Н.Л. Членова
Об оленных камнях Монголии и Сибири.
Так называемые «оленные камни» — хорошо известные памятники, распространённые на территории Монгольской Народной Республики, Забайкалья и Тувинской АССР. Это четырёхгранные или округлые, хорошо обтёсанные каменные столбы или плиты, на которых выбиты изображения различных животных (чаще всего оленей, отсюда и их название), древнего оружия и некоторых других предметов. Об оленных камнях, их распространении и датировке существует большая литература. [1] К настоящему времени твёрдо установлено, что они относятся к скифскому времени и связаны с культурой «плиточных могил» Монголии и Забайкалья: в некоторых случаях они стоят как угловые камни могильных оград, и, кроме того, изображённые на них предметы находят в плиточных могилах. [2]
В настоящей статье речь будет идти о связи этих памятников с памятниками культур «скифского круга» на территории степей Евразии. Прежде всего, о самих изображениях оленей. Обычно олени изображены на боковых гранях камней, в позе «с подогнутыми ногами» (реже — стоящие), один под другим. Обычно оленей с подогнутыми ногами на монгольских и забайкальских оленных камнях сравнивают с известными тагарскими и скифскими бронзовыми и золотыми бляшками, где олень изображён в той же позе. Это служило одним из аргументов для датировки оленных камней скифским временем. Произведённая автором настоящей статьи классификация изображений оленя в скифскую эпоху на территории Евразии [3] позволяет указать конкретные вещи, с которыми олени оленных камней находят наибольшее сходство. Отличительные особенности большинства фигур оленей с оленных камней Монголии и южных районов Тувы — это сильно вытянутые клювообразные морды с раскрытыми губами; две ветви рогов, закинутых на спину и расположенных одна над другой (в чём сказывается отступление от строго профильного изображения животного), и, соответственно, два передних отростка надо лбом; чрезмерно длинные шея и передняя часть туловища; слишком близко посаженные друг к другу передние и задние ноги, они обычно непропорционально малы и тонки, иногда даются только их верхние части, как бы обрубленные. В тех же случаях, когда ноги изображены целиком, они подогнуты так, что перед-
(27/28)
няя положена выше задней, но не прижата к ней вплотную: между ними остаётся свободный промежуток (рис. 5–1, 2).
Все эти особенности резко отличают изображения на оленных камнях от тагарских бронзовых бляшек Минусинской котловины в течение всего периода их бытования (V-III вв. до н.э.). На тагарских бронзовых бляшках, и ранних и поздних, никогда не изображаются ни два передних отростка, ни две ветви рогов: фигуры строго профильны. Сами рога изображаются по-иному: на более ранних в виде слившихся S-видных петель (рис. 5–11), на более поздних — в виде горизонтального стержня с насаженными на него вертикальными отростками («гребенчатые рога» — рис. 5–12). То же самое относится и к рогам оленя на скифских изображениях в Причерноморье, отличающихся от тагарских линий незначительными деталями; но на ранних скифских бляшках иногда показаны два передних отростка, закрученных колечками (рис. 5–7). Олени минусинских и скифских изображений гораздо более пропорциональны, у них никогда не бывает такой длинной шеи и передней части туловища и таких вытянутых клювообразных морд с раскрытыми губами. Лишь на некоторых минусинских бляшках рот трактован в виде длинной бороздки (рис. 5–13, 14), и, может быть, такое изображение рта послужило прототипом «клювообразных морд» (рис. 5–1, 2). Однако это возможно лишь при том условии, если такая трактовка нашлась бы на изображениях оленей какой-то другой территории. Фигуры на оленных камнях Монголии не могут быть выведены непосредственно из тагарских и наоборот. Наконец, ноги тагарских оленей обычно образуют одну линию (рис. 5–12). Такое положение ног на монгольских оленных камнях и на тагарских бляшках встречается редко; и никогда на тагарских бляшках не даются только верхние, «обрубленные» части ног. Все сказанное в равной мере относится и к скифским изображениям оленей в Причерноморье, только там положение ног, свойственное изображениям оленей в Монголии, встречается чаще. Типично же положение ног, при котором передняя положена поверх задней, но вплотную прижата к ней (рис. 5–7).
Гораздо больше сходства между оленями на оленных камнях Монголии и на изображениях из Казахстана и Средней Азии. Так, на золотых изображениях оленей из Чиликты (южнее озера Зайсан, VI в. до н.э.) рога не S-видные, а более близкие к натуре и более напоминают рога на монгольских оленных камнях (рис. 5–9). [4] Но ещё ближе к ним наскальные рисунки из урочища Тамгалы в 160 км к северо-западу от г. Алма-Ата (рис. 5–3). [5] Здесь один под другим даны три оленя; у них подогнутые ноги, по две ветви рогов (одна поверх другой), чрезмерно длинная шея, горб, выступающий углом, и вогнутая спина. Напоминают монгольские оленные камни и наскальные рисунки в Сурат-таш в горах Айрымач-тау, в 40 км к северу от г. Ош (Фергана). [6] Здесь рога оленя (с подогнутыми йогами) более геометризованы, но также показаны обе ветви, одна поверх другой, и также чрезмерно длинные шея и передняя часть туловища. Наскальные изображения в других районах, известные в достаточно большом числе, такого сходства с монгольскими оленными камнями не дают. В этом нет, по-видимому, ничего удивительного. Предметы скифского времени (оружие, конский убор, украшения) из Монголии и Ордоса, известные по случайным находкам, но датирующиеся очень точными аналогиями с соседних территорий, находят большое сходство с предметами из Тувы, Алтая, Казахстана (тогда как у предметов из других районов — Минусинская котловина, Прибайкалье и др. — такого сходства с монгольскими
(28/29)
Рис. 5. Сравнительная таблица изображений оленей.
1 — Забайкалье, р. Иволга (по А.П. Окладникову); 2 — Тува, устье р. Тарлык (по В.В. Радлову); 3 — Казахстан, Тамгалы (по А.Г. Максимовой); 4 — Сев. Кавказ, Кобань (по П.С. Уваровой); 5 — Сев. Кавказ. Лизгор (по Е.П. Алексеевой); 6 — Сев. Кавказ, В. Рухта [Рутха] (по Е.П. Алексеевой); 7 — Причерноморье, ранний тип (VI в. до н.э.), Киевская обл., с. Синявка (по A.А. Бобринскому); 8 — Причерноморье, более поздний тип (V в. до н.э.), Киевская обл., Галущино (по А.А. Бобринскому); 9 — Вост. Казахстан, Чиликты (раскопки С.С. Черникова, 1960); 10 — Ордос (по А. Сальмони); 11 — Минусинская котловина, ранний тип (V в. до. н.э.). Малая Иня (раскопки А.В. Адрианова, 1896, ГИМ, №40210); 12 — Минусинская котловина; поздний тип (IV в. до н.э.), AM; 13 — Минусинская котловина, редкий ранний тип (Гос.Эрмитаж, №3975/305); 14 — Минусинская котловина, редкий поздний тип (ММ, №9125), B. Суэтук. Масштабы изображений разные.
(29/30)
нет). Вероятно, в круг этих сходных явлений входят и оленные камни. К западу от Монголии и Тувы они известны лишь на Алтае; [7] в Казахстане мы знаем только писаницы с аналогичными изображениями. Но в самой Монголии олени совершенно того же типа, как на оленных камнях, есть и на писаницах (например, на скалах у р. Убур-Таргатиг). [8]
Далее на запад сходные с рассматриваемыми монгольскими изображения оленей известны в позднекобанской культуре на Северном Кавказе (бронзовые бляшки). Среди всех изображений «скифских» оленей, распространённых на громадной территории от Венгрии до Ордоса, кобанские бронзовые бляшки ближе всего стоят к изображениям оленей на монгольских и тувинских оленных камнях. На бляшках также обычно даются чрезмерно вытянутые клювообразные морды (рис. 5–5), [9] ноги иногда как бы обрублены; [10] иногда показаны две ветви рогов, одна поверх другой (рис. 5–6); наконец, обычная поза кобанских оленей — с повёрнутой назад головой. В этой же позе, с вытянутой клювообразной мордой иногда помещали оленей и на оленных камнях (например, маленький боковой рисунок на известном камне с р. Иволги из Забайкалья — рис. 5–1). [11] Мне неизвестно только, чтобы на оленных камнях рога были бы лежащими по обе стороны головы, что обычно для кобанских бляшек. Но и без этого сходство значительно.
Расстояние между Монголией и Северным Кавказом, конечно, очень велико. Однако, если учесть, что изображения из Казахстана и Ферганы, о которых мы говорили выше, находятся примерно на середине расстояния между Монголией и Кавказом, то предположение о связях между этими двумя областями не кажется таким уж невероятным. По-видимому, изображения оленей такого рода, как на монгольских оленных камнях, представляют собой не локальную, а стилистическую особенность; они были распространены на достаточно широкой территории, хотя и меньшей, чем общая область распространения изображений «скифских» оленей. Наряду с оленями типа кобанских или монгольских на этой территории существовали и изображения оленей, стилизованные в обычной «скифской» манере. Они известны в Казахстане (уже упоминавшиеся золотые бляшки из ур. Чиликты, Бобровое), [12] в Кобани (В. Рухта [Рутха], [13] рис. 5–6), и есть все основания думать, что они были и в Монголии, поскольку в большом количестве найдены даже восточнее в Ордосе (из этого района мне известно 33 оленя, рис. 5–10). В обоих случаях — это благородный олень, только по-разному стилизованный.
Среди всех интересующих нас памятников скифского времени неизвестно ни одного северного оленя. [14]
Каково было назначенце оленных камней? Можно сказать с уверенностью, что они изображали, по крайней мере первоначально, человеческую фигуру. В этом убеждает рассмотрение северотувинских оленных камней. Многие из них, например в Туране, [15] в пос. Суш Пий-Хемского района [16] (рис. 6–2) ясно разделены на три зоны: верхняя — голова,
(30/31)
Рис. 6. Оленные камни Тувы и Монголии
и надгробные памятники скифского времени из других районов:
1, 2 — оленные камни I типа, Сев. Тува (1 — Туран, Уюк. По Я. Аппельгрен-Кивало; 2 — Суш, Пий-Хемский район, по рисунку С.И. Вайнштейна); 3 — камень с пояском, Монголия, Угей-нор (по В.В. Радлову); 4 — развёртка пояса с оленного камня (по В.В. Радлову); 5 — Прикамье, Ананьино (по А.В. Збруевой); 6 — Причерноморье, Жданов (по А.И. Мелюковой); 7 — Причерноморье, Терновка, устье Ингула (по Н.Г. Елагиной); 8 — Забайкалье, боковая сторона Иволгинского камня (по А.П. Окладникову); 9 — Тува, Самагалтай (по Л.А. Евтюховой и С.В. Киселёву); 10 — Монголия, Цецерлинг (по В.В. Радлову) (8, 9, 10 — оленные камни II типа). Масштабы изображений разные.
(31/32)
а две нижних — туловище. И на тувинских, и на многих монгольских камнях отчётливо дан пояс и привешенное к нему различное оружие: кинжалы, луки, боевые топоры и бронзовый предмет, изогнутый в виде коромысла, к которому, очевидно, ещё что-то подвешивалось. Подобный же предмет найден Г.П. Сосновским в плиточной могиле №68 у горы Тапхар в Забайкалье. [17]
На «шее» изваяния, найденного в Туране, — биконические бусы, на других изваяниях они часто обозначены круглыми ямками, а иногда бывает поясок — возможно, гривна. На месте ушей изваяний из Турана, Суши и иногда других мест помещали серьги в виде кольца с подвешенным к нему шариком. Этот предмет на Иволгинском камне А.П. Окладников трактует как бронзовое зеркало с ручкой; мне кажется, естественнее и здесь видеть серьгу. Такие золотые серьги в виде колечек с привеской известны в Туве в погребениях V-IV вв. до н.э., [18] а также на Алтае и в Казахстане. [19]
Рук и ног у изваяний нет. Лица также нет, но на камне у пос. Суш на одной из граней в верхней части изображения рогатая личина (рис. 6–2). Фигуры оленей и других животных на камнях туранского и сушинского типа могут быть поняты как бляшки, нашитые на одежду, или вышивка. Во втором Пазырыкском кургане на Алтае найден кафтан, на боках которого вышиты оленьи головы. [20] Фигуры оленей на северотувинских камнях часто отличаются от обычных монгольских и несут черты, сближающие их с тагарскими бляшками позднего типа (горбоносые «лосеобразные» морды, гребенчатые рога, подогнутые ноги иногда образуют одну линию, а иногда ноги не подогнуты). Но в том же районе есть и фигуры оленей монгольского типа (Уюк, устье Тарлыка). [21]
Большинство оленных камней Южной Тувы и Монголии другого типа, и в них не так отчётливо можно видеть человеческую фигуру. Изображения оленей и оружия нанесены там не на строго определённых местах, а вперемежку; сами камни не всегда имеют форму четырёхгранных столбов, более или менее квадратных в сечении, а иногда бывают в виде плоских плит (рис. 6–8-10). Можно предполагать, что эти столбы более поздние по отношению к столбам туранского или сушинского типа, и первоначальная идея — изобразить человеческую фигуру — здесь уже забыта. Всё же большой разницы в возрасте этих двух типов оленных камней быть не может: оба они относятся к скифской эпохе. Вероятно, забвение первоначальной идеи определяется не временем, а пространством — столбы, изображающие человеческую фигуру, встречены в основном в северной Туве.
Однако назначение их, по-видимому, везде одно и то же. Большинство известных нам оленных камней найдено не на первоначальных местах. Но во многих случаях, когда они сохранили своё начальное положение, они стоят у плиточных могил в Забайкалье, [22] у курганов скифского времени в Туве (например, упомянутый камень у пос. Суш), у различных погребальных сооружений Монголии — оградок, каменных площадок или
(32/33)
вблизи могильников. [23] Вероятнее всего, это надгробные памятники людям, которые, может быть, были вождями. Аналогии широко известны и для более позднего времени (тюрки, половцы), и для скифского.
В Причерноморье к настоящему времени известно 13 каменных изваяний, датируемых скифским временем. Это фигуры вооружённых воинов. Они также имеют вид довольно грубо обработанных четырёхгранных столбов, но на них выделены голова, лицо (иногда даже с усами) и руки; ног также нет. Наиболее тщательно моделированы пояса и подвешенные к ним предметы вооружения — акинаки, боевые секиры, луки в горитах, как и на оленных камнях; иногда даны и ритоны. Но, в отличие от оленных камней, на них нет оленей и других животных.
Большинство изваяний перемещено, но о некоторых известно, что они стояли на курганах скифского времени. [24] Большинство исследователей считает их надгробными памятниками, изображающими царя. [25] Есть мнение, что это фигуры бога войны — Ареса. [26] Мне первое предположение кажется более вероятным. Датируются причерноморские изваяния V-III вв. до н.э. [27] Надо сказать, что и северотувинские оленные камни, которые датируются наиболее надёжно, относятся ко времени не ранее V в. до н.э. [28]
Мне кажется вполне правомерным сопоставлять оленные камни Тувы и Монголии со скифскими антропоморфными статуями и считать существование таких памятников на Западе и Востоке явлением того же порядка, как и существование в тех же областях очень сходных форм оружия, конского убора и предметов, выполненных в «зверином стиле». Почему подобные статуи не найдены в других областях «скифского мира» — в Средней Азии, Казахстане, Киргизии и т.д. — пока ответить трудно. Может быть, это объясняется просто недостаточной изученностью этих районов. Ведь и о конском уборе в «зверином стиле» на этих территориях мы знаем пока очень мало. Но о том, что подобные надгробные памятники можно ожидать встретить и в других районах «скифского мира», свидетельствует находка плиты с изображением воина в Ананьинском могильнике (рис. 6–5). [29] У воина также есть пояс, к которому привешены справа боевой чекан и акинак, слева — какой-то мешочек. На шее воина — гривна. Набор предметов, как видим, тот же, что и у каменных изваяний Причерноморья и оленных камней Тувы.
Из всех областей «скифского мира» только о Минусинской котловине можно сказать с некоторой уверенностью, что там такие памятники не были распространены, так как там сохранилось очень большое количество «каменных баб» бронзового века, есть тюркские, но ни у одного тагарского кургана не стояло изображение вооружённого воина типа
(33/34)
причерноморских фигур или оленных камней. Единственно, что можно назвать в этой связи, — это два изваяния в виде четырёхгранных столбов с грубыми изображениями людей, известные нам по весьма неточным рисункам Г. Спасского и И. Аспелина и происходившие с верховьев р. Абакана (в настоящее время утрачены). [30] Всё же по рисункам можно составить о них какое-то представление. На обоих камнях на одной грани изображён человек, а на двух других — различные предметы: на изваянии Кижи-таш на одной из боковых граней на уровне пояса высечен лук в налучье (что, как мы видели, типично для изваяний скифского времени), [31] а ниже — всадник с копьём или флагом в руках. На изваянии Улу-Кыс-таш на одной из боковых граней помещены идущие друг за другом животные, высеченные не параллельно, а перпендикулярно к земле, что часто встречается на оленных камнях. [32]
М.П. Грязнов уже отмечал, что техника изображения этих двух изваяний близка технике оленных камней, но там углублён рисунок, а здесь — фон. [33] Таким образом, некоторые черты этих изваяний как будто сближают их со скифскими памятниками и оленными камнями, но, конечно, по столь неотчётливым воспроизведениям, при отсутствии других подобных памятников из этого района датировка их затруднительна. М.П. Грязнов датирует их предположительно временем «около нашей эры или несколько позднее» и считает ранними формами каменных баб тюркского типа. [34] Весьма возможно, что они позднее оленных камней, хотя и унаследовали какие-то черты, свойственные северотувинским оленным камням.
Минусинская котловина в тагарскую эпоху не входила в ту область, которая охватывала Монголию, Туву, Киргизию и Казахстан (что прослеживается по археологическому и антропологическому материалу), и отсутствие здесь оленных камней или других подобных памятников вполне может объясняться этим.
Но почему же всё-таки статуи воинов в Туве и Монголии покрыты изображениями оленей, столь многочисленными, что местные жители назвали эти памятники «оленными камнями»? В работе о классификации изображений оленя я сопоставляла их широкое распространение в скифское время с самоназванием скифов — «сака», что, как показал В.И. Абаев, означает «олень». [35] Нашивные бляшки в виде оленя с подогнутыми ногами представляются мне амулетами, восходящими к первоначальному тотему какого-то скифского рода, тотему, который к рассматриваемой эпохе мог перерасти в общеплеменное или даже межплеменное божество. Широкое распространение изображений оленя в какой-нибудь из областей «скифского мира» указывает, как мне кажется, не только на культурное влияние, но и на проникновение в эту область саков или родственных им племён. Исходя из этого, можно трактовать оленные камни Тувы и Монголии как надгробные памятники воинам-вождям проникших в эти страны сакских или родственных им племён, одежда которых украшена бляхами или вышивкой, изображающими предка-тотема. Может быть, в данном случае этническую принадлежность людей, попавших в инородную среду, требовалось особо подчеркнуть, и поэтому фигуры оленей непропорционально велики, гораздо крупнее оружия, показанного на тех же памятниках. Число этих пришельцев могло быть не так уж велико, и в даль-
(34/35)
нейшем они могли раствориться в среде местного населения; мог меняться их физический тип, могло забываться, как делались первоначально надгробные памятники, но сохранялась самая идея установления надгробного памятника воину, где изображено его оружие и подчёркнуто его происхождение из сакской или родственной ей среды. Так могут объясняться оленные камни «второго типа», уже утратившие сходство с человеческой фигурой.
Интересно заметить здесь, что у саков Киргизии и Восточного Казахстана наблюдается отчётливая монголоидная примесь; то же самое и в Туве — там, где распространены оленные камни «первого типа». Таким образом, население Тувы, Восточного Казахстана и Киргизии в эту эпоху было довольно однородно в антропологическом отношении. [36] Физический тип людей, похороненных в плиточных могилах Забайкалья, отличается значительно большей монголоидностью. Правда, число черепов из плиточных могил Забайкалья очень невелико. О типе населения Монголии этого периода ничего сказать нельзя ввиду отсутствия материала из плиточных могил.
Всё же интересно было бы сравнить тип людей из плиточных могил, возле которых стояли оленные камни, с типом людей из обычных плиточных могил, без оленных камней. Если бы в первом случае погребённые оказались более европеоидными по сравнению с основным типом населения, оставившего плиточные могилы, это было бы серьёзным аргументом в пользу публикуемой интерпретации оленных камней.
[3] Н.Л. Членова. Скифский олень. Доклад на секторе неолита и бронзы Института археологии АН СССР в январе 1961 г. [см. статью]
[4] Раскопки С.С. Черникова, 1960, курган №5.
[5] А.Г. Максимова. Наскальные изображения ущелья Тамгалы. Вестник АН Казахской ССР, Алма-Ата, 1958, №9, стр. 108-110 и рис. 24. См. также «Археологическая карта Казахстана»; реестр, Алма-Ата, 1960, табл. VIII, рис. 76.
[6] Фотография любезно показана мне Т.Г. Оболдуевой.
[7] Чуйский тракт. М. Швецова. Алтайские калмыки, ЗСО РГО, т. XXII, Омск, 1898, стр. 4, рис. 4, 5.
[9] П.С. Уварова. Могильники Северного Кавказа. МАК, VIII. М., 1900, табл. XVIII-4.
[10] Е.П. Алексеева. Позднекобанская культура Северного Кавказа. Уч.зап. ЛГУ, серия истор. наук, вып. 13. Л., 1949, табл. VII-4.
[11] А.П. Окладников. Указ.соч., стр. 212, рис. 3-а.
[12] Раскопки Ф.X. Арслановой, 1960.
[13] Е.П. Алексеева. Указ.соч., табл. VII-6.
[14] Определение д-ра биол. наук В.И. Цалкина.
[15] Appelgren-Kivalo. Op.cit., Abb. 33, 1 a, b.
[16] С.И. Вaйнштейн. Некоторые итоги работ археологической экспедиции Тувинского НИИЯЛИ в 1956-1957 гг., Уч.зап. Тувинск. НИИЯЛИ, т. V. Кызыл. 1958, табл. IV-83.
[18] Туран, кург. 32 (126). Раскопки С.А. Теплоухова, 1929. Гос.Эрмитаж (по рис. В.Н. Полторацкой); Озен-Ала-Белиг, кург. 14 (С.И. Вайнштейн и В.П. Дьяконова. Уникальные находки из раскопок древних курганов Тувы. Уч.зап. Тувинского НИИЯЛИ, т. VIII, Кызыл, 1960, стр. 193, табл. 1–4, 5).
[19] Быстрянское, кург. 8. раскопки С.М. Сергеева, 1930; С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. МИА №9, 1949, стр. 181; Г.Г. Бабанская. Берккаринский могильник. Тр. Ин-та Историч. археолог. и этнографии АН Каз.ССР, т. 1, Алма-Ата, 1956, стр. 203, табл. VII — 2, 4, 10; с. Славянка, Кула-Журга, «Археологическая карта Казахстана», Алма-Ата, 1960, реестр, табл. IX (окончание), 238, 241, 242 и др.
[20] С.И. Руденко. Горноалтайские находки и скифы. М., 1952, стр. 94, рис. 37.
[23] А. Позднеев. Монголия и монголы, т. I. Дневник и маршрут 1892 г. СПб., 1896, стр. 219, 220, 228-231.
[24] Н.Г. Елагина. Скифские антропоморфные стелы николаевского музея. СА, №2, 1959, стр. 187.
[25] T. Passek et В. Latynin, Sur la question des Kamenye baby. ESA, 1929, IV, p. 299-300; Б.M. Граків. Скіфи. Київ, 1947, стр. 83; Н.Г. Елагина. Указ. соч., стр. 195.
[27] Там же; Н.Г. Елагина. Указ.соч., стр. 192-193.
[28] Основания для датировки следующие: пока ни один из раскопанных в Туве курганов «скифского времени» не дал материала раньше V в. до н.э., а с этими курганами и связаны оленные камни; изображённые на камне в Туране олени по некоторым особенностям — горбатые «лосеооразные» морды, гребенчатые рога (см. H. Appelgren-Kivalo. Op.cit., Abb. 331) — близки минусинской разновидности изображений оленей, а «скифские олени» появляются в Минусинской котловине не ранее V в. до н.э. Наконец, серьги с подвесками (тот же камень) найдены в памятниках не ранее V в. до н. э. (см. сноску 18).
[31] Ни на одном тюркском изваянии мне не известны изображения лука.
[32] Тува; пос. Суш (рис. 6–2); Аршан на Уюке (Н. Appelgren-Kivalo, Op.cit., Abb. 329); Уюк, устье р. Тарлыка (В.В. Радлов. Атлас древностей Монголии, вып. III, 1896, табл. XCVI-4).
[33] М.П. Грязнов. Указ.соч., стр. 147.
[34] Там же, стр. 148.
[36] Г.Ф. Дебец. Палеоантропология СССР. Тр. ИЭ, 1948, т. IV, стр. 137, 145; В.В. Гинзбург. Древнее население Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая по антропологическим данным. Тр.ИЭ, 1954, т. XX; его же. Древнее население Восточных и Центральных районов Казахской ССР по антропологическим данным. Тр.ИЭ, 1956, т. XXIII, стр. 245, 264; В.П. Алексеев. Очерк палеоантропологии Тувинской авт. обл. Тр.ИЭ, 1956, т. XXIII, стр. 378-383.
|