П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.
назад | оглавление | далее
Глава V. Эпоха, которой не было:
енисейские кыргызы на рубеже тысячелетий.
(основные положения этой главы см. в отдельной статье)
Введение.
“Эпоха кыргызского великодержавия” — термин, прижившийся в отечественной научной литературе
настолько, что давно уже не обсуждается ни его историческая правомерность, ни
рамки, задаваемые им для интерпретации археологических материалов. Следует
отметить, что археологам, занимающимся той или иной культурой, свойственно
почти подсознательное стремление увидеть изучаемый ими народ великим и могучим,
хотя бы в какой-то один из периодов его истории; это по-человечески понятно,
однако может оказаться причиной существенных искажений реальной картины
историко-культурного развития. Положение, в котором кыргызы оказались в 840
году, создаёт все предпосылки для появления завышенных и даже преувеличенно-восторженных
оценок роли и значения минусинского государства на рубеже тысячелетий. В
наиболее полном виде господствующий взгляд на историческую ситуацию IX-X вв.
выражен Ю.С.Худяковым: “Это был звёздный час кыргызской истории, период,
справедливо названный В.В.Бартольдом “киргизским великодержавием”, время, когда
кыргызы смогли подчинить обширные просторы степной Азии, оставить о себе память
у многих народов и привлечь благодаря этому внимание позднейших историков. ...
События IX-X вв. в Центральной Азии, активными участниками которых были
кыргызы, изменили традиционную линию этнической истории в этом регионе,
рассеяли уйгуров от Восточного Казахстана до Хангая, способствовали
консолидации кимако-кыпчакского объединения, открыли путь кыргызам на Тянь-Шань,
стали прелюдией для выхода на арену мировой истории монголоязычных кочевников.
Всё перечисленное убеждает нас в необходимости вернуть изучаемому периоду
прежнее название “эпоха (кыргызского) великодержавия”, сохранив его хронологию
в пределах IX-X вв.” (Худяков 1982: 62-63). Лучшей иллюстрацией к словам
Ю.С.Худякова могут послужить карты: например, составленная Л.Р.Кызласовым (Рис.42),
или опубликованная в обобщающем труде С.Г. Кляшторного и Д.Г. Савинова
(Кляшторный, Савинов 2005, цветная вклейка между с.144 и 145, карта "Кыргызский каганат в IX в.").
Рис.42. Центральная Азия в IX-X вв. с позиций концепции “кыргызского великодержавия” (По Л.Р.Кызласову).
Термин “эпоха великодержавия” впервые появился в знаменитой работе акад. В.В.Бартольда о
киргизах (1927). На несколько десятилетий это словосочетание предопределило тот
угол зрения, под которым многие историки и археологи рассматривали
южносибирские и центральноазиатские археологические памятники IX-X вв. В
большинстве публикаций именно кыргызы предстают главной движущей силой
историко-культурного развития в огромном регионе на переломном этапе; если
принять без разбора и критики всё, что приписывают кыргызам, то они выступают
как невероятно могучая сила: ни танскому Китаю, ни Тибету не удалось одолеть
уйгуров, а кыргызы легко “рассеяли” их после взятия Орду-Балыка в 840 г. Все
новые культурные типы, распространившиеся в это время в указанном регионе, обычно
считают однозначными свидетельствами кыргызского влияния; все погребения с
сожжениями, датируемые IX-X вв., принято считать кыргызскими; именно с этого
времени ряд авторов отсчитывает историю тяньшаньских киргизов, якобы поэтапно
переселившихся в Среднюю Азию со Среднего Енисея (Д.Г.Савинов посвятил
отдельную статью подробной разработке археологических оснований данной версии
этногенеза тяньшаньских киргизов, о чём ниже речь ещё пойдёт особо).
Территория, подвластная кыргызам в это время, якобы простиралась от Красноярска
на севере до Гобийского Алтая на юге и от Байкала на востоке до Иртыша на
западе. Действительно, в хронике прямо говорится, что сильное кыргызское
государство “по пространству равнялось тукюеским владениям”. Однако, во-первых,
любые территориальные сопоставления хроник, мягко говоря, условны; а во-вторых,
имеются и обратные по смыслу свидетельства, разрушающие логику концепции
“кыргызского великодержавия”; и вот главное.
Подробное повествование китайского хрониста о кыргызо-уйгурских коллизиях середины IX в.
завершается на сообщении о том, что в 847 г. кыргызский правитель Ажо умер;
летописец коротко упоминает несколько посольств, сожалеет о том, что кыргызы
так и не смогли окончательно добить уйгуров, и добавляет, что о дальнейших событиях,
связанных с кыргызами, “историки не вели записок”. И вот здесь возникает
противоречие: с одной стороны — “равнялось тукюеским владениям”,
“великодержавие” и т.п.; с другой стороны — “историки не вели записок”[1].
Достаточно вспомнить о том, с каким вниманием составители китайских летописей
относились ко всей информации о “северных варварах”, представлявших собой
реальную силу в стратегически важнейшей Центральной Азии — о тюрках и сирах, об
уйгурах и о тех же кыргызах (до определённого момента), чтобы понять: уж если
китайские хронисты “не вели записок” о енисейских кыргызах, то лишь потому, что
никакой великой кыргызской державы на самом деле не было, а роль этого народа
была вовсе не такой значительной, как это представляется некоторым современным исследователям;
термин же “кыргызское великодержавие” — историографический казус,
недоразумение, которое можно и должно устранить, предложив иное, более разумное
освещение известных исторических событий и археологических фактов.
Следует помнить о том, что концепцию “кыргызского великодержавия” создавали и поддерживали
исследователи, чьи работы порой составляют золотой фонд науки — В.В.Бартольд,
А.Н.Бернштам и др. Поэтому необходимо не только выработать более современный
взгляд на рассматриваемую проблему, но и установить, почему заведомо неверная
концепция оказалась настолько живучей и привлекательной. Одна из причин указана
в первых строках настоящего раздела; другие следует найти в публикациях.
Следует также помнить, что материалы, позволяющие пересмотреть интерпретацию
кыргызской истории IX-X вв., появились намного позже, чем концепция, и не могли
быть учтены её создателями, однако в настоящее время несоответствие идеи о
“кыргызском великодержавии” накопленным историческим и археологическим данным
очевидно.
Нужно ещё отметить, что далеко не все авторы в полной мере восприняли концепцию
“кыргызского великодержавия” и её обоснования как нечто само собой
разумеющееся. Так, Л.Н.Гумилёв избегал использования этого словосочетания и
отводил кыргызам весьма скромную роль разрушителей Уйгурского каганата, которые
сразу после доставшейся им в 840 году победы “ушли обратно в благодатную
Минусинскую котловину, где могли жить осёдло, заниматься земледелием, а не
кочевать” (Гумилёв 1970: 66). Справедливости ради заметим, что Туву кыргызы
всё-таки захватили и освоили, причём о кыргызском земледелии в Туве никаких
серьёзных данных нет. Постоянный оппонент Л.Н.Гумилёва, синолог А.Г.Малявкин,
автор ряда важнейших работ по истории уйгурского народа, подчёркивает, что
кыргызы ограничились ликвидацией единого уйгурского государства и не пытались
ни добить уйгуров, ни расширить экспансию (Малявкин 1983: 24) — это полностью
соответствует прямым указаниям источников. Авторитетнейший специалист по
истории и этнографии тяньшаньских киргизов, С.М.Абрамзон в своём основном труде
назвал “кыргызское великодержавие” — весьма преувеличенным (Абрамзон 1971: 21).
Таким образом, имеются все основания критически отнестись как к самой
концепции “кыргызского великодержавия”, так и к её обоснованиям — историческим
и археологическим. Выяснение же реальных обстоятельств истории енисейских
кыргызов в IX-X вв. должно быть основано прежде всего на изучении исторического
и археологического материала, исходящем не из “общепринятой” концепции, а из
твёрдых методологических требований.
[1] Крестьянская война 874-901 гг. вряд
ли была препятствием для “ведения записок”, хотя на политику Китая по отношению
к “северным варварам” она, конечно, оказала большое влияние.
назад | оглавление | наверх | далее
|