С.В. Киселёв

Древняя история Южной Сибири.

// МИА № 9. М.-Л.: 1949. 364 с.

Часть третья. Сложение государств.

Глава VIII. Алтай в V-X вв. н.э.

1. Вводные замечания. — 273

2. Алтай и тюрки. — 276

3. Алтайская древность тюрок. — 277

4. Общественный строй тюрок. — 280

5. Культура на Орхоне в VII-VIII вв. — 283

6. Материальная культура Алтая VI-VIII вв. — 285

7. Группы алтайских курганов. — 298

8. Алтай в IX-X вв. — 309

5. Культура на Орхоне в VII-VIII вв.

Об уровне культуры алтайских тюрок на Орхоне в VII-VIII вв. мы знаем очень мало. Китайские источники рисуют их попрежнему кочевниками-скотоводами, живущими в юртах, кочующими с места на место со своими стадами. Охота также ещё имеет большое значение в их хозяйстве: звероловство китайский летописец особо отмечает. Земледелие, которое мы видели ещё в ранний алтайский период истории орхонских тюрок, несомненно продолжало играть роль и в последующее время. Здесь помогала и старая местная традиция, сохранявшаяся в районах, некогда населённых занимавшимися земледелием гаогюйцами, ушедшими от жуань-жуаней на запад. О наличии на Орхоне земледелия свидетельствует и попытка реорганизовать старое земледелие кочевников на более широкой основе. Мочжо-хан требовал у китайцев 100000 ху проса на посев и 3 000 земледельческих орудий. Это ему было дано. Находки в Забайкалье и на Енисее чугунных китайских плугов с отвалом говорят о наличии китайской земледельческой техники у тюрок даже к северу от Монголии.

Утвердившись в Монголии и пережив там бурные времена подчинения китайцам, орхонские тюрки; повидимому, сократили своё исконное алтайское занятие — добычу железа. Характерно, что тот же Мочжо, требуя у Китая сельскохозяйственной помощи, надеялся одновременно получить «несколько десятков тысяч гинов железа». Вместе с тем случайные находки и раскопки погребений VI-VII вв. в Монголии говорят о наличии у орхонских тюрок развитого кузнечества и других видов металлургических ремёсел. Рационально сработанное оружие — прежде всего разнообразные свистящие наконечники стрел, сложные луки, латы, копья, палаши и сабли, а также различные принадлежности сбруи — стремена, удила, всевозможные бляхи и пряжки от уздечек и сёдел — всё это является образцом тогдашней степной техники. К сожалению, малый объём раскопок древнетюркских памятников, главным образом могил, производившихся на Орхоне и Толе в Монголии, не позволяет пока детально изучить эти изделия. [53] Вполне возможно, что дальнейшие

(283/284)

исследования памятников типа Кудыргэ позволят считать именно Алтай родиной нового оружия и сбруи. Тогда в орхонских изделиях можно будет видеть образцы для мастеров различных племён необъятных степей от Хингана до Венгрии. Этим оружием и снаряжением снабжалось орхонское войско, достигавшее временами ста тысяч воинов, главным образом конников.

Повседневный быт орхонских тюрок был, конечно, неоднороден. Образ жизни массы кочевников, составлявшей ядро каганата, едва ли сильно отличался от традиционного быта прежних кочевых племён Монголии. Скот, кошмовые юрты, вся обстановка дома, рассчитанная на передвижение, нашла отражение в источниках. Можно предполагать, что на зимниках были возделываемые участки земли. Лишь изредка попадаются указания на осёдлые поселения, городки «балык», но и то главным образом ближе к Семиречью, которое славилось своими городами, центрами ремесла и торговли западнотюркского каганата.

Гораздо лучше жила орхонская знать — беги, тарканы, тетины, каганы и пр. Дань с зависимых и покорённых и военная добыча доставляли им огромные богатства, и не только в виде стад. Мы уже знаем, что из походов привозилось «красное золото и светлое серебро, красный шёлк и каменья без числа». В 1939 г. нам удалось впервые увидеть сокровища этого периода. Они принадлежали не орхонским властителям, а знатным кыргызам среднего Енисея (подробно об этом ниже). Роскошные золотые кувшины, украшенные драгоценными камнями и фантастическим орнаментом из цветов и грифонов, золотые и серебряные блюда с рисунком, который может спорить с самыми совершенными произведениями китайских мастеров,— дают впервые возможность представить обстановку кочевой знати интересующей нас эпохи. Рассказ Земарха о наполненных золотой посудой повозках и золотых статуях зверей, расставленных вокруг юрт западнотюркского кагана во время приёма византийского посольства, приобретает теперь ощутимую конкретность. Не менее пышной, чем обстановка, была и одежда орхонской знати. Мы уже познакомились с костюмами людей, изображённых на камне из Кудыргэ. Этот же костюм — длинный кафтан, «застёгивающийся на левую сторону», описывают и китайцы. Такие же одежды мы видим на статуях, стоящих у гробниц тюркских каганов. [54] Из ценнейших шёлковых тканей Китая и Ирана [55] шились эти одеяния. Обрывки их, найденные в могилах, сохранили свой узор. Драгоценности и роскошные ткани, вино и сладости, парфюмерию и диковинных животных доставляла в далёкие орхонские степи оживленная торговля с Китаем и западными странами. Она запечатлена не только в описаниях древних путешественников и хронистов, но и в вещественных находках. Большое количество китайских зеркал и монет найдено в Монголии. Главное их число относится к танскому периоду. Начинают попадаться в руки исследователей не только иранские, но даже византийские изделия и монеты.

На службу роскоши орхонской знати ставились также и старое местное ремесло и прикладное искусство. Типично степные орнаменты мы встречаем на различных изделиях, вплоть до роскошных ханских надгробий. [56]

Опираясь на силу и богатство, постоянно приумножаемые войной, данью и подневольным трудом зависимых и рабов, орхонская аристократия выработала не только своеобразную, поражавшую современников дикой роскошью материальную культуру кочевий, но и характерную идеологию степных рыцарей-хищников.

Основные её направления могут хорошо быть прослежены по памятникам орхонской письменности.

Самое наличие письменности у орхонских тюрок — явление весьма знаменательное. Это, повидимому, первая письменность населения «Великой Монгольской степи». Её вызвали к жизни различные обстоятельства. Конечно, усложнение политической организации играло здесь не последнюю роль. Необходимость сношений с отдельными «сторонами» (областями) обширной территории, подвластной «элю тюрок», не могла не стимулировать распространения письменности. Но характерно, что её первые заметные шаги приурочиваются к наиболее бурной эпохе орхонской истории — к эпохе Эльтерес-Гудулу-кагана, этого борца за независимость от Китая и вместе с тем реставратора власти эля в Монголии. Не случайно поэтому, классические образцы орхонской письменности представляют собой скорее политические памфлеты и прокламации, чем печальные эпитафии, которыми они должны были быть. Письменность и здесь, у тюрок древней Монголии, появляется в связи с борьбой социальных страстей, в которой рождается но-

(284/285)

вое общество, разрушающее старый первобытно-общинный строй. Повидимому, с этим связано и самоё оформление орхонского письма. Несмотря на сильнейшее влияние Китая, оно ни в какой мере не копировало распространённой там письменной системы. Орхонское письмо должно было быть доходчиво до широких масс кочевников, и оно приняло буквенный, западный, строй. Общепринято считать, что орхонская письменность являлась наиболее восточным из производных арамейского письма. Устанавливается даже ряд «передаточных» этапов в виде различных переднеазиатских алфавитов. Сейчас обнаружен ещё один, наиболее восточный этап связи — древнехорезмийский доарабский алфавит. [57] Однако, если бесспорны связи прототипов, то во внешнем оформлении орхонское письмо зависит не только от западных аналогов, но и от своих местных предшественников — тамг, знаков-«бирок». О них упоминают китайцы, и в значительном числе они обнаружены за последние годы археологами на различных предметах и на могильных камнях, главным образом в Хакассии, где орхонское письмо также было весьма распространено. Сходство этих «дописьменных» знаков, например, описанных выше начертаний на таштыкских игральных костях, с буквами орхоно-енисейского алфавита иногда настолько велико, что соединение их в какой-то генетический ряд не вызывает сомнений. Орхонское письмо столь же заимствованное, сколь и местное изобретение.

Помимо важнейших данных о социальной организации орхонских тюрок, уже приводившихся выше, орхонские документы содержат не мало сведений о мировоззрении знати и верованиях широких масс древней Монголии. Хищные воины Орхона в массе своей были шаманистами, особенно усердно поклонявшимися синему небу «täŋri, покровительнице материнского начала umaj и sub-jär, духам воды и земли». [58] Китайский летописец сообщает также любопытнейшую деталь, что орхонские тюрки «по принесении овец и лошадей в жертву до единой вывешивают их головы на вехах». [59] Этот обычай до недавнего времени был распространён у шаманистов Алтая, как бы напоминая о тесных связях современного населения Голубых гор с «голубыми тюрками» V-VIII вв.

Однако, целиком связанная с первобытной традицией, система верований орхонских тюрок не могла явиться достаточным средством ослабления в массах их вражды против богатеющей и притесняющей их знати. И вот ещё в 572 году Тобо-хан импортировал буддизм. [60] Лицемерный гуманизм этой религии призван был укрощать социальные страсти кочевого мира. Тобо-хан усердно распространял новую веру среди зависимых от него племён. Он построил храм, выписал из Китая священные книги и сам принимал участие в богослужении. Неизвестно, однако, насколько прочно было это первое проникновение религии Будды в степные кочевья Монголии. Раскопки в Северной Монголии позволяют нам уточнить сведения китайцев о похоронном обряде орхонских тюрок. Сложный церемониал, описанный летописцем, конечно, не являлся общераспространённым. Простого кочевника хоронили под кучей камней с весьма скромным инвентарём. Даже коня далеко не всегда клали ему в могилу.

Иначе хоронили знатных тюрок. Их долго оплакивали, в знак скорби по ним заставляли резать лицо, так что «кровь и слёзы вместе льются». Им приносили жертвы. Знатного покойника сжигали вместе со всеми его вещами и с конём. Раскопки заставляют предполагать, что и люди насильственно следовали за своим господином. Гробницы, высеченные из камня, покрывали сложным узором степных украшений. Их ставили на искусственном возвышении. При гробницах ханов строили часовни с изображениями умершего и каменными плитами, на которых высекалась его хвалебная биография, иногда даже на двух языках, тюркском и китайском. Около этих сооружений рядами расставлялись статуи ближайших родственников. Кроме того, от могилы в степь рядами вкапывались камни — каждый из них отмечал побеждённого врага. Иногда простые камни заменялись грубо сделанными изваяниями, «балбалами». На тех из них, которые отмечали особо важных неприятелей, имеются пояснительные надписи, сообщающие, что здесь изображён побеждённый «хан кыргызов» или «шад телесов» и т.д. Явно заимствованными у китайцев являются находимые вокруг богатых могил орхонских тюрок каменные изваяния львов и других животных. [61]

[53] Основные сведения по этому вопросу до сих пор можно получить только в работе Г. Боровки. Ар-(283/284)хеологическне обследования среднего течения р. Толы. Сб. «Северная Монголия», вып. II, изд. АН СССР, Л., 1927, стр. 43-88. См. особ. могилы у Наинтэ-Суме (стр. 73-76, табл. II, 3, 4, 5; III, 1-12; IV и V) и на Ихэмалыке (табл. III, 13). См. также у Владимирцова Б.Я. Этнолого-лингвистичегкие исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах. Сб. «Северная Монголия», вып. II, стр. 1-42. В особенности см. раскопки тюркской могилы в местности Боин-давэнэ-аман, стр. 38-41, рис. 1.

[54] Атлас древностей Монголии, вып. I и III. 1893-1896: Боровка Г.И. Археологическое обследование..., табл. VI; Казакевич В.А. Намогильные статуи в Даригаиге, Л., 1930.

[55] Боровка Г.И. Археологическое обследование.... стр. 74, рис. 7 и табл. V.

[56] Там же, стр. 76, рис. 8 — орнамент на гранитных плитах древнетюркского саркофага в Улан-Худжире.

[57] Толстов С.П. Монеты шахов Хорезма и доарабский древнехорезмийский алфавит. ВДИ, 1938, № 4, стр. 120-145.

[58] Бернштам А.Н. Родовая структура туг-ю VIII в., стр. 562.

[59] Иакинф. Собрание сведений..., СПб., 1851, ч. I, стр. 270.

[60] Иакинф. Собрание сведений..., ч. I, стр. 274.

[61] Там же, стр. 269-270; Сборник трудов Орхонской экспедиции, вып. I-V; Атлас древностей Монгогии, вып. I-III; Боровка Г. Археологическое обследование..., стр. 76-79; Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Северного Алтая. Труды ГИМ, в. XVI, стр. 132-133.

наверх