А.В. Давыдова, С.С. Миняев / A. Davydova, S. Minyaev
Художественная бронза сюнну. Новые открытия в России.
The Xiongnu Decorative Bronzes: New Discoveries in Russia.
// СПб: «Гамас». 2008. 120 с.
ISBN 978-5-91519-009-1 (на обл.: ISBN 978-5-8465-0745-6)
Искусство сюнну (С.С. Миняев).
Среди многочисленных находок из археологических памятников особое внимание привлекают предметы, характеризующие яркое, оригинальное искусство сюнну: разнообразные украшения из бронзы, кости, минералов, своеобразные орнаментальные композиции на керамических сосудах. Уже первые находки образцов этого искусства, сделанные в начале XX в. первооткрывателем археологических памятников сюнну Ю.Д. Талько-Гринцевичем (Талько-Гринцевич, 1999) привлекли внимание специалистов. Несколько позже вызвали сенсацию найденные экспедицией П.К. Козлова в горах Ноин-Ула серебряные бляхи, ковры, нефритовые изделия (Краткие отчёты, 1925). Они неоднократно переиздавались и постепенно стали восприниматься как типичные образцы искусства сюнну. Однако открытия последних лет продемонстрировали разнообразие художественного мира сюнну и показали, что ноин-улинские находки не определяют характер сюннуского искусства. Его образы сочетали в себе различные направления в художественном творчестве населения Центральной Азии и воплощались в самых разнообразных материалах: камне, керамике, минералах, кости, роге, дереве, войлоке, тканях, металле (главным образом в бронзе).
(39/40)
Процесс формирования основных направлений в искусстве сюнну до настоящего времени остаётся малоисследованным. Все специалисты ограничивались, как правило, сопоставлением сюннуской художественной бронзы с произведениями «скифо-сибирского звериного стиля» племён Сибири и Алтая и, далее, с искусством причерноморских скифов и сарматов. При этом отмечалось, что в основе сложения всего «скифо-сибирского» искусства лежало влияние образов Древнего Востока (ассиро-вавилонского искусства VI в. до н.э., ахеменидского V-IV вв. до н.э., а позже, с эпохи эллинизма — и Греко-Бактрии). При таком подходе сюннуские бронзы считались «огрубевшими репликами ранее созданных образцов скифо-сибирского искусства», а признаками зарождения самостоятельного искусства сюнну считались лишь серебряные бляхи Ноин-Улы (Артамонов, 1973: 23, 121). С подобными выводами трудно согласиться.
Предметы искусства, найденные в археологических памятниках сюнну, демонстрируют разнообразие художественных образов и приёмов их выражения. В этих образах прослеживается влияние нескольких традиций, взаимодействие которых привело в результате к формированию самостоятельного направления в творчестве степного населения Центральной Азии.
Несомненно, многие образы и сюжеты искусства сюнну, в том числе выраженные и в художественной бронзе, находят убедительные аналогии в так называемом «скифо-сибирском зверином стиле». Большинство этих сюжетов и образов, восходящие в своей основе к древнему искусству Переднего Востока, в сюннуской среде получили дальнейшее развитие (рис. 30). Освоение «скифо-сибирских» образов произошло довольно органично, поскольку сюжеты искусства, связанные с миром живой природы, соответствовали мировоззрению сюнну; через образы животных выражались многие духовные и эстетические запросы общества. Именно поэтому в искусстве сюнну преобладают изображения различных зверей — лошадей, баранов, верблюдов, оленей, горных баранов и козлов, кошачьих хищников, т.е., в основном, тех животных, с которыми сталкивались повседневно. В то же время, в эпоху сюнну появляются новые образы, в частности изображения медведя и лося, которые, наряду с изображением кабана и горного козла, считаются одними из древнейших в Сибири (Киселёв, 1951: 233-250). Мотивы с изображением этих животных широко распространены в искусстве народов Сибири и в более позднее время.
Воспринимая образы «скифо-сибирского» искусства, сюнну вносили в их трактовку свои стилистические особенности. Появляется некоторая условность изображений, которая, впрочем, не мешает легко распознавать
(40/41)
породу животных, они реалистичны в своей основе. Наглядным примером являются небольшие бронзовые бляшки с изображением различных животных (лошадей, козлов, оленей, баранов; рис. 78, 96, 99). Поэтому, вряд ли можно согласиться с утверждением, что сюннуские изображения отличались лишь огрублением ранее созданных образов. В целом, рассмотренные выше обстоятельства обычно позволяют трактовать сюннуское искусство как позднюю стадию развития «скифо-сибирского звериного» стиля.
Вместе с тем, наряду с зооморфными сюжетами, в сюннуском искусстве представлены композиции, орнаментальную трактовку которых можно условно назвать «геометрической». Это «решётчатые» или «ажурные» пряжки верхнего пояса различной формы, ажурные пряжки ремней, а также орнамент на характерных типах мелкой бронзовой пластики: наконечниках, пуговицах и т.п. Истоки «геометрического» стиля в искусстве сюнну на первый взгляд не совсем ясны, так как названные изделия не имеют прямых аналогий в скифских культурах Сибири и Центральной Азии. Детальный анализ формирования таких композиций позволяет проследить становление «геометрического» стиля как процесс переработки и схематизации изначально зооморфных «скифо-сибирских» сюжетов, в большинстве из которых в свою очередь отчётливо прослеживается влияние передневосточного искусства. Результатом такой схематизации явилось формирование своеобразного направления в искусстве сюнну. Это обстоятельство уже подробно рассматривалось в литературе (Миняев, 1995; Miniaev, 2000), поэтому ограничимся здесь лишь несколькими примерами.
(41/42/43)
Рассмотрим прежде всего распространённую в скифо-сибирском искусстве сцену с изображением фантастических животных, стоящих по краям символического дерева (рис. 31). При неоднократном воспроизводстве оригинальной композиции в бронзе и доработке отливок многие детали в эпоху сюнну были утеряны. На рамке некоторых бронзовых пластин, вероятно, более ранних, чем остальные, ещё сохраняются головы животных, выполненные в том же стиле, что и на пряжках из коллекции Петра I, но вся композиция в целом получает уже геометрическую трактовку. С течением времени от голов животных остаются лишь несколько ячеек, затем исчезают и они. Первоначальная сцена с изображением животных у дерева постепенно превращается в чисто геометрическую композицию. Наиболее поздние пластины-пряжки отливаются иногда в виде трапеций с ломаными зигзагообразными краями, уже ничем не напоминая исходную композицию с животными.
(43/44)
Сходный процесс упрощения первоначального сюжета с постепенным исчезновением зооморфных деталей можно проследить и на примере других предметов сюннуского искусства. Так, вполне вероятным прототипом для ажурных колец (широко представленных в Дырестуйском могильнике; см. рис. 67, 68, 70, 79, 92) можно считать известную бляху из Сибирской коллекции Петра I в виде кольца, по краю которого изображены утки. Головы и тела птиц, отчётливо проработанные в оригинале, с течением времени были трансформированы в ячеи в виде запятых, расположенных по периметру колец (рис. 32). Сюннуские ложечковидные пряжки также, видимо, восходят к таким предметам скифского искусства, как золотая пронизка из коллекции Витзена и к золотой же пронизке из Тургайской области с изображением головы сайги (Миняев, 1995, рис. 5, 6). Для малых пряжек из Дырестуйского могильника (рис. 57) прототипом может являться золотая пряжка из коллекции Петра I, где также изображена пара грифоньих головок, но в более проработанном виде (рис. 33).
Археологические находки последних лет позволяют выделить в искусстве сюнну и свой оригинальный стиль, принципиально отличный от «скифо-
(44/45)
сибирской» трактовки зооморфных и ландшафтных сюжетов. Он представлен гравированными изображениями на предметах из органического материала — в основном на пряжках и застёжках пояса. Наглядными примерами этого стиля являются изображения головы лосихи на пряжке из Иволгинского городища (рис. 35), головы оленухи на роговой пряжке пояса из Дырестуйского могильника (рис. 37), многофигурная композиция на аналогичной пряжке из Тариатского могильника в Монголии (рис. 39; Свинин, Сэр-Оджав, 1982). Сходные избражения можно видеть на ряде находок в Иволгинском комплексе (рис. 40), поселении Дурёны (рис. 38), могильнике Царам (рис. 36). Художественные особенности перечисленных изображений, в первую очередь фигур животных и дерева на тариатской пряжке, наглядно демонстрируют принципиальное отличие данного стиля от «скифо-сибирского» направления в искусстве Центральной Азии. Оригинальность композиций и несомненные эстетические достоинства сюжетов наглядно свидетельствуют о высоком потенциале сюннуских художников и ювелиров, которые не только творчески перерабатывали скифскую основу сибирского искусства, но и развивали собственное, не имеющее каких-либо аналогий, направление в художественном творчестве населения Центральной Азии.
В искусстве сюнну представлены и некоторые образы, явно связанные с древнекитайским искусством. В первую очередь это относится к змееподобному дракону, который представлен на ряде пластин-пряжек (табл. 98, 104 [105]), к изображению горбоносого существа на украшениях сбруи из Дырестуйского могильника (рис. 51), напоминающему маску фантастического божества тао-тье, характерного для ханьского искусства. На сюннуских пряжках из органического материала можно видеть и некоторые орнаментальные схемы, присущие искусству эпохи Хань (рис. 24, 41). Необходимо однако отметить, что среди изделий искусства сюнну подобных сюжетов мало, а образ змееподобного дракона на пластинах-пряжках выражен в
(45/46)
той же стилистической манере, которая присуща всему кругу сюннуской металлопластики.
Так можно представить, в общих чертах, сложный процесс формирования искусства сюнну. Его основные направления сложилось на основе искусства народов Центральной Азии предшествующего, скифского времени, усвоения, переработки и развития этого искусства в тех стилистических формах, которые были свойственны эстетическим воззрениям и нормам искусства сюнну. Не вызывает сомнений высокий художественный уровень сюжетов и образов сюннуского искусства, которые, как можно видеть, вовсе не ограничиваются серебряными бляхами Ноин-Улы.
Самостоятельный сюннуский пласт в искусстве т.н. «звериного стиля» оказал значительное влияние на развитие искусства народов Сибири и Центральной Азии. В Минусинской котловине это выразилось в прямом копировании созданных сюнну образов, доказательством чему могут слу-
(46/47)
жить десятки пластин в четырёхугольной рамке с изображением лошадей, быков, т.н. «решёток» (Дэвлет, 1980), изготовленных в Минусинской котловине из местных сплавов (Миняев, 1980; он же, 1983). В Северном Китае влияние сюннуского «звериного стиля» выразилось в усвоении некоторых сюжетов, которые затем были переработаны в соответствии с нормами ханьского искусства. Такая переработка привела к утрате чёткости изображений и превращению этих сюжетов в сложные орнаментальные композиции (Salmony, 1933, pl. XXII–4, XXV–1, XXVII–3).
Художественная бронза сюнну. ^
Среди разнообразных предметов искусства, ярко характеризующих материальную и духовную культуру сюнну, особо выделяются изделия художественной бронзы, украшенные различными зооморфными изображениями или геометрическими композициями — поясные пластины-пряжки, пряжки пояса и ремней различной формы, пуговицы, бляшки и т.д. Они встречаются на обширной территории от Западной Сибири до Ордоса, ареал их распространения в основном совпадает с регионом, который находился под контролем сюнну в последние века до н.э. и на рубеже н.э.
Уже в конце XIX века, благодаря случайным находкам и грабительским раскопкам, многие предметы разошлись по ряду русских и зарубежных музеев и частных собраний. В 20-е годы XX в. художественные бронзы сюнну, которые стали называть «ордосскими» (по месту наибольшей концентрации таких находок на плато Ордос в большой излучине реки Хуанхэ), продавались на антикварных рынках Европы и Азии; они появились в музеях Стокгольма, Парижа, Вены, Берлина, Нью-Йорка. Различные по форме, они различались и по изображённым на них сюжетам. Основными персонажами были лошади, быки, верблюды, олени, зайцы, горные бараны и козлы, хищники из семейства кошачьих, змеи, а также птицы и фантастические персонажи: грифоны, драконы. Наряду с изображением пары спокойно стоящих животных — быков, лошадей, верблюдов — чаще изображали сцены борьбы двух лошадей или куланов, тигров с драконом, сцены терзания травоядных хищником. Часто встречались и пластины с т.н. «решётчатым» орнаментом (вписанные в рамку волнистые или ломаные линии). Изобра-
(47/48)
жения людей редки, известно лишь несколько таких поясных пластин, сюжеты которых обычно связывают с героическим эпосом (Rostovtzeff, 1933; Грязнов, 1961).
Несомненная художественная ценность этих предметов, в первую очередь поясных пластин-пряжек, привлекала внимание многих исследователей, рассматривавших технику изготовления, стилистические особенности и семантику сюжетов (Ростовцев, 1929; Давыдова, 1971; Артамонов, 1973; Дэвлет, 1980; Rostovtzeff, 1924, 1929, 1933; Andersson, 1932; Salmony, 1933; Minns, 1942; Carter, 1 957; Jettmar, 1967; Bunker et al. 1997).
Долгое время в распоряжении учёных не было точных данных (все предметы происходили из грабительских раскопок или были случайными находками), поэтому время их бытования и назначение определялись по-разному. Так, например, пластины-пряжки считались деталями конской упряжи (Толстой, Кондаков, 1890), украшением гроба (Талько-Гринцевич, 1999), застежками наплечий кафтана (Руденко, 1962), накладками на ножны мечей (Fettich, 1952). Много разночтений существовало также и по вопросу семантики сюжетов, изображённых на пластинах.
В последние десятилетия, благодаря научным раскопкам в Сибири и Северном Китае, ряд ранее обсуждавшихся вопросов был снят. Была уточнена датировка и определено назначение большинства предметов. Особую роль в этом отношении имеют раскопки на территории Бурятии Иволгинского комплекса (городища и могильника) и Дырестуйского могильника (характеристика этих памятников дана во введении [см. раздел Археологические памятники сюнну]).
Коллекция иволгинской и дырестуйской художественной бронзы. ^
Коллекция художественной бронзы из Иволгинского комплекса и Дырестуйского могильника сложилась в результате хорошо документированных раскопок этих памятников. Именно научная достоверность отличает её от множества коллекций искусства сюнну, находящихся в музеях и частных собраниях Европы, Азии и Америки.
Иволгинские и дырестуйские находки положили конец дискуссиям о функциональном назначении художественной бронзы сюнну. Большая серия находок такой бронзы в неграбленых погребениях впервые позволила точ-
(48/49)
но определить положение всех предметов в захоронении и убедительно показать, что художественная бронза служила украшением одежды, главным образом такой важной её части, как верхний пояс (Давыдова, 1971; она же, 1982; Давыдова, Миняев, 1988; они же, 1993).
Благодаря этим находкам получено полное представление о различных вариантах поясных наборов сюнну: от наиболее сложного до самого простого. В самый сложный входило большое количество разнообразных предметов, в том числе бронзовые украшения — пара больших пластин-пряжек, пара ажурных колец, пара пуговиц, бляшки, пара или более ложечковидных застёжек, а также бусы и различные подвески из минералов (рис. 63, 74, 82). Более простые пояса украшались небольшими бронзовыми бляшками и подвесками (рис. 53). В самом простом варианте на поясе погребённого только железная пряжка.
Роль пояса в жизни скотоводческого населения общеизвестна. Помимо практического назначения пояс играл важную роль как показатель общественного положения владельца. Анализ особенностей погребальных конструкций в сочетании с комплектами поясных наборов позволил выделить несколько групп захоронений, опосредованно отражающих сложную общественную структуру сюннуского общества. Как показывают иволгинские и дырестуйские материалы, каждой ступени в такой структуре соответствовал и определённый поясной набор, в котором бронзовые предметы являлись одним из существенных компонентов. Можно предполагать, что количество художественной бронзы на поясе, характер и размеры составных частей пояса зависели от общественного статуса погребённых, их пола и возраста (Давыдова, 1982; Давыдова, Миняев, 1988; они же, 1993).
Художественные бронзы, обнаруженные археологическими раскопками в Иволгинском комплексе и Дырестуйском могильнике, позволили уверенно выделить сюннуские изделия из разнородной массы так называемых «ордосских» бронз и определить их общую дату в пределах II в. до н.э. — I в. н.э., когда сюнну доминировали в Центральной Азии.
Публикуемые новые материалы происходят из памятников рядовых сюнну и могут поэтому до известной степени служить эталоном художественной бронзы сюнну. Коллекция включает предметы, которые были известны и ранее — ажурные кольца, ложечковидные пряжки, пуговицы, бляшки, боль-
(49/50)
шие пластины-пряжки с часто повторяемыми изображениями (борющиеся лошади, извивающиеся змеи), но имеются и предметы с редкими сюжетами. В Иволгинском могильнике это борьба двух тигров и дракона из могилы 100 (рис. 104 [105]); изображение двух тигров из могилы 138 (рис. 106 [107]). В Дырестуйском могильнике: терзание оленя кошачьим хищником из могилы 108 (рис. 84, 86), сцена нападения двух грифонов на копытных из могилы 114 (рис. 90), схватка двух драконов из могилы 118 (рис. 98), сцена нападения рыси на горного барана из могилы 128 (рис. 99 [97]). Пряжки с подобными сюжетами являются украшением коллекции художественных бронз из Иволгинского комплекса и Дырестуйского могильника.
К редким или не имеющим аналогий можно отнести и многие мелкие пряжки и бляшки, найденные в этих памятниках: пряжки из ямы 20 и жилища 28 Иволгинского городища (рис. 112 [115], 114), из могил 109, 120 Иволгинского могильника (рис. 103, 107 [108]), бляшки из могил 38 и 117 Дырестуйского могильника (рис. 55, 94, 96).
Таким образом, материалы этих двух памятников значительно дополняют имеющиеся представления о художественной бронзе сюнну, впервые, пожалуй, столь полно и разнообразно представленной в документированных раскопках.
|