главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск: 1975. 236 с. (История и культура востока Азии. Том III.) А.Г. Малявкин

Китай и уйгуры в 840-848 гг.

// Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск: 1975. С. 65-82.

В Содержании: не "Китай и уйгуры...", а "Уйгуры и Китай..." ]

 

Уйгурский каганат, возникший на месте Восточно-Тюркского каганата, просуществовал немногим менее 100 лет — с 746 по 840 г. Под его властью находилась громадная территория от Алтая на западе до Большого Хингана на востоке, от Саянских хребтов на севере до пустыни Гоби на юге. Эта кочевая империя объединяла под своей властью самые различные племена, в том числе монгольские (татары, частично кидани). Центральные районы каганата располагались в бассейне р. Орхон и отчасти в бассейне верхнего течения р. Селенги. Здесь раскинулись кочевья основных уйгурских племён, в том числе правящего рода яглакар, здесь же находилась столица каганата г. Карабалгасун.

 

Уйгурский каганат быстро достиг значительного военного могущества, а после восстания Ань Лу-шаня (755-763 гг.), в подавлении которого уйгуры совместно с тибетцами участвовали по просьбе танского двора, каганат стал самой могущественной державой в Восточной Азии. Уйгуры достигли определённых успехов не только в военной области. В это время вместе с согдийскими купцами к ним проник согдийский алфавит, на основе которого была создана уйгурская письменность. Она позднее получила широкое распространение среди тюркских народов. Монголы, в свою очередь, также заимствовали согдийскую письменность, но уже от уйгуров, и на её основе создали свою систему письма. Больших успехов достигла также проповедь манихейства среди уйгуров, главным образом в среде правящей верхушки. Первые зачатки земледелия появились у уйгуров ещё в Монголии. По данным С.В. Киселёва [1] и X. Пэрлээ, [2] вокруг уйгурских городов располагались орошаемые участки полей, на которых возделывались главным образом просо и пшеница. В подобном факте нет ничего неожиданного: в результате работ советско-монгольской археологической экспедиции стало ясно, что земледелие довольно широко распространилось на территория Монголии уже во время неолита. [3]

 

Крушение уйгурского каганата в 840 г. — не случайное событие, оно подготавливалось давно. Противоречия в господствующем классе вылились в конце концов в открытую борьбу, которая расшатала государство изнутри. В обеих танских династийных

(65/66)

хрониках содержится ряд сообщений о том, что междоусобная борьба уйгурских вождей привела к тому, что некоторые из них стали приглашать на помощь соседей уйгурского каганата, в том числе его злейших врагов — кыргызов. Вместе с тем углублялись противоречия между рядовыми скотоводами-кочевниками и правящей верхушкой. Процесс феодализации в уйгурском обществе развивался довольно быстро и вместе с тем усиливалась имущественная дифференциация, а также эксплуатация рядовых членов кочевого общества. Очень хорошо суть происходящего подметил Шао Бо-вэнь, [4] который в сочинении «Вэнь цзянь лу», написанном в начале сунской династии, сообщил, что «прежде у уйгуров не было большого различия между рядовыми воинами и вождями». Это обстоятельство рассматривалось Шао Бо-вэнем как важнейшая причина успехов на полях сражений. Позднее, после участия в подавлении мятежа Ань Лушаня, уйгуры, подчеркивал Шао Бо-вэнь, стали получать богатые подарки от танского двора, [5] их вожди «возгордились», они стали строить дворцы и в итоге произошло «разложение варварских обычаев». Нельзя также не согласиться с Л.Н. Гумилёвым, который писал, что манихейская религия оказалась чуждой рядовым кочевникам, они не понимали её и в результате усиливался в ещё большей степени существенный разлад в уйгурском обществе. Народ перестал понимать своих вождей. [6] Для более полного уяснения причины стремительного падения Уйгурского каганата важно учесть, что тому, кроме всего прочего, способствовали стихийные бедствия. Так, в «Синь Тан шу» [7] сообщается, что распад каганата ускорили стихийные бедствия. В «Тан хойяо» [8] под 839 г. появилась такая запись: «...Ряд лет подряд был голод и эпидемии, павшие бараны и лошади покрывали землю и выпал глубокий снег». Не приходится поэтому удивляться, что енисейские кыргызы, в то время уже оправившиеся от сокрушительного поражения, нанесённого им уйгурами, воспользовались тяжёлым положением каганата, вмешались в междоусобицу и нанесли сокрушительный удар. Уйгуры не смогли оказать значительного сопротивления и покинули родные кочевья.

 

Необходимо отметить, что в ряде работ исследователей, в той или иной степени затрагивающих вопрос падения каганата, неправильно освещаются отдельные моменты хода событий. Так, А.Ю. Якубовский [9] писал, что кыргызы вели борьбу с Уге (Уцзе) до 847 г., когда уйгуры потерпели вторичное поражение, их каган был убит. И они начали отход на юго-запад в Турфан, Кучу и другие районы Восточного Туркестана. Однако китайские источники свидетельствуют об ином: каганат, оказывается, рухнул после первого натиска енисейских кыргызов. Уйгуры, по крайней мере из центральных районов каганата, ушли сразу же. А.Ю. Якубовскому остался неизвестным также такой важный факт в истории уйгуров, как переход значительной группы их к границам танского государства. Основная ошибка А.Ю. Якубовского заключается в переоценке значения и роли Уцзе в истории уйгуров. В действительности кыргызы не воевали с ним. Его избрали каганом после крушения каганата и после того, как практически всё население восточной половины государства бежало за пределы родных кочевий. Провозглашение Уцзе каганом произошло у гор Цоцзяшань, одного из крайних восточных отрогов Гобийского Алтая, и его переход далее к югу через пустыню Гоби к границам танской империи совершался не под натиском кыргызов, а скорее, из опа-

(66/67)

сения возможного их нападения. Кроме того, Уцзе не представлял всего уйгурского народа, его избрали каганом лишь племена, непосредственно связанные с правящим родом яглакар. Он не обладал ни фактической, ни номинальной властью над уйгурами западной половины каганата, а также теми соплеменниками, которые перекочевали к границам тибетского государства в район современной провинции Ганьсу. Ему к тому же не подчинялись все племена, переселившиеся к границам Китая, о чём подробно пойдёт речь ниже. А.Ю. Якубовский же писал об Уцзе так, как будто он представлял всё государство, а бегство уйгуров началось только после его гибели.

 

А.Ю. Якубовский не указывал источников, которыми пользовался, описывая события, связанные с Уцзе. Представляется, что здесь просто недоразумение, вызванное, вероятно, невнимательным отношением к вопросу, не имеющему существенного значения при решении задач, поставленных автором. Отмеченная неточность, однако, тем более досадна, что у Н.Я. Бичурина в «Собрании сведений...» [10] опубликован перевод «Повествования об уйгурах» из «Синь Тан шу», где события изложены подробно и ясно. Он к тому же указывал на то, что уйгуры переселились к Великой китайской стене: «...Хягасы ниспровергли могущество царствовавшего в то время Дома Ойхоров (Хойху), мстительный Китай истребил остатки их, укрывшиеся под защиту Великой стены...». [11] Возможно, А.Ю. Якубовского ввёл в заблуждение поход кыргызов в 847 г. во главе с А-жэ на юг, в район юго-западных отрогов Большого Хингана, где они забрали остатки уйгуров (всего 2-3 тыс. человек) и угнали их на север. Однако та акция совершилась уже после того, как эта группа уйгуров окончательно рассеялась после дипломатических манёвров придворных сановников, а также активных военных действий китайских генералов. Кроме того, поход, скорее, нацеливался против шивэй, усиление которых за счёт уйгуров не могло не насторожить кыргызов.

 

Д.И. Тихонов считал, что указанная группа уйгуров ушла «в район Ганьчжоу, проникнув далее на юг в сторону Тибета. Ганьчжоуские уйгуры провозгласили ханом Уге Дэлэ... На них продолжали нападать кыргызы, а при попытке продвинуться на территорию танской империи войска последней нанесли ответный удар. В довершение тибетцы наносили весьма чувствительные удары. Здесь этой части уйгуров не удалось создать сильного и прочного государства, после ряда поражений остатки их вынуждены были передвинуться на запад, примкнуть к тем, которые ушли с Пан Тэлэ». [12] В приведённой цитате всё ошибочно. Прежде всего, Д.И. Тихонову, также как и А.Ю. Якубовскому, остался неизвестным факт перехода значительной части уйгуров к северным границам танского государства в районе большой излучины р. Хуанхэ. Он не выделил группу ганьчжоуских уйгуров и считал, что она составляет одно целое с группой кагана Уцзе. Подобная ошибка привела, естественно, к принижению роли ганьчжоуских уйгуров. Значение Уйгурского ганьчжоуского княжества можно, разумеется, оценивать по- разному, но факт его существования в течение 130 лет свидетельствует о многом. [13] Д.И. Тихонов также оставил вне внимания факт длительной борьбы ганьчжоуских уйгуров с тангутами, хотя в списке литературы упомянул статью Е.И. Кычанова, [14] спе-

(67/68)

циально посвящённую этому вопросу. Ничего не говоря о борьбе с тангутами, Д.И. Тихонов акцентировал внимание на военных действиях тибетцев против уйгуров. Столкновение уйгуров с тибетскими племенами, кочевавшими к югу в районе Кукунора, в то время имели, конечно, место, но всё же чаше они выступали вместе против их общего врага — тангутов.

 

В статье Ван Жи-вэя, посвящённой рассмотрению вопросов истории уйгуров с момента падения каганата и до начала XIII в., к сожалению, не прослеживается судьба уйгуров, которые перекочевали к границам танского государства. Он ограничился следующим замечанием: «Группа, перекочевавшая на юг, была мгновенно разбита танскими войсками, рассеялась и переселилась на территорию Китая..., была ассимилирована ханьцами и в дальнейшем о ней нет упоминаний в исторических хрониках». [15] Однако дело обстояло не так просто и, в частности, далеко не все уйгуры переселились в. Китай. Значительная масса их во главе с каганом Уцзе вела борьбу до конца и погибла, не подчинившись танскому государству. Что касается группы уйгуров, которая перешла на службу к танскому императорскому двору, то и они не в полном составе остались в Китае. Сведения о том содержатся как в официальных династийных хрониках, так и в других исторических сочинениях. Поэтому утверждение Ван Жи-вэя об отсутствии известий о них в исторических хрониках ошибочно.

 

В книге Э. Пинкс [15a] этот вопрос специально не разбирается, автор только отмечает, что часть потерпевшего поражение уйгурского народа бежала на юг, к китайской границе, где она была разбита китайскими генералами и их остатки уведены на север кыргызами.

 

Некоторые вопросы истории уйгуров в связи с положением в Китае косвенно затронуты недавно Л.И. Думаном. [16] К сожалению, он совершенно неверно обрисовал политическую обстановку на северных и северо-западных границах Китая в первой половине IX в. Говоря об упадке династии Тан во второй половине VIII в. после мятежа Ань Лу-шаня, Л.И. Думан пишет: «Причинами этого были внутренние распри (борьба между военными наместниками и центральной властью) и внешние вторжения — частые набеги уйгуров, тибетцев и войск государства Наньчжао». [17] Если во второй половине VIII в. военные столкновения Китая с его северными и западными соседями отрицательно сказывались на внутреннем положении в стране, то картина резко изменилась в первой половине IX в. и писать об этом периоде в таких словах, как «Китай терял своё могущество и ему угрожали с разных сторон — уйгуры, тибетцы (туфани) и другие народы (так было, например, в IX в.)», [18] конечно, нельзя. Своеобразие политической обстановки в это время заключается в том, что наряду с ослаблением танской империи к началу IX в. произошло резкое ослабление тибетского государства, в котором процесс феодализации зашёл так далеко, что страна фактически распалась на ряд самостоятельных владений. Могущество уйгуров также иссякло и они уже не помышляли более о внешней экспансии. На востоке Азии в первой половине IX в. поддерживалось статус-кво, основанное на равновесии сил, оно сохранялось при общей

(68/69)

слабости основных соперничавших государств. Крушение Уйгурского каганата в 840 г., а затем появление на политической арене киданей сигнализировало о начале новой эпохи в истории региона. При чтении же той части статьи Л.И. Думана, где говорится о взаимоотношениях уйгуров с Китаем, создаётся впечатление, что автору неизвестен факт гибели Уйгурского каганата или он в значительной мере недооценивает истинное значение его. Но ведь в результате того, что с арены сошло сильное кочевое государство, в истории народов Центральной Азии произошли большие изменения. Странно выглядит также утверждение, что уйгуры при императоре У-цзуне (840-846) угрожали Танской империи. [19] Группа кагана У-цзе, перекочевавшая к границам танского государства после гибели Уйгурского каганата, в самом начале (840-843 гг.) представляла известную опасность только для мирного населения пограничных районов Китая. Двор и высшие чиновники Танской империи добивались согласия кыргызов отправить войска против уйгуров не потому, что китайцы не могли собственными силами справиться со сравнительно небольшой местной угрозой. Они поступали так главным образом потому, что хотели, следуя обычному приёму, переложить всю тяжесть ликвидации «уйгурской опасности» на «варваров», т.е. вновь применить на практике один из основных принципов своей внешней политики «и и чжи и» — «руками варваров побивать варваров», который успешно применялся со времени династии Хань. [20] Не приходится поэтому сомневаться, что никакой серьёзной угрозы даже для пограничных районов Китая не представляли 2-3 тыс. уйгуров, укрывшихся у шивэй. [21] Между тем о них Л.И. Думан пишет так: «В 848 г. кыргызы окончательно разгромили находившиеся сравнительно недалеко от границ отряды уйгуров, постоянно угрожавших Китаю вторжением». [22] Подобное утверждение не соответствует истинному положению дел прежде всего потому, что кыргызы нанесли удар не по уйгурам, а по шивзй и отобрали у них их добычу — уйгуров.

 

По иному развивались военные действия кыргызов с уйгурами, которые кочевали в западных районах каганата. Они не испытали такого сокрушительного удара, как уйгуры центра каганата — в бассейнах Орхона и верхнего течения р. Селенги. Кыргызам поэтому пришлось вести с ними долгую и упорную борьбу. Она закончилась тем, что значительные территории западной части каганата (в частности, районы вдоль северных склонов восточной части Тяньшаня) остались во владении Уйгурского турфанского княжества, созданного в конце IX в. выходцами с территории каганата.

 

Китайские источники свидетельствуют, что уход уйгуров с восточной части территории каганата происходил стихийно и по разным направлениям. [23] Одно из них, к границам Китая в район большой излучины Хуанхэ, представляет особый интерес с точки зрения раскрытия деталей политики танского правительства по отношению к кочевым народам. В дальнейшем переселившаяся туда группа уйгуров практически не играла никакой роли в истории уйгуров, если не считать того, что разрозненные остатки её влились в состав других объединений. Только в «Удай шицзи» определённо говорится о том, что часть уйгуров кагана Уцзе после окончательного разгрома у границ Китая бежала на запад и подчинилась тибетцам. [24] К большой излучине Хуанхэ, в

(69/70)

район крепостей Тяньдэ и Чжэньу, переселилась очень большая группа уйгуров, среди них отдельные племена во главе со своими вождями — Ормузд, Наир Чир, Чисинь, Буку, Они подошли к границе в октябре 840 г., на несколько месяцев раньше перекочёвки группы кагана Уцзе. В последнюю вошли племена, составлявшие ханский аймак. Первоначально они откочевали в район гор Цоцзышань, где в марте 841 г. каганом стал Уцзе — младший брат убитого заговорщиками кагана Хэса, который правил уйгурским каганатом с 824 по 832 г. [25] Что касается гор Цоцзышань (или Цоцзяшань), то в результате анализа сведений из «Синь Тан шу» [26] и «Цзы чжи тун цзянь» [27] можно прийти к выводу, что они не что иное, как один из хребтов восточной оконечности Гобийского Алтая, [28] расположенного у северного края пустыни. Кыргызы могли легко достигнуть его, и поэтому Уцзе со своей ордой перешёл через Гоби, которая в том месте сравнительно небольшая по ширине, и появился перед укреплённой линией танского государства.

 

В китайских источниках нет больше сообщений о военных действиях кыргызов против уйгуров группы Уцзе, если не считать упомянутый выше поход А-жэ в район южной оконечности Большого Хингана. Все другие достаточно многочисленные известия разных сочинений раскрывают положение её, характеризуют шаги, предпринятые уйгурами, и мероприятия китайского правительства по ликвидации угрозы с их стороны, содержат сведения о судьбе группы Уцзе.

 

Каково же было положение в приграничных районах, когда сюда переселились уйгуры во главе с каганом Уцзе? Восстание Ань Лу-шаня нанесло страшный удар танской державе. Хотя восстание удалось подавить и царствующая династия сохранила власть, страна лежала в развалинах, большая часть населения погибла во время военных действий, а также от голода и болезней, казна опустела. Реальный контроль правящей династии более не распространялся на всю территорию Китая. Север страны разделили между собой цзедуши (пограничные военные и гражданские губернаторы), которые вели непрерывную борьбу друг с другом и с центральным императорским правительством. Пользуясь разрухой и ослаблением центральной власти, Тибет сумел нанести Китаю во второй половине VIII в. ряд серьёзных поражений и значительно расширил свои владения, включив в их пределы часть современной провинции Сычуань, а также почти всю провинцию Ганьсу. [29] Граница танского государства на севере и западе проходила следующим образом. Из района к западу от города Чэнду она протянулась примерно в северо-северо-восточном направлении к тому месту, где Великая китайская стена подходит к р. Хуанхэ, протекающей с юга на север по западному краю Ордоса. Значительная часть современной провинции Сычуань, а также почти вся территория современной провинции Ганьсу, за исключением самых крайних на востоке районов, прилегавших к провинции Шэньси, вошли в состав тибетского государства. Немного севернее стыка Великой китайской стены с р. Хуанхэ граница резко поворачивала на восток и огибала центральную часть Ордоса, которая, таким образом, оставалась за пределами танского государсства, а затем вновь выходила на берег Хуанхэ. Далее граница тянулась вдоль Хуанхэ, поворачивая на восток, вновь выходила к Великой китайской стене у восточного конца большой излучины и продолжалась в восточном направлении вдоль Великой китайской стены. [30] Следует отметить, что к северу от неё и большой излучины китайцы сохранили отдельные опорные пункты. Так, в районе, куда перекочевали уйгуры кагана Уцзе,

(70/71)

ими оставались крепости Тяньдэ и Чжэньу, расположенные примерно в 100 км к северу от Хуанхэ. В пределах Ордоса, по-видимому, не было чёткой границы. Часть тангутских племён, переселившихся в VIII в. в центральную часть его, постепенно усиливалась и расширяла свои владения, главным образом на север и запад. В 840 г. тангуты владели значительной частью Ордоса и некоторыми районами восточной части современной провинции Ганьсу, примыкавшими к нему. [31]

 

Население территорий, граничивших с Тан в районе р. Хуанхэ (севернее большой излучины), а также восточнее — к северу от Великой китайской стены, т.е. как раз тех областей, куда перекочевала часть уйгуров, отличалась особой пестротой. В восточной части района от Великой китайской стены до юго-западных отрогов Большого Хингана кочевали племена шивэй, известные в источниках под названием «хэй чэцзы шивэй» — «шивэй — чёрные телеги». Другое племя шивэй заселяло степи к северу от гор Иншань. В южной части Большого Хингана (севернее территорий, занятых «хэй чэцзы шивэй») и к западу от них, вплоть до районов, расположенных к северу от гор Иньшань, кочевали кумоси; у западной оконечности гор Иньшань — племена шато. По сообщению Огеля, в горах Иньшань, а также на территориях, которые впоследствии вошли в состав современной провинции Ганьсу, и к северу от них жили разрозненные группы татар (дада). [32] Эти разрозненные, сравнительно небольшие племена нашли здесь у китайской границы убежище, и вожди некоторых из них, признавая зависимость от Китая, принуждались принимать участие в военных операциях против врагов империи. Сюда-то и переместились очень крупные силы уйгуров. Косвенно о том свидетельствует полное отсутствие в китайских источниках сведений о сопротивлении племён, кочевавших здесь. Отдельные попытки дать отпор, например, при захвате скота, конечно, отмечались, но надо признать, что превосходство уйгуров оказалось слишком подавляющим, чтобы ожидать организованного противоборства. Китайские источники сообщают только, что уйгуры кочевали по степи туда и сюда и грабили разные племена, встречавшиеся на их пути. [33]

 

В памяти правителей танского государства ещё не изгладились катастрофические последствия вмешательства уйгуров и тибетцев в дела Китая во время мятежа Ань Лушаня. «Помощь», оказанная уйгурами, дорого обошлась китайскому народу. О тех событиях в течение многих лет напоминали также «богатые подарки», под видом которых императорский двор выплачивал уйгурам не что иное, как дань. Появление значительных сил уйгуров у Великой китайской стены на первых порах вселяло страх. Пограничное начальство и сановники при дворе не знали, зачем пожаловали вновь беспокойные соседи с севера. Тяжёлое положение, в котором находилась страна, а также отсутствие достаточного количества воинских сил на границе не позволяли предпринять решительные действия против уйгуров, почему двор занял вначале выжидательную позицию. Для того, чтобы правильно понять последующие события, необходимо прежде всего выяснить намерения кагана Уцзе. Под управлением его у китайской границы находилась наиболее мощная и консолидированная группа уйгуров, которая в соответствии с существующими обычаями избрала Уцзе на пост кагана. Он, несомненно, претендовал на верховную власть среди тех из них, кто находился в том районе. Китайская принцесса Тайхэ, одна из жён кагана, придавала ему определённый вес в глазах танских сановников, что вместе с наличием у него реальных военных сил вынудило китайцев признать его главой уйгуров, по крайней мере, припограничного района. [34] Большой интерес представляет также позиция других уйгурских вождей, которые перекочевали к границам Китая значительно раньше Уцзе.

(71/72)

 

Относительно позиции кагана Уцзе в сообщениях китайских источников содержится много противоречивых сведений. Так, в «Цзю Тан шу» сообщается, [35] что уйгуры, подойдя к пограничной линии, не совершили нападения на пограничные посты и не вторглись на территорию танского государства. Наоборот, Уцзе отправки послание императору с просьбой оказать помощь продовольствием и предоставить ему крепость Тяньдэ под временную резиденцию для размещения двора кагана и принцессы Тайхэ. [36] В параллельном тексте «Синь Тан шу» также говорится о переходе уйгуров к крепости Тяньдэ. [37] Однако ряд дополнительных деталей позволяет так толковать текст, что можно предполагать возможность военных столкновений уйгуров с китайскими войсками при подходе кочевников к границе. Но более детальный анализ записей обеих танских династийных хроник, а также сообщений других источников позволяет всё же сделать вывод, что «Цзю Тан шу» чётче описывает события. В комментариях к «Цзы чжи тун цзянь» также подчёркивается мысль, что коль скоро каган пришёл к границам Китая просить помощи, то, естественно, он не мог сразу же совершить нападение на районы, контролируемые танским правительством. [38] Можно утверждать, что Уцзе не планировал проведение военных операций против Тан. Напротив, он даже пресекал попытки отдельных уйгурских вождей предпринять вторжение в Китай. Taк, по ого инициативе обезглавили вождей Чисинь и Буку. Причина казни их изложена в «Цзю Тан шу» следующим образом: «Уйгурский министр Чисинь, а также... Буку и тегин Наир Чир побуждали народ не признавать Уцзе. Чисинь хотел напасть на китайские пограничные укрепления». [39] Из текста ясно, что помимо желания избежать осложнений с китайцами, которые неминуемо последовали, если бы Чисиню удалось осуществить агрессивные намерения, не последнее значение имело желание избавиться от смутьяна, не желавшего подчиняться кагану. В параллельном тексте в «Синь Тан шу» хотя и упоминается то же самое событие, но оно описано так, что нельзя понять, что причиной основных разногласий среди уйгурских вождей стала политика по отношению к Китаю. [40] Более того, здесь инициатором казни Чисиня выступает Ормузд, который один из первых среди уйгурских вождей выразил желание подчиниться Китаю, причём трагическое происшествие представлено как выполнение Ормуздом поручения императорского двора. Создаётся впечатление, что авторы «Синь Тан шу» не хотели раскрыть истинных причин разногласий, другими словами, не хотели писать о мирных намерениях уйгуров, а пытались представить их как захватчиков с самого начала появления у границы.

 

Сообщения других источников также подтверждают нежелание кагана Уцзе обострять отношения с танским государством. «Цзы чжи тун цзянь», описывая положение на границе после появления уйгуров, приводит факты, совпадающие с характеристикой его в «Цзю Тан шу». [41] В летописи сообщается, что уйгуры около крепости Тяньдэ покупали зерно у представителей различных племён. В той же главе среди комментариев и дополнений приводится цитата из сочинения «Фа пань цзи», [42] которой также говорится об обмене золота и драгоценностей на зерно у пограничных племён. Уйгуры за время бегства с территории каганата потеряли, очевидно, значительную часть скота и поэтому им пришлось покупать продовольствие на границе. Положение переселенцев осложнялось также тем, что территория, на которую они вторглись, представляла собой

(72/73)

довольно узкую полосу сухих степей и полупустынь, расположенных вдоль хорошо укреплённой пограничной линии танского государства. Здесь кочевали небольшие тюркские и монгольские племена, готовые по призыву китайских чиновников выступить против уйгуров. [43] К северу от той полосы находилась пустыня Гоби, а за ней территории, контролируемые енисейскими кыргызами, которые, боясь возвращения уйгуров, продолжали насторожённо следить за ними. Территория, захваченная ими, была легко доступна как с севера, так и с юга, и поэтому закрепиться на ней, создать прочное и долговременное государственное образование они, конечно, не могли. Поэтому каган Уцзе и его ближайшее окружение, понимая затруднительность положения, добивались получения помощи и установления мирных отношений, для чего использовалось пребывание в лагере принцессы Тайхэ. Получение реальной поддержки дало бы возможность уйгурам пережить трудное время, собраться с силами и предпринять действия, которые, очевидно, позволили бы кагану Уцзе вывести народ из тяжёлого положения и удержать власть.

 

Трудно сказать, какие действия предпринял [бы] каган Уцзе, если бы ему помог танский императорский двор. Возможно, уйгуры мечтали о возвращении на север, поскольку в противном случае им пришлось бы подчиниться Китаю и, следовательно, полностью потерять независимость. «Синь Тан шу» содержит два не совсем чётких сообщения о том, что каган Уцзе всё же собирался отправиться на север. «Император хотел помочь кагану вернуться на север, но каган уже совершил нападение на Ючжоу»; [44] и «Каган отправил посла просить войско для возвращения в родные кочевья и уступить на время город Тяньдэ. Император не разрешил». [45] После появления уйгуров у границы при императорском дворе наметились серьёзные разногласия относительно мер, которые надлежало предпринять. При обсуждении доклада Тянь Моу — коменданта крепости Тяньдэ, который просил разрешения атаковать уйгуров с помощью шато, тутухуней и других «варваров», первый министр (канцлер) Ли Дэ-юй сказал: «В трудный момент, который недавно пережило Танское государство, [46] уйгуры совершили ряд подвигов. Сейчас их государство разрушено, семьи распались, они скитаются, не имея пристанища. С тех пор, как они обосновались около пограничных укреплений, дело не дошло до вторжения и злоупотреблений. Они покорились нам бедными, и внезапное нападение и уничтожение их будет идти вразрез с принципами приёма ханьским государём Сюань-ди шаньюя. [47] Лучше оказать небольшую помощь продовольствием и спокойно следить за их действиями». [48]

(73/74)

 

Более подробно обоснована невозможность немедленных активных военных действий против уйгуров Ли Дэ-юем в документе, написанном по поводу просьбы Тянь Моу. Возможно, доклад написан несколько раньше обсуждения, состоявшегося при дворе, на котором Ли Дэ-юй выступил с заявлением. Он упоминал в нём только уйгуров Ормузда, перекочевавших к границе раньше Уцзе. Ли Дэ-юй привёл три довода против принятия предложения о военных акциях, а именно: «1. Ормузд уже давно пришёл к границе Китая с намерением проситься в подданство Великой страны, поэтому потворство своекорыстным домогательствам дансянов (в этом документе упоминаются только дансяны! — А.М.) даже в случае победы приведёт к потере латников и на долгое время создаст неспокойную обстановку на границе. 2. Если бы Ормузд изменил и бежал из своей страны, то тогда следовало бы отвергнуть его домогательства. Сейчас уйгурское государство рухнуло, каган потерял страну, все, спасая жизнь, разбежались. Ормузд и другие находятся в очень тяжёлом положении и все хотят сохранить жизнь. Рассмотрев побуждения дансянов, вызванные местью, мы видим, что они не на пользу стране. 3. Нельзя нападать на терпящих бедствие, это не будет способствовать укреплению престижа Китая среди “варваров”». [49]

 

Тактика, предложенная Ля Дэ-юем, вызвала резкое возражение со стороны министра Чэнь И-сина, сторонника решительных и незамедлительных действий против уйгуров. Возражая Чэнь И-сину, Ли Дэ-юй сказал: «Тянь Моу и Вэй Чжун-пин сообщают, что шато и туйхунь (тугухуни) хотят атаковать грабителей. В таком затруднительном положении нельзя доверять им. Ведь видя выгоду, они приходят, встретив врага — они рассеиваются, это обычное поведение различных рабов. Ни в коем случае нельзя соглашаться использовать их для обороны государственных границ. Военные силы в городе Тяньдэ незначительны и желание заключить соглашение с сильными рабами обязательно приведёт к вражеской оккупации. Лучше оказать уйгурам помощь и подождав, когда они ещё более рассеются, использовать военную силу». [50] Следует привести ещё одно любопытное высказывание Ли Дэ-юя, сделанное им в прошении об издании императорского указа о пожалованиях Ормузду: «С древнейших времён при отражении нападения варваров могут быть только два пути: первый — щедро одарить их и успокоить и второй — изгнать их силой». [51]

 

Из приведённых выше цитат ясно, что Ли Дэ-юй не собирался оказывать помощь уйгурам и, учитывая слабость китайских военных сил на границе, предлагал маневрировать и спокойно ждать развития событий. В сложившейся ситуации время играло на руку Тан. Уйгурам, лишённым помощи, пришлось добывать необходимое путём грабежа соседних племён, что привело к столкновениям и гибели значительной части боеспособного населения, к ослаблению и окончательному разложению группировки кагана. Предоставление Уцзе помощи продовольствием, а тем более разрешение использовать крепость Тяньдэ в качестве резиденции значительно укрепило бы его власть, способствовало консолидации уйгуров вокруг него, что, конечно, не входило в планы танского правительства. Однако руководители империи не сидели сложа руки в ожидании окончательного распада объединения кочевников севера, как может показаться при чтении заявления канцлера Ли Дэ-юя. Напротив, китайские дипломаты проявили бурную активность, чтобы ускорить гибель новоявленных соседей.

 

Одним из наиболее действенных средств, которым располагали они, — помощь продовольствием. Во многих исторических сочинениях сообщается, что уйгурам её оказали, но только тем, кто изъявил желание перейти на службу к танскому государству. Такая политика представляла серьёзную опасность для населения приграничных райо-

(74/75)

нов Китая. Конечно, правители империи понимали последствия своего шага и, возможно, сознательно шли на то, чтобы вынудить гонимых голодом уйгуров напасть на китайскую территорию. Возможно, они намеренно мирились с опасностью, тах как, во-первых, не подготовились к проведению активных военных действий против Уцзе, а во-вторых, понимали, что такие разрозненные нападения вызовут потери у уйгуров и правительственные войска, после того как удастся сконцентрировать их, легко нанесут окончательное поражение уйгурам, ликвидировав «уйгурскую опасность».

 

В династийной хронике «Синь Тан шу» [52] чётко записано, что после получения письма от принцессы Тайхэ с сообщением об избрании Уцзе каганом уйгуров и просьбой признать его, а также оказать помощь, императорский двор отправил специального посла с грамотой о признании. Одновременно он дал указание выделить 20 тыс. ху зерна (в других текстах, например, в биографии Ли Дэ-юя, говорится о 30 тыс. шо или ху). [53] Из контекста ясно, что зерно предназначалось кагану Уцзе. Однако далее в «Синь Тан шу» рассказывается о том, что осенью 842 г. уйгуры кагана Уцзе неоднократно совершали набеги для грабежа в северо-восточных районах провинции Шэньси. Если Уцзе действительно получил помощь продовольствием, то почему он вслед за тем стал грабить провинцию Шэньси? В параллельном тексте «Цзю Тан шу» также содержится сообщение о набегах на Шэньси, [54] однако ему не предшествует описание того, как императорский двор помог кагану Уцзе продовольствием.

 

Ни один китайский источник не сообщает о том, что каган Уцзе вёл переговоры с властями о переходе в подданство танскому государству, если не считать заявления кавалера Ли Дэ-юя, в котором он, предлагая план мероприятий в связи с появлением уйгуров у границ империи, употребил фразу — «они покорились нам бедными». [55] Но, во-первых, эта фраза, скорее, относится к уйгурам Ормузда и других вождей, подошедших к границе Китая почти на год раньше Уцзе. Во-вторых, заявление Ли Дэ-юя носит чисто декларативный характер. Оно предназначено для пресловутого утверждения китайского превосходства и не отражает реального положения дел на границе в тот момент. Каган Уцзе вёл переговоры с империей Тан лишь о предоставлении помощи и она несомненно обуславливалась какими-то уступками или обязательствами с его стороны. К сожалению, доступные китайские источники ничего не сообщают о них. Такое умалчивание вполне естественно, так как в соответствии с китаецентристской концепцией, которой придерживались все правители Китая, со стороны варваров должна проявляться безоговорочная покорность Срединному государству, и любые условия могли только унизить Сына Неба.

 

В китайских источниках содержится ряд сообщений, подтверждающих, что Уцзе не получил продовольствия. Так, в биографии Ли Дэ-юя, помещённой в «Цзю Тан шу», после сообщений о предоставлении помощи и последовавшей затем капитуляции Ормузда, Чисиня и других вождей, сообщается, что «...ему (Уцзе) не дали зерна, его народ голодал». [56] Интересно отметить, что в параллельном тексте «Синь Тан шу» отсутствует замечание о том, что Уцзе не получил зерна. [57] В одном из указов, направленном в четвёртом месяце 2-го года эры правления Хойчан (14.V — 12.VI. 842 г.) коменданту крепости Тяньдэ Тянь Мо, было написано: «Следует указать Тянь Моу, чтобы он привлекал желающих сдаться, снабжал их продовольствием и отправлял в Тайюань. Нельзя оставлять их в Тяньдэ». [58] Таким образом, не только линия пове-

(75/76)

дения кагана Уцзе подтверждает, что его группировке не предоставили помощи, но о том свидетельствуют также источники, а в указе Тянь Моу прямо отдан приказ помогать только тем уйгурам, которые выскажут желание перейти на службу танского государства.

 

К середине 842 г. кагану Удзе и его окружению стало ясно, что если они не примут унизительных условий, помощи от китайского правительства ждать не придётся. Уйгуры также полностью отдавали себе отчёт в том, что выдвинутые китайцами условия приведут не только к потере независимости и превращению их в ударную силу танского государства, предназначенную для подавления стремления ближайших соседей Китая (тангутов, тюрок, киданей) к созданию своих национальных государств, но также к ассимиляции всей группировки китайским населением, что было неизбежно при расселении её в чуждой этнической среде. Для того, чтобы продолжить борьбу за своё существование, уйгурам следовало прежде всего добыть продовольствие и скот. Единственным местом, где это можно было осуществить, стала территория, входившая в состав танского государства и ограниченная с севера Великой китайской стеной. При общей слабости империи переход через пограничную укреплённую линию в то время не представлял труда. Вторжения, по сообщению «Цзю Тан шу», начались в восьмом месяце 2-го года эры правления Хойчан (8.IX — 7.X. 842 г.). [59] В «Синь Тан шу» сообщается, что стычки с уйгурами развернулись несколько раньше, а именно в седьмом месяце (12.VII — 9.VIII. 842 г.). [60] Уйгуры атаковали значительный район в провинциях Шэньси и Хэбэй. В «Цзю Тан шу» [61] записано, что Уцзе нарушил границу в районе крепости Тяньдэ, вторгся в провинцию Шэньси и достиг северных границ провинции Сычуань. В «Синь Тан шу» [62] упоминаются только самые северные районы провинции Шэньси — округа Юньчжоу и Шочжоу. В то время в танской провинции Хэдун (район современной провинции Шэньси и частично Шаньси), куда вторглись уйгуры кагана Уцзе, кочевали довольно значительные по численности группы тюркских и тангутских племён. По поводу появления здесь кочевников в «Цзы чжи тун цзянь» говорится следующее: «В восьмом месяце каган во главе своего народа прошёл к югу от Батоуфэн и вторгся в район Датунчуань, где у различных рабов угнал несколько десятков тысяч голов рогатого скота и лошадей. Затем изменил направление и с боем появился у ворот Юньчжоу. Комендант города Чжан Сянь-цзе закрыл ворота и организовал оборону. Тугухуни и дансяны со своими семьями укрылись в горах». [63]

 

После того, как в уйгурском стане произошло размежевание и сравнительно небольшие племена, не желавшие признавать Уцзе, а также часть уйгуров, подчинённых ему, перешли на службу к китайцам, а каган, не получив желаемого, вторгся на территорию танского государства, при императорском дворе среди высших чиновников государства образовались две группы, предлагавшие диаметрально противоположные меры для ликвидации вторжения. Так, старший наставник Ню Сэн-жу предложил организовать твёрдую оборону стратегически важных горных проходов и, дождавшись благоприятного момента, провести активные военные операции. [64] На этот раз выжидательная тактика не нашла поддержки у канцлера Ли Дэ-юя. Он, до начала уйгурами широких военных операций против территории танского государства твёрдо придерживавшийся тактики выжидания и не желавший обострять отношения с уйгурами, резко изменил позицию и стал настаивать на принятии решительных мер: «Варвары нагло, не заботясь об успехах или поражении, в гневе за потерю двух предводителей (Ормузда и Чисиня) вторглись. Необходимо двинуть войска и разбить их. Оборона проходов будет демонстраци-

(76/77)

ей слабости, рабы вследствие этого не отступят». [65] Император одобрил предложение Ли Дэ-юя, и началась кампания по окончательной ликвидации этой группировки Уцзе.

 

Центром, где сосредоточились войска и находилось главное командование, стал г. Тайюань. Военные действия развивались медленно, китайские генералы не спешили наносить удары по уйгурам, стараясь различными посулами и другими дипломатическими уловками принудить уйгуров к капитуляции по частям, внести раздор в лагерь Уцзе. Замыслы их часто удавались, и силы кагана начали таять. Так, командующий войсками в районе Ючжоу (провинция Хэбэй) Чжан Чжун-у «привлёк к капитуляции остатки народа Чисиня, а также племена, подчинённые кагану Уцзе, всего более 30 тыс. человек. Они были распределены по различным провинциям». [66] В развернувшейся борьбе китайцы также широко использовали уйгуров, которые ранее перешли к ним на службу. Так, в «Синь Тан шу» сообщается, что Ормузд, принявший китайскую фамилию Ли и имя Сы-чжун, несомненно по поручению танских властей «неоднократно проникал далеко на территорию уйгурских кочевий, чтобы склонить к сдаче подданных кагана». [67] Он не только выполнял подобного рода дипломатические поручения, но также с оружием в руках боролся со своими соотечественниками. В том же тексте после сообщения о вояжах Ормузда следует такая запись: «Лю Мянь выделил часть шатосских войск для усиления Ли Сы-чжуна (Ормузда)». Другой уйгурский вождь, Аявир (Ли Хун-шунь), также активно включился в борьбу с каганом Уцзе, участвовал в сражениях и одерживал победы. [68] Помимо уйгуров в сражениях с Уцзе участвовали тюркские племена шато, тугухуни, циби, тоба и другие. Мобилизация своих собственных войск, а также отрядов зависимых племён и капитулировавших уйгуров (те и другие дали китайцам конницу, без которой им было бы трудно воевать с уйгурами) позволила танскому правительству довольно легко ликвидировать вторжение уйгуров и, в конечном счёте, нанести им окончательное поражение.

 

Объединённые силы под командованием Ши Сюна нанесли уйгурам около крепости Чжэньу решительное поражение. Затем китайский полководец преследовал уйгуров до гор Шахушань, которые находятся, по-видимому, в системе гор Иньшань, и там нанёс им второе поражение. Как сообщают китайские источники, он уничтожил 10 тыс. человек и захватил в плен 5 тысяч. В руки победителей перешло также всё имущество и скот. Довольно подробное описание этих событий включено в биографию Ши Сюна. [69] В результате сражений в степях за пределами территории танского государства во второй половине 3-го года эры правления Хойчан (843 г.) китайцам удалось разгромить основные ударные силы уйгуров Уцзе. Однако каган не смирился и продолжал оказывать сопротивление. Оно прекратилось только с его смертью. Относительно обстоятельств гибели Уцзе в танских хрониках изложены противоречивые версии. Так, в «Цзю Тан шу» сообщается следующее: «Народ Уцзе к 1-му году эры правления Да-чжун (21.I.847 — 8.VII.848 г.) покорился в округе Ючжоу. Оставшиеся бродили в степи, голодали и замерзали. По принуждению уйгурского министра Мэйцюаньчжэ Инаньч уйгуры убили Уцзе в горах Цзиньшань (юго-западные отроги Большого Хингана». [70] По-видимому, это случилось в 846 г. В «Синь Тан шу» сообщается, что после поражения у гор Шахушань каган ушёл к народу Хэйчэцзы (район южных отрогов Большого Хингана). Ли Хун-шунь (уйгурский вождь Аявир) подкупил Хэйчэцзы и они убили Уцзе. [71] Сообщение «Синь Тан шу» подтверждается материалами «Цэфу юаньгуй». [72]

(77/78)

 

После гибели Уцзе уйгуры избрали каганом его младшего брата тегиня Эняня. По сообщению китайских источников, Энянь и его люди (всего около 5 тыс. человек) получали пропитание от народа си. [73] Однако, когда в 847 г. Чжан Чжун-у напал на си и нанёс им сильное поражение, уйгуры переметнулись к шивэй. Вскоре Чжан Чжун-у распорядился выдать уйгуров китайскому правительству, но Энянь с ближайшими родственниками и приближёнными бежал на запад, а остальные уйгуры были разделены между семью племенами шивэй. Такой ход дела не понравился кыргызам. Они напали на шивэй, отобрали остатки уйгуров у семи племён шивэй и угнали их на север. Так закончилась борьба уйгуров кагана Уцзе. [74]

 

Представляет определённый интерес судьба уйгуров, оказавшихся под властью танского правящего дома. Среди них можно выделить три группы: 1) племена, перешедшие на службу танского правящего дома в самом начале появления их у границ империи; 2) группы уйгуров, которые переходили на службу к танским правителям в результате неблагоприятного развития событий и ухудшения положения тех из них, кто кочевал у границ Китая и 3) уйгуры, захваченные в плен в результате активных военных действий танских военачальников. Как уже отмечалось, первыми к китайской пограничной линии в районе крепости Тяньдэ прибыли уйгуры во главе с Ормуздом, Наир Чуром, Чисинем, Буку (?) и другими вождями (по сообщению «Цзы чжи тун цзянь» в конце 840 г., возможно в сентябре). [75] Они первоначально не проявляли агрессивности: уйгуры выменивали продовольствие у различных варварских племён, кочевавших в районе Тяньдэ, а затем обратились с просьбой принять их в подданство танского государства. В конце 841 г. пограничные начальники обратились с ходатайством к императору дать разрешение на изгнание уйгуров Ормузда и других мелких групп с помощью шато, тугухуней и тангутов. При дворе во время обсуждения возникшей проблемы многие сановники указывали на то, что Ормузд — предводитель, изменивший своему кагану, и поэтому его нельзя принимать в подданство. Они призывали согласиться с мнением пограничных чиновников и дать разрешение на использование военной силы для изгнания уйгуров. Однако против нападения на уйгуров выступил канцлер Ли Дэ-юй, который сказал следующее: «Если бы каган был в своей стране, а Ормузд и другие прибыли бы во главе своих племён, то в этом случае их нельзя было бы принимать. Сейчас передают, что их страна потерпела поражение, в ней беспорядок и нет государя. Начальники и министры разбежались, одни в Тибет, другие к карлукам. Только эта одна группа, совершив далёкий путь, хочет опереться на нашу Великую страну... Как можно называть их изменниками? К тому же Ормузд и другие прибыли к Тяньдэ в девятом месяце прошлого пода, а Уцзе поставлен каганом только во втором месяце текущего года». [76]

 

Китайские чиновники, тем не менее, почти год не решались принять Ормузда и только в 842 г. в четвёртом месяце (в конце апреля — начале мая, по солнечному календарю) Ормузд и его сторонники поступили на службу к танскому государству. Задержка с решением вопроса, а также некоторая нерешительность при его обсуждении, связана прежде всего с тем, что в самом начале, до перехода Уцзе к границам, в Китае, по-видимому, не имели точного представления о масштабах бедствия, постигшего каганат. Кроме того, уже после появления Уцзе китайцы боялись его гнева (Уцзе рассматривал себя верховным главой уйгуров и, естественно, не одобрял сепаратных действий отдельных вождей) и, поскольку не были готовы к военным действиям, всячески тянули с окончательным решением вопроса. Когда император решил, наконец,

(78/79)

удовлетворить просьбу Ормузда, то, как и ожидалось, Уцзе разгневался и потребовал вернуть перебежчиков. [77] Однако Ормузда приняли в подданство уже после того, как пограничные власти провели определённую подготовку к отражению возможного вторжения уйгуров, китайские генералы чувствовали себя увереннее и, конечно, требование Уцзе отклонили. Ормузда пригласили ко двору, он получил высокий чин и богатые подарки, а его народу позволили расселиться в округах Юньчжоу и Шочжоу, вдоль восточного берега р. Хуанхэ, в том месте, где она, обогнув Ордос, течёт с севера на юг. Этот район граничил с территориями, заселёнными тангутами (дансянами), и китайцы, несомненно предполагали использовать уйгуров для борьбы с тангутскими племенами, для пресечения их попыток к объединению и созданию прочного союза племён. Позднее, когда группировка кагана Уцзе в поисках продовольствия повела атаки на китайскую территорию, пограничные власти назначили Ормузда уполномоченным но умиротворению уйгуров, подчинив ему тангутские племена. [78] Огель, описывая очень схематично и не совсем точно события, связанные с переходом части уйгуров к Великой китайской стене, отмечал, что «часть (из них) покорилась династии Тан, их каган в 842 г. прибыл в Чанъань и там был назначен начальником племени. Он и его родственники получили родовую фамилию Ли». [79] Речь здесь идёт о капитуляции Ормузда, однако он никогда каганом не избирался и даже китайские источники так его не называют. Ормузд возглавлял племя, а после капитуляции танские власти назначили его уполномоченным по умиротворению уйгуров в провинции Шэньси и, следовательно, ему подчинялись и другие кочевые племена, а также отдельные китайские воинские части.

 

В материалах о размещении других уйгурских племён, например, племён вождей Панцзюйчжэ, Алтун Нин, Мицзе кэдунь, Цао Мони и других, коротко отмечается указание распределить их по провинциям. [80] Китайские власти, конечно, не верили уйгурам, как не доверяли они и другим «варварам», которые искали спокойное пристанище у Великой китайской стены. В качестве иллюстрации подлинного отношения китайцев к кочевым племенам, волею судеб союзников Китая, можно привести следующее высказывание Ли Дэ-юя, сделанное им в связи с предложением коменданта крепости Тяньдэ Тянь Mоy привлечь для борьбы с уйгурами представителей шато и тугухуней: «Эти тугухуни и другие варвары, видя выгоду, перегоняя друг друга бросаются вперёд, при неблагоприятных обстоятельствах рассеиваются, как птицы и рыбы, каждый прячется в своей норе. Могут ли они стоять насмерть в интересах государства! Сейчас в крепости Тяньдэ немного больше 1 тыс. солдат, и если сражение будет неблагоприятным, то крепость непременно падёт». [81] Аналогичные высказывания встречаются в текстах других источников, например, в биографии того же Ли Дэ-юя. [82] Поэтому несомненно, что как принятые в подданство, так и капитулировавшие уйгуры распределялись по различным провинциям небольшими группами, чтобы удобнее было контролировать их и легче принимать меры при проявлении каких-либо недовольств или возмущений. В этой связи весьма поучительное сообщение содержится в неоднократно цитированном «Повествовании об уйгурах» из «Синь Тан шу». Оказывается, после ликвидации уйгуров кагана Уцзе, раздав награды китайским генералам и чиновникам, а также уйгурским вождям, в том числе Ормузду (Ли Сы-чжуну), двор издал приказ о разделении войск последнего между различными пограничными генерал-губернаторствами (цзедуши). Такой шаг вызвал возмущение уйгуров, так как, по-видимому, соглашение не предусматривало подобный оборот событий: «Рабы боялись зависимости

(79/80)

в получении пропитания от различных генерал-губернаторств, поэтому восстали и захватили долину р. Хутохэ (северная часть провинции Шаньси). Лю Мянь казнил (бунтовщиков), закопав живьём 3 тыс. человек». [83]

 

Полное представление о положении зависимых уйгуров и их дальнейшей судьбе можно составить по небольшому сочинению «Сунмо цзивэнь» сунского сановника Хун Хао. [84] В нём речь идёт об уйгурах, проживавших на территории современной провинции Шэньси, т.е., по-видимому, в тех же районах, где их расселили танские власти в 842-847 гг. После того, как чжурчжэни захватили Шэньси, уйгуры были переселены в район современной провинции Хэбэй. Хун Хао отмечал, что «в 1149 г. государство Цзинь объявило амнистию и всем уйгурам было разрешено вернуться на Запад. Большинство осталось и не вернулось». [85] На основании замечания Хун Хао можно сделать вывод, что танские правители, расселив уйгуров, лишили их свободы передвижения и такие ограничения сохранялись вплоть до завоевания Северного Китая чжурчжэнями. В связи с вопросом о бесправном положении уйгуров в провинции Шэньси необходимо привести ещё одну большую цитату из того же сочинения: «Когда они (уйгуры) проживали в районе Циньчуань (древнее название провинции Шэньси), то незамужние женщины предварительно должны были состоять в связи с ханьцами. Только родив нескольких сыновей и в возрасте 30 лет могли выходить замуж за представителей своего племени. Когда приходили сваты, чтобы договориться о свадьбе, то родители невесты говорили: “Наша дочь уже состояла в связи с таким-то и таким-то.” И чем больше было таких связей, тем достойнее. Таков обычай». [86]

 

Возможно, Хун Хао действительно верил в существование такого, с позволения сказать, «обычая». В действительности существо дела заключалось не в «обычае», а в особой политике китайских властей по отношению к национальным меньшинствам вообще и, в частности, к группе уйгуров, попросивших убежища. Принудительное сожительство ставило своей конечной целью скорейшую ассимиляцию уйгурского населения. Сообщение Хун Хао можно рассматривать как одно из ранних свидетельств проведения китайскими властями политики насильственной ассимиляции иноплемённых народов, оказавшихся в пределах территории «Срединного государства». Несомненно, такая политика проводилась и раньше. [87] Китаецентристская концепция, осуществление принципов

(80/81)

которой прослеживается в Китае по крайней мере с чжоуской эпохи, и великоханьский шовинизм, пустивший глубокие корни в среде правящей верхушки китайского общества, с одной стороны, порождали пренебрежительное отношение ко всем некитайским народам, а с другой, способствовали ассимиляции их. Помимо практических целей, которые преследовались в тот или иной момент китайской истории, поглощение иных этнических групп могло рассматриваться как «благо для приобщившихся к “великой цивилизации”».

 

В более позднее время, в частности, при династии Мин (1388-1644), для скорейшей ассимиляции монголов, переселившихся в Китай при монгольской династии, запрещались браки между монголами. С целью ослабления Монголии минское правительство под страхом сурового наказания, вплоть до лишения жизни, запретило монголам, которые несли гарнизонную службу в Китае, а также другим монгольским группам, возвращаться на родину. Затем последовал указ, запрещающий браки между монголами. Ч. Далай в статье «Некоторые вопросы истории монголов...», помещённой в этом же сборнике, подробно касается указанной проблемы и приводит соответствующие постановления минского правительства.

 

Некоторое представление о дальнейшей судьбе уйгуров, не пожелавших переселиться к своим соплеменникам на запад в Турфан и другие районы, можно составить по очень интересному сообщению чжурчжэньской династийной хроники «Цзинь ши». В биографии чжурчжэньского военачальника Ваньянь Чэньхэшана сообщается, что он командовал армией Чжунсяоцзюнь («Преданная престолу и сынопочтительная армия»), состоявшей из «уйгуров, найманов, цян (тангутов), хунь (тугухуней или туюйхуней) и жителей Чжунъюаня (западная часть провинции Шаньдун, южная часть провинций Хэбэй и Шаньси, северная часть провинции Хэнань и восточная часть провинции Шэньси), попавших в плен к [монголам], бежавших от казни и примкнувших к [чжурчжэням]». [88] Это же сообщение в биографии другого чжурчжэньского сановника Чичжань Хэси изложено так: «Восемнадцатитысячная армия Чжунсяоцзюнь, состоящая из уйгуров, жителей Хэси (территория к западу от Хуанхэ — провинция Шэньси и Ордос) и Чжунчжоу (здесь Чжунчжоу надо рассматривать как синоним Чжуньюаня), подвергшихся разграблению [со стороны монголов], бежавших и примкнувших к [чжурчжэням]». [89] В биографии Ваньянь Чэньхэшана, а также и в других текстах «Цзинь ши», сообщается, что эта часть представляла собой боеспособную воинскую единицу. Она нанесла ряд поражений монголам. Вероятно не случайно в обоих текстах на первом месте упоминаются уйгуры (во втором сообщении кроме уйгуров другие народы вообще не упоминаются) и поэтому можно утверждать, что они были самой многочисленной составной частью этой армии и, следовательно, основной ударной силой.

 

Какие уйгуры вошли в её состав? Прежде всего, в ней не могли быть уйгуры из Уйгурского турфанского княжества, которое одним из первых добровольно подчинилось монголам и поэтому не подверглось разгрому. [90] Армия Чжунсяоцзюнь могла комплектоваться только уйгурами, переселившимися после разгрома Уйгурского каганата в 840 г.

(81/82)

на восток и юго-восток — в Центральную Маньчжурию и в район бывшей провинции Жэхэ, а также и теми из них, кто откочевал к границам Китая и о которых идёт речь в этой статье. [91] Сказать что либо более определённое об уйгурах из армии Чжунсяоцзюнь и о их последующей судьбе в настоящее время не представляется возможным. Ясно одно — история уйгуров в этом районе Восточной Азии прослеживается почти на протяжении 400 лет, с момента гибели Уйгурского каганата в 840 г. и до разгрома монголами армии Чжунсяоцзюнь в 1232 г. [92]

 

Из всего вышеизложенного можно сделать ряд выводов:

 

1. Несколько значительных по численности групп уйгуров, переселившихся к границам Китая, вследствие наличия между ними серьёзных разногласий и противоречий не смогли объединиться. Китайские дипломаты умело использовали отсутствие сплочённости в их среде, а также всевозможные затруднения, в том числе продовольственные, и в конце концов полностью уничтожили их.

2. Часть уйгуров «добровольно» или в результате пленения перешла на службу к Танскому государству. Их расселили по различным генерал-губернаторствам, где они несли службу по охране границ.

3. В процессе распада объединения переселенцев, отдельные семьи, а также небольшие группы уйгуров бежали на запад в Ганьчжоу и Турфан. Из-за незначительной численности появление их в Ганьчжоу и Турфане не вызывало каких-либо осложнений.

4. Уйгуры, переселившиеся в Китай, находились на положении ссыльных переселенцев. После завоевания Северного Китая чжурчжэнями они получили право свободного передвижения. Им, в частности, разрешалось переселение на запад.

5. Значительная часть уйгуров не воспользовалась предоставленным правом и продолжала жить на территория чжурчжэньского государства (Северный Китай, районы к югу от Великой китайской стены, а также на территории бывшей провинции Жэхэ). Во время монгольского нашествия они вместе с чжурчжэнями принимали активное участие в борьбе с монголами.

 


 

[1] Киселёв С.В. Древние города Монголии. — «Сов. археология», 1957, №2.

[2] Пэрлээ X. К истории древних городов и поселений в Монголии. — «Сов. археология», 1977, №3.

[3] Окладников А.П. Новое в изучении древних культур Монголии (по работам 1960 г.). — «Сов. этнография», 1962, №1, с. 83-90; Он же. О начале земледелия за Байкалом и в Монголии. — В кн.: Древний мир. Акад. В.В. Струве. М., 1982, с. 418-431.

[4] Цит. по «Хун Хао. Сунмо цзивэнь» (Записки о стране Сунмо). Книга написана после 1142 г., когда автор вернулся в Китай из чжурчжэньского плена. См. перевод этого текста в кн. Малявкин А.Г. Материалы по истории уйгуров в IX-ХII вв. Новосибирск, «Наука», 1974, с. 92.

[5] За помощь в подавлении мятежа Ань Лу-шаня танский правящий дом обязался выплачивать ежегодную дань, которую Шао Бо-вэнь стыдливо именует «богатые подарки».

[6] Гумилёв Л.Н. Древние тюрки. М., 1967, с. 427.

[7] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 1б; Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. с. 334; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 27.

[8] «Тан хойяо», гл. 246.

[9] Якубовский А.Ю. Арабские и персидские источники об Уйгурском турфанском кня-(66/67)жестве в IХ-Х веках. — Тр. отдела истории культуры и искусства Востока Государственного Эрмитажа. Л., 1947, т. 4, с. 425.

[10] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Изд. 2-е. М.-Л., 1950, т. 1, с. 334-338.

[11] Там же, с. 376.

[12] Тихонов Д.И. Хозяйство и общественный строй уйгурского государства. М.-Л., 1966, с. 28.

[13] Малявкин А.Г. Уйгуры и тибетцы в Ганьсу во второй половине IX в. — В кн.: Центральная Азия и Тибет. Новосибирск, 1972, с. 78-83.

[14] Кычанов Е.И. Из истории тангуто-уйгурских войн в первой половине XI в. — Тр. Института истории, археологии и этнографии им. Ч. Валиханова АН КазССР. Алма-Ата, 1962, т. 15, с. 146-153.

[15] Ван Жи-вэй. Уйгуры после династии Тан. — «Шисюэ цзикань», Пекин, 1936, №1, с. 19 (на кит. яз.).

[15a] Pinks Е. Die Uiguren von Kan-chou in der frühen Sung-zeit (960-1028). — Asiatische Forschungen, Bd.24. Wiesbaden, 1968.

[16] Думан Л.И. Традиции во внешней политике Китая. — В кн.: Роль традиций в истории и культуре Китая. М., «Наука», 1972, с. 199-213.

[17] Там же, с. 205. Употребление здесь термина «набег» для характеристики отношений Тибета и Китая ничем не оправдано. Набеги на пограничные районы Китая для грабежа довольно часто совершали отдельные кочевые племена Центральной Азии, в том числе уйгуры. Совсем иной характер носили взаимоотношения Китая с тибетским государством в VIII в. Тибет и Китай в то время вели длительные и изнурительные войны за господство на великом шёлковом пути, и представлять Китай только как жертву неправильно.

[18] Там же, с. 205.

[19] Думан Л.И. Указ. соч., с. 205.

[20] Более подробно попытки танского правительства натравить кыргызов на уйгуров описаны в статье Г.П. Супруненко «Некоторые источники по древней истории кыргызов» — (История и культура Китая. Сб. памяти акад. В.П. Васильева. М., «Наука», 1974, с. 243-245.).

[21] «Семь племён шивэй поделили остатки уйгуров между собой» (см. «Цзю Тан шу», и «Синь Тан шу», гл. 175. А.Г. Малявкин. Материалы..., с. 30, 31.). Другими словами, они рассматривали этих уйгуров как свою добычу.

[22] Думан Л.И. Указ. соч., с. 206.

[23] Малявкин А.Г. К Вопросу о расселении уйгуров после гибели Уйгурского каганата. — Изв. Сиб. отд. АН СССР, 1972, №1, сер. общ. наук, вып. 1, с. 27-35.

[24] «Удай шицзи», гл. 74, 96; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 43.

[25] «Цзы чжи тун цзянь», т. 9, 1956, с. 7948 -7949.

[26] «Синь Тан шу», гл. 43Б, с. 15 б.

[27] «Цзы чжи тун цзянь», т. 9, с. 7948-7949.

[28] В этом месте хребты Гобийского Алтая далеко вклиниваются в пустыню Гоби. Здесь же пустыню пересекает довольно большой тракт, выходящий к границе Китая в районе крепости Чжэньу.

[29] Богословский В.А. Очерки истории тибетского народа (становление классового общества). Отв. ред. Ю.Н. Рерих. М., 1962, с. 53-68.

[30] Советская историческая энциклопедия, т. 7, с. 309-310.

[31] Кычанов Е.И. Очерк истории тангутского государства. М., 1968, с. 13-14.

[32] Ögel В. Ein Tor nach China im 10 Jhdt. — Central Journal, v. 6, no. 3, 1961, p. 169-174.

[33] «Цзю Тан шу», гл. 18А, с. 7б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 35.

[34] «Цзю Тан шу», гл. 195, с. 13а; «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 2а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 26-27.

[35] «Цзю Тан шу», указанная выше страница.

[36] Дочь танского императора Сянь-цзуна принцесса Тайхэ в 821 г. была отдана в жёны кагану уйгуров Чундэ.

[37] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 2а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 27.

[38] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7957.

[39] «Цзю Тан шу», гл. 195, с. 13а-б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 26, 28.

[40] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 2а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 27.

[41] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7947.

[42] Автор — канцлер Ли Дэ-юй, полное название «Хуйчан фа пань цзи» — «Записки о карательных экспедициях против бунтовщиков в период эры правления Хуйчан (841-884)».

[43] Так, в начале 842 г. племена шато и тугухунь просили разрешения напасть на уйгуров (см. биографию Ли Дэ-юя в «Цзю Тан шу», гл. 174), но осторожные китайские дипломаты, боясь ответного удара, а также опасаясь самих «помощников», не допустили этого.

[44] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 2б.

[45] Там же, с. 2б. Это же сообщение повторяется и в «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7963.

[46] Здесь имеется в виду восстание Ань Лу-шаня. Только вмешательство уйгуров позволило танскому правящему дому сохранить власть.

[47] Шаньюй Xуханье в результате раздоров в государстве хунну вынужден был в 51 г. до н.э. бежать в Китай. Император Сюань-ди принял его и оказал ему высокие почести. Это дало возможность китайцам позднее вмешаться в дела хунну и поддержать Xуханье в борьбе с шаньюем Чжичжи. См. В.С. Таскин. Материалы по истории Сюнну, вып. 2, «Наука», 1973, с. 33-38.

[48] «Цзю Тан шу», гл. 174, с. 8б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 36.

[49] Ли Дэ-юй. Хойчан и пинь цзи, гл. 13, с. 101. В издании «Цуншу цзичэн», Шанхай, 1936.

[50] Указ. биография Ли Дэ-юя. Обычно в китайских сочинениях этого времени все народы неханьцы именуются «варварами». Когда эти «варвары» выступают против Китая или совершают какие-либо другие действия, вызывающие недовольство царедворцев, то их часто именуют ещё более презрительно — «рабы».

[51] Ли Дэ-юй. Хойчан и пинь цзи, гл. 13, с. 103.

[52] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 2а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 27.

[53] «Ху» в древности равнялся 10 доу, это при перечислении на метрическую систему 60-80 кг, шо — 50-60 кг. Часто в параллельных текстах вместо «ху» стоит «шо», и наоборот.

[54] «Цзю Тан шу», гл. 195, с. 13б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 28.

[55] Там же.

[56] Там же, гл. 174, с. 9а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 36.

[57] «Синь Тан шу», гл. 180, с. 5б.

[58] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7960.

[59] «Цзю Тан шу», гл. 18А, с. 6а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 32.

[60] «Синь Тан шу», гл. 8, с. 9а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 32.

[61] «Цзю Тан шу», гл. 19, с. 6а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 32.

[62] «Синь Тан шу», гл. 8, с. 9а; гл. 217Б, с. 2б.

[63] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7963. Оба упомянутых пункта находятся в северной части Шэньси, сравнительно недалеко от Юньчжоу, который находился в 75 км к югу от Великой китайской стены.

[64] «Цзю Тан шу», гл. 18А, с. 6а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 33.

[65] «Цзю Тан шу», гл. 18А, с. 6а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 33.

[66] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7962. Эта цитата из сочинения «Фа пань цзи» («Записки о карательных походах против бунтовщиков»).

[67] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 3а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 29.

[68] Там же.

[69] «Цзю Тан шу», гл. 161, с. 12б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 38.

[70] Там же, гл. 195, с. 14а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 30.

[71] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 3а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 31.

[72] «Цэфу юаньгуй», гл. 987, с. 9а; гл. 994, с. 1б.

[73] Кумоси. В конце династии Тан жили в степях к северу от гор Иньшань и далее к востоку до Большого Хингана.

[74] «Цзю Тан шу», гл. 195, с, 14б; «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 3а; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 30-31.

[75] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7946-7947.

[76] Там же.

[77] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7962.

[78] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 3а; «Цзю Тан шу», гл. 18А, с. 6б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 29, 33.

[79] Ögel В. Указ. соч., с. 171.

[80] «Цзю Тан шу», гл. 195, с. 13б; «Синь Тан шу», гл. 217Б, с, 2б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 28, 29.

[81] «Цзы чжи тун цзянь», гл. 246, т. 9, с. 7952-7953.

[82] «Цзю Тан шу», гл. 174, с. 2б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 38.

[83] «Синь Тан шу», гл. 217Б, с. 3б; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 31.

[84] Хун Хао. Сунмо цзивэнь. Книга написана после 1142 г., когда автор вернулся в Китай из чжурчжэньского плена. Текст памятника, по которому сделан перевод, был опубликован в серии «Госюэ вэньку» в 4-м выпуске в 1933 г.

[85] Хун Хао. Указ. соч., с. 7-8; Малявкин А.Г. Материалы..., с. 92.

[86] Там же.

[87] В истории Китая известен любопытный факт добровольно-принудительной ассимиляции, которую проводила правящая верхушка сяньбийцев. Завоевав Северный Китай и создав там своё государство, известное в истории как Северное Вэй, или Тоба Вэй (386-534 гг.), сяньбийцы тоба в начале последней четверти V в. стали поощрять браки с ханьцами, а в 483 г. издали указ, запрещающий браки между тоба. В 493 г. само название «Тоба» было изменено на «Юань» (поэтому династия иногда называется Юань Вэй), а тобаские аристократы стали принимать ханьские фамилии. Возможно только одно достаточно правдоподобное объяснение такому стран ному, на первый взгляд, поведению завоевателей. Захватив Северный Китай, сяньбийцы столкнулись с древнейшей земледельческой культурой, насчитывающей к тому времени более 1 500 лет. Численность ханьского земледельческого населения во много раз превосходила численность завоевателей. Кочевники тоба не могли не попасть под влияние высокоразвитой цивилизации, поэтому процесс ассимиляции и постепенного перехода к занятиям земледелием протекал затем всё быстрее и к концу V в. правящая верхушка тоба, очевидно, поняла, что он необратим. Тобаские феодалы, занимавшие ключевые позиции в государстве Северная Вэй, конечно, не хотели отказываться от своих привилегий и имущественных прав, и тогда они приняли решение породниться с китайскими феодалами, чтобы раствориться в хань-(80/81)ской среде и таким путём сохранить свои должности и поместья. Перед ними открылась также возможность выступать против крестьянских восстаний единым фронтом с ханьскими феодалами. Л.Н. Гумилёв в недавно вышедшей книге объясняет этот акт только политическими соображениями, необходимостью мобилизации всего населения страны для борьбы против Южного Китая. В частности, он пишет: «Для победы над извечным врагом тобгачей — Южным Китаем — сочувствие китайских подданных было тем козырем, которого до сих пор не хватало вэйским владыкам» (Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. М., «Наука», 1974, с. 211).

[88] «Цзинь ши», гл. 123, с. 3б.

[89] Там же, гл. 113, с. 16а.

[90] Малявкин А.Г. Уйгурское турфанское княжество в XIII в. — Тр. Ин-та истории, археологии и этнографии АН КазССР, т. 15. Алма-Ата, 1962, с. 61-67.

[91] Малявкин А.Г. К вопросу о расселении уйгуров после гибели Уйгурского каганата. — Изв. СО АН СССР, сер. общ. наук, №1, Новосибирск, 1972, с. 29-35; Малявкин А.Г. Материалы ..., с. 76 , 77, прим. 454, 486.

[92] «Цзинь ши», гл. 123, с. 36-46.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки