С.П. Нестеров
Конь в культах тюркоязычных племён Центральной Азии
в эпоху средневековья.
// Новосибирск: 1990. 143 с. ISBN 5-02-029371-1
Введение
Появление в арсенале средств производства древнего человека домашней лошади оказалось существенным фактором, отразившимся на его жизни: экономической, политической, идеологической. Человек научился использовать все природные качества лошади, и главное из них — «приспособленность лошади к быстрому и длительному передвижению». [1] Она оставалась основным транспортным и тягловым животным на протяжении около 5 тыс.лет. Использование лошади в боевой колеснице, а затем для верховой езды надолго определило её военное значение. Человек, всё более разнообразно используя лошадь, в то же время сознательно изменял её, улучшая путём искусственного отбора те или иные её качества, выводил новые породы. «Многообразие и прочность контактов человека с лошадью, глубина переживаний, связанных с нею в самых различных обстоятельствах, — всё это обеспечило лошади совершенно исключительное место в эпосе, в живописи, скульптуре и в художественной литературе». [2] Значительную роль лошадь играла в религиозных воззрениях многих народов Евразии, что обычно связывается с культом коня.
В истории тюркоязычных племён Центральной Азии эпохи средневековья домашней лошади принадлежала огромная роль. Эта эпоха характеризуется кочевым типом хозяйства, основой которого было скотоводство с преобладанием коневодства и овцеводства. Если в настоящее время на основании археологических и письменных источников функция коня в хозяйстве и военном деле племён освещена достаточно полно, [3] то его роль в религиозных воззрениях этих племён выявлена ещё слабо. Практически во всех исследованиях, касающихся роли коня в религиозных культах, её обычно определяют рамками так называемого «культа коня». [4] Лишь в немногих последних работах о назначении коня в погребальном обряде делается попытка осветить её с практической точки зрения, [5] хотя подобная точка зрения существовала ещё в конце прошлого века. [6] Подмена истинной роли коня в религиозных представлениях «культом коня» заметно тормозит изучение идеологии древнего и средневекового общества Центральной Азии, ограничивая интепрета-
(3/4)
ционные возможности при анализе археологических находок, связанных с конём, будь то остеологические материалы, мелкая пластика, петроглифы и т.д. Вместе с тем имеющиеся в настоящее время источники позволяют по-новому подойти к решению проблемы, касающейся роли коня в религиозных культах тюркоязычных племён Центральной Азии эпохи средневековья.
Главной целью настоящей работы является выяснение ритуальной роли коня в религиозных представлениях и религиозной практике средневековых тюркоязычных племён Центральной Азии. В связи с этим необходимо выяснить ряд вопросов: значение коневодства в хозяйстве средневековых племён, роль коня в их погребальном обряде, сущность жертвоприношения коня. Что касается истоков ритуальной роли коня, то здесь надо рассмотреть тотемические представления племён Центральной Азии, выявить возможности доместикации лошади в Центральной Азии, проследить становление и развитие коневодства и использование коня в культах в этом регионе в III-I тыс. до н.э., определить и проанализировать наличие в Центральной Азии элементов индоевропейских ритуально-мифологических представлений, связанных с конём.
В исторической литературе в Центральную Азию часто включают районы, которые в географическом понимании к ней не относятся. В проекте ЮНЕСКО «Изучение цивилизаций народов Центральной Азии» (1966 г.) отмечалась условность термина «Центральная Азия» и говорилось о различии между географическим и историческим его значением. [7]
Ещё в 1875 г. X. Роулинсон дал такое определение термина «Центральная Азия», которое и сейчас с успехом может объяснить всё многообразие его употребления. Он писал, что этот термин используется «скорее как удобное общее название для всей внутренней части континента и может означать большую или меньшую по протяжённости территорию, в зависимости от того, ведёт ли автор речь об этнографии, физической географии или политических границах стран, входящих в её пределы». [8]
Что касается археологической литературы, то А.Д. Грач, определяя Центральную Азию «как историко-археологический район», относил сюда Внешнюю и Внутреннюю Монголию, Туву, Забайкалье, Южный Алтай, Восточный Туркестан. [9] Я.А. Шер в это понятие включает, кроме перечисленных выше районов, ещё и Минусинскую котловину. [10] Именно здесь протекала «жизнь тюркоязычных племён Южной Сибири и восточной части Центральной Азии», под которой Л.П. Потапов подразумевает регион от бассейна Селенги до верховьев Иртыша и от Саяно-Алтая до Гоби. [11] С таким содержанием понятие «Центральная Азия» используется и в данной работе.
Под ранним средневековьем применительно к степям Евразии в археологической литературе понимается период с IV в. до первой половины X в. [12] Д.Г. Савинов период раннего средневековья на территории Южной Сибири и Центральной Азии именует
(4/5)
древнетюркской эпохой. [13] В горно-степных и степных районах Центральной Азии в это время происходит консолидация тюркоязычных племён в племенные союзы (тюрки, кыргызы, уйгуры), образование ряда каганатов. К концу периода тюркоязычные племена перестают быть гегемоном в большей части Центральной Азии. Раннее средневековье представлено наибольшим количеством археологических памятников.
Период с середины X в. до XIV в. в археологической литературе именуется развитым средневековьем. [14] Он делится на предмонгольское время — XI-XII вв. и монгольское — XIII-XIV вв. [15] и характеризуется значительными перемещениями племён в степях Евразии. Археологических памятников X-XIV вв. известно немного, поэтому данный период изучен слабо.
В работе под эпохой средневековья подразумеваются именно эти два периода, однако наибольшее внимание уделяется раннему средневековью, более полно обеспеченному археологическими, а также письменными источниками.
В основу работы положены археологические, этнографические материалы, письменные данные, касающиеся тюркоязычных племён Центральной Азии. Доля тех или иных материалов в отдельных главах различна.
Археологические источники делятся на две группы.
Изобразительные — петроглифы, рисунки на предметах, мелкая пластика. Для выявления истоков ритуальной роли коня в Центральной Азии проанализированы сюжеты с изображениями быков, оленей, лошадей, появление которых на скалах исследователи чаще всего связывают с тотемическими пережитками древних племён. Это петроглифы Чулуут, Тэмээний-хузуу, Чандь-мань хар-узур, Баян-энгэр, Хобт-сомона в Монголии; долины р. Елангаш на Алтае, долины р. Улуг-Хем в Туве; Тепсея, Тубы и других памятников Минусинской котловины. В работах А.П. Окладникова, Э.А. Новгородовой, М.А. Дэвлет, Э.Б. Вадецкой, Н.В. Леонтьева, Я.А. Шера и других исследователей нашли отражение вопросы семантики, стилистики, хронологии древних петроглифов, мы воспользуемся их результатами для решения конкретной задачи.
При определении средневековых пород лошадей Центральной Азии использованы изображения лошадей с Шишкинских скал и Манхайского городища; с тепсейских деревянных пластин, с Сулекской писаницы и бляшек в виде всадников из Копёнского чаатаса; рисунки из Кудыргэ и Юстыда; со скал Монголии и из Восточного Туркестана.
Погребальные памятники — средневековые погребения с конём, со шкурой коня и сбруей с Алтая, из Минусинской котловины, Тувы и Монголии. Ведущим источником для реконструкции роли коня в погребальном обряде тюркоязычных племён служат погребения с целой тушей коня.
В работе использованы как опубликованные, так и неопубли-
(5/6)
кованные материалы, хранящиеся в архивах и фондах Института археологии АН СССР, Ленинградского отделения Института археологии АН СССР, Института истории, филологии и философии СО АН СССР, Государственного исторического музея. Государственного Эрмитажа, Музея антропологии и этнографии. Автор благодарен В.Д. Кубареву, Б.Б. Овчинниковой, Ю.И. Трифонову, Ю.С. Худякову за предоставленную возможность воспользоваться неопубликованными материалами.
Спецификой работы по средневековой истории является использование наряду с археологическими материалами письменных источников, которые можно разделить на тюркоязычные и иноязычные.
Статус тюркоязычных письменных источников, несомненно, выше, чем иноязычных, уже потому, что они являются частью культуры тюркоязычных племён, но, во-первых, в силу специфичности самих камнеписных источников их значительно меньше; во-вторых, в них также имеется тенденция к преуменьшению или преувеличению роли отдельных политических деятелей и племён, искажение событий и т.д. и, в-третьих, содержится очень мало сведений по религиозным представлениям тюркоязычных племён.
Из иноязычных использованы сообщения китайских летописей («Шицзи», «Ханьшу», «Синь Таншу», «Цзю Таншу», «Вэйшу», «Цзюсиньтаншухечао», «Танхуйяо», «Вэньсяньтункао», «Тайпинхуаньюйцзи», «Удай Шицзи», «Цзю Удай Шицзи», «Ли Вэй-гун Хойчан ипинь цзи», «Ляо ши», «Цзинь ши», «Сун ши», «Юань ши», «Цефу Юаньгуй» и др.) в переводах Н.Я. Бичурина, А.Н. Бернштама, Ю.А. Зуева, Н.В. Кюнера, Е.И. Кычанова, А.Г. Малявкина, Г.П. Супруненко, В.С. Таскина, Лю Мауцая и арабоязычные источники в переводах В.В. Бартольда и А.М. Мандельштама.
Исследования показывают, что объективность иноязычных источников зависит от того, о чём они сообщают, от источника информации, компетентности чиновника, записывавшего сведения, и многого другого. Так, сообщения китайцев и арабов о центрально-азиатских породах лошадей можно считать объективными, так как эти народы (особенно китайцы) были заинтересованы в достоверных сведениях о качестве степных лошадей, предназначенных для ремонта конницы, способной противостоять кочевникам. В то же время исследователи обращали внимание на то, что в вопросах политики, экономики, культуры северных кочевников китайские летописи могут быть тенденциозны, поэтому в тех случаях, когда это было возможно, тексты, переведённые разными переводчиками из разных источников, сопоставлялись, дополнялись и исправлялись.
Фрагментарность сведений о религиозных представлениях тюркоязычных племён в древних нарративных источниках объясняет широкое использование в работе этнографических материалов тюркоязычных народов Южной Сибири.
(6/7)
Сравнительный анализ материалов средневековых и этнографических погребений, религиозных представлений позволяет на основе этнографических данных ретроспективно реконструировать некоторые средневековые религиозные культы и роль коня в них. В работе использованы этнографические материалы, опубликованные в разное время А.В. Адриановым, А.Н. Глуховым, В.П. Дьяконовой, Н.П. Дыренковой, Л.Э. Каруновской, Л.П. Потаповым, Ф.А. Сатлаевым, Е.М. Тощаковой.
Кроме того, для иллюстрации некоторых положений использованы данные лингвистики, сюжеты героического эпоса, материалы палеозоологии и современной иппологии.
Большую помощь в работе над данной темой советами и консультациями оказали академик АН СССР А.П. Деревянко, Е.И. Деревянко, В.Д. Кубарев, член-корреспондент АН СССР В.И. Молодин, А.Г. Малявкин, Е.П. Новичкова, А.М. Сагалаев, А.И. Соловьёв, Ю.С. Худяков. Всем им автор приносит свою искреннюю благодарность.
(/121)
[1] Коневодство и конеиспользование / Витт В.О., Желиговский О.А., Красников А.С., Шпайер H.М.; Под ред. В.О. Витта. М.: Колос, 1964. С. 4.
[2] Там же. С. 5.
[4] Кузьмина Е.Е. Распространение коневодства и культа коня у ираноязычных племён Средней Азии и других народов Старого Света // Средняя Азия в древности и средневековье. М.: Наука, 1977. С. 28-52; Потапов Л.П. Алтае-Саянские этнографические параллели к древнетюркскому обряду жертвоприношения домашних животных и их историческое значение // Учён. зап. ГАНИИИЯиЛ. 1974. Вып. 11. С. 51-62; Он же. Конь в верованиях и эпосе Саяно-Алтая // Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л.: Наука, 1977. С. 164-178.
[5] Липец Р.С. Отражение погребального обряда в тюрко-монгольском эпосе // Обряды и обрядовый фольклор. М.: Наука, 1982. С. 212-233.
[6] Анучин Д.Н. Сани, ладья и кони как принадлежность похоронного обряда // Древности / Тр. Имп. Моск. археол. о-ва. 1890. Т. 14. С. 81-226.
[7] Гафуров Б.Г., Мирошников Л.И. Изучение цивилизаций Центральной Азии: (Опыт международного сотрудничества по проекту ЮНЕСКО). M : Наука, 1976. С. 33, 37, 70.
[8] Цит. по: Гафуров Б.Г., Мирошников Л.И. Изучение цивилизаций Центральной Азии... С. 16.
[12] Степи Евразии в эпоху средневековья / Амброз А.К., Ковалевская В.Б., Кызласов И.Л. и др.; Под ред. С.А. Плетнёвой. М.: Наука, 1981. С. 8-9.
(121/122)
|