А.Н. Бернштам

Очерк истории гуннов.

// Л.: ЛГУ. 1951. 256 с.

Постраничная нумерация сносок сохранена в верхнем индексе.

Глава VI.

Гунны в Средней Азии.

Выразительные находки в Кенкольском могильнике на Таласе, отражённые в печати ¹, [1] знаменуют процесс вторжения в Семиречье гуннов и скрещение их с коренным местным населением. Почти двухвековое господство гуннов на Тяньшане (50-е годы до н.э. — 130 г. н.э.) и постепенное распространение их власти и культуры на Запад (в Фергану и Ташкентский оазис) привело к формированию культуры тюркско-кочевнического типа и внесению монголоидных расовых черт в европеоидный облик местного населения Средней Азии. Это была эпоха совпадения процессов антропо- и этногенеза, положившая начало кристаллизации типических черт современного тюркоязычного населения Средней Азии, прежде всего кочевого. Кроме Таласа, могильники этого типа открыты нами в Центральном Тяньшане, в Арпе (Бурмачап II и III) на перевале Кыз-арт в долину Джумгала. Несомненно, с ними же связано формирование культуры катакомбного типа в Фергане (Сох, Исфара, Ширинсай), в Ташкентском оазисе (катакомбы Пскентского могильника, у станции Вревская и Каунчи), в Чаткальской долине (Узунбулак, Миян Кол), в Чон-алае (Кургак, Кызылтуу и Мааша) ². [2] На Тяньшане ко времени I-IV вв. до н.э. относятся подбойные могилы на Иссык-куле (Кырчин) и в долине Нарына (Аламышик).

Типические черты культуры кенкольского типа: керамика лепная, но порой совершенной выделки со скупым волнистым орнаментом, биконические прясла из глины, деревянная посуда — тарелки, кубки, сложно-составной лук с костяными накладками, стрелы со скифоидными, но железными наконечниками (втульчатые — Кенкол, черенковые — Кургак), костяные плоские наконечники стрел с черенком (равным длине

(102/103)

боевой части наконечника стрелы), деревянные столики на ножках, подражающие китайским, обилие китайского шёлка. Орнамент в вышивке криволинейный и растительный простого сюжета. Появляется инкрустация в гнёздах (карнеол) и зернь по ободку гнезда или краю овального медальона.

Отдельные погребения уникальной сохранности показали наличие типично кочевнической одежды (шаровары, чарыки — мягкие бескаблучные сапоги, широкие женские платья на высокой кокетке, ниспадающие книзу множеством складок), кочевнические колыбели типа современных «бешик-бала». Погребения парные (мужчина и женщина, иногда и дети грудного возраста или только женские), черепа у всех особей деформированы (кольцевая деформация). Начало деформации отмечено на черепах 6- и 20-месячных детей.

Насыпи гуннских могил мягкие земляные, иногда обведены ровиком вдоль края (Тяньшань); могильное помещение состоит из узкого длинного дромоса (айвон) и овального в плане помещения для покойного (ляхат). В Фергане и Ташкентском оазисе айвон имеет несколько иную конструкцию. Он более открытый, иногда в ширину всей могилы. Входы в катакомбы ориентированы по-разному и сообразуются с удобствами технического порядка (катакомбы вырубались в лёссе, обычно по мягким склонам гор). На Алае (Кургак) катакомбы с широким входом, так же как Мааша и Кызылтуу, но в последних на поверхности либо каменная насыпь, либо четырёхугольная выкладка в 2-3 ряда камней. Этот тип намогильного сооружения был заимствован гуннами от местных племён кумедов. Айваны всех катакомб обычно засыпаны камнями, отделёнными от могилы жердевой переборкой. Наверху, в насыпи часто группа камней, среди которых остатки костей собаки, лисы. В некоторых насыпях или дромосах — погребения рабов. Рабы представляли собою европеоидный расовый тип и принадлежали, очевидно, к племенам усунь.

Одновременны гуннским погребениям Тяньшаня усуньские погребения Илийской долины (Кара-чоко II, Каргалы II), где встречается усуньская керамика совершенных форм, появляется жёлтый ангоб. К этому времени мы относим и часть погребений Берккара II. В керамике попадаются чаши со сплошным поддоньем и пазом по закраине, вероятно для крышки. Новым для этого времени является находка костяных и бронзовых костыликов от ремня, бронзовых пряжек без язычка с ажурным прямоугольным основанием и овальной рамкой для продёргивания ремня.

Звериные мотивы приобретают геометризированные формы. Характерны серьги (Берккара II) с подвесками, иногда ажурными, на которых появляется украшение зернью; широко рас-

(103/104)

пространены бронзовые шпильки с изображением птиц явно двух типов — хищников и «куриных», типа голубя (Чуйская долина), и бронзовые птицевидные крючки для колчана (Тамды, Каратау).

Для могильников этой эпохи типично появление иноземных вещей западного — грекобактрийского происхождения с античными сюжетами (Буранинская группа, Чуйская долина) и чаще всего китайского происхождения: китайский лак (Чуйская долина), нефрит (Берккара II).

Распространение местной усуньской культуры, воспринятой гуннами, весьма широкое, и она имеет много вариантов, правда весьма незначительных. Помимо того, что она зарегистрирована нами по всему Семиречью (северная точка, которую мы сами наблюдали, — это бассейн Коксу и Каратала), работами С. Черникова показано её воздействие и на культуру племён Иртыша. Сакоусуньская культура распространена также по всему Центральному Тяньшаню и выходит в Ташкентский оазис (буруглюкская культура); она встречается и в комплексах осёдлых поселений в Фергане и в курганах кочевников Алая и Чон-алая (Тулейкен, Чакмак, Шарт — ближе к скифскому времени; Кургак синхронен усуням).

Расовый тип усуней — памиро-ферганский, европеоидный. Ориентация покойника, как и в сакских погребениях, — головой на запад. В некоторых могилах скифского времени встречено воздействие андроновского типа: Аламышик (Нарын, Тяньшань), Чакмак (Алай).

Особо следует отметить поздний вариант усуньской культуры, прослеживаемый главным образом в керамике. Форма чаш этого варианта близка широко распространённым в это время кушанским чашам Ферганы, где они более тонкой выделки и покрыты красным лаком. Этот тип чаш, с красным лаком (вернее толстым слоем красного ангоба, откалывающимися от чаш чешуйками), иногда с ребристым верхним краем сосуда, встречен в Джувантепинском могильнике Илийской долины в малых по диаметру и по незначительной глубине залегания могильной ямы курганчиках (3-4 м в диаметре, высотой от 0.10 до 0.25, глубиной 1 м). В Джувантепинском могильнике исчезает традиционная усуньская цепочка. Кроме керамики этого типа, встречены бусы, бочковидные, пастовые, иногда глазчатые. Могилы часто перекрыты жердевым накатом. Продолжая традицию усуньской культуры, Джувантепинский могильник, судя по находкам керамики, исполненной на гончарном кругу, должен быть отнесён к V-VII вв. н.э.

Полагаем, что эта культура выросла на основе культуры тех усуней, которые вначале были отброшены гуннами с коренных мест (Семиречье и Северный Тяньшань), а позднее,

(104/105)

смешавшись с ними, образовали известный ещё в V в. племенной союз юебань, позднее (VI в.) известный в конфедерации племён дулу западнотюркского каганата под именем «чубань». Быть может, вторжение гуннов в Семиречье — причина северного расселения (а не только западного) усуней и несомненно важнейшее условие в сложении тюркоязычного характера местного кочевого населения сакоусуньских племён, окончательно перешедших в гуннский период в русло тюркского этногенеза. Усуни были «отюречены» гуннами.

Другими словами, для гуннского периода характерно на первых этапах сосуществование усуньской культуры с культурой кенкольского типа, впоследствии — их скрещение и проникновение на северо-восток (Илийская долина) культурных явлений юго-запада (красный лак и некоторые формы сосудов кушанской Ферганы), вызванное временным включением и приобщением к кочевникам этих культурных центров, в силу власти над указанными районами северогуннского племенного союза.

Чрезвычайно важно отметить, к чему мы ещё вернемся позднее, что на юго-западе культура тяньшанских саков и усуней, как и в дальнейшем гуннов, претерпевает сильные изменения, выражающиеся в воздействии высокой культуры Ферганы. Следы воздействия Ферганы мы отмечали в орнаменте и росписях керамики аристеев (Тулейкенские курганы под г. Ош), в лощении и росписи сосудов из курганов сакского круга Алая (Чакмак, Шарт в Алае) и т.п. В свою очередь не избежали этого воздействия и гунны, которые сохранились в более чистом виде на Таласе и в Арпе, отчасти в Ташкенте и подверглись активному скрещению в Фергане и Алае. В частности, в Чон-алае особенно ярко прослеживается их скрещение с местными кумедскими племенами. Скрещение с осёдлым населением явно сказывается в катакомбах Ферганы (Сох, Исфара, Ширинсай) и в джунской культуре. Помимо общих черт, свойственных катакомбной культуре Средней Азии, в инвентаре этих могил характерны кубки с ручкой в виде животного, чаще встречается красный ангоб. В джунских могилах встречается вооружение, неизвестное в катакомбах Алая и даже Ширинсая. В алайских катакомбах, кроме сходной утвари, встречаются прясла, железные пряжки с подвижным язычком, бронзовые серьги раннесалтовского типа, украшения с зернью. Для всех этих могил характерна, как и для Кенкола, ослабленная монголоидность, вызванная скрещением гуннов с местным, среднеазиатским расовым типом (памиро-ферганским).

Это был начальный этап активной тюркизация местных племён, в VI-VIII вв. усиливающейся связями с приалтай-

(105/106)

ским кругом племён. Тюркизация нашла своё выражение как в материальной культуре, так и в ряде других явлений, например в языке.

В предыдущем изложении мы пытались показать процесс выхода усуней на историческую арену, как процесс дальнейшего развития сакской культуры и выдвижение на политическую сцену в Семиречье новых сакских племён — исседонов. Население в Семиречье ко времени гуннов слагается из ряда племён, среди которых усуни занимают господствующее положение.

Соседями усуней с востока были северные чешы, этнический тип которых и культура, равно как и точная их локализация нам неизвестны. Долина Уту, в которой располагались чешы, может быть отождествлена с большой долей вероятия с Иртышом. В силу плохой изученности Иртыша в археологическом отношении мы вообще лишены возможности отождествить «Каменный город» владетеля чешы с какими- либо развалинами ¹. [3] Укажем на тот факт, что поздние городища долины Иртыша, в отличие от современных им городов как восточного Туркестана, так и Семиречья, тем более Средней Азии, делались из камней, например Аблайкит. Быть может и в древности эта особенность являлась характерной чертой Иртыша. Если это так, то раскопанные С.С. Черниковым курганы рубежа н.э. по Иртышу могут быть отнесены к племенам чешы или к их соседям, родственным по культуре и этническим племенам уге ². [4]

В непосредственной близости от Иртыша, тяготея к северо-западной Монголии, находились племена, которых обычно транскрибируют как племена цзюешэ. Однако, если следовать В. Карлгрену, то древнее произношение первого иероглифа будет звучать «кый», второго — «чак», что дает ясное представление об этом этнониме. Всего вероятнее видеть здесь имя «кыпчак». Племена кыпчаки на этой территории упоминаются ещё в рунических текстах VIII в. н.э., в Селенгинском памятнике, что подтверждает возможность локализации кыпчаков III в. до н.э. в районах Хангая или в южном Алтае. Если неясна этническая принадлежность чешы, то кыпчаки были скорее всего тюркоязычными племенами ³. [5] Вблизи этих племён, вероятно на Алтае, могут быть локализованы племена синли.

К северо-западу от усуней, занимавших всё южное переднее Семиречье, были расположены племена худэ. Древнее

(106/107)

чтение этого этнонима дает опять же несколько иную картину — хутяк, которое мы предлагаем отождествлять с придыхательной формой остяк ¹. [6]

Усуни на юге граничили с владением Гумо, т.е. фактически с владениями Восточного Туркестана, на юго-западе — с Ферганой, а на западе — с племенами кангюй ². [7] Границы Кангюй подходили к р. Талас; восточная область их расселения, по имени Лоюени, занимала территорию, начиная от северных пределов Ферганы, вплоть до нижнего Чу, с юга на север, и от Талас до Сыр-дарьи, с востока на запад ³. [8]

В культуре восточных кангюйцев наблюдается много сходства с культурой усуней. Объясняется это общностью происхождения её от сакской культуры, близостью восточных Кангюй к усуням и естественным наличием культурных связей, а также возможностью скрещения культуры усуней и Кангюй, о чём мы имеем прямые свидетельства. В последнем десятилетии I в. до н.э. один из представителей усуньской знати по имени Бихуаньчжи, младший брат убитого (при его же содействии) гуньмо Мочженьгяня, продолжая борьбу с родовой знатью, взял 80 000 человек ему подвластных кочевников и ушёл к племенам кангюй ⁴. [9] Этими фактами о связи усуней с кангюй и объясняется культурная близость инвентаря берккаринских и чуйских погребений этого времени.

Этнонимы «усунь», «кыпчак» и «кангюй» (=канглы) сохранились в племенных названиях казахов, что указывает на связанность современных тюркоязычных племён Средней Азии, в частности казахов, с древним кочевым населением Семиречья. В силу связи с гуннами можно предполагать, что племена усунь, кыпчак и кангюй были тюркоязычными. Для доказательства этого положения имеются ещё некоторые небезынтересные факты.

Так, например, у усуней были некие дагян ⁵ [10] — «чиновники». Китайцы так и транскрибируют этот титул, придавая ему смысловое содержание. Однако дагян — то же, что и позднейшие китайские дагань ⁶, [11] являются не чем иным, как транскрипцией тюркского термина тархан. Когда китайцы лучше познакомились с кочевниками, тогда они употребляли транскрипцию этого титула без попыток дать ему китаизиро-

(107/108)

ванное смысловое содержание. Не меньший интерес представляет и другой титул — ябгу — «хихэу» ¹. [12] Известно, что титул хихэу, который обычно отмечается только у юечжей ² [13] (а на самом деле он был и у усуней), является не чем иным, как древней формой титула ябгу, хорошо известного позднее в рунических тюркских текстах. Отметим, наконец, что китайские царевны, которые в большом числе находились в ставках усуней, носили титул «гунчжу», сопоставленный П. Пелльо с руническими «кунчуй» кыргызских и орхонских текстов ³ [14]

Отмеченные нами факты связи усуньской терминологии с тюркской позволяют, быть может, более решительно полагать тюркоязычность усуней, предложенную ещё К. Ширатори и с сомнением принятую В. Бартольдом. В. Бартольд прав, когда он критикует попытку К. Широтори в последней части титула «гуньмо» видеть транскрипцию тюркского бей, известного лишь с XVII в. ⁴. [15]

Для того чтобы исчерпать сведения об этническом составе Семиречья в этот период, следует ещё отметить племена уге, жившие к северу от усуней, видимо на Тарбагатае, и западную ветвь гянькунь — кыргызов поблизости от них ⁵. [16] Севернее Балхаша китайцы называют племена динлин, термин, как известно, собирательного характера, особенно для этой эпохи.

Решающее значение в развитии культуры и сложении тюркоязычных народностей Семиречья сыграли гунны как непосредственно, так и через посредство таких племен, как, например, чешы.

Итак, древнейшие сведения о проникновении гуннов в страну усуней относятся к походам Модэ начала II в. до н.э., когда источник Шицзи сообщает, что Модэ покорил 26 владений Восточного Туркестана, а также племена хусе и усунь. С той поры жители всех этих владений вступили в ряды гуннских войск. Этот эпизод лёг в основу дальнейших сообщений китайцев об усунях, когда они констатируют зависимость усуней от гуннов и во время Чжанцяня. Если политическая власть гуннов и недостаточно сильно проявлялась над усунями во II в. до н.э., то она имела своим прямым результатом приоб-

(108/109)

щение усуней к китайской культуре, получившей особенно широкое распространение среди усуней в I в. до н.э. С этого времени усуни устанавливают самостоятельные связи с Китаем. Падение политической власти гуннов в Монголии к середине I в. до н.э. способствует усилению связей усуней с Китаем.

Раскол гуннов на две части имел огромное значение прежде всего для Семиречья. Как мы уже неоднократно отмечали, Чжичжи шаньюй откочевал в сторону Семиречья, причём выступал в союзе с племенами кангюй против усуней в 49-48 гг. до н.э. ¹ [17]

В начале своей деятельности Чжичжи шаньюй направился в сторону Восточного Туркестана. Здесь, успешно разгромив войска самозванца Илиму, он присоединил к своим войскам 50 000 местных жителей и временно остался там жить. Лишь отсюда он направился в сторону усуней, отправив посла к их гуньмо Уцзюту. Но посол был убит усунями.

Из Восточного Туркестана Чжичжи пошёл войной против усуней, разбил их на Тяньшане; от них пошел на север и разбил племена уге, к западу от них — племена гяньгунь и на севере — племена динлин. Отсюда он отправлял войска против усуней, а затем, по предложению кангюй (примерно в 47 г.), провёл большой поход против усуней, врезавшись в качестве своеобразного буфера по р. Талас между ними и кангюй. В верховьях Таласа была ставка Чжичжи шаньюя, и здесь он был разбит китайскими полководцами Чэньтаном и Ганьяньшоу ². [18]

Уже из этих маршрутов похода Чжижчи явствует, что этнический состав его орд был весьма разнообразный и что в процессе войн в Восточном Туркестане с племенами уге, гяньгунь и динлин северные гунны соприкасались с разнообразными этническими и культурными компонентами, которые и были внесены ими в Семиречье.

Такое же значение имели и последующие вторжения гуннов в Семиречье. Среди них следует отметить движение гуннов в конце I в. н.э., когда северные гунны, разгромленные сяньбийцами в Монголии, перешли, очевидно, Тарбагатай и обосновались в Семиречье, дав основу возникновению племенного союза юебань. Вслед за этим разгромом 87-93 г. последовал новый удар. Эти события относительно подробно описаны китайским источником и датируются 90 г. н.э.

Поход китайцев против северных гуннов был якобы предпринят по просьбе южного шаньюя Туньтухэ. Войска южных

(109/110)

гуннов в количестве 8000 конницы под предводительством восточного лули-князя по имени Шицзы вместе с двумя колоннами китайских войск выступили против северных гуннов, основной лагерь которых, очевидно, после разгрома 87 г. находился в Семиречье ¹. [19] Движение объединённых войск Китая и южных гуннов весьма показательно, и мы позволим себе привести рассказ о нём полностью.

«Оставя обоз у гор Шое, они разделились на две колонны из лёгкой конницы и пошли двумя дорогами. Левая колонна на севере, минуя Западное море, пришла на северную сторону урочища Хэюнь; правая колонна, следуя западною стороною р. Хуннухэ, обогнула Небесные горы и переправилась через р. Ганьвэй на юг. Здесь обе колонны соединились и в ночи окружили северного шаньюя. Шаньюй в большом испуге с 1000 человеками отборного войска решился на сражение. Обессилев от ран, он упал с лошади, но опять сел и с несколькими десятками лёгкой конницы бежал. Сим образом он спасся. Получили нефритовую государственную печать его; взяли в плен яньчжы с семейством из пяти человек обоего пола, порубили до 8000, в плен увели несколько тысяч человек и возвратились» ². [20]

В этом весьма интересном отрывке совершенно бесспорно выступает локализация северных гуннов в Семиречье, к северу от Тяньшаня, ибо западное крыло (ю) войска, идучи от Хуннухэ (очевидно Орхон), обогнуло Небесные горы (Тяньшань), т.е. зашло с востока в Семиречье. По дороге они перешли р. Ганьвэй (Енисей). Другая группа войск, восточная (цзо) «минуя Западное море (Баркуль?) пришла на северную сторону Хэюнь». Что за урочище Хэюнь? Расшифровка этого топонима представляет большой интерес. Из контекста ясно, что войска выходят из Монголии и направляются в Семиречье.

На р. Хуннухэ (Орхон) находились ставки гуннских шаньюев, и, судя по подлиннику, этот топоним следует переводить «гуннская река». В написании названия р. Ганьвэй имеется иероглиф гань, который в древности читался Кам, т.е. Кем — Енисей. Таким образом, восточная часть войск делает большой круг, проходя через области, где издавна обретали своё пристанище северные гунны.

С I в. н.э. в китайских источниках исчезают самостоятельные повествования об усунях, видимо потому, что гунны

(110/111)

захватывают власть в свои руки. Во всяком случае, в согласии с этим находится первое сообщение китайцев о том, что гунны имели уже западный аймак, причём, судя по тексту, речь может итти лишь о среднеазиатских гуннах. В начале II в. (первая треть) Семиречье, начиная с северных чешы, входит во владения западных гуннов, а именно «князя» Хояня, распространившего свою власть от Баркуля до Каспийского моря. Фактически и Восточный Туркестан, включая Лобно р, и Тяньшань находились под контролем гуннов. Такие оазисы, как Хами (Иву) и Баркуль (Пулэй), почти всё время удерживаются гуннами, и ещё в середине II в. (151-153 гг.) северные гунны успешно ведут борьбу с китайскими войсками, удерживая в своих руках оазис Хами. Однако эти годы были последними в подъёме северных гуннов. Уже в 155-156 гг. имеются сообщения о том, что предводитель сяньби Таньшихуай «поразил усунь и завладел всеми землями, бывшими под властью гуннов» ¹. [21] Несомненно, что здесь есть некоторое преувеличение, так как вряд ли сяньби были долгими хозяевами в Семиречье, но, во всяком случае, они могли на время ослабить роль северных гуннов или, что вернее, сдвинуть их далее к западу. Такую же роль сыграли и племена тоба, которые, всего вероятнее, при Тоба-Ито в 297 г., а затем в 315-318 гг. при Юйлюй покорили древнеусуньские земли и всё «лежащее от уге на запад» ². [22] Походы Таньшихуайя, Тоба-Ито, Юйлюйя не вытеснили все же всех гуннов из Семиречья и ещё в V в. н.э. они продолжают здесь своё существование под именем «юебань».

Из этого краткого перечня событий, которые претерпело Семиречье, явствуют и возможные культурные связи и влияния на племена Семиречья за период господства здесь гуннов. Если к этому вспомнить те оживлённые торговые связи, которые были между усунями и Китаем во время затиший между многочисленными войнами, то станет ясным, сколько культурных вариантов могли запечатлеть археологические памятники Семиречья.

Прежде всего здесь должно быть отмечено влияние Китая, осуществляемое вначале через посредство усуней, а затем гуннов. Затем могут быть отмечены возможные проникновения восточнотуркестанской культуры, особенно со времени Чжичжи шаньюя. Северные походы сяньби и тоба продолжали возможное сближение культуры племён Монголии, Енисея, Алтая и Семиречья. Этим и объясняются такие находки, как

(111/112)

каргалинская диадема и китайские вещи в инвентаре могил, сходство Кенкола с памятниками Лоуланя, единство в этих районах и процесса расогенеза — постепенное наступление монголоидных элементов. В области культуры, как мы указали вначале, наступает складывание кочевых тюркских элементов культуры ¹. [23]

Если мы теперь археологически хорошо знаем следы гуннов в Восточной части Средней Азии и прослеживаем пути их ассимиляции с местными среднеазиатскими племенами, то менее ясно выступают следы их движения на Запад. Однако открытие И. Синицыным на Нижней Волге (Бородаевка, Усатово, Макаровка, совхоз «Красный Октябрь») совершенно идентичных Кенколу могильников, где незначительный удельный вес местных элементов не лишает «кенкольского» характера погребений, свидетельствует, что в дальнейшем движении на Запад часть гуннов не осела в среднеазиатских степях ². [24] Это была именно только часть, ибо, как показал С. Толстов ³ [25] (и к чему мы вернемся ниже), начинает выявляться значительная роль другой части гуннских орд в преобразовании культуры племён собственно Средней Азии, завершившаяся образованием культуры эфталитского времени.

Если приход Чжичжи шаньюя в Талас мы рассматриваем как первый этап «Великого переселения народов» и с его ордами связываем формирование среднеазиатской группы гуннов, начинающийся с раскола гуннов в 55 г. до н.э., то конец второго этапа, среднеазиатского, начинается с ухода части гуннов из Средней Азии. Он был обусловлен вторичным расколом гуннов. Одна часть ассимилировалась со среднеазиатскими племенами, другая в результате действий восточных соседей была вытеснена на Запад.

Вытесненные племенами сяньби и тоба, гунны идут на запад. Ввиду того, что Согд занят кушанами, впоследствии эфталитами, путь гуннов лежал не южнее Сыр-дарьи. На Сыр-дарье они овладевают областью Судэ, всего вероятнее согдийской колонией ⁴. [26] Впоследствии они достигают владений аланских племён. Движение гуннов в южнорусские степи было ускорено

(112/вклейка)

Среднеазиатский гунн.

Реконструкция M.М. Герасимова по черепу из Кенкольского могильника.

(Открыть илл. в новом окне)

(вклейка/113)

вытеснением из Семиречья потомков, северных гуннов, племен юебань, племенами ухун-уге — древних уйгуров, в свою очередь вытесняемых вначале сяньби и тоба, а в конце гуннской эпопеи — жужанями в 492 г. Эти племена угров после разгрома гуннов в Западной Европе и становятся на некоторое время хозяевами в Восточной Европе ¹. [27]

Путь движения гуннов на запад отмечен археологическими памятниками. Наиболее яркими являются, кроме «болотных городищ» Приаралья, вещи, инкрустированные драгоценным камнем и обведённые зернью. Эти вещи находили ещё в Ноин-уле. Отмечены они были Гейкелем и нами в курганах кенкольской культуры. Развитие этих элементов прослеживается в памятниках Центрального Казахстана (Кара-кенгир, раскопки А.X. Маргулана), Акмолинской области, в находках у оз. Боровое ², [28] в курганах под Уральском, в с. Шипово. Достигают эти памятники наибольшего совершенства в волжских и южнорусских степях, о чём речь пойдёт далее.

Таким образом, на территории Тяньшаня были основные центры среднеазиатских гуннов. Здесь отмечены гуннские могильники повсеместно. На севере — Кенкол, в Центральном Тяньшане — Кыз-арт, Атбаш, Арпа. Эти гуннские племена Тяньшаня были этнической подпочвой для образования особой тюркоязычной группы местных племён. В экспедиции 1949 г. в Центральный Тяньшань были открыты подбои — катакомбы I-IV вв. н.э. с ориентировкой покойника головой на запад. Вход в погребение как в алайских катакомбах — вдоль длинной оси могилы не через коридорообразный дромос, а через яму, закрытую обычно крупным камнем.

На основе этих могил в виде подбоев, известных на Иссык-куле и в Нарыне, развиваются типы погребений VI-VIII и VIII-X вв., открытые нашей экспедицией в 1949 г. в Центральном Тяньшане (могильник Аламышик в долине р. Нарын). Они несомненно гуннского происхождения и мы их именуем «чубаньскими», т.е. восходящими к юебаньским (гуннским) памятникам начала новой эры. Характерно, что часть могил совершенно идентична погребениям поздних кыргызов Енисея. Это даёт мне возможность снова обратить внимание на выдвинутое нами в 1941 г. положение о проникновении с Енисея с гуннами первых групп кыргызских племён на Тяньшань. В катакомбной, гуннской по происхождению, куль-

(113/114)

туре Тяньшаня развиваются древнекыргызские племена Тяньшаня, сохранившие в известной степени своё этнографическое своеобразие. Не случайно, что палеоэтнографический материал катакомб в значительной степени является исходным в сложении этнографии современных тяньшаньских киргизов недавнего прошлого ¹. [29]

Вторая группа гуннских могильников первых веков новой эры отмечена, как указывалось, во-первых, на юге, вдоль горных цепей, окаймляющих Фергану (Чон-алай, Фергана и Ташкентский оазис). Установлено сильное скрещение с местными племенами, сильнее в Фергане и Ташкентском оазисе, менее в Чон-алае. Чоналайские гунны (фруны-фауны Страбона-Птолемея), жившие под горами Имаус (Памир), скрещивались с кумедами ². [30] Во-вторых, северная группа племён гуннов (к которым, быть может, следует отнести джунскую культуру Ташкентского оазиса, отчасти и Кенкол) скрещивается с сармато-аланским населением Сыр-дарьи, образуя эфталитскую культуру «болотных городищ» нижней Сыр-дарьи. Скрещение гуннов с кумедами на юге в Чон-алае и сармато-аланами по Сыр-дарье создает два центра образования эфталитов. В-третьих, выделяется особая группа гуннских погребений наиболее северная, как бы синхронизирующаяся с Яконуром Алтая, продолжающаяся на Иртыше (Баты), в Центральном Казахстане (Кара-кенгир, быть может Кош-агач и Боровое), не затронутая так сильно скрещениями, как две более южных: тяньшанская и алайская «горная» и сырдарьинская «равнинная» (к последней, вероятно, следует присовокупить и ферганские и чаткальские катакомбы).

Своеобразные катакомбы Ташкентского оазиса (джунская культура, Каунчи, катакомбы Пскента, курганы с катакомбами у ст. Вревская) явно разновременны, но в основном первых веков н.э. Типично для могильников этого времени весьма компактное расположение (и в большом количестве) конических и уплощённых земляных насыпей. Не случайно, что местное население эти могильники именует «Минг тепе» («Тысяча холмов»). Значительная часть коллекций из этих катакомб не опубликована и хранится в Музее истории АН Узб. ССР ³. [31]

(114/115)

Среди находок в этих могильниках следует отметить монголоидные деформированные черепа, разнообразную керамику в виде полнотелых кувшинов, чаще без орнамента, редко с ручками. Орнамент в виде волнистых линий. Тесто сосудов чёрное и розоватое. Наряду с этой керамикой представлена и керамика каунчинского типа — кубки с ручками в виде животных (хищников). Следует отметить, что в катакомбах, особенно Пскента, керамика имеет явное сходство с керамикой из курганов Шегнаксая (Сыр-дарья), которую мы датируем VI-VIII вв. Эта близость керамических форм и других находок (тип меча, подвески из камня на пояс, железные пряжки) наглядно показывает связь между культурой катакомб и грунтовых могил Сыр-дарьи и их роль в формировании культуры тюркских кочевников Сыр-дарьи. Отмечу, что по Сыр-дарье много курганов такого типа в Ташкентском оазисе, особенно на левом берегу Сыр-дарьи между Узун Aта и Коксу (к северу от Чар-Дары) и около сел. Чар-Дара (Минг тепе).

Курганы типа «Минг тепе» есть и в Чаткальской долине. В 1950 г. здесь были вскрыты пять катакомб в Узунбулаке и Миян-Коле. Они содержали близкую к Кенколу керамику, большое количество бус и стекла, пасты, сердолика, кварца, агата, малахита, бронзовые полушаровые и т.п. украшения из бронзы в виде подвесок, кольца с незамкнутыми концами из бронзы и железа, графитовые палочки и т.д. Вооружения почти нет — найдены были только железные ножи.

Чаткальские катакомбы, сосредоточенные в нижней части долины, примыкающей к Ташкентскому оазису, представляются нам как одни из ранних среди катакомб Ферганы и Ташкентского оазиса, — примерно I-II вв. н.э. Особый интерес представляет и местоположение этих катакомб, они как бы связывают гуннские погребения Таласа (Кенкол) с Ташкентским оазисом и Ферганой.

Раскопанные в 1950 г. гуннские катакомбы Соха у перевала Бадамча Давал в урочище Бор-Корбаз дали, пожалуй, наиболее поздний вариант катакомб, вряд ли раньше III-IV вв. В Сохских погребениях найден разнообразный материал и выяснена очень устойчивая картина погребального ритуала. Насыпи были земляные, иногда обведённые кольцом камней. Айвон располагался вдоль ляхата, иногда перпендикулярно и весь аккуратно закладывался каменными плитами. Покойники были ориентированы головой на север. В мужских погребениях стояли у головы и в ногах сосуды, на поясе короткие мечи, ножи, сбоку луки с роговыми обкладками, железные черенковые трёхреберные стрелы, железные пряжки с овальной рамкой и подвижным язычком.

(115/116)

В женских погребениях были найдены сосуды, бусы (в основном стекло), бронзовые зеркала, косметические принадлежности в виде каменных палочек для сурмления бровей и графит, малые сосуды с косметикой и другой бытовой инвентарь.

Весьма важно отметить, что керамика, обнаруженная в катакомбах, имеет аналогии в ближайших к могильнику селищах (например, у сел. Отукчи), а один из центров её изготовления был обнаружен в соседней долине Исфаре (тепе Лякан).

В Сохских катакомбах особенно ясно ощущается связь кочевников, гуннских по происхождению, с местным осёдло-земледельческим населением Ферганы, как впрочем это прослеживается и в других комплексах, особенно в приферганских районах. Кочевники этих районов были более «осёдлыми», чем в горных, как Тяньшань или Алай. Значение этих комплексов особенно важно для истории не только киргизов, но и узбеков. Приферганская группа кочевых племён, оставивших катакомбы, была тесно связана с кушанской культурой и, следовательно, при изучении кушанского периода игнорировать гуннские комплексы нельзя.

Нам представляется возможным утверждать, что эти гуннские племена объясняют нам, почему ни в Тяньшане, ни в Семиречье нет раннекушанских памятников. Гуннский «барьер» обеспечил за Семиречьем и Тяньшанем тюркский этногенез и одновременно был сильным источником тюркизации восточноиранских племён Средней Азии. Если на Тяньшане гунны в основном подвергались воздействию со стороны усуней, а в Фергане влиянию восточноиранских племён, точное этническое имя которых сейчас установить трудно, то в зоне Ташкентского оазиса и по Сыр-дарье они скрещивались с кангюйским и сармато (массагето) -аланским кругом племён. Эти этнические различия и хронологическая разнообразность объясняет нам варианты инвентаря, находимого при раскопках катакомб гуннского происхождения.

Конечным результатом этих скрещений, по нашему мнению, было формирование Кангюй и гузов средневековья, обитателей Сыр-дарьи. В этой связи уместно вспомнить, что с кангюйской средой связано выделение печенегов, непосредственно, как и в прошлом гунны, сыгравших немаловажную роль в истории восточноевропейских народностей. Но это тема специального исследования.

Так намечается классификация памятников гуннской культуры в Средней Азии. Несомненно, наибольшая древность принадлежит тяньшаньской группе. Не исключена возможность, что с ней будут равны по возрасту, а быть может и старше, приалтайские памятники.

(116/117)

В то время как обогащённая связями со среднеазиатскими племенами часть гуннов идёт на запад (втянув в свою среду и другие среднеазиатские племена), вторая группа гуннов оседает в пределах Средней Азии ¹. [32] Западная ветвь, не втянутая в дальнейший исторический процесс в Средней Азии, сохранила ещё в сильной степени пережитки военно-демократического строя, среднеазиатская ветвь, наоборот, вступает в активные взаимоотношения с идущей к гибели среднеазиатской античностью. Почти также сложилась история китайской ветви гуннов, напоминающая судьбы их среднеазиатских соплеменников.

[1] ¹ А. Бернштам. Кенкольский могильник, Л., 1940.

[2] ² Краткую сводку части этого материала см. у С.С. Сорокина, ВЛУ, №№11-12, 1948.

[3] ¹ См.: ЦХШ, гл. 96б, л. 17а. — Бичурин, ч. 3, стр. 88-89.

[4] ² Материал не опубликован.

[5] ³ Об этом см. у нас: СЭ, вып. 6-7.

[6] ¹ См. А. Бернштам, СЭ, вып. 2, 1947.

[7] ² ЦХШ, гл. 96б, л. 1б. — Бичурин, ч. 3, стр. 63-64.

[8] ³ Этому вопросу и обсуждению предложения С. Толстова о племенах кангюй (ИАН, ОИФ, вып. 4, 1945) посвящена особая наша статья. ИИА АН КССР, сер. археолог., вып. 2.

[9] ⁴ ЦХШ, гл. 96б, л. 8а. — Бичурин, ч. 3, стр. 75-78.

[10] ⁵ ЦХШ, гл. 96б, л. 1а.

[11] ⁶ СТШ, гл. 140б, л. 20а.

[12] ¹ ЦХШ, гл. 96б, л. 7а.

[13] ² О проникновении этого титула от усуней к юечжи-кушанам см. мою статью: К вопросу об усунь-кушан и тохарах. СЭ, вып. 3, 1947.

[14] ³ См. об этом у нас: Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв. Л., 1946, стр. 161; ср. прим. 4.

[15] ⁴ К. Shiratori. Ueber die Wu-Sun-Stammen in Centraiasien. RO, III, вып. 2-3, 1902. К сожалению, этого не учёл В. Шахматов в своей в общем интересной статье «К вопросу о племенных союзах и варварских дофеодальных государствах на территории Казахстана». Вестник АН КазССР, №5(62), май, 1950.

[16] ⁵ О них см.: АОСК, стр. 49-51.

[17] ¹ А. Бернштам. Хуханье и Чжичжи шаньюй. СВ, I, 1940; ср.: АОСК, стр. 45 сл.

[18] ² Об этом см.: АОСК, стр. 49 сл.

[19] ¹ Разгром северных гуннов Дэусянем датируется китайскими источниками по-разному, от 87 до 93 г. н.э. Надо думать, что это даты начала и конца войны сяньби с гуннами.

[20] ² Бичурин, ч. 1, стр. 132.

[21] ¹ ВШ, гл. 102.

[22] ² Там же.

[23] ¹ См. наши статьи: Золотая диадема из шаманского погребения на р. Каргалинке, КСИИМК, вып. 5; ср.: Согдийская колонизация Семиречья. КСИИМК, вып. 6. — АОСК. Ввиду того, что упомянутого вопроса мы касались неоднократно, здесь только напоминаем основные черты культуры этой эпохи.

[24] ² Археологические раскопки на территории Нижнего Поволжья, УЗСГУ, XVII, 1947, стр. 12 сл.

[25] ³ Города Гузов. СЭ, вып. 3, 1947.

[26] ⁴ См.: К. Shiratori. A Study on Su-t'e, or Sogdiana. MRDTB, №2, Tokyo, 1928. О взаимоотношении гуннов и аланов: Л. Мацулевич, Аланская проблема и этногенез Средней Азии, СЭ, VI-VII.

[27] ¹ См.: А.Н. Бернштам. Уйгуры в Семиречье. Сб. «Белек» С.Е. Малову, Фрунзе, 1946. Ср. нашу статью: Проблемы истории Восточного Туркестана. ВДИ, 2, 1947. Там же см. нашу рецензию на работы Отто Мэнчэн Хэлфэна.

[28] ² См. нашу статью: Находки у оз. Боровое. Сб. МАЭ, XIII, 1949. Ср. также: А.X. Маргулан. Вестн. АН КССР, №2 (35), 1948.

[29] ¹ Приведённый материал и новые данные по гунно-тюркским комплексам Тяньшаня будут опубликованы нами в подготовляемом к печати груде «Историко-археологические очерки Центрального Тяньшаня и Памиро-алая».

[30] ² Ср. наши хроникальные заметки в: ВЛУ, №12, 1947, №11, 1943.

[31] ³ Особенно Пскент и Вревская. См. М.Э. Воронец, Археологическая экспедиция Музея истории Академии Наук Узб. ССР, Доклады АН Узб. ССР, 2, 1948, стр. 38-40. Полный отчёт: Труды Музея истории народов Узбекистана, вып. 1, Ташкент, 1951.

[32] ¹ Отто Мэнчэн Хэлфэн, несмотря на знакомство с некоторыми трудами советских исследователей (Тревер, Сосновский, Бернштам), правда, в основном по рефератам И. Фильда и Е. Простова, считает, что: 1) для теории восточного происхождения западных гуннов нет ни прямых, ни косвенных литературных и археологических свидетельств; 2) нет свидетельств, что они говорили на одном языке, и 3) насколько известно искусство гуннов, оно различно у западных и восточных. (Otto Menchen Helfen. Huns and Hsiung-nu. Byzantion, XVII, стр. 243). Отто Мэнчэн Хэлфэн не учитывает этническую и культурную трансформацию гуннских племён, которые в процессе своего переселения, естественно, изменяли свой облик. Следует только вспомнить их путь и тот факт, что они прошли этот путь, минимум, за пять столетий (с середины I в. до н.э. до второй половины IV в. н.э.). Из среднеазиатского материала ему известен (по реферату) только Кенкол, совершенно неизвестны нижневолжские раскопки И. Синицына. Археологию западных гуннов он знает по известной сводке А. Альфольди.

наверх