Т.Н. Троицкая, А.В. Новиков, И.В. Сальникова

Погребения с сожжениями могильника Каменный мыс.

// Вопросы древней истории Южной Сибири. Абакан: Хак.НИИЯЛИ. 1984. С. 80-97.

В конце 1 тыс. н.э. в Новосибирском Приобье, как и в других районах Западной Сибири, наблюдается волна тюркизации местного населения. Об этом свидетельствует целый ряд памятников, в том числе и курганный могильник Каменный мыс.

Комплекс памятников Каменный мыс находится в Колы-

(80/81)

Рис. 1. Планы могил и курганов Каменного Мыса.

1 — мог. 1, кург. 1; 2 — мог. 1, кург. 8; 3 — мог. 1, кург. 7; 4 — мог. 2, кург. 8; 5 — мог. 4, кург. 9; 6 — мог. 1, кург. 24; 7 — мог. 1, кург. 9; 8 — мог. 3, кург. 9; 9 — мог. 1, кург. 15; 10 — мог. 3, кург. 21-22; 11 — кург. 21-22.

а — прах; б — дерево; в — берёста; г — находки; д — уголь; е — сажа.

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

ванском районе Новосибирской области, на левом берегу р. Уень (левая протока Оби), в 1,5 км к ЮЗ от с. Чёрный мыс, в урочище Каменный мыс. Он состоит из городища V-IV вв. до н.э. и курганного могильника. Раскопки его производились Т.Н. Троицкой в 1961, 1968-1973 гг.

Могильник содержит курганы вытянутой и округлой формы. Вытянутые курганы, находящиеся на территории городища, относятся к III-II вв. до н.э. [1] Курганы округлой формы расположены за пределами городища, иногда две насыпи сливаются в одну. К С от городища находится 6 курганов, к В — 25. Они сильно разграблены и поросли лесом. Раско-

(81/82)

пано 15 наименее заросших курганов. Три из них, с трупоположением, содержали погребения одинцовской культуры, [2] VII-VIII вв. н.э. и начала II тыс. н.э. Остальные 12 насыпей, расположенные в восточной части могильника, содержали однотипные погребения, на которых мы и остановимся.

Погребальный обряд. Диаметры курганов колеблются от 4 м до 10 м, высота от 0,2 м до 1 м. Курганы сооружены из дёрна и почвенного слоя, поэтому насыпная земля полностью сливалась с дёрном и погребённой почвой. Насыпи имеют округлую форму. Некоторые из них слились в одну (курган 21-22) (рис. 1, 11). Все могилы неглубокие, от 3 до 68 см от уровня материка, или 15-80 см от уровня погребённой почвы. Под каждой насыпью находилось от одной до четырёх могил.

Умерших сжигали на стороне на сильном огне, так что от них оставалась лишь небольшая кучка мелкого праха, вещи огню не предавались. Детские погребения сжигались не столь тщательно. В кургане 9 мог. 4 детский скелет был полуобожжён (рис. 1, 5), в кургане 8 в могиле рядом с кучкой праха лежали разрозненные кости детского скелета, следы огня на них прослеживались нечётко (рис. 1, 2). Обычай хоронить детей по обряду трупоположения прослежен В.П. Левашевой в кыргызском могильнике Капчалы I. [3]

Сожжённый прах ссыпали в могилу. В самой крупной могиле (мог. 3 кург. 21-22) прах лежал на дне и на перекрытии (рис. 1, 10). Возможно, последний принадлежал лицу, сопровождающему погребённого в могиле.

Могильные ямы вытянуты по линии СЗ-ЮВ (45%), ССЗ-ЮЮВ (32,5%), СВ-ЮЗ (15%) и ССВ-ЮЮЗ (7,5%). Прах располагался одной или двумя кучками в центре могилы или был рассыпан по всей площади. Инвентарь также мог быть рассыпан по всей могиле или положен в две-три кучки, причём железные изделия (стремена, удила, иногда топорик-мотыжка, нож и стрелы) лежали отдельной кучкой большей частью к С от праха, а бронзовые украшения и бусы — в другой стороне. Наборный пояс мог находиться в любой из этих кучек.

Дно могилы могло быть выстлано берёстой. Берёста покрывала погребение в кургане №15. Бревенчатые перекрытия полностью истлели, от них сохранилась труха и обломки брёвен. Исключение представляет собой могила 3 в кургане 21-22 (рис. 1, 10). В ней брёвна после совершения захоронения сгорели. В насыпи над могилой прослеживалось ог-

(82/83)

ромное сажистое пятно (рис. 1, 11). Сохранились сгоревшие лежавшие продольно в несколько рядов брёвна. Одно бревно стояло вертикально, оно, вероятно, отмечало место захоронения.

В насыпях двух курганов имелись следы тризны. Это скопление конских черепов, ямка с обломками двух сосудов (курган 21) и два сосуда в слое сажи (курган 22). Характерной особенностью всех захоронений является отсутствие в могилах глиняной посуды. Так как в сгоревшем погребении кургана 22 найдены остатки двух обуглившихся деревянных сосудов, можно полагать, что они имелись и в других могилах, но не сохранились к моменту раскопок.

Вооружение представлено в 8 могилах в основном наконечниками стрел, от трёх до семи в каждой могиле (рис. 3, 1-18, 22). Сохранность большинства железных наконечников очень плохая. Это крупные трёхлопастные и округлые и сечении наконечники (рис. 3, 1-14). Первые известны с VII по XIV вв. н.э., [4] вторые чаще всего встречаются в комплексах IX-XII вв н.э. [5] В кургане 25 встречен плоский наконечник стрелы, без упора, в виде расширяющейся к острию лопаточки (рис. 3, 10). Ближайшей ему аналогией является наконечник, найденный в могиле 7 кургана I могильника Рёлка. [6]

Костяных наконечников найдено 9. Они трёх- и четырёхгранные, перо переходит в черешок плавно или под тупым углом (рис. 3, 15-17).

Встречен один железный наконечник копья (рис. 2, 1). Он относится к асимметрично-ромбическим копьям, у него широкое ромбическое перо, короткая втулка заканчивается широким раструбом с несомкнутым швом. Единственной близкой ему аналогией является наконечник из Зевакинского могильника VIII-IX вв. н.э. [7]

Предметы конского набора железные, плохой сохранности. Удила найдены в шести могилах. Хорошо сохранились только одни — из кургана 15 (рис. 2, 9). Они двукольчатые, стержень витой с восьмёркообразным завершением, хорошо сохранились вставленные во внешнее звено кольца для повода. Обломки других удил (рис. 2, 10-12), видимо, имели такие же кольца, а во внутреннее кольцо удил заходил стержневой псалий со скобой. А.А. Гаврилова подобные удила с псалиями относит к VIII-IX вв. н.э. [8]

В двух могилах найдены стремена (рис. 3, 19, 20), однако, только у одного из них можно полностью проследить первона-

(85/86)

чальную форму. Это восьмёрковидное стремя со спрямлённой расширенной подножкой, плоской петлёй и слабо выраженной шейкой (рис. 3, 19). Аналогии этому типу представлены во всём поясе Евразийских степей.

К конскому набору относятся листовидная бронзовая бляха и крупная костяная пряжка (рис. 4, 21, 24). Первые широко известны в кыргызских погребениях IX-X вв. н.э. [9]

Наборный пояс воина представлен в четырёх могилах. Сам ремень был гофрированным (рис. 5, 1, 2). К нему при помощи шпеньков прикреплялись прямоугольные и полуовальные бляшки (рис. 4, 1, 2, 9, 10; рис. 5, 29, 30). Соотношение этих бляшек в каждом поясе колебалось от 14 (курган 8) до трёх (курган 9, мог. 2). На широкий ремень крепились бляшки в виде розетки и с фигурным краем (рис. 5, 28). Бляшки одного пояса могли различаться по размерам и технике изготовления. Так, среди прямоугольных бляшек из кургана 8 встречаются тиснёные и литые. Подобные бляшки очень широко распространены в Евразийских степях. В.Б. Ковалевская датирует такие бляшки VIII-IX вв. н.э., [10] Н.А. Мажитов (для Южного Урала) — IX-X вв. н.э. [11] От широкого ремня отходили узкие ремешки с различными мелкими бляшками: сердцевидными, подковообразными и другими (рис. 5, 2). Как указывает А.А. Гаврилова, обычай украшагь бляшками подвесные ремешки появляется с IX-X вв. н.э. [12] Широкий ремень застёгивался крупной пряжкой. Одна из них имела бронзовую рамку и железный щиток (рис. 4, 12, 14), другая цельнолитая, на её обратной стороне хорошо сохранились ременные шнурки, при помощи которых пряжка крепилась к ремню (рис. 5, 26). Помимо крупных поясных пряжек, встречены малые (рис. 5, 8, 27), ими мог застёгиваться узкий ремешок, который было удобно носить на лёгкой одежде. Сохранились концевые ременные бляшки и узкие обоймочки (рис. 5, 3-5, 7). Помимо украшений воинского наборного пояса, найдены и другие бляхи. Это небольшие круглые бронзовые бляшки с отверстием для пришивания, мелкие фигурные бляшки (рис. 4, 15, 20; 5, 10). Возможно, они также украшали пояса, но не воинские наборные. Найдено несколько железных блях — прямоугольных пластин со шпеньками, пластин неясной формы и обломок бронзовой фольги (рис. 4, 14, 22, 23).

Обнаружено 6 экземпляров серёг (рис. 4, 5, 6, 11; рис. 5, 12, 13, 32). Две из них цельнолитые с каплевидной подвеской (в одном случае она гранёная) и боковым выступом, у тре-

(88/89)

тьей серёжки капля заменена шнурьком [шнурком], на который насаживалась бусина. Две серёжки двойные: вместо бокового выступа сделано кольцо, в которое вставлена небольшая вилкообразная подвеска, у одной из них нижняя капля заменена бусой (рис. 4, 6; 5, 13). Серьги с каплевидными подвесками также являются характерными для VII-IX вв. н.э. [13]

Подвески весьма разнообразны. Две из них, совершенно аналогичные друг другу, в виде овальной рамки с двумя отростками и каплевидным окончанием, могли относиться к поясному набору (рис. 5, 14). Есть подвески каплевидной формы, иногда гранёные, крепящиеся на нескольких овальных звеньях. Весь этот набор подвесок тоже распространён в конце 1 тыс. н.э.

Встречены подвески в виде мелких и крупных бубенчиков (рис. 4, 7, 8, рис. 5, 33). Подобные бубенчики с прорезью встречаются в могильниках IX-X вв. н.э. как в Новосибирском Приобье (Умна-3), [14] так и далеко за его пределами (Лагеревские курганы Южного Урала). [15]

Удлинённые подвески (рис. 4, 13, рис. 5, 20) генетически восходят к подвескам в виде перевёрнутых котлов. Они встречены в могильниках с трупосожжением в Новосибирском Приобье.

Найдено около 20 бус плохой сохранности. Они синие, зелёные, чёрные с белой полосой, глазчатки, многочастая позолоченная пронизь и др. (рис. 5, 9, 11, 22, 25, 35, 36). Все эти бусы распространены на широком отрезке времени и не могут служить датирующим материалом. Встречен один перстень (рис. 4, 16). Бронзовый, с подпрямоугольным щитком, цельнолитой.

Монеты найдены в четырёх могилах с трупосожжением. Это шесть бронзовых монет (пять из кургана 8 и одна из мог. 2 кургана 9), одна тюргешская (мог. 1 кургана 9) и одна хорезмийская (курган 1). Хорезмийская монета весом и 2,72 г сильно потёрта, была в длительном употреблении, на ней просверлено отверстие для ношения на шнурке (рис. 4, 18). На аверсе — голова правителя в короне, на реверсе — всадник с луком в руке, на обеих сторонах имеются надписи хорезмийским (?) алфавитом. В.М. Массон определил монету как сравнительно позднюю, относящуюся к VI-VII вв. н.э. до времени появления таких монет с арабскими надписями. Известны другие хорезмийские монеты, близкие нашей. [16]

Китайские монеты одинаковы, отличаются лишь по сте-

(89/90)

пени сохранности (на одной имеется трещина), обратная сторона гладкая. Они относятся к династии Тан (рис. 5, 24), чеканились с VII в. н.э., [17] но имели длительное хождение и точно так же, как и хорезмийская монета, не могут давать точной датировки погребения. Интересна тюргешская монета. На аверсе — изображение лука без тетивы и с выступом, слившимся с углом квадратной рамочки, на реверсе — надпись согдийским полукурсивом, в центре — квадратное отверстие (рис. 5, 27). Она относится к VIII в. н.э. [18]

Предметы быта лучше всего представлены ножами. Они найдены почти в каждом погребении, но сохранность всех, кроме двух, плохая. Все имеют прямую спинку, лезвие сужается постепенно (рис. 2, 5, рис. 3, 18, 21).

В пяти погребениях встречены кельты-мотыжки (рис. 2, 2-4, 13, 14). Все они однотипны, ширина обуха равняется ширине лезвия, втулка несомкнутая. Поскольку все они сопревождались оружием и наборным воинским поясом, это, возможно, предмет вооружения, а не быта. Такие мотыжки известны в могилах Западной Сибири на протяжении всего 1 тыс. н.э. и позже.

Найдены костяная и деревянная сгоревшая ложки. У них — длинная ручка и почти плоский черпак (рис. 2, 8). Подобные костяные ложки известны и в других могильниках Новосибирского Приобья в погребениях с сожжением. [19]

В могилах глиняные сосуды отсутствовали. В кургане 22 в сгоревшей могиле найдены остатки двух деревянных чаш с плоским дном и резко расширяющимся горлом (рис. 4, 26, 27). Керамика найдена лишь среди остатков тризны курганов 21-22. Рядом с могилой 3 в сажистом слое лежали два разбитых сосуда (рис. 4, 28, 29). Оба почти шаровидные, неорнаментированные. У одного из них имеется расположенная вертикально ручка, подобные ручки восходят к ручкам с зооморфным изображениям эпохи раннего железного века. Такой сосуд пока не имеет аналогий в Новосибирском Приобье и больше всего напоминает шаровидные сосуды, изображённые на каменных изваяниях Алтая, Тувы и Монголии. [20] Обломки двух других сосудов, найденных в ямке, говорят о местном происхождении керамики. У сосудов отогнутые орнаментированные венчики, высокие слаборазвитые плечики, орнамент нанесён крупной гребёнкой, представляет собой ёлочку и ряд наклонных линий в сочетании с ямками или жемчужинами (рис. 4, 30, 31). Аналогичная керамика

(90/91)

найдена в Новосибирском Приобье в могильниках и городищах конца 1 тыс. н.э. [21]

Среди прочих находок крупная железная скоба, астрагал, кусочек кремня, обломки бронзовой фольги, берестяного и костяного изделий. Наибольший интерес представляет кусочек берёсты с выдавленным орнаментом (рис. 4, 25).

Поясные наборы, пряжки, подвески и серьги относятся к концу 1 тыс. н.э. Монеты указывают на дату не ранее VII-VIII вв. н.э., удила — на VIII-IX вв. н.э., сердцевидная бляха — на IX-X вв. н.э., а овальные и круглые в сечении наконечники стрел чаще всего встречаются в могилах IX-XII вв. н.э. Всё это позволяет датировать группу погреблений [погребений] с трупосожжением временем не ранее конца VIII в. н.э. и, скорее всего, IX-X вв. н.э.

Обряд погребения (сожжение) и инвентарь являются новыми для Новосибирского Приобья. Целый ряд элементов в инвентаре (поясной набор, серьги, подвески, монеты и др.) являются обычными для широкой степной и лесостепной территории Евразии. Они могли проникнуть в Новосибирское Приобье за счёт связей с южными районами. Несколько иначе обстоит дело с появлением нового обряда — сожжением. Сам погребальный обряд традиционен и консервативен. Его перемену нельзя объяснить лишь внешними связями с соседями, она может быть вызвана резкими изменениями в религиозных представлениях или появлением нового населения.

Могилы с сожжениями Каменного мыса не являются единственными в Новосибирском Приобье. Точно такие же погребения встречаются на р. Уени недалеко от Каменного мыса, в курганных могильниках Красный Яр-1 и Умна-3. [22]

Обряд сожжения встречен и в Среднем Приобье в конце I тыс. н.э. Это ряд курганов Архиерейской Заимки и могильника Рёлка. Л.А. Чиндина датирует сожжение могильника Релка широко — VI-VIII вв. н.э., [23] но наибольшее сходство каменномысские курганы с сожжениями имеют с кыргызскими (хакасскими) могилами Минусинской котловины.

В IX-X вв., после 840 г. н.э., с экспансией Кыргызского каганата, начинается широкое продвижение кыргызов за пределы Минусинской котловины. Их погребения зафиксированы в Туве, кыргызское влияние отмечено и в Восточном Казахстане. [24] Курганы Каменного мыса, Красного Яра-1 и Умны-3 сближают с кыргызскими могилами следующие черты:

1. Наличие сожжения, причём погребения совершаются в ямах или почти на горизонте, то, как указывает

(91/92)

Л.Р. Кызласов, является характерным для погребений IX-X вв. н.э. [25]

2. Слабая кремация или отсутствие её для детских захоронений.

3. Инвентарь погребений. Его близость прослеживается не только в украшениях, распространённых по широкой степной территории, но и специфичных, например, в крупных конских листовидных бляхах.

Сочетание близости погребального обряда с инвентарем даёт нам возможность связывать новые черты в захоронениях Новосибирского Приобья с проникновением на север либо самих кыргызов, либо соседнего с ним населения, входившего в состав Кыргызского каганата и воспринявшего от них погребальный обряд. В могильниках Каменный мыс, Красный Яр-1, Умна-3 сохраняются и старые традиции, свидетельствующие о сохранении местного населения. Это: 1) наличие местной керамики; 2) обычай захоронения без коня и 3) отсутствие погребений с каменными плитами даже в Каменном мысу, где имеются значительные выходы камня. Всё это свидетельствует о наличии широкой волны тюркизации местного населения в IX-X вв. н.э., волны, связанной с передвижением кыргызов.

Примечания.   ^

[1] Троицкая Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. Новосибирск: Наука, 1979, с. 8-20.

[2] Троицкая Т.Н. Одинцовская культура в Новосибирском Приобье. — В кн.: Проблемы Западно-Сибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск. Наука, 1981 с. 115.

[3] Левашева В.П. Два могильника кыргыз-хакасов.— МИА, 1952. №24, с. 124.

[4] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. Л.: Наука, 1965, с. 74, рис. 12, 3 и табл. XXI [XXXI], 45.

[5] Арсланова Ф.X. Курганы с трупосожжениями в Восточном [Верхнем] Прииртышье. — В кн.: Поиски и раскопки в Казахстане. Алма-Ата 1972, с. 63, табл. IV, 1, 2.

[6] Чиндина Л.А. Могильник Рёлка на Средней Оби. Томск, изд. Томск, ун-та, 1977, с. 11, рис. 6, 5.

[7] Арсланова Ф.X. Курганы с трупосожжениями..., табл. XII [III], 19.

[8] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ..., с. 83, рис. 16, 5, 6.

[9] Левашева В.П. Два могильника.... рис. 1, 28; Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., МГУ, 1969.

[10] Ковалевская В.Б. Башкирия и Евразийские степи IV-IX вв. н.э. (по материалам поясных наборов). — В кн.: Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972, с. 107, рис. 8, с. 48, рис. 24, 12.

(92/93)   ^

[11] Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII-XII вв. н.э. М., Наука, 1981, с. 37, рис. 18 д, с. 48, рис. 24, 12 и др.

[12] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ..., с. 83.

[13] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ..., табл. XXXI; Уманский А.П. Археологические памятники у с. Иня. — В кн.: Известия Алтайского отдела Географического общества СССР. Барнаул, 1970, с. 63, рис. 6, 12 и др.

[14] Троицкая Т.Н. Погребения с трупосожжениями конца I тыс. н.э. на р. Уени Новосибирской области. — В кн.: Археология Южной Сибири, вып. IX. Кемерово, 1977.

[15] Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала..., с. 69, рис. 37, 19.

[16] Толстов С.П. Монеты [шахов] древнего Хорезма. — ВДИ, 1938, №4, с. 130, табл. II.

[17] Воробьёв М.П.[В.] Старинные китайские монеты из собрания Хабаровского музея. — СА, 1959, №3, с. 195, рис. 1, 6, табл. X, 67.

[18] Смирнова О.И. Каталог монет с городища Пянджикент. М.: Изд-во вост. литер., 1963, с. 126, рис. 31.

[19] Троицкая Т.Н. Красный Яр-1 — памятники позднего железного века. — В кн.: Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск: Наука, 1978, с. 100, рис. 1, 18; Троицкая Т.Н. Погребения с трупосожжениями конца 1 тыс. н. э. на р. Уени Новосибирской области. — В кн.: Археология Южной Сибири, вып. IX. Кемерово, 1977, с. 122, рис. 1, 1.

[20] Кызласов Л.Р. История Тувы..., с. 98, табл. III, 70; Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии. — МИА, 1952, №24, с. 106, рис. 65.

[21] Троицкая Т.Н. Красный Яр-1..., с. 100, рис. 1, 10, 11 и др; Троицкая Т.Н. Погребения с трупосожжениями..., с. 122, рис. 1, 4-8; Троицкая Т.Н. Новосибирское Приобье в IX-X вв. н.э. — В кн: Языки и топонимия. Томск, изд-во Томск, ун-та, 1976, с. 126-130.

[22] Троицкая Т.Н. Красный Яр-1... с. 99-117; Троицкая Т.Н. Погребения с трупосожжениями.. с. 121-130.

[23] Чиндина Л.А. Могильник Рёлка..., с. 77.

[24] Арсланова Ф.X. Курганы с трупосожжениями... с. 56-76; Кызласов Л.Р. История Тувы..., с. 97.

[25] Кызласов Л.Р. История Тувы..., с. 97.

(93/94/95)   ^

(95/96/97)

наверх