главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки
С.В. КиселёвДревняя история Южной Сибири.// МИА № 9. М.-Л.: 1949. 364 с.
Часть третья. Сложение государств.
Глава VIII. Алтай в V-X вв. н.э.
3. Алтайская древность тюрок.
Племенам Алтая, первым из южносибирских, суждено было выступить на широкой исторической арене Азии. Вероятно, это объясняется тем, что Алтай представляет собой страну, открытую на юг, тогда как Минусинский край и даже Тува замкнуты горными цепями Саян и Танну-Олы. Поэтому Алтай и оказался быстрее втянутым в центральноазиатские дела, а кыргызскому Енисею пришлось оспаривать господство на юге уже у сменивших власть туг-ю уйгуров в IX в. Тот высокий уровень развития, который был достигнут алтайскими племенами в период пазырыкской культуры и Шибэ благодаря благоприятнейшим природным условиям Алтая с его плодородными пастбищами и обилием металла, явился надёжной отправной точкой для дальнейшего движения.
Особо надо обратить внимание на сообщения о широком распространении у туг-ю добычи железа. Повидимому, к 40-м годам V в. относится известие о том, что туг-ю добывают железо в горах Алтая и даже платят им дань жуань-жуаням. Это ещё раз подтверждается китайским известием середины VI в. о том, что, отказывая в сватовстве усилившемуся вождю туг-ю, жуань-жуаньский Анахуань, всё ещё считавший себя могущественным, заявил: «Ты — мой плавильщик, как осмелился сделать такое предложение?»
Занятие рудным и железообрабатывающим промыслом не могло не послужить ещё одним стимулом усиления не только производственной дифференциации, оформления ремёсел, но и ещё большего развития обмена и частной собственности. На достижение алтайскими племенами ещё более высокого уровня развития производительных сил ко времени образования варварского государства туг-ю указывает также распространение в эту эпоху на Алтае поливного земледелия. Нам удалось исследовать ряд древних оросительных систем Алтая. Особый интерес представляют древние ирригационные сооружения степи Тöтö у подножия Чуйских Альп и долины Б. и М. Ильгумена. Система каналов Тöтö стратиграфически датируется серединой I тысячелетия н.э. Специальными ботаническими исследованиями было установлено, что степь Тöтö в древности распахивалась и засевалась, а не орошалась, как теперь, только для травы. [11]
Традиция видеть в азиатских племенах по преимуществу скотоводов приводит к явной недооценке роли земледелия, особенно в эпохи формирования новых этнических и политических образований. Между тем земледелие издавна наличествовало в хозяйстве этих племён. Как это видно на алтайском примере, оно могло играть важную преобразующую роль в переломные моменты их истории. В связи с этим заслуживает особого внимания отмеченная С.П. Толстовым параллель к türk в виде кумандинского tur-an — железный плуг и чувашского терен — лемех плуга. [12] Может быть, эта древняя языковая параллельность является новым подтверждением значения земледелия на важнейшем этапе этногенеза алтайских тюрок.
Интенсификация хозяйства применением поливного земледелия, так же как и занятия горным делом и обработкой железа, не могли не оказать сильного влияния на развитие имущественного расслоения и дальнейшее усиление богатых родов и отдельных семей. Хозяйства этих семей, как это было и раньше, велись трудом рабов, о которых в дальнейшем постоянно будут говорить памятники времени орхоно-енисейского письма. Каково было состояние алтайских племён накануне их победы над жуань-жуанями, — об этом можно судить и по раскопкам могильников.
Из них наиболее известен Кудыргинский на р. Чулышмане в районе современных теленгитских поселений алтайцев. [13] Весь облик материальной культуры, которую мы можем изучать по Кудыргинскому могильнику, уже резко отличен от того, что мы видели на Алтае к началу I тысячелетия н.э. Вместе с тем, находки в этом могильнике ясно указали на его большую древность сравнительно с другими кладбищами Алтая второй половины I ты- сячелетия. Однако совершенно так же, как ранние могильники енисейских кыргызов (хакасов) содержат вещи, сохранившиеся в виде пережитков от таштыкской эпохи, так и в кудыргинских погребениях встречаются предметы, имевшие широкое распространение в предшествующее время. Позднее этих вещей уже нет.
Здесь, прежде всего, следует обратить внимание на каплеобразные стерженьки — привески к сбруе или поясу. [14] Такие стерженьки нами встречены в туяхтинских курганах V-IV вв. до н.э. Затем следуют четыреугольные бляшки с четырьмя выпуклостями, воспроизводящие типично таштыкские, а также сарматские (из Буеровой могилы II в.). [15] Наконец, типично таштыкской является и серьга с плоским вертикальным щитком. [16] К этой группе нужно отнести и костылёк с углублением посредине, находки которого идут с бронзового века, но позднее конца тагарской эпохи они до сих пор не находились. [17] Если к этому прибавить зеркало, которое является ремесленным воспроизведением ханьского оригинала, [18] и монету времени младших Хань (до 220 г.), [19] то будет немало указаний в пользу большей близости Кудыргинского могильника к предшествующему времени. Это во всяком случае позволяет кудыргинские могилы считать более ранними, чем время сложения древнего варварского государства Алтайских туг-ю во главе с ханом (каганом) Бумынем (ум. в 553 г.). Как же выглядят эти кудыргинские могилы и что нового дают они по сравнению с предыдущей эпохой?
На поверхности могилы отмечены плоскими овальными выкладками камней. Под ними в неглубоких ямах лежат покойники, прямо на земле или в долблёной колоде. Рядом с ними постоянно обнаруживается скелет коня. На покойниках сохранились остатки одежды, сшитой или из меха, или из шерстяной ткани, а в некоторых могилах и из китайского шёлка разных сортов. Украшения кудыргинских покойников весьма скромны, но неравномерно распределяются по могилам. Золотые серьги в виде колец и колтов являются наиболее драгоценными украшениями. Затем идут серебряные и бронзовые серьги и поясные наборы. Все эти вещи оригинальны и, имея общее сходство, каждая в отдельности сильно отличается от аналогичных предметов следующей стадии, VI-IX вв. Оружие представлено в кудыргинских могилах многими видами. Чаще всего встречаются железные плоские и трёхпёрые наконечники стрел. Применялись вместо стрел и простые заостренные палочки. В некоторых могилах, повидимому там, где стрелы нужно рассматривать как военное оружие, они были вложены в берестяные колчаны (найдено 3). Форма этих расширенных книзу колчанов отличается от позднейших отсутствием открытого кармана. Только в одной могиле был найден прямой обоюдоострый железный меч с эфесом и накладными кольцами на деревянных истлевших ножнах. Он примыкает к серии мечей «ранних кочевников» I тысячелетия н.э. (Перещепино, Орловский клад и раннее Салтово), [20] но отличается от них длиной, большей узостью клинка и строением эфеса. В сбруе коней надо различать две группы. В первую войдут наременные наборы. Они резко отличаются от предыдущих. На них редко можно встретить орнамент, нет крестообразных и звёздчатых форм. Вторую группу составляют удила, стремена, костяные и металлические пряжки и цурки. Повидимому, в эту эпоху они уже сложились в те традиционные формы, которые с незначительными изменениями доживут до IX и даже более поздних веков.
Исключительный интерес представляет находка в кудыргинской могиле № 9 пары костяных накладок на переднюю луку седла. Они украшены гравированными изображениями охоты двух всадников на медведя, кулана, оленей, коз, ланей, на зайца и на лисицу. Кроме того, на широких концах пластин, прикрывавших верхнюю часть луки, выгравированы стоящие друг против друга огромные тигры. Всадники изображены на полном галопе, стреляющими из небольших изогнутых луков. Одного из них сопровождает собака. Лошади под всадниками засёдланы, на них уздечки. Ясно видны подседельные чепраки, нагрудные и подфейные ремни. У всадников хорошо различимы широкие штаны, обшитые сзади оборками или мехом. Они стянуты по сапогу у щиколотки. Характерна посадка без стремени, с низко опущенным носком.
В основе этих изображений лежит иранский прототип. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить их со сценами охоты сасанидских царей, украшающими серебряные блюда и скальные рельефы Так-и-Бостана. [21] Совершенно совпадают сбруя, подстриженные «городками» гривы коней, посадка всадников, форма луков, штаны, обшитые сзади оборкой. Там же находят себе аналогии и многие из животных — козы, лани, олени, тигры и зайцы. Однако кудыргинский мастер был далёк от рабского воспроизведения чужеземного образца. Он сумел преодолеть характерную репрезентативную условность, сковывающую даже жанровые сцены сасанидских рельефов. Он выполнил свои изображения с необычайной непосредственностью наблюдательного реалиста. Вместе с тем, алтайский художник дополнил свои сцены новыми, местными персонажами — появился медведь, кулан и лисица, рыбы. Последние, возможно, связаны с местными культово-космогоническими представлениями. Но особенно важно, что он изменил самый сюжет. Центральной фигурой его изображений уже не является всадник, его заменил тигр, гравированный в преувеличенных размерах. Это также не случайно, но вызвано местными условиями. Тигр — могучий хищник — играл, очевидно, большую роль в генеалогиях знатных родов Саяно-Алтая. Вспомним торжественное вступление енисейской эпитафии: «У моего живущего на земле рода тигра, у моих, одаренных превосходством, я не нахожусь». [22] Кудыргинский гравёр подчинялся именно этому своеобразному возрождению в аристократических генеалогиях пережитков древнего тотемизма.
Таким образом, изучение изображений на седельных костяных накладках из могилы № 9 позволяет притти к очень важным выводам. Устанавливается новая связь Алтая с Ираном, теперь сасанидским. Обнаруживается мастерство алтайских художников, способных творчески переработать заимствованный образец в древних традициях высоко развитого местного искусства. Выясняется подчинение изученных изображений новым генеалогическим представлениям знати, как бы возрождающим древние тотемические образы. Последнее особенно важно. Уже отмечалось, что по составу инвентарей кудыргинских могил можно сразу заметить общественное расслоение. Теперь можно предполагать, что эти различия в погребениях отражают не только разницу в имущественном положении, но и особенности в общественном состоянии. Очевидно, та племенная знать, от которой остались огромные курганы в пазырыкское время, продолжала развиваться и позднее.
Это предположение делает весьма достоверным ещё одна находка, сделанная в Кудыргинском могильнике. Среди могил Кудыргэ несколько особняком стоит одна, ничем не выделявшаяся снаружи, имеющая обычную каменную выкладку. В могиле оказался грудной ребёнок, положенный, однако, в обратном направлении сравнительно с обычной ориентировкой покойников Кудыргэ (большинство головой на восток). Возраст, повидимому, послужил причиной отсутствия при костяке каких-либо вещей и конского погребения. Но это искупает рисунок, обнаруженный на валуне, находившемся в засыпке могилы прямо над головой ребёнка. [23]
В развёрнутом виде рисунок изображает: справа ребёнка и женщину (последняя, повидимому, сидит) в роскошных одеждах. Рисунок хорошо передает узоры плотной китайской парчи. На женщине надет, кроме того, трёхрогий головной убор. У обоих в ушах серьги. Рядом с ребёнком изображён колчан и футляр от лука.
Перед этой роскошно одетой парой стоят н ряд три лошади в полной сбруе. Сёдла у них с узорчатыми чепраками. Как у пазырыкских лошадей и у коней только что разобранных изображений на костяных пластинках, и здесь гривы подстрижены и одеты в чехлы. Двух лошадей держат за повод коленопреклонённые люди. У первого хорошо передан панцырь и шлем со спускающейся на плечи кольчугой. У второй фигуры на голове убор, похожий на убор знатной женщины. Может быть, это тоже женщина. Не исключена, однако, возможность видеть в головном уборе второй фигуры трехрогий шлем, подобный изображенному на одном сасанидском блюде. [24] За лошадьми виднеется ещё один человек на коленях. Он подпоясан, на голове у него шапка с кистями. Перед ним ещё один колчан и чехол от лука, связанные вместе. Налево, за лошадью нарисовано крупным планом лицо мужчины с бородкой и усами. Очевидно, этот третий наиболее значительный из всех троих. Ему приготовлена третья лошадь, ему принадлежит оружие, которым ведает третий из коленопреклонённых.
Вся описанная сцена сделана с большим настроением. Она отражает не только имущественную, но и социальную разницу в положении отдельных лиц. Настало время, когда на Алтае перед знатными и богатыми стали преклонять колена.
Эта находка заставляет видеть в могиле, где она обнаружена, погребение далеко не простого лица. Так, содержанием сцен на костяных накладках и на валуне ярко показывается, насколько усилилась на Алтае внутриплеменная дифференциация. Мы ещё увидим её дальнейшее развитие. Она вступает в противоречие с основами первобытно-общинного строя. Показателем роста этого противоречия и является образование варварского государства алтайских племён в VI в.
Выясняемые сложнейшие изменения в общественной структуре алтайских племен сопровождались, судя по материалам того же Кудыргинского могильника, завершением формирования нового физического типа. Поскольку это позволяла сохранность трёх мужских и двух женских скелетов, исследовавшие их специалисты дали следующую характеристику кудыргинцам: «Они существенно отличались от высокорослых долихоцефальных древних насельников Алтая и имеют много общих черт с той расой, которая в железном веке широко распространилась в Западной Азии и Восточной Европе. Ряд физических признаков сближает кудыргинцев также и с современным населением Восточного Алтая».
[11] Подробности о каналах см. ниже. Некоторые сведения о системе Тöтö см. Евтюхова Л.А. и Киселёв С.В. Отчёт о работе Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г. Труды ГИМ, в. XVI. М., 1941, стр. 80.[12] Толстов С.П. К истории древнетюркской социальной терминологии. ВДИ, 1938, № 1, стр. 80, примечание 74.[13] Руденко С. и Глухов А. Могильник Кудыргэ на Алтае. Материалы по этнографии, т. III, в. 2, Л., 1927, стр. 37-52.[14] Руденко С. и Глухов А., ук. соч., рис. 15, 5-9.[15] Там же, рис. 15, 1, 2.[16] Там же, рис. 7.[17] Там же, рис. 10, 15[18] Там же, стр. 42-43, рис. 8.[19] Этнографические экспедиции 1924 и 1925 гг., Л., 1926, стр. 76.[20] Бобринский А.А. Перещепинский клад. MAP, № 34, II. 1914; Покровский А.М. Верхнесалтовский могильник. Труды XII Археологического съезда, т. I. М.. 1905: Рыбаков Б.А. Анты и Киевская Русь. ВДИ. 1939. № 1, стр. 337. рис. 5.[21] Орбели И. и Тревер К. Сасанидский металл. М.-Л., 1935. т. 4-15. Восточное серебро, № 53, 57, 59, 61, 380; Sarre F. und Нerzfеlds. Iranische Felsreliefs. Berlin. 1910, табл. XXXIII-XXXIV, XXXVII-XXXIX.[22] Radlоff W. Die Alttürkischen Inschriften, Dritte Lieferung, 1895, стр. 331.[23] Руденко С. и Глухов А., ук. соч., стр. 51-52, рис. 18.[24] Орбели И. и Тревер К., Сасанидский металл, табл. 21.
наверх |
главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки