А.Д. Грач
Древние кочевники в центре Азии.
// М.: ГРВЛ. 1980. 256 с., вкладки.
Глава I. Скифская проблема и азиатские степи.
Скифское время в древней истории народов, населявших пространства Великого евразийского пояса степей, простиравшегося от пределов нынешней Венгрии на западе до Ордоса на востоке, охватывает период с VIII (по мнению ряда исследователей, с VII) по III в. до н.э. Рубежом скифского времени на горно-степных территориях Центральной Азии, Южной Сибири, Казахстана и Средней Азии явился переход от осёдлых пастушеско-земледельческих форм хозяйства к кочевому скотоводству. Этот переход имел исключительные по своему значению последствия. Неизмеримо выросли контакты между этническими группами, обитавшими на значительном удалении друг от друга; одной из наиболее характерных сторон связей между племенами и более крупными этническими объединениями стал регулярный и развитый обмен, сделавшийся возможным в результате быстрого роста поголовья стад и накопления дополнительных масс скота у кочевых племён (общие вопросы происхождения кочевого скотоводства см.: [Грязнов, 1960; Марков, 1973; Марков, 1976; Хазанов, 1973а; Хазанов, 1973в; Вайнштейн, 1973; Артамонов, 1977]).
В историко-археологическом отношении скифское время характерно возникновением и бытованием на территориях Великого пояса степей чётко выраженных комплексов материальной культуры, отличавшихся очень близким сходством и состоявших из оружия, конской сбруи и предметов искусства, выполненных в так называемом скифском зверином стиле, объединившем произведения, составившие одну из наиболее ярких страниц истории древнего искусства на территории СССР и ряда сопредельных стран.
Территории Казахстана, Алтая и Тувы явились в скифское время зоной бытования различных этнических и культурных образований, связанных так или иначе с памятниками майэмирского и пазырыкского круга. На Среднем Енисее возникла тагарская культура. Восстановить основные исторические характеристики отдельных районов центральноазиатско-сибирско-казахстанской зоны стало возможным прежде всего путём изучения археологических материалов, полученных в результате исследований, проводившихся многими поколениями учёных и интенсивно продолжающихся вплоть до настоящего времени.
Наряду с обобщающим и вполне закономерным понятием «скифское время» в советской археологической и этнографической литературе широко применяется понятие, предложенное в своё время М.П. Грязновым: население, оставившее памятники скифского времени, найденные в Южной Сибири и Казахстане, именуется «ранними кочевниками». Имеются все основания для распространения этого понятия и на территории Центральной Азии — Тувы, Монголии, Восточного Туркестана. Применительно к территориям Киргизии и большой части Казахстана эпоха ранних кочевников именуется сакским временем, а применительно к Северному Причерноморью и южнорусским степям, т.е. к территориям расселения собственно скифских племён, — скифо-савроматским временем, на смену которому пришла сарматская эпоха.
Следует, однако, отметить, что понятие «ранние кочевники» не может иметь всеобщего применения, так как в рассматриваемый период на территории ряда этнокультурных зон (например, в тагарскую эпоху на Среднем Енисее) образ жизни населения был осёдлым. Совершенно неоправданным является расширение этого понятия во времени, в частности распространение его на две исторические эпохи скифское и гунно-сарматское время [Черников, 1960, с. 17-21]. Археологически эти периоды
(5/6)
истории кочевников отличаются совершенно чётко. Гунно-сарматское время, хотя и имеет некоторые неизбежные «скифские» реминисценции, характеризуется совершенно специфическими элементами материальной культуры.
В современной археологической и этнографической литературе широкое распространение получило понятие «древние кочевники» (см., например, [Марков, 1976]). Учёные, использующие это понятие, исходят из того, что история кочевников Евразии является частью общеисторического процесса и её периодизация должна соотноситься с общей периодизацией всемирной истории. Принимая ёмкое понятие «эпоха древних кочевников», мы считаем обоснованным различать в этой эпохе два исторических периода — скифское время и гунно-сарматское время.
Хотя скифское время в истории Сибири, Казахстана и Центральной Азии принято относить к железному веку, именуя этот период эпохой раннего железа, нельзя не учитывать, что бронза в это время ещё безраздельно господствовала — из неё делалось подавляющее большинство предметов вооружения и орудий труда, а железные изделия ещё только начинали входить в обиход. Специальными исследованиями было установлено, что даже такие тяжёлые работы, как обтёска лиственничных брёвен и брусьев, из которых сооружались погребальные камеры, велись бронзовыми орудиями, будь то «царские» усыпальницы вождей объединений племён или более скромные камеры-срубы в курганах родовой аристократии.
В 50-е годы под предлогом необходимости «конкретно-исторического» подхода (а по существу, отхода от обобщений к эмпиризму) и борьбы с концепцией М.И. Ростовцева о единой скифской Евразии в нашей археологии допускалось искусственное «расчленение» пояса степей и столь же искусственный отрыв европейской части степной ойкумены от её азиатских регионов. Однако многие выдающиеся исследователи скифской культуры уже тогда справедливо указывали на её единство, на взаимосвязанность истории европейских и азиатских племён. Так, Б.Б. Пиотровский в известном университетском курсе по археологии Закавказья — курсе, по которому училось не одно поколение советских археологов, указывал, что материально выявляемые общие элементы культуры и искусства населения восточноевропейских и азиатских степей скифского времени были обусловлены взаимодействием, широкими связями и взаимным скрещением отдельных племён. Еще в 1949 г. Б.Б. Пиотровский подчеркнул, что «подойти к правильному разрешению скифской проблемы можно, лишь изучая древнее общество VII-VI вв. до н.э. на широкой территории, включая в нее Закавказье и Среднюю Азию» [Пиотровский, 1949б, с. 130].
Общность исторических процессов, протекавших на территории Великого пояса степей Евразии — от Дуная до Енисея, Забайкалья и Монголии, — справедливо подчёркивал выдающийся советский археолог М.И. Артамонов, указывавший при этом, что степи, не разделённые непреодолимыми преградами, облегчали контакты древних народов, населявших эту зону [Артамонов, 1966, с. 9].
Известный исследователь сибирской археологии С.В. Киселёв, завершая характеристику тагарской культуры Среднего Енисея, писал: «Великий пояс степей уже тогда объединил Восточную Европу и Северную Азию единством материальной культуры и художественных идей» [Киселёв, 1951, с. 303].
На необходимость тесного объединения «европейской» и «азиатской» скифологии, на исключительную плодотворность такого объединения обращал внимание С.П. Толстов, который в связи с этим писал: «Скифология у нас развивалась преимущественно в аспекте Восточной Европы. Но на среднеазиатской территории, на территории Сибири, накоплен огромный материал, который требует своего обобщения и изучения в тесном содружестве со специалистами по европейской скифологии. И я не сомневаюсь, что на почве этого объединения специалистов по истории европейской и азиатской Скифии советская наука скифология в широком смысле слова сделает очень значительный рывок вперед и займёт ведущее место в мировой науке» [Толстов, 1963, с. 45]. Новейшие исследования в Центральной Азии, особенно открытие памятников раннескифского времени, оправдали прогноз С.П. Толстова.
Определенные негативные стороны развития нашей скифологии констатировал в свое время А.И. Тереножкин, указывавший, что при разработке проблем предскифского времени и происхождения скифов и сарматов учитываются только местные факторы. А.И. Тереножкин отмечал, что «проблема происхождения собственно скифов должна прежде всего разрабатываться в свете археологических исследований Сибири, Казахстана и Алтая. Все приводит нас к убеждению, что, согласно мнению А.А. Иессена, родину скифов нужно искать в глубинах Азии, а не Европейской части СССР» [Тереножкин, 1961, с. 205].
Итак, скифское время на обширных пространствах Евразии следует рассматривать как поступательное закономерное развитие общества древних кочевников на протяжении единого исторического периода. Единство исторического процесса, столь ярко отражающееся в археологических комплексах, не исключает,
(6/7)
разумеется, локального многообразия явлений, в том числе и многообразия этнических образований и соответственно многообразия археологических культур и их вариантов. Этот тезис является одним из главных методологических принципов проведенных нами исследований.
Трудность исследования в историческом плане памятников скифского времени в Центральной Азии и Южной Сибири обусловливается, прежде всего, отсутствием каких-либо относящихся к ним письменных источников. Это положение, однако, отнюдь не означает, что археология в сочетании с данными смежных дисциплин не может сделать ряд существенных выводов даже по такой сложной проблеме, какой является проблема социального строя. Очевидна необходимость рассмотрения письменных источников о древних кочевниках, обитавших на западных территориях, хотя и столь удалённых от Центральной Азии, — в первую очередь сообщений Геродота, а также сочинений других античных авторов и данных древневосточных источников. В то же время представляется опасным «фотографическое», буквальное перенесение данных нарративных источников, касающихся западных районов Великого пояса степей, для объяснения исторических явлений, прослеживаемых в восточных пределах огромной культурно-исторической зоны расселения племен скифского времени, в том числе на территории Тувы.
Тува является одной из главных археологических сокровищниц нашей страны: здесь представлены богатейшие скопления памятников всех основных исторических эпох. Особое значение и широкую известность получили исследования курганов и других объектов скифского времени. Открытия в этой области поставили перед исследователями проблемы, значение которых выходит далеко за пределы конкретного историко-культурного региона.
Большая часть Тувы наряду с Монгольской Народной Республикой, Внутренней Монголией, Таримской и Джунгарской впадинами, значительными территориями Забайкалья и Южного Алтая входит в центральноазиатский географический и историко-культурный регион. [1] В Туве, на месте г. Кызыла — столицы Тувинской АССР, расположен географический центр великого материка.
Весьма существенна для нас проблема северных географических границ Центральной Азии и сопредельных с нею территорий Южной Сибири. Эта проблема затрагивается в монографии Н.И. Михайлова, который, в частности, указывает на существование разницы между условным и физико-географическим значением сибирско-центральноазиатской границы. Н.И. Михайлов пишет: «С физико-географической точки зрения эта граница (имеется в виду государственная граница. — А. Г.) не всегда является естественной. Местами области с типичными монгольскими полупустынными и степными ландшафтами оказываются на территории СССР (Юго-Восточный Алтай, Тувинская область, Восточное Забайкалье), но нередко сибирские горно-таёжные ландшафты встречаются и за пределами Советского Союза, в горах Северной Монголии» [Михайлов, 1961, с. 11].
Исследователи единодушно признают хребет Танну-Ола, проходящий вдоль южных границ Тувы, великим водоразделом между бассейнами Ледовитого океана на севере и Индийского океана на юге. С точки зрения факторов чисто географических эта констатация вполне оправданна. В истории же древних народов Центральной Азии и Сибири Танну-Ола не играл роль разделительного барьера — хребет этот легко проходим, перевалы по абсолютным отметкам относительно невысоки. Не случайно поэтому, что хребет Танну-Ола в древности не был этнической границей. Археологические свидетельства на этот счёт совершенно неопровержимы: погребальные комплексы, открытые как по южную сторону Танну-Ола (в том числе в пределах Монголии), так и по северную сторону хребта, идентичны во все основные исторические эпохи древности и средневековья.
Роль Саянского хребта в этом смысле иная. Археологические данные говорят о том, что в различные исторические эпохи Саяны были рубежом, разделявшим зоны распространения разных этносов и соответственно ареалы археологических культур. Об этом убедительно свидетельствуют, например, отличия между тагарскими и алды-бельскими — саглынскими комплексами, между минусинским таштыком и погребениями гунно-сарматского времени, представленными в Туве и Монголии, между погребениями центральноазиатских тюрков и енисейских кыргызов.
Многолетние археологические исследования в Туве, Монголии и Забайкалье позволяют нарисовать общую картину распространения в Центральной Азии наиболее характерных для этого региона археологических культур палеометаллических эпох: эпохи бронзы (в том числе памятников монгун-тайгинского типа), скифского времени (культуры плиточных могил, алды-бельская и саглынская), гунно-сарматского времени (улуг-хемская культура, памятники кок-эльского типа и собственно хуннские),
(7/8)
древнетюркского времени (погребения по обряду кремации и ингумации с конём, погребения древних кыргызов). В гунно-сарматское время, на протяжении существования Уйгурского каганата и Монгольской империи в Центральной Азии было значительное число городов, являвшихся средоточием цивилизации осёдлого типа. Носители археологических культур Центральной Азии, в том числе и Тувы, были в разные исторические эпохи тесно связаны с древним населением Сибири и Средней Азии, частыми были миграции населения из Центральной Азии в широтном направлении.
Рассматривая археологические культуры Центральной Азии, мы исходим из того, что археологическая культура — это комплекс, отражающий устойчивую корреляцию типов погребальных сооружений и погребального обряда, поселений, жилищ, производственных объектов с типами предметов материальной и духовной культуры. Этот коррелятивный комплекс объединяется общностью территории и принадлежностью к конкретному историческому периоду.
Следует иметь в виду, что при выведении археологических культур мы неизбежно сталкиваемся с фрагментарностью источников. Например, определяя археологические культуры кочевников (а таких культур в Центральной Азии большинство), невозможно включить в числа признаков реальные жилые комплексы, поскольку следы их пока не зафиксированы. Поэтому здесь производится установление корреляции типовых особенностей погребальных сооружений и погребальной обрядности с типовыми (серийными) комплектами сопроводительного инвентаря.
История народов, населяющих ныне Центральную Азию, своими корнями уходит в глубокую древность. Как и в отдалённые исторические эпохи, Центральная Азия наших дней составляет историко-этнографический регион. Сейчас в этом регионе живут народы ряда языковых групп. Среди них есть тюркские народы — тувинцы, уйгуры, казахи, киргизы, алтайцы и др.; различные подразделения монголов — халхасцы, дэрбэты, олёты, ордосцы, торгоуты, туметы, чахары и др.; буряты; тунгусо-маньчжурские народности — маньчжуры, эвенки, орочены.
Сложение современной этнической карты и соответственно внутреннее историко-культурное районирование Центральной Азии являются отражением исторических процессов, протекавших на восточных территориях Великого пояса степей на протяжении тысячелетий — от времён глубокой древности до позднейших исторических эпох.
[1] Доклад, посвящённый этой проблеме, был сделан автором на VI тюркологической конференции (июнь 1973 г.). Изложение основных положений доклада см.: [Гузев и др., 1973, с.133]. Существует и расширительное толкование понятия «Центральная Азия» (см.: [Гафуров, Мирошников, 1976]).
|