Э.Б. Вадецкая
Мумии и погребальные куклы таштыкских могильников.
На современном этапе изучения древних племён среднего Енисея большое значение придаётся углублённому анализу погребального обряда. Чем конкретнее изучается погребальный обряд, тем больше вырисовываются этнографические черты, приобретающие характер этнического источника, и, естественно, пересматриваются старые гипотезы, вновь «оживают» забытые догадки.
(33/34)
Одним из сюжетов, иллюстрирующих это, является интерпретация трупоположений и трупосожжений в таштыкских грунтовых могильниках: середины I в. до н.э. — II в. н.э. Состав населения Минусинской котловины в этот период был очень сложным. До нас дошли не только таштыкские могильники, но также курганы тесинского этапа тагарской культуры и разнообразные могильники племён, перекочевавших за Саяны с юга при завоеваниях хунну. Однако только в грунтовых таштыкских могильниках мы встречаем оригинальную погребальную практику, о которой пойдёт речь.
Таштыкские могильники раскапывались в 14 пунктах, исследовано около 200 могил, содержащих захоронения взрослых. Небольшой материал раскопок компенсируется тем обстоятельством, что около половины могил оказались неограбленными, а четыре гробницы сохранились в первоначальном виде. В могилы клали трупы умерших, их мумии, кости скелетов и человекоподобные куклы, внутрь которых помещали остатки трупосожжений. На одних кладбищах чаще хоронили по одному-два человека в срубе, на других, как правило,— по три-четыре покойника, но в целом по непонятной причине большинство людей захоронены вместе,— причём разными способами — трупоположения или трупосожжения. В 186 могилах сохранились останки взрослых людей или подростков: в 62 — по обряду трупоположения, в 32 — сожжения, в 92 — смешанный обряд, при котором чаще бывают захоронены остатки сожжения в куклах («манекен») и труп (или кости), реже — два трупа (кости) и «пепел» (остатки сожжения) или наоборот, а также два трупа и две кучки «пепла». Количественное преобладание могил со смешанным обрядом свидетельствует о целенаправленности одноактных захоронений разным способом.
Несколько слов об истории вопроса. Тагарское население имело обычай сжигать погребальные камеры с трупами, но сожжение трупов вне могилы не было принято у минусинских племён, кроме андроновцев. Поэтому появление на Енисее обряда трупосожжения принято связывать с приходом нового населения откуда-то с юга. [1] Однако этот обряд на южных территориях (Алтай, Тува, Забайкалье) неизвестен, но существовал, очевидно, у племён верхней Оби (фоминский этап верхнеобской культуры). Значит, обычай сжигать трупы мог возникнуть и на территории Сибири. Для выявления истоков нового обряда надо попытаться определить в целом этническую принадлежность таштыкских могильников.
С другой стороны, за разными формами обряда могут скрываться: мотивы не этнического порядка, а социальные и даже половозрастные. Последняя догадка была высказана Г.Ф. Дебецем и незаслуженно забыта. Таштыкские погребения по обряду трупоположения, по мнению Г.Ф. Дебеца, содержат довольно загадочный остеологический материал. Все черепа гораздо меньше, легче и грацильнее, чем тагарские, и почти идентичны женским тагарским. Может быть, мужчин всегда сжигали, а женщин иногда хоронили обычным способом. [2] Мнение Г.Ф. Дебеца не было принято во внимание из-за малочисленности серии таштыкских черепов. По заключению С.В. Киселёва, в разных обрядах не играла роли разница пола или общественного положения покойников. «Чем обусловливалось такое разделение в обряде, в настоящее время сказать ещё невозможно», — писал он. [3] Насколько теперь оправдалась догадка Г.Ф. Дебеца, станет ясно в ходе дальнейших рассуждений. Но для того чтобы они были понятны, требуется дать описание каждого из обрядов, поскольку их объяснения строятся на мельчайших деталях, которые удалось проследить, анализируя все погребения.
По обряду трупоположения хоронили женщин, подростков, детей и некоторых мужчин, имевших, судя по антропологическим данным, тот же физический тип, что и женщины. Трупы взрослых мумифицировали, для чего производили посмертную трепанацию, обычно в затылочной или теменной части черепа, и удаляли мозг. Способы трепанации зависели от массивности черепа. В тонкокостных черепах одним ударом выбивали кусок в 2,5-3,5 см. У тех черепов, кости которых были толстыми, в двух-
(34/35)
трёх местах затылочной части просверливали маленькие отверстия и выдалбливали кусок кости острым орудием. [4] Для подобной операции использовали, в частности, долото шириной 14 мм. Мумифицированные трупы чаще находят в парных и коллективных могилах; иногда к моменту захоронения они успевали истлеть и даже превратиться в скелеты. В этом случае в могилы аккуратно складывали кости и черепа. [5] Уложенные кости несохранившихся мумий обнаружены во всех наиболее полно раскопанных могильниках. Это, видимо, свидетельствует, что мумифицирование не определяло общественного положения покойников, а производилось для сохранения тела в период от смерти до погребения.
Лица мумий и трупов покрывали маской. На лицо под маску иногда клали один или несколько кусков шёлковой ткани, в которых были сделаны отверстия, соответствующие линиям разреза глаз и рта. Маски лепили на лицах: поэтому на их внутренней поверхности сохраняются отпечатки морщин и приставшие волосы. Состав масок не одинаков. Известны маски гипсовые, глиняные и изготовленные из смешанного состава, когда на лицо клали слой гипса, смешанного с известняком и кварцевым песком, а затем чистым гипсом заглаживали и моделировали маску по форме лица. [6]
Маски бывают более и менее объёмными. Первые захватывают уши, теменную часть черепа, подбородок и часть головы, вторые закрывают только лицо. Различаются маски также по форме и раскраске. Различие в раскраске впервые было отмечено А.В. Адриановым. Все маски белые, но иногда покрыты тонким ангобом. Поверх ангоба одни маски сплошь покрыты красной краской, другие — расписаны узорами в виде крупных спиралей на лбу, висках, подбородке. Спирали делались «слегка вдавленной палочкой». [7] Два вида раскраски масок получили объяснение после раскопок Л.Р. Кызласовым гробницы Оглахтинского могильника. (1969 г., могила 4). Тёмно-красная маска лежала на лице мужчины. На лбу и поперёк носа по красному на ней была проведена жирная горизонтальная чёрная полоса (рис. 1, 1). [8] Белая маска лежала на лице женщины и была раскрашена красными узорами на лбу и щеках (рис. 1, 2). [9] К сожалению, маски в грунтовых могилах обычно сохраняются в невыразительных фрагментах, поэтому на массовом материале нельзя проверить, насколько их раскраска определяла пол погребённого. Но, видимо, всё-таки определяла. В том же Оглахтинском могильнике (1903 г., могила 7) сохранилась ещё одна тёмно-красная маска. Она лежала на лице подростка-мальчика (рис. 1, 3). Имеется указание о красной маске на лице мужчины из могильника Абаканская Управа (раскопки 1898 г., курган 4, могила 2). Вообще же в могилах преимущественно встречаются фрагменты белых масок с красными узорами, так как среди погребённых по обряду трупоположения значительно преобладают женщины.
Анализ масок позволяет сделать ещё одно важное наблюдение. Среди них есть раскрашенные или обновлённые к моменту погребения. Известны случаи, когда краской были залиты щели уже растрескавшегося гипса. Одна из масок, по наблюдениям А.В. Адрианова, «сохраняла следы серьёзной починки». [10] Иными словами, подтверждается гипотеза о том, что мумии и маски изготовлялись задолго до погребения и к моменту похорон требовали иногда «ремонта».
По обряду трупосожжения хоронили только взрослых людей. Их число либо меньше, либо приблизительно соответствует количеству похороненных трупов. Лишь в одном могильнике трупосожжения преобладали над трупоположениями. Уже говорилось, что остатки сожжений, которые иногда называют «пеплом», помещали в манекены, своеобразные погребальные куклы. Их редко хоронили отдельно, значительно чаще — вместе с мумиями. Полностью сохранились две куклы с остатками кремаций, найденные Л.Р. Кызласовым, и фрагменты нескольких таких же кукол из раскопок А.В. Адрианова. Ознакомиться с куклами из новых раскопок не представилось возможным, поэтому наша информация основана на описях А.В. Адрианова.
(35/36)
Рис. 1. Погребальные маски, куклы и головные уборы из погребений таштыкской культуры.
1-3 — погребальные маски; 4 — голова погребальной куклы; 5, 6 — берестяной и кожаный колпачки для волос; 7, 8 — изображения берестяных и кожаных колпачков на головах персонажей тепсейских рисунков.
Куклы изготовляли в рост человека разными способами. Иногда материалом служили комки твёрдой травы величиной в кулак. Комки складывали друг с другом по величине рук, ног и туловища и обшивали кожей. Куски кожи сшиты из мелких лоскутков, на скорую руку, через край. Отдельно готовили руки, ноги, голову и туловище куклы, а затем их сшивали жилами и тонкими ремешками. Туловище одной из кукол
(36/37)
имело вид мешка, сшитого из овчины. По свидетельству А.В. Адрианова, оно было наполнено травой, а на дне «лежало несколько кусочков пережжённых костей». [11]
Головы кукол изготовляли тщательнее, чем туловища. Сохранились целая голова одной куклы и фрагмент лица другой. Голова объёмная, сделана из комков травы, на ней обозначены впадины глаз, рта, скулы; с лицевой стороны она была обшита кусочками кожи, соединёнными мелкими аккуратными стежками. На лице пришиты брови и нос. Кожаное лицо закрыто тонкой красной шёлковой тканью, которая на лбу была сшита с плотным трёхцветным шёлком, закрывавшим затылок; на красном шёлке выше носа нарисована чёрная полоса (рис. 1, 4). На лобной части лица — кромка меховой шапки, сшитой из кусочков кожи в два слоя, мехом внутрь и наружу. Длина кромки 17 см, ширина — 4-5 см. Фрагмент лица другой куклы составляет кусочек кожи размерами 18×15 см с прорезью для глаза. На коже чуть заметны следы чёрной краски. [12] Лицо одной из целых кукол, обнаруженных при раскопках Л.Р. Кызласова, было сшито из ткани, на которой тёмно-красной краской нарисованы брови, глаза, нос и рот. Кроме того, на этом лице, как и на других, обозначены поперечные полосы, как на мужской маске. [13]
«Причёски» кукол разнообразны. На голову одной из них был надет человеческий скальп с волосами, у другой пришита подковообразно уложенная косичка, закрытая шёлковым мешочком. От разрозненных кукол найдены два шёлковых и два кожаных миниатюрных мешочка; в кожаных находились тоненькие косички и деревянные булавки.
Куклы были одеты, как люди: в штаны, куртки, шубы, сапожки, рукавицы, шапки.
Иногда куклы изготовляли из ткани, берёсты, использовали и готовые шубы, куртки, штаны, которые набивали сухой травой. Видимо, от куклы, изготовленной таким способом, найдена часть спины шубы из белого овечьего меха с обоими рукавами, набитыми комками травы. [14] Достоверно известен лишь один случай, когда лицо куклы было покрыто маской (Оглахты, 1903 г., могила 2). Сейчас эта маска сохранилась в виде невыразительных фрагментов, но имеется её подробное описание. Она состояла из двух крепко соединённых масок и с внутренней стороны напоминала блюдце с прорезями для носа, который был приделан с противоположной стороны. Лицо овальное, нескуластое, хотя и широкое; нос прямой, чуть вздёрнутый; рот небольшой, с тонкими губами; на лбу, правой щеке и виске имелись следы красной краски. [15] Из описания явствует, что маска передавала условное сходство с покойным, была окрашена и отличалась от вылепленных на мумиях, будучи грубее и толще.
Вернемся теперь к интересующему нас вопросу, кого же хоронили в таштыкских могильниках по обрядам трупоположения и трупосожжения. В анализируемых могилах по обрядам трупоположения захоронено 230 взрослых и подростков, из них определено: 111 — женщины, 15 — мужчины. В том, что подобное соотношение не случайно, убеждают два наиболее полно раскопанных могильника — Комарновая [здесь и далее д.б. — Комаркова] Песчаная и Мысок, где по обряду трупоположения были погребены только женщины и дети. Отсутствие мужских трупоположений можно объяснить лишь тем, что трупы мужчин кремировали. Таким образом, малочисленность или отсутствие мужских скелетов в таштыкских погребениях свидетельствует в пользу предположения Г.Ф. Дебеца, что большинство мужчин таштыкцы сжигали.
Это в определённой степени подтверждают остатки трупосожжений, содержащих, как правило, крупные (8-10 см) куски кальцинированных костей. Такой материал из трёх могильников (Мысок, Новая Чёрная IV и V) был просмотрен М.П. Грязновым, а из могильника Комарновая Песчаная — М.П. Грязновым и Н.М. Ермоловой. Было установлено, что кальцинированные кости принадлежали только взрослым людям и в 20 случаях с большей вероятностью могут считаться остатками скелетов мужчин. Они были определены по фрагментам черепов и челюстей,
(37/38)
(38/39)
Рис. 2 [рис. на с.38, подпись на с.39]. Таштыкские могилы с остатками мужских трупосожжений и женских трупоположений.
1-6 — могильник Комарновая Песчаная, могилы 17, 18, 11, 14, 9, 16; 7 — могильник Новая Чёрная V, могила 1; 8 — могильник Мысок, могила 17.
а в Комарновском могильнике, кроме того, на основании сравнения сожжённых костных обломков с аналогичными костями целых скелетов.
Мужские трупосожжения похоронены следующим образом: в отдельной могиле; три совместно; с двумя женщинами; два сожжения и две женщины. Во всех остальных случаях кучка «пепла» сожжённого трупа находилась вместе с женским скелетом. При анализе могил с этими парными захоронениями было обращено внимание на размещение остатков куклы с кальцинированными костями и женского скелета: кукла положена вдоль северной стенки сруба, а женщина — параллельно, но вдоль южной стенки. Обязательное помещение мужского трупосожжения в северной половине сруба или слева от женского скелета установлено и в коллективных могилах (рис. 2). Это дало основание полагать, что и в других могилах, где лежат «пепел» человека и скелет женщины, «пепел» принадлежит мужчине, так как всегда размещён у северной стенки сруба. По месту, занимаемому в срубе, многие трупосожжения могут рассматриваться как принадлежащие мужчинам.
Некоторые детали самих погребальных кукол в свою очередь позволяют считать их имитациями фигур мужчин: в частности, раскраска лица и детали причёски. Уже отмечалось, что поперёк лиц кукол нарисованы полосы, как на мужских масках. Особенно похожи оглахтинские находки: голова куклы, закрытая красным шелком с нарисованной чёрной полосой, и мужская красная гипсовая маска (рис. 1, 1, 4).
У таштыкских племён и женщины, и мужчины носили косы. [16] Женщины укладывали её на макушке под берестяной колпачок-накосник. Такие накосники найдены у черепов в могилах, а один изображён на голове женщины, нарисованной на деревянной планке из тепсейского склепа (рис. 1, 7). У мужчин волосы на темени заплетались в тоненькую косичку, которую прятали под шёлковым или кожаным колпачком. Подобые колпачки-накосники изображены на головах воинов, нарисованных на тепсейских планках (рис. 1, 8). Отдельные мешочки с косичками от голов кукол найдены в самих могилах. В одном случае косичка сохранилась на голове куклы.
Если признать, что в грунтовых таштыкских могильниках по обряду трупосожжения хоронили мужчин, то, следовательно, в погребальных куклах нужно видеть имитацию именно умерших мужчин. Но тогда требуется объяснить, какую группу мужского населения кремировали, а какую (очень небольшую) — хоронили по обряду трупоположения, как и женщин.
Однородность могил и бедность инвентаря скрывают от нас социальные различия между мужчинами, погребенными по различным обрядам. Однако некоторые отличия в деталях обряда, носившие, видимо, этническую окраску, прослеживаются достаточно ясно. Напомним, что трупы мужчин, которые не подвергались сожжению, мумифицировали, как и женские, и лепили на их лицах гипсовые маски. Тот же способ мумифицирования, а также погребальные маски были известны тагарскому населению и, следовательно, имеют местные корни. Местной традицией можно считать и длительное хранение трупа до погребения.
С другой стороны, похоронные действия, связанные с сожжением покойников, у тагарцев неизвестны. Речь идёт не только о сожжении трупа, но прежде всего о захоронении его праха в манекене, заменяющем покойника. Символические захоронения в виде чего-либо, заменяющего покойника, были известны в позднескифское время на Алтае (одежда), [17] в Туве («портрет»), [18] у хунну в Монголии (косы). [19] Очевидно, корни обычая сооружать кенотафы и изготовлять какие-либо имитации умерших следует искать не в Сибири, а в Центральной Азии.
(39/40)
Имеются и другие различия в деталях ритуалов, соблюдаемых для захоронения кукол и трупоположений. В частности, при трупоположениях сосуды ставили в ногах покойного, а при захоронении куклы — как в ногах, так и в головах; в некоторых районах мясную пищу клали не во все погребения, а только при захоронении кукол. Обращает на себя внимание, что женщины и мужчины, погребённые по обряду трупоположения, имеют один и тот же антропологический тип, близкий к тагарскому. Г.Ф. Дебец высказал мнение, что в таштыкскую эпоху на Енисей проникли представители монголоидной расы, смешавшиеся с автохтонным европеоидным населением. [20] Это мнение основано на анализе погребальных масок из более поздних склепов. Эти маски отражают наличие среди таштыкского населения не только европеоидов и монголоидов, но и смешанного типа, появившегося в результате ассимиляции монголоидами местного европеоидного населения. [21] Значит, представители монголоидной расы проникли на Енисей раньше и могли быть похоронены на ранних таштыкских кладбищах.
Принципиальное отличие таштыкских могильников от тагарских не вызывает сомнения. В таштыкскую эпоху была нарушена многовековая традиция сооружать обширные полые камеры, воздвигать над ними громоздкие конструкции из брёвен, камня и дёрна, окружая их оградами. Таштыкские могилы — это глубокие ямы, на дне которых поставлены низкие срубы под крышами, напоминающие гробы. Они засыпались доверху землёй и практически не обозначались на поверхности. Облик могильников и погребальных конструкций такого рода характерен для хуннского времени и в других районах Азии. Туда же ведут новые элементы, проявившиеся в похоронной практике и материальной культуре таштыкцев: мёртвым подсыпают в могилы зёрна проса, кладут один — три ритуальных астрагала. Изменяется состав мясной пищи для умерших: вместо разных кусков говядины — два-три определённых куска баранины. Распространяется обычай положения в могилы не только моделей оружия, но и конской сбруи. Совершались не только похоронные трапезы, но и поминки, для чего оставляли еду перед обелиском. Появляется мода носить серьгу, пояса с застёжками и пряжками, закалывать волосы булавками. Всё это не было известно тагарцам, но являлось обычным для их южных соседей, живших на территории нынешних Монголии, Забайкалья и Тувы. Наиболее устойчивой оказалась тагарская керамическая традиция, однако среди местных форм сосудов появляются новые (сферической формы) с неизвестными ранее орнаментами (валики, спирали, арки). Иными словами, хотя в таштыкских могильниках похоронены представители разных этносов, могильники эти по всем признакам принадлежат иной этнической группе, чем тагарские.
Конечно, многие совпадения в погребальной обрядности, форме вещей, покрое одежды, моде можно объяснить и культурными связями между разными народами азиатских степей. Однако прослеживается одностороннее влияние хунну на племена среднего Енисея. С одной стороны, ничего «таштыкского» в памятниках хунну не найдено. С другой стороны, чисто таштыкским изделиям — костяным булавкам, пластинчатым амулетам, застёжкам, серьгам — находятся прототипы в памятниках хунну в Забайкалье. [22]
Вероятность генетических связей между хунну и новым сибирским населением таштыкской эпохи усиливается ещё одним интересным моментом. Известно, что у хунну левая сторона считалась наиболее почётной: серьгу носили на левом ухе; старшую супругу делали «левой»; левая сторона в юрте считалась мужской, а правая — женской и т.д. [23] Напомним, что при чётком размещении двух покойников в парных таштыкских могилах женщина всегда лежит справа от куклы, изображающей мужчину, и наоборот,— мужчина всегда занимает левую половину сруба. То же правило соблюдается в малых коллективных могилах. При этом неоднократно вместе с куклой-мужчиной положена полуразложившаяся мумия женщины, от которой остались только кости и череп. [24] Значит, захороне-
(40/41)
ния женщин приурочивали к моменту погребения мужчины. В этом, видимо, проявлялся их неравный общественный статус, который подчёркивается тем, что мужчина в гробнице занимает более почётное место — её левую половину.
Очевидно, целесообразно объединить два мнения об интерпретации таштыкского обряда трупосожжения, имеющиеся в литературе, в одну гипотезу, согласно которой по этому обряду хоронили мужчин, но не местных, а иноземцев, культура которых была похожа на культуру хунну. Разумеется, не исключено, что здесь играли роль и более сложные мифологические представления.
[1] Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. — МЭ, 1929, т. IV, вып, 2, с. 54; Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха. М., 1960, с. 78.
[2] Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. — В кн.: Тр. ИЭ. М., 1948, т. IV, с. 129.
[3] Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. — МИА, 1949, 9, с. 222.
[4] Адрианов А.В. Оглахтинской могильник. — Иллюстр. прилож. к газ. «Сибирская жизнь», 1903, №254.
[6] Коваленко Т. Реставрация гипсовых погребальных масок. — АСГЭ [д.б.: СГЭ], 1972, вып. 35, с. 78, 79, рис. 78.
[7] Архив МАЭС, д. 55, л. 13.
[8] Frosentombs G. The culture and art of the ancient tribes of Siberia the tashtyck culture. London, 1978, fig. 136. [правильное название: Frozen tombs. The culture and art of the ancient tribes of Siberia. London: 1978.]
[9] Кызласов Л.Р. Кто жил в Хакасии две тысячи лет назад? — В кн.: Наука и жизнь, 1969, №2, рис. на с. 97.
[10] Адрианов А.В. Оглахтинский могильник..., с. 2.
[11] Архив МАЭС, д. 55, кол. 24, №72.
[12] Архив МАЭС, д. 55, кол. 24, №90.
[13] Кызласов Л.Р. Хакасская археологическая экспедиция 1969 г. (предварительное сообщение). — В кн.: Уч.зап. ХНИИЯЛИ. Абакан, 1971, вып. XVI, №3, с. 175.
[14] Архив МАЭС, д. 55, кол. 24, №80.
[15] Архив МАЭС, д. 55, кол. 24, №69.
[17] Кубарев В.Д. Новые находки эпохи ранних кочевников в Горном Алтае. — В кн.: Очерки социально-экономической и культурной жизни Сибири. Новосибирск, 1972, с. 46.
[18] Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. Л., 1980, с. 76.
[20] Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР, с. 134.
[21] Киселёв С.В. Древняя история..., с. 315.
[22] Davydova A.V. The Ivolga goroditsche. — AAH, 1968, t. XX, fasc. 1-4, p. 20, fig. 14, 5, 7; 18, 34-37; Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье: Погребальные памятники. Улан-Удэ, 1976, с. 3, 8, 20.
[24] Вадецкая Э.Б. Черты погребальной обрядности..., с. 178, рис. 4, 1, 3-6.
|