главная страница / библиотека / обновления библиотеки
В.Г. ШкодаОб одной группе среднеазиатских алтарей огня V-VIII веков.// Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л.: «Искусство». 1985. С. 82-89.
Среднеазиатское происхождение двух серебряных чаш, найденных в Приуралье, было установлено ещё Я.И. Смирновым. [1]
Позднее С.П. Толстов сузил локализацию и отнес их вместе с группой других сосудов к произведениям хорезмийских торевтов. [2] В медальоны дна чаш помещены изображения божеств и жертвенников с пылающим огнём — определение, также принадлежащее Я.И. Смирнову. [3] До некоторого времени это были единственные в Средней Азии изображения жертвенников. В настоящее время открытие тохаристанских (Дильберджин) и согдийских (Варахша, Пенджикент) [4] монументальных росписей дало ещё ряд изображений жертвенников в сценах с культовыми сюжетами. В связи с этим представляется интересным рассмотреть жертвенники с точки зрения их культовой принадлежности и распространения в культовой практике Хорезма, Согда и Тохаристана.
Об изображениях жертвенников писали А.М. Беленицкий, В.А. Шишкин и Л.И. Альбаум, [5] отметившие сходство обрядовых сцен в росписях Варахши и Пенджикента, но до последнего времени вопрос о жертвенниках не рассматривался специально. В вышедшей в 1978 г. статье о башнеобразных курильницах из Мерва, М.И. Филанович рассматривает их только как подражания культовой архитектуре и упоминает в этой связи варахшинские и пенджикентские жертвенники, называя их, однако, курильницами. [6] Поскольку и другие исследователи часто называют интересующие нас предметы курильницами, необходимо определить, что далее будет обозначаться термином «жертвенник».
Бесспорные курильницы изображены на рельефах ахеменидских царей в Персеполе (рис. 1, 1, 2) и на переднеазиатской ткани из 5-го Пазырыкского кургана. [7] У этих сосудов есть крышки, которые крепятся цепью к высоким ножкам Подлинная серебряная ахеменидская курильница была найдена на Икизтепе в Западной Анатолии (рис. 1, 3). Состоит она из чаши на высокой ножке, конической крышки со ступенчатым профилем и прорезанными стреловидными отверстиями. [8] Наверное, курильницы могли и не иметь крышек, но благовония в них должны были тлеть, куриться, а не гореть пламенем, открытый огонь в курильницах поэтому никогда и не изображали на персепольских рельефах Таким образом, ре зервуары с горящим в них открытым огнем правильнее называть не курильницами, а жертвенниками, или алтарями огня.
Жертвенники на росписях Дильберджина, Варахши и Пенджикента имеют коническую ножку, нередко с изображением божества на ней, и зонтик в верхней части, к которому часто подвешивались колокольчики (рис. 1, 10, 11, 12). [9] Над зонтиком, или, вернее, на него помещали чашу для возжигания огня Чаша была съемной Для этой чаши предназначались ручки, прямые и в виде колец, которые отчетливо видны на варахшинском, на одном из пенджикентских жертвенников и на алтаре, изображенном на хорезмийской чаше (рис. 1, 9, 10, 11). Таким образом, алтарь состоял из двух частей подставки с диском или зонтиком в верхней части и чаши для возжигания огня. Пропорции жертвенников по отношению к изображенным рядом с ними фигурами людей в некоторых сценах на росписях позволяют утверждать, что это стационарные (непереносные) алтари огня. Это относится только к подставке; жаровню с огнём (или чашу) могли приносить или уносить. [10]
Жертвенники, изображённые в руках донаторов в сценах поклонения богам, служили переносными алтарями (рис. 1, 12). Они состоят из тех же деталей, что и стационарные, но чаша для огня на них изображалась без ручек, т.е. она могла быть не съёмной, а наглухо прикреплённой к подставке.
Подставка под чашей на стационарных и переносных жертвенниках оканчивается наверху диском или зонтиком с колокольчиками. Аналогии и в этом случае восходят к ахеменидским курильницам: ножки некоторых из них имеют зонтообразное навершие или кампанулу в виде рельефной гармошки. В Иране этот элемент был чисто декоративным. Рельеф в виде гармошки или перевёрнутого цветочного бутона есть на базах колонн в Персеполе, он же украшал и ножки тронов ахеменидских царей (рис. 1, 4). В Согде и Тохаристане кампанула превратилась в зонтообразное навершие. Зонт на Востоке — древний символ царской власти. На некоторых рельефах Персеполя можно видеть фигуры царей, над которыми высоко держат зонт. [11] В Согде зонт являлся ещё и атрибутом одного из согдийских божеств, как показывает роспись VII в., открытая на территории храма I в Пенджикенте: на ней представлена огромная фигура бога и зонт над ним с развевающимися лентами. Колокольчики, которые подвешивались к зонту на согдийских алтарях, по всей видимости, также играли какую-то роль в культовом ритуале. Судя по росписям, согдийских богов часто изображали с музыкальными инструментами в руках или в окружении небесных музыкантов. [12] Вероятно, в представлении согдийцев музыка имела неземную суть и должна была подчёркивать божественность изображаемых персонажей. Скорее всего, такое восприятие культовых образов согдийцами не обошлось без влияния индийского искусства, в котором небожителей часто изображали с различными музыкальными инструментами. В частности, есть и изображение алтаря с подвешенными к нему колокольчиками на буддийском рельефе из музея в Пешаваре (рис. 1, 14). [13] В Средней Азии этот буддийский сюжет отражён в живописном изображении ступы (Фаязтепе) в виде нескольких помещённых друг над другом зонтиков с подвешенными к их краям колокольчиками.
Сосуд для огня, устанавливаемый на алтарную подставку, более всего походит на вазы для огня современных зороастрийцев (рис. 1, 17). Эти металлические вазы разных размеров (в зависимости от ранга огня и алтаря) имеют по бокам две ручки и в храмах стоят на специальных подставках. Г. Гропп, сопоставляя современные храмы парсов в Индии с древними зороастрийскими святилищами, полагал, что огонь алтаря пенджикентского типа мог зажигаться в храме типа «дом Митры» (dare mehr). У парсов в храме этого типа огонь зажигается только перед совершением какой-либо церемонии. Требования ритуальной чистоты огня в нём не столь высоки, как в храме огня типа «Посвящённый огню» (adurian). [14]
Самое раннее изображение алтарей огня со съёмной жаровней появляется на серии монет правителей Парса конца II — начала I в. до н.э. (рис. 1, 5). [15] В области Парс с сильной древней зороастрийской традицией алтари с такой жаровней доживают до III в. н.э. На раннесасанидском граффити на стене одного из дворцов Персеполя мы видим Папака с ритуальной ложкой в руке перед таким алтарём (рис. 1, 6). Судя по прорисовке, алтарь имеет диск между жаровней и основанием ножки, что в какой-то степени сближает его с ахеменидскими курильницами. На реверсах монет первого Сасанида Арташира Папакана изображен алтарь другого типа, состоящий из колонны с базой и капителью (рис. 1, 7). Капитель поддерживается подставками в виде львиных лап, опирающихся на две, как считалось ранее, курильницы. [16] Однако эта деталь удивительно напоминает подножия царских тронов Ахеменидов с такими же львиными лапами, покоящимися на резных балясинах. [17] После исследований В.Г. Луконина алтарь огня на монетах Арташира следует рассматривать как изображение царского коронационного храма, что является свидетельством значительной религиозной реформы в Иране. [18] Возможно, включение в изображение алтаря львиных лап, являющихся элементами убранства царского трона при первых Сасанидах, [19] подчёркивает совершенно иной характер огня — прежде всего, царского огня и одновре- Рис. 1.1 — Ахеменидская курильница с рельефа V в. до н.э.; 2 — ахеменидская курильница с персепольского рельефа; 3 — ахеменидская курильница Икизтепе; 4 — деталь трона ахеменидских царей с рельефа V в. до н.э.; 5 — алтарь огня на монетах правителей Парса II-I вв. до н.э.; 6 — алтарь огня граффити III в. н.э. из Персеполя; 7 — алтарь огня на монетах Арташира I; 8 — хорезмийский алтарь огня (чаша №42, конец VI в.); 9 — хорезмийский алтарь огня (чаша №45, конец VI в.); 10 — согдийский алтарь огня (роспись VII-VIII вв. из Варахши); 11 — согдийский алтарь огня (роспись VII-VIII вв. из Пенджикента); 12 — согдийский алтарь огня (роспись VII-VIII вв. из Пенджикента); 13 — алтарь огня с буддийского рельефа IV в.; 14 — алтарь огня с буддийского рельефа V в.; 15 — «жертвенник» V в. (Еркурган); 16 — курильница V-VI вв. из Узбеконтепе (Тохаристан); 17 — ваза для огня современных зороастрийцев; 18 — курильница (роспись из Восточного Туркестана); 19 — согдийский алтарь огня с буддийского рельефа VI в.
(Открыть Рис. 1 в новом окне)
менно главного огня государства. Не исключено, что реальным исходным типом для алтаря с коронационным огнём Арташира послужила небольшая переносная жаровня, водружённая на подставку в виде колонны. [20]
Рассмотренные варианты иранских алтарей показывают, что аналогии жертвенникам, изображённым на росписях Средней Азии, следует искать в до- и раннесасанидском зороастризме. Сходство наблюдается не только в конструктивных особенностях аташданов, но и в изображениях ритуальных сцен На нескольких росписях Дильберджина, Варахши и Пенджикента перед жертвенниками представлены фигуры жрецов с ритуальной ложкой в руке (рис. 2, 3), т.е. в такой же позе и с тем же жестом, что и фигура Папака на граффити из Персеполя (рис. 4). Но своеобразие среднеазиатского зороастризма придало алтарям несколько иной облик: у них появились, в частности, такие специфические детали, как зонтик с колокольчиками и изображения на ножках жертвенника божеств. Рис. 2.Варахша. Дворец бухар-худатов. Восточный зал (прорисовка росписи).
(Открыть Рис. 2 в новом окне)
В Хорезме сильного изменения алтарей, по сравнению с древнеперсидскими образцами, по-видимому, не произошло. Во всяком случае, этого не показывают два имеющихся изображения жертвенников (рис. 1, 8, 9). Вероятно, не особенно отличался от согдийского и ритуал. На хорезмийской чаше, хранящейся в ГИМ и неоднократно издававшейся, [21] изображена богиня с символами солнца и луны в руках. Перед богиней, сидящей на льве, помещена коленопреклонённая фигурка донатора, который держит в руках чашу, причём держит её за невысокую ножку. На пенджикентских росписях донатор перед божеством обычно держит в руках небольшой переносной жертвенник. Судя по смыслу изображения в целом, на чаше представлен именно подобный момент, но роль жертвенника здесь выполняет металлический сосуд. Можно допустить, что небольшие различия в форме алтарей не влияли на аналогичный характер использования их в культовой практике согдийцев и хорезмийцев. Согдийские алтари огня изображены не только в храмовых росписях, но и на росписях из частных домов Пенджикента, что говорит о широком распространении обрядов, связанных с ними. [22] По особенностям формы и жёлтому цвету, передающему золото или бронзу, можно думать, что согдийские алтари были изготовлены из металла, либо живописцы изображали именно металлические жертвен- Рис. 3.Пенджикент. Храм I, помещение 10 (прорисовка росписи).
(Открыть Рис. 3 в новом окне)
ники. Были, однако, и керамические сосуды в форме жертвенника, восходящие к металлическим образцам. Известен целый такой «жертвенник» V в. с городища Еркурган в Южном Согде (рис. 1, 15). Высотой чуть более 30 см, он имеет изготовленную на коническом шаблоне ножку с диском наверху. Как пишут издатели «жертвенника», его ножка формовалась отдельно, а затем к ней крепилась чаша, сделанная на круге. «Жертвенник» найден в храме. Всего в храме этого городища удалось выявить около 40 целых и фрагментированных таких сосудов разных размеров, но только один из них имел диск. [23] Серия фрагментов сосудов в форме жертвенника открыта в 1978 г. на территории храма I в Пенджикенте. Несколько фрагментов найдено в крепости Кум близ одноименного селения в Таджикистане. [24] Известен также ряд находок с городищ Тохаристана (рис. 1, 16), Чача, Хорезма и Ферганы. [25]
Здесь мы подошли к вопросу об универсальности назначения находимых при раскопках сосудов в форме жертвенников. Керамические реплики металлических жертвенников могли быть и курильницами и лампами, в данном Рис. 4.Персеполь. Граффити с изображением Папака.
(Открыть Рис. 4 в новом окне)
случае их форма не обязательно должна была соответствовать содержанию, потому что варьировался один прототип при создании разных по функциям предметов — курильниц и алтарей. Известны и светильники на высокой ножке. [26]
Распространение согдийского типа жертвенников не ограничивается только Средней Азией Аналогичные предметы изображены и на буддийских росписях Восточного Туркестана (рис. 1, 18). А. Лекок называл их курильницами и сравнивал с курильницами, изображёнными на ахеменидских рельефах. [27] Точно определить функциональное назначение этих предметов невозможно, поскольку они показаны в отрыве от какого-либо действия и помещены в руках персонажей. Мы знаем, что в буддийских хотанских иконах отразились в какой-то степени и небуддийские верования местных иранцев. [28] Отчасти на это указывает и буддийский рельеф VI в. из Северной Хэнани, неподалеку от Чжандэфу. [29] На рельефе изображены согдийские жрецы, у которых рты закрыты повязками, перед жертвенниками согдийского типа с горящим огнём (рис. 1, 19). Даже за пределами сферы влияний согдийцев — в Гандхаре на рельефе IV в. из Джамалгархи под изображением Будды помещены фигуры донаторов перед зонтичным жертвенником с пылающим огнём (рис. 1, 13). [30] В буддийскую иконографию включались не только изображения ритуальных сцен, но и целые композиции с иранскими богами. В Бамиане, например, в росписи свода над 35-метровой статуей Будды бог Митра в колеснице сопровождается фигурой человека-птицы (справа от божества), который держит в руках алтарь с зажжённым на нём огнём. [31] Во всех этих изображениях, так же как и на росписях Синцзяна, отчётливо проступает связь с согдийско-тохаристанской традицией. Традиционным в данном случае является жертвенник. Возжигание огня при определённых церемониях характерно для многих религий. И нас не должно удивлять появление в буддийских росписях предметов явно не буддийского происхождения.
Сложен вопрос о времени и путях появления жертвенников согдийского типа в Средней Азии. Самая ранняя культовая сцена с жертвенником на пенджикентских росписях имеет дату V — начало VI в. Близким временем датируется роспись с таким же алтарём из Дильберджина. [32] Не совсем понятно время изготовления афрасиабского медальона с изображением богини на троне и предстоящих с жертвенниками в руках. [33] А.М. Беленицкий и Б.И. Маршак писали, что «жертвенники, во всём подобные пенджикентским, заставляют датировать медальон не древнее IV в.», [34] но в Пенджикенте нет росписей древнее V в. [35] Керамическая реплика из Еркургана датирована V в., и, наконец, хорезмийские чаши получили дату не ранее конца VIёв. Итак, дата изображенных алтарей и единственного пока реального экземпляра не выходит за нижнюю границу V в. Но и сами росписи с зафиксированными на них культовыми сценами с жертвенниками известны только с конца V в. До этого времени согдийское искусство, представ- ленное в основном коропластикой, не даёт тех образов и той иконографии, которые характерны для раннего средневековья. Мы не располагаем пока никакими прямыми или косвенными свидетельствами, что алтари согдийского типа (и культ, с которым они связаны) появляются в Средней Азии ещё в ахеменидское время, хотя такая возможность не исключена и лучше всего объясняла бы архаические черты в облике жертвенников, их сходство с жертвенниками на монетах Парса и т.п. Другая возможность — проникновение этого типа жертвенников (или их прототипа) в общем потоке иранских влияний на Среднюю Азию уже в сасанидское время — начиная со второй половины IV в. н.э., хотя нам не известны пока подобные сасанидские жертвенники этого периода.
Судя по аналогиям, в культовой практике хорезмийцев, согдийцев и тохаристанцев употреблялись алтари определённого типа, связанного с типом аташданов Парса и ранних Сасанидов. Ритуал, изображённый на росписях, также находит аналогии в раннесасанидском искусстве, хотя сходство ритуалов ещё не означает сходства религий.
Примечания. ^
[1] Смирнов Я.И. Восточное серебро. Спб., 1909, с. 7, №42, 45.[2] Толстов С.П. Монеты шахов древнего Хорезма и древнехорезмийский алфавит. — ВДИ, 1938, №4 (5), с. 120-145; Он же. Древний Хорезм. М., 1948, с. 193.[3] Архив ЛО ИА АН СССР, ф. II, №329, с. 163, 189, 190.[4] Кругликова И.Т. Настенные росписи Дильберджина. — В кн.: Древняя Бактрия. М., 1976; Она же. Настенные росписи в помещении 16 северо-восточного культового комплекса Дильберджина. — В кн.: Древняя Бактрия. Вып. 2. М., 1979; Шишкин В.А. Варахша. М., 1963; Беленицкий А.М. Монументальное искусство Пенджикента. М., 1973.[5] Беленицкий А.М. Новые изображения ритуальных предметов на стенных росписях древнего Пенджикента. — Труды АН Тадж. ССР, 1960, т. 120 [сборник памяти М.С. Андреева], с. 40-42; Альбаум Л.И. Балалык-тепе. Ташкент, 1960, с. 75-76; Шишкин В.А., с. 161, 204.[6] Филанович М.И. Башнеобразные культовые курильницы из Мерва. — Труды ЮТАКЭ, Ашхабад, 1978, т. 16, с. 34.[7] Schmidt E.F. Persepolis. Chicago, 1953, vol. 1, pl. 98, 99, 119, 122, 184; Руденко С.И. Искусство Алтая и Передней Азии (середина I тысячелетия до н.э.). М., 1961, с. 15-16, рис. 6.[8] Mellink M.J. Archaeology in Asia Minor. — American Journal of Archaeology, 1967, vol.71, n. 2, p. 172, pl. 59 (20, 21).[9] На изображениях хорезмийских алтарей эта деталь отсутствует.[10] В настоящей статье нет возможности рассмотреть другой тип алтарей, иконографически соответствующих стационарным алтарям огня сасанидского Ирана. Изображения этих алтарей присутствуют в росписях Восточного зала дворца бухар-худатов в Варахше, на некоторых типах согдийских монет, на оссуариях из Бия Наймана, Иштихантепа и на великолепной сохранности астодане из Ак-Дарьинского района Узбекской ССР (последний хранится в Самаркандском музее; см.: Павчинская Л. В. Оссуарий из Мулла-кургана.— Общественные науки в Узбекистане, 1983, №3, с. 46-49, рис. 1). Как можно судить по характеру изображений, огонь, горящий на алтарях второго типа, по своему рангу должен быть выше огня, зажигаемого на алтарях со съёмной жаровней. См.: Шкода В, Г. Локальные варианты культовой иконографии Средней Азии эпохи раннего средневековья. — В кн.: Раннесредневековая культура Средней Азии и Казахстана (тезисы конференции). Душанбе, 1977, с, 158.[11] Schmidt E.F. Op. cit., pl. 75, 76, 178, 179, 194.[12] См., например: Живопись древнего Пенджикента. М., 1954, табл. 34; Belenitsky A. Asie Centrale. Geneve, 1968, fig. 103.[13] Rhie M.M. Some Aspects of the Relation of 5th-Century Chinese Buddha Images with Sculpture from N. India, Pakistan, Afghanistan and Central Asia. — East and West, N.S., 1976, vol. 26, n. 3-4, p. 457, fig. 42.[14] Gropp G. Die Funktion des Feuertempels der Zoroastrier. — AMI, N.F., B. 2, 1969, S. 169, 148-149.[15] Hill G.F. Catalogue of the Greek Coins of Arabia, Mesopotamia and Persia (in the British Museum). London, 1922, pl. XXXII, 5-9.[16] Тревер К.В. Художественное значение сасанидских монет. — ТОВЭ, 1939, т. 1, с. 266.[17] Ср.: Harper P.О. Thrones and Enthronement Scenes in Sasanian Art. — Iran. Journal of the British Institute of Persian Studies, 1979, vol. 17, p. 52-53.[18] Луконин В.Г. Культура сасанидского Ирана. М., 1969, с. 46.[19] Harper P.О. Op.cit., p. 51-53, fig. 1.[20] Ср.: Луконин В.Г. Иран в эпоху первых Сасанидов. Л., 1961, с. 29.[21] Например: Даркевич В.П. Художественный металл Востока. M., 1976, табл. 26 (1).[22] Изображение алтаря, подобного пенджикентским, встречено даже на Западном Памире. См.: Бабаев А.Д. Костяной талисман. — УСА, Л., 1979, вып. 4, с. 63, рис. 18.[23] Исамиддинов М., Сулейманов Р.X. Комплекс ритуально-культовой керамики IV-V вв. из Южного Согда. — ИМКУ, Ташкент, 1977, вып. 13, с. 66-67.[24] Якубов Ю.Я. Крепость Кум (по материалам экспедиции 1964-1967 гг.) — МКТ, Душанбе, 1978, вып. 3, рис. 28 (9-10).[25] Альбаум Л.И., рис. 48, 52; Зеймаль Е.В. Археологические разведки в Гиссарской долине. — APT. 1958, Душанбе, 1961, с. 130-132, рис. 7; Мерщиев М.С. Городище Актобе I. — В кн.: Древности Чардары. Алма-Ата, 1968, с. 156, рис. 22, 25; Левина Л.М. Керамика нижней и средней Сырдарьи. М., 1971, рис. 15, 187; 20, 80, 84; Брыкина Г.А. Итоги исследования усадьбы Кайрагач в Фергане. — УСА, вып. 4, с. 73, рис. 24 (12, 13).[26] Бернштам А.Н. Чуйская долина. — МИА, №14, М.-Л., 1950, табл. 56; Gardin J.С. Céramiques de Badges. — MDAFA, Paris, 1957, t. 15, p. 35, fig. 9; Hauser W., Upton J. The Persian Expedition. — Bulletin of the Metropolitan Museum of Art, 1934, n. 4, Dec, fig. 36; Распопова В.И. Металлические изделия раннесредневекового Согда. Л., 1980, с. 123, рис. 62, 5.[27] Le Coq A. Bilderatlas zur Kunst und Kulturgeschichte Mittel-Asiens. Berlin, 1925, S. 10. fig. 9, 11, 17, 22. А. Грюнведель аналогичные предметы в росписях Минг Ой (Восточный Туркестан) называет более осторожно курильницами или лампами. См.: Grünwedel A. Altbuddhistische Kultstätten in Chinesisch-Turkistan. Berlin, 1912, S. 124, 160, fig. 272, 365.[28] Дьяконова H.В. Фольклорные мотивы и апотропеи в изобразительном искусстве Восточного Туркестана. — В кн.: Культура Востока. Древность и раннее средневековье. Л., 1978, с. 222.[29] Scaglia G. Central Asians on a Northern Ch’i Gate Shrine. — Artibus Asiae, 1958, vol. 21, pt. I, fig. 6.[30] Rosenfield J.M. The Dynastic Arts of the Kushans. Berkeley, Los Angeles, 1967, p. 236, pl. 92.[31] Tarzi Z. L’architecture et le décor rupestre des grottes de Bāmiyān. Paris, 1977, pl. A I. Бамианский алтарь изображён без зонта под жаровней, что делает его похожим на хорезмийские жертвенники.[32] Kruglikova I. Les fouilles de la mission archéologique soviéto-afgane sur le site gréco-kushan de Dilberdjin en Bactriane (Afghanistan) — CRAIBL, 1977, avril — juin, p. 419, fig. 9; Кругликова И.Т. Настенные росписи в помещении 16 северо-восточного культового комплекса Дильберджина, с. 143, рис. 24. О дате дильберджинских росписей см.: Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Вопросы хронологии живописи раннесредневекового Согда. — УСА, вып. 4, с. 36.[33] Тревер К.В. Памятники греко-бактрийского искусства. М.-Л., 1940, рис. 7.[34] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Черты мировоззрения согдийцев VII-VIII вв. в искусстве Пенджикента. — История и культура народов Средней Азии (древность и средние века). М., 1976, с. 81.[35] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Вопросы хронологии..., с. 34.
наверх |