|
М.Б. МедниковаРис. 4.1. Шрамирование тела в Центральной Африке 1930-х гг.(Открыть Рис. 4.1 в новом окне) |
Рис. 4.2. Шрамы и небольшие подкожные имплантанты у женщины мбайе. Ок. 1925 г.(Открыть Рис. 4.2 в новом окне) |
верхнюю губу и носовую перегородку. В суданском племени нуба женщины покрывали тела узорными рубцами или прямыми линиями, иногда прокалывали нижнюю губу, вставляя туда кварц. Некоторые нуба, как и нилоты, удаляли нижние резцы (Народы мира, 1916, с. 510, 512, 518). (Рис. 4.1; 4.2; 4.3; 4.4; 4.5)
Среди конголезских народов широко распространена скарификация. В племени монго (верхний Конго) на лоб наносился вертикально племенной знак, так называемый «петушиный гребень». В племени бопото (северный Конго) помимо узорчатых шрамов на лице мальчикам и девочкам по достижении 15 лет долотом заостряли верхние и нижние резцы. Рубцы на лице у бопото тоже были племенным символом, иногда их
Рис. 4.3. Скарификация лица в африканском племени Сара.(Открыть Рис. 4.3 в новом окне) |
Рис. 4.4. Женщина племени покот получает при инициации воротник из бус и многочисленные кольца — в уши; после замужества — проколку нижней губы.(Открыть Рис. 4.4 в новом окне) |
Рис. 4.5. Рубцы женщины из племени табва (Заир) символизируют плодородие.(Открыть Рис. 4.5 в новом окне) |
нанесение растягивалось до 30 лет (Народы мира, 1916, с. 528, 529, 531).
Шрамирование использовали и в Западной Африке, в основном, как знак принадлежности этносу и социальной группе. У хауса, например, по рубцам на лице можно было узнать не только город, из которого происходил туземец, но и род его занятий. В северной Нигерии девушек украшали рубцами по достижении зрелости и вторично — при замужестве. По данным А. Трэммерна, раскраска лица и тела практиковалась как украшение и в разных церемониях (Народы мира, 1916, с. 534). Татуировка, точнее, рубцевание с втиранием краски (почти наколка) в Восточной Африке происходила в подростковом
Рис. 4.6. Татуировка на лице молодой берберской женщины.
(Открыть Рис. 4.6 в новом окне)
возрасте. Туземный «пирсинг» имел огромное распространение. Например, мужчины племени андоробо вставляли в мочки ушей широкие деревянные трубки. У бушменов в знак принадлежности племени ампутация мизинцев на обеих руках производилась ещё у грудных младенцев (по Л. Штернбергу).
Ближний Восток. ^
В этнографической литературе есть описания женской татуировки лба, щек, подбородка и запястий у некоторых народов Передней Азии — например, у турок и арабов. (Рис. 4.6)
Осенью 2005 года автору довелось побывать на археологических раскопках в Северной Месопотамии. В этой пустынной части Сирии, граничащей на востоке с Ираком и на севере — с Турцией, живут представители разных народов — арабы, курды и армяне.
«Курдские женщины — веселы и красивы, любят ярко одеваться. У этих — оранжевые тюрбаны, а платья — зелёные, фиолетовые и жёлтые. Высокие, стройные, с гордо посаженной головой, они ходят прямо, чуть откинувшись назад. Бронзовая кожа, правильные черты лица, а глаза чаще всего синие», — как всегда, очень точно написала в дневнике Агата Кристи, оказавшаяся в тех же местах 60 лет назад. О чём она не упомянула — о татуировках, которыми у курдских женщин принято покрывать лицо и руки. (Рис. 4.7а, б, в) Наколки синего цвета выделяли область вокруг рта (у старшего поколения — преимущественно нижнюю губу и подбородок), иногда — центральную часть лба. На руках татуировки в виде линий с разветвлениями на конце и стилизованных крестов, похожих на наши снежинки (солярные знаки?), располагались с тыльной стороны над запястьем. Кроме того, крестообразные наколки украшали фаланги пальцев, наподобие колец. Лица молодых женщин украшали отдельные точки вокруг рта и на лбу. У пожилых (самой старшей было 64 года) — орнамент был гораздо сложнее. На расспросы о целях нанесения татуировок наши респондентки отвечали неохотно, но во всех ответах содержалась общая мысль: «Таков обычай, для укрепления здоровья». (Рис. 4.8) Таким образом, можно допустить, что татуировка курдских женщин
Рис. 4.7а, б, в, г. Варианты татуировок у жительниц современной Сирии (фото Д. Мадурова).(Открыть Рис. 4.7 в новом окне) |
Рис. 4.8. Автор в окружении курдских женщин (фото Д. Мадурова).(Открыть Рис. 4.8 в новом окне) |
сохраняет роль оберега и знака принадлежности к этносу, хотя традиция эта, по-видимому, постепенно угасает.
Кавказ. ^
В XIX и XX веках татуировка была широко распространена среди кавказских женщин: в Дагестане (у даргинцев, лакцев, цахуров), Азербайджане (среди азербайджанцев и талышей), в Армении (у армян и курдов-езидов), в Грузии (грузины, в том числе сваны). Татуировались лоб, щеки, запястья, туловище (Волкова, 1981). (Рис. 4.9а, б, в)
Н.Г. Волкова в 1976 г. впервые обратила внимание на синие точки, выделявшиеся на лице и
руках женщин из азербайджанского села Карабулах в Дманисском районе Грузии. Местные жительницы утверждали, что это «просто украшение». В 1904 году А.М. Дирр описал любопытные татуировки в Дагестане. У даргинки из села Ходжал-Махи центральную часть лба украшал узор из четырёх точек, ещё одна точка было [была] в центре подбородка. У женщины из лакского села Вихли (Вихул) на лбу был наколот узор из стрел и линий. Сообщалось, что цахурские женщины татуировали кольца на груди, вокруг сосков. Грузинки ставили точки на щеках и на лбу — так же, как и армянки.
Рис. 4.9а, б, в. Варианты татуировок, прежде распространённые в Дагестане (по Волковой, 1981).
(Открыть Рис. 4.9 в новом окне)
Описывая «состояние Армянской области в пору присоединения её к российской империи», то есть в 1829-1932 году, И. Шопен отметил достаточно богатую татуировку на теле азербайджанских женщин. Ему понравились «татарские» пляски в красных шёлковых рубашках, которые при каждом движении обнаруживали бронзовое тело, татуированное в разные узоры. Это было примерно тогда, когда Пушкин путешествовал в Эрзерум.
Вполне вероятно, что женская татуировка среди столь разных народов Кавказа возникла под влиянием переднеазиатских традиций. Вопрос, однако, в том, насколько глубоко уходят исторические кор-
ни этого явления. Ксенофонт писал о западнокавказских моссиниках, современниках фракийцев. Вслед за археологом В.Б. Виноградовым Н.Г. Волкова обращает внимание на археологические находки глиняных и костяных штампов, называемых пинтадерами. Они сопровождают памятники кобанской культуры I тыс. до н.э., встречаются гораздо позже у сармат и алан. Считается, что штампами наносили ритуальные узоры на разные предметы — на ткань, кожу, специальный хлеб. Могли накладывать и на человеческое тело, чтобы его раскрасить.
Индостан и Юго-Восточная Азия. ^
Татуировки в Азии имеют долгую историю. Уже первые европейские путешественники обращали внимание на некоторые специфические традиции туземцев. Так, в XV веке итальянец Николо Конти добрался до долины реки Иравади в Бирме и обнаружил, что аборигены «колют свою плоть железными иголками и втирают в эти места краски, потом несмываемые» (цит. по Anderson С., 2000, р. 102).
Столетием позже француз Тавернье отметил, что женщины в Восточной Бенгалии татуировками превращают свою кожу в покрытую цветастыми узорами ткань. По словам английской исследовательницы
Рис. 4.10. Татуировка на лице женщины племени гонд.
(Открыть Рис. 4.10 в новом окне)
Клэр Андерсон из Лейчестерского университета, подобные татуировки, называемые «годна», в высшей степени разнообразны. Они имеют не столько декоративное, сколько информационное значение. Для кочевых племён Индостана татуировки служат знаком идентичности, помогая распознавать окружающим принадлежность к определённому этносу. Скажем, у женщин племени гонд было принято покрывать лицо и конечности симметричными рисунками синего цвета. (Рис. 4.10) Изображения тигров, обезьян и птиц, по мнению учёных, были связаны с местными тотемами. Торговцы банджара и кузнецы гадиа лохар в Раджастане наносили татуировку на лицо. Среди жителей Ассама наличие татуи-
ровки было необходимым при вступлении в брак. Мужчинам адиваси выжигали раскалённым железом пять неизгладимых знаков в области предплечья при прохождении инициации. (Рис. 4.11)
Рис. 4.11. Пирсинг — традиционное украшение жителей Индостана.
(Открыть Рис. 4.11 в новом окне)
В Южной Индии татуировка практиковалась женщинами-профессионалками из племени корава, путешествовавшими, татуируя и предрекая судьбу. Они могли делать наколки женщинам определённых каст. Сначала тупой палочкой краской рисовали рисунок, затем прошивали его швейными иголками. Иногда для этой цели применяли колючки акации. В Канаре на плечо наносили портрет божественной обезьяны Ханумана, облегчавшей боли. Наличие татуировки считалось важным для существования души в будущей жизни. Кроме того, практиковалось прижигание различных частей тела в медицинских и профилактических целях. Например, в племени тода у многих на плече ожоги от прижигания священными палочками. Они помогают «легко доить буйволовых самок». Ещё одна манипуляция с телом — прокалывание ушей — принимает крайние формы у тамилов. Постепенное расширение отверстий и ношение тяжёлых предметов приводят к тому, что мочки достигают плеч. У лесных кадиров и мала-веданов существовал обычай заострять передние зубы (Народы мира, 1916, с. 368, 367).
Татуировки — неотъемлемый атрибут некоторых индуистских каст. В индийском эпосе Рамайане Кришна наносит свои четыре знака
(ракушку, колесо, цветы лотоса и гада) на лица жён. Вишну татуирует руку Лакшми рисунками своего оружия, солнца, луны.
После мусульманского завоевания татуировки с декоративной целью среди последователей ислама становятся запрещёнными.
У представителей разных каст значение татуировок неодинаково. Для индусов татуировки могут выступать как воплощение земного страдания, как символ наказания за грехи. Определённые знаки служат «распознаванию членов семьи». И, наконец, маркировка тела может иметь собственно религиозное значение. В частности, это относится к некоторым татуировкам лица, отражающим религиозное смирение и очищение. Брамины, последователи Вишну, иногда выжигают знаки на плече. Индийские христиане тоже наносят себе татуировки. Среди католиков и представителей сирийской христианской общины в Керале принято наносить на плечи и бёдра изображения птиц, воплощающие Святой Дух. Иногда татуировка призвана служить знаком хорошего здоровья. Индийские женщины наносят татуировку, чтобы уберечься от зла и для благополучных родов. Описана вера в целительную силу татуировок при ревматизме и даже ранениях.
Татуировки играют большую роль в обозначении статуса человека, в этом случае их непременно наносят при прохождении «обрядов перехода».
В индийской культурной традиции татуировки как неизгладимые отметины часто сближаются по значению с рисованными знаками на теле, которые, в принципе, несложно смыть. Поэтому мы никак не можем избежать упоминания об «изгладимых» рисунках.
Например, в Индии многочисленны «живые святые», садху, по традиции не принадлежащие какой-либо касте. Их можно опознать не только по спутанным волосам и бороде, но и по специальным символам на лбу, нанесённым золой или сандаловой пастой. Если изображены три линии, они символизируют триаду богов — Брахму, Вишну и Шиву.
По рисунку можно отличить садху — последователей Вишну, они носят на лбу белый знак в виде буквы «V», иногда перечёркнутый горизонтальными полосами красного и белого цвета.
Любопытно, что нанесение красной метки на лоб жениху сопровождает процедуру индийской свадьбы. Эта церемония, называемая двара-пуджа, происходит в момент молитвы при входе в дом невесты.
Вообще же, почитатели Вишну наносят на лоб три параллельные вертикальные линии, иногда вместе с точкой или кругом. Знаки
Рис. 4.12. Раскраска лба у шиваитов.
(Открыть Рис. 4.12 в новом окне)
Вишну — колесо, диск, раковина, щит и сердце. Кроме того, с именем Вишну связана в представлении индийцев водная стихия, и символы ориентированы вниз, как стекающая вода. (Рис. 4.13)
Последователи Шивы предпочитают горизонтальные полосы, иногда украшенные точкой и заключённые в овал. (Рис. 4.12) Ещё один символ Шивы — треугольник, обращённый остриём кверху, он воплощает огненную стихию.
В культе Брахмы соединяются вишнуитские и шиваитские знаки. Они могут быть разного цвета, поскольку материалом служат краситель куркум, сандаловые опилки, варёный рис, пепел из священного очага или не столь священная, на взгляд европейца, субстанция — навоз.
Несколько выше бровей, в центре лба, по представлениям индийцев, находится шестая чакра (аджня). Эта точка считается одной из самых важных, связанных с психической деятельностью. Собственно говоря, здесь находится третий глаз, или око мудрости, к открытию которого стремятся медитирующие индуисты, объединяя подсознание с сознанием. Цветная точка в этом месте — тилак — свидетельствует, что её
Рис. 4.13. Вишнуитские знаки.
(Открыть Рис. 4.13 в новом окне)
владелец достиг определённого прогресса на пути просветления. Чаще всего тилак красный (красочное сырьё — куркум, квасцы, йод и камфара), но йоги и другие бродячие аскеты рисуют этот знак золой от погребальных костров, обозначая таким образом разрыв связей с миром обычных людей.
В столице Непала Катманду до сих пор большое влияние оказывает культ живого божества «кумари». Примерно каждые десять лет в привилегированных буддистских семьях Непала начинается поиск трёх-четырёхлетней девочки — живого воплоще-
ния богини-матери Талейю, также ассоциируемой с Дургой, женой бога Шивы. Избранная девочка до достижения полового созревания будет жить в специальном дворце, участвуя в религиозных церемониях и даже выступая в роли советницы правителя страны. Важнейший атрибут кумари — покрытый красной краской лоб с чёрным «третьим глазом» в центре.
Для понимания значения татуировок у народов Индостана важно знать понятие «янтра». Это внешнее воплощение молитвы, характерное для тантрийского учения. Тантра разрешает изображать молитвы-янтры где угодно, но человеческое тело при этом наиболее предпочтительно. Но вернёмся к «настоящим» татуировкам. Из упомянутого выше научного обзора Клэр Андерсон следует, что в Раджастане татуировки наносят в основном мужчинам. В Восточной Бенгалии и Бихаре их носителями становятся преимущественно женщины годнаити. Процедура выкалывания специальными иглами татуировок очень болезненная. Один из европейских путешественников писал в своих заметках об ужасающих криках молодой женщины племени гонд, издаваемых в момент татуирования 1. [1] Чтобы унять боль, использовали разные растительные средства. Бирманцы, например, курили опиум.
Рис. 4.14. Образец бирманской татуировки.
(Открыть Рис. 4.14 в новом окне)
В Бирме мальчики при завершении образования и выходе из монастыря считались уже взрослыми, что обозначала наносившаяся на их тело татуировка. (Рис. 4.14) От пояса до колен наносились изображения тигров, львов и обезьян, окружённых «бордюром из каббалистических знаков». Такая татуировка заменяла одежду, и мужчина, покрытый узорами, мог появляться в обществе без набедренника. Считалось, что татуировка красного цвета, нанесённая с использованием киновари, помогала добиться успеха в любви, обрести неуязвимость и иммунитет к болезням. По словам этнографа Дж. Скотта, бирманских девушек татуировали только в тех случаях, когда они не пользовались успехом у поклонников (Народы мира, 1916, с. 284). По-видимому, главной посвятительной процедурой у женщин Бирмы было прокалывание ушей в возрасте 12-13 или, реже, 6-7 лет. Это действие не производилось без участия астролога, устанавливавшего сроки операции.
Итак, для аборигенного населения Индостана и Юго-Восточной Азии татуировки имели религиозный смысл и наглядно обозначали связи между различными социальными и этническими группами населения 1. [2]
Но такое значение татуировок было далеко от понимания некоторых представителей британской колониальной администрации. Курьёзная ситуация возникла в семидесятые годы XIX века, когда в Европе стали популярны идеи Ломброзо о «преступном человеке». Поскольку одной из примет «преступного человека» служила тяга к нанесению татуировок, в Индии под подозрение в криминальных от рождения наклонностях попали целые касты и племена. Поэтому государственный
секретарь по делам Индии Герберт Рислей предпринял обширное этнографическое исследование провинций, включавшее целых двадцать вопросов по поводу татуировок. Учитывался пол татуированных, части тела, подвергнутые обработке, и сам рисунок. По счастью, результаты опроса показали отсутствие каких-либо «преступных церемоний» и дурной наследственности, и значительная часть индийского населения была постепенно оправдана в глазах колониальных властей.
Впрочем, «Акт о преступных племенах», принятый в 1871 году, ещё долго оказывал своё влияние. Например, полиции Пенджаба предписывалось знать, что для представителей кочевого племени бауриа, часто подозреваемых в воровстве, характерно присутствие трёх точек на теле у мужчин и пяти точек на лице у женщин.
Сибирь. ^
Как отмечал С.И. Руденко, татуировка была хорошо известна северным азиатским народам: эвенкам, якутам, хантам, манси.
По словам Б.Ф. Поршнева, у охотников-тунгусов каждый род отличался особой татуировкой лица. Застигнутый на чужой территории человек из другого рода мог быть убит.
Северо-Восточная Азия. ^
Суровость жизненных условий, характерная для северо-восточной части евразийского континента, никоим образом не сказалась на богатых культурных традициях коренного населения этих мест — чукчей и эскимосов. Обычаи этих народов покрывать тело татуировками заставляют вспомнить о более южных племенах, населяющих нашу Землю.
В начале XX века замечательный российский исследователь Чукотки В.Г. Богораз (1991, с. 187) подробно описал традиции оленных чукчей. По его сведениям, татуировка производилась иголкой, пропускавшей под кожу тонкую нить, окрашенную сажей или угольным порошком. Впервые девочки у чукчей подвергались подобной процедуре в возрасте 10 лет или даже чуть моложе. Характерный рисунок женских татуировок — идущие вертикально и расходящиеся веером линии на подбородке, образующие некое подобие бороды. Также «прочерчивались» две симметричные вертикальные линии на щеках. Как отмечал В.Г. Богораз, наколки делались и взрослым
женщинам, как можно понять, преимущественно молодым. Три равноудалённые линии на щеке означали отсутствие детей. Такая татуировка служила «средством против бесплодия». Но уже во времена Богораза многие женщины и девушки украшали своё лицо тремя линиями «безотносительно к чадородию», а другие вовсе обходились без татуировок.
Береговые чукчи, обитавшие в посёлках к югу от мыса Чаплина, наносили такую же татуировку, как и оленные. В более северных селениях, особенно там, где чукчи соседствуют с эскимосами, Богораз отметил более сложный рисунок татуировки. Он обратил к тому же внимание на отсутствие татуировок у мужчин, за исключением обитателей эскимосских селений. Мужская татуировка внешне очень скромна, представляя собой небольшие геометрические знаки по бокам от губ — обереги от духов. Защитную функцию выполняли и узоры в виде человеческой фигурки.
Колымские чукчи, по преданию, в стародавние времена после убийства врага татуировали точку на задней части кисти правой руки. У самых кровожадных мужчин со временем внутренняя сторона предплечья от запястья до локтя покрывалась цепочкой знаков.
У азиатских эскимосов татуировка более сложна и разнообразна. Она также в основном затрагивает открытые от одежды части тела (в северных условиях это лицо и руки). Для рисунков на лице эскимосских женщин характерны геометрические орнаменты, иногда в виде отчётливых солярных символов.
С.И. Руденко в 1945 году имел возможность проверить правильность наблюдений В.Г. Богораза. Кроме того, он обратил внимание на зарисовки художника Луки Воронина, сопровождавшего экспедицию Биллингса-Сарычева через Чукотскую землю в начале XIX века. Татуировка, сходная до мельчайших деталей, сохранялась у азиатских эскимосов как минимум последние двести лет. Руденко увидел те же линии от лба вдоль носа, тройные прерывистые линии на щеке с посаженными на них тройными полукругами, опирающимися на двойные линии. Те же пять тройных и двойных линий от края нижней губы покрывали подбородок. Руки от плеча до кисти покрывал орнамент из тройных концентрических кругов, соединявшихся тройными продольными и поперечными линиями и комбинациями из китовых хвостов или вороньих лапок. По мнению С.И. Руденко, отсутствие какой бы то ни было эволюции в общей композиции и частных элементах рисунка свидетельствует о большой древности обычая (Руденко, 1949).
Рис. 4.15.
Потомки древнейших аборигенов Японских островов — айны — широко практиковали татуирование. Женщины татуировали область рта и руки. Девочкам начинали наносить наколки в раннем детстве и добавляли их каждый год, вплоть до замужества. Снимок 1900 г.
(Открыть Рис. 4.15 в новом окне)
Роль татуировок как определённых защитных и информационных механизмов у чукчей и эскимосов становится ещё более очевидной, если мы обратим внимание на некоторые другие способы изменять свою внешность, например, на традиционные причёски.
В начале XX века чукчи и эскимосы коротко срезали волосы на макушке головы, создавая тем самым своеобразную тонзуру. По мнению Богораза, такая причёска не только изменяла внешний вид мужчин, но и находилась в согласовании с чукотскими верованиями. Она защищала от духов заразных болезней, помогала скрыться от мести духа жертвы и т.п.
Как видно, вера аборигенов Чукотки и Аляски в спасительную силу манипуляций со своим телом была очень сильна. Совершенно очевидно, что манипуляции с головой (особенно с лицом) и с руками (особенно с правой) обладали, согласно этим представлениям, магической мощью.
В татуировках и прическах, распространённых в северо-восточной Азии, можно увидеть и аналогии с традициями более южных племён. (Рис. 4.15)
Японские острова. ^
Согласно представлениям столетней давности, среди низших классов японского общества была распространена татуировка, хотя она и запрещалась правительством. Тяжёлая работа носителей паланкинов якобы вынуждала их снимать свою одежду в присутствии лиц высших классов и, чтобы скрыть наготу, они прибегали к татуировке, разрисовывая спину, грудь и плечи изображениями птиц, драконов, цветов и портретами красавиц (Народы мира, 1916, с. 226). Российский этнограф Штернберг в статье для энциклопедии Брокгауза и Эфрона отзывался восторженно: «татуировка японского простолюдина по яркости и изяществу производит иллюзию дорогого гобелена».
Японское обозначение татуировки «ирэдзуми» означает «инъекцию туши». Ирэдзуми вошли в моду к концу XVII века, особенно распространившись среди куртизанок и некоторых их возлюбленных. Одним из вариантов куртуазных татуировок были искусственные «родинки», наносившиеся так, что при сцеплении ладоней они взаимно прикрывались большими пальцами. Такие «родинки» наносились одновременно гейше и её клиенту. Распространялись и любовные надписи, как символ верности и серьёзности намерений. Тогда же появилась традиция наносить на кожу фрагменты буддийских молитв. Несмотря на запреты властей, к середине XVIII в. татуировки в Эдо достигли наивысшей популярности. Подкожные инъекции туши делали не только гейшам, но и артистам, любителям азартных игр, пожарникам, торговцам рыбы. Рисунки стали отображать принадлежность определённой профессии и даже некоторые подробности биографии.
Представители благородного сословия — самураи — татуировок не делали принципиально. Поэтому во время самурайского мятежа 1868 года полицейские проверяли подозрительных лиц на наличие или, точнее, отсутствие ирэдзуми.
Современные виды японских татуировок сводятся к нескольким основным мотивам: цветы, животные (в том числе фантастический дракон), религиозные мотивы, герои старины (Мещеряков, 2004, с. 486-489).
Первое место занимают цветы. Пион — олицетворение богатства и удачи. Долго цветущая осенью хризантема — символ долголетия (по-видимому, не случайно хризантема с шестнадцатью лепестками — герб императорского дома). Сакура, цветущая всего два дня, напротив, символизирует быстротечность жизни и спокойное восприятие этого факта. Также популярны изображения ярких листьев японского клёна.
Среди животных преобладают рисунки тигров, дракона, карпа. Карп, благодаря своей способности плыть против течения, стал на Дальнем Востоке олицетворением стоицизма и воплощением мужского начала. (Рис. 4.16)
К числу религиозных изображений принадлежат тексты буддийской молитвы, а также изображения охранителей учения Будды — грозных божеств Нио, стража рая Фудо.
Старые мастера ирэдзуми умели наносить «невидимую татуировку», способную проступать на теле после принятия горячей ванны.
Рис. 4.16. У японцев карп — символ мужественности и стойкости
(по Takahiro Kitamura, 2003, p. 96).
(Открыть Рис. 4.16 в новом окне)
Борнео (Калимантан). ^
Все народы Борнео татуировались. Иногда татуировка отражала военные подвиги, специальная татуировка наносилась при болезнях; для обозначения социального статуса. Женщин чаще татуировали до замужества.
У даяков племени каян татуировка наносилась женщинам для украшения; для предупреждения и излечения болезней, в убеждении, что татуировка служит светящимся факелом для души, отправляющейся к месту вечного пребывания в мире умерших (Народы мира, 1916, с. 432, 445,). Кроме того, среди аборигенов Калимантана было принято растягивать мочки уха ношением тяжёлых украшений и выщипывать не только брови, но и ресницы. Верхние резцы просверливаются, в них вставляются медные заклёпки, эти зубы чернятся и затачиваются (что, конечно, не способствует их долголетию).
Н.Н. Миклухо-Маклай о татуировках в Океании. ^
Знаменитому русскому путешественнику и разностороннему исследователю Н.Н. Миклухо-Маклаю мы обязаны первыми подробными сведениями касательно обычаев окрашивания тела и татуировки среди народов Океании. Дневники и заметки основоположника отечественной этнографии стали достоянием общественности много позже его безвременной кончины в апреле 1888 года 1. [3] Значимость научного наследия Н.Н. Миклухо-Маклая была осознана не сразу. С конца XIX века его труды по просьбе Совета Русского Географического Общества готовил к печати другой замечательный учёный — археолог, этнограф и антрополог Д.Н. Анучин. Но первый том научных работ Н.Н. Миклухо-Маклая был опубликован лишь после его смерти, в 1923 году. В начале 50-х годов читатели смогли познакомиться с первым собранием сочинений бесстрашного путешественника. И,
наконец, в 90-е годы вышло наиболее полное шеститомное собрание трудов, включившее черновые и дневниковые заметки.
Описание и зарисовки татуировок занимают в этом многотомнике исключительное место.
Предоставим слово самому учёному. Вот Миклухо-Маклай на Рапа-Нуи: «Некоторые из более старых туземцев были татуированы, мне сказали, что это были воины, прошедших времён Рапа-Нуи, начальники имели татуировку на лице и даже на губах» (Миклухо-Маклай, 1990, с. 72).
А вот Маклай попадает в Западную Микронезию и заботливо записывает: «Перед большими праздненствами и посещением соседних деревень... раскрашивается лицо, иногда спина, расчёсываются и красятся волосы... Бороду бреют они и выщипывают (как признак старости)» (Миклухо-Маклай, 1993, с. 16). «...В большинстве случаев волосы на лице мужчинами вырываются, но не подмышками и не на половых органах; женщины же вырывают именно их... Просверливание носовой перегородки практикуется ещё очень часто... Татуировка у островитян [архипелага] Пелау значительно скромнее, чем у жителей Япа, где сейчас также далеко не все мужчины татуированы, как было, во всяком случае, в прежние времена. В качестве причины того, почему туземцы Пелау мало себя татуируют, мне называли частые заболевания и даже смертельные случаи, происходившие вследствие сильной татуировки. Подобных жалоб не слышал я ни на Япе, ни на Самоа, где туземцы также часто татуируются; о серьёзных заболеваниях и даже смертельных случаях вследствие татуировки там говорили как об очень сильном исключении. Но так как жители Пелау большие любители татуировать себя и очень восхищаются богатой татуировкой (такой как на Япе, Улеаи и т.д.) и так как их конституция отнюдь не может быть названа слабой в сравнении с конституцией других островитян (например, Япа), то здесь действительно, кажется, налицо случай идиосинкразии» (Миклухо-Маклай, 1993, с. 198).
По наблюдениям Маклая, взрослые женщины Пелау были более татуированы, чем мужчины. Кисти и руки до половины плеча, преимущественно на наружной стороне, нижняя часть живота покрыты почти непрерывной татуировкой (нет отдельных фигур, арабесков и др.). (Рис. 4.17) А на наружной стороне ног, от большого вертела бедренной кости до щиколоток, вытатуированы целые ряды крестов, звёзд, точек, простых и зигзагообразных линий. Татуировка в нижней части живота и на половых органах производилась у женщин
Рис. 4.17. Образцы татуировок из Микронезии.
(Открыть Рис. 4.17 в новом окне)
только после достижения ими половой зрелости. То есть можно уверенно говорить о том, что она сопровождала подростковую инициацию. По словам Миклухо-Маклая, процедура эта хотя и очень болезненна, но выполнялась за один вечер.
Другие обращения российского путешественника к этой теме помогают понять, что и прочие манипуляции с телом были тесно связаны с обрядами посвящения, а не только выражали эстетические предпочтения островитян.
Например, обычай «молау», или «мелау», по-видимому, вызван к жизни не только тем, что «белые зубы считаются обезображивающими человеческое лицо». Мужчины и женщины при наступлении зрелости (курсив мой. — М.М.) чернят зубы, несмотря на то, что здесь требуется проявить значительное терпение и испытать боль.
То же касается пробуравливания носовой перегородки — процедуры под названием «илап». Маклай, сообщая о популярности этой разновидности туземного пирсинга, записал следующее поверье: «Когда после смерти делеп (душа, тень) умершего является у берега о. Ньяур, желая пробраться в Неделок (местопребывание делеп островитян Пелау), то другие, уже живущие там... осматривают вновь прибывшего; заметя отсутствие илапа (отверстия в носовой перегородке) не допускают его к себе в Неделок и спихивают его с бревна, которое служит мостиком, чтобы подняться из моря на крутой берег Неделока. Сброшенный в море несчастный делеп попадает в ожидающую его громадную раковину.., которая закрывается, схватив добычу; в ней делеп без илапа продолжает своё дальнейшее существование» (Миклухо-Маклай, 1993, с. 230). Так, необходимым условием попадания в туземный «рай» и благополучного загробного существования становится нехитрая прижизненная операция с собственным телом, произведённая при вступлении в мир «настоящих», взрослых людей.
Собственно татуировки, называемые «нтнут», «нткнут» или «мыгнот», у мужчин встречались в виде браслетообразных рисунков на руках и в виде линий, крестов и звёзд на ногах. Как отмечал Маклай в приведённых выше записях, тело женщин было покрыто татуировками от ногтей до и выше локтя на руках, от бедра до конца лодыжки и с внутренней стороны ляжек на ногах; лобковые волосы выщипаны, и эта поверхность покрыта сплошным треугольником татуировки. Кроме того, на лице островитянок Маклай не раз видел «маленькие татуированные пятнушки, совершенно подобные видом своим и, может быть, назначением» мушкам европейских дам XVIII столетия». «Они красовались на щеках и иногда на краю ноздрей». У мужчин татуированная тонкая линия шла иногда от углов рта поперёк щеки к ушному отверстию.
Обращает на себя внимание постепенность нанесения татуировок на разные части тела. Девочкам сперва татуировали кисти и наносили несколько фигур на ноги. При половом созревании переходили к татуировкам низа живота и рук выше локтя. Все процедуры выполнялись исключительно женщинами, при помощи специального инструмента «тнут» — маленького костяного гребня с острыми зубьями. Аналогичный предмет Маклай наблюдал у полинезийцев. Оценивая с современных позиций значение этих действий, мы можем говорить о неодинаковом значении частей тела, на которое по достижении определённого возраста наносился общественно значимый текст. По-видимому, когда-то взрослые люди, не имевшие на поверхности туловища подобных священных посланий, не могли считаться социально полноценными. В то же время, уже во времена Маклая первоначальный смысл татуировки мог быть в значительной степени утрачен. Российский исследователь специально подчеркнул, что, несмотря на многочисленные расспросы, ему не удалось установить прямой связи между татуировками и общественным положением туземцев. Для вступления в брак девушки также необязательно должны были быть татуированы (Миклухо-Маклай, 1993, с. 231).
Меланезия. ^
По данным В. Вильямсона (Народы мира, 1916), в начале XX века татуирование встречалось на большинстве островов Меланезии. На некоторых островах татуировали оба пола, на других — только женщин. В некоторых местностях татуирование было приурочено к периоду
Рис. 4.18. «Пирсинг» носа среди аборигенов Новой Гвинеи
(Художественная культура.., 1994, с. 258).
(Открыть Рис. 4.18 в новом окне)
полового созревания и было показателем брачного возраста. В иных областях известные узоры служили марками клана, в других — почётными знаками, например, указывающими число убитых врагов. Наряду с татуировкой широкое распространение имели скарификация и разные виды туземного пирсинга (прободение уха или носа). (Рис. 4.18) У аборигенов Соломоновых островов искусственное отверстие в мочке уха расширялось введением разных предметов до такой степени, что уши доставали до плеч. В то же время прокалывание ушей и прободение носовой перегородки не сопровождается какими-либо особыми церемониями 1. [4] Напротив, татуировка обычно связана с целым комплексом «посвятительных» мер. В некоторых частях Новой Гвинеи девушек по достижении половой зрелости было принято запирать от остальных, в этот момент «перехода» её татуировали.
Вообще, в Меланезии многих девушек татуировали в связи с браком или просто с достижением соответствующего возраста, но, по словам Вильямсона, татуирование никогда не производилось после вступления в брак.
На островах архипелага Бисмарка глубокая скарификация лба производилась с медицинскими целями. Туземцы верили, что глубокие параллельно идущие шрамы, нанесенные на лоб ребёнка от двух до пяти лет, уберегут его от головной боли и эпилепсии. Впрочем, в этих действиях можно усмотреть и раннюю инициацию. Следы такой
Рис. 4.19. Татуировка ног, принятая на Маркизских островах Полинезии
(Художественная культура.., 1994, с. 253).
(Открыть Рис. 4.19 в новом окне)
операции отпечатываются на костях свода, подтверждая распространённость подобных обычаев в древности, поскольку археологами найдено немало черепов с подобной особенностью.
Траур в Меланезии и на Новой Гвинее не сопровождался татуировками. Хотя у племени коита красными линиями расчерчивалось лицо самого покойного. В знак траура меланезийцы сбривают волосы, а также красят тело в чёрный цвет. В новогвинейских горах Мафулу женщина, потерявшая ребёнка, отрезает у себя один из пальцев.
Если говорить о религиозных представлениях, то меланезийцы верят в то, что душа покидает тело умершего. Так же она оставляет тело во время сна. Чихание служит знаком, что дух возвратился. Но если человек долго не чихает — это не к добру, плохой знак. Коита верят: когда кто-то умирает, его дух отправляется к горе и там ведёт привычный образ жизни, имеет дома, жён, разводит сады. Но (самое главное!) если у умершего перегородка носа не была проколота при жизни, надо срочно сделать это после смерти, иначе в загробном мире духу придется носить вместо носового украшения животное, похожее на медяницу.
Здесь, как и в записанной Миклухо-Маклаем легенде про илап и делеп, живо выступает представление островитян: тело человека, данное при рождении, несовершенно, оно нуждается в доработке, без которой невозможна и земная, и, главное, загробная жизнь.
Любопытным мотивом руководствуются куманы Новой Гвинеи. Прокалывая перегородку в носу, они верят, что удаляют мужчинам дурную кровь, «материнское наследство» (Элиаде, 2002).
Полинезия, Микронезия, Фиджи. ^
Отплыв на восток от меланезийских островов, европейские моряки встретили совершенно другой народ — полинезийцев.
По словам этнографа Т.А. Джойса, татуировка считалась среди них наиболее важным украшением. (Рис. 4.20; 4.21а, б, в) Нанесение
Рис. 4.20.
Татуировка жителей Маркизских островов. XIX век.
(Открыть Рис. 4.20 в новом окне)
рисунка носило характер религиозной церемонии. Подвергавшийся этой процедуре должен был соблюдать разнообразные запреты и ограничения, иногда распространявшиеся и на его родственников, и на соседей по деревне. Для операции по всей Полинезии, кроме Новой Зеландии, применялся однообразный инструмент в форме маленькой кирки с костяным зубчатым клинком. Татуировщик намечал на теле рисунок и вводил туда пигмент при помощи указанного приспособления, ударяя по нему палочкой. Костяными орудиями пользовались на Самоа ещё в начале XX века. В Микронезии уже тогда получили распространение стальные иглы. Специалисты по нанесению татуировок традиционно пользовались большим уважением. Нанесение татуировок было длительным процессом, иногда занимавшим несколько месяцев, поскольку мероприятие было болезненным и чреватым воспалениями. Почти все сопутствующие детали подтверждают ритуальный, а не декоративный характер процедуры. Например, во время операции хор девушек должен был исполнять обрядовые песни, от которых, как считалось, во многом зависел успех в нанесении татуировки. На Маршальских островах в известное время года приносили жертвоприношения божествам татуировки, для нанесения наколок строилась отдельная хижина, где подряд наносили знаки определённой группе избранной молодёжи (Народы мира, 1916, с. 207).
Рис. 4.21. Полинезия.
а) Те Поу, вождь Раротонги, острова Чатем. Рис. Дж. Виллиамса Мл., 1837.
б) Маркизские острова. Патини, правительница Нуку Хива. 1840 г.
в) орнамент татуировки правительницы Нуку Хива в 1880-х гг. (по Alpers, 1987, р. 212, 215).
(Открыть Рис. 4.21 в новом окне)
Кроме самих татуировок, полинезийские жители Океании наносили другие неизгладимые знаки на тело, обычно в знак траура. В знак скорби было принято разбивать голову до крови камнями, разрезать кожу зубами акулы и отрезать пальцы (Народы мира, 1916, с. 216).
Поскольку именно полинезийское слово стало общепринятым для обозначения неизгладимых знаков на теле, легенды носителей этой культуры о происхождении обычая татуировок представляют особый интерес. Такие легенды записаны исследователями фольклора у маори, чьи полинезийские предки несколько столетий назад заселили прекрасную землю «длинного белого облака» Ао те а Роа, теперешнюю Новую Зеландию.
Новая Зеландия. ^
Миф племени Тухое повествует о том, «как Матаора женился на женщине из нижнего мира и как он, побывав на её родине, принес искусство татуировки в Мир Света вместе с накидкой, названной Ранги хаупапа. Но впоследствии никто, кроме духов, не мог вернуться из этого места»( Alpers, 1987, р. 319).
В этом предании, записанном Энтони Олперсом (Alpers, 1987, р. 319-327), рассказывается о традиционном путешествии культурного героя в потусторонний мир и о приобретении там бесценных даров, способных изменить мир людей. Любопытно, что в роли такого знакового дара выступает умение делать татуировку.
Матаора и Ниварека. 1 [5]
Однажды, когда Матаора спал на солнце, подошла компания туреху и остановилась, разглядывая его. Эти молодые женщины были не из этого мира и никогда раньше не видели они такого молодого красивого вождя. Туреху были странными маленькими людьми с бледной кожей и длинными светлыми волосами. Их земля в Рарохенга, ниже этого мира. Они туреху, когда они на Те Ао Ту Роа; в Рарохенга они духи. И вот собрались те туреху вокруг Матаора, восхищаясь его великолепным обликом, и их присутствие разбудило его. Он был так удивлен, что он спросил их: «Вы женщины?». А они ответили: «Ты мужчина?». Тогда он доказал им. Потом он попросил их: «Пойдём ко мне». И так они и сделали. Но они не вошли в дом Матаоры и не стали есть еду, которую он им предложил. Это была приготовленная еда, а они такой никогда не видели. Они сказали, что еда испорченная и не притронулись к ней. Тогда Матаора дал им сырую пищу.
Когда они поели, Матаора решил развлечь гостей. Тогда он вынес свой маипи и показал, на что он способен. Он прыгал и скакал, он корчил рожи и высунул язык до подбородка и подбрасывал маипи в воздух, как будто тот был не тяжелее льняной нити. Потом они сами попытались поднять маипи и подивились силе Матаоры. В ответ туреху станцевали для Матаоры. Они построились в два ряда, а одна из них встала напротив, чтобы управлять ими, и Матаора услышал, как её назвали по имени. Это была Ниварека. То, как они танцевали, было непохоже ни на один танец, виденный ранее Матаорой...
Ниварека была дочерью Уетонги, потомка Хине нуи те По, богини ночи, и её супруга Руаумоко, божества землетрясений. Ниварека была красивой; Матаора хотел её. Когда пришло время туреху покинуть его дом, Матаора предложил Нивареке остаться и стать его
женой. Они хорошо уживались вместе и были довольны, хотя Матаора был мужчина этого мира и ел приготовленную пищу, а Нива-река принадлежала нижнему миру. Но однажды случилось так, что Матаора ощутил ревность, и он ударил свою жену. Ниварека была так потрясена, что с трудом могла говорить. В её стране мужья не били жён. Ниварека так испугалась, когда Матаора ударил её, что она покинула его и вернулась к своему народу. Матаора пожалел о том, что он сделал. Он горевал без Нивареки и очень скучал по ней. И он решил найти её. Он отправился сначала к Тахуароа, это было в очень далёкой земле под названием Ирихия, там, где стояла огромная гора Хикуранги, упираясь головой в небо. Тамошние люди не слышали о Нивареке, и тогда он пошел в Поутереранги, вход в Рарохенгу, который охранял Те Куватавата. Матаора спросил его: «Ты видел молодую женщину на этой дороге?». «А какая у неё примета?» — спросил Те Куватавата. «У неё светлые волосы», — сказал Матаора. «Она прошла здесь и плакала», — ответил Те Куватавата; и Матаора был ободрён известием, что Ниварека до сих пор плачет.
Те Куватавата разрешил Матаоре пройти через ворота в нижний мир, неся с собой запас еды из этого мира. Продолжив путь, он встретил Тиваивака, трубастого голубя с веерообразным хвостом... «Что делают люди здесь, внизу?» — спросил Матаора птицу. «Они заняты урожаем кумары», — сказал Тиваивака. — Некоторые строят дома, некоторые рыбачат. Некоторые летают коршунами, а другие делают татуировку». Матаора спросил, видел ли Тиваивака Нивареку. «Она прошла здесь с мокрыми глазами и трясущимися губами», — ответил Тиваивака, и Матаора продолжил свой путь с сердцем, исполненным надежды.
Так он достиг дома Уетонги, чьё имя знают все мужчины: тот был экспертом по татуировкам в нижнем мире, создателем всех тату орнаментов.
Уетонга делал татуировку на лице вождя. Этот вождь лежал на земле со сведёнными руками, судорожно сжатыми пальцами, в то время как отец Нивареки трудился над его лицом, используя острый костяной гребень. Матаора был очень удивлён, увидев, как кровь стекает по щекам вождя. У Матаоры была его собственная моко, которую ему сделали в верхнем мире. Но она была нарисована охрой и голубой глиной. Никогда ещё не видел Матаора такую моко, как делал Уетонга, и он сказал ему: «Ты делаешь это неправильно, старик. Мы делаем это не так».
«Верно», — ответил Уетонга. — Вы не делаете этого так. Но вы делаете неправильно. То, что вы делаете, годится только для деревяшки». И он добавил, касаясь щеки Матаоры: «Это надо стереть». И он размазал раскраску по щекам Матаоры и испортил его облик. И все люди, сидевшие вокруг смеялись, и Уетонга вместе с ними. «О, этот верхний мир, там украшения просто нарисованы, как разрисованы деревянные балки», — сказал Уетонга. — Слушай, ты, из верхнего мира, какие порядки приняты здесь: у нас есть ткань танико для самой прекрасной из накидок; резьба по дереву для домов и оружия и больших каноэ; есть моко, подобная той, которую ты видишь. Эти вещи не исчезнут. А на твоём лице только тухи. Это легко стереть».
Тогда Матаора задумался и сказал Уетонге: «Хорошо, ты прав. Сделай мою моко настоящей, как у того вождя». И тогда они отослали вождя с истекающим кровью лицом, а помощники Уетонги смыли краску с лица Матаоры. Потом Уетонга взял свой костяной нож, он погрузил его зубья в смесь пережжённых каури и жира акулы и принялся за дело. Сперва он нанёс моко на подбородок Матаоры и на нижнюю губу. Матаора стиснул руки от боли и поджал ноги. Но он решил, что не подаст виду, как ему больно. Его губы вздулись вокруг рта, и когда Матаора ощутил жажду, он от боли не смог пить. Тогда они принесли ему воду в тыкве и через воронку влили ему в рот; это была искусно украшенная деревянная воронка, первая из тех, которыми пользуются теперь мастера тату.
Матаора почти потерял сознание от боли. Чтобы подбодрить его, местные женщины сели рядом и запели песню, усмиряющую боль от нанесения моко:
Мы сидим-едим вместе,
Мы смотрим на узоры
На надбровье и носу Матаоры.
Они изогнуты, как нога ящерицы.
Стань татуирован ножом Уетонги, Матаора!
Имей терпение найти девушку,
Приносящую тебе сладкие мгновенья.
На лице у мужчины, что платит свой уту 1, [6]
Да будут узоры красивыми.
На теле мужчины, который слаб, когда платит,
Сделай их кривыми, оставь их открытыми.
Пусть наши песни умерят боль
И сделают тебя храбрым, Матаора.
Е хики, Тангароа!
Е хики, Тангароа!
Тогда, чтобы показать этим людям, что он не боится боли, Матаора спел свою песню, песню раскаяния:
Ниварека!
Ниварека, великая услада!
Кто побудила меня прийти в темноту,
Полную темноту!
Заговори боль
Возлюбленного,
Кто на Ахуаху,
И на Рангатира,
И на Нуку моана арики.
Да, красен цветок,
Тот, что распустился
У дороги к Таранаки.
Да, у Таранаки
Любимый,
К кому твои лёгкие ноги,
Мчались быстро.
Скажи это западу,
Скажи это югу,
И скажи это северу.
Посмотри на звёзды над головой,
Сияющие в мерцании луны.
Я как татуированное дерево.
Скажи, кто тобой любим,
И дай аромату
Папоротника мокимоки
Наполнить его сладостью
И утолить желания.
В сердцевине колышащейся ветви,
Я буду слушать тебя.
Теперь другие дочери Уетонги услышали имя своей сестры в песне этого мужчины из верхнего мира, и они побежали к Таранаки, туда, где Ниварека работала над плащом из ткани танико, которую она сама выткала.
«О, Ниварека, этот красивый мужчина был татуирован нашим отцом, и он поёт песню, в которой называет твоё имя. Он совсем растерян».
Так Ниварека и все эти люди отправились к дому её отца. Когда они пришли, лицо Матаоры так опухло, что он не мог открыть глаза. «Этот человек похож на Матаору, а его плащ похож на один из моих», — сказала Ниварека. Она села позади мужчины и прошептала: «Ты Матаора?» Он кивнул в ответ и протянул к ней руки. И Ниварека приветствовала мужа со слезами. Тогда она дала ему пить и немного еды.
Когда его лицо зажило, Матаора стал чрезвычайно красив, он вызывал восхищение у всех этих людей. И вот однажды он сказал Нивареке: «Давай вернемся опять в мою страну». Но Ниварека не захотела с ним идти. Она сказала: «Я должна сказать моим родным. Обычаи на Те Ао ту роа плохие, мужья бьют жён в этой стране. Оба мира слышали о нашем несчастье, Матаора. Этот мир слышал о нас, так же как Те Ао ту роа». Потом она рассказала обо всём родственникам, и Уетонга пришел к Матаоре. «Возможно, ты думаешь о возвращении на место, откуда ты пришёл», — начал разговор старик. — Если так, оставь Нивареку здесь. Правда ли, что в вашем мире в обычае мужчин бить женщин?» Матаора от стыда опустил голову.
Следующим к Матаоре пришёл брат Нивареки, и он сказал: «Почему ты не останешься здесь, Мата? Тебе рады в этой стране, как ты видишь. Ты должен знать, что несчастья мира наверху приводят к тому, что все люди в конце концов попадают в эту страну». Потом Уетонга вновь говорил с Матаорой:
«О, Мата, мы не хотим вновь слушать твои рассказы о жизни наверху. Этот мир и твой слишком сильно различаются. Мы живём мирно».
Потом Матаора узнал из слов Уетонги, что жители нижнего мира решили отпустить женщину с ним. Он собрался в дорогу, и его тесть вновь заговорил с ним: «Не бей больше Ниву». «Нет, Уетонга», — ответил Матаора, — моко, которую я теперь ношу, больше не сотрётся» (курсив мой. — М.М.).
Матаора и Ниварека вместе вернулись в верхний мир. Уетонга дал Матаоре прощальный подарок — плащ Ранги хаупапа... По пути они встретили птицу Тиваивака. Тиваивака задержал их до сезона Татау уруора (курсив мой. — М.М.), что значит позднюю весну 1. [7] Потом он отослал их вместе с совой Руру, летучей мышью Пекапека и вместе с Киви, те были проводниками... Матаора боялся, что эти существа из ночного мира погибнут в свете Те Ао ту роа, но Тиваивака объяснил ему, что он должен всегда держать их в тёмных местах. Вот почему сова, летучая мышь и киви выходят только ночью. Это существа из нижнего мира. Когда Матаора и его жена достигли Поутереранги, страж этого места спросил их, что они несут с собой в верхний мир. «Только этих птиц и искусство моко, переданное мне Уетонгой», — Матаора сказал.
«А что это за узел у тебя за плечами?» — Те Куватавата спросил. «Только старая одежда», — Матаора ответил. «О, Матаора!» — разгневался Те Куватавата. — Никогда теперь, после этой лжи не смогут люди из верхнего мира пройти через этот проход! Они смогут лишь спуститься вниз. Никто кроме духов не поднимется наверх отсюда». «Почему это так?» — спросил Матаора.
«У тебя была за спиной Ранги хаупапа в этом узле. Почему ты не сказал?»
И Матаора устыдился своей забывчивости. Вот почему живой человек не ступал на этот путь после Матаоры и Нивареки... После того как Матаора вернулся в этот мир, искусство моко стало известно нашим людям. Матаора научился ему от Уетонги, а его потомки распространили его от Хаваики до Тонга Нуи, до Ра иатеа, до те Рангиора и до этой страны тоже.
Рис. 4.22а, б, в.
Первые изображения новозеландских аборигенов стали широко известны европейцам благодаря рисункам художника Сидни Паркинсона, сопровождавшего Джеймса Кука в его втором плавании. Эти рисунки украшают многие энциклопедии татуировки.
(Открыть Рис. 4.22 в новом окне)
Знаки, которые были вырезаны на лице Матаоры ножом Уетонги, были тивхана (эти линии изгибаются от надбровий к вискам); ререпехи (эти линии идут от носа вокруг рта к подбородку); а также две спирали по бокам от носа, называемые нгу и понгиангиа. Эту работу называют моко, потому что в этих извилистых линиях можно увидеть дергающийся хвост ящерицы.
Итак, перед нами один из бесчисленных вариантов «мифа об Орфее» (опять Орфей возник в связи с татуировкой), излагающий маорийскую версию путешествия героя в загробный мир. Несмотря на возможные поздние заимствования, не исключающие и европейское влияние, основа этого повествования очень древняя. Самым архаическим персонажем, по-видимому, является «творец татуировки» Уетонга. Очевидно, не случайно подчёркивается его божественное происхождение сразу от двух представителей местного пантеона. Понятно, что ночь и землетрясения в этом сейсмически активном островном регионе воплощали наиболее мрачные и могущественные сверхъестественные силы.
Первый человек с «настоящей» татуировкой Матаора, несущий людям верхнего мира свет этого специфического знания, по мнению Олперса, имеет общие черты с центральным культурным героем полинезийской эпической традиции Мауи. В истории о Матаоре и Ни-
Рис. 4.23. Те Рангитуке, вождь Кавакава, его жена и сын.
Написанная в 1827 г. Аугустусом Эрлом картина зафиксировала богатую татуировку на лице представителя маорийской элиты (Docking С, 1990, р. 26)
(Открыть Рис. 4.23 в новом окне)
вареке усматривают аналогии с гавайской легендой о первом плаще из перьев Аху ула. (Рис. 4.22а, б, в)
Нас же должно более всего интересовать, как в этом мифе трактуется происхождение татуировки. Во-первых, это произведение рассказывает о таком существенном событии, как окончательное разделение мира мёртвых и мира живых. Соответственно, все, без исключения, детали повествования приобретают особый смысл. Здесь можно видеть набор необходимых элементов, свойственных подобным мифам: сакральный брак; вину героя (нарушение норм потустороннего мира); долгое путешествие; искупление вины преодолением испытаний; обретение новых свойств, умений, предметов, спутников; новое нарушение запретов, имеющее экзистенциальные последствия для всего человечества.
Что же можно сказать о татуировках маори, исходя из истории о Матаоре и Нивареке? Обычай раскрашивать лицо, принятый в «мире света» живых людей, отчетливо противопоставляется «настоящей мою», создаваемой Уетонги. Подчёркивается, что раскраска носит временный характер, её легко смыть, смазать, и, тем самым, «потерять лицо» 1 [8] («это только тухи»). Моко нижнего мира нельзя утратить, она создаётся навсегда, причём далеко не безболезненно. В повествовании неоднократно подчёркивается кровавый и болезненный характер процедуры. Это не случайно, поскольку татуировка здесь имеет отчётливое значение искупления грехов, жертвоприношения и сакрального дара.
Другой смысл моко, по-видимому, связан с посвящением. Мотив мужской инициации возникает в связи с нанесением совершенно определённых орнаментов, знаков, имеющих своё название и несущих информацию о владельце. Неоднократное упоминание в этом достаточно позднем повествовании ящерицы, скорее всего, не метафора, а
Рис. 4.24. Хори Кинги Те Анауа. Картина Готфрида Линдауэра. Оклендская Городская художественная галерея.Хори Кинги Те Анауа был верховным вождём племени Вангануи в 1860-х годах. В молодости он принимал активное участие в межплеменных конфликтах, участники которых не избегали каннибализма. Когда началась война между маори и европейцами, он выступил на стороне Пакеха. По выражению одного британского офицера, Те Анауа был «могущественным старым вождём с лучшими чертами маорийского аристократа». Немецкий художник Готфрид Линдауэр (1839-1926), по мнению современных искусствоведов, придал новозеландскому вождю германские черты. В то же время он с фотографической точностью запечатлел татуировку на лице маори (Docking G., 1990, р. 84).(Открыть Рис. 4.24 в новом окне) |
Рис. 4.25. A Noble relic of a Noble Race. Чарльз Фредерик Голди (1870-1947) изобразил жреца маорийского племени Тухое Вхарекаури Тахуна. Он тщательно прорисовал особенности лицевой татуировки моко (Docking G., 1990, р. 5).(Открыть Рис. 4.25 в новом окне) |
Рис. 4.26а, б, в. Вожди маори в XIX веке.
(Открыть Рис. 4.26 в новом окне)
отголосок древних тотемических представлений. Все эти обстоятельства помогают нам понять необычайную важность татуировки для новозеландских аборигенов. Имеющая сверхъестественное происхождение татуировка служила далеко не обычным украшением. Наверное, не случайно лица знаменитых воинов и могущественных вождей маорийских племён столь тщательно покрыты сложной татуировкой. (Рис. 4.23; 4.24, 4.25, 4.26а, б, в)
Напоследок прибегнем к мнению такого признанного авторитета, как создатель структурной антропологии К. Леви-Стросс. По его словам, татуировка маори «впечатывает» в сознание все традиции и философию этой группы.
И, наконец, обратимся к эмпирическим данным, полученным этнографами. Они подтверждают и дополняют выводы, к которым мы пришли выше. В Новой Зеландии татуировка составляла привилегию правящего класса. Операция была особенно болезненна, поскольку в отличие от остальной Океании инструмент был без зубцов, а с прямым режущим лезвием. «Пациент» подвергался самым суровым запретам. «Он становился полон такой святости, что не должен был даже сам прикасаться к своей пище, и его кормил кто-нибудь из приближённых». Для того, чтобы напоить татуируемого, изготавливали специальные сосуды, богато украшенные резьбой. Интерес вызывают сообщения о том, что некоторые маорийские вожди использовали орнамент татуировки на своём лице в качестве подписи или, точнее, герба. При заключении договоров с европейцами о передаче земель они копировали на бумаге фрагменты рисунков своей татуировки (Народы мира, 1916, с. 207). Можно думать, что такой договор становился в глазах маори священным.
Австралия. ^
Член экспедиции прославленного мореплавателя М.П. Лазарева на шлюпе «Мирный», ознаменовавшейся открытием Антарктиды, мичман Новосильский живо интересовался обычаями коренного населения и, по-видимому, первым из русских авторов описал некоторые ритуалы австралийских аборигенов. Так, он обратил внимание, что по достижении совершеннолетия юношам выбивали два передних зуба, после чего они становились равноправными мужчинами и самостоятельными охотниками. Девушкам ещё в малолетстве отрезали два сустава мизинца на левой руке, которые будто бы «мешали
наматывать лесы при рыбной ловле» (Фирсов, 1988, с. 144). Другой участник плавания, художник П.Н. Михайлов, старательно запечатлевавший всё виденное, оставил выразительные портреты вождя брокен-байского племени Боонгаре и его жены Маторы. (Рис. 4.27а, б) На груди и в верхней части плеча этих людей можно видеть последствия татуировки, точнее, шрамирования. Узор татуировки незамысловат: основным элементом служит композиция из трёх идущих параллельно коротких линий. Эти орнаменты напоминают шрамы от когтей зве-
Рис. 4.27а, б. Неизгладимые знаки на телах вождя австралийского племени брокен бай Боонгаре и его жены.(Открыть Рис. 4.27 в новом окне) |
Рис. 4.28. Австралийский абориген из Квинслэнда.(Открыть Рис. 4.28 в новом окне) |
ря. Кроме того, носовая перегородка у вождя перфорирована, в полученное отверстие вставлена кость.
В начале XX века этнограф А.Р. Браун отметил, что обычай наносить рубцы на тело распространён во всех австралийских племенах и у мужчин, и у женщин. Местом для рубцов избирались обычно плечи и грудь. (Рис. 4.28) Рубцевание производилось не в один приём, а на протяжении всего юношеского возраста. За один раз могли нанести не больше двух рубцов. Среди обычаев инициации австралийских аборигенов важное место занимали ритуальные ограничения в
Рис. 4.29. Татуировки у североамериканских индейцев хайда (по Шурцу).
(Открыть Рис. 4.29 в новом окне)
еде. Мальчикам на какое-то время запрещалась самая престижная для племени пища: например, мясо вомбата, черепахи, эму или ехидны. По мере возмужания юноши запреты снимались. По словам Брауна, «процесс этот тянулся так долго, что человек успевал состариться и поседеть, прежде чем ему разрешалось всё кушать». В некоторых племенах нанесение рубцов бывало приурочено к отмене запрета есть престижную пищу. Туземцы подвергали себя другим операциям, приводившим к появлению «неизгладимых знаков» — к прободению носовой перегородки и выбиванию одного из резцов (Народы мира, 1916, с. 100). В мифе, распространенном у племён Вираджури, божество Дарамулун говорит, что в момент посвящения он убил мальчиков, разрезал, сжёг, а потом воскресил «новыми существами, но без одного зуба» (цит. по Элиаде, 2002, с. 47).
О нанесении австралийцами шрамов в знак траура мы уже упоминали в главе 2.
Кроме того, для участия в различных религиозных церемониях аборигены Австралии покрывали тело сложными узорами, употребляя для этого краски или птичий пух, прикреплявшийся к телу собственной кровью, бравшейся из вены руки.
Южная Америка. ^
Если среди североамериканских индейцев больше были распространены церемонии временного окрашивания тела и в момент обрядов перехода широко применялись ритуальные маски, то коренное население южноамериканского континента чаще прибегало к необратимым манипуляциям со своим телом. Вместе с тем, по наблюдениям профессора Фрайбургского университета Ф. Коха-Грюнберга, сделан-
Рис. 4.30а, б. В 1585 г. Джон Уайт запечатлел орнаменты на телах индейцев Мэрилэнда и Вирджинии.(Открыть Рис. 4.30 в новом окне) |
Рис. 4.31. Старый Медведь — лекарь индейского племени мандан. Рисунок североамериканского художника Джорджа Кэтлина (1796-1872).(Открыть Рис. 4.31 в новом окне) |
ным в начале XX века, собственно татуировки среди подобных манипуляций были редкостью. (Рис. 4.29; 4.30а, б; 4.31)
«У лесных племён встречается странный обычай, влекущий за собой своеобразное уродование тела. Например, мужчины племени умауа, в бассейне верхней Япуры, носят род широкого пояса из очень твёрдой коры, раскрашенный узорами красного цвета. Они натягивают его вдоль туловища так туго, что мускулы выдавливаются наружу и как бы распухают. Этот пояс или жилет никогда не снимается... У большинства племён существует обычай прободения лица в разных местах; чаще всего пронизывается нос, ухо и нижняя губа. В сделанные отверстия вставляются разной длины деревянные или бамбуковые палочки, свёрнутые листья, а в торжественных случаях — полые косточки маленькой птички с продетыми сквозь них перьями. В нижнюю губу вставляют втулку из дерева, смолы, камня или металла: от этих украшений образуется большое отверстие; ушная мочка вытягивается, доходя до плеч; последнее наблюдается в особенности у ботокудов. У племени Miranya на Япуре такого рода втулки, вставляемые в
ноздри, служат племенным знаком. Этот обычай одно время дошёл до такого развития, в особенности у женщин, что приходилось носовые кольца откидывать за ухо, чтобы они не мешали. Племя Omagua с верхней Амазонки и некоторые племена с Укайали сдавливают черепные кости новорождённых посредством бандажей, деревянных подставочек и пр. — обычай, несомненно, обязанный своим происхождением древним перуанцам.
Татуировка встречается редко и всегда служит племенным отличием. Женщины племени кадиуэо, живущего в южной части Матто Гроссо, прежде татуировали себе всё тело нежными арабесками; в настоящее время они оставили этот способ украшения, заменив его более лёгким — раскрашиванием.
На всём материке преобладает обычай раскрашивания тела, которое с первого взгляда производит впечатление одежды, вязаного костюма. Туземцы раскрашивают себя при всех церемониальных торжествах, перед праздниками и танцами, когда ожидаются гости и т.п.» (Народы мира, 1916, с. 67-68).
Шрамы и татуировки наносились в момент юношеской инициации. У племени банива на реке Гвании девушка, приобщаемая к миру взрослых женщин, получала от старейшего члена клана удары плёткой. Плеть из пальмовых волокон оканчивалась острыми рыбьими зубами, так что от каждого удара оставалась чувствительная рана, впоследствии — рубцы.
У индейцев-таулипангов девушек при наступлении половой зрелости подвергали самым настоящим пыткам. Больших черных муравьёв сажали в ячейки сети, прикреплённой к ладоням, подошвам, плечам и бёдрам посвящаемой. Через несколько часов бабушка, реже мать девушки татуировали в углах её рта племенные знаки угольком, полученным от сжигания пчелы. Якобы это делалось для того, чтобы напиток, который девушка будет потом готовить из корней маниоки, был сладким, как мёд 1. [9] Юной индианке выстригали волосы на затылке, оставляли на несколько дней в гамаке, в уединении. Затем старшая родственница окрашивала ей тело и подошвы ног в красную краску, а потом дедушка стегал плёткой из пальмовых волокон, посыпанной красным перцем. Чудовищная жестокость, если не прини-
Рис. 4.32. Татуировка воина мундуруку, XIX век.(Открыть Рис. 4.32 в новом окне) |
Рис. 4.33. Пирсинг воина мундуруку.(Открыть Рис. 4.33 в новом окне) |
мать во внимание, что, по представлениям любящих близких, только эти процедуры могли превратить девушку в полноправного члена родовой общины. Юношам таулипангов при посвящении их в тайное мужское общество приходилось ещё хуже. Им наносили надрезы на руках, груди и подбородке и втирали в эти рубцы растительный сок. В губы и в нос вставляли кусок пальмового волокна. Цель этих действий — обеспечить удачу при употреблении лука со стрелами и выдувательной трубки на охоте и в рыбной ловле. После чего посвящаемый целую неделю должен был беззвучно терпеть укусы муравьёв.
У караибов Британской Гвианы девушкам при прохождении инициации опаляли волосы, после чего шаман делал на её спине надрезы зубом какого-то грызуна, присыпая раны перцем. Испытуемая не должна была кричать. Похожие обычаи встречались у аборигенов бассейна Амазонки — в племенах мундуруку и текуна, а также в течении реки Уаупе. (Рис. 4.32; 4.33)
Если момент инициации, условная смерть, сопровождался столь сложными и мучительными процедурами, оставлявшими неизгладимые знаки, то неудивительно, что в момент столкновения со смертью реальной южноамериканские индейцы вновь прибегали к самотерзанию. Это позволило этнографу заметить: «Для защиты себя от смерти они подвергают своё тело всевозможным испытаниям и лишениям, доводя его до самого жалкого состояния. Это самоистязание обыкновенно обязательно для остающейся вдовы или вдовца, но иногда совершается и ближайшими родственниками... Некоторые племена Ла-Платы жестоко изувечивали себя прежде в случае чьей-либо смерти: после каждо-
го смертного случая они отрезывали себе сустав пальца» (Народы мира, 1916, с. 87).
[ Заключение. ] ^
Итак, мы познакомились с некоторыми, далеко не исчерпывающими данными этнографии о распространении татуировок среди народов традиционной культуры. Вовсе не будет преувеличением сказать, что у большинства племён возникновение неизгладимых знаков на теле (татуировок, рубцевания, пирсинга, подтачивания / выбивания зубов, ампутаций) связано с обрядами перехода, то есть с посвящением в новый статус.
Как мы могли убедиться, нанесение татуировок сопровождает взросление детей, инициацию подростков мужского и/или женского пола, вступление в брак, траур по покойному. Это те наиболее уязвимые моменты бытия, когда, по представлениям носителей традиционной культуры, истончается грань между реальным и сверхъестественным, когда, меняя свой статус и природу, человек совершает временное путешествие в загробный мир. Неудивительно, что возвращается он оттуда обладателем важного мнемонического символа — татуировки или шрама. Этот знак нужен ему не только для полноправного прожития своей жизни на земле, но и для того, чтобы однажды он мог навсегда отправиться в мир теней. Тот, кто не будет иметь знаков на теле, не подготовлен к загробному существованию. То есть метка на теле — зримое воплощение мифа, сакральный текст. Поэтому так важна легенда новозеландских аборигенов, повествующая про путешествие культурного героя в загробное царство и про обретение татуировки. «Орфический миф» про Матаору ясно свидетельствует: наколка — не просто украшение или даже оберег, а дар богов людям и одновременно дар (жертвоприношение) людей богам.
[1] 1 Болезненные религиозные церемонии, ставящие во главу угла жестокие манипуляции с телом, характерны для коренного населения Индостана. Исследователь Ф.Б. Брэдли-Берт описал ритуалы, соблюдавшиеся индусами Бенгалии и Бигара. «Один из наиболее любопытных обычаев — это Churuk Puja, пережиток из тех времён, когда смерть, пытка и изувечение были обычными спутниками культа индусов. Он известен под названием Праздника Подвешивания на крюке, который врезывается им в мясо под лопатками. Несмотря на то, что обычай этот уже давно воспрещён законом, он, тем не менее, почти ежегодно приводится в исполнение, со всеми сопутствующими ему обрядностями, в разных округах. Это одно из тех страшных зрелищ, которое вызывало особенный восторг индусов; а сами фанатики с горячим увлечением подвергают себя этой пытке хотя, по всей вероятности, предварительно принимают кой-какие меры, чтобы несколько ослабить боль. Каждый из этих фанатиков подходит по очереди к жрецу и простирается пред ним ниц, с обнажёнными плечами и спиной. Жрец, пробормотав свою формулу, наклоняется над ним и, обмакнув палец в кучу пепла, делает два пятна на спине фанатика, как раз под лопатками. Помощник жреца надрезывает мясо над этими пятнами, ловко вонзает в раны два больших крюка, и фанатики, при ликующих криках толпы, мужественно наклоняются к столбам, делая вид, что даже не чувствуют ран, из которых сочится кровь по спине. Здесь, посредством подъёмного механизма, от которого идут канаты, привязанные к крючьям, их быстро вздёргивают при диких криках фанатической толпы и оглушительном бое барабанов» (Народы мира, 1916, с. 332).
[2] 1 Можно допустить ещё одно, парадоксальное толкование знаков на теле. В Индии и Пакистане, независимо от формы религии, в основе многих ритуалов лежит стремление защититься от сверхъестественных сил и «дурного глаза». Чрезмерное одобрение и восхищение могут вызвать зависть духа-хранителя, поэтому, чтобы сохранить нечто ценное, этому объекту намеренно наносят урон. Для этого, по мнению Р. Темпла, на подошвы ползающего ребёнка наносили чёрные пятна или умышленно портили произведения искусства (Народы мира, 1916, с. 351).
[3] 1 Современные биографы Н.Н. Миклухо-Маклая, говоря о его болезни и страданиях, не упоминают причину смерти знаменитого путешественника. Вместе с тем диагноз Николаю Николаевичу был поставлен ещё в 60-е годы XX века. Основатель отечественной палеопатологии Д.Г. Рохлин, исследовав череп Маклая, хранившийся все эти годы в Кунсткамере, обнаружил метастазы, причинявшие учёному мучительную боль. Н.Н. Миклухо-Маклай умер в результате онкологического заболевания, излечить которое современная ему медицина была бессильна.
[4] 1 Исключение составлял обычай обитателей гор Мафулу. Прободение носа совершается с заклинаниями. «Пациенты», подвергнутые операции, живут какое-то время отдельно в специально выстроенных домах, где упорно трудятся над расширением нового отверстия в носу. Они засовывают туда толстые деревянные палочки и пальмовые листья. В этот период следует питаться строго определённой пищей (бататами), приготовленной специально отобранной женщиной. Когда отверстие в носу достигает нужного размера, его затыкают кротоновым листом и возвращаются к людям. Но самое сложное впереди. Испытуемый (а это, разумеется, ритуал посвящения, а не просто развлечение) ищет и ловит чёрную змею особой породы и определённых размеров. Тогда он вытаскивает из дырки в носу растительную пробку, протаскивая в отверстие хвост змеи, потом её туловище до головы, затем быстрым движением продергивает голову змеи и отбрасывает ещё живое пресмыкающееся в сторону. После этого пищевые запреты снимаются.
[5] 1 Этот текст воспроизводится в оригинальном переводе с незначительными сокращениями (М.М.).
[6] 1 Компенсация за причинённый вред (новозел.).
[7] 1 Итак, известное всем слово «татау» возникает в этой новозеландской легенде как обозначение времени года, причём весны, когда происходит возрождение природы. А вот собственно татуировка носит название «моко». Ранее высказывались предположения, что термин «татуировка» происходит от имени полинезийского бога Тики или же от слова «тат», подражающего удару молотка (см., например, Этинген, 2002, с. 168). Согласно другой точке зрения, слово «татуировка» произошло от полинезийского «рисовать». Ещё её возводят к корню «тау» — «рана», «раненый» или к таитянскому «та» — картинка (www.tattoo.r2.ru/info/3.html). На мой взгляд, отсутствие однозначной трактовки отчётливо указывает на связь названия с мифологической традицией.
[8] 1 Это наводит нас на мысль, что опасения «потерять лицо» — черта общечеловеческая и, вообще, распространённая идиома имеет более глубокий смысл.
[9] 1 Заметим, что в обряде посвящения участвуют «социальные» насекомые: муравьи и пчёлы, известные чёткой организацией своего сообщества. Возможно, это ставит целью укрепление рода у таулипангов.