Л.Л. Баркова, И.И. Гохман
Ещё раз о мумиях человека из Пазырыкских курганов.
Открытие и исследование на Алтае Пазырыкских, Башадарских, Туэктинских и других курганов с вечной мерзлотой обогатили и, пожалуй, кардинально изменили представление о мире ранних кочевников, живших на просторах Евразии в I тыс. до н.э. В курганах во льду были найдены не только замечательные высокохудожественные изделия из дерева, кожи, войлока, но и останки самих погребённых, бальзамированных и сохранившихся в виде мумий.
С.И. Руденко — энциклопедически образованный человек, исследователь многих царских курганов на Алтае и автор нескольких монографий о скифской культуре Южной Сибири. Его перу принадлежат также три выдающиеся монографии по антропологии башкир и казахов. Поэтому не следует удивляться, что Сергей Иванович сам сделал описание мумий, провёл краниологические исследования черепов, измерил длинные кости, определил пол и возраст усопших, а также их расовую принадлежность [19, с. 62-70]. Для итогового анализа антропологии скифского времени Алтая он привлёк данные, представленные Г.Ф. Дебецом [15, с. 136-145]. Зубная система по просьбе С.И. Руденко была изучена стоматологами из Военно-медицинской академии Ленинграда. Коллекции и мумии переданы С.И. Руденко в Государственный Эрмитаж, где они экспонируются и служат для научных исследований российских и зарубежных учёных.
Побудительным толчком к проведению данной работы явились два обстоятельства. Первым была сенсационная находка естественной мумии неолитического человека, обнаруженная в 1991 г. во льдах Альп, датировка которой около 5300 лет [25, S. 24-28]. Она привлекла огромное внимание. Изучением мумии занимались более 20 групп учёных из разных стран, среди которых были физики, химики, медики, генетики, археологи, антропологи и др. Проводились симпозиумы и конференции с очень разнообразной тематикой [25, S. 1-464], касающейся проблем экологии, генетики человека, питания, способов добывания средств к жизни, истории и морфологии человека. Понятно, что в связи с этой находкой возник интерес к другим найденным останкам древних людей с сохранившимися мягкими тканями, особенно во льду. Вспомнили и о пазырыкских мумиях. Учёные Эрмитажа приняли участие в этих обсуждениях.
Вторым обстоятельством стали замечательные открытия новосибирских археологов. В 1993 г. ими была сделана находка ещё одной мумии на Алтае. Н.В. Полосьмак, проводившая исследования на плато Укок, раскопала курган 1 могильника Ак-Алах. Могильник расположен в Бертекской долине, на высоте 2,5 тыс.м над уровнем моря (это в 14 км от границы с КНР). Оледенелый курган средних размеров — 18 м в диаметре — оказался неограбленным. В кургане была похоронена молодая женщина в возрасте около 25 лет. Её тело было бальзамированным [21, с. 3]. В 1995 г. также на Укоке, в кургане 3 могильника Верх-Кальджин 2, была обнаружена и мумия тела мужчины [22, с. 22].
Понятно, что возникший в связи с этим интерес к проблематике древних алтайских кочевников коснулся и материалов из сенсационных раскопок 50-х гг. В свете новых находок и идей мы сочли целесообразным посмотреть, что они дают современной науке и, в частности, для решения проблемы формирования антропологического состава и происхождения пазырыкцев.
Напомним, что впервые мумии на Алтае были найдены в 1927 г. М.П. Грязновым при исследовании Шибинского кургана. В нём было два мумифи-
(78/79)
цированных трупа — старика около 60 лет и ребёнка 7 лет. Они лежали головой на запад [13, с. 217-219]. Голова старика с несколькими позвонками находилась на некотором расстоянии от туловища. Она посмертно трепанирована в правой теменной части. Через это отверстие был извлечён головной мозг. Внутренности и мускулатура удалены. Полости заполнены растительной массой, все разрезы, а также глаза зашиты нитками из сухожилий [5, с. 40]. Поскольку мумия плохой сохранности, череп пришлось освободить от остатков мягких тканей и мацерировать.
Мумификация тел умерших людей существовала с глубокой древности. Классической страной, где применялось бальзамирование, был Египет. Египетские тексты не содержат объяснения способа бальзамирования, и только сведения, собранные Геродотом, дают возможность судить об этом. По словам Геродота, у египтян существовало 3 способа бальзамирования — в зависимости от достатка заказчика. Так, первый способ, самый дорогой, состоял в том, что через ноздри железным крючком извлекали мозг умершего. «Затем делают острым эфиопским камнем разрез в паху и очищают всю брюшную полость от внутренностей. Вычистив брюшную полость и промыв её пальмовым вином, мастер потом вновь прочищает её растертыми благовониями. Наконец, наполняют чрево чистой растёртой миррой, касией и прочими благовониями (кроме ладана) и снова зашивают. После этого тело на 70 дней кладут в натриевый щёлок». Дешёвый способ, которым пользовались бедняки, состоял в том, что «в брюшную полость вливают сок редьки и потом кладут тело в натриевый щёлок на 70 дней» [8, с. 105].
Известно, что мумификация существовала в Ассирии, Мидии, Персии. У вавилонян похоронные обряды были схожи с египетскими. Геродот пишет, что «покойников вавилоняне погребают в меду». Персы переняли у вавилонян обычай обмазывания воском бальзамированных трупов царей [8, с. 56].
Бальзамирование трупов умерших в I тыс. до н.э. существовало и в Скифии. Об этом также сообщает Геродот: скифы «покрывают [тело. — Л.Б.] воском; потом разрезают желудок покойного; затем очищают его и наполняют толчёным кипером, благовониями и семенами сельдерея и аниса» [8, с. 204].
Сравнивая приёмы бальзамирования у древних горноалтайцев с описанием Геродотом бальзамирования у скифов, С.И. Руденко отмечает, что, в отличие от скифов, горноалтайцы не применяли толчёный «кулер», который «был бы обнаружен по зелёному цвету окиси меди» [20, с. 330]. На эту досадную ошибку обратил внимание И.И. Гохман, заметив, что у Геродота речь идёт не об окислах меди, а о кипере — растении [10, с. 11]. Ранним кочевникам Алтая, по-видимому, были известны бактерицидные свойства выше названных растений, которые они использовали для консервации, а, может быть, и для лечения. Об этом пишет И.С. Каменецкий, который, проанализировав литературные данные о свойствах этих трав, пришёл к убеждению, что они обладают антисептическим действием [17, с. 68-74].
Бальзамирование тел усопших вождей, по мнению С.И. Руденко, было связано с особенностями погребального обряда [19, с. 326]. Захоронения совершались в определённое время года — весной или осенью. Обычай хоронить умерших именно в эти времена года сохранялся как пережиток у древних тюрков ещё в VI-VIII вв. н.э., о чём имеются сведения в китайских хрониках [19, с. 326].
Подготовка ритуала, включавшая устройство сложных погребальных сооружений, сама по себе требовала времени, организаторских и физических усилий множества людей. Так, по расчётам М.П. Грязнова, на сооружение 1-го Пазырыкского кургана было использовано 1800 куб.м камня, около 500 брёвен, а при рытье могильной ямы вынуто 196 куб.м грунта [14, с. 68]. Естественно, что на период, предшествующий похоронам, необходимо было сохранить тело от разложения, что и достигалось его бальзамированием. Вполне вероятно, что тело умершего возили по кочевьям, совершая обряд прощания. Во всяком случае, о таком обычае у европейских скифов сообщает Геродот [8, с. 204].
Всё же длительное прощание с умершим, скорее всего, не было основной причиной, по которой происходило бальзамирование. По мнению Н.В. Полосьмак, существенную роль для пазырыкцев играли идеологические представления, и в первую очередь, вера в загробную жизнь. Поэтому были желание и необходимость сохранить внешний облик человека таким, каким он виделся в земной жизни [22, с. 30].
Следует отметить, что, кроме Горного Алтая, нигде, в частности в Скифии, мумии не найдены. Это, пожалуй, свидетельствует о том, что сохранность нескольких мумий в Пазырыкских курганах — скорее, «заслуга» горно-алтайского климата, чем мастеров по бальзамированию. Как известно, на Алтае под курганной насыпью, плохо проводящей тепло, формировался особый микроклимат с постоянно низкой температурой, приведшей к образованию вечной мерзлоты.
(79/80)
Конструкция кургана была устроена следующим образом: на дне могильной ямы помещался деревянный сруб — погребальная камера. В ней находился, выдолбленный из цельного ствола дерева, саркофаг-колода, в котором покоилось бальзамированное тело усопшего мужчины (Башадар 1, Туэкта 1, Пазырык 3). В кургане Туэкта 2 была похоронена женщина [20, с. 36]. В других курганах (Башадар 2, Пазырык 4) в погребальной камере помещалось два саркофага, в которых по отдельности лежали мужчина и женщина [19, с. 372; 20, с. 38]. И, наконец, третий вариант (Пазырык 2 и Пазырык 5) — когда в одном саркофаге лежали тела мужчины и женщины вместе [19, с. 366, 373].
Все тела усопших бальзамированы, причём применялись разные способы. В одних случаях приёмы бальзамирования простые, в других — более сложные. Возможно, это обстоятельство связано с разной квалификацией мастеров по бальзамированию.
Наиболее простой способ применён на трупах во 2-м Башадарском кургане [20, с. 330-334]. У трупа разрезан живот в паху. Через разрез извлечены внутренности, а затем разрез был зашит. С трупом из 1 -го Башадарского кургана проведена более сложная операция. Суть её заключается в том, что все позвонки и крупные трубчатые кости конечностей оказались просверленными для введения в полости консервирующего вещества. Характер и расположение отверстий позволяют судить о том, что они были сделаны на трупе с сохранившимися связками и мышцами. (Хотя мягкие ткани истлели, применённый способ бальзамирования достоверно реконструируется на основании следов на скелете). У трупа были удалены внутренности и трепанирован череп [20, с. 332]. Описанные сложные анатомические операции могли делать люди, имеющие специальные знания. К сожалению, мумии сохранились лишь во 2-м и 5-м Пазырыкских курганах, хотя все тела усопших в Больших Алтайских курганах были бальзамированы.
Рассмотрим мумии из 2-го Пазырыкского кургана. Вся погребальная камера была заполнена плотным многовековым льдом. Температура в камере была ниже 0°. Ждать пока он растает, было невозможно. На это могло уйти время всего полевого сезона. Кроме того, длительное пребывание вещей в талой воде могло привести к их разрушению. Поэтому С.И. Руденко принял решение растопить лёд с помощью горячей воды, что и было выполнено.
Внутри погребальной камеры, у её южной стены стоял саркофаг в виде колоды, выдолбленный из цельного ствола лиственницы. Грабители, проникнув в погребальную камеру, сбросили с саркофага крышку. В саркофаге лежали две мумии — мужчины и женщины. Грабители содрали с мумий одежду, отрубили им головы, кисти рук и стопы, вероятно, для того, чтобы снять с мумий ценные украшения — шейные гривны и браслеты [18, с. 18-19].
Погребённый мужчина (возраст 50-60 лет), скорее всего, был убит. С его головы был снят (не грабителями) скальп. Обычай скальпирования поверженных врагов, судя по Геродоту, был распространён у скифов. Геродот описывает процедуру скальпирования так: «....на голове делают кругом надрез около ушей, затем хватают за волосы и вытряхивают голову из кожи» [8, с. 202]. По поводу скальпирования мужчины из 2-го Пазырыкского кургана С.И. Руденко пишет: «С убитого, по-видимому, был снят скальп. Кожа спереди была надрезана над лбом от одного уха до другого, через выступающий вперед мысик волос, и содрана назад. До погребения на место снятой была наложена другая кожа с волосами (не определена) и пришита спереди кручёным конским волосом; шов сохранился от правого уха до левого» [18, с. 54]. Интересно, что рядом с погребённым найдена искусственная борода, представляющая собой кожаный ремешок, на котором закреплены волосы.
На черепе имеются три отверстия, пробитые чеканом. Одно из них — в левой теменной части черепа, два других — в правой теменной кости, расположенные симметрично. Вполне возможно, что через эти отверстия продёргивался кожаный ремешок, при помощи которого отрубленные головы поверженных врагов подвешивались к седлу [12, с. 73, 254]. Нами уже высказывалась мысль [6, с. 14], что на Алтае, так же как и у скифов, существовал подобный обычай.
Погребённый мужчина пал, вероятно, в жестоком бою. Помимо перечисленных ран была ещё одна. На лобной кости обнаружен след длиной 2 см, возможно, от удара мечом. На правом виске есть разрез кожи длиною около 3 см, зашитый мелкими стежками тонкой сухожильной нитью, по-видимому, это ещё один след от раны. Имеются также повреждения теменных и затылочной костей, вероятно, нанесённые грабителями. В затылочной области сделана посмертная трепанация черепа для извлечения мозга при бальзамировании (рис. 1).
По описанию, составленному во время раскопок С.И. Руденко в полевом дневнике (см. ниже), брюшная полость была вскрыта для удаления внут-
(80/81)
Рис. 1.
Голова мужчины из 2-го Пазырыкского кургана:
а) анфас, б) профиль.
Видны снятый скальп и отверстия, пробитые чеканом.
ренностей [19, с. 324]. Разрез шёл от нижнего края грудной клетки справа, проходил в 5-6 см от пупка и заканчивался у передней верхней ости правой подвздошной кости. После извлечения внутренностей разрез зашит кручёными сухожильными нитками. Разрезы, через которые изъяты мышцы, сделаны и на внутренних поверхностях рук. Они начинались немного ниже головки плечевой кости, проходили через локтевую впадину, немного не доходя до кисти. Аналогичные разрезы произведены на внутренних поверхностях ног. Разрезы и многочисленные проколы кожи шириной в 1 см, сделанные, вероятно, остриём ножа, обнаружены также на ягодицах.
С.И. Руденко полагал, что разрезы служили для введения в тело консервирующего вещества. Однако доказать это невозможно. Если таковое и было, то оно оказалось вымытым водой, проникшей через грабительский ход в могилу. Тело, выброшенное грабителями из саркофага, мокло в воде. Со временем вода замёрзла, что и сохранило мумию. Однако в процессе раскопок мумия начала интенсивно разлагаться, и её пришлось препарировать на месте. В результате с тела была снята кожа. Полностью сохранились кости скелета и отрубленные грабителями голова, кисти и стопы.
Полной неожиданностью и настоящей сенсацией явилось то, что тело мужчины было покрыто татуировкой, точнее, обе его руки, правая нога и частично грудь и спина (рис. 2). Основной мотив изображений — фантастические животные, кошачьи хищники, баран, рыба [19, с. 136].
В 1993 и 1995 гг. были обнаружены мумии, также украшенные татуировкой. Особенно впечатляет татуировка на теле женщины из кургана 1 могильника Ак-Алах 3. Она почти тождественна татуировке мужчины из 2-го Пазырыкского кургана. Более того, Н.В. Полосьмак отмечает сходство даже в мелких деталях. По её мнению, рисунки на коже могли быть выполнены рукой одного мастера [22, с. 25].
С.И. Руденко считал наличие на теле погребенного мужчины татуировки свидетельством того, что умерший был знатного происхождения [20, с. 141]. Н.В. Полосьмак рассматривает татуировку как некое сакральное письмо, предназначенное для передачи важной информации, скорее всего, мифологического характера. Таким образом, происходило «переоформление натурального человеческого облика в изобразительный символ племенной мудрости» [22, с. 23].
Погребённый из 2-го Пазырыкского кургана был выше среднего роста — 176 см. У него плоское лицо с выступающими скулами, низкое и широкое переносье. Его расовый тип — ярко выраженный монголоид.
Мумия женщины в этом кургане сохранилась лучше. Голова обрита. Отрезанные волосы — косы — лежали рядом с головой. Волосы сравнительно мягкие, слегка волнистые. Они были закручены в узел с войлочным комком внутри и от начала узла разделялись на две пряди, каждая из которых спирально закручена вместе с войлочным жгутом и перевита ремешками. На концы кос надеты кружевные накосники.
(81/82)
Рис. 2.
Татуировка на теле мужчины из 2-го Пазырыкского кургана.
Рисунок-реконструкция.
В области левой теменной кости сделана посмертная трепанация. Процедура проведения операции выглядит следующим образом. Вначале кожу разрезали и раздвинули. Затем грубым орудием, о чём свидетельствует множество трещин, идущих по всем направлениям от краев образовавшегося отверстия, выбили кусок кости размером 4!×5 см. После этого черепную коробку заполнили землёй, вынутую пластинку поставили на место, кожу стянули нитками из конского волоса (рис. 3).
Брюшная полость разрезана от мечевидного отростка грудной клетки до низа живота. После удаления внутренностей пустоты заполнили нарезанными стеблями и корнями растений (корни и стебли сохранились). Разрезы зашили шнуром из чёрных конских волос. Сзади — от поясницы, на обеих ягодицах, бёдрах и голенях — кожа также разрезана, часть мышц удалена и заменена травой типа осоки. Затем кожа, как и на животе, сшита конским волосом.
Женщина была немного старше 40 лет, среднего роста, у нее широкие плечи, мощная грудная клетка. При таком атлетическом строении у неё были небольшие, узкие, изящной формы кисти рук с длинными пальцами и узкими ногтями и столь же изящные ноги. Лицо узкое, длинное, хорошо профилированное. Скуловые кости выступают слабо, а нос — значительно. В целом преобладают европеоидные черты.
Как уже говорилось, сохранность мумий во 2-м Пазырыкском кургане оставляла желать лучшего. Пропитка голов мумий спиртом и просушка их в полевых условиях не остановили разложения. Поэтому после доставки голов в Ленинград в лаборатории нагрева диэлектриков Института токов высокой частоты В.П. Вологдина было проведено их облучение, результатом которого явилось практически полное удаление влаги и уничтожение гнилостных бактерий. Затем было сделано обследование голов в стоматологическом отделе Военно-медицинской академии.
На рентгеновском снимке оказался хорошо различимым посмертный перелом левого угла нижней челюсти, произошедший, по-видимому, от удара, нанесённого грабителем при отделении головы от тела. Проводивший обследование врач Г.М. Иващенко отметил также, что на верхней и нижней челюстях женщины наблюдается чётко выраженная атрофия костного края альвеолярного отростка с обнажением шейки и корней зубов. Атрофия особенно ярко проявляется в области фронтальных зубов нижней челюсти, где зубы значительно смещены по вертикали (зашли один за другой). Таким образом, обследуемая при жизни страдала альвеолярной пиореей [18, с. 53-54].
В 1993 г. нами были проведены новые исследования мумий. В работу включились рентгенологи, биологи, химики. В рентгеновской лаборатории Эрмитажа старшим научным сотрудником Е.Н. Вяземской сделаны рентгеновские снимки рассматриваемых объектов. Снимки диагностированы заведующей рентгенологическим кабинетом неврологической
(82/83)
Рис. 3.
Голова женщины из 2-го Пазырыкского кургана:
а) анфас, б) профиль,
в) затылочная часть с трепанационным отверстием.
клиники Первого медицинского института С.-Петербурга Г.А. Третьяковой, которая нашла у женщины деформацию крестцово-подвздошных суставов — деформирующий артроз.
В лаборатории биологического контроля и защиты Эрмитажа биологом О.Л. Смоляницкой были сделаны посевы на питательные среды и микроскопирование. Пробы взяты с голов и тел мужчины и женщины. Оказалось, что ткани на груди женщины отличаются от тканей других участков тела, они несколько размягчены и деформированы. Кроме того, в пробах обнаружены микроорганизмы и единичные колонии бактерий и микромицетов, говорящие о том, что в мумиях происходили гнилостные процессы.
В химической лаборатории Эрмитажа старшим научным сотрудником Л.С. Гавриленко были проведены микроскопические и микрохимические исследования, окрашивание и ИК-спетроскопия. Пробы, взятые из голов и полости грудной клетки мумии женщины, состоят из отслоившихся фрагментов тканей и остатков травянистых растений. Имеются также случайные примеси карбоната кальция и кварца в виде отдельных частичек. Голова и тело женщины пропитаны смолой (шеллак с добавлением масла и пчелиного воска). Голова и кожа мужчины пропитаны смоляной смесью даммары и шеллака, в которой присутствует незначительное количество масла и воска. Наличие на мумиях воска говорит о том, что обычай бальзамирования на Алтае очень схож с таковым у скифов.
В отличие от находящихся не в самом лучшем виде мумифицированных тел, найденных во 2-м Пазырыкском кургане, мумии из 5-го Пазырыкского кургана сохранились поразительно хорошо, особенно мумия мужчины (рис. 4).
Обе мумии лежали в длинном (6 м) саркофаге-колоде. Курган, как и другие Пазырыкские, ограблен в древности. Одежда с мумий снята грабителями, но сами они не повреждены. Мумии сдвинуты с места, и поэтому трудно сказать, каково было их первоначальное положение.
Череп мужчины был посмертно трепанирован. Трепанационный дефект диаметром около 6 см находится на левой теменной кости. Предварительно на месте трепанации кожа была разрезана и впоследствии не зашита. Внутри черепа имеются волокна шерсти. На теле множество разрезов, через которые были удалены внутренности и мышцы; на груди — от подмышечных впадин до концов 6 рёбер; на спине — поперечный разрез на уровне ключиц и продольный — вдоль позвоночника — от затылочного
(83/84)
Рис. 4.
Мумия мужчины
из 5-го Пазырыкского кургана.
Рис. 5.
Голова мужчины
из 5-го Пазырыкского кургана.
бугра почти до начала крестца; на руках — от подмышек на внутренней поверхности до начала кисти и по наружной кисти до мизинца; на ногах — через ягодицы с переходом на внутреннюю сторону бёдер и голеней; на стопах — от пяточной кости до большого пальца по центру стопы; все разрезы зашиты крученым шнуром из двух прядей конских волос. Хирургия мумифицирования подробно описана в книге С.И. Руденко. Отметим лишь поперечный разрез на наружной стороне запястья левой кисти, который, на мой взгляд, был сделан с целью отжатия крови из сосудов (рис. 5).
На рентгенограммах мумии Г.А. Третьякова отметила деформирующий артроз локтевого сустава правой руки. На головке локтевой кости имеется дистрофическое поражение, связанное с перегрузкой запястного сустава. Можно предположить, что правая рука вождя была в постоянном движении и переутомлена от частого владения оружием. На левой руке выражен остеопороз эпифизов, а в лучевой кости сохранилась зона роста в виде поперечного тяжа. В тазобедренных суставах наблюдаются проявление деформирующего артроза, сильные костные разрастания и окостенение сухожильного аппарата, явно ограничивающее двигательные функции. Кроме того, на седалищных буграх заметен усиленный рельеф и микротравмы, возможно, связанные с длительной верховой ездой. Возраст умершего 55 лет. Рост 175-176 см.
Антропологические особенности таковы: волосы тёмные, слегка волнистые; лоб высокий, лицо удлинённое, широкоскулое с выступающим подбородком; нос длинный, узкий, сильно выступающий, с горбинкой.
Мумия женщины. Тело бальзамировано тем же способом, что и мужское. Трепанация сделана с ле-
(84/85)
вой стороны на границе височной и теменной костей. На затылке имеются два разреза 4 и 10 см длиной. Эту мумию от других отличают также симметричные вертикальные разрезы на щеках длиной около 10 см, начинающиеся от висков перед ухом. Отметим ещё два неспецифичных для других мумий разреза: полукруглый на шее и поперечный, идущий от одной лопатки к другой, на спине. Разрезы на верхних конечностях, ягодицах и нижних конечностях аналогичны таковым у мумии мужчины из этого кургана. Они идут по внутренним поверхностям рук и ног до кистей и стоп с перерывами в местах локтевых и коленных суставов. На кистях и стопах разрезов нет (рис. 6).
Рис. 6.
Мумия женщины
из 5-го Пазырыкского кургана.
Изучение рентгенограмм показывает отсутствие серьёзных патологий. Женщина была практически здорова. Отметим лишь сохранение поперечных тяжей, бывших зон роста, на границе метаэпифизов и в лучевых костях, что, по сообщению Г.А. Третьяковой, чаще встречается у лиц с пониженной функцией половых желез.
В момент смерти женщине было около 50 лет. Рост её небольшой — 158 см, телосложение стройное. Бросаются в глаза изящные конечности, особенно красивой формы холёные, изящные кисти рук. Волосы у нее тонкие, мягкие, тёмно-каштанового цвета. Антропологическая характеристика затруднена из-за плохой сохранности лица. Всё же можно сказать, что преобладающими были, по-видимому, европеоидные черты.
При визуальном рассмотрении антропологических особенностей мумий и черепов из «царских», или, как их теперь именуют, элитных, курганов Горного Алтая создаётся впечатление, что у мужчин чаще преобладают монголоидные черты, а у женщин — европеоидные. Анализ накопившегося к концу 50-х гг. всего краниологического материала с Алтая проведён В.П. Алексеевым [1, с. 45-49]. В.П. Алексеев включил в программу измерений признаки горизонтальной профилированности лица и переносья, отсутствующие в прежних публикациях, но крайне существенные для расовой диагностики. Материал этот не противоречит приведённому наблюдению, но с интерпретацией его, вероятно, не следует торопиться.
Не менее ценным представляется другой вывод, вытекающий из этого анализа: серия черепов из элитных курганов («Горный Алтай», по Алексееву) оказалась значительно монголоидней, чем черепа из рядовых погребений. Впрочем, это различие на уровне индивидуальной диагностики было замече-
(85/86)
но как Г.Ф. Дебецем [15, с. 143-145], так и С.И. Руденко [19, с. 69].
Г.Ф. Дебец, датируя, по С.В. Киселёву и М.П. Грязнову, курган Шибе гуннским временем, полагал, что монголоиды проникли на Алтай вместе с продвижением гуннов [15, с. 144]. С.И. Руденко, правильно отнёсший Шибинский курган к скифскому периоду [5, с. 41-44], считал одной из возможных причин наличия монголоидов среди захороненных в княжеских курганах следствием династических браков с восточными (центральноазиатскими) правителями. Другая причина, по его мнению, заключалась в том, что между населением Алтая и кочевым населением Центральной Азии и Китая постоянные контакты имели место и в скифское, и в доскифское время [19, с. 69].
На наш взгляд, дело обстояло сложнее. В 60-х гг. одному из авторов настоящего сообщения (И.Г.) довелось ознакомиться со значительным краниологическим материалом скифского времени, полученном из раскопок рядовых захоронений, проведённых С.С. Сорокиным в районе Усть-Кокса (верхнее течение р. Катуни). Сохранность черепов была плохая, и для измерений этот материал практически не годился. Но ни малейшего сомнения не вызывало преобладание европеоидных особенностей в строении этих черепов.
По мере накопления палеоантропологического материала скифского и гунно-сарматского времени из Минусинской котловины, Тувы и Западной Монголии стало ясно, что к югу, востоку и юго-востоку от Алтая находилась огромная территория, заселённая европеоидным населением с небольшой монголоидной примесью, процент которой несколько колебался в разных регионах и выборках [3, с. 27-38; 11, с. 53, 54]. Теоретически можно было предполагать, что Алтай входил в ту же зону и что основное население Алтая скифского времени было сходным с таковым в Туве и западной Монголии. Подтверждением этого предположения, помимо общих соображений, могла служить небольшая серия черепов из могильников в долине р. Уландрык, опубликованная В.П. Алексеевым [2, с. 175-178; 4, с. 217-218]. В настоящее время, после публикаций Т.А. Чикишевой результатов изучения большого краниологического материала из разных районов Алтая [23, с. 249-252; 24, с. 314-320], в сказанном не может быть никакого сомнения.
Крайне интересно, что результаты анализа генезиса европеоидного компонента скифского населения Алтая, скорее, указывают на сходство и родство древних алтайцев со среднеазиатскими и переднеазиатскими популяциями, чем с населением афанасьевской культуры эпохи бронзы, черепа которого были найдены на Алтае [23, с. 250]. Этот вывод, однако, не означает, что скифское население Алтая пришлое. Скорее всего, оно было сложным по антропологическому составу, в том числе и европеоидных компонентов населения, проживавшего на территории Алтая в эпоху бронзы. Напомним в связи с этим, что в центральной Туве, во время раскопок скифского комплекса Аймырлыг, были открыты и изучены два небольших могильника эпохи бронзы (Аймырлыг XIII и XXVII) с культурным комплексом, который автор раскопок А.М. Мандельштам осторожно назвал «культурой окуневского типа». Черепа — европеоидные по антропологическому типу. Сходство населения, представленного этими могильниками, с синхронным населением Средней и Передней Азии несомненно [9, с. 28; 4, с. 214-217, 235]. Генетическое родство — возможно.
Таким образом, относительная однородность европеоидного населения на огромном пространстве Центральной Азии (сюда входил и Синьцзян), судя по имеющимся данным, определялась масштабом его миграции на эту территорию из Средней и Передней Азии и степей Русской равнины в III-II тыс. до н.э. Различия частично могут объясняться антропологическими особенностями местного населения, проживавшего на этой территории до миграции европеоидов, мерой его участия в исторических и этногенетических процессах, локальной спецификой этих процессов.
Чтобы получить ответ на поставленные вопросы, надо знать, кто жил на Алтае, в Туве, западной Монголии до миграции сюда европеоидов, т.е. в эпоху неолита. В зависимости от этого будет решаться и проблема происхождения монголоидной примеси. Пока информации недостаточно, приходится ограничиваться гипотезами.
Как мы помним, первая из них, основанная на монголоидности черепа старика из кургана Шибе, высказанная Г.Ф. Дебецом более 50 лет назад и поддержанная С.И. Руденко, всё ещё является предметом обсуждения [23, с. 251-252]. На наш взгляд, в свете современной палеоантропологии прямые контакты населения восточной Монголии и Забайкалья с населением Алтая в скифское время вряд ли были возможны. Сейчас мы знаем, что между названными областями находилась огромная территория, на которой не только в I, но и во II-III тыс. до н.э. проживали многочисленные племена
(86/87)
Рис. 7. Положение скифо-сибирских групп в пространстве I и II компонент.
европеоидного населения. Пожалуй, мы вряд ли ошибёмся, если предположим, что на исследователей производит завораживающее впечатление мнение Г.Ф. Дебеца о тунгусоидности шибинского черепа. Между тем, оно не так очевидно, как кажется. Вот что он конкретно пишет: «Отметим всё же, что по основным указателям черепной коробки он [череп из Шибе. — И.Г.] очень близок к тунгусам Прибайкалья, исследованным Рогинским[»]. Вот, собственно, и всё. Преобладание у шибинского черепа монголоидных особенностей бесспорно, а вот сходство его с тунгусами и принадлежность к байкальской расе весьма сомнительны.
Дело в том, что эти выводы о черепе из кургана Шибе были сделаны Г.Ф. Дебецом 60 лет тому назад, в 1940 г. (книга была опубликована после Великой Отечественной войны — в 1948 г.). В процессе развития антропологической науки представления о таксономической ценности признаков изменились. Теперь мы знаем, что сходство по соотношению основных диаметров мозговой коробки (указателей) у единичных черепов, из разных территорий и эпох, ничего не говорит нам об их родстве. Что касается шибинского черепа, то различия его с тунгусскими по многим существенным признакам очевидны. Приведем некоторые сравнительные данные: наименьшая ширина лба (№9, по Р. Мартину) у шибинского черепа — 103 мм, у тунгусов — 90,6 мм, у сборной серии черепов неолита и бронзы Забайкалья — 91,0, у черепов из плиточных могил Забайкалья — 93,0, из плиточных могил Монголии — 92,2 (центральные районы) и 89,5 (восточные районы), у сюнну Забайкалья — 94,8, Монголии — 93,5. То же можно сказать и о некоторых других размерах, в частности, о высоте черепа. Высотный диаметр (№17, по Р. Мартину) черепа из Шибе 136 мм, у тунгусов — 126,3 мм. У черепов неолита и бронзы Забайкалья этот размер равен 131,2 мм, у черепов из плиточных могил Забайкалья — 130,0, плиточных могил Монголии — 131,0 мм (центральные районы), 122,5 (вос-
(87/88)
точные районы), у сюнну Забайкалья — 132,2, Монголии — 130,1 мм.
Итак, череп старика из кургана Шибе характеризуется, как об этом неоднократно писали, крупными размерами черепной коробки и лицевого скелета, длинноголовостью, плоским лицом, что в целом, позволяет рассматривать его как монголоидный. Большая ширина лба и значительная высота черепной коробки составляют его своеобразие и отличают как от древних, так и современных сибирских монголоидов и, пожалуй, от тунгусов (байкальской расы) в особенности. Правда, это отличие можно бы рассматривать и как индивидуальное отклонение, если бы не одно обстоятельство. Оно заключается в том, что комплекс краниологических признаков, описанных на черепе из кургана Шибе, присущ всей выборке черепов из элитных курганов Горного Алтая. Средние показатели этой серии в целом очень близки к измерениям шибинского черепа, отличаясь лишь более высоким переносьем. Внимательное изучение под этим углом зрения голов мумий мужчин из 2-го и 5-го Пазы-
Рис. 8. Положение выборки из элитных курганов Алтая среди скифских и более древних групп Центральной Азии в пространстве 3-х главных компонент:
1 — Алтай Горный, 2 — Алтай Предгорный, 3 — Уландрык, 4 — Аймырлыг (скифское время), 5 — западная Тува (суммарно), 6 — центральная Тува (суммарно), 7 — тесинская культура, 8 — тагарская культура, 9 — плиточные могилы (центральная Монголия), 10 — плиточные могилы (восточная Монголия), 11 — Чандманьский могильник, 12 — плиточные могилы (Забайкалье), 13 — неолит Алтая, 14 — афанасьевская культура (Алтай), 15 — могильник Кытманово, 16 — Аймырлыг (эпоха бронзы), 17 — безвещевые могилы (Монголия), 18 — афанасьевская культура (Минусинская котловина), 19 — андроновская культура (Минусинская котловина), 20 — неолит Забайкалья, 21 — неолит Прибайкалья.
(88/89)
рыкских курганов не вызывает сомнения в том, что они относятся к тому же типу.
Таким образом, социальная верхушка населения пазырыкской культуры крайне специфична по своему антропологическому типу. Преобладают черты монголоидной расы, но европеоидная примесь, несомненно, имеется. Судя по крупным параметрам черепной коробки, её большой высоте, выраженной долихокрании, широкому лбу, европеоидным компонентом мог быть тот, который представлен в населении афанасьевской культуры Алтая.
От рядового скифского населения Алтая, Тувы и западной Монголии социальная верхушка, представление о которой даёт группа, составленная из захоронений в элитных курганах Алтая, отличается очень сильно. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть график распределения скифских групп Центральной Азии по комплексу антропологических признаков в пространстве главных компонент (рис. 7). Первая главная компонента, охватывающая 50% изменчивости, показывает отличие элитной группы от всех других по степени монголоидности, которое, как мы видим, весьма значительно. Вторая главная компонента (24% изменчивости) демонстрирует локальные различия скифо-сибирских племенных групп. Интересно, что, хотя площадь распределения скифских групп на графике велика, локальные отличия их друг от друга меньше, чем любой из них от группы из элитных курганов.
Чем же может объясняться наблюдаемая картина? Пожалуй, только тем, что население Южной Сибири в эпоху неолита было монголоидным. Для такового предположения есть основания [7, с. 24-35]. Как известно, антропологические особенности скелетов из неолитических могильников Усть-Иша и Иткуль, найденных на Алтае, характеризуются монголоидными чертами, хотя и в несколько смягчённом виде [16, с. 19-36]. Алтайские неолитические черепа обнаруживают сходство с неолитическими сериями черепов из Прибайкалья, что нормально. Но ещё более интересно и важно, что именно с ними морфологически сходны черепа из элитных курганов Алтая (рис. 8).
Миграции европеоидных племён в Южную Сибирь из степных областей Западной Сибири, Средней Азии и Поволжья (афанасьевцы, андроновцы и др.) не уничтожили автохтонное население. Можно предположить, что неолитические охотники и собиратели под давлением многочисленных, лучше организованных и вооружённых мигрантов были вынуждены отступить в труднодоступные таёжные и горные районы, где и сохранились. Впоследствии они вместе с пришлым населением создали культуру, которая получила наименование скифо-сибирской.
Вполне вероятно, что доля участия автохтонного населения Алтая в этнокультурных процессах III-I тыс. до н.э. была больше, чем в других регионах Южной Сибири (например, чем в Минусинской котловине), что, возможно, связано с природными условиями, способствующими сохранению как самого населения, так и его традиционных социальных институтов. Свидетельством этого, очевидно, является сама пазырыкская культура, не имеющая аналогов в истории. Сохранение у социальной верхушки пазырыкского общества антропологических особенностей древнего населения Алтая также указывает на это. Таким образом, своеобразие культуры сочетается с антропологическим своеобразием её носителей и создателей. Сохранению этого сочетания могла способствовать относительная изоляция, вполне возможная в горном ландшафте.
Не исключено, что социальная верхушка пазырыкцев представляла собой близких родственников, что само по себе могло способствовать сохранению антропологического сходства её состава. Проверка этого предположения может быть осуществлена путём определения ДНК на мумиях и скелетах из элитных курганов, что было бы крайне желательным.
1. Алексеев В.П. Палеоантропология Алтая эпохи железа // Советская антропология. — 1958. — Вып. 1.
2. Алексеев В.П. К палеоантропологии Горного Алтая в эпоху раннего железа // Археология Северной и Центральной Азии. — Новосибирск, 1975.
3. Алексеев В.П., Гохман И.И. Антропология азиатской части СССР. — М., 1984.
4. Алексеев В.П., Гохман И.И., Тумэн Д. Краткий очерк палеоантропологии Центральной Азии (каменный век — эпоха раннего железа) // Археология, этнография и антропология Монголии. — Новосибирск, 1987.
8. Геродот. История в девяти книгах. — Л., 1972.
(89/90)
9. Гохман И.И. Происхождение центральноазиатской расы в свете новых палеоантропологических материалов // Сб.МАЭ. — Л., 1980. — Вып. 34.
10. Гохман И.И. Палеоантропология и доисторическая медицина // Антропология — медицине. — М., 1989.
11. Гохман И.И., Влчек Е.Е. Древнее погребение из Худжирта (Центральная Монголия) // Сб.МАЭ. — 1991. — Вып. 44.
15. Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. — М.;Л., 1948. — (ТИЭ, т. IV).
16. Дрёмов В.А. Антропологические материалы из могильников Усть-Иша и Иткуль. (К вопросу о происхождении неолитического населения верхнего Приобья) // Палеоантропология Сибири. — Новосибирск, 1980.
17. Каменецкий И.С. О бальзамировании умерших царей у скифов // Историко-археологический альманах. — Армавир; М., 1995.
21. Полосьмак Н.В. Погребение знатной пазырыкской женщины на плато Укок (предварительное сообщение) // Altaica. — Новосибирск, 1994. — №4.
22. Полосьмак Н.В. Пазырыкская культура (реконструкция мировоззренческих и мифологических представлений) / Автореф. дис.... докт. ист. наук. — Новосибирск, 1997.
23. Чикишева Т.А. К вопросу о формировании антропологического состава населения пазырыкской культуры Горного Алтая // Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири. — Новосибирск, 1996.
25. Henn R. Auffindung und Bergung der Gletscherleiche im Jahre 1991 // Der Mann im Eis. — Bd 1. — Innsbruck, 1992.
|