О.А. Митько

К вопросу о таштыкских кожаных колчанах.

// Военное дело номадов Центральной Азии в сяньбийскую эпоху. Новосибирск: НГУ, 2005. С. 70-79.

Изучение военного дела сяньби, одного из кочевых народов Центральной Азии, пришедшего на смену хунну, пожалуй, ещё только начинается. Дальнейший прогресс и успехи во многом будут зависеть не только от интереса к кочевниковедческой тематике ведущих полевые археологические исследования китайских учёных, но и, в определённой степени, от синхронизации полученных данных с комплексами вооружения народов степной зоны Евразии. Судя по введённым в научный оборот материалам из памятников северо-восточного Китая, прежде всего могильника Лаохэшэнь, сяньбийцы использовали в своей военной практике самые разнообразные средства вооружения, многие из которых несут на себе следы воинских традиций степных кочевнических культур и «Срединного государства» [3; 12]. Давая характеристику воинственным северным соседям, китайские историографы подчёркивали, что «сянбийские роды многочисленны, не слабее против прежнего времени», их воины «отличаются физической крепостью и большей сообразительностью», а «оружие острее и лошади быстрее, нежели у хуннов» [1, с. 157; 15, с. 78].

В период своего наивысшего могущества, пришедшегося на время правления Таньшихуая, сяньбицы совершив ряд походов «овладели всеми землями, бывшими под державой хуннов». По мнению Л.Н. Гумилёва, возможно, в результате одного из них, в период 168-173 гг. была покорена Южная Сибирь [5, с. 240]. Это событие не получило должного освещения в китайских источниках, в них можно встретить лишь краткое упоминание народа хэгу, вошедшего в состав племён подчинённых сяньби [14, с. 239]. Данное название относится к одному из фонетических вариантов этнонима кыргыз и в рамках концепции о непосредственной преемственности культуры енисейских кыргызов от таштыкской культуры, позволяет связать его с населением Среднего Енисея, оказавшимся в сфере военно-политического влияния «ветви народа дунху». Однако в связи с отсутствием репрезентативных источников говорить о характере и содержании этого влияния, а тем более о военном противостоянии таштыкцев и сяньбийцев вряд ли представляется возможным.

В исследованиях посвящённых вооружению и военному делу таштыкских племён отмечалась фрагментарность дошедших до нас данных, что связано с особенностями и своеобразием их культурной традиции. Реальные предметы вооружения, обнаруженные в археологических памятниках

(70/71)

представляют собой крайнюю редкость. Несколько экземпляров железных наконечников стрел обнаружено в поселенческих комплексах, в грунтовых могильниках и склепах чаще встречаются уменьшенные модели оружия, в то время как реальные образцы составляют единичные находки. К настоящему времени большая их часть описана и систематизирована специалистами [6, с. 432-434; 8; 13, табл. VII, 6, 8; 16]. Анализ изобразительных источников, прежде всего тепсейских деревянных планок и выделение на них сюжетных и стилистических совпадений с рисунками на памятниках соседних территорий позволил дать более разностороннюю характеристику военного дела таштыкских племён [17, с. 89-110; 18]. И все же недостаточная представительность предметных серий, практически всех категорий вооружения, обнаружение многих из них вне комплексов и подчёркнуто выраженный символизм моделей сужают рамки гипотетических реконструкций, и требует расширения источниковой базы. Наряду с этой важной и необходимой работой необходимо пересмотреть и уточнить отдельные категории оружия и исключить из сложившегося фонда предметы, не относящиеся к комплексу вооружения.

В этой связи весьма проблематичным, на наш взгляд, является отнесение к каркасу модели кожаного колчана фрагмента костяного изделия из могилы 6 грунтового могильника Комаркова Песчаная (рис. 1, 1). Он был обнаружен под тазовыми костями погребённого и представляет собой орнаментированную резными линиями пластинку, размеры которой составляют 9,5х2 см, толщина 6 мм. В верхней части боковой грани имеются три сквозных отверстия, диаметром 4 мм [2, рис. 3, 2].

Э.Б. Вадецкая указала на ближайшие аналогии данной находке. Это два стержневидных предмета, стилистически близкие комарковской пластинке, но с большим числом отверстий, обнаруженные С.В. Киселёвым на Уйбатском чаатасе (рис. 1, 2, 3). В его монографии рисунки пластин помещены в таблице, посвященной предметам изобразительного искусства, причём автор их сопроводительное описание и предполагаемую культурную атрибуцию оставил за рамками текста [6, табл. XXXVIII, 12, 13]. По мнению же Э.Б. Вадецкой они напоминают каркасные дощечки алтайских кожаных колчанов, обнаруженные В.Д. Кубаревым в скифских курганах и поэтому также могут быть принадлежностью моделей таштыкских кожаных колчанов [2, с. 74]. Анализ проделанный В.Д. Кубаревым привёл к достаточно убедительным результатам и не вызывает возражений. Более того, особенности ряда конструктивных деталей, выявленных в ходе его, свидетельствует о том, что в скифское время вооружение алтайских племён развивалось в тесном контакте с военным делом населения соседних территорий [7, с. 74, рис. 1, 1-4; 2]. Вероятно, предложенная им реконструкция может стать базовой моделью для сопоставлений и восстановления личных типов легких кожаных футляров для стрел, включая и таштык-

(71/72)

ские. Тем более что таштыкцы использовали подобные колчаны, что подтверждается находкой в Оглахтинском могильнике кожаного налучья, обшитого по краю шёлком, с помещённой в него моделью лука и пятью древками стрел в кармане [9, рис. 25]. Однако в оглахтинском налучье отсутствует какой-либо каркас, как и костяные или роговые накладки (рис. 2). К тому же пластинка из комарковского могильника отличается от алтайских каркасных дощечек не только своими размерами, но и формой. Их сближает лишь наличие сквозных отверстий, но и их расположение на предметах различно. На пластинке они сконцентрированы на одном конце, их наличие на втором, обломанном конце, можно лишь предполагать, а на дощечках, длина которых составляет более 50 см, парные отверстия равномерно расположены по всей площади (рис. 1, 1; рис. 3, 1-5).

Анализируя материалы могильника Ближние Елбаны-7, Ю.В. Ширин обратил внимание на фрагмент роговой пластины из могилы 85, которая до поломки её функциональной части была такой же формы, что и костяной предмет из могильника Комаркова Песчаная. Один её конец имеет прямоугольную форму с небольшим боковым выступом, а другой оформлен в виде диска, соединённого с пластиной узкой шейкой, за которую крепился ремешок для подвешивания предмета к поясу. Ремешок прохо-

дил с внутренней стороны диска, где была проточена канавка. По мнению Ю.В. Ширина, ближнеелбанская пластина представляет собой косметическую лопатку (щётку) (рис. 1, 4). Идентичность обоих изделий подтверждается не только совпадением размеров и специфическими контурами функциональной части, но и схожим декоративным оформлением внешней поверхности [19, с. 89-90, табл. XXIX, 10].

В краеведческом музее с. Новосёлово Красноярского края хранится несколько предметов схожих по своей форме, размерам и орнаментации с предметами из могильников Ближние Елбаны-7 и Комаркова Песчаная. Все они относятся к подъёмному материалу и обнаружены на берегу водохранилища. Изготовлены из рога, размеры укладываются в диапазон от 5 до 10 см в длину и от 6 мм до 2 см в ширину. Причём на концевых частях пяти из них имеются сквозные отверстия, на двух по четыре и на трех по три. В их орнаментации преобладают волютообразные элементы, хотя украшение каждого изделия индивидуализировано.

Без орнамента два изделия, размеры одного из них составляют 10 см в длину, поверхность хорошо обработана, частично заполирована. Рукоятка округлой в сечении формы, диаметр центральной части от 0,08 до 1 см,

(73/74)

Рис. 3. Каркасные дощечки и реконструкция кожаного колчана (по В.Д. Кубареву).

(Открыть Рис. 3 в новом окне)

окончание заметно шире. Верхний край оформлен в виде подпрямоугольной лопаточки, в которой просверлены три конусовидных отверстия. Размеры входящего и выходящего диаметров составляют 4 и 2,5 мм (рис. 4, 1; 5, 1).

Размеры второго неорнаментированного предмета 8,9х0,06х1,3 см, рукоять прямоугольной в сечении формы, на конце отверстие для подвешивания к поясу. Другой конец оформлен в виде одностороннего выступа с четырьмя конусовидными отверстиями. Размеры входящего и выходящего диаметров также составляют 4 и 2,5 мм (рис. 4, 2; 5, 2).

Такую же форму, но меньшие размеры имеет ещё один предмет из собраний Новосёловского краеведческого музея. Его длина 5,9 см, ширина 8 мм, в сечении он имеет треугольную форму. На окончании орнаментированной рукояти просверлено отверстие, на другом конце, на плоскости одностороннего выступа, просверлено три слившиеся краями отверстия. Диаметр входящего и выходящего отверстий составляет 3 мм и 2 мм, на боковой плоскости выступа нанесён спиралевидный орнамент (рис. 4, 3; 5, 3).

(76/77)

Также достаточно миниатюрно и четвёртое изделие, его длина 5,2, рукоять округлой формы, её диаметр 6 мм, нижний конец косо срезан. Верхний имеет небольшой выступ, на котором просверлено сквозное отверстие, ещё два проделаны чуть ниже выступа. Размеры диаметра входящего и выходящего отверстия — 3 и 2 мм. На рукоять нанесён орнамент в виде косой сетки, также оформлена и торцевая часть выступа (рис. 4, 4; 5, 4).

Ещё один типологически близкий предмет представлен фрагментом верхней части. Размеры пластинки 5x1,6x0,08 см, на узкой плоскости просверлено четыре конусовидных отверстия, диаметр входящего отверстия 4 мм, а выходящего 2,5 мм. На одну из широких плоскостей нанесён орнамент, сочетающий волютообразные элементы с точечным фоном (рис. 4, 5; 5, 5). Судя по тому, что сломанный конец был частично подработан, предметом и после поломки продолжали пользоваться.

Повреждён и шестой предмет из рассматриваемой коллекции, но в отличие от предыдущего сохранилась нижняя часть. Её конец оформлен небольшим арочным вырезом и имеет отверстие для подвешивания к поясу. Верхний обломанный конец тщательно заполирован. Размеры изделия 9х1,5х0,07 см. Одна из сторон, по всей видимости, внешняя орнаментирована (рис. 4, 6; 5, 6).

Несмотря на ряд индивидуальных черт, все шесть экземпляров из рассматриваемой коллекции представляют собой один ряд типологически близких предметов. В него следует включить и пластинки из могильников Ближние Елбаны-7 и Комаркова Песчаная. Аналогия последней из них с каркасными дощечками из скифских погребений вероятнее всего ошибочна и не позволяет рассматривать её в качестве принадлежности модели таштыкского колчана. Очевидно, следует согласиться с Ю.В. Шириным атрибутировавшим находку из могильника Ближние Елбаны-7 как косметическую щётку [19, с. 89-90]. В отверстиях, по такому же принципу, как в современных изделиях, закреплялась щетина или пучки волос. Функциональное назначение подобных щёток не до конца понятно и любое предположение может носить гипотетичный характер. Возможно, ими наносили на лицо косметические краски, и они входили в состав туалетного косметического набора, предметный комплекс которого начинает формироваться с эпохи поздней бронзы. Со временем такие предметы как зеркала, копоушки, ногтечистки, туалетные ложечки, пинцетики, кисточки, маленькие ножницы, коробочки для хранения масел и благовония, приспособления для растирания красок попадая в погребения маркируют вещный мир женщины. В начале I тыс. н.э. в их повседневном быту появляются и небольшие косметические щётки. Однако не исключено, что им

(77/78)

пользовались и мужчины для раскраски лиц, что, судя по хорошо известным погребальным маскам, практиковалось таштыкцами. В этом случае стоит обратить внимание на близость орнаментальных мотивов на масках и рассмотренных выше щётках. Они, по данным Л.Р. Кызласова и Г.Г. Король, относятся к позднему комплексу таштыкского орнамента. Типы криволинейных изображений возникают на территории Южной Сибири ещё в раннем железном веке, причём первоначально территория их формирования связана с Алтаем, Тувой и Северной Монголией. На Среднем Енисее они появляются в таштыкское время, возможно, вместе с тюркоязычными скотоводами [10, с. 21, табл. III]. Помимо керамики и деревянных предметов, орнамент из волютообразных элементов можно обнаружить и на изделиях из рога. В частности, на фрагменте рукоятки ножа из коллекции подъёмного материала того же Новосёловского музея, а также на двух небольших роговых обоймах, одна из которых была обнаружена в могиле 85, вместе с фрагментом щётки, а другая в могиле 20 могильника Ближние Елбаны-7 (рис. 1, 5, 6; 4, 7; 5, 7) Не исключено, что эти предметы, наряду с обнаруженными там же бронзовыми пряжками таштыкского типа, являются подтверждением культурного обмена между племенами Среднего Енисея и Верхней Оби [4, с. 116, 129, табл. LII, 1, 2, 20].

[сноска к заголовку: *Работа выполнена по гранту РГНФ № 04-01-00535а]

Примечания   ^

1. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.;Л., 1950. Ч. 1.

2. Вадецкая Э.Б. Модели оружия таштыкской эпохи // Военное дело древнего населения северной Азии. Новосибирск, 1987,

3. Горелик М.В. Защитное вооружение степной зоны Евразии и примыкающих к ней территории в I тыс. н.э. // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1993.

4. Грязнов М.П. История древних племён Верхней Оби. МИА, 1956, № 48.

5. Гумилёв Л.Н. История народа хунну // Сочинения. Т. 9. Кн.1.

6. Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951.

7. Кубарев В.Д. К интерпретации предмета неизвестного назначения из кургана 1 памятника Туэкта (Горный Алтай) // Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981.

8. Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М., 1960.

(78/79)

9. Кызласов Л.Р. Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. Красноярск, 1992.

10. Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990.

11. Никаноров В.П., Худяков Ю.С. Изображения воинов из Орлатского могильника // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2. Горизонты Евразии. Новосибирск, 1999.

12. Рец К.И., Юй Су-Хуа. К вопросу о защитном вооружении хуннов и сяньби // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2. Горизонты Евразии. Новосибирск, 1999.

13. Сунчугашев Я.И. Древняя металлургия в Хакасии. Эпоха железа. М, 1979.

14. Супруненко Г.П. Некоторые источники по древней истории кыргызов // История и культура Китая. М., 1974.

15. Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. М., 1984.

16. Худяков Ю.С. Вооружение таштыкского воина // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978.

17. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986.

18. Худяков Ю.С. Образ воина в таштыкском изобразительном искусстве // Семантика древних образов. Новосибирск, 1990.

19. Ширин Ю.В. Верхнее Приобье и предгорья Кузнецкого Алатау в начале I тысячелетия н.э. Новокузнецк, 2003.

наверх