А.Г. Малявкин

Уйгурские государства в IX-XII вв.

// Новосибирск: 1983. 297 с.

Глава 1.

Обстановка в восточной части Центральной Азии в первой половине IX в.
Крушение каганата и расселение его населения.

Танская империя (618-907) — одно из самых блистательных государств, когда-либо возникавших в бассейне рек Хуанхэ и Янцзы, — к середине VIII в. утратила своё былое могущество. Децентрализаторские тенденции и распри при дворе, наметившиеся на рубеже VIII в., вылились в грандиозный мятеж Ань Лушаня и Ши Сы-мина [1], продолжавшийся с 755 по 763 г. и нанёсший страшный удар стране. После его подавления правящая династия удержалась у власти, но многие города лежали в развалинах, значительная часть населения была уничтожена, погибла от голода и болезней, многие бежали. Другим важнейшим следствием этого мятежа была потеря императорами правящей династии контроля над всей страной. Могущественные генерал-губернаторы (цзедуши) фактически являлись независимыми правителями в своих провинциях, вели ожесточённую борьбу друг с другом и с центральной государственной властью. В Танском государстве наступила полоса длительных и кровавых междоусобиц. Положение усугублялось интригами и распрями при императорском дворе. Особенно серьёзным было положение в северной части страны, наиболее сильно пострадавшей в ходе борьбы с мятежниками.

Танская империя вступила в девятое столетие значительно ослабленной, лишённой всех завоеваний начального периода. Более того, страна подвергалась постоянному военному и дипломатическому давлению со стороны Уйгурского каганата, Тибетского государства и Южного Чжао (Наньчжао). При этом она теряла большие территории или вынуждена была откупаться «богатыми подарками» (так танские вельможи именовали уплату громадных контрибуций и дань). Танское государство медленно, но

(19/20)

неуклонно приближалось к гибели, и ничто не могло остановить этот процесс.

Другое сильнейшее государство Восточной Азии — Тибет — в VIII в. достигло наивысшего расцвета. В результате длительных и успешных войн с Танским государством к Тибету были присоединены значительные территории, входящие ныне в состав провинции Сычуань, а также почти вся территория современной провинции Ганьсу. В 783 г. между Тибетом и Танским государством был заключён мир, и в дальнейшем взаимоотношения между двумя суверенными государствами носили в основном мирный характер. После подписания этого мирного договора военные действия на восточных границах Тибетского государства прекратились. Тибетцы активизировали борьбу за обладание Кашгарией. Очень скоро Тибет установил контроль почти над всей Кашгарией, нанёс ряд серьёзных поражений войскам Уйгурского каганата, а также захватил центр басмылов — г. Бешбалык. Таким образом, заключение мирного договора с Танским государством в 783 г. было выгодно только Тибету.

В первом десятилетии IX в. начался период постепенного ухудшения политической обстановки внутри Тибетского государства, что привело к ослаблению его военного могущества и распаду страны. «Внешне все выглядело более или менее благополучно — обширное Тибетское государство, созданное усилиями Три-сонг дэ-цэна и его предшественников, оставалось в первой половине IX в. в основном в тех же границах, что и в конце VIII в. Тибетцы продолжали господствовать в Центральной Азии. < ... >. Однако сохранением статус-кво Тибет был обязан не своей военной силе, а слабости в то время своих основных противников — арабов и Китая» [2]. Известно, что и третий важнейший противник Тибета — Уйгурский каганат, с которым тибетцы вели долгие и изнурительные войны за Турфанский оазис и Бешбалык, в начале IX в. также переживал период упадка и внутренних неурядиц [3].

Совершенно иначе развивались события на востоке Азии в районе южных отрогов хр. Большой Хинган и в бассейне р. Шара-Мурэн. Здесь крепли и набирали силу кидани. К первой половине IX в. они уже были объединены в крупный союз племен, во главе которого стоял каган. К востоку и северо-востоку от киданей на обширной территории (до 600 тыс. км²) существовало государство Бохай

(20/21)

(начало VIII в. — 926 г.), которое достигло своего расцвета.

Своеобразие политической обстановки в этом регионе в 800-840 гг. заключалось в том, что кризис Танской империи совпал с резким ослаблением Тибетского государства, которое в результате углубления процесса феодализации фактически распалось на ряд самостоятельных и враждебных владений. Уйгуры также ослабли и уже не помышляли о внешней экспансии. В Центральной и Восточной Азии в первой половине IX в. поддерживалось статус-кво, основанное на равновесии сил ослабленных основных соперничающих государств. Распад Уйгурского каганата и бегство его населения в 840-866 гг., гибель Танского государства в 907 г., значительное усиление киданей и появление на политической арене тангутов — всё это свидетельствовало о начале новой эпохи, которая характеризовалась преобладающим влиянием на востоке Азии государств, созданных киданями, тангутами, а позднее и чжурчженями, и относительной слабостью Срединного государства.

Крушение Уйгурского каганата подготавливалось давно. Противоречия среди господствующей племенной верхушки вылились в открытую межплеменную борьбу, которая расшатала государство изнутри. Ещё в 795 г. в каганате произошла смена правящей династии. Каган Ачо из уйгурского рода яглакар умер, не оставив наследников. Его место занял Кутлуг, занимавший до этого пост министра. Он получил пышный титул тэнридэ улуг булмиш алп кутлуг бильге каган, что приблизительно означает следующее: имеющий божественную судьбу, героический, счастливый и мудрый каган. Кутлуг принадлежал к племени эдизов, в свое время входившем в конфедерацию теле. Переход верховной государственной власти в каганате из рук уйгурского рода яглакар в руки представителей племени эдизов свидетельствовал об ослаблении влияния собственно уйгуров и должен был усилить борьбу внутри каганата. Эдизы не упоминаются среди племен теле, в союзе с которыми уйгуры создали свой первый каганат в 663 г. Ничего не говорится о них и в связи с восстановлением каганата в 745 г. Можно предполагать, что во время создания каганата в 663 г. эдизы не выступали в союзе с уйгурами. В дальнейшем, в период борьбы Второго Восточнотюркского каганата с Танским государством, они, вероятно, понесли страшные потери.

(21/22)

Эдизы выступали против тюрок туцзюэ, об этом свидетельствует их откочёвка к Великой китайской стене, где танская администрация уничтожила большую часть их. Всё это сильно ослабило племя и лишило его возможности влиять на дела в степи [4].

При восстановлении Уйгурского каганата эдизы примкнули к уйгурам и, очевидно, уже в рамках каганата набрали силы. В сообщениях старой и новой хроник Танского государства говорится, что междоусобная борьба племён внутри уйгурской конфедерации создавала условия для вмешательства соседей в дела каганата. Отдельные вожди стали приглашать на помощь соседей Уйгурского каганата, в том числе злейших врагов уйгуров — кыргызов. Пример подал министр Курабир, который в 839 г. с помощью тюрок шато сверг ставленника эдизов кагана Ху. Тогда Кюлюг-бага, вождь из племени эдизов (?), пригласил на помощь кыргызов и с каганатом было покончено. Как отмечает Д.Р. Гамильтон, имя министра Курабир совпадает с названием одного из собственно уйгурских родов [5]. По-видимому, исходя из этого, японский ученый Т. Абэ оценивает выступление Курабира как попытку девяти родов уйгуров, возглавлявшихся родом яглакар, свергнуть господство эдизов [6].

Одновременно с ожесточением борьбы между уйгурами и эдизами, которых поддерживали и другие телеские племена, входившие в конфедерацию, углублялись противоречия и между рядовыми кочевниками-скотоводами и их вождями. Процесс феодализации в Уйгурском каганате развивался довольно быстро. Вместе с этим усиливалась имущественная дифференциация и ожесточалась эксплуатация рядовых членов кочевого общества. Об этих чертах развития уйгурского общества сунский учёный Шао Бовэнь (1057-1134) в сочинении «Вэнь цзянь лу» («Записки о слышанном и виденном») писал: «Вначале обычаи уйгуров отличались простотой и искренностью и различия между князьями и народом не были очень большими. Поэтому помыслы народа были едиными и [уйгуры] были сильны и непобедимы. Конечно, они имели заслуги перед Танским государством. Танский [двор] делал им богатые пожалования. Каган Тэнри (Идикэн) (759-779) впервые зазнался, стал строить дворцы для жилья. У женщин появилась пудра, краска для бровей и одежда, украшенная парчовыми вышивками; всё это изготовлялось в Сре-

(22/23)

динном государстве. Расточительство вызвало разложение варварских обычаев» [7].

Для полного понимания причин такого молниеносного распада Уйгурского каганата необходимо помнить, что стихийные бедствия, обрушившиеся на страну (два года подряд был джут), не только истощили народ и существенно ослабили его способность к сопротивлению, но и способствовали углублению противоречий внутри государства. В китайских источниках, например в «Тан хуэйяо», от 839 г. есть такая запись: «...Ряд лет подряд был голод и эпидемии, павшие бараны покрывали землю. Выпадал большой снег» [8]. В СТШ также говорится о болезнях, падеже скота и голоде [9].

Как отмечалось выше, крушение Уйгурского каганата свидетельствовало о начале новой эпохи в истории восточной части Центральной Азии. Однако следует учесть, что развитие всего региона в это время в целом характеризовалось распадом и гибелью старых государств и зарождением новых. Все это обусловливало коренные изменения в расстановке сил. Гибель Уйгурского каганата — наиболее яркий и впечатляющий момент в этом процессе, но не более, и переоценивать его значение, а тем более приписывать ему решающую роль будет неправомерно. В дальнейшем уйгуры играли очень скромную роль в истории этого района и её нельзя сравнивать со значением возникших вскоре Тангутского и Киданьского государств.

В этой связи следует подробно остановиться на оценке гибели Уйгурского каганата, сделанной Л.Н. Гумилёвым. В своей статье, посвященной роли исторической географии в востоковедных исследованиях, он пишет: «Чжурчжэни, хорезмийцы, кыпчаки-половцы и крестоносцы по свирепости не уступали монголам. Но почему же именно монголам приписывалось опустошение Азии, в то время как другие события гораздо большего масштаба, например разгром уйгуров кыргызами в 841-846 гг. или поголовное истребление калмыков маньчжурским императором Цяньлуном в 1756-1758 гг., остались вне поля зрения историков» [10]. Утверждение более чем странное. Л.Н. Гумилёв уже не первый раз, вопреки научной объективности, в своих работах пытается приуменьшить значение монгольских завоеваний в истории народов Евразии.

Вполне можно согласиться с утверждением автора о том, что монголы не выделялись своей свирепостью среди

(23/24)

других средневековых (да и не только средневековых) завоевателей, что, кстати, хорошо известно. Однако вторая часть цитаты не выдерживает никакой критики. Оба эти события — «разгром уйгуров кыргызами в 841-846 гг. или поголовное истребление калмыков» — затронули сравнительно небольшие территории, к тому же они были ограничены во времени — все свершилось почти мгновенно, хотя предпосылки трагедий закладывались исподволь [11]. Было ограниченным и число людей, вовлечённых в эти катаклизмы: в обоих случаях подвергшихся нападению насчитывалось не более чем по 500 тыс. чел. Несколько подробнее следует сказать об уйгурах. Определённая доля их погибла, отражая нашествие кыргызов, но всё же основная часть сумела уйти из-под удара и откочевать в другие районы. Кыргызы, удовлетворившись разгромом каганата, не предпринимали серьёзных попыток расширить свою агрессию. Переселение уйгуров не вызвало цепной реакции прежде всего потому, что значительная их часть откочевала на территории, входившие в состав дряхлеющего Тибетского государства, не имевшего сил защищать свои владения в Кашгарии, в районе Ганьсуйского коридора. Коренное население, ослабленное многолетним господством тибетцев и частыми войнами, проходившими на этих территориях, также не могло оказать сопротивления уйгурам. Поэтому вселение уйгуров и создание новых государственных образований протекало сравнительно мирно.

Что касается уничтожения калмыков, то часть их (около 50 тыс.) спаслась бегством на территорию Российской империи, где расселилась на отведённых им землях. Здесь нет необходимости напоминать о масштабах и катастрофических последствиях монголо-татарских завоеваний. Подчеркнём лишь, что сама попытка сопоставить последствия разгрома кочевого общества и осёдлой цивилизации абсолютно неправомерна. Государственные образования кочевых народов, подвергшиеся нападению со стороны противника, обладающего превосходящими силами, конечно несли громадные потери, но у них было, по крайней мере, две возможности избежать уничтожения: быстрая откочёвка (организованная или беспорядочная) в отдалённые районы, недосягаемые в данный момент для врага, или присоединение к захватчику и участие во всех его дальнейших грабительских походах. Совсем дру-

(24/25)

гие последствия имел разгром кочевыми ордами осёдлых народов. В этом случае население несло значительно большие потери: наряду с разграблением и уничтожением материальных богатств, в большом количестве гибли культурные ценности. Прерывалось поступательное развитие осёдлых цивилизаций, часто эти народы исчезали с лица земли.

Вернемся к основному вопросу раздела. Как свидетельствуют китайские источники, выселение уйгуров с территории каганата, фактически только с восточной его половины, проходило стихийно и в разных направлениях. Другими словами, не было организованного движения даже в масштабе одного уйгурского племени, хотя отдельные группы и довольно большие (например, уйгуры, объединившиеся вокруг одного из представителей рода яглакар Уцзе, объявленного ими каганом) действовали организованно и планомерно. Создается впечатление, что каганат распался на ряд самостоятельных частей по родо-племенному признаку, которые независимо одна от другой спасались от нашествия кыргызов [12]. В дальнейшей судьбе уйгуров не играли никакой роли группы, продвигавшиеся в северо-восточном направлении в район Забайкалья, в страну шивэй, а также в восточном направлении на территории, контролируемые киданями. Это, очевидно, были очень небольшие группы и о них нам ничего неизвестно. Нет сведений и об уйгурах, оставшихся на территориях, захваченных кыргызами.

Особый интерес представляет та часть уйгуров, которая переселилась к границам Танской империи в район большой излучины р. Хуанхэ. Судьба этих уйгуров любопытна прежде всего с точки зрения раскрытия деталей политики правителей Срединного государства по отношению к кочевым народам. В дальнейшем в истории уйгуров эта группа как организованная единица не играла никакой роли. Только отдельные разрозненные остатки её смогли влиться в состав других групп, и в первую очередь ганьчжоуских уйгуров. В китайских источниках об этом сохранились только отдельные и не совсем четкие сообщения. Лишь в более позднем сочинении — УДШЦ — имеется совершенно конкретная запись о том, что часть уйгуров кагана Уцзе после окончательного разгрома этой группировки у границ Танского государства бежала на запад и подчинилась тибетцам.

(25/26)

1.1 Первоначально их государство находилось на реке Солин (Селенга), потом подверглось нападению со стороны кыргызов и [уйгуры] переселились на [территорию] между Тянъдэ и Чжэнъу. Вновь Ши Сюн и Чжан Чжунъу разгромили их, остатки уйгуров ушли на запад и подчинились Тибету. В это время Тибет уже владел землями Хэси и Лунъю, и уйгуров расселили здесь по разным местам. УДШЦ, гл. 74, с. 96 [13].

При чтении «Повествования об уйгурах», помещённого в УДШЦ, создается вполне чёткое представление, что ганьчжоуские уйгуры, создавшие впоследствии Уйгурское ганьчжоуское княжество, появились в Принаньшанье из районов, тяготеющих к Великой китайской стене. Это были уйгуры кагана Уцзе. Именно так, по-видимому, думают и Фэн Цзяшэн, Чэн Суло и My Гуанвэнь, когда приводят в своей книге это сообщение как единственное свидетельство подчинённого положения уйгуров, бежавших в район Ганьсуйского коридора, и формирования этой группировки только из числа беглецов с востока [14].

Думается, уместно будет коротко изложить основные выводы, которые были получены в результате тщательного изучения основных китайских источников, имеющих отношение к данной теме [15]. К большой излучине р. Хуанхэ, в район закордонных крепостей Тяньдэ и Чжэньу, перешла очень большая группа уйгуров, состоящая из двух соперничавших группировок. В октябре 840 г. в зоне, прилежащей к границам Танского государства, первыми появились отдельные племена во главе со своими вождями — Ормуздом, Наир Чуром, Чисинем и Буку. Несколько месяцев позже сюда же перекочевали уйгуры во главе с каганом Уцзе. В эту группу, как сообщают китайские источники, вошли роды, составлявшие компактное объединение во главе с родом яглакар, правившим в каганате до прихода к власти эдизов, т.е. собственно уйгуры. Обе группировки кочевали вдоль границ Танского государства самостоятельно и вследствие наличия серьёзных разногласий не смогли объединиться. Китайские дипломаты и пограничные начальники, умело используя противоречия между этими группами уйгуров, а также их очень тяжёлое положение (отсутствие скота и, следовательно, средств к существованию), добились в конце концов их полной ликвидации. Не последнее место в осуществлении этих коварных планов занимала «помощь» продо-

(26/27)

вояьствием. Она оказывалась только тем вождям, которые изъявляли полную, безоговорочную покорность и желание служить Сыну Неба. В процессе разложения и уничтожения уйгуров, оказавшихся у Великой китайской стены, отдельные семьи, а также небольшие группы должны были, спасая свою жизнь, бежать на запад в район Гань-чжоу — Шачкоу, а возможно и ещё дальше — в Кучу и Турфанский оазис. Это могли быть незначительные группы, их появление там не вызывало каких-либо осложнений. Наиболее ранние китайские источники о таких передвижениях практически ничего не сообщают.

Уйгуры, пытавшиеся найти убежище у границ Танского государства и вынужденные «добровольно» в силу сложившейся обстановки или в результате насильственного принуждения перейти на службу к Срединному государству, были расселены по различным генерал-губернаторствам вдоль северных и отчасти северо-западных границ империи. Здесь они находились в полном распоряжении пограничной администрации и использовались для защиты пограничной линии, а также в борьбе с соседями Танского государства, например с тангутами. Уйгуров расселили мелкими группами, лишив права передвижения. Только после завоевания северной части Срединного государства [16] чжурчженями они получили право свободного передвижения, им даже была предоставлена возможность ухода на запад. Однако значительная часть уйгуров не воспользовалась предоставленным правом и продолжала жить на территории Чжурчженьского государства (в северных районах провинций Шэньси, Шаньси и Хэбэй (в старых границах) и в бывшей провинции Жэхэ). Во время монгольского нашествия они вместе с чжурчженями принимали активное участие в отражении агрессии.

Возникает вопрос, почему каган Уцзе и его сподвижники, видя безвыходность положения, создавшегося у Великой китайской стены, не предприняли организованной попытки перекочевать в другой район, например на восток или на запад в район Ганьсуйского коридора, а возможно и ещё дальше. Представляется, что в целом обстановка не благоприятствовала такой перекочёвке. Во-первых, путь на восток был закрыт киданями, владения которых в это время простирались почти до Великой китайской стены. Учитывая враждебные отношения, сложившиеся во время существования Уйгурского каганата, когда

(27/28)

часть киданей находилась в зависимости от уйгуров, движение на восток исключалось. Во-вторых, Принаньшанье (Ганьсу) все ещё находилось в руках Тибета, и уйгуры, откочевавшие в этот район, частично подчинились ему, частично, оставаясь независимыми, кочевали вдоль тибетских территорий на малопригодных для обитания пустынных и полупустынных землях. В Ганьсуйском коридоре власть Тибета рухнула только в 862 г. [17] В-третьих, уход от Великой китайской стены в другие, более отдалённые районы был невозможен из-за бедственного положения орды, лишенной скота. Поэтому уйгуры остались у Великой китайской стены и надеялись, получив помощь и окрепнув, попытаться вернуться на север. На существование таких планов не очень чётко указывают китайские источники [18].

[1] О положении в Срединном государстве накануне восстания Ань Лушаня подробно см.: Pulleyblank E.G. The background of the Rebellion of An Lu-shan. L. — N.Y. — Toronto, 1955.

[2] Богословский В.А. Очерки истории тибетского народа (становление классового общества). М., 1962, с. 68, 69.

[3] Малявкин А.Г. Уйгуры и тибетцы в Ганьсу во 2-й половине IX века. — В кн.: Центральная Азия и Тибет. Новосибирск, 1972, с. 78.

[4] Об эдизах см.:Малявкин А.Г. Историческая география Центральной Азии (Материалы и исследования). Новосибирск, 1981, коммент. 29.

[5] Hamilton J.R. Les Ouighours a l'epoque des Cinq dynasties d' apre les documents Chinoise. P., 1955, p. 3, note 3, 111.

[6] Абэ Т. Ниси уйгуру кокуси-но кэнкю (Исследования по истории государства западных уйгуров). Киото, 1955.

[7] Цит. по: Хун Хао. Сунмо цзивэнь (Записки о стране Сунмо). Книга написана после 1142 г., когда автор вернулся в Сунское государство из чжурчженьского плена. См. перевод этого текста и комментарии: Малявкин А.Г. Материалы по истории уйгуров в IX-XII вв. Новосибирск, 1974, с. 92, 172, примеч. 805, 806.

[8] ТХЯ. Б.м., б.г.

[9] СШТ, гл. 217Б, с. 16.

[10] Гумилёв Л.Н. Место исторической географии в востоковедных исследованиях. — Народы Азии и Африки, 1970, № 1, с. 90.

[11] Утверждение Л.Н. Гумилёва о том, что война длилась 5 лет, также не соответствует действительности. См.: Малявкин А.Г. Уйгуры и Китай в 840-848 гг.— В кн.: Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск, 1975.

[12]  См.: Малявкин А.Г. К вопросу о расселении уйгуров после гибели Уйгурского каганата. — Изв. СО АН СССР, 1972, № 1. Сер. обществ. наук, вып. 1, с. 29-35.

[13] Малявкин А.Г. Материалы..., с. 43.

[14] Фэн Цзяшэн, Чэн Суло, My Гуанвэнь. Вэйуэрцзу лиши шиляо цзяньбянь (Краткий свод материалов по истории уйгуров). Пекин, 1958, ч. 1, 2.

[15] Малявкин А.Г. Уйгуры и Китай..., с. 65-82.

[16] В данной работе под понятием «северная часть Срединного государства» подразумеваются провинции Шэпьси, Шаньси, Хэбэй, Хэнань и Шаньдун в старых границах. Территория современной провинции Ганьсу не входила в состав государств, существовавших здесь в IX-XII вв.

[17] Малявкин А.Г. Уйгуры и тибетцы в Ганьсу..., с. 81, 83.

[18] Малявкин А.Г. Уйгуры и Китай..., с. 73.

наверх