Введение (с. 3-7)

В прошлом каждого народа или группы народов, живущих в пределах одной историко-этнографической области, т.е. связанных территорией расселения, постоянными культурными контактами, языком и общей исторической судьбой существует эпоха максимального напряжения творческих сил, когда закладываются основы определенной культурной модели, развивающейся затем на протяжении всех последующих поколений. Такой эпохой в истории народов Южной Сибири, предков современных алтайцев, тувинцев, хакасов, шорцев, а также тесно связанных с ними в этногенетическом отношении тюркоязычных якутов на Лене, киргизов и казахов в Средней Азии, явилась древнетюркская эпоха, охватывающая более пяти столетий формирования древнетюркского историко-культурного комплекса.

В I тыс. н.э. на территории Центральной Азии и Южной Сибири появились, достигли расцвета и погибли ряд крупных раннеклассовых государственных объединений — Древнетюркские и Уйгурский каганаты, государства кыргызов на Среднем Енисее и кимако-кыпчаков на Иртыше. В создании этих государств принимали участие и южносибирские племена. Названия многих из них (этнонимы) сохранились в письменных источниках — китайских, тибетских, арабо-персидских, памятниках древнетюркской рунической письменности. Этим же племенам принадлежали и разнообразные археологические памятники — погребальные сооружения (курганы), поминальные комплексы (оградки, стелы, каменные изваяния), наскальные изображения (петроглифы), известные в настоящее время в большом количестве во всех районах Южной Сибири.

Идентификация этих двух видов источников — письменных и археологических, попытка выявить этнокультурную историю народов Южной Сибири в I тыс. н.э. на фоне созданных ими государственных объединений являются задачей настоящей работы. Задача эта достаточно конкретная и узкая — она касается главным образом изучения остатков материальной куль-(3/4)туры, представленной в археологических комплексах. Вне сферы нашего внимания остались вопросы духовной культуры, идеологии, в значительной степени социальной организации и древнетюркской рунической письменности, изучение которой представляет собой специальную область знания — тюркологию.

Поставленной задачей в решающей степени обусловлен характер использованных в работе источников — это археологические материалы, соотнесенные со сведениями письменной истории. Особое внимание было уделено вопросам хронологии археологических памятников, так как от истинной датировки комплекса зависят оценка реального вклада оставившего его Населения в общий поток культуры, возможность определения этнической принадлежности данного населения, восстановление культурных связей и т. д.

С методической точки зрения опорными явились три теоретических положения, высказанные известными советскими исследователями. 1. О соотношении политической и этнической истории. В письменных источниках содержатся многочисленные сведения о событиях политической истории государств Центральной Азии и Южной Сибири I тыс. н.э. «Но этническая история, — писал С.М. Абрамзон, — это совокупность явлений социальных, экономических и других, а также процессов, затрагивающих культурные, бытовые и этнические традиции. Она не может быть сведена главным образом к миграциям, вызванным политическими событиями и военными столкновениями» (Абрамзон, 1971, с. 17), хотя они в значительной мере определяют направление этнокультурного развития народов, попавших в сферу влияния того или иного государственного образования. 2. О культурно-дифференцирующих признаках. На территории Южной Сибири, как и в других регионах Великого пояса степей Евразии, в условиях преобладающего скотоводческого хозяйства, связанного с высокой степенью природной адаптации и мобильностью населения, происходит определенная нивелировка всех культурных элементов, что в свое время вызвало представление об унифицированном характере развития культуры скотоводческих обществ, независимо от времени и места их существования. Аналогичная ситуация сложилась и в сфере изучения средневекового искусства Азии, где «осторожность и широта подхода, — отмечал Б.И. Маршак, — казалось бы, позволяют избежать крайностей, но возникает новая опасность: в безбрежном сходстве стали незаметны различия» (Маршак, 1971, с. 6). Именно эти различия, или признаки, которые могут быть названы культурно-дифференцирующими, должны стать в настоящее время основным объектом исследования. 3. О выделении средневековых археологических культур. Комплекс культурно-дифференцирующих признаков является основанием для выделения на территории Южной (4/5) Сибири в I тыс. н.э. нескольких археологических культур, так как, согласно И.С. Каменецкому, «области, соответствующие археологической культуре, выделяются не, только в границах ранних государств (Боспорское царство, Хазарский каганат и т.п.), но и в более поздних развитых образованиях» (Каменецкий, 1970, с. 19). Последовательность взаимодействия этих культур и этнокультурные связи оставившего их населения, в свою очередь, позволяют проследить основные закономерности развития раннеклассовых объединений Центральной Азии и Южной Сибири в условиях полиэтнических по своей структуре обществ.

Основополагающим вопросом изучения этнокультурной истории народов Южной Сибири в I тыс. н.э. является вопрос о характере данной эпохи и её периодизации. По этому поводу в литературе высказано несколько точек зрения, основанных на различных критериях: пользуясь социально-экономическим критерием, её определяют как «эпоху поздних кочевников», сменившую «эпоху ранних кочевников» (Черников, 1960); хронологическим — как «эпоху средневековых кочевников», затем нового времени н т. д. по аналогии с европейской периодизацией (Хазанов, 1973); этнокультурным — как «древнетюркское время», или «эпоху» (Грач, 1966); этнополитическим — «эпоху раннесредневековых государств» (Кызласов, 1979, с. 121-199). Соответственно археологические материалы распределяются по векам, типам памятников (Гаврилова, 1965), этапам развития древнетюркской культуры (Вайнштейн, 1966), эпохам (Худяков, 1982) или периодам существования государственных объединений (Кызласов, 1969, 1979). Приведённые определения хотя и базируются на различных основаниях вместе с тем не противоречат друг другу, так как освещают разные стороны развития общества и культуры народов Южной Сибири во второй половине I тыс. н.э. Так, в равной степени правомерно говорить и о культуре древнетюркского времени — в широком, историческом и этнокультурном значении термина, и о культуре времени Древнетюркских каганатов — в узком, этническом и политическом значении понятия (Трифонов, 1971, с. 113).

По нашему мнению, древнетюркская эпоха — многовековой период в истории народов алтайской языковой семьи, так или иначе связанных с тюркским этногенезом и культурогенезом, игравшими определяющую роль в развитии южносибирских обществ в области экономики (преобладание полукочевого скотоводства), материальной культуры (типы жилищ, одежды, украшений, предметов убранства верхового коня и вооружения), социальных отношений (формы стратификации общества, выделение элитарно-правящих династий), а также духовной культуры, мифологии, изобразительной деятельности и т. д. Доминирующую роль в этом процессе играла культура ведущих тюркоязычных этносов, распространяемая как «госу-(5/6)дарственная» культура в среде окраинных обществ-реципиентов.

Опираясь на исторически зафиксированные даты существования наиболее крупных государственных объединений, созданных тюркоязычными правящими династиями, в древнетюркской эпохе можно выделить ряд периодов: Первый тюркский каганат — 552-630 гг.; Второй тюркский каганат — 679-742 гг.; Уйгурский каганат — 745-840 гг.; Каганат енисейских кыргызов — 840 г. — конец X в. н.э. Кроме того, учитывая само содержание исторического процесса того или иного периода (или периодов), закономерно определяющее этнокультурное развитие населения этих государственных объединений, возможно следующее деление: раннетюркское время — V — середина VI вв. н.э.; тюркское время — середина VI — середина IX в. н.э. позднетюркское время — середина IX — конец X в. н.э. Раннетюркское время следует за позднехуннским (или предтюркским) временем, когда происходило сложение прототюркского этнокультурного субстрата — от переселения тюрков на Алтай (460 г.) н до образования Первого тюркского каганата. Тюркское время охватывает периоды существования Древнетюркских и Уйгурского каганатов. Позднетюркское время синхронно широкому расселению енисейских кыргызов после 840 г. н.э. и до конца X в. н.э. За позднетюркским следует предмонгольское время (XI-XII вв. н.э.) и т. д.

Понятие «времени» в его этнокультурном аспекте проявляется в материалах конкретных археологических памятников н культур, которые известны на территории Южной Сибири. Иногда они могут быть сопоставлены с данными письменных источников, идентифицированы с содержащимися в них этнонимами и приобрести определенное историческое и этнографическое содержание. Достоверность подобного рода реконструкций зависит от степени синхронизации локализованных по данным письменных источников этнонимов с археологическими памятниками на той же территории. Однако полное совпадение границ распространения археологических культур н расселения в этих пределах каких-то этнических общностей вряд ли возможно. Скорее можно говорить об ареальных соответствиях исследуемых культур, точная этническая атрибуция которых всегда будет требовать достаточно веских доказательств.

На территории Южной Сибири в древнетюркскую эпоху может быть выделено три археологических культуры, обладающих всеми необходимыми для этого признаками: культура енисейских кыргызов, культура алтае-телеских тюрков (курайская) и культура кимако-кыпчакских племен (сросткинская). Каждая из них прошла длительный путь развития и подразделяется на хронологические этапы, часто соответствующие периодам существования государственных объединений. Сходство предметов сопроводительного инвентаря на одном этапе (в (6/7) один период), но в разных археологических культурах фиксирует определённое состояние древнетюркского историко-культурного комплекса, а типологические различия между ними на разных этапах показывают динамику его развития.

Приведёнными теоретическими положениями обусловлена структура настоящей работы. Фактический материал распределен в ней по «временам», соотнесённым с историческими «периодами», но рассматривается не отвлечённо, а в пределах выделенных археологических культур, имеющих определённое этническое содержание, что дало возможность связать вместе такие исторические категории, как археологический памятник — свидетельства письменных источников (этнос).

Особое внимание обращено на сложение прототюркского субстрата (глава I) и раннетюркское время (глава II). Это объясняется тем, что данные разделы менее других освещены в специальной литературе. Важнейшей проблемой здесь является вопрос о преемственности между хуннской и древнетюркской культурной традицией. Еще в 1966 г. Л.П. Потапов писал, что «уже накапливаются данные, позволяющие поставить вопрос о преемственной этногенетической связи культуры кочевников древнетюркского времени Тувы с культурой кочевников гуннского времени» (Потапов, 1966, с. 11). Сейчас на этот вопрос с полной мерой ответственности можно ответить положительно. Образование древнетюркских государственных объединений на определенной стадии социально-экономического развития скотоводческих обществ Центральной Азии и Южной Сибири, так же, как и культуры создавшего их населения, явилось закономерным результатом сложных этносоциальных и этнокультурных процессов, действовавших на протяжении всего I тыс. н.э. Поэтому правомерна и несколько иная трактовка поставленной темы — этнокультурная история народов Южной Сибири в I тыс. н.э. Подобный взгляд на соседние с Южной Сибирью регионы, населённые тунгусо-маньчжурскими (Деревянко, 1981) и монголоязычными (Викторова, 1980) народами, уже получил признание в советской исторической науке. Первым подходом к решению этой проблемы на южносибирском материале н является настоящая работа.