Д.Г. Савинов
Ранние кочевники Верхнего Енисея.
Археологические культуры и культурогенез.
// СПб: СПбГУ. 2002. 204 с. ISBN 5-288-02449-9
[ аннотация: ]
В монографии анализируются результаты многолетних археологических исследований культуры ранних кочевников, созданной древними племенами Верхнего Енисея (совр. Республика Тыва). Дается её характеристика, рассматриваются динамика развития и общие закономерности культурогенеза. Особое внимание уделяется истории формирования культуры ранних кочевников и анализу памятников, возникших на рубеже эр, когда Тува вошла в состав первого государственного образования Центральной Азии — империи Хунну.
Для археологов, историков, этнографов, искусствоведов и всех интересующихся древней историей и культурой восточных районов России.
Содержание
Введение.
О ранних кочевниках и о Туве. ^
Центральная Азия традиционно считается родиной сложения кочевнических обществ. Именно отсюда, по мнению многих исследователей, в определённые исторические периоды, соответствующие понятиям скифского, хуннского, древнетюркского и монгольского времени, выливались многочисленные орды кочевников, сокрушавшие центры земледельческих цивилизаций. Такое упрощённое, основанное, главным образом, на сведениях письменных источников, понимание исторической роли кочевников входит в явное противоречие с данными археологии, демонстрирующими весьма сложный, своеобразный и длительный характер культурогенеза у кочевников. Вероятно, данная ситуация объясняется тем, что в поле зрения письменных источников попадали в первую очередь военизированные формирования тех или иных кочевых обществ в периоды проведения ими масштабных завоевательных кампаний. Естественно, что при этом подчёркивались чуждые формы быта, иная этническая психология и агрессивность противника. Что касается культуры собственно кочевников, то «независимую» информацию о ней содержат, в первую очередь, археологические источники, требующие специального анализа, особенно в области их интерпретации, и наиболее объективно отражающие действительность.
Многочисленные полевые археологические исследования, проводимые в различных районах Азии, показывают, что развитие культуры (или культурогенез) кочевнических обществ охватывает очень длительный период времени, включающий несколько последовательных эпох — от эпохи поздней бронзы до развитого средневековья включительно. Важнейшая из них — эпоха ранних кочевников — наиболее яркое и масштабное явление в истории и культуре всей степной полосы Евразии, с которой так или иначе связаны «скифский» (в широком значении термина) культурогенез и начало Великого переселения народов, вызванное появлением на исторической арене центральноазиатских хуннов.
С хронологической точки зрения понятие «эпоха ранних кочевников» синонимично понятию «скифского времени»; однако имеет более глубокое внутреннее содержание, о чём, в связи с проблематикой данного исследования, следует сказать несколько подробнее.
(3/4)
Теоретическое обоснование выделения эпохи ранних кочевников было блестяще сформулировано М.П. Грязновым во «Введении» монографии «Первый Пазырыкский курган» (Грязнов, 1950. С. 3-8) и отражало качественно новый уровень исследований, учитывающих не только смену ведущих производственных материалов — бронза, железо (в соответствии с периодизацией В.В. Радлова), или последовательную смену археологических культур (в соответствии с периодизацией С.А. Теплоухова), но и весь комплекс социально-экономических и культурных преобразований, происходивших в степной части Азии в период появления и распространения кочевого и полукочевого скотоводства. Такой подход, «поднимающий» археологический материал от уровня эмпирических наблюдений до уровня обобщений культурно-исторического характера, получил самое широкое признание. Можно с уверенностью сказать, что с тех пор не было ни одного исследователя древней истории Центральной Азии и Южной Сибири, Средней Азии и Казахстана, который бы в той или иной степени не использовал в своих работах термин «ранние кочевники». Причина этого заключается как в чёткости определения, так и глубине содержания стоящих за ним культурно-исторических процессов. Вместе с тем, накопление многочисленных новых материалов выявило и некоторые дискуссионные вопросы, связанные с употреблением данного понятия.
Открытие кургана Аржан в Туве «отодвинуло» начало эпохи ранних кочевников до VIII в. до н.э., с чем, в принципе, согласно большинство исследователей; при этом, как сейчас ясно, многие элементы культуры ранних кочевников уходят ещё глубже, в эпоху поздней бронзы. Сложнее обстоит дело с определением завершающего этапа эпохи ранних кочевников: включать в неё гунно-сарматское время или не включать? Если есть «ранние кочевники», то кто тогда «поздние кочевники»? В культуре различия между ними безусловно ощутимы, чего нельзя сказать о специфике хозяйственной деятельности. По этому поводу в литературе имеются различные точки зрения. Так, С.С. Черников распространяет понятие «ранние кочевники» на две исторические эпохи — скифское и гунно-сарматское время (Черников, 1960. С. 20-21). С ним не согласен А.Д. Грач, ограничивающий его только памятниками скифского времени. «Гунно-сарматское время, — по его мнению, — хотя и имеет некоторые неизбежные „скифские” реминистенции [реминисценции], характеризуется совершенно специфическими элементами матери-
(4/5)
альной культуры» (Грач, 1980. С. 6). Своеобразным выходом из создавшейся ситуации было предложение А.М. Хазанова (Хазанов, 1973) о введении, в соответствии с общеисторической периодизацией, понятия «древние кочевники», принятого в работах некоторых исследователей: Б.А. Литвинский — «Древние кочевники „Крыши Мира”» (Литвинский, 1972); А.Д. Грач — «Древние кочевники в центре Азии» (Грач, 1980); Г.Е. Марков — отдельная глава в книге «Кочевники Азии» (Марков, 1976) и др. Однако, на наш взгляд, это не является решением вопроса, так как понятие «ранние кочевники» по своему значению и содержанию глубже, чем просто раздел исторической периодизации.
Рассматривая данный вопрос аналитически, следует отметить, что понятие «кочевники» можно рассматривать в двух взаимосвязанных аспектах — хозяйственном и социальном. Из теоретического обоснования, данного М.П. Грязновым для определения эпохи, а затем и культуры «ранних кочевников», видно, что первоначально данная дефиниция возникла как развитие идеи «военной демократии» (ср. известное выражение Ф. Энгельса: «Когда каждый мужчина был воином...»), т.е. скорее как категория социальная, а уж потом она получила хозяйственную «окраску», наиболее приближённую к археологическому материалу. Однако дальнейшие исследования показали, что именно в хозяйственном отношении далеко не все культуры, отнесённые М.П. Грязновым к «ранним кочевникам», являются кочевническими. Так, население тагарской культуры Минусинской котловины, наряду со скотоводством, занималось земледелием, у населения большереченской культуры на Верхней Оби большую роль играли присваивающие виды занятий и т.д.
Возвращаясь к первоначальному определению, данному М.П. Грязновым и совмещая оба выделенные выше аспекта — хозяйственный и социальный — видимо, следует ограничить понятие «ранние кочевники» двумя наиболее существенными параметрами. Во-первых, соотносить его только с древним населением степных и горно-степных районов, где доминирующее значение на протяжении многих веков играло кочевое и полукочевое скотоводство. Во-вторых, усилить роль социального фактора. По уровню своей социальной организации все племена, составлявшие общность «ранних кочевников», относились ко времени до образования государственных (в общепринятом значении этого термина) образований, хотя и представляли достаточно сложные социально-экономиче-
(5/6)
ские структуры. Первым государственным образованием в истории Центральной Азии было государство Хунну, разрушившее все культуры «скифского типа», т.е. созданные ранними кочевниками.
Вероятно, именно это обстоятельство следует иметь в виду при определении верхней хронологической границы эпохи «ранних кочевников» — вряд ли её следует распространять на всё последующее гунно-сарматское время (во всяком случае, после рубежа н.э.). Вместе с тем, появление на исторической арене хуннов автоматически не означало конца эпохи и, соответственно, культуры ранних кочевников в тех местах, где продолжали развиваться прежние традиции. Взаимодействие раннекочевнических традиций и инноваций хуннского происхождения и характеризуют последний, заключительный этап эпохи ранних кочевников, хронологические рамки которой в целом определяются VIII-II вв. до н.э. (точнее — второй половиной VIII в. до н.э. и, возможно, с «заходом» в I в. до н.э.). Что касается понятия «поздние кочевники», ничем не мотивированного, кроме неопределённой хронологической позиции по отношению к «ранним кочевникам», то оно вообще вряд ли имеет смысл.
Эпоха ранних кочевников создала удивительный и неповторимый мир культурных ценностей во всех областях человеческой деятельности, включая, в первую очередь, разнообразные виды предметов вооружения, убранства верхового коня, монументальные погребальные сооружения, загадочные ритуальные комплексы и великое изобразительное искусство — так называемый скифо-сибирский звериный стиль. Исторически так сложилось, что культура ранних кочевников в её наиболее «чистом», первозданном виде представлена, в первую очередь, археологическими памятниками древнего населения бассейна Верхнего Енисея (совр. Республика Тыва).
Тува («Страна голубой реки») расположенная в географическом центре Азиатского материка, представляет собой классический образец физико-географических и ландшафтных условий, в которых могли появиться и существовать общества ранних кочевников. Отсюда, из Центрально-Тывинской котловины, берет своё начало Енисей (тув. — Улуг-Хем — Великая река) — одна из самых крупных водных артерий Центральной и Северной Азии. Отделённая горными хребтами от соседних территорий (на западе Шапшальским и хребтом Чихачёва от Горного Алтая, на севере дугой Западного Саяна от Минусинской котловины, на востоке Восточными Саянами от Прибайкалья), на юге Тува непосредственно смыка-
(6/7)
ется с котловиной Больших озёр Северо-Западной Монголии, образуя вместе с ней единый историко-археологический регион (Грач, 1983).
Степень изученности археологических памятников Тувы в настоящее время во много десятков (если не сотни) раз превышает всё, что известно об остальных районах Центральной Азии, в том числе и Монголии, что придаёт тувинским материалам важнейшее эталонное значение. Только по этим источникам пока мы можем судить, конечно, со значительной долей условности, о том что происходило в эпоху ранних кочевников в глубинных районах Центральной Азии, совершенно неизученных в археологическом отношении. Применительно к рассматриваемой эпохе это имеет особое значение ещё и потому, что именно в Туве был открыт и раскопан знаменитый курган Аржан — самый ранний из всех известных вообще памятников скифского типа. И здесь же, в период хуннской экспансии, происходят сложные культурно-исторические процессы, знаменующие собой конец эпохи ранних кочевников. Таким образом, имеются основания говорить о тувинской «модели» культуры и истории ранних кочевников, наиболее обеспеченной в настоящее время данными археологических источников, последовательное рассмотрение которой — от самых истоков до финального завершающего этапа — и составляет основную задачу предлагаемого исследования.
С точки зрения историко-культурной интерпретации и распределения во времени огромного количества археологического материала, одним из ведущих принципов нашего исследования является синхронизация тех или иных археологических комплексов с зафиксированными в письменных источниках датами наиболее крупных исторических событий. При этом необходимо подчеркнуть, что территория севера Центральной Азии (в широком её понимании — от Байкала до Иртыша) вплоть до хуннского времени находилась вне сферы компетенции письменных источников. Поэтому попытки прямой «трансляции» сюда некоторых сведений письменных источников носят весьма условный и проблематичный характер (Савинов, 1991). Однако факт существования на одном континенте, отразившийся как в происхождении многих раннекочевнических культур, так и всё более проступающих следах этнокультурных связей, делает подобное направление исследований не только возможным, но и в достаточной степени перспективным. Некоторые
(7/8)
из письменных дат определяют события континентального значения, вызвавшие расширение государственных границ, перемещение значительных масс населения, распространение новых культурных традиций, которые могут быть экстраполированы и на территорию севера Центральной Азии и Южной Сибири. Чаще всего они предшествуют археологически установленным датам, а определяемые ими события, возможно, являются одним, если не главным, источником культурной трансформации в переломные периоды истории народов, как будто впрямую не связанных с «эпицентрами» происходивших событий.
В контексте предложенного исследования для нас определяющее значение имеют три таких даты: 770 г. до н.э. — падение династии Западное Чжоу в Древнем Китае; 550 г. до н.э. — образование державы Ахеменидов в Передней Азии; 201 г. до н.э. и последующие даты, связанные с образованием кочевой империи Хунну в самой Центральной Азии. На этапе реконструкции такое совмещение наиболее крупных исторических событий, по сведениям письменных источников и соответствующих им культурных трансформаций, прослеживаемых по археологическим материалам, даёт перспективу «выхода» на изучение этнополитической истории бесписьменных народов (Савинов, 1993б), хотя, конечно, это иная и более сложная задача, которая только ставится в настоящей работе.
Композиционно книга состоит из пяти глав, написанных в несколько различной «тональности». Первые главы, посвящённые начальным этапам формирования раннескифского культурного комплекса, восстанавливаемым по археологическим памятникам Верхнего Енисея, имеют в основном аналитический и более общий характер, так как значение поставленных здесь вопросов выходит за пределы собственно «тувинской археологии»; последующие главы, в которых рассматриваются археологические культуры скифского времени и соответствующие им процессы культурогенеза, носят более описательный и региональный характер. В целом они охватывают — и это сделано впервые в данной работе — всю историю сложения и развития раннекочевнических традиций древнего населения Верхнего Енисея — от самых первых составляющих их компонентов в эпоху бронзы до начала хуннского времени включительно.
Важное значение в данной работе имеет «Список использованной литературы», отражающий современное состояние степени изученности широкого круга вопросов, возникающих при исследовании
(8/9)
археологических памятников эпохи ранних кочевников Тувы. Графические таблицы в конце книги не являются «прямыми» иллюстрациями к тексту, а представляют собой самостоятельные разработки отдельных сюжетов, наиболее обеспеченных фактическим материалом и интересных с точки зрения культурогенеза ранних кочевников Тувы, а также для решения скифской проблемы в целом.
|