В.Д. Кубарев
Древние изваяния Алтая
(Оленные камни).
// Новосибирск: 1979. 120 с.
Глава 3. Семантика оленных камней.
На семантику оленных камней не существует единой точки зрения. Ещё И.И. Мещанинов, [1] а вслед за ним М.X. Маннай-оол [2] сравнивали отдельные оленные камни Центральной Азии с каменными вишапоидами Кавказа, находя в них общий образ скульптурно моделированной рыбы. С.И. Вайнштейн, критикуя подобную трактовку, всё же не отрицает возможной семантической связи указанных памятников и предлагает свою интерпретацию оленных камней как специфических сооружений, несущих магические охранительные функции, подобно угловым камням тагарских курганов Минусинской котловины. [3] Большинство же исследователей (А.П. Окладников, Н.Н. Диков, Н.Л. Членова и многие другие) считают оленные камни намогильными памятниками или во всяком случае памятниками, установленными в честь конкретных умерших лиц.
То, что оленные камни условно передают человеческую фигуру, особенно убедительно доказано последними открытиями в Монголии, сделанными В.В. Волковым и Э.А. Новгородовой. [4] С.И. Вайнштейн, например, предполагает, что оленные камни с изображениями голов могли быть использованы древними тюрками [5] вторично. Кроме замеченной С.И. Вайнштейном искусственной стёртости изображений оленей на одном из таких камней (Южная Гоби [6]), на предполагаемой шее скульптуры заметно редкое украшение в виде ромба.
(84/85)
Именно такое украшение типично для многих изваяний в Восточном Казахстане, [7] Семиречье [8] и половецких статуй в южнорусских степях. [9] Что же касается других оленных камней Монголии, верхняя часть которых также оформлена «в виде скульптурного изображения головы человека», [10] то подобные по технике ваяния каменные скульптуры древних тюрков пока не известны.
Рис. 29. Чуйский оленный камень. Деталь.
Человеческая личина на Чуйском оленном камне (рис. 29), хотя и выполнена в стилистически редкой манере, [11] всё-таки ставит его в один ряд с подобными оленными камнями соседней Монголии.
Новые материалы, полученные в результате исследований восточноалтайских оленных камней, также свидетельствуют в пользу последней точки зрения. Например, очень интересна находка целой серии жезловидных пестов и других предметов явно фаллического облика у основания лицевой стороны Центрального оленного камня 6 из Юстыдского комплекса (см. рис. 11).
Они, имея прямое отношение к оленному камню,
(85/86)
несут многоэквивалентную нагрузку, информируя таким оригинальным способом об антропоморфности в общем-то грубой каменной плиты с нанесёнными на ней основными видами оружия. В такой сложной контаминации перед нами предстаёт сильно стилизованный, подразумеваемый образ воина-мужчины с выраженными символами пола. Наличие нескольких фаллических символов у одного оленного камня заставляет вспомнить древнейшие изображения антропоморфных существ в сибирских петроглифах. Например, на одной из человеческих фигур томской писаницы древний художник для большей убедительности, усиливая приём множественности, изобразил сразу четыре фаллоса. [12] Естественно считать и наши находки у Центрального оленного камня 6 на р. Юстыд символическими атрибутами половой силы родового покровителя, дарующего плодородие (точнее, плодовитость), приумножение рода и богатство.
С культом умершего предка, очевидно, связаны и жертвоприношения коня, совершаемые при похоронах или при установке некоторых оленных камней, имевшие своей целью передать человеку (его духу-двойнику) «физические и сексуальные силы коня и гарантировать ему лёгкий путь на Небо, и обитель предков и возрождения на том свете. В древнейшую эпоху обряд жертвоприношения коня у индоевропейцев подобал только лицам высших социальных рангов, в первую очередь вождям». [13] Учитывая трудоёмкость создания и установки оленных камней, можно предположить, что они изображали только особо почитаемых, героизированных предков с подчёркнутыми признаками мужской силы (вооружённость и фалличность). Точно такими же характерно подчёркнутыми признаками мужского пола обладают ранние скифские [14] и сарматские изваяния. [15]
(86/87)
Прямым наследием фаллического культа предков, видимо, можно считать праздник плодородия у северных алтайцев, посвящённый Кочо-кану. Главный участник церемонии, играющий роль духа-предка Кочо-кана, надевал раскрашенную маску из берёсты и снабжался деревянным фаллосом и посохом. Его ритуальные игры сопровождались фаллическими действиями и эротическими песнями. Праздник заканчивался жертвоприношением эротическому божеству с просьбой передать мужчинам рода сексуальную силу этого древнего и могучего предка Кочо-кана. [16]
Совершенно неожиданно новые вопросы поставлены открытием парности стел и оленных камней в Восточном Алтае. Однако нетрудно предположить, что дуалистические представления древних народов, населявших Центральную Азию, могли выразиться и в монументальных памятниках. Подтверждением могут служить некоторые миниатюрные изваяния окуневской эпохи и двухсторонние обелиски Кавказа. В них А.П. Окладников видит отражение дуалистической мифологии древних скотоводов и земледельцев бронзового века [17] о борьбе доброго и злого начала, прошедшей через все времена и народы и целиком воплотившейся в религиозных представлениях современных алтайцев о борьбе двух богов — светлого лучезарного Ульгеня и тёмного злого Эрлика. [18]
Возможно, что с парностью антропоморфных стел и оленных камней, носивших поминальный характер и изображавших определённых людей, погребённых где-то рядом в курганах, как-то связаны парные погребения мужчины и женщины, впервые появившиеся ещё в бронзовом веке. [19] В скифское время на Алтае обычай такого парного захоронения мужчины и женщины приобретает почти повсеместное явление. Появление парных погребений Г.А. Максименков объясняет зарождением обряда в дуально-родовой организации, по которому и в потустороннем мире, как и на земле, люди должны жить парами. [20]
Обратив внимание на парность стел, оленных камней, две или три параллельные линии на оленных камнях, число камней в кольцевидных выкладках или число плит в древнетюркских оградках, мы невольно коснулись древнейшей символики чи-
(87/88)
сел, зародившейся ещё в палеолите. Дешифруя число 8, которое часто фигурирует в восьмикаменных кольцевидных выкладках жертвенного характера, можно прийти к выводу о том, что каменные кольца и круги скифского времени совершенно идентичны квадратным поминальным оградкам древних тюрков. Такой вывод не будет неожиданным, если учесть, что число 8 древними связывалось с геометрической эмблемой земли, т.е. квадратом, имеющим 4 стороны и 4 угла. [21]
В свою очередь, все нечётные числа в религии многих народов имели прямое отношение к Небу. Из них особенно выделяется число 3 (христианская троица, тримурти индуизма и др.). Заметим, что оленные камни разделены гривной и поясом на три зоны, а в верхней лицевой части обязательно присутствуют три параллельные линии.
Однако числовая символика, несомненно имевшая место при сооружении раннескифских культовых центров, требует специального исследования, которое возможно лишь при наличии большого фактического материала.
Особое внимание, как нам кажется, следует обратить на символику форм культовых сооружений. Мы знаем, что Небоуе [так в тексте; м.б., надо: «Небо уже»?] в древнем Китае ассоциировалось с кругом, поэтому алтарь жертвоприношений Небу имел форму круга и сооружался на юге. Земля же представлялась древним в форме квадрата, поэтому такую же форму имел алтарь жертвоприношений Земле, и сооружался он всегда на севере. [22] Возможно, что и в формах насыпи, ограды керексуров, каменных кольцах и оградках у оленных камней заложен тот же смысл, выражающий конкретный объект поклонения.
Ещё одним свидетельством культового назначения оленных камней может, вероятно, послужить определённое сходство символических изображений на них с архаичными рисунками древнекитайской церемониальной одежды, применявшейся для жертвоприношений. [23] На ней длительное время канонизировалось расположение 12 (число Неба) различных священных символов. Более половины их воспроизводится на одежде в том же порядке, что и на некоторых центральноазиатских оленных камнях. Такими общими символами можно назвать Солнце и Луну, созвездие Орион, пояс (горы — шань), хищника (дракон), топор или секиру, крестообразный знак (знак правосудия). Внешне сходны и другие, редко встречаемые символы: изображение птиц на отдельных камнях Монголии [24] (фазан на церемониальном костюме); ямки — чашевидные углубления на оленных камнях (зёрна на китайских костюмах), часто
(88/89)
входящие и в состав петроглифов Саяно-Алтая; [25] рисунок огня на костюмах и обязательное наличие огня в ритуале у оленных камней.
Схематизм и условность многих изображений на восточноалтайских оленных камнях, очевидно, вполне удовлетворяли магическим потребностям раннескифского общества. И это вполне объяснимо, так как ещё в эпоху бронзы на обширной территории Евразийского материка проявляются тенденции к выражению любого образа при помощи простых знаков или символов. Поэтому вертикально установленный камень уже сам по себе мог означать фигуру человека. А почитание камней у многих народов часто связано с представлениями о вселении в них душ умерших людей. Такие неоформленные камни-стелы, внешне нередко напоминающие человеческую фигуру, до сих пор возвышаются во всех древних святилищах Центральной Азии, которые, как мы уже отмечали, наполовину состоят из могильников разных эпох.
Некоторые археологи прямо связывают оленные камни с плиточными могилами, [26] однако неизвестными в Горном Алтае и Туве. Оленные камни, установленные на могилах, очевидно, встречаются только в восточных районах Монголии и Забайкалья. До недавнего времени о первоначальных местах установки оленных камней можно было только предполагать, по давно уже было замечено, что они иногда группируются в сложные ритуальные комплексы. [27] И только после открытия комплексов оленных камней в Ушкийн-Увэре (Монголия) и на р. Юстыд (Восточный Алтай) стал известен один из древнейших способов установки и расположения оленных камней в специальные ритуальные ряды, окружённые кольцевидными выкладками. При этом Юстыдский комплекс отличается компактностью, чёткостью меридионального построения ряда оленных камней и кольцевидных выкладок. Ряд Юстыдского комплекса насчитывает около 30 оленных камней, которые сопровождают более 100 каменных кольцевидных выкладок. Если разделить число кольцевидных выкладок на число камней, то каждому оленному камню будут соответствовать три — четыре каменных кольца. При этом нетрудно установить определённое сходство плана расположения ряда камней Юстыдского комплекса с расположением любого могильника ранних кочевников на р. Юстыд. Курганы в могильниках, как и оленные камни комплекса, помещены в чёткие ряды, которые строго выдерживают направление с севера на юг. Причём каждому
(89/90)
кургану также соответствуют три — четыре каменных кольца, устроенных с запада в параллельные ряды, на некотором расстоянии от могильника. В редких случаях у восточной стороны таких (обычно восьмикаменных) колец поставлен небольшой оленный камень, валун или плита. Исследование кольцевидных каменных выкладок у оленных камней и у курганов даёт один и тот же результат: следы кострищ и остатки костей жертвенных животных. Несомненно, что в них совершался сходный ритуал, который можно назвать поминальным. Эти и другие появившиеся факты имеют важное значение как дополнительный источник для объяснения семантики оленных камней и выявления их генетической связи с более поздними памятниками ритуального характера: рядами поминальных таштыкских стел в Хакасско-Минусинской котловине [28] и многочисленными рядами поминальных оградок с древнетюркскими изваяниями, распространенными на той же территории, что и оленные камни. Заметим, что оленные камни, как и поздние поминальные памятники, установлены не прямо на могилах, а в отдельных культовых комплексах, в некотором отдалении от погребальных сооружений. Совпадают меридиональное расположение рядов и восточная ориентировка оленных камней, таштыкских поминальных стел и древнетюркских изваяний. Оленные камни Юстыдского комплекса являются связующими аналогичные памятники Северо-Западной Монголии с более поздними поминальными рядами таштыкских стел Хакасско-Минусинской котловины. Последние памятники по сравнению с оленными камнями изучены достаточно полно, а, самое главное, определено их назначение как жертвенно-поминальных, поставленных в честь конкретных умерших людей. Поэтому семантика этих памятников в значительной степени равнозначна семантике оленных камней.
[1] Мещанинов И.И. Каменные статуи рыб — вишапы на Кавказе и Северной Монголии. — «Записки коллегии востоковедов», Л., 1925, т. I, с. 407-408.
[2] Маннай-оол М.X. Оленные камни Тувы. — «Учён. зап. ТНИИЯЛИ», Кызыл, 1968, вып. XIII, с. 145-146.
[3] Вайнштейн С.И. История народного искусства Тувы. М., 1974, с. 32.
[5] Вайнштейн С.И. Указ.соч., с. 31.
[11] Но следует сказать, что точно таким же техническим приёмом выполнено древнетюркское изваяние из Деспена в Туве (См.: Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии. — МИА,
(85/86)
1952, т. 1. вып. 24. с. 80) и детали лица одного из изваяний, открытых недавно в Азербайджане. Фон вокруг носа этого изваяния углублён тем же способом, что и на личине Чуйского камня, и имеет аналогичную V-образную форму. Интересно и то, что изваяние, как и многие оленные камни, разделено двумя поперечными глубокими желобками (гривна и пояс?). К сожалению, авторы ничего не говорят о датировке и культурной принадлежности новых изваяний. См.: Ваидов Р.М. и др. Новые находки каменных баб в Азербайджане. — АО 1973 г. М., 1974. с. 446-447.
[13] Кузьмина Е.Е. Распространение коневодства и культа коня у ираноязычных племён Средней Азии и других народов Старого Света. — В кн.: Средняя Азия в древности и средневековье. М., 1977, с. 42.
[15] Чеpеф М.Я. Два новых рельефа сарматского круга. — СА, 1975, №1, с. 262.
[16] Сатлаев Ф. Кумандинцы. Горно-Алтайск, 1964. с. 161-162.
[18] Золотарёв А.М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964, с. 264-265.
[19] Максименков Г.А. Погребальные памятники эпохи бронзы Минусинской котловины — источник изучения семейных и общественных отношений. — В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 10-12.
[20] Максименков Г.А. Указ.соч., с. 13.
|