А.В. Давыдова
Бронзовая печать сюнну.
В 1979 г. на поселении сюнну Нижние Дурёны на р. Чикое (Кяхтинский р-н, Бурятская ССР) в раскопе 3 в 1-1,5 м от жилища 6 (в кв. 132в, шт. 2) была найдена бронзовая печать (рис. 1).
Четырёхугольный щиток размером 2x1,9 см имеет врезанное изображение горного козла (рис. 1, в, г). На обратной стороне ушко-петля (рис. 1, а, б), высота с ушком 1,5 см. Печать литая, а изображение вырезано острым инструментом по уже отлитому изделию.
Находка неординарна, аналогий ей среди коллекций предметов сюнну (как у нас, так и за рубежом) не имеется. Интерес её несомненен как в связи с определением её назначения, так и с точки зрения художественной ценности изображения, которое дополняет представление о «зверином» стиле сюнну (рис. 1, г).
Форма печати достаточно традиционна. Она определяется прежде всего её функцией. Придерживая за ушко, делали оттиск, в ушко продевался шнурок, прикрепляемый скорее всего к поясу.
Четырёхугольной формы печати бытовали в соседнем Китае в интересующее нас западноханьское время (202 г. до н.э. — 9 г. н.э.) и дожили там практически до современности.
Основное отличие нашей печати от китайских — в изображении на щитке. На всех известных китайских печатях вырезаны иероглифы, на печати из поселения у с. Дурёны изображено животное, иероглифов нет.
И именно это изображение, отвечающее нормам искусства сюнну, позволяет считать печать сюннуской, тем более что печать найдена в культурном слое поселения, для которого характерны находки культуры сюнну.
Во все времена и у всех народов печатью скрепляли тот или иной документ (спектр широкий — от частного письма до государственных документов). Исходя из этого, можно думать, что и печать сюнну употреблялась для таких же целей, но при этом возникает ряд вопросов о том, какие документы скрепляли подобной печатью, кто таким правом обладал, были ли печати с иными изображениями, а следовательно, и другие лица, имевшие на них право.
Никак не претендуя на точный ответ на эти и другие вопросы, связанные с наличием печати (или печатей) в обществе сюнну, необходимо тем не менее обратиться к тем немногим материалам, которые в какой-то предварительной пока мере помогут прояснить практическую необходимость найденной нами сюннуской печати.
Известно, что письменности у сюнну не было. «У них нет письменных документов, все распоряжения делаются устно», — свидетельствует письменный источник [1, с. 34], но тот же источник неоднократно упоминает о письмах, которые шаньюи сюнну писали китайским императорам [1, с. 42, 43, 45, 49]. Письма посылались и в ответ на послания китайских правителей, и по собственной инициативе, как, например, известное своей дерзостью послание Маодуня им-
(231/232)
Рис. 1.
Бронзовая печать с поселения Нижние Дурёны,
а, б — общий вид; в — щиток; г — оттиск.
ператрице Гаохоу [1, с. 42]. Видимо, подобные послания писались на китайском языке теми советниками, которые служили у шаньюев, и совершенно очевидно, что такие документы должны были скрепляться знаком, удостоверяющим личность писавшего (это должна была быть либо личная, либо государственная печать).
Как dыглядели подобные знаки-печати, мы не знаем, о наличии каких-либо печатей сюнну письменные источники ничего не сообщают. Но это не означает, что их не было. Приведённые выше соображения говорят о том, что знаки-печати имели место, и находка бронзовой печати на поселении у с. Дурёны это подтверждает.
Какое же должностное лицо имело право пользоваться найденной на поселении печатью? В главе 110 «Исторических записок» Сыма Цянь, говоря об общественном устройстве сюнну, упоминает должностных лиц, помогавших шаньюю в управлении: «...левый и правый гудухоу помогают (шаньюю) в управлении» [1, с. 40]. Названы также 24 начальника, которых назначал шаньюй (одновременно со званием они получали в удел и определённую территорию), а каждый начальник уже «сам назначает тысячников, сотников, десятников, небольших князей, главных помощников, дувэев, данху и цецзюев» [1, с.40].
Налицо сложная, многоступенчатая система с большим количеством должностных лиц, управляющих обществом сюнну.
Можно думать, что каждое из них имело и знак-печать, удостоверявший подлинность их распоряжений. Вероятнее всего, учитывая отсутствие письменности у сюнну, эти печати имели на щитках изображение животных, причём, видимо, каждый должностной ранг был связан с навсегда закреплённым за ним изображением определённого вида животного. И те распоряжения, которые, согласно источнику, делались устно [1, с. 34], подкреплялись предъявлением соответствующей печати.
(232/233)
В связи со сказанным следует обратить внимание на технику изготовления печати из поселения у с. Дурёны, Она литая, а изображение на ней вырезано по уже отлитому изделию. Резьба по металлу — приём не характерный для сюннуской художественной бронзы; печать из поселения у с. Дурёны — пока единственный пример подобной техники, а это говорит о том, что изображение на печати не тиражировалось, что являлось обычным при изготовлении многочисленных предметов художественного литья сюнну [2, с. 103; 3, с. 19].
Знаки-печати скорее всего появились тогда, когда оформилось государство сюнну, когда ему стали необходимы символы власти для должностных лиц, выполнявших те или иные управленческие функции. Время оформления государства сюнну, вероятнее всего, связано с правлением шаньюя Маодуня (209-174 гг. до н.э.), при котором, как отмечает источник, «сюнну небывало усилились» и «образовали государство, равное по силе Срединному государству» [1, с. 39].
Неизвестно, какова была печать Маодуня, которой он скреплял свои послания китайским правителям, но поскольку она служила символом самостоятельности, независимости государства сюнну, печать Маодуня должна была отличаться от китайских, имевших иероглифы; не исключено поэтому, что и на ней было изображение животного.
Таким образом, находка бронзовой печати на поселении у с. Дурёны приводит к предположительному выводу о том, что сюннуские печати оформлялись в «зооморфном» стиле.
Следует, однако, отметить работу китайского учёного Ван Говея, в которой исследуется печать с надписью «яшмовая печать сюннуского сянбана» [4, с. 914 ]. Не отвлекаясь на филологические изыскания Ван Говея, остановимся на его основных выводах. Ван Говей полагает, что внешний вид и стиль иероглифов напоминают печати доциньского времени и позволяют датировать её эпохой Чжаньго (403-201 гг. до н. э.) или периодом на стыке династий Цинь и Хань (между 221 и 202 гг. до н. э.). Надпись на печати, по мнению Ван Говея, свидетельствует, что она принадлежала сюннускому главному помощнику (сянбану), эта должность упоминается Сыма Цянем при перечислении тех должностных лиц, которые управляют обществом сюнну [1, с. 40].
Если это так, то следует признать, что печати сюнну оформлялись не только в «зооморфном» стиле, но имели на щитках также и иероглифы. Не отвергая в принципе такую возможность, следует всё же иметь в виду, что яшмовая печать, которую исследует Ван Говей, — находка случайная; ни место, где она найдена, ни условия находки неизвестны. Не исключено, что это подделка, это тем более вероятно, если датировать её ранним периодом Чжаньго, когда не было и самой державы сюнну.
Говоря о бронзовой печати, найденной на поселении у с. Дурёны, трудно даже предположительно определить, какому из перечисленных выше должностных лиц она принадлежала. Условия её находки также не помогают ответить на этот вопрос. Жилище 6, рядом с которым найдена печать, по конструкции, размерам, комплексу находок ничем не отличается от десятков других рядовых жилищ на поселениях сюнну в Забайкалье. Периферийное по отношению к основному массиву сюннуских земель положение поселения у с. Дурёны может говорить в пользу того, что печать принадлежала лицу, имевшему отношение к управлению этой территорией, но она могла быть также и печатью гонца, который привёз сюда распоряжение центральной власти, но ни одно из этих и других предположений пока доказать невозможно, накопление же материалов происходит очень медленно, и ответ, видимо, будет получен ещё не скоро.
Печать интересна также и изображением на щитке. Манера изображение характерна для искусства сюнну (рис. 1, г) и дополняет представления о «зверином» стиле. Горный козёл изображён в движении, хвост поднят, видны бородка и широко раскинутые рога. Голова на длинной шее настолько резко повёрнута назад, что морда почти касается задней части туловища. Изобра-
(233/234)
жение динамично, и если бы не столь неестественный разворот головы, оно имело бы реальные черты.
Учитывая, что изображение помещено в квадрате малого размера (2x1,9 см), можно предположить, что резчика вынудили к изображению столь резкого и неестественного поворота головы размеры щитка, так как не хватало места, чтобы показать широко раскинутые рога козла. Это соображение могло бы быть убедительным, если бы в искусстве сюнну не имелось такой же манеры в изображении поворота головы. Нечто похожее имеет место на знаменитых бляхах из Ноин-Улы, на которых головы изображённых животных столь же неестественно повёрнуты назад [5, табл. XXXVI, 3; XXXVII, 1, 3].
Но есть и существенная разница между изображениями козла на бронзовой печати и животных на ноин-улинских бляхах. Ноин-улинские изображения (яки и олешек) безжизненны, схематичны, грубы; особенно отличаются этими чертами головы яков с правильно расчёсанными «на пробор» волосами. Кроме того, головы ноин-улинских животных помещены анфас, а голова козла на печати изображена в профиль.
Среди многочисленных произведений искусства сюнну изображения козла не столь уж и часты. Известны найденные в Ордосе изображения козлов на маленьких пластинках (с опущенной вниз головой) [6, с. IX, 14; 7, с. 7 ], а также на большой пластине-пряжке [6, с. XXVI, 1, 2], они отличаются от изображения на печати не только позой, но и статичностью.
Таким образом, изображение горного козла на печати из поселения у с. Дурёны дополняет галерею «звериных» образов, характерных для искусства сюнну, изображением оригинальным, но свойственным только сюнну, что ещё раз говорит о самостоятельном сюннуском пласте в общей линии развития искусства «звериного» стиля в Сибири.
Список литературы.
4. Ван Говей. Послесловие к печати сюннуского сянбана // Собр. соч. Т. 3 (на кит. яз).
6. Salmony A. Sino-Siberian Art in the Collection of С.Т. Loo. P., 1933.
7. Andersson J. Hunting magic in the animal stile. Stockholm, 1932.
|