В.Г. Шкода

К вопросу о культовых сценах в согдийской живописи.

// СГЭ. [Вып.] XLV. Л.: 1980. С. 60-63, 79.

В стенных росписях древнего Пенджикента и Варахши, а также на согдийских терракотах часто встречаются изображения персонажей на зооморфных тронах. Композиционно и иконографически достаточно сходные между собой, сцены с персонажами на тронах не получили в литературе единого истолкования. Исследователи предлагают два варианта таких интерпретаций: изображение обожествлённых царей [1] и ритуальная сцена с фигурой божества. [2] В связи с этим было бы полезно найти критерии, позволяющие отличать культовые изображения от светских.

Часть изображений — бесспорно культовые. К ним следует отнести изображения трёхголовых и многоруких персонажей, которые помещали в реальных нишах или в живописных изображениях арочных ниш напротив входа. [3] Коленопреклонённые фигуры с жертвенниками рядом с главными персонажами (обычно по правую руку от них) дают дополнительный аргумент для истолкования этих росписей как культовых. К таковым же относятся аналогичные изображения в храмах и тем более в храмовых нишах, где рядом с выделенной крупным масштабом главной фигурой расположены коленопреклонённые донаторы с жертвенниками.

Изображения, идентичные предыдущим, во вполне аналогичных нишах и арках есть в частных домах. В них также выделяется центральная фигура, по сторонам которой помещены коленопреклонённые персонажи с жертвенниками. Как правило, центральная фигура изображалась сидящей на животном или на троне с зооморфным подножием.

В Пенджикенте, в росписях двух соседних частных домов (объект XXIV, помещения 2 и 13), представлены сцены поклонения чете божеств, сидящих на троне (рис. 1, 4, 5). В лучше сохранившейся росписи из помещения 13 (рис. 1, 5) мужское божество с молодым безбородым лицом держит в поднятой руке фигурку верблюда. Опора трона персонажа оформлена в виде стоящего верблюда. Бог изображён вместе со своей супругой, сидящей на троне с опорой в виде горного барана. Пенджикентский терракотовый образок VI в. показывает божество с аналогичной иконографией: безбородый мужчина сидит на лежащем верблюде и держит в поднятой руке верблюжью фигурку (рис. 1, 10). [4] На согдийской терракоте есть и отдельное изображение богини, сидящей на горном баране, со сферой и полумесяцем в руке (рис. 1, 9).

По всей вероятности, та же пара богов изображена и на ак-бешимских бляхах из Семиречья (мужское божество здесь, однако, с большой бородой), с тем же жестом и фигуркой верблюда в поднятых руках (рис. 1, 6), но обнаружены они в буддийской святыне. Другие аналогичные бляхи из Ак-Бешима в центре таких же лотосных розеток дают изображения будд.

Такой признак, как фигурка животного, может не только помочь узнать божество по его атрибутам, но и в значительной степени помочь понять содержание плохо читаемых изображений. Афрасиабская роспись из помещения IX изображает мужское и женское божество в полукруглой арке (рис. 1, 1). Каждый персонаж в поднятой правой руке держит чашу, из которой, по мнению В.А. Шишкина, вырываются языки пламени. [5] Однако вместо пламени в чаше мужчины отчётливо видна фигурка верблюда, которую удалось узнать по аналогии с подобными фигурками из Пенджикента. [6]

На росписи Синего (Восточного) зала дворца бухар-худатов в Варахше центральная фигура композиции южной стены помещена на трон с опорами в виде крылатых верблюдов (рис. 1, 8). Справа от неё представлены коленопреклонённые персонажи в момент совершения ими ритуала, связанного с жертвенником (курильницей) и горящим в нём огнём. [7] На ножке жертвенника видна фигура безбородого мужчины, сидящего на лежащем верблюде, но с жертвенником в поднятой руке (рис. 1, 7).

Троны божеств имеют разную форму — опора в виде верблюда или лежащий верблюд, однако все изображают один и тот же персонаж, в равной мере и одинаковым образом почитаемый. Верно ли думать, что в Варахше персонаж этот — царь, только потому, что трон бухарского государя по китайской хронике изображал верблюда? Это можно объяснить и тем, что правителями Бухары особо почитался тот самый общесогдийский бог, символом которого был верблюд, [8] недаром изображение верблюда есть на монетах бухарского оазиса (рис. 1, 2).

Таким образом, видно широкое распространение и несомненное почитание этого образа в Согде и в более широком регионе согдийской колонизации (Семиречье). [9]

Очевидно, крылатый верблюд (рис. 1, 3, 8) в ещё большей мере отражает культовое восприятие этого образа, чем просто верблюд, который тем не менее неоднократно засвидетельствован в явно культовых контекстах.

Следовательно, во-первых, определяется культовый характер известной росписи Варахши, во-вторых, в разных иконографических вариантах обнаруживается одно и то же божество. Дело не только в том, что у этого божества трон в виде верблюда, но и в том, что собралась целая цепь из попарных соответствий изображений по нескольким признакам, в числе которых такой специфический признак, как фигурка верблюда в поднятой руке.

Аналогичным образом можно разобрать и мотив с изображением божества на троне в виде протом коней. В Шахристане (малый зал дворца Калаи Кахкаха I) изображение данного персонажа встречено в полукруглой арке с фигурами арфиста и арфистки у её опор (рис. 2, 3). Расположение росписи (напротив входа в зал) [10] соответствует расположению пенджикентской росписи с богиней в подобной же арке с кариатидами-арфистками (объект VI, помещение 1). [11]

Предположим, вслед за Н.Н. Негматовым, что шахристанская роспись представляет обожествлённого местного царя. [12] Но в Пенджикенте, в одном из частных домов (объект XXVI) на боковой стене, есть роспись с мужской фигурой (с мечом) на таком же троне с опорами в виде протом коней (рис. 2, 6), тогда как напротив выступа суфы изображена богиня, сидящая на льве, [13] причём богиня здесь так же выделена крупным масштабом, как в

(62/63)

Шахристане выделен масштабом персонаж на троне с конями. Кроме того, на стенах зала (объект XXVI) были изображены персонажи на тронах с фигурами животных, а перед ними — жертвенники и коленопреклонённые люди. [14]

Могли ли поместить изображение обожествленного уструшанского царя в Пенджикенте в подобной композиции вместе с другими богами? Для этого надо было бы, чтобы этот герой почитался не только в Уструшане, но и в Согде и при этом был приравнен к другим богам согдийского пантеона. Шахристанский вариант росписи имеет, вероятнее всего, культовый характер. Во дворце Калаи Кахкаха особо почитали именно этого бога, а в семье владельца пенджикентского дома особо чтили богиню на льве (изображение богини на льве в шахристанском зале помещено на боковых стенах), но молились и богу на троне с фигурами коней. [15] Возможно, это же божество изображено и на резной деревянной плахе из Пенджикента, где в полукруглую арку помещён персонаж в короне и с луком в руках, едущий на колеснице с двумя вздыбленными конями (рис. 2, 5). [16] Думаю, что не является ошибкой идентификация божества на троне с опорами в виде протом коней с божеством на колеснице. Это хорошо показывают две сюжетные композиции из Пенджикента и Шахристана: к богине, сидящей на льве, с символами солнца и луны в руках, приближается коленопреклонённый воин в колеснице, запряжённой крылатыми конями (рис. 2, 1, 4). [17] Смысловая связь божества на колеснице с богиней очевидна. Следовательно, здесь можно предположить тождество между конями с крыльями и без них (по деревянной плахе видно, что кони в колеснице солнечного бога могли быть показаны и не крылатыми). Как и в предыдущем случае с крылатыми и бескрылыми верблюдами, крылья только подчёркивают неземную космическую сущность изображаемого героя.

В шахристанской росписи обращают на себя внимание овальные «медальоны» с фигурами музыкантов в них. На «медальоны» опирается арка, в которую помещено божество. Подобный приём совершенно необъясним с точки зрения архитектуры. Не могут «медальоны» происходить и от мандорл-ореолов, в которые вписаны фигуры небожителей, поскольку они являются второстепенными персонажами по отношению к фигуре, сидящей на троне, которая, однако, не имеет мандорлы. Скорее всего, «медальоны» — искажённая под влиянием изображений с мандорлами-ореолами реплика колёс в колеснице солнечного божества. [18] Фигуры музыкантов в «медальонах» стоят как бы перед колесами, а арка мыслится на заднем плане за колесницей бога Солнца, которая часто также изображалась в арке.

Таким образом, удаётся в различных вариантах проследить иконографию двух общесогдийских богов и показать, что сцены с персонажами на тронах, размещённые на торцовых стенах согдийских парадных залов, можно истолковать лишь однозначно, как культовые.

[1] Шишкин В.А. Варахша. М., 1963, с. 159; Ставиский Б.Я. Раскопки квартала жилищ знати в юго-восточной части пенджикентского городища (объект VI) в 1951-1959 гг. — МИА. М.-Л., 1964, №124, с. 154-155; Негматов Н.Н., Соколовский В.М. Реконструкция и сюжетная интерпретация росписей малого зала дворца афшинов Уструшаны. — В кн.: Раннесредневековая культура Средней Азии и Казахстана. (Тезисы Всесоюзной научной конференции в г. Пенджикенте Таджикской ССР). Душанбе, 1977, с. 152. О заведомой многозначности произведений согдийского искусства см.: Ремпель Л.И. Фрагмент бронзовой статуи верблюда из Самарканда и крылатый верблюд Варахши (к вопросу о природе согдийского искусства). — В кн.: Средняя Азия в древности и средневековье. М., 1977, с. 99.

[2] Belenitski A.M., Marshak В.I. L’art de Piandjikent a la lumière des dernières fouilles (1958-1960). — Arts asiatiques, 1971, t. 23, p. 12-13, 16; Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Черты мировоззрения согдийцев VII-VIII вв. в искусстве Пенджикента. — В кн.: История и культура народов Средней Азии (древность и средние века). М., 1976, с. 80; Альбаум Л.И. Живопись Афрасиаба. Ташкент, 1975, с. 17 и сл.

[3] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Указ.соч., с. 75.

[4] Подобные терракоты изготовлялись серийно. См.: Маршак Б.И. Отчёт о работах на объекте XII за 1955-1960 гг. — МИА, №124, рис. 26, 9.

[5] Шишкин В.А. Афрасиаб — сокровищница древней культуры. Ташкент, 1966, с. 20.

[6] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Указ.соч., с. 81, прим. 3.

[7] Шишкин В.А. Варахша, с. 158-161.

[8] Ср.: Вайнберг Б.И. Монеты древнего Хорезма. М., 1977, с. 23-24, 27.

[9] Кызласов Л.Р. Археологические исследования на городище Ак-Бешим в 1953-1954 гг. — Труды КАЭЭ. М., 1959, т. 2, с. 209.

[10] Соколовский В.М. О живописи «малого» зала дворцового комплекса городища Калаи Кахкаха I (Шахристан, Таджикская ССР). — СГЭ, 1974, [вып.] 39, с. 48-49.

[11] Скульптура и живопись древнего Пенджикента. М., 1959, табл. VII.

[12] Негматов Н.Н., Соколовский В.М. Указ.соч., с. 15.

[13] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Указ.соч., с. 80.

[14] Беленицкий А.М. Отчёт о раскопках на городище древнего Пенджикента в 1972 г. — АРТ-1972. [Вып. XII] Душанбе, 1976, с. 101.

[15] Беленицкий А.М., Маршак Б.И. Указ.соч., с. 80.

[16] Экспонируется на выставке «Искусство и культура народов Средней Азии» в Государственном Эрмитаже (зал №35). А.М. Беленицкий и Б.И. Маршак (Указ.соч., с. 82) отождествляют этот персонаж с богом Солнца (ср. изображение солнечного божества из Бамиана — рис. 2, 2). В другой работе А.М. Беленицкий прямо называет этого бога Митрой (см. его статью: Искусство античных и средневековых городов Средней Азии. — В кн.: Произведения искусства в новых находках советских археологов. М., 1977, с. 155).

[17] Беленицкий А.М., Маршак Б.И., Распопова В.И. Раскопки в Пенджикенте. — АО 1974 года. М., 1975, с. 535.

[18] Приношу благодарность Е.В. Зеймалю за указание на возможность такой интерпретации. В качестве примера подобного изображения колёс можно привести роспись с солнечным божеством из буддийского пещерного храма в Минг Ой [Мин уй] близ Кумтуры (Восточный Туркестан), где колёса в колеснице бога даны в трёхчетвертном развороте и напоминают, таким образом, овальные медальоны, а вместо фигур коней показаны их сдвоенные протомы (см.: Grünwedel A. Altbuddhistische Kultstätten in Chinesisch-Turkestan. Berlin, 1912, Fig. 67), т.е. как на тронах согдийских божеств.

(63/…/79)

V. Shkoda

ON THE SCENES OF WORSHIP IN SOGDIAN PAINTING.

The paper traces the iconography of two Sogdian gods: one deity with a camel-shaped symbol and the other seated on the throne in the form of horses’ forehands. The main conclusion of the author is that the scenes presenting figures on the thrones and decorating the side walls of Sogdian state halls should be with certainty regarded as ritual.

наверх