Л.И. Ремпель

Бронзовый ковшик Центрального музея Казахстана.

// Искусство Востока и античности. М.: ГРВЛ. 1977. С. 26-31.

Страницы истории древнего искусства Казахстана непрестанно пополняются, но ещё много в них пропусков и лакун. Основной материал дают стационарные археологические исследования. Определённый интерес вызывают, однако, и отдельные произведения искусства, поступающие в музеи в результате случайных находок. Они позволяют расширить наши представления о круге образов древнего, в частности степного, искусства, изучить его технику и стиль, уточнить ареал распространения определённых изделий — показатель стародавних связей между народами.

О рассматриваемом ниже ковшике уже была сделана предварительная публикация в обзорной статье Т.Н. Сениговой. [1] Хотелось бы сделать некоторые к тому дополнения (рис. 1).

Названный ковшик поступил в Центральный музей Казахстана (хранится под номером КП 8664) в 1950 г. с территории Алма-Атинской области. Основные характеризующие его данные следующие. Ковшик состоит из массивного цилиндрического сосуда и вставленной посередине в его стенку длинной горизонтальной ручки. Две другие маленькие вертикальные ручки-петельки расположены: одна — напротив длинной ручки, другая — сбоку сосуда. Если массивный ковшик держать в правой руке за длинную ручку, то левой удобно придерживать его за одну из маленьких вертикальных ручек. Ковшик имеет слив в форме трубчатого носика со скульптурным украшением. Скульптурная обработка украшает также все три ручки сосуда. Дно сосуда слегка выпуклое, стенки посередине вогнуты. Высота и диаметр его — 11,5 см; длина фигурной ручки — 17,5 см; высота маленьких вертикальных ручек — 4,5 см; носик длиной в 4 см при отверстии слива в 1 см. Ковшик выполнен из светлой бронзы и покрыт темной патиной.

Литьё по форме оставило на внутренней поверхности сосуда следы мелких выщербин. Вогнутая внутрь закраина венчика носит следы подшлифовки. Длинная ручка, внутри полая, как бы приварена к сосуду (приклепана), отчего у места вставки её в корпус имеются следы трещин. Слив цельнолитой; петлевидные ручки отлиты отдельно и тоже

(26/27)

Рис. 1. Бронзовый ковшик. Общий вид. Центральный музей Казахстана. Алма-Ата.

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

приварены. Ковшик сохранил следы починки. Длинная ручка была некогда переломлена, и в средней части две ее половинки соединены муфтой из красноватой меди, отшлифованной под фактуру всей ручки с восстановлением ее былой формы. Патина общая — очевидно, починка давняя. Дно сосуда было некогда пробито, затем отверстие заклёпано той же красной медью, которая употреблена и при ремонте ручки.

Главную достопримечательность названного ковшика составляют его фигурные части: длинная ручка, носик и малые вертикальные ручки-петельки (рис. 2, 3).

Длинная ручка выполнена в форме животного, имеющего кольчатое туловище, узкую морду с плоским, почти утиным теменем, вытянутой пастью с торчащими из неё двумя загнутыми назад клыками. Уши животного на ручке гладко-выпуклые, закруглённые. На низком темени — выпуклое ребро, переходящее в гладкую плоскость носа. На стволе ручки было пять двойных вмятин колец.

Зоологическое определение данного вида животного вызывает интерес. Можно полагать, что это серый варан (Varanidae griseus), известный у киргизов как насаль, у узбеков — ичкемер, у туркмен — зем-зем. Физические особенности этого ящера: «Тело удлинённое, особенно шея, хвост длинный. Более или менее приплюснутая голова... В строении черепа имеются характерные особенности: конические, загнутые назад зубы прикреплены к внутренней стороне челюстей (плевродонтные), наконец, широкие бурые поперечные полосы на спине и хвосте». [2] По словам Д.Н. Кашкарова, серый варан «водится во всех частях Туркестана, лежащих к востоку от Каспийского моря до с/з Индии... Он пришел к нам с юга, сперва в Закаспийскую область, и отсюда стал расселяться к северу... Его нет в пустыне Муюн-Кумы, лежащей за хребтом Кара-Тау». [3] В.В. Шнитиков в книге о животном мире Южного Казахстана нигде варана не упоминает, исключая его, очевидно, из

(27/28)

местной фауны. [4] Следовательно, изображение варана на бронзовом ковшике можно отнести к кругу образов, воспринятых древним искусством Семиречья скорее извне.

В свое время В.А. Городцов отмечал уже изображения крупных ящеров на предметах Подчеремского клада и связывал появление в Пермском крае религиозных символов в виде ящера («индийского крокодила»), птицы Гаруды и др. с эпохой индо-парфянского культурного влияния на предгорья Северного Урала, особенно в первые века нашей эры. [5] Последнее подтверждалось им ссылками на находки среди «чудских» древностей индо-парфянских монет (к числу которых им были отнесены, между прочим, и монеты Кадфиза I — основателя среднеазиатско-индийского государства Кушан).

Следует отметить, что изображения ящеров в Приуралье и Прикамье, относящиеся к первым векам нашей эры, восходят к бронзовым поясным крючкам из Ананьинского могильника (VI-II вв. до н.э.). [6] Последние, в свою очередь, восходят к поясным крючкам с изображением хищных животных из скифского могильника «Частые курганы» (VI-III вв. до н.э.), где, однако, представлен, по-видимому, не ящер, а, как его характеризует С.Н. Замятнин, «фантастический зверь с длинным ухом и зубастой открытой пастью». [7]

Эта линия развития скифского искусства уводит нас в глубокое прошлое древних связей Восточной Европы с Передней Азией, где мотив стержня, обработанного в виде головы хищника, прослеживается Е. Херцфельдом в бронзе со времён Ассирии и Луристана до Ахеменидов и скифов. [8]

(28/29)

На юго-востоке Европы мотив ящера продолжает жить ещё в ломоватовской культуре (VI-IX вв.), которой сопутствуют вещи восточного происхождения сасанидского круга; мотив ящера сливается в них с чертами дракона. [9] С другой стороны, П.П. Ефименко и А.В. Збруева полагают, что источник ананьинской культуры — это та культурная среда, которая складывалась на широких просторах лесного края Восточной Европы и Сибири в доананьинское время, т.е. до происходившего с VIII-VII вв. до н.э. переселения носителей этой культуры с востока на запад. [10] Если положения названных авторов заслуживают признания, то этим самым устанавливается возможность появления сходных образов ящера в Приуралье и на юге Казахстана ещё в до-парфянское время. Очевидно, что тема ящера была в какой-то период общей для искусства Приуралья и Семиречья, хотя так называемый «индийский или туркестанский крокодил» не принадлежит к типичной фауне ни Приуралья, ни Казахстана.

Носик сосуда тоже выполнен в виде головы зверя. Морда вытянутая, притуплённая, уши круглые, толстые, с плотным краем, пасть слегка раскрыта и оскалена, видны мощные, почти прямые клыки, на загривке щетина, глаза узкие, со зрачком.

Зоологический вид животного или зверя на носике ковша не столь резко выявлен, как на длинной ручке. Однако форма зубов и особенно толстых круглых ушей позволяет заключить, что изображён не совсем обычный хищник. Во всяком случае, не степной волк (Canus lupus), для которого характерны уши заострённой формы. Это, скорее всего, красный волк (Cuon aplinus), или, как его называют в Киргизии, чо, или чуе. Этот зверь, величиной менее волка, рыжий, как лиса, обладает характерной притуплённой мордой и толстыми круглыми ушами. Обитает он в горах Центральной Азии и Восточного Китая, проникая в Семиречье и Южную Сибирь; относится к числу вымирающих животных.

В качестве наиболее близкой параллели рассматриваемому изображению следует назвать костяной предмет из Старшего Каширского городища, датируемого V-IV вв. до н.э. [11] Это трубчатой формы голова зверя с округлыми ушами и оскаленной пастью. Очевидно, что этот типичный для ананьинской культуры VIII-III вв. до н.э. в Прикамье образ является и глубоко древним, и весьма широким по ареалу распространения. Из археологической литературы известно, что костяные поделки, оканчивающиеся мордой хищника, в том числе и волка, более всего характерны для скифского, а затем гунно-сарматского времени. Они отмечались на территории междуречья Волги и Урала, а затем в Курайской степи и на Алтае, где этот образ сохранился на предметах из древнетюркских погребений. [12] Не исчез он и в произведениях местного искусства и более позднего времени. Так, носик бронзового сосуда из Кенеса XI-XII вв. также украшен, видимо по традиции, скульптурным изображением морды волка. [13]

(29/30)

Наконец, вертикальные ручки-петельки сделаны, несомненно, в виде бегущих вепрей. Этот мотив широко представлен в ирано-среднеазиатской торевтике, где он является особенно традиционным, а также в более поздних изделиях из Хакассии, на которых отразилось влияние и среднеазиатского и китайского искусства.

Здесь нет необходимости говорить, какое большое значение имел этот образ не только в изобразительном искусстве, но и в мифологии и героическом эпосе гуннских и тюркских племён на разных этапах его трансформации.

Случайность находки ковшика и отсутствие прямых ему в целом аналогий затрудняют его датировку.

Мотивы изображения варана, волка и вепря следует рассматривать, вероятно, как характерные для района древнего обитания сако-усуньских племён.

Памятники сако-усуньской культуры преемственно связаны между собой и расчленяются в ряде случаев ещё довольно приближённо. Произведения сакского искусства имеют тенденцию к реалистическому обобщению и пластической лепке полых форм, в то время как произведения гунно-сарматского времени, в частности усуньские, более условно декоративны и орнаментальны. Это даёт нам основание высказать предположение, что публикуемый бронзовый ковшик относится к произведениям скорее скифо-сакского искусства, нежели к позднейшим его трансформациям.

Говоря о керамике каунчинского типа — кубках с ручками в виде животных-хищников (первые века нашей эры), А.Н. Бернштам считал их явлением, синхронным «скрещению сармато-аланского (массагетского) круга племен» с «гунно-усуньским». Тюркский этногенез, полагал он, впитал в себя продукты этого «скрещения». [14] Не вдаваясь в оценку этого широкого обобщения, требующего привлечения значительных материалов, следует заметить, что в предметах искусства, как и в языке, всякого рода «скрещения» протекали крайне медленно и складывались задолго до своего проявления. В рассматриваемом нами ковшике как произведении древнего, вероятно, сакского искусства также «скрестились» разные источники, идущие, очевидно, как от культуры среднеазиатских народов, так и от коренной культуры степных районов Казахстана.

Бронзовый ковшик Центрального музея Казахстана является, таким образом, интересным произведением искусства, корни которого глубоко уходят в местную почву и вместе с тем свидетельствуют о широте древних культурных связей, отражённых в степном искусстве, и его возможном влиянии на искусство древнего Приуралья и Прикамья.

(30/31)

Примечания.

[1] Т.Н. Сенигова. К вопросу о генезисе культуры Семиречья (VI в. до н.э. — XII в. н.э.). — «Вестник Академии наук Казахской CCP». 1967, №4 (26у), с. 69, табл. 1.

[2] БСЭ, т. 6, с. 620-621.

[3] Д.Н. Кашкаров. Животный мир Туркестана. Ташкент, 1932, с. 70.

[4] В.В. Шнитиков. Животный мир Казахстана, ч. I. Южный Казахстан. М., 1934, с. 174.

[5] В.А. Городцов. Подчеремский клад. — СА, т. 2, 1937, с. 141.

[6] А.В. Збруева. История населения Прикамья в Ананьинскую эпоху. — МИА. 1962, №30, табл. XVII, 3 и 4; табл. XXXI, 1-7.

[7] С.Н. Замятин [Замятнин]. Скифский могильник «Частые курганы» под Воронежем. — СА, т. VIII, 1946, с. 24.

[8] Е. Herzfeld. Iran in the Ancient East. London — New York, 1941, с. 138, 263.

[9] А.П. Смирнов. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья. — МИА. 1952, №28, с. 178.

[10] А.В. Збруева. История населения Прикамья в Ананьинскую эпоху, с. 13.

[11] В.А. Городцов. Старшее Каширское городище. — «Известия ГАИМК», вып. 85, 1934.

[12] Л.P. Кызласов. Резная костяная рукоятка плети из могилы Ак-Куюна [-Кюна] (Алтай). — КСИИМК. 1951, вып. XXXVI, с. 50.

[13] Л.И. Ремпель. Интересная археологическая находка в долине Таласа. — «Вестник Академии наук Казахской ССР». 1952, №4, с. 79.

[14] А.Н. Бернштам. Очерки истории гуннов. Л., 1951, с. 115-116.

наверх