главная страница / библиотека / обновления библиотеки

К.Ф. Смирнов. Сарматы  и утверждение их политического господства в Скифии. М.: 1984. К.Ф. Смирнов

Сарматы и утверждение
их политического господства в Скифии.

// М.: 1984. 184 с.

 

Оглавление

 

М.Г. Мошкова. Предисловие. — 3

 

Савроматы и сарматы. — 9

Савроматы в «Европе» (к западу от Танаиса). — 18

Сирматы и ранние сарматы. — 37

Начало политического господства сарматов в Скифии. — 66

Ранние сарматские памятники Северного Причерноморья. — 72

Сарматские миграции. — 115

 

Приложение. Богатые раннесарматские комплексы правобережья Дона. — 124

В.Е. Максименко, К.Ф. Смирнов, А.А. Горбенко, С.И. Лукьяшко. Курган у пос. Шолоховский. — 124

Т.Б. Барцева, Результаты спектроаналитическсго изучения металлических вещей из кургана 4 у хут. Сладковский. — 141

В.Е. Максименко, К.Ф. Смирнов, В.М. Косяненко. Курган у хут. Кащеевка. — 148

В.Е. Максименко, Е.П. Савченко. Раннесарматское погребение в Новочеркасске. — 156

 

Примечания. — 161

Список сокращений. — 183

 


 

Предисловие.   ^

 

Предлагаемая вниманию читателей последняя книга К.Ф. Смирнова, написанная им в 1976 г. и издаваемая посмертно, является наиболее полной из опубликованных им ранее работ, посвящённых проблеме проникновения сарматов в Северное Причерноморье и утверждению их политического господства в Скифии. [1]

 

Книга К.Ф. Смирнова — первое монографическое исследование самых ранних сарматских памятников Северного Причерноморья. Создание этого труда стало возможным благодаря широким археологическим раскопкам, развернувшимся с 50-70-х годов на территории Украины и Ростовской обл. В работе впервые собран воедино и тщательно проанализирован разрозненный и разбросанный по многочисленным изданиям и архивным полевым отчётам материал. Анализу археологических источников, как всегда в публикациях К.Ф. Смирнова, сопутствует столь же детальный разбор источников письменных.

 

Работая над книгой, К.Ф. Смирнов поставил перед собой целый ряд вопросов, каждый из которых по сложности, многоплановости, а подчас и дискуссионности мог бы явиться предметом самостоятельного исследования. Но именно широта исследования приводит, естественно, к необходимости внесения в текст отдельных корректив, вызванных бурным накоплением археологических материалов, особенно заметным в последние годы в связи с небывалым размахом полевых исследований.

 

Нет сомнения, что при подготовке книги к изданию Константин Фёдорович Смирнов сам бы внёс необходимые поправки, а возможно, и отказался бы от некоторых положений. Но судьба рассудила иначе, и нам пришлось всё бремя ответственности по подготовке к публикации этого труда взять на себя. Мы сохранили нетронутым текст рукописи, отредактировав его лишь стилистически. В то же время мы оставили за собой право с помощью редакторских примечаний к тексту привести работу, написанную в 1976 г., в соответствие с уровнем наших теперешних знаний. Наконец, на некоторых спорных моментах мы сочли для себя возможным остановиться в настоящем предисловии.

 

Ключевая задача книги — осмысление, анализ наиболее достоверных данных о времени появления савроматов и сарматов на правобережье Дона, т.е. в Европе, и характере их дальнейшего расселения на территории Северного Причерноморья.

 

Монографию открывает раздел под названием «Савроматы и сарматы», где автор приводит сведения об основной территории расселения савроматов и сарматов, их культуре, происхождении и генетических связях,

(3/4)

о динамике развития и сложения родственных союзов ираноязычных кочевников в степях между Доном и Волгой и в Южном Приуралье, По этим вопросам К.Ф. Смирнов неоднократно высказывался в печати, [2] и не исключено, что если бы он сам готовил монографию к изданию, то текст этот был бы как-то дополнен или изменён. Мы не сочли себя вправе это сделать и лишь хотим обратить внимание читателя на спорность некоторых положений.

 

Речь идёт об отождествлении кочевых племён, населявших южноуральские степи, с дахо-массагетами и исседонами письменных источников. Существование двух локальных вариантов, Волго-Донского и Самаро-Уральского, единой савроматской археологической культуры общепризнано и не вызывает никаких возражений. Гораздо сложнее обстоит дело с этнической интерпретацией двух массивов кочевых племён. Если западную часть их все исследователи отождествляют с савроматами Геродота, то относительно населения восточных районов, т.е. Южного Приуралья, никакого единства мнений нет. К.Ф. Смирнов в книге «Савроматы» обращал внимание на большую (по сравнению с Волго-Донской группой), как ему казалось, «неоднородность южноуральских памятников и возможность поэтому вхождения в этот союз племён „части загадочных исседонов”, протоаорсов и, возможно, роксоланов». [3] В.П. Шилов высказывался более определённо, считая южноуральских степняков исседонами. [4] Опираясь на анализ письменных источников, ещё увереннее утверждал это Д.А. Мачинский. [5] Однако никто из них не счел нужным дать критический разбор высказываний К.В. Сальникова и М.К. Кадырбаева. Первый из них отождествил с исседонами полуосёдлые племена Зауралья, [6] второй — население Центрального Казахстана, оставившее памятники тасмолинской культуры. [7] Наконец, в 1977 г. К.Ф. Смирнов выступил с новой гипотезой, [8] к сожалению, также не подвергая критическому анализу не согласующиеся с ней высказывания своих предшественников. Точка зрения К.Ф. Смирнова сводилась к следующему: кочевые племена, населявшие восточные районы Южноуральского региона — степи и предгорья бассейна верхнего Урала (от Орска до Магнитогорска, включая и южные районы Челябинской обл.), могут «больше претендовать на то, чтобы их называли исседонами». [9] А «савромато»-сарматы бассейна Илека и среднего течения Урала к западу от Орска — это дахи-даи «Авесты» и греческих писателей. [10]

 

Если письменные источники и дают хоть какие-то основания для подобной интерпретации, что, кстати, также весьма проблематично (локализация исседонов на основании данных Геродота о размещении их к северу от массагетов и к востоку от аргиппеев — задача со многими неизвестными), то археологические материалы не только не подтверждают гипотезу, но полностью противоречат ей. Ни погребальный обряд, ни инвентарь орской группы памятников не разрешают нам оторвать их от илекских курганов — всё это абсолютно тождественный археологический материал. Поэтому независимо от того, как называть обитавшие здесь племена — исседонами или дахо-массагетами, вся территория, охватывающая районы Верхнего Урала от Магнитогорска до Орска и далее на запад до бассейна Утвы (включая и могильник Лебедевка к югу от её истоков), принадлежала единому в культурном отношении населению.

(4/5)

Наибольшую степень близости в погребальном обряде и инвентаре обнаруживают именно орские (Восточное Оренбуржье) и илекские памятники, [11] т.е. группы курганов, принадлежащие, по делению К.Ф. Смирнова, двум разным этническим массивам — исседонам и дахо-массагетам. Если же, как пишет К.Ф. Смирнов, опираться на случаи, известные в истории и этнографии, «когда народы одного и того же названия имели разную культуру», [12] и, напротив, добавим мы, когда единая культура охватывала население с разными этническими названиями, то тогда следует отказаться от всякой археологической аргументации. Не имеет смысла искать сходства между тасмолинской и савроматской культурами (находки в том и другом случае ладьевидных жертвенников и курганов с «усами» — последние аналогии особенно условны), поскольку в этой ситуации этнос не соответствует археологической культуре, и следовательно, при этнической интерпретации исходить надо только из анализа письменных источников. Однако и при этом условии единства мнений не получается. Д.А. Мачинский на основании сведений древних авторов заселяет Южное Приуралье исседонами, [13] Ю.М. Десятчиков — дахами, [14] И.В. Пьянков — сначала массагетами, а с конца V — начала IV в. до н.э. — частично дахами. [15] Совместить эти позиции, как это получалось у К.Ф. Смирнова, вряд ли возможно.

 

Думается, что гипотезу К.Ф. Смирнова можно рассматривать лишь как одну из многих и не бесспорных версий толкования письменных источников.

 

Основная тема книги берёт своё начало в следующем разделе — «Савроматы в „Европе” (к западу от Танаиса)». В нем идёт речь о наиболее ранних археологических материалах и данных источников, которые автор считает возможным связать с пребыванием савроматов в Северном Причерноморье.

 

Следуя данным античной традиции (Геродот, Псевдо-Гиппократ, Псевдо-Скилак), большинство исследователей считают, что, вероятно, в конце V и в IV в. до н.э. какая-то группа савроматских племён потеснила восточных скифов и овладела правым берегом нижнего Дона и примыкающим к нему побережьем Азовского моря. Этого же мнения придерживался и К.Ф. Смирнов. [16] Однако в данной работе он выступает с иной, несколько противоречивой концепцией. Его справедливые и осторожные высказывания об отсутствии массовых достоверно савроматских памятников на правобережье нижнего Дона, о близости скифских и савроматских археологических комплексов и смешанном облике культур в этих смежных районах и, наконец, о приоритете, вследствие этих причин, письменных источников над археологическими при попытках этнической атрибуции археологических памятников сменяется довольно категоричным утверждением об изначальном расселении савроматов па правобережье Дона. К.Ф. Смирнов пишет: «Допуская наличие отдельных савроматских памятников на донском правобережье (речь идёт о двух находках жертвенников. — М.М.), я согласен с предположением В.Е. Максименко, что кочевники этих районов в скифское время могли составлять западную часть савроматского объединения под названием сирматов». Поскольку этноним «сирматы» К.Ф. Смирнов отождествляет с савроматами, а затем сарматами, то его позиция сводится к утверждению

(5/6)

о расселении савроматов на правом берегу Дона практически со времени возвращения скифов из переднеазиатских походов, а может быть, и раньше. В качестве археологической аргументации этой точки зрения названы погребения VI в. до н.э. у г. Константиновск и на окраине Ростова-на-Дону, которые автор считает савроматскими. Причём первое из них признано таковым на основании находки куска мела у ног погребённого и меловой посыпки. Однако однозначная интерпретация обоих погребений вряд ли правомерна. Авторы статьи о Константиновском погребении (В.Я. Кияшко и В.А. Кореняко) вообще не сочли возможным определить его этническую принадлежность и оставили вопрос открытым. [17] Большинство же исследователей, и в том числе скифологи, безоговорочно относят его к скифским древностям. [18] Что же касается погребения из Ростова-на-Дону, то исследовавший и опубликовавший его И.Б. Брашинский считал этот комплекс тоже скифским. [19] Кто же всё-таки прав, покажет время. Сейчас можно лишь говорить о том, что для аргументации отстаиваемой К.Ф. Смирновым концепции этот материал недостаточен и не является решающим. Показательно, что сам автор полностью отдавал себе в этом отчёт, отмечая необыкновенную близость скифских и западно-савроматских памятников, но переходя к выводам, увлекался и как-то забывал об этом.

 

Нам представляется, что вообще выборка отдельных погребений из сплошного скифского племенного массива и этническая интерпретация их как савроматских на основе отдельных аналогий в погребальном обряде или инвентаре (именно этому посвящен конец второго раздела) вряд ли методически оправданы. К числу таких аналогий К.Ф. Смирнов относит погребения из могильника Гайманово Поле у с. Балки, захоронения вооружённых женщин на Никопольском поле, в группе Львово 1 и др. Статистическая обработка погребений рядового скифского населения показала, что захоронения вооружённых женщин — обычное явление в скифском обществе, В половине женских погребений найдены наконечники стрел, а в четвертой части — копья, [20] что составляет больший процент вооружённых женщин (37 % ) по сравнению с савроматскими памятниками (20 %). Тем самым один из незыблемых, казалось бы, признаков присутствия савроматов или савроматского влияния теряет своё значение. Но при этом сам факт брачных союзов между скифами и савроматскими женщинами (о чём пишет К.Ф. Смирнов) вполне допустим и возможен. Так же трудно не усомниться в сарматской принадлежности случайной находки — клада или инвентаря богатого захоронения конного воина, обнаруженного у с. Марьевка Николаевской обл. и датированного II-I вв. до н.э. Во-первых, это не единый хронологический комплекс, поскольку относящаяся к нему фибула датируется III в. н.э., тогда как все остальные предметы (бронзовые шлем, псалии, ситула, кольца; железные копья, псалии) — более ранние. [21] Во-вторых, в нём нет никаких специфически сарматских форм инвентаря. А поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что эти вещи принадлежали богатому воину-кельту, о чём упоминает и сам К.Ф. Смирнов.

 

Хотелось бы также напомнить, что очень близкие идеологические представления ираноязычных кочевников евразийских степей порождали общеираиские формы выражения этих представлений. Поэтому такие

(6/7)

признаки, взятые в отдельности, как трупосожжение или подожжение деревянных погребальных конструкций; сооружение и обожжение глиняных площадок в насыпях курганов; шатровые надмогильные сооружения, далеко выходящие за пределы самой могилы; обширность этих могил, имевших иногда дромосы; мел и меловая подсыпка; каменные блюда или жертвенники, являлись, очевидно, общеиранским достоянием и не могут служить для этнических определений. Памятники, содержащие по одному из этих признаков, а иногда и по нескольку сразу, разбросаны на колоссальной территории от Дуная до Восточного Казахстана. Где-то и в какое-то определённое время они проявляются достаточно ярко, где-то — нечётко, в одних районах встречаются часто, в других — крайне редко. Следует подчеркнуть, что и сам К.Ф. Смирнов придерживался тех же общих установок, хотя и не всегда последовательно проводил их (см. раздел о дромосных могилах).

 

В книге вновь поднята проблема о возможности соотнесения этнических наименований «саи», «фисаматы», «савдораты» не со скифами, как было принято раньше, а с сарматами, кочевавшими во II в. до н.э. в междуречье Днепра и Южного Буга к востоку от Ольвии. Появление здесь во II в. до н.э. или даже на рубеже III-II вв. до н.э. вооруженных отрядов сарматов достаточно правдоподобно и не вызывает возражений. Трудно только представить, что это были большие племенные объединения, кочевавшие здесь постоянно. За исключением единичных находок, на правобережье Днепра практически нет сарматских памятников этого времени. Массовое переселение сарматов на правобережье происходит только около рубежа нашей эры. Следы его фиксируются пока в единственном памятнике такого рода — могильнике Усть-Каменка. В то же время очень справедливо мнение К.Ф. Смирнова, что утверждение политического господства сарматов на левобережье Днепра на рубеже III-II вв. до н.э. не привело к полному исчезновению здесь скифов.

 

Большое значение имеют общие теоретические построения К.Ф. Смирнова, содержащиеся в заключительном разделе книги «Сарматские миграции». Автор совершенно прав, выделяя определенные периоды миграций и говоря о многократности, а не о единовременности этого процесса. Каждое из миграционных движений имело свои причины и следствия.

 

До конца IV в. до н.э. отдельные незначительные проникновения савроматов в Скифию носили мирный характер. По-видимому, к самому концу IV в. до н.э. относится «наиболее ранняя из заметных (сарматских. — М.М.) миграций того времени». Второй, наиболее крупный, этап сарматской миграции К.Ф. Смирнов датирует концом III-I в. до н.э. и связывает с активностью политических союзов во главе с языгами, роксоланами и аорсами. К рубежу нашей эры последний этап заканчивается установлением полного господства сарматов в Северном Причерноморье, которое из бывшей Скифии переименовывается римскими авторамп в Сарматию. Может быть, со временем будут уточнены некоторые датировки и отдельные положения, высказанные К.Ф. Смирновым, однако выделенные им периоды сарматских миграций, обусловленных целым рядом причин политического и экономического характера, вряд ли будут оспорены.

(7/8)

 

К сожалению, в книге так и остались нераскрытыми некоторые замечания автора, сделанные по ходу изложения. Так, говоря о формировании прохоровской культуры в Приуралье, К.Ф. Смирнов неоднократно с большей или меньшей степенью определённости упоминает об участии в этом процессе каких-то приаральских племён скифского времени. В заключении он вновь повторяет, что в сарматскую культуру были включены существенные элементы из Зауралья, Казахстана и Северного Приаралья. Остается непонятным, что же автор имел в виду, говоря о Приаралье. Никакими археологическими источниками, подтверждающими это положение, как и данными письменной традиции мы пока не располагаем.

 

Заканчивая предисловие, хочется отметить, что появление книги К.Ф. Смирнова является событием в сарматской археологии, поскольку им впервые полностью собран, проанализирован и интерпретирован весь археологический материал с территории Северного Причерноморья, который можно связать с пребыванием здесь сарматов. Отмеченные нами спорные моменты в монографии К.Ф. Смирнова лишний раз подтверждают, что читателю предстоит знакомство с крупным исследованием, которое не только открывает для науки новые страницы истории ранних кочевников евразийских степей, но и будит мысль и заставляет вновь и вновь обращаться к затронутым в нём проблемам.

М.Г. Мошкова


Примечания   ^

Предисловие

 

[1] Смирнов К.Ф. Вопросы изучения сарматских племён и их культуры в советской археологии. — В кн.: Вопросы скифо-сарматской археологии (по материалам конференции ИИМК АН СССР). М., б.г.; Он же. О начале проникновения сарматов в Скифию. — ПСА; Он же. Декрет в честь Протогена и раннее поселение сарматов под Ольвией. — Тезисы докладов XIV международной конференции античников социалистических стран. Ереван, 1976.

[2] Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы. — В кн.: Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М., 1977, с. 129-139; Он же. Кочевники Северного Прикаспия и Южного Приуралья скифского времени. — В кн.: Этнография и археология Средней Азии. М., 1979, с. 74-78; Он же. Sauromates et Sarmates. — In: Centre de recherches d’Histoire Ancienne. V. 38. Dialogues d’histoire ancienne, 1980, 6.

[3] Смирнов К.Ф. Савроматы. М., 1964, с. 197.

[4] Шилов В.П. Очерки по истории древних племён Нижнего Поволжья. Л., 1975, с. 134.

[5] Мачинский Д.А. О времени первого активного выступления сарматов в Поднепровье по свидетельствам античных письменных источников. — АСГЭ, 1971, 13, с. 30-37.

[6] Сальников К.В. Об этническом составе населения лесостепного Зауралья в сарматское время. — СЭ, 1966, 5, с. 118-124.

[7] Маргулан А.X., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М. Древняя культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1966, с. 403-409.

[8] Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы, с. 129-139.

[9] Там же, с. 134; см. также в настоящей книге.

[10] Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы, с. 136; см. также в настоящей книге.

[11] Железчиков Б.Ф. Ранние кочевники Южного Приуралья. Автореф. канд. дис. М., 1980, с. 12.

[12] Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы, с. 135; см. также в настоящей книге.

[13] Мачинский Д.А. О времени..., с. 30-37.

[14] Десятников Ю.М. Процесс сарматизации Боспора. Автореф. канд. дис. М., 1974, с. 9, 10.

[15] Пьянков И.В. Массагеты Геродота. — ВДИ, 1975, 2, с. 46-70.

[16] Смирнов К.Ф. О начале проникновения сарматов..., с. 191-193.

[17] Кияшко В.Я., Кореняко В.А. Погребение раннего железного века у г. Константиновска на Дону. — СА, 1976, 1, с. 170-177.

[18] Шелов Д.Б. К этнической истории Нижнего Подонья. — ИСКНИЦВШ. Ростов-на-Дону, 1974, 3, с. 44; Мурзин В.Ю. Погребальный обряд степных скифов в VII-V вв. до н.э. — В кн.: Древности степей [степной] Скифии. Киев, 1982, с. 48, 49.

[19] Брашинский И.Б. Раскопки скифских курганов на нижнем Дону. — КСИА, 1973, 113 [133], с. 54-62; Мурзин В.Ю. Погребальный обряд..., с. 48.

[20] Бунятян Е.П. Рядовое население Скифии в IV-III вв. до н.э. Автореф. канд. дис. Киев, 1981, с. 20.

[21] Фабрициус И.В. Археологическая карта Причерноморья Украинской ССР. Киев, 1951, вып. 1, с. 90, 91; Шилов В.П. Очерки по истории древних племён Нижнего Поволжья. Л., 1975, с. 150.

 


Список сокращений   ^

 

АЖ — Антропологический журнал

АО — Археологические открытия

АП — Археологiчни пам’ятки УРСР. Киïв

АС — Археологический съезд

АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л.

АЭБ — Археология и этнография Башкирии. Уфа

БАС — Башкирский археологический сборник. Уфа, 1959

ВАУ — Вопросы археологии Урала. Свердловск

ВДИ — Вестник древней истории

ВЛГУ — Вестник Ленинградского государственного университета

ВССА — Вопросы скифо-сарматской археологии. М., 1954

ГИМ — Государственный исторический музей

ДГС — Древности Геродотовой Скифии. Атлас. СПб., 1866

ДГУ — Днепропетровский государственный университет

ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения

ЗООИД — Записки Одесского общества истории и древностей

ЗОРСА РАО — Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества

ИАК — Известия Археологической комиссии

ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры

ИИАЭ — Институт истории, археологии и этнографии

ИМКУ — История материальной культуры Узбекистана. Ташкент

ИСКНИЦВШ — Известия Северокавказского научно-исследовательского центра высшей школы

ЛДУ — Львiвський державний университет

МАО — Московское археологическое общество

MAP — Материалы по археологии России

МИА — Материалы и исследования по археологии СССР

ОАК — Отчет Археологической комиссии

ОУАК — Оренбургская ученая архивная комиссия

ПСА — Проблемы скифской археологии (МИА, 1971, 177). М.

PАНИОН — Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук

РГО — Русское географическое общество

РГУ — Ростовский государственный университет

РОМК — Ростовский областной музей краеведения

СА — Советская археология

САИ — Свод археологических источников. М.; Л.

СГЭ — Сообщения Государственного Эрмитажа. Л.

СОМК — Саратовский областной музей краеведения

СЭ — Советская этнография

ЧИНИИ — Чечено-Ингушский научно-исследовательский институт

ESA — Eurasia septentrionalis antiqua

IOSPE — Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Ponti Euxini

RE — Pauly — Wissowa — Kroll. Realencyclopaedie der klassischen Altertumswissenschaft

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки