А.В. Давыдова, С.С. Миняев

Комплекс археологических памятников у села Дурёны.

/ Археологические памятники сюнну. Вып. 5.

// СПб: Фонд «АзиатИКА». 2003. 164 с. ISBN 5-201-01223-X

[ аннотация: ]

В основе монографии — публикация материалов уникального комплекса археологических памятников у села Дурёны, где представлены культурные слои от эпохи бронзы до периода средневековья. Дана общая характеристика памятников, детально рассматриваются особенности культурного слоя, жилищ и хозяйственных сооружений. Отдельная глава посвящена характеристике находок в слое и жилищах, при этом особое внимание уделено керамическому комплексу, анализ которого позволяет сделать ряд принципиально новых для центральноазиатской археологии заключений.

Таблицы иллюстраций включают планы жилищ, ям различного назначения и связанные с ними комплексы находок. Приведены также сводные таблицы подъёмного материала, собранного на памятнике в конце XIX — первой половине XX века и не публиковавшегося ранее.

В приложении переизданы давно ставшие библиографической редкостью статьи Ю.Д. Талько-Гринцевича, П.С. Михно и Б.Э. Петри, Г.П. Сосновского, связанные с материалами памятника.

Издание рассчитано на историков, археологов, этнографов, краеведов, всех интересующихся древней историей населения Центральной Азии.

Содержание

Введение. — 8-9

Глава I. Топография и планиграфия поселения Дурёны-I. Особенности культурного слоя. — 10-13

Глава II. Жилища и хозяйственные сооружения поселения Дурёны-I. — 14-19

Глава III. Предметный комплекс поселения Дурёны-I. — 20-38

Глава IV. Поселение Дурёны-II. — 39-40

Заключение. — 41-42

Библиография. — 43-44

Приложение 1. Ю.Д. Талько-Грынцевич. Могила на Дурёнах. — 45-47

Приложение 2. П.С. Михно, Б.Э. Пэтри. Чикойский всадник. — 48-50

Приложение 3. Г.П. Сосновский. Гуннское поселение на реке Чикое. — 51-53

Таблицы иллюстраций [ 1-110 ]. — 54

(7/8)

Введение.   ^

О существовании археологических памятников у села Дурёны стало известно в конце XIX века, когда член Троицкосавск-Кяхтинского отделения Приамурского отдела Русского Географического Общества, страстный краевед (впоследствии директор Кяхтинского музея) Пётр Саввич Михно собрал здесь первый подъёмный материал и обнаружил несколько могил. Одна из них была впоследствии доследована Ю.Д. Талько-Гринцевичем, известным антропологом и пионером археологических исследований в Западном Забайкалье. Вот как описывает Ю.Д. Талько-Гринцевич открытие этих памятников:

«Село Дурёны заселилось в 1851 году казаками, выходцами из соседних станиц Мурочинской и Киранской. По геологическому строению местность эта состоит из древнейших пород, покрытых толстым слоем переносного песка [...] Всё пространство нынешних Дурён до заселения было покрыто лесом, с уничтожением которого обнаружились пески; в выдувах их, на протяжении около двух вёрст по р. Чикою, стали появляться в множестве осколки глиняной посуды, бывшей, судя по этим осколкам, разной формы, величины и приготовления [...] В марте 1896 года Дурёны посетил член Отделения П.С. Михно и, нашедши эту могилу уже с оттаявшим поверхностным слоем почвы, удалил верхние камни и добыл много разных предметов и осколки костяка. Между этими предметами, представленными им в музей Отделения, оказались не только принадлежащие этой могиле, но и другие, более позднего времени, найденные вне могилы.» (Талько-Гринцевич, 1999: 63-64; см. также приложение №1 в данном выпуске).

Систематические сборы подъёмного материала у села Дурёны, проводимые в основном П.С. Михно и другими сотрудниками Кяхтинского музея, положили начало формированию коллекции, которая со временем стала самой крупной из коллекций музея, насчитывающей несколько сотен различных предметов. Особую известность получила бронзовая фигурка т.н. «Чикойского всадника», неоднократно привлекавшая внимание исследователей (Михно, Петри, 1928; см. также приложение №2 в данном выпуске).

В 1926 г. первые раскопки поселения у села Дурёны провёл Г.Ф. Дебец, начинавший свою научную деятельность в Забайкалье. Он раскопал здесь 4 жилища и несколько ям. План поселения, к сожалению, в то время не был выполнен, поэтому определить место этих работ в дальнейшем не удалось. Позднее материалы этих раскопок (по отчётам Г.Ф. Дебеца) были опубликованы Г.П. Сосновским, впервые определившим связь основного материала поселения с культурой сюнну (Сосновский, 1947; см. также приложение №3 в данном выпуске).

В последующие десятилетия берег р. Чикой, где расположено поселение, подвергался активному воздействию водной и ветровой эрозии, что привело к значительному разрушению культурного слоя. Поступление подъёмного материала постепенно прекратилось и долгое время памятник считался практически полностью разрушенным. Однако, в начале 70-х годов местные жители вновь стали находить на выдувах около посёлка фрагменты керамики и другие предметы. Это обстоятельство позволило предположить, что на поселении ещё сохранились отдельные участки, которые снова стали подвергаться разрушению.

Для проверки этого предположения Забайкальская экспедиция кафедры археологии ЛГУ под руководством А.В. Давыдовой провела в 1971 г. детальное обследование памятника. В итоге обследования выяснилось, что, несмотря на разрушение части поселения, сохранились значительные его участки с ненарушенным культурным слоем. Их исследование, несомненно, могло дать ценный материал для изучения как эпохи сюнну, так и других периодов в истории Забайкалья, в первую очередь до сих пор слабо изученной эпохи раннего средневековья.

В 1972 г. Забайкальская экспедиция кафедры археологии ЛГУ (начальник экспедиции — A.B. Давыдова) начала планомерные работы на поселении у с. Дурёны, которые продолжались десять полевых сезонов, по 1983 г. включительно. С начала 80-х г.г. исследование памятника велось совместно с экспедицией ИИМК РАН (начальник экспедиции — С.С. Миняев); в этот период было обнаружено и частично исследовано многослойное поселение Дурёны-II. Активную поддержку работам экспедиции оказывал Кяхтинский краеведческий музей (директора музея Р.Ф. Тугутов, Д.Д. Болхоев, Ф.И. Житихин; заведующая фондами музея Г.А. Обухова, водитель И.Л. Филиппов). В фондах музея ныне, помимо коллекции подъёмного материала, хранятся и материалы раскопок Забайкальской экспедиции, а в отделе археологии поселению Дурёны посвящена специальная экспозиция.

В период работы Забайкальской экспедиции был составлен план поселения (табл. 2), собран значительный подъёмный материал и заложено несколько раскопов в различных частях памятника. Общая площадь раскопов составила 4185 кв.м. при мощности культурного слоя от 50 см до 110 см; на этой площади было обнаружено и исследовано 6 жилищ и 628 ям различного назначения.

Таким образом, работы Забайкальской экспедиции в течение полевых сезонов 1972-1984 г.г. позволили дать подробную характеристику памятников и получить принципиально новые данные для изучения культуры населения Забайкалья как в эпоху сюнну, так и в период раннего средневековья.

Заключение.   ^

Рассмотренные выше материалы комплекса поселений у с. Дурёны позволяют сделать ряд предположений, имеющих значение при дальнейшей разработке проблем древней истории как Забайкалья, так и Центральной Азии в целом.

Судя по стратиграфии и датировке горизонтов многослойного памятника Дурёны-II, кратковременные поселения в этом удобном для жизни месте могли существовать уже в скифское время. Позднее, после заселения Забайкалья сюнну, в конце II — начале I в. до н.э. в обширной излучине Чикоя было основано поселение Дурёны-I. О его возникновении именно в эпоху сюнну свидетельствуют характерные формы керамики и другие находки в нижней части культурного слоя, а также типичные для сюнну жилища — полуземлянки. Многочисленные находки шлаков, кусков железной руды, ям производственного назначения, чугунных сошников показывают, что поселение служило не просто удобным стойбищем для зимовки скота. Его население, безусловно, было занято в сельском хозяйстве и ремесленном производстве, в первую очередь, видимо, в производстве бронзовых и железных изделий. Спектроаналитические исследования сюннуских бронз Забайкалья позволили выделить на материалах поселения Дурёны Чикойский очаг металлообработки, продукция которого по соотношению металлургических групп отлична от других центров бронзовой металлургии сюнну (Миняев, 1983: 61).

Несомненно, таким образом, что в древности поселение Дурёны-I было одним из ремесленно-земледельческих центров, возникших в Монголии и Забайкалье в эпоху сюнну. Существование таких центров, впервые доказанное материалами Иволгинского городища (Давыдова, 1995), подтверждается как материалами рассматриваемого поселения, так и другими исследованиями. На территории Монголии открыто более 10 городищ в бассейнах p.p. Селенги и Керулена в Центральном, Хентейском, Архангайском и Булганском аймаках, кроме них известны также неукрепленные поселения сюнну (Пэрлээ, 1957: 43, 44; Киселёв, 1957: 92, 93; Шавкунов, 1973: 506). В целом число известных сейчас долговременных поселений сюнну приближается к 20, что позволяет говорить о существовании в рамках сюннуской «державы» значительной доли населения, занятого в земледелии и ремесленном производстве. Вполне очевидно, что рассмотренные материалы ещё раз подтверждают вывод о более сложной, комплексной структуре хозяйства сюнну, которое ранее, на основании сведений китайских хроник, трактовалось как исключительно кочевое.

Материалы поселения Дурёны-I, которое было, видимо, одним из крупнейших таких центров, позволяют считать, что в состав населения, занятого в земледелии и ремесленном производстве, входили как сюнну, так и другие группы, генетически связанные с местным населением Забайкалья.

Вероятно, поселение Дурёны-I был обитаемо непрерывно и длительное время. Его культурный слой в почвенном отношении однороден и, в отличие от поселения Дурёны-II, не имеет стерильных прослоек.

Не исключено, что с момента основания поселения в составе его обитателей были не только сюнну, но группы населения, входившего в состав сюннуского объединения, но сохранившие иные культурные традиции, восходящие, возможно, к традициям местного населения предшествующей, скифской эпохи. Об этом свидетельствует анализ керамического комплекса: в слое и в ямах поселения наряду с сюннускими сосудами представлены и фрагменты, форма и орнаментация которых связаны с иной культурной традицией, Рассмотренные выше факты позволяют предполагать, что в среде населения, обитавшего на поселении Дурёны-I, сюннуские традиции сохранялись на протяжении довольно длительного периода. Сосуществование и взаимодействие между собой различных культурных традиций привело к формированию в Забайкалье новых культур, которые составили основу племенных объединений эпохи средневековья. Характерные для этого времени (вторая половина I тыс. н.э.) фрагменты керамики встречаются в средней и верхней частях культурного слоя.

В ряде случаев по профилировке и приёмам орнаментации средневековые фрагменты керамики близки к керамике, характерной для Забайкалья ещё в скифское время. В первую очередь это касается приёма орнаментации сосудов налепным валиком с насечками, проходящим по краю венчика и по плечикам сосудов. В ряде случаев концы такого валика разомкнуты и опущены вниз. Такой приём украшения сосудов встречается на керамике из плиточных могил, бурхотуйских памятников, известен он по материалам шатровых могил Прибайкалья, а также по средневековым памятникам Тувы. Вероятно, это свидетельствует об определённой преемственности в традиции изготовления керамики между населением эпохи скифского времени и племенных объединений эпохи средневековья. Носителями и передатчиками таких традиций были местные племена, обитавшие в Забайкалье в скифское время и отнюдь не уничтоженное в результате сюннуских завоеваний II-I в.в. до н.э., как это принято иногда думать. Население культуры плиточных могил обитало, вероятно, в Забайкалье и Прибайкалье как в сюннускую эпоху (о чём свидетельствуют плиточные могилы с находками типичных сюннуских изделий), так и позднее. Развитие культурных традиций (по крайней мере в производстве керамики) продолжается, очевидно, в эпоху средневековья именно на базе традиций местного населения, обитавшего в Забайкалье ещё до сюннуских завоеваний.

(41/42)

Таким образом, судя по характерным типам и орнаментации на керамике, в I тыс. н.э. в Забайкалье (а, возможно, и в соседних регионах) продолжало обитать население, генетически связанное с местным населением предшествующего времени. По материалам поселения такой вывод представляется вполне обоснованным. В связи с этим естественно встаёт вопрос о погребальных памятниках этого населения.

Захоронения, датируемые первой половиной I тыс. н.э., в Забайкалье практически неизвестны, ко второй половине этого тысячелетия можно отнести лишь единичные погребения. Вполне очевидно, что для окончательно ответа на этот вопрос необходимы дальнейшие исследования, и в настоящее время можно лишь сделать ряд предположений.

Прежде всего отметим, что на территории Забайкалья и соседних регионов имеется несколько типов памятников, датировка и этно-культурная принадлежность которых остаются неопределёнными. В первую очередь это относится к т.н. херексурам, хронология которых остаётся дискуссионной, а также к большим курганам округлой формы, кладка которых сложена из крупных валунов. Такие курганы традиционно называют «тюркскими», но надёжных оснований для хронологической привязки пока не имеется.

Во-вторых, можно допустить, что характерные для скифского времени плиточные могилы существовали не только в эпоху сюннуского господства (что в настоящее время вполне очевидно), но и позднее, по крайней мере в первые века новой эры.

В-третьих, нельзя исключать возможности того, что в рассматриваемый период у некоторых групп населения Забайкалья и соседних регионов погребальный обряд совершался в такой форме, которая не фиксируется (или почти не фиксируется) археологически: сожжение на стороне с последующим захоронением пепла в отдельной яме или сосуде; трупоположение в открытой степи на дневной поверхности без намогильных сооружений и т.д.

С другой стороны, как позволяют предположить материалы керамического комплекса поселения Дурёны, вместе с местным населением, связанным генетически с населением скифского времени, в Забайкалье (а возможно и в соседних регионах) сосуществует население, длительное время сохраняющее в производстве керамики сюннуские традиции. На такое предположение наводят совместное нахождение в слое поселения Дурёны сюннуской и достоверно средневековой уйгурской керамики с одной стороны, а с другой — аналогичное сочетание, но зафиксированной уже по материалам уйгурских крепостей Тувы, основанных не ранее начала VIII в. н.э.

Добавим, что именно по материалам уйгурских памятников сочетание двух традиций в керамическом производстве выявляется наиболее наглядно — известные уйгурские вазы с вертикальным полосчатым лощением и горизонтальными поясками орнамента близки по форме и приёмам украшения сюннуским сосудам, а уйгурская керамика с накладным рассечённым валиком на плечикам во многом напоминает керамику центральноазиатского населения скифского времени и первых в.в. н.э. (бурхотуйская керамика, керамика из плиточных и шатровых могил). Возможно, это наблюдение позволит в будущем поставить вопрос о формировании одного из компонентов уйгурской культуры в Центральной Азии.

Сюннуские традиции в изготовлении керамики, которые сохранились вплоть до эпохи уйгурского каганата, указывают, очевидно на то, что по крайней мере часть населения, входившего во II в. до н.э. — I в. н.э. в сюннуский племенной союз, продолжает обитать в Центральной Азии и после распада этого союза, в том числе, видимо, и в III-V в.в. н.э. Не исключено, что в связи с этим следует несколько расширить и традиционные датировки сюннуских могильников, допустив, что, по крайней мере, часть из них может существовать и в названное время. Это предположение, а также то обстоятельство, что западнее Енисея достоверные сюннуские памятники неизвестны, позволяет в принципе пересмотреть широко распространённую версию об уходе сюнну на запад и появлении их в Европе. По всей вероятности, дальнейшая история сюнну после распада племенного союза связана всё же с Центральной Азией. Разумеется, это предположение, сделанное на основе анализа керамических комплексов, нуждается в подтверждении путём анализа и других категорий инвентаря, а также центральноазиатских археологических памятников раннежелезного века в целом.

Библиография.   ^

Список сокращений.

AB — Археологические вести

АО — Археологические открытия

ВДИ — Вестник древней истории

ИВСОРГО — Известия Восточно-Сибирского отделения Русского Географического общества.

ИСОАН — Известия Сибирского отделения Академии наук

КСИА — Краткие сообщения Института археологии

КС ИИМК — Краткие сообщения Института Истории Материальной Культуры

МАИКЦА — Международная ассоциация по изучению культур Центральной Азии

МИА — Материалы и исследования по археологии СССР

ОИПКГЭ — Отдел истории первобытной культуры Государственного Эрмитажа

ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ

СА — Советская археология

ТКО ПОРГО — Троицкосавск-Кяхтинское отделение Приамурского отдела Русского географического общества

Алексеев В.П., Гохман И.И., 1984. Антропология азиатской части СССР. М. 1984.

Алексеев В.П., Гохман И.И., Тумэн Д., 1987. Краткий очерк палеоантропологии Центральной Азии: каменный век — эпоха раннего железа // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск, 1987.

Асеев, И.А., 1980. Прибайкалье в средние века. Н-ск,1980

Асеев И.А., Кириллов И.И., Ковычев Е.В. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья. Н-ск, 1984.

Бернштам А.Н., 1951. Очерк истории гуннов. Л., 1951.

Волков В.В. Бронзовый и ранний железный век Северной Монголии. Улан-Батор. 1967.

Гришин Ю.С., 1975. Бронзовый и ранний железный века Восточного Забайкалья. М.

Давыдова A.B., 1956. Иволгинское городище // СА, т. XXV, 1956.

Давыдова A.B., 1982. Некоторые вопросы социальной истории населения Забайкалья по данным Иволгинского могильника // СА, №1, 1982.

Давыдова А.В. Новые данные о поселении хунну у с. Дурёны // АО-1979. М., 1980.

Давыдова А.В. [К вопросу] О роли осёдлых поселений в кочевом обществе сюнну // КСИА. 1978. Вып. 154.

Давыдова A.B., 1988. Бронзовая печать из поселения Дурёны // [возможно, 1992?]

Давыдова A.B., 1995. Иволгинский археологический комплекс, т. 1. Иволгинское городище. СПб, 1995.

Давыдова A.B., 1996. Иволгинский археологический комплекс, т. 2. Иволгинский могильник. СПб, 1996.

Давыдова А.В., Миняев С.С. Поселение хунну у с. Дурёны // АО-1972. М., 1973.

Давыдова A.B., Миняев С.С. Раскопки хуннских поселений в Забайкалье. АО 1974 г. М. 1975

Давыдова A.B., Миняев С.С. 1976. Раскопки поселения Дурёны. АО 1975 г. , М. 1976  г.

Диков H.H., 1958. Бронзовый век Забайкалья. У-Удэ.

Кириллов И.И. 1979. Восточное Забайкалье в древности и средневековье. Иркутск.

Киселёв С.В., 1957. Древние города Монголии // СА, №2.

Коновалов П.Б., 1976. Хунну в Забайкалье. Улан-Удэ, 1976.

Коновалов П.Б., Данилов C.B. 1981. Средневековые погребения в Кибалино // Новое в археологии Забайкалья. Н.-ск.

Кызласов Л.Р., 1979. Древняя Тува. М., 1979.

Мандельштам А.М., 1974. Шатровый могильник у оз. Нурэ // Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск.

Мельхеев М.Н., 1969. Топонимика Бурятии. Улан-Удэ, 1969.

Миняев С.С., 1983. Производство бронзовых изделий у сюнну // Древние горняки и металлурги Сибири. Барнаул.

Миняев С.С., 1986. Сюнну // Природа, №4, 1986.

Миняев С.С., 1990. К хронологии и периодизации скифских памятников Ордоса // Периодизация и хронология скифских памятников Сибири. Барнаул. [? — видимо, имется в виду: Миняев С.С. Хронология и периодизация скифских памятников Ордоса. // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул: 1991. С. 122-125.]

Миняев С.С., 1998. Дырестуйский могильник. СПб, Европейский дом.

Михно П.С., Петри Б.П. 1929. Чикойский всадник. — Труды секции РАНИОН, вып. IV.

Окладников А.П. 1937. Очерки из истории Западных бурят-монголов.

Окладников А.П. 1951. Происхождение Якутского народа. ИВСОРГО, т. 83.

Окладников А.П., 1952. Работы Бурят-Монгольской археологической экспедиции в 1947-50 г.г. КСИИМК, в. 45.

Окладников А.П., 1959. Триподы за Байкалом // СА, №3.

Окладников А.П. 1960. Бурхотуйская культура раннежелезного века в юго-западном Забайкалье. Труды БКННИИ, т. 3, Улан-Удэ.

Окладников А.П., Кириллов И.И. Юго-восточное Забайкалье в эпоху камня и ранней бронзы. 1980, Н-ск.

Пэрлээ Х.,1957. К истории древних городов и поселений в Монголии // СА, №3.

(43/44)

Сосновский Г.П. Нижне-Иволгинское городище. ПИДО, 7-8, 1934.

Сосновский Г.П. Ранние кочевники [Плиточные могилы] Забайкалья. Труды ОИПКГЭ. 1941

Сосновский Г.П. О поселении гуннской эпохи в долине р. Чикоя // КСИИМК. 1947. Вып. XIV.

Степи Евразии в эпоху средневековья. М. 1981.

Талько-Гринцевич Ю.Д., 1902. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Труды ТКО ПОРГО за 1900 г. Т. III, вып. 2, 3. Иркутск, 1902.

Талько-Гринцевич, 1902а. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Труды ТКО ПОРГО за 1901 г. T. IV, вып. 2, 3. М., 1902.

Талько-Гринцевич Ю.Д., 1905. Археологические памятники Забайкалья // Труды XII археологического съезда. СПб, 1905.

Талько-Гринцевич Ю.Д., 1928. Население древних могил и кладбищ Забайкальских. Улан-Удэ, 1928.

Талько-Гринцевич Ю.Д., 1999. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья. Археологические памятники сюнну, вып. 4. СПб.

Таскин B.C., 1968. Материалы по истории сюнну, вып. 1. М., 1968.

Таскин B.C., 1973. Материалы по истории сюнну, вып. 2. М., 1973.

Хамзина Е.А. Археологические памятники Западного Забайкалья (поздние кочевники). Новосибирск 1970.

Шавкунов Э.В. Обследование гуннских городищ в Монголии // Археологические открытия 1972 г. М. 1973.

L’Asie de steppes d’Alexandre le Grand a Gengis Khan. Paris, 2000.

Minjaev S.S., 1989. Neues zur Archäologie der Xiongnu // Das Altertum. Bd.35. 1989. Heft 2.

Minjaev S.S., 1995. The excavation of Xiongnu Sites in the Buryatia Republic // Orientations, vol. 26, n. 10, November 1995, pp. 44-45.

Эрдэнэбаатар Д., 2000. Хуннугийн археологийн судалгаа. // Археологийн судлал. т. XX, fas. 6. Улаанбаатар, 2000.

На китайском языке.

Ван Говэй, 1927. Сюнну сянбан юйинь // Гуаньтан цзилинь. т. 3. Бэйцзин, 1927.

Оэрдосы уци цитун ци, 1986. Бэйцзин.

наверх