О.С. Советова
Кони-звери.
Ой вы, кони, кони-звери,
Звери-кони, эх!...
(И. Сельвинский)
Исследования, проведённые Петроглифическим отрядом археологической экспедиции КемГУ в 2012 г. на знаменитом археологическом памятнике Тепсей в Краснотуранском районе Красноярского края [Советова, Мухарёва, Аболонкова, 2012. с, 77-90; Советова, Аболонкова, 2012, с. 91-102], позволили выявить серию неизвестных ранее наскальных рисунков, предварительно датированных эпохой бронзы и раннего железного века. Примечательно, что многие из них входят в многофигурные композиции, что даёт возможность для обоснования их хронологии и семантики.
Нами была отмечена одна из особенностей некоторых зооморфных персонажей этого памятника — наличие у них диковинных хвостов, несвойственных виду конкретных животных. Так, у быков — длинные загнутые на конце «кошачьи» хвосты с кисточкой, у пушных зверей — непропорционально длинные, у коней — опять же «не конские» — дугообразные или длинные, загнутые на концах (кошачьи?). Известно, что в наскальном искусстве Евразии встречаются так называемые фантастические или
(276/277)
Рис. 1.
Изображения коней с необычными хвостами:
1, 3 — Тепсей-II, Красноярский край; 2 — Хар-Хад, Монголия; 4 — деталь каменного рельефа, Микены (по: Новожёнов, 2012); 6 — Тегей, Хакасия (по: Седых, 2001); 5, 7 — Аржан-II, Тува (по: Čugunov, Parzinger, Nagler, 2010); 8 — Тамгалы, Казахстан (по: Миклашевич, 2010); 9 — предмет, связанный с поясной гарнитурой (по: Литвинский, 1972); 10 — вышивка на войлоке, Берел, Казахстан (по: Самашев, 2011).
синкретические персонажи, сочетающие в себе признаки различных существ. Они известны по памятникам Минусинской котловины (Анаш, Усть-Туба, Абакано-Перевоз и др.). Среди новых тепсейских персонажей нами были выявлены изображения коней с хвостами, поднятыми вверх и загнутыми на конце, как у кошачьих хищников (во всяком случае, в изобразительном искусстве именно у кошачьих показаны подобные хвосты) (рис. 1). Такие хвосты отмечены на памятниках наскального искусства: в Минусинской котловине — у коней, изображённых на одной из плит могильника Тегей (В.Н. Седых дал им название «хищные лошади») [Седых, 2001, рис. 1, с. 135], у кунинских «единорогов» [Миклашевич, 2004, рис. на с. 322], на Тепсее [Советова, Аболонкова, с. 99-101]; на сопредельных и более удаленных территориях у коней Комдош-Боома на Горном Алтае [Маточкин, 2010, рис. 9], Тамгалы в Казахстане
(277/278)
[Миклашевич, 2010], на местонахождении Цаган-Салаа / Бага-Ойгур (Монгольский Алтай) [Кубарев, 2010. рис. VIII-3], Хар хад в Монголии [Мунхбаяр, 2011, рис. 2], в долине верхнего течения Инда в Пакистане [Jettmar, Thewalt, 1987, s. 18, Photo 5; pl. 4] и в других местах. Причём иногда встречаются и более экзотические хвосты, как, например, у коней с Калбак-Таша (Горный Алтай), у которых они поставлены вертикально, со своеобразным пучком волос на конце (другая разновидность — кони с длинным хвостом с шаровидным окончанием) [Кубарев, 2010, прил. III, рис. 28]. Композиции с конями, наделёнными хвостами кошачьих, известны по изобразительным материалам обширных территорий (изображения, выполненные на камне, металле, на войлоке и т.д.): на каменном рельефе из Микен [Новожёнов, 2012], по материалам культуры Диен (V-II вв. до н.э.) в Восточной Азии [Деопик, 1979, рис. 8а, 9а, 10а, 11, 13а], по изделиям бактрийских камнерезов Ай Ханума [Франкфор, 2002, рис. 10], изображениям на золотом кубке из могильника Марлик (Археологический музей Тегерана) [Луконин, 1977, с. 43], конской поясной гарнитуре из Тегермансу (Памир) [Литвинский, 1972, с. 63-64, табл. 22.-3], вышивке на войлоке из Берела (Казахстан) [Самашев, 2011, ил. 405] и др.
Как известно, конь играет важную роль во многих мифологических и эпических системах Евразии, являясь атрибутом или воплощением некоторых божеств. Можно привести множество примеров, когда коню придавались дополнительные, не свойственные ему признаки и он представал то в образе гиппокампа (водяной лошади с хвостом рыбы в греческой мифологии; или коня с рыбьим хвостом в нартовском эпосе), то в образе кентавра (полуконя-получеловека), единорога, Пегаса (коня с крыльями) и т.д. У китайцев это лунма (драконовая лошадь); водяная лошадь шуйма; юю — четырёхногая лошадь с бараньими глазами, коровьим хвостом и четырьмя рогами; бо — лошадь, пожирающая леопардов и тигров (у неё белое тело лошади и чёрный хвост, один рог, тигриные когти и клыки), иногда она изображалась как простая лошадь, но с клыками; лушу — бывает изображённой с четырьмя глазами, с гривой, бородой, лапами хищника и лошадиным хвостом; шуху — с лошадиным туловищем, птичьими крыльями, человеческим лицом и змеиным хвостом; и др. [Терентьев-Катанский, 2004].
Встаёт вопрос: для чего коням, запечатлённым в петроглифах (да и в других материалах), придавался такой «хищный» признак? Анализируя тегейскую композицию с «хищными лошадьми», В.Н. Седых [2001, с. 135] предложил понимать её как изображение сцены охотничьей магии, ритуальных действий, которые предшествовали охоте реальной. Представляется, что, пожалуй, семантика таких коней-зверей намного сложнее. Так, Л.Н. Ермоленко рассматривает изображения «героических» эпох сквозь призму эпической метафористики. В эпосе, например, грива и хвост коня уподобляются молнии-огню, а также оружию. Л.Н. Ермоленко [2004; 2008, с. 205-211] полагает, что закрученный на конце хвост — это признак свирепости, свойства, которым наряду с хищником, наделяются и копытные. При этом нередко оружиеподобный хвост ассоциируется с хвостом, загнутым кверху (закрученным). Например, Манас повстречал на охоте чудовище с оружиевидными клыками и загнутым вверх хвостом, и этот «хвост у него — меч». Также характеризуются и свирепые хищники — как звери, с загнутым хвостом [Ермоленко, 2006, с. 207-209]. Заметим также, что наскальные композиции, в которых подобные кони запечатлены, в основном относятся к скифской эпохе. Как известно, образ хищника является одним из самых популярных в скифо-сибирском зверином стиле. Изображения хищников были распространены во всех регионах скифского мира и, по мнению исследователей, составляли около 30% всех изображений, выполненных в этом стиле [Полидович, 2008, с. 39]. Здесь уместно вспомнить об апотропеическом значении изображений хищников на конской узде, известных по многочисленным материалам. По мнению Е.С. Богданова, эти изображения играли роль «амулетов», как бы придававших коню особую силу, смелость и быстроту, или оберегов, позволяющих ему превратиться в особое синкретическое существо, которому не страшны опасности и трудности [Богданов, 2006, с. 46]. По данным греческого искусства V в. до н.э., шкуры крупных животных, таких как львы и пантеры, использовались в качестве чепраков амазонками и другими легендарными персонажами. Львиные шкуры, переброшенные через спины коней, изображены на настенной живописи из македонских захоронений, относящихся к эллинистическому периоду. Мужчина, погребённый в одном из них, показан в образе всадника-победителя и, возможно, сознательно наделён героическими атрибутами [Андерсон, 2006, с. 114]. По мнению Дж.К. Андерсона [2006, с. 114], лошадь Энея более подобает эпическому герою, чем обычному знатному всаднику: «Как чепрак, покрывала / Львиная шкура его и сверкала когтей позолотой» (Ver. Aen., VIII. 552-553). На одном из греческих сосудов первой половины IV в. до н.э. (Лувр) изображена битва между аримаспами и грифонами. Некоторые из аримаспов изображены верхом, а на одной лошади, скачущей без седока, мы видим шкуру пантеры, закреплённую вокруг шеи с помощью нагрудного ремня. Эта шкура, не удерживаемая ни подпругой, ни подхвостником, развевается над спиной лошади, а длинный хвост
(278/279)
(пантеры) свисает сзади [Андерсон, 2006, илл. 31 а-б]. Можно отметить также, что в Береле зафиксирован случай, когда в погребении вождя, сопровождавшегося захоронением коней — верховых скакунов рыжей масти, снаряжённых для перехода в потусторонний мир погребальными масками, сбруей, сёдлами, войлочными покрытиями и деревянными подвесками, у одной из лошадей на седле было найдено покрывало из мохнатой шкуры хищника (волка). Таким образом, наброшенные на спины коней шкуры, как и изображения на ремнях конской сбруи, придавали коню особую силу, хитрость, отвагу хищника и по логике магической сопричастности передавали свои качества, как скакунам, так и их хозяевам.
Таким образом, во-первых, серийность изображений «хищных коней» указывает на их неслучайный характер. Такая деталь, как хвост хищника, выделялась преднамеренно: хвост не просто «заимствован» у хищника, но ещё нередко акцентирована его позиция — он поднят вверх (В.Д. Кубарев, анализируя петроглифы Калбак-Таша, также отмечал, что «определённое сходство калбак-ташских, арал-толгойских и калгутинских рисунков лошадей заключается ещё и в том, что отдельные фигуры не имеют хвостов (курсив мой. — О.С.). Неясно, какую цель преследовал древний художник, изображая лошадей без хвостов, но данная закономерность не является случайностью» [Кубарев. 2010, с. 29].) Во-вторых, семантическая окраска сцен становится более насыщенной: перед нами не просто конь, а конь-зверь — он свиреп и бесстрашен (как и его всадник), он способен выполнять те задачи, которые простому коню не по силам. И, скорее всего, будет понятно, на чьей стороне победа: у героя (нередко представленного в виде всадника), и конь — победитель.
Библиографический список. ^
Андерсон Дж.К. Древнегреческая конница / пер. с анг. М.Н. Серафимова. СПб., 2006.
Ермоленко Л.Н. Батальная символика телесных эпических атрибутов в связи с изобразительными приёмами искусства ранних кочевников // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. Барнаул, 2004.
Кубарев В.Д. Петроглифы Калбак-Таша-I (Российский Алтай). Новосибирск, 2010.
Маточкин Е.П. Святилище Комдош-Боом // Алтай сакральный: культовые и археоастрономические смыслы святилищ. Барнаул, 2010.
Миклашевич Е.А. Влияние торевтики на формирование стилей наскального искусства Южной Сибири, Средней и Центральной Азии // Торевтика в древних и средневековых культурах Евразии. Барнаул, 2010.
Мунхбаяр Б.Ч. Изображения «тагарских» лошадей в петроглифах Монгольского Алтая // Наскальное искусство в современном обществе (к 290-летию научного открытия Томской писаницы): мат. междунар. науч. конф. (Труды САИПИ. Вып. VIII). Кемерово, 2011. Т. 2.
Седых В.Н. О памятниках изобразительного искусства эпохи ранних кочевников из Абаканской степи // Евразия сквозь века: сб. науч. тр., посвящ. 60-летию Д.Г. Савинова. СПб.. 2001.
Советова О.С., Мухарёва А.Н., Аболонкова И.В. Местонахождение Тепсей-I: история изучения и современное состояние // Археология Южной Сибири. Кемерово, 2012. Вып. 26.
Советова О.С., Аболонкова A.B. Загадки Тепсейского фриза // Археология Южной Сибири. Кемерово, 2012. Вып. 26.
Франкфор А.-П. Образы, запечатлённые на камне и в предметах искусства: (По материалам погребений железного века Синьцзяна и древней Бактрии) // АЭиАЕ. 2002. №3 (12).
Jettmar K., Thewalt V. Between Gandhara and the Silk Road. Rock-Carvings along the Karakorum Highway. Mainz, 1987.
Čugunov K., Parzinger H., Nagler A. Der skythenzeitliche Fürstenkurgan Aržan 2 in Tuva. Mainz, 2010.
|