А.А. Гаврилова
Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён.
// М.-Л., 1965. 145 с.
Часть вторая. Периодизация позднекочевнических могил Алтая
Глава 6.
Изменения в убранстве коней и всадников как основа периодизации позднекочевнических могил.
1. Убранство верховых коней
Если исходить из имеющихся датировок памятников, где есть конская сбруя, то может создаться представление, что один и тот же тип изделий этого рода изготовлялся неизменно, тогда как удила в изучаемые периоды менялись особенно интенсивно.
Изменения удил происходили по причинам практическим, которые нетрудно понять, если мы реконструируем способы прикрепления к удилам ремней повода и оголовья. Так как эти изменения дают нам относительную хронологию удил, то мы остановимся на этом подробнее.
Известные к настоящему времени позднекочевнические удила могут быть отнесены, по способам прикрепления ремней повода и оголовья, к четырём основным стадиям, последовательно сменившимся в изучаемый период. Выпадают из этого хода развития лишь самые ранние удила с кольчатыми псалиями — удила кошибеевского типа (рис. 15, 7), на чём мы остановимся ниже. Остальные типы удил с кольчатыми псалиями: курайский (рис. 15, 2, 3), переходный (рис. 15, 4), позднесросткинский (рис. 15, 5) и часовенногорский (рис. 15, 6, 7) — находят своё место при анализе удил с псалиями стержневыми, к рассмотрению которых мы и перейдём.
Самый ранний тип удил со стержневыми
псалиями — кудыргинский представляет собой однокольчатые удила, с одним
внешним кольцом на каждом звене, широким, сомкнутым, чтобы в нём поместился и
удержался ремень повода и стержневой псалий, двудырчатый, для раздвоенного
ремня оголовья, как на узде пазырыкской (Грязнов, 1950, рис. 20). К этому типу
мы условно присоединяем однокольчатые удила с утраченными псалиями (рис. 16, 1),
считая, что все удила из кудыргинской группы могил имели двудырчатые псалии,
какие мы видим на кудыргинских удилах (рис. 16, 2), иногда другой формы.
Можно предполагать, что удила этой первой стадии бытовали в Саяно-Алтае
непрерывно, начиная с установленного М.П. Грязновым пазырыкского этапа периода
ранних кочевников по кудыргинское время, что и даёт основание считать их самыми
ранними позднекочевническими удилами со стержневыми псалиями. От
раннекочевнических подобных удил они могут отличаться по технологическим
данным, ещё ожидающим выявления.
Однокольчатые удила сохранились и на второй
стадии эволюции удил, но с другими псалиями. Поэтому, если псалии утрачены, то
мы можем отнести однокольчатые удила лишь условно к тому или иному типу удил.
На второй стадии в однокольчатые удила вставляются или стержневые псалии со
скобой, более прочной заменой раздвоенного ремня оголовья, как на удилах
катандинского типа, найденных в кург. 5, 1954 г. на могильнике Катанда II (рис. 16, 3) и в других курганах катандинской группы
(табл. XXXI, 58), или ремень оголовья прикреплялся к
кольчатым псалиям, как на удилах курайского типа, найденных в Туве (рис. 15, 2)
и на Алтае, в кург. 1 могильника Курай VI (рис. 15, 3) и в других курганах катандинской группы. Для
прикрепления ремня повода на удилах катандинского и курайского типов мы иногда
видим дополнительные кольца, продетые в удила вместе с псалиями, как на
могильнике Капчалы II, в кург. 11 (Левашева, 1952, рис. 5, 44 [19]), или вось-
(80/81)
Рис. 15. Периодизация позднекочевнических удил с кольчатыми псалиями.
Ранее VI в., кошибеевский тип: 1 — Берель кург. 3 (Алтай).
VII-VIII вв., курайский тип: 2 — Уюк, кург. 45 (Тува); 3 — Курай VI, кург. 1 (Алтай).
IX-X вв.: 4 — переходный тип, Кзыл-Ту, кург. 5, 1953 г. (Казахстан); 5 — позднесросткинский тип, Сростки I, кург. 6а, 1925 г. (Алтай).
Позднее X в. часовенногорский тип: 6 — Батени, случайная находка (Минусинская котловина); 7 — Катанда II, большой курган, впускная могила 1865 г. (Алтай).
мёркообразные петли, как на публикуемых
здесь удилах курайского типа тувинских и алтайских (рис. 15, 2, 3). Откуда
появились на этих алтайских удилах восьмёркообразные петли, ведь они известны
нам без этой детали (Евтюхова и Киселёв, 1941, рис. 24)? Эти восьмёркообразные
петли, аналогичные тувинским, обнаружены в соответствующей коллекции,
упомянутой выше, но отдельно от удил. Одна петля сломалась от лежания в земле,
другая выпала из сломавшегося кольца удил (рис. 15, 3). Поэтому удила и
были известны без петель. Подобные удила чаще изготовляли в Приуралье
(Неволинский могильник), иногда в Западной Сибири (Heikel, 1894, табл. XXIV, 19), в
районах обитания племен лесостепных, угорских, отличия которых от степных уже
отмечались (Грязнов, 1956, стр. 140). В Приуралье эти удила делались с более узкими
кольцами, но достаточными для продевания дополнительного кольца для повода. Из
саяно-алтайских удил курайского типа наиболее близки к приуральским удила из
Катанда II, кург. 1, 1865 г., позволяя предполагать,
что и последние применялись с дополнительными кольцами для ремней повода, видимо
разрушенными от лежания в земле. Не исключена возможность заимствования этого типа
удил саяно-алтайскими племенами от племён угорских.
Отмеченные усовершенствования удил ещё не
были известны кудыргинцам, поэтому их появление относится к более позднему времени,
что подтверждают и датирующие находки кудыргинской и катандинской групп могил, указанные
выше.
Труднее дать хронологическое расчленение
удил третьей стадии. К ним относятся типы кыргызский, раннесросткинской,
переходный со стержневыми псалиями и переходный тип с кольчатыми псалиями. Их
характерная особенность — двукольчатые удила с восьмёркообразным двойным
внешним кольцом на каждом звене. Это усовершенствование было вызвано невозможностью
соединять в одном кольце удил роговой псалий и железное кольцо для
повода: кольцо разрушило бы псалий. Нужно было отделить псалий от кольца, и это
было достигнуто изобретением двукольчатых удил. Теперь псалий помещался во
внутреннее кольцо восьмерки, а кольцо для повода — в ее внешнее кольцо. Таковы
двукольчатые удила из кург. 3 могильника Курай II и из кург. 1 могильника Курай III. От псалий на них сохранились только железные пластинчатые петли,
очевидно прибитые к роговым стержням, полностью разрушенным от лежания в земле
(табл. XXXI, 57). Подобные пластинчатые петли имеются
и на железных псалиях из кург. 2, 1937 г. могильника Туэкта (рис. 16, 4).
Этот тип мы можем назвать кыргызским, так как двукольчатые удила с пластинчатыми
петлями на псалиях характерны для древних кыргызских могил бассейна Енисея
(Левашева, 1952, рис. 1, 36-38). Удила кыргызского типа самые
совершенные из удил со стержневыми псалиями третьей стадии, так как имеющиеся
на них пластинчатые петли фиксируют ремень оголовья, ранее перетиравшийся на
скобе. Но их нельзя считать самыми поздними в этой серии по условиям находок —
только
(81/82)
в катандинской группе могил. Не исключена
возможность, что этот тип удил заимствован от кыргызов. Это предположение
подтверждается и тем, что псалии со скобой изготовляются на Алтае и вне Алтая
для двукольчатых удил в течение всего периода VII-VIII вв., о чем говорит находка двукольчатых удил с псалиями со
скобой в Пенджикенте (Беленицкий, 1958, рис. 37, 4), видимо, и позднее, судя
по находкам таких удил в сросткинской группе могил. Один образец,
пережиточный, найденный в могиле сросткинского типа, отражает переход от
однокольчатых удил к двукольчатым: на одном звене, однокольчатом, псалий со
скобой для оголовья и малое кольцо для повода, на другом звене, двукольчатом,
такой же псалий во внутреннем кольце, а кольцо для повода во внешнем кольце
восьмёрки (рис. 16, 5). Удила, типичные для сросткинских могил, всегда
двукольчатые и всегда имели псалии со скобами, как правило, не сохранившимися
(рис. 16, 6), но и логические, и эмпирические данные позволяют эти
скобы восстановить.
Изучая серии изделий, приходишь к
убеждению, что, как правило, мастера не отказываются от уже достигнутых
улучшений и не возвращаются к устаревшим образцам. Поэтому казался необычным
известный рисунок сросткинских удил с псалиями без скоб, подобно кудыргинским
(Грязнов, 1930, рис. 143). На просмотренной серии удил из сросткинских могил,
на роговых псалиях скобы не сохранились, но малые отверстия на них не могли бы
вместить ремней оголовья и всегда забиты перержавевшим железом, указывающим,
что в роговые псалии были вставлены железные скобы, как на катандинских удилах
(рис. 16, 3). Следует отметить, что и на железных псалиях скобы не
всегда сохранились. Так, составленные из обломков псалии, вставленные в
двукольчатые удила, найденные в одной из тувинских могил катандинского типа
несомненно имели железные скобы, от которых могли остаться лишь незначительные
следы, не замеченные исследователем, восстановившим псалии (Вайнштейн, 1958,
табл. IV, 121).
Удила раннесросткинского типа отличаются
от описанных выше кыргызских лишь по форме псалий (рис. 11, 4; 16, 6;
табл. XXXI, 73). Конструкция и тех и других
едина, за исключением одной детали: на кыргызских пластинчатые петли, на раннесросткинских
удилах, видимо, железные скобы. Поэтому трудно установить между ними
хронологическую грань, тем более что и датирующие находки в катандинской и
сросткинской группах могил не выходят, как мы видели, за пределы VIII в. И лишь тот факт, что в катандинской группе могил, кроме
кыргызского типа удил, обнаружены более ранние, катандинский (рис. 16, 3)
и курайский (рис. 15, 3), а в сросткинской, описанный ниже, более
поздний, позднесросткинский (рис. 15, 5), убеждает нас в том, что
сросткинская группа могил позднее катандинской, хотя не исключена возможность,
что все эти типы удил двукольчатых со стержневыми псалиями со скобой, или петлёй,
бытовали в VIII в. в различных вариантах у разных племён.
Видимо, в конце сросткинского времени
произошел переход от третьей стадии в изготовлении удил к четвёртой. В этом
убеждает нас редкий тип удил, найденный в могиле сросткинского времени в
Восточном Казахстане, переходный тип удил с кольчатыми псалиями от двукольчатых
к однокольчатым новой конструкции: на них ещё оголовье и повод прикрепляются к
разным кольцам (рис. 15, 4). Такое же толкование получила и находка
подобного экземпляра удил в далекой от Казахстана Венгрии (Hampel, 1905, III, табл. 429, 7). Эти удила говорят о силе традиции, требовавшей
разделения псалия от кольца для повода, и о том, что для нового решения этой
задачи осталось сделать один только шаг и этот шаг был сделан в позднесросткинское
время — изготовлением удил позднесросткинского типа с прикреплением ремней и
оголовья и повода к кольчатому псалию, с возвращением к однокольчатым удилам,
но с такими узкими кольцами, что в них невозможно продеть ни ремня, ни кольца
для повода (рис. 15, 5). К этой четвёртой стадии, с прикреплением к кольчатому
псалию ремней и оголовья и повода относятся все разновидности удил, начиная от
позднесросткинских и кончая современными. Из-за плохой сохранности ос-
(82/83)
Рис. 16. Периодизация позднекочевнических удил со стержневыми псалиями.
Ранее VI в. и VI-VII вв., кудыргинский тип: 1 — Кудыргэ, оградка XI; 2 — Кудыргэ, могила 1 (Алтай).
VII-VIII вв.: 3 — катандинский тип, Катанда II, кург. 5, 1954 г. (Алтай); 4— кыргызский тип, Туэкта, кург. 2, 1937 г. (Алтай).
VIII-X вв.; 5 — переходный тип, Катанда II, большой курган, впускная могила 2, 1954 г. (Алтай); 6 — раннесросткинский тип, Сростки I, кург. 11, 1925 г. (Алтай).
Позднее X в., минусинский тип: 7 — Кудыргэ, могила 19 (Алтай); 8 — Минусинская котловина, случайная находка (по Лашло — Laszlo, 1943).
(83/84)
таётся неясным, делались ли кольца позднесросткинских удил сомкнутыми, как более ранние, или несомкнутыми, как более поздние.
Лучше сохранились образцы удил часовенногорского типа. К этому типу относятся удила, найденные на Часовенной горе, отличающиеся от позднесросткинских с равными звеньями тем, что одно звено на них длиннее другого и кольца удил не сомкнутые (Гаврилова, 1964, рис. 3, 3). По последнему признаку к часовенногорскому типу отнесены и удила, найденные близ Батеней, сохранившие обоймы для ремней повода и оголовья на кольчатых псалиях (рис. 15, 6) и удила с большими кольцами-псалиями из впускных могил в насыпи большого Катандинского кургана из раскопок 1865 г. (рис. 15, 7), Величина колец псалий варьировала от малых (рис. 15, 6) до больших (Левашева, 1939, табл. XVII, 1), но этот признак несущественный для приведения аналогий. Поэтому ошибался С.В. Киселёв, считая удила с большими кольцами из могилы Курай VI, кург. 1 (рис. 15, 3) аналогичными удилам из насыпи Большого Катандинского кургана (рис. 15, 7), тогда как эти удила относятся к разным типам, с различиями в конструкции.
О конструкции удил из позднекудыргинской могилы, также с одним звеном длиннее другого и с узкими кольцами удил, позволяющими продеть лишь псалий в виде кольца с прикрепленными к нему стержнями (рис. 16, 7), мы можем судить по случайной находке в Минусинской степи, сохранившей остатки крепления ремней (рис. 16, 8). Назовём этот тип удил минусинским, в отличие от мадьярских удил с такими же псалиями, но с однокольчатыми удилами с широкими кольцами, вмещающими и псалий и дополнительное кольцо для повода (Lasslo, 1943, табл. I, 11), более ранней конструкции, чем удила минусинского типа, представляющие собой разновидность удил часовенногорских. Сила традиций сказалась на этих удилах лишь в их оформлении: стержни на кольцах напоминали о пройденной стадии изготовления удил со стержневыми псалиями, тогда как их конструкция не требовала дополнения стержней, поэтому и редко встречающихся. Лишь в Западной Сибири есть еще такие псалии (Heikel, 1894, табл. XXIV, 18).
Установленная последовательность типов удил относится лишь к Саяно-Алтаю и племенам, близким к алтайским. В других областях развитие удил происходило другими темпами. Столь поздние усовершенствования удил на Алтае давно были достигнуты на других территориях. Так, дополнительные кольца для повода, в однокольчатых удилах делались хуннами, о чём говорят удила из новых раскопок в Ноин-Уле (Эрдели, 1962, рис. 17). Прикрепление повода и оголовья к кольцам-псалиям в других областях было достигнуто еще в позднесарматское время. К последним удилам примыкают стоящие особняком от рассмотренной серии удила из Берели, известные нам лишь по рисунку в альбоме Радлова (рис. 4, 11), указывающему на конструкцию этих удил (рис. 15, 1).
Берельские удила по конструкции относятся к четвёртой стадии и лишь детали отличают их от удил поздних: одинаковые звенья, узкие кольца удил и изготовление обойм для ремней не из железа, а из серебра. Принадлежность берельских удил к удилам типа кошибеевских установлена по аналогиям, приведённым выше, и может быть подтверждена в дальнейшем лишь технологическими анализами. А пока мы ограничимся предположением, что эти удила были, видимо, заимствованы и не получили дальнейшего применения на Алтае, тогда как значительно позднее удила подобной конструкции вытеснили все остальные.
Задача дальнейшего изучения удил — выявление особенностей в их изменениях, происшедших на других территориях, связанных с другим кругом племён. Такое изучение внесёт дополнения и в предложенную схему изменений алтайских удил: поможет установить, от кого были заимствованы неалтайские типы удил.
Несмотря на меньший материал, относящийся к форме и оснащению сёдел, можно, с привлечением находок с других территорий, проследить изменения формы луки седла от древней до современной.
(84/85)
Рис. 17. Периодизация типов седла.
VI-VII вв., 1, 2 — кудыргинский тип: 1 — лука мужского седла, Кудыргэ, могила 9; 2 — лука женского седла, Кудыргэ, могила 13 (Алтай).
VIII-X вв., галиатский тип: 3 — Галиат (Северная Осетия).
Позднее X в. часовенногорский тип: 4 — Кудыргэ, могила 17 (Алтай).
XIX в., сёдла сойотов-тоджинцев (Тува): 5 — конское седло (а — спереди, б — сбоку); 6 — оленье седло (Музей истории народов СССР, колл. № 623-8, 623-20).
Сравнивая описанные выше луки кудыргинских сёдел и луки седел из памятников поздних кочевников, обнаруженные к настоящему времени в Нижнем Поволжье (Бородаевка), Северной Осетии (Галиат), Центральном Тянь-Шане (Кара-Булун и Таш-Тюбе, последнее не опубликовано), в Туве (раскопки С.И. Вайнштейна, 1959 г., ещё не опубликованные) и из памятников позднее X в. на Енисее (Часовенная гора) и Прибайкалье (на р. Ташт, не опубликовано), можно заметить, что по форме луки упомянутые сёдла помогают наметить три стадии изменения древних деревянных сёдел, отражающие перемены в форме передней луки и в устройстве полок, деревянной основы седла, на которую опираются луки. Для сравнения древних сёдел с сёдлами позднейшими, известными по этнографическим образцам, здесь привлечены и последние, относящиеся к четвёртой стадии в развитии седла, не достигнутой в древности.
Изменения седла также отражают борьбу двух начал: древних традиций и новых изобретений в целях практических — сделать седло более удобным для всадника и коня, и эстетических — освободить украшенную сторону луки от нарушений поверхности, связанных с прикреплением луки к полкам. В этом можно убедиться, рассмотрев наши алтайские луки седел в сравнении с упомянутыми выше.
Наиболее древние традиции сохраняют сёдла кудыргинские, относящиеся к первой стадии позднекочевнических седел. Судя по целиком сохранившимся украшениям лук мужского седла (табл. XV, 12; XXI, 1; XXX, 17), изображённым здесь без рисунка (рис. 17, 1), и женского седла (табл. XX, 35), луки которого даны в реконструкции, с рисунком (рис. 17, 2), форма передних лук на кудыргинских седлах была дугообразной, как и на древнем хунском седле (Руденко, 1962, табл. XXIV, 3). По этой же древней традиции луки делались из тонких дощечек (табл. XX, 35) и прикреплялись к полкам через отверстия, что портило
вид лицевой стороны. К этой же первой стадии относится и бородаевское седло (бывшее с. Боаро) из Нижнего Поволжья (Архив ЛОИА, 1939, д. № 26).
На стадии второй, что можно видеть на луке галиатского седла из Северного Кавказа, древние традиции сохраняются лишь в изготовлении её из дощечки и прикреплении к полкам через отверстия, портящие вид лицевой стороны, но дугообразная форма луки имеет теперь выемку в нижней части, возвышающую луку над хребтом коня (рис. 17, 3). К этой второй стадии относится и седло кара-булунское с Тянь-Шаня (Кибиров, 1957, рис. 3).
На третьей стадии, судя по остаткам луки позднекудыргинского седла (табл. XXVII, 13; XXXI, 89), древняя традиция сохраняется лишь в прикреплении
(85/86)
луки через отверстия, видные с лицевой стороны. Изменяется форма луки: лука становится массивной, расширяющейся у основания, более устойчивой; выемка снизу увеличивается (рис. 17, 4). Разновидность сёдел этого типа: седло с р. Ташт (ГЭ-3987-1) и богато украшенное седло из могилы 3 на Часовенной горе, с серебряными облицовками лук (Теплоухов, 1929, табл. II, 67), отличаются от позднекудыргинского прямоугольной формой выемки в нижней части луки.
И, наконец, по этнографическим образцам сойотских сёдел видно, что на седле верховом не осталось ни одной древней традиции: устойчивая лука имеет выемку снизу (рис. 17, 5, а) и прикрепляется к полкам у основания тыльной стороны (рис. 17, 5, б). Древняя традиция — изготовление лук из дощечек, прикрепленных к лукам через отверстия, видные с лицевой стороны, осталась лишь на оленьих сёдлах (рис. 17, 6). Произошло ещё одно радикальное изменение: с недавнего времени полки стали делать из дощечек, тогда как на третьей стадии, сохраняя древние традиции, их делали дугообразными в сечении, как это видно на седле золотоордынском (Греков, Якубовский, 1950, рис. 10) и на ещё более древних седлах второй стадии, галиатском (Крупнов, 1938, рис. 2), и самом древнем первой стадии — бородаевском (Синицын, 1947, табл. IX). Мы ещё не имеем возможности показать на этом ограниченном материале как изменялись полки на каждой стадии, но и этого общего взгляда достаточно для того, чтобы уточнить реконструкции разрезов наших кудыргинских седел, данные в специальной работе венгерского археолога Д. Лашло, посвящённой древним мадьярским сёдлам (Laszlo, 1943). Кроме остатков древних сёдел, Д. Лашло исходил из конструкции седла, сделанного мастером, знавшим недавние мадьярские сёдла, что соответствует нашим этнографическим материалам. Что сделал Д. Лашло для своих реконструкций? Во всех случаях он совместил древние луки, относящиеся и к первой стадии — кудыргинские, и ко второй — с выемкой снизу на задней луке — древнемадьярские, с полками седла недавнего мадьярского, относящегося к четвёртой стадии, тогда как древним лукам соответствовали и древние полки. Так, на разрезе мужского кудыргинского седла под нижними отрезками лук помещены плоские полки, ниже отверстий в их средней части (Laszlo, 1943, табл. XII, Д, 5), тогда как эти отверстия, судя по целиком сохранившемуся бородаевскому седлу, служили для привязывания лук к дугообразным в сечении полкам. Луке кудыргинского женского седла Д. Лашло придал вид высокой дуги, поставив её на плоские полки торцовыми частями (Laszlo, 1943, табл. XII, Д) тогда как эта лука, подобно луке седла катандинского (рис. 8, 1, 3), была низкой и лежала всем своим основанием на дугообразных в сечении полках, судя по отверстиям не только на краях, но и на средних частях (рис. 17, 2). Остатки сёдел в могилах катандинского и сросткинского типов представлены пока главным образом их оснащением — стременами и подпружными пряжками. О близости сёдел из могил катандинского типа к кудыргинским говорят совпадающие по форме стремена — с петлеобразной высокой петлёй (табл. XXXI, 20) и с прямоугольной петлёй на шейке (табл. XXXI, 21, 54). Близки и некоторые роговые подпружные пряжки, с отличиями лишь в форме выреза для язычка, соединённого с вырезом для ремня на пряжках кудыргинских (табл. XXXI, 18, 19) и разъединённого на пряжках катандинских (табл. XXXI, 50, 51). Кроме того, на катандинских пряжках, как упоминалось, иногда слегка заострена головка. Можно предполагать, что на ранних катандинских сёдлах ещё не делалось выемок снизу на луках и они относились ещё к первой стадии (рис. 8, 1, 3), хотя в конце этого периода могли появиться и сёдла с выемкой на задней луке, как на седле древнем мадьярском.
Сросткинские сёдла отличаются от описанных стременами, более массивными, с широкой подножкой и приплюснутой петлеобразной петлёй (рис. 11, 5). Пряжки делались ещё более заострёнными (рис. 11, 6, табл. XXXI, 67, 70). Можно ожидать, что на этих сёдлах выемки снизу имеются на обеих луках, как на седле галиатском. И, наконец, сёдла из часовенногорских могил отличаются не только массивными луками, но и другими стременами, иногда без отверстия в дужке (табл. XXXI, 91),
(86/87)
чаще с отверстием в дужке (табл. XXXI, 92), другими роговыми подпружными пряжками, с железным язычком в отверстии в пряжке (рис. 13, 18) тогда как ранее язычки и роговые, и железные прикреплялись, на роговых пряжках, на стержне. Дальнейшие находки уточнят и дополнят намеченную здесь лишь в общих чертах последовательность в изменениях типов сёдел.
Таким образом, проделанный анализ остатков конской сбруи в основном подтверждает намеченные ранее периодизации, с выделением групп кудыргинской, катандинской и сросткинской и сделанное здесь дополнение — выделение часовенногорской группы. Для групп, предшествующих кудыргинской, материал ещё недостаточен и подобная его обработка — дело будущего.
[19] На этом рисунке удил левое звено изображено неверно. Судя по фотоснимку этих удил, приложенному к отчёту В.П. Левашевой (Архив ЛОИА, д. № 341, 1936 г.), оба звена на них одинаковы: в кольцо удил продето два кольца — большое и малое.
|