źi, тогда как в ТШ стоит во втором слоге — d’ək — очевидно, по ошибке вместо -źi. Но я полагаю, что в этой транскрипции для единообразия мы должны подставить еще neu- (как это сделано в ТХЯ) вместо ńźiwok-.
[137] ЦФЮГ, 970, 13б; ТХЯ, 99, 1776. В январе / феврале 652 г. В ЦФЮГ это слово дано как *ńźiwok-’d’id.
[138] Herpestes edwardsil и Н. javanicus, оба вида распространены в Южной Азии.
[140] Юл — Бэрнел 1903, с. 596, где приведена эта цитата из книги «A History of Ceylon» (P., 1701).
[141] ТХЯ, 100, 1796. Сходные места в ТШ (221б, 4155б) и в ЦФЮГ (970, 12а). Слово восстанавливается как *γuât-nəu (или ńźiwok]-’dzıa и, вероятно, отражает какое-то иранское название.
[142] О. Келлер 1909, с. 163-164; А. Томпсон 1951, с. 471.
[143] А. Томпсон 1951, с. 476.
[144] О. Келлер 1909, с. 164-165.
|