С.Г. Кляшторный
Государства татар в Центральной Азии (дочингисова эпоха).
// Mongolica. К 750-летию «Сокровенного сказания». М.: 1993. С. 139-147.
Едва ли не главный наш источник, освещающий историю народов Центральной Азии в предмонгольское и монгольское время, — труд Рашид ад-дина «Джами‘ ат-таварих». Основное место там, естественно, занимает история создателей Монгольской империи, но отдельными пятнами, более или менее яркими, высвечиваются иные времена и иные племена.
Вот сведения о татарах, тех татарах, племена которых, по версии «Сокровенного сказания», полностью истребил Чингис: «Их имя издревле было известно в мире. От них отделились и многочисленные ветви... Места их кочевий, стоянок и юртов были определены в отдельности по родам и ветвям вблизи границ областей Китая. Их же основное обитание (юрт) есть местность, называемая Буир-Наур. Они также враждовали и ссорились друг с другом, и долгие годы длилась война между этими племенами и происходили битвы» [РД, с. 101].
Итак, основной юрт татар находился вблизи озера Буир-нур, в Восточной Монголии. Но ведь упомянуты и какие-то другие юрты и другие ветви татар, издавна враждовавшие друг с другом. Далее рассказывается об их власти над монголами в дочингисово время. И неожиданно появляется экскурс в далёкое прошлое татар и окружающего их мира: «Если бы при наличии их многочисленности они имели друг с другом единодушие, а не вражду, то другие народы из китайцев и прочих и [вообще] ни одна тварь не была бы в состоянии противостоять им. И тем не менее, при всей вражде и раздоре, кои царили в их среде, — они уже в глубокой древности большую часть времени были покорителями и владыками большей части племён и областей, [выдаваясь своим] величием, могуществом и полным почётом [от других]. Из-за [их] чрезвычайного величия и почётного положения другие тюркские роды, при различии их разрядов и названий, стали известны под их именем и все назывались татарами». Далее Рашид ад-дин добавляет, что ныне, т.е. в XIV в., по тем же причинам тюркские племена именуют себя монголами, «хотя в древности они не признавали этого имени» [РД, с. 102]. Наконец, ещё одна знаменательная реминисценция из дочингисовой истории Центральной Азии: «Тех татарских племен, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и [своего] государя, — шесть» [РД, с. 103].
(139/140)
Рашид ад-дин предлагает свою этнологическую схему предмонгольской Центральной Азии, точнее, её степной части, населённой преимущественно тюркскими племенами. Структурообразующими «конструкциями» схемы являются шесть татарских государств [1] («каждое в отдельности имеет войско и своего государя»), главным из которых был буирнурский юрт. Уже в «глубокой древности» татары, несмотря на отсутствие единства и межплеменные распри, подчинили своей власти «до границ областей Китая» все племена и области. Подчинившимися племенами были — прежде других — «тюркские роды». Они стали именоваться татарами по названию господствующего племени. События эти относятся к столь давнему времени, что монголам тут ещё места нет, ибо они «стали известны» только около «трёхсот лет тому назад», т.е. в IX-X вв. Впрочем, как замечает Рашид ад-дин, «в древности монголы были [лишь] одним из племён из всей совокупности тюркских степных племён» [РД, с. 103].
Как мы видим, Рашид ад-дин разделяет этнополитическую историю степей Центральной Азии на три хронологических этапа: а) этап господства «тюркских степных племён», временн.ые параметры которого не определены; б) этап подчинения тюркских племён татарами и превращения этнонима «татар» в общий политоним; временн.ые границы — от «глубокой древности» до начала татаро-монгольских войн (XII в.); в) этап возвышения монголов и, после истребления татар, превращения этнонима «монгол» в общеимперский политоним (XII-XIII вв.).
Вместе с тем, как замечает Рашид ад-дин, силы и могущество татар были в своё время столь велики, что и поныне, т.е. в начале XIV в., от Китая до Дашт-и Кипчака и Магриба все тюркские племена называют татарами [РД, с. 103].
Если термины «тюркская эпоха (время)», «монгольская эпоха (период)» в исследовательской литературе уже давно стали привычными, то столь же генерализованное представление о «татарском периоде» в истории степей Центральной, Азии не сложилось. Напротив, оно полностью интегрировалось в столь привычных стереотипах, как-то: «монголо-татарская эпоха», «монголо-татарское нашествие». Между тем схема Рашид ад-дина четко разделяет, противопоставляет и разводит во времени «татарский» и «монгольский» периоды.
Очевидно, что предложенная Рашид ад-дином историографическая концепция нуждается в очень обстоятельной фактологической проверке. К
сожалению, в его тексте много недосказанного или сказанного намёком, много трудностей возникает при прочтении тех этнических терминов, топони-
(140/141)
мов, собственных имён, которыми насыщен текст «Джами‘ ат-таварих». Всё это мешает оценке пространственно-временн.ых параметров описываемых историком событий и ситуаций. Так, например, остаётся загадкой, где и когда существовали ещё пять татарских владений-юртов, кроме буирнурского? Поэтому здесь небесполезно привлечение иных источников, содержащих ранние сведения о татарах.
В 1960 г. С.И. Вайнштейн обнаружил в местности Хербис-Баары (Тува) не известную дотоле кыргызскую стелу с рунической надписью. Впоследствии эту надпись дважды издавал А.М. Щербак. [2] Памятник содержит эпитафию знатному воину по имени Кюлюг Йиге. Главным его подвигом, упомянутым в тексте, был поход на татар: «В свои двадцать семь лет, ради моего государства, я ходил на токуз-татар».
В 1976 г. Л.Р. Кызласовым была обнаружена в Хакасии, близ р. Уйбат, стела с рунической надписью (девятый памятник с Уйбата), изданной И.Л. Кызласовым, а затем повторно прочтённой и интерпретированной мною [Кызласов, 1987, с. 21-22; Кляшторный, 1987, с. 33-36]. В первой строке этой надписи упомянут «татарский враждебный эль» и сообщается о выплате татарами дани или контрибуции.
Когда и где енисейские кыргызы вели успешные войны с татарами?
Впервые упоминает татар (отуз-татары) самая крупная из известных рунических надписей — памятник в честь Кюль-тегина (732 г.). Один раз они названы там в связи с похоронами первых тюркских каганов, т.е. событиями второй половины VI в. [КТб, с. 4]. Второй раз они упоминаются той же надписью и под тем же названием (отуз-татары) в качестве врагов отца Кюль-тегина, Ильтерес-кагана (ум. в 691 г.). Тогда татары вместе с кыргызами поддержали токуз-огузов, воевавших с тюрками [КТб, с. 14]. В 723-724 гг. татары (токуз-татары) вместе с токуз-огузами восстают против Бильге-кагана, как о том свидетельствует другая руническая стела с эпитафией старшему брату Кюль-тегина [БКб, с. 34]. Последний раз в орхонской рунике татары (токуз-татары) упомянуты в надписи из Могон Шине Усу, эпитафии уйгурскому Элетмиш Бильге-кагану (760 г.) [Рамстедт, 1913, с. 17]. Вместе с огузскими племенами татары в конце 40-х годов VIII в. восстают против уйгурского кагана и терпят поражение. Таким образом, в конце VII — первой половине VIII в. татары придерживаются той же политической ориентации, что и кыргызы, и являются их прямыми или эвентуальными союзниками.
Заметим, что в ситуации VI-VII вв. союз татарских племён назван в орхонских надписях «тридцатью татарами» (отуз-татары), а в середине VIII в., как и в енисейской надписи из Хербис-Баары, они названы «девятью татарами» (токуз-татары). Не исключено, что в изменении названия
(141/142)
отражен распад первоначальной группировки татарских племён, но для нас не менее примечательно, что упомянутые енисейской надписью события происходили не ранее второй половины VIII в. Впрочем, и по палеографическим особенностям обе кыргызские стелы не относятся к числу ранних енисейских памятников, датируемых первой половиной VIII в. [Кляшторный, 1976, с. 258-267].
Обратимся теперь к сообщениям китайских источников о татарах. Прежде всего отметим, что в составе Уйгурского каганата (744-840) татары были одним из вассальных племенных союзов; по словам китайского автора XII в. Ван Минцзи, тогда «татары были пастухами коров у уйгуров» [Кычанов, 1980, с. 143]. Кыргызы же, отброшенные уйгурами в 756 г. за Саяны, незадолго до 840 г. появились к югу от Танну-Ола. Тем самым определяется нижняя дата кыргызско-татарской войны. В связи с событиями 842 г. татары впервые упомянуты в китайском источнике — письме китайского чиновника Ли Дэюя — как враги кыргызов и союзники последнего уйгурского кагана [Пеллио, 1929, с. 125-126]. [3]
Главным направлением отступления уйгуров, разгромленных кыргызами в Северной Монголии, были Ганьсу и Восточный Туркестан. Именно на этом направлении их преследовали кыргызы. Ли Дэюй, который вёл в 842 г. в пограничной крепости Тяньдэ переговоры с кыргызским посольством, сообщает, что, по словам главы посольства, кыргызского «генерала» Табу-хэцзу, кыргызы пришли на «старые уйгурские земли» на р. Хэлочуань, т.е. в верховья Эцзин-гола, и им подчинились Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык) и дада (татары). Это первое и единственное упоминание о военном столкновении кыргыз и татар, случившемся где-то в Ганьсу или Восточном Туркестане и завершившемся признанием татарами кыргызского сюзеренитета, иначе говоря, выплатой дани [Цай Вэньшэнь, 1967, с. 148]. В следующем (843) году Табу-хэцзу (в ряде источников он именуется также Чжу’у-хэсу) возглавил первое кыргызское посольство к императорскому двору [Супруненко, 1963, с. 67-69].
В 1915 г. в долине р. Тес (Северо-Западная Монголия) Б.Я. Владимирцов обнаружил наскальную руническую надпись, повторно исследованную и прочтённую нами в 1975 г. Надпись содержала имя, которое после нового просмотра надписи в 1989 г. я читаю как Тöреk Alp Sol (ср. [Кляшторный, 1978, с. 154]). По консультации С.Е. Яхонтова, китайская передача имени кыргызского военачальника Табу-
(142/143)
хэцзу есть несколько небрежная транскрипция тюркского Töpük Alp Sol. Судя по содержанию надписи, которая теперь может быть датирована серединой IX в., она маркировала центр новых земельных владений кыргызского вельможи, полководца и дипломата, которые стали его юртом после изгнания уйгуров и овладения севером Монголии. Так совпали до мелочей сведения из отчёта китайского дипломата и из эпитафий кыргызским участникам южного похода. [4] Впрочем, кыргызам не было суждено удержать земли на «уйгурской дороге» в Таримский бассейн, важном участке Великого Шёлкового пути. Еще до 875 г. ганьчжоуские уйгуры восстановили здесь свое господство [Малявкин, 1983, с. 109, 111].
Владение татар в Западном крае, столь далеком от их коренных земель в Восточной Монголии, появилось до падения Уйгурского каганата. Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения «Махр-намаг», переписанного в Турфане между 825-832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin) [Мюллер, 1913, с. 9]. А много позднее, в конце X в., китайский посол к уйгурскому идикуту, Ван Яньдэ, узнаёт в Турфане о другом китайском чиновнике, побывавшем там, — посольству к уйгурам предшествовало посольство к татарам [Малявкин, 1974, с. 90]. Дипломатическая активность была не частой, но обоюдной. Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов [Малявкин, 1974, с. 63-86; Малявкин, 1983, с. 75; Пинке, 1968, с. 130]. Важное дополнение к этим известиям содержится в двух китайских манускриптах 965 и 981 гг. из пещерной библиотеки в Дуньхуане. Там прямо сказано, что центр государства татар был в Сучжоу, т.е. на границе Ганьсу и Восточного Туркестана [Гамильтон, 1955, с. 89-90]. Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX-X вв. [Бейли, 1939, с. 38; Бейли, 1949, с. 49]. В «Худуд ал-‛алам», анонимной персидской географии X в., татары упомянуты как соседи и союзники тогузгузов, т.е. уйгуров, а Восточный Туркестан назван «страной тогузгузов и татар» [Минорский, 1937, с. 47]. Весьма важны упоминания «чиновного лица (амга)», который «пришёл от татар», в деловых письмах из Дуньхуана на тюркском и согдийском языках (конец IX-X вв.), недавно интерпретированных Дж. Гамильтоном и H. Симс-Вильямеом (доклад на Центральноазиатской конференции в Лондоне, 1987 г.).
Наряду со сведениями указанных источников о татарском государстве в Ганьсу — Восточном Туркестане имеется еще свидетельство эпистолярного источника XI в. Письмо тангутского государя Юань-хао, отправленное Сунскому двору в 1039 г., содержит декларацию о новых границах Тангут-
(143/144)
ского государства, весьма мало соответствующую действительной ситуации. Юань-хао хвастливо заявляет о добровольном подчинении ему туфань (тибетцев), тата (татар), чжанъе (ганьчжоуских уйгур) и цзяохэ (турфанских уйгур), т.е. всех соседних Си Ся владений, расположенных в Ганьсу и Восточном Туркестане или обладавших там какими-либо землями [Кычанов, 1968, с. 134].
В домонгольскую эпоху, во всяком случае в X-XII вв., этноним «татары» был хорошо известен не только в Срединной империи, но также в Средней Азии и Иране. Так, наряду с Караханидскими тюрками, татары достаточно часто упоминаются в стихах известнейших персидских поэтов. Газневидский поэт Абу-н-Наджм Манучихри (XI в.) пишет о красивом юноше с «тюрко-татарским обликом»; для других его современников обычной метафорой было «благоухание тысяч татарских мускусов», а имам Садр ад-дин Харрамабади (XI-XII вв.) в касыде, посвященной султану Искандеру, упоминает некоего «татарина» [Браун, ч. 1, с. 166, 169, 202; Ворожейкина, с. 26].
Итак, в IX-XII вв. на территории Ганьсу и в Восточном Туркестане существовало государство татар, известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам. Всё же сведения об этом государстве казались южносунскому учёному и чиновнику Ли Синьчуаню (1166-1243) столь необъяснимыми, что вызвали следующее замечание: «Два государства жили на востоке и западе, и обе страны глядели друг на друга на расстоянии в несколько тысяч ли. Не знаем, по какой причине их объединяют и они получили единое наименование» [Кычанов, 1980, с. 145]. До сих пор эта сентенция Ли Синчуаня оставалась непонятой. [5]
Вряд ли пока возможно столь же определённо локализовать другие татарские государства, упомянутые Рашид ад-дином. [6] Но его информированность о предмонгольской эпохе в истории татар, вопреки сомнениям В.В. Бартольда [Бартольд, с. 559], ныне очевидна. [7]
Недаром компетентный источник XI в. называет обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном «Татарской степью» [Мах-
(144/145)
муд Кашгарский, с. 159], — точно так же южнорусские и казахстанские степи именовались тогда мусульманскими авторами «Дашт-и Кипчак» («Кыпчакская степь»). Название «Татарская степь» хорошо согласуется с другими сведениями о расселении татар в IX-X в. и объясняет, почему столетие спустя монголы, занявшие то же пространство, в тюркской и мусульманской среде, как и в Китае, именовались татарами. Это тюркское обозначение монголов привилось не только в Средней Азии и на Ближнем Востоке, но и на Руси, и в Западной Европе, вопреки тому, что сами монголы себя татарами не называли. [8]
Кыргызско-татарская война 842 г., участником которой был герой енисейской рунической надписи Кюлюг Йиге, стала отражением новой ситуации в Центральной Азии, определявшейся в IX-X вв. взаимоотношениями кыргызов, татар и киданей, прежних аутсайдеров, занявших тогда политическую авансцену.
[1] Я вполне разделяю выводы Е.И. Кычанова о раннегосударственном характере объединений кочевых племён Центральной Азии в средние века («улусы татаро-монголов XII в.», «чжурчжэни XI в.» — см. [Кычанов, 1986, с. 97; Кычанов, 1990, с. 10-24]).
[2] Об обстоятельствах находки и местоположения стелы см. теперь [Васильев, 1963, с. 33-34]. См. также [Вайнштейн, 1963, с. 41-45; Щербак, 1961, с. 238-241; Щербак, 1964, с. 145-149].
[3] Относительно этнической принадлежности татар, упомянутых в орхонских надписях, П. Пеллио замечает: «Допустимо, что они уже тогда были монголоязычны: впрочем, титулатура и номенклатура татар в XII в. сохраняли следы тюркского влияния» [Пеллио, 1949, с. 232-233]. Вполне оправдан, однако, скепсис некоторых современных исследователей по поводу самой возможности достоверных этнических определений крупных племенных сообществ древней Центральной Азии [Мункуев, 1975, с. 91; Жэлэ, 1979, с. 73].
[4] Сообщения о первом после крушения Уйгурского каганата контакте кыргызов с танским чиновником исследованы Г.П. Супруненко [Супруненко, 1974, с. 243] и А.Г. Малявкиным [Малявкин, 1983, с. 101].
[5] Впервые на цитированное место у Ли Синьчуаня обратил внимание выдающийся китайский учёный Ван Говэй (1877-1927). Его замечания к труду Ли Синьчуаня «Цзянь-янь и-лай чао-цзи» («Различные официальные и неофициальные записи о [событиях] периода [правления] Цзян-янь (1127)») переведены и изданы Н.Ц. Мункуевым [Мункуев, 1975, с. 51-52].
[6] Возможно, что ключ к поиску иных территорий расселения татар в X-XII вв. содержится в упоминании Ли Синьчуаня о «границах татар» от Линьхуана (совр. Сира-Мурен) на востоке до границ Си Ся на западе и от Цзинчжоу на юге (близ г. Гуйхуачэн в Суйюани) до киданей на севере [Мункуев, 1975, с. 51]. Если эти указания верны, то все «шесть татарских юртов», упомянутых Рашид ад-дином, занимали большую часть степной и горно-степной зоны Монголии и Северного Китая.
[7] О соотношении труда Рашид ад-дина с прочими источниками, освещающими дочингисовый период истории монголов, см. [Амбис, 1970, с. 125-133].
[8] В китайской политической и историографической традиции начиная с сунского времени решительно преобладало поименование монголов татарами. Даже в тех случаях, когда для служащих сунских военных и дипломатических ведомств не было сомнений, как в самом деле надлежит именовать новых соседей империи, тексты редактировались желательным образом и этноним «монгол» заменялся либо на да-да «татарин», либо на мэн-да «монголо-татары». Очень показателен в этом смысле факт, приводимый Ли Синьчуанем: «Когда монголы (мэн-жэнь) вторглись в государство Цзинь, [они] назвали себя Великим Монгольским государством (да мэн-гу го). Поэтому пограничные чиновники прозвали их Монголией (мэн-гу)». Позднее последнее название было заменено на мэн-да [Мункуев, 1975, с. 123]. Подобные замены были обязательны для официальных текстов даже при описании непосредственных контактов. Так, в отчёте сунского посольства 1211-1212 гг., недавно опубликованном Г. Франке, монголов последовательно именуют татарами [Франке, 1981, с. 170 и сл.]. Еще более показателен случай, приводимый автором «Мэн-да бэй-лу». По его словам, Мухали, наместник Чингис-хана в Северном Китае (го-ван Мо-хоу), каждый раз сам называл себя «мы, татары» [Мункуев, 1975, с. 53]. Ван Говэй, комментируя это место, замечает, что здесь просто употреблено то название монголов, которое было принято китайцами. Естественно, что Мухали, происходивший из племени джалаир, никак не мог называть себя татарином [Мункуев, 1975, с. 135].
Амбис, 1970. — Hambis L. L’histoire des Mongols avant Gengis-khan d’après les Sources chinoises et mongoles, et la documentation conservée par Rasīdu-d-‛Dīn. — CAJ. 1970, vol. XIV.
Бартольд. — Бартольд B.B. Татары. — Сочинения. Т. V. М., 1968.
Бейли, 1939. — Bailey H.W. Turks in Khotahese Texts. — JRAS. 1937, pt I.
Бейли, 1949. — Bailey H.W. A Khotanese Text Concerning the Turks in Kantsou. — AM. NS. Vol. 1. 1949, t. 1.
БК6 — Большая надпись в честь Бильге-кагана (текст по: Малов С.Е.
(145/146)
Браун, 1906. — Browne E.С. The Lubabu ‛1-Albab of Muhammad Awfi, 1961. London — Leiden, 1906.
Вайнштейн, 1963. — Вайнштейн С.И. Курганы и стелы с древнетюркской надписью в урочище Хербис-Баары. — УЗТНИИЯЛИ. Вып. 10. Кызыл, 1963.
Ворожейкина, 1971. — Ворожейкина З.Н. Диван Манучихри. — Письменные памятники Востока. Историко-филологические исследования. Ежегодник 1968. М., 1971 [КСИНА. №69. Исследование рукописей и ксилографов Института народов Азии. М.: ГРВЛ. 1965. С. 22-28.]
Гамильтон, 1955. — Hamilton J.R. Les Ouighours à l’époque des Cinq dynasties d'après les documents chinois. P., 1955.
Жэлэ, 1979. — Geley J.-Ph. L’ethnonyme mongol à l’époque prečinggisqanide (XIIe s.). Etude d’ethnologie politique du nomadisme. — Études Mongoles. Cahier 10. P., 1979.
Кляшторный, 1978. — Кляшторный С.Г. Наскальные рунические надписи Монголии. — Тюркологический сборник 1975. М., 1978.
Кляшторный, 1987. — Кляшторный С.Г. Девятая надпись с Уйбата. — СТ. 1987, № 1.
Кызласов, 1987. — Кызласов И.Л. Земледельческое жертвоприношение древнехакасской общины (Новый рунический памятник на Среднем Енисее). — СТ. 1987, № 1.
Кычанов, 1986. — Кычанов Е.И. О татаро-монгольском улусе XII в. — Восточная Азия и соседние территории в средние века: История и культура народов Азии. Новосибирск, 1986.
Махмуд Кашгарский. — Mahmud al-Kasgari. Compendium of the Turkic Dialects. Edited and Translated by R. Dankoff and J. Kelly. Pt I. 1982 (Harvard University Sources of Oriental Languages and Literatures, 7) .
Мункуев, 1975. — Мзн-да бэй-лу. Пер. с китайского, введ., коммент. и прил. Н.Ц.Мункуева. М., 1975 (Памятники письменности Востока. XXVI).
Минорский, 1937. — Minorsky V. Ḥudud al-‛Ālam ‛The Regions of the World’. A Persian Geography 372 A.H. — 982 A.D. L., 1937.
(146/147)
Мюллер, 1913. — Müller F.W.K. Ein Doppelblatt aus einem manichäischen Hymnenbuch (Mahrnâmag). B., 1913.
Пеллио, 1929. — Pelliot P. L‛édition collective des œuvres de Wang Kuo-wei. — ТР. 1929, vol. 26.
Пеллио, 1949. — Pelliot P. Notes sur l’histoire de la Horde d’Or. P., 1949 (Œuvres posthumes de Paul Pelliot, II).
Пинке, 1968. — Pinks E. Die Uiguren von Kan-chou in der frühen Sung-Zeit. Wiesbaden, 1968.
Рамстедт, 1973. — Ramstedt G.J. Zwei uigurische Runeninschriften in der Nord-Mongolei. — JSFOu. 1913, vol. XXX, № 3.
Франке, 1981. — Franke H. A Sung mbassy of 1211-1212: the Shih-Chin-lu of Ch’eng Cho. — BEFEO. 1981, t. LXIX.
Цай Вэньшэнь, 1967. — Tsai Wen-shen. Li Tê-yü ’nün mektuplarina göre uygurlar (840-900). Taipei, 1967.
Щербак, 1961. — Щербак A.M. Новая руническая надпись на камне. — УЗТНИИЯЛИ. Вып. IX. 1961.
Щербак, 1964. — Ščerbak A. L’inscription runique d’Oust-Elégueste (Touva) — UAJ. 1964, vol. 35.
|