Д.Г. Савинов
Динамика древнетюркского культурного пространства.
// Современные проблемы археологии России. Т. I. Материалы Всероссийского археологического съезда (23-28 октября 2006 г., Новосибирск). Новосибирск: ИАЭт СО РАН. 2006. С. 64-66.
Древнетюркский культурный комплекс – это широкое культурно-историческое понятие, определяющее круг явлений, существовавших в Центральной Азии и Южной Сибири, а также на прилегающих и более отдалённых территориях в период господства тюркоязычных правящих династий: от середины V в. (время появления тюрков Ашина в горах Монгольского Алтая) до начала XI в. (распадение последнего государства, созданного тюркоязычными кочевниками – кимако-кыпчакской конфедерации). За эти 500 с лишним лет сложнейшей этнополитической истории Первого и Второго тюркского и Уйгурского каганатов, этнополитических объединений кыргызов на Енисее и кимако-кыпчаков на Иртыше сложился уникальный симбиоз материальной, духовной и социальной культуры, лежащий в основе всех последующих процессов тюркского культурогенеза.
Основным источником изучения древнетюркского культурного комплекса являются многочисленные археологические материалы, полученные в результате многолетних исследований по всей горно-степной полосе восточных районов Евразии – в Монголии и на Алтае, в Туве и в Минусинской котловине, в горных долинах Тянь-Шаня и в казахстанских степях. Они составляют вещественный фонд культуры, включающий предметы вооружения и снаряжения верхового коня, детали поясных наборов, различного рода украшения, предметы бытового назначения, изделия торевтики и др. В состав древнетюркского культурного комплекса входят и ритуальные памятники – каменные изваяния с оградками и рядами камней – балбалов, а также произведения изобразительного искусства – наскальные изображения и тончайшие гравировки по кости. Вместе они образуют своеобразную «тюркскую триаду» (наподобие «скифской триады») – вещественные материалы, ритуальные комплексы, произведения изобразительного искусства, – наличие которой в тот или иной период определяет границы древнетюркского культурного пространства.
Понятие «культурное пространство» вообще включает в себя всевозможные проявления того или иного сложившегося культурного комплекса в его территориальном и хронологическом измерениях [Савинов, 2003]. С этой точки зрения культурное пространство трёхмерно в том смысле, что составляющие его компоненты существуют не только в «горизонтальном», т.е. собственно пространственном, но и «вертикальном», т.е. во временном измерении, образуя культурный пласт со «скользящей» хронологией составляющих его элементов. Порядок распространения и взаимодействия этих элементов отражает динамику культурного пространства; в данном случае – древнетюркского времени (или эпохи).
Вещественные материалы древнетюркского культурного комплекса главным образом рассматривались с точки зрения типологического анализа ведущих категорий предметов сопроводительного инвентаря, что является основой археологической периодизации [Гаврилова, 1965; Вайнштейн, 1966; Кызласов, 1969; Савинов, 1984; Овчинникова, 1990]. В исследованиях, направленных на изучение этнокультурогенеза современных тюркоязычных этнических общностей, древнетюркское время (эпоха, комплекс) часто рассматривается как нечто целое, apriori представляющее одинаковую древность всех составляющих компонентов. Между тем образуемое ими культурное пространство обладает отчётливо выраженной динамикой внутреннего развития, которая может быть рассмотрена в соответствии с археологической периодизацией и периодами существования древнетюркских государственных объединений.
Первоначально очерчиваемое культурное пространство тюрков Ашина, судя по сведениям письменных источников, охватывало территорию Монгольского Алтая – алтайский период истории племени турк [Кляшторный, 1965]. С археологической точки зрения ясно, что многие элементы древнетюркского культурного комплекса уходят в «скифскую» древность (деревянные блюда – столики, приборы для добывания огня,
(64/65)
седла с низкими округлыми луками, эсовидная форма псалий, поясные накладки с прорезью в нижней части, некоторые мотивы звериного стиля и т.д.). Появление других связано с периодом хуннских завоеваний [Савинов, 1998]. Это, главным образом, предметы вооружения (лук с роговыми накладками, железные трёхпёрые наконечники стрел, панцирные пластины, различного рода пряжки и пр.), а также развитая традиция гравировки по кости и принцип оформления ритуальных сооружений – оградок с рядами камней – балбалов, хотя иконография древнетюркских каменных изваяний каким-то пока непонятным образом связана с иконографией изваяний скифского времени. К этому же периоду истории древних тюрков относится заимствование из восточных районов Азии (Китай, Япония, Корея) седла с жёсткой основой и высокими арочными луками, и металлических стремян с отверстием на пластине, т.е. иной, более совершенной системы снаряжения верхового коня, увеличившей мобильность населения и в значительной степени обеспечившей успех будущих тюркских завоеваний.
Период Первого тюркского каганата – это образование огромной кочевой империи, простиравшейся от верховьев Хуанхэ до Волги. Покорение киданей на востоке и кыргызов на севере, победоносные походы на запад, войны с аварами и эфталитами, участие в военных действиях крупнейших государств того времени – Византии и Сасанидского Ирана – прославили силу тюркского оружия далеко за пределами первоначального обитания этноса. Все эти события в истории Первого тюркского каганата (от времени его создания в 551 г.) занимают всего 10-15 лет. Вряд ли можно предполагать «заполнение» единого культурного пространства за столь краткий исторический период.
Действительно, отдельные погребения раннетюркского времени (кудыргинский этап, по периодизации А.А. Гавриловой), не образующие крупных могильников, распространены дисперсно на очень широкой территории, но из-за простоты погребального обряда и сопроводительного инвентаря трудно поддаются хронологическому определению. Самым известным из них остаётся могильник Кудыргэ на Горном Алтае, датировка которого в связи с проблемой хронологии изделий «геральдического стиля» остаётся дискуссионной. Окончательное решение этого вопроса будет зависеть от того, где находился центр сложения «геральдического стиля» – на западе или на востоке. Скорее всего, середина VII в., т.е. конец Первого тюркского каганата, – наиболее вероятный «срез» для этого уникального памятника. Вполне возможна синхронизация могильника Кудыргэ с пребыванием на Алтае последнего удельного князя Первого тюркского каганата – Чеби хана, погибшего в Семиречье в 650 г. К этому же времени относится могильник Кара-Куджур на Тянь-Шане, в котором найдены изделия «геральдического стиля», наиболее близкие кудыргинским, что может быть сопоставлено со сведениями письменных источников об «одиссее» Чеби хана. Но это всё на уровне гипотез.
В это же время первые группы тюркского населения, судя по находкам деталей поясных наборов, появляются на территории Северного Алтая [Савинов, 2000, рис. 2] и юга Западной Сибири [Троицкая, Новиков, 1998, рис. 26, №36, 37], но ни о каких процессах тюркизации населения верхнеобской культуры пока не может быть и речи. Пожалуй, наиболее ярко раннетюркский культурный комплекс представлен в западных районах экспансии тюрков Первого каганата. Так, из кургана 1 Шиловского могильника в Ульяновской области, датированного по монетам времени правления Ираклия (610-641 гг.), происходят костяные пластины с замечательными гравированными композициями, среди персонажей которых улавливаются «таштыкские мотивы» [Савинов, 2002]. Но проследить движение носителей этой традиции пока не представляется возможным. Необходимо также учесть, что до сих пор, по сути дела, не выявлены каменные изваяния, относящиеся к периоду Первого тюркского каганата; остаются «под вопросом» ранние тюркские сожжения, о которых сообщают письменные источники; в основном к периоду Второго тюркского каганата относится сложение древнетюркской рунической письменности [Кляшторный, 1973, с. 261]. Всё это вместе взятое свидетельствует о том, что в период Первого тюркского каганата единое культурное пространство, которое могло быть основой будущего тюркского культурогенеза, ещё не сложилось или представлено отдельными очагами (Алтая, Тянь-Шань).
Окончательная контаминация всех элементов древнетюркского культурного комплекса относится к периоду Второго тюркского каганата, когда они оказываются наиболее насыщенными и унифицированными. По существующей археологической периодизации – это катандинский этап развития древнетюркской культуры (VII-VIII вв.). Политические границы Второго тюркского каганата значительно уступали Первому, а основные военные действия были направлены против местных племён Монголии и Южной Сибири – уйгуров, карлуков, басмалов, кыргызов и др., – что должно было препятствовать развитию центробежных тенденций, как это имело место в период господства Первого тюркского каганата. Принципиально важно, что смена политической гегемонии после гибели Второго каганата (745 г.) не явилась переломной в культурогенезе, так как этнический состав населения, по сути дела, оставался прежним [Грач, 1966]. А это уже около 200 лет развития одной и той же устойчивой традиции!
(65/66)
Катандинский этап представлен многочисленными погребениями на Горном Алтае и в Туве; к нему относится большинство памятников древнетюркского времени в Монголии и на Тянь-Шане; он же лежит в основе сложения культуры енисейских кыргызов и племён кимако-кыпчакского объединения (сросткинская культура). К эпохе Второго тюркского каганата относится значительная часть каменных изваяний с изображениями предметов катандинского типа (поясных наборов, сосудов-кувшинчиков и серёг). Такие же вещи в согдийском исполнении представлены на пенджикентских росписях, найдены в датированных слоях Пенджикента, павшего в результате арабского завоевания в 720 г. [Распопова, 1980, рис. 63, 64] и при раскопках семиреченских городищ. В это же время происходит окончательное сложение древнетюркской рунической письменности и широко распространяются тамгообразные рисунки горных козлов, аналогичные изображениям на стелах тюркских каганов и других памятниках периода Второго тюркского каганата. Формы вещей катандинского типа широко распространяются по всей лесостепной полосе Западной Сибири, что даёт основание говорить о начале процессов тюркизации северной периферии тюркского «мира» (скорее всего, после падения Второго каганата, т.е. в середине VIII в.). Всё это вместе взятое свидетельствует о сложении единого культурного пространства, разделяющегося на ряд культурных «диалектов», для которых тюркская (катандинская) традиция становится общим, в широком значении этого слова, этническим стереотипом [Кляшторный, Савинов, 1993].
Материалы богатых погребений в период господства Уйгурского каганата (745-840 гг.), продолжающие прежнюю традицию (туэктинский этап) и известные на территории Горного Алтая (Курай, Туэкта, Балык Соок, Узунтал), Тувы (т.н. «погребение с зеркалом Цинь Вана») и Монголии (Джаргаланты–2 и Увгунт) показывают, что подобного рода изделия (богато декорированные поясные наборы, зеркала, серебряные сосуды) приобретают статус ранжированной, т.е. социально обусловленной культуры, и в этом качестве приобретают значение государственных ценностей. Замечательным подтверждением этому служат находки серии золотых и серебряных сосудов в комплексе Бильгэ-кагана, типологически представляющие те же формы предметов катандинского типа [Баяр, 2004, рис. 10-13]. Именно в таком сочетании этнического и социального происходит наиболее полное «заполнение» древнетюркского культурного пространства (вторая половина VIII – первая половина IX вв.). Обращает на себя внимание, что на этом же хронологическом срезе многие элементы древнетюркского культурного комплекса проникают далеко на запад (салтово-маяцкая культура). Но этот вопрос требует специального исследования.
После гибели Уйгурского каганата (840 г.) наступает период образования новых этнополитических объединений, возникших на периферии центрально-азиатских каганатов. На первое место теперь и вплоть до начала XI в. выступают «отражённые» от древнетюркских памятники культуры енисейских кыргызов, главным образом изученные в Туве [Грач, Савинов, Длужневская, 1998] и кимако-кыпчаков в южных районах Западной Сибири, предгорьях Алтая и на Иртыше [Савинов, 1976; Могильников, 2002]. Все они так или иначе имеют общетюркскую (условно – катандинскую) основу, в значительной степени усложнённую различными приёмами декоративного оформления украшений, предметов снаряжения воина и верхового коня. Происходит ареальное «распыление» наиболее устойчивых элементов древнетюркской культуры в рамках вновь созданных этнополитических объединений, а также в результате активных процессов тюркизации в среде окраинных обществ – реципиентов, в первую очередь, населения западно-сибирских археологических культур. Наблюдается и прямой отток населения в северные лесостепные районы, главным образом, в пределы кимако-кыпчакского объединения.
На рубеже I и II тысячелетий начинается широкое расселение тюркоязычных племён (Огузов, карлуков, кыпчаков и др), вызванное «цепной» миграцией племён в 30-х гг. XI в., начало которой было положено образованием в 916 г. новой кочевой династии Восточное ляо (монголоязычных киданей), достаточно быстро захвативших прежние подвластные земли Тюркских каганатов. В результате этих процессов, пока ещё малоизученных, границы тюркского культурного пространства сдвигаются в районы Приуралья, Центрального Казахстана и восточно-европейских степей. Наиболее выразительно такую динамику демонстрирует распространение каменных изваяний с изображением сосуда в двух руках: изваяния уйгурской группы в Туве [Кызласов, 1969, рис. 26, 27], некоторые каменные изваяния Семиречья и казахстанских степей [Шер, 1966, табл. XXIV, XXV; Ермоленко, 2004, рис. 35, 36; и др.], знаменитые кыпчакские (половецкие) каменные изваяния [Плетнёва, 1974].
Многие из высказанных положений могут стать объектом самостоятельного исследования. Однако и теперь совершенно очевидно, что формирование и развитие древнетюркского культурного пространства – это длительный и весьма сложный цивилизационный процесс, прошедший несколько этапов: от сложения нуклеарного ядра древнетюркской культуры в горах Монгольского Алтая во второй половине V – начале VI вв. до широкого расселения групп – носителей сложившегося стереотипа древнетюркской культурной традиции в начале II тыс. При этом общая тенденция «скользящей» хронологии всех элементов древнетюркского культурного комплекса – движение с востока на запад; и очень редко – наоборот.
(66/67)
В одной из своих работ академик В.В. Бартольд писал, что, «историческое значение кимаков состоит в том, что из их среды вышел многочисленный впоследствии народ кыпчаков (называемых в Европе команами, а у русских – половцами), которые первоначально были лишь одним из племён кимаков» [1968, с. 549]. Это хорошая мифологема того, что представляет собой содержание исторического процесса на завершающем этапе древнетюркского культурогенеза.
Список литературы. ^
Бартольд В.В. Кимаки (Статьи из «Энциклопедии ислама») // Сочинения. Т. V – М.: Наука. Гл. ред. Восточн. литер., 1968 – с. 549.
наверх
|