А.А. Гаврилова

Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён.

// М.-Л., 1965. 145 с.

Часть вторая. Периодизация позднекочевнических могил Алтая

Глава 5. Типы могил.

[ Введение. — 50 ]

1. Одинцовский тип. — 52

2. Берельский тип. — 54

3. Кудыргинский тип. — 58

4. Катандинский тип. — 61

5. Сросткинский тип. — 66

6. Часовенногорский тип. — 73

4. Катандинский тип

Катандинский тип (табл. XXXI, 39-61) представлен на Алтае следующими курганами: Катанда II, кург. 1, 1865 г. кург. 5, 1954 г.; Шибе, малые кург. 2 и и 5; Курай II, кург. 3; Курай III, кург. 1; Курай IV, кург. 1, 3; Курай V, кург. 1; Курай VI, кург. 1; Туэкта, кург. 3, 4, 1935 г., кург. 2, 7, 9, 1937 г. Яконур, кург. 1, могилы E-G.

Публикуем здесь один из алтайских курганов этого типа, о котором ранее были даны лишь краткие сведения (Гаврилова, 1957, стр. 251).

Катанда II, кург. 5, 1954 г. Каменная насыпь диаметром 9 м с севера на юг и 8 м с запада на восток, высотой около 50 см от поверхности. В могиле глубиной 1.20 м скелет женщины старше 60 лет (определила Б.В. Фирштейн), на спине, головой на ССВ и на ступеньку выше, слева, скелет коня, на левом боку, головой на ЮЮЗ (рис. 7, А). У черепа остатки мужского пояса: бронзовые — бляшки-оправы для подвесных ремешков, пара больших и одна меньшая, с металлической подкладкой (рис. 7, 1-2), пряжка с железным язычком (рис. 7, 3). По бокам черепа пара латунных серёг (рис. 7, 4, 5). Под левой голенью обломок зеркала бронзового, очень тонкого (0.6 мм) с циркульным орнаментом (рис. 7, 6). У передних ног коня остатки седла: роговые седельные накладки с орнаментом и сегментовидный в разрезе кант (рис. 8, 1-3); роговые застёжки от пут (рис. 8, 4, 5); 2 железные подпружные пряжки, язычок второй не сохранился (рис. 8, 6, 7); пара стремян с петлями разной формы (рис. 8, 8, 9) и около седла кости ноги барана, под ними кружок с отверстием из черепка, видимо застёжка от сумки, где лежала баранина, притороченная к седлу (рис. 7, 7). В челюстях коня железные удила с роговыми псалиями с железными скобами (рис. 8, 10).

Перед нами ранняя могила катандинского типа, с элементами, близкими к кудыргинским: роговой кант, стремена с петлями разной формы на одном седле, однокольчатые удила. Новое — псалии в виде роговых стержней, прямых, коротких, с железными скобами, такие же, как в могиле катандинского типа в Туве (Грач, 1960б, рис. 95) и в Пенджикенте; последние с более поздними удилами, двукольчатыми (Беленицкий, 1958, рис. 37, 4). Типичен для катандинских могил и пояс с шарнирной пряжкой и бляхами-оправами, как на поясах из Курая и Туэкты (Евтюхова и Киселёв, 1941, табл. III). Находка такой же шарнирной пряжки, вместе с бляхами-оправами в Архиерейской заимке, близ Томска (Спицын, 1899, табл. III, 23), в одной могиле с монетами 621-907 гг. не противоречит предполагаемой ранней дате подобных могил, так как эти монеты, как указано выше, начали курсировать с VII в. [17]

(63/64)

Отражены в описанных вещах и широкие культурные связи. Так, наиболее близкий орнамент роговых седельных накладок, берущий начало от изображения виноградной лозы, принявшей вид извилистого стебля, мы находим на золотой облицовке седельной луки из Перещепинского клада (Бобринский, 1914, табл. XIV), датированного монетами с 602 по 668 г., подвешенными к ожерелью (там же, стр. 117). Широкое распространение имели и серьги с полым шариком на шпеньке вверху и с раструбом на стержне внизу (рис. 7, 1, 2). Точно такие же серьги найдены на Алтае — Курай VI, кург. 1 (Евтюхова и Киселёв, 1941, рис. 23), в Туве — Ак-Туруг А, кург. 5 (Вайнштейн, 1958, табл. IV, 135) и в ранней салтовской могиле (Мерперт, 1951, рис. 2,94). Описанные серьги позволяют отнести к катандинскому типу могил, современному ранним салтовцам, все могилы, где найдены эти серьги, в том числе Курай VI, кург. 1. Отнесение последнего кургана к IX-X вв., упомянутое выше, нашими новыми находками не подтвердилось.

Кроме указанного типа удил, однокольчатых со стержневыми псалиями со скобой (Катанда II, кург. 5, 1954 г.; Шибе, мал. кург. 5), для катандинских могил характерны однокольчатые удила с кольчатыми псалиями (Курай VI, кург. 1; Катанда II, кург. 1, 1865 г.) и двукольчатые удила со стержневыми псалиями со скобой, или пластинчатыми петлями, иногда сохранившимися без стержней (Курай II, кург. 3; Курай III, кург. 1; Курай IV, кург. 1, 3; Туэкта, кург. 4, «тайник», 1935 г., и кург. 2, 1937 г.). Стремена с петлеобразным ушком и с прямоугольной петлёй на шейке близки к кудыргинским. Стремя с двумя отверстиями вместо петли (Курай VI, кург. 1), не типичное, вероятно бытовало с починённой прямоугольной петлёй без шейки, привязанной через имеющиеся отверстия (Евтюхова и Киселёв, 1941, рис. 26). Нет основания считать это стремя поздним. Роговые подпружные пряжки из могил катандинского типа, по форме близкие к кудыргинским, имеющим округлую головку, отличаются массивностью (Шибе, мал. кург. 2; Курай IV, кург. 1; Курай V, кург. 1; Туэкта, кург. 9, 1937 г.). Характерны железные подпружные пряжки с язычком на вращающемся стержне (Евтюхова и Киселёв, 1941, рис. 46), найденные только в могилах катандинского типа (Катанда II, кург. 1, 1865 г.; Курай II, кург. 3; Курай IV, кург. 1; Курай VI, кург. 1; Туэкта, кург. 2, 1937 г.). Есть подобная пряжка и в Тюхтятском кладе (Киселёв, 1951, табл. LXIII, 1), но этот клад состоит, видимо, из вещей разновременных и не может служить основанием для заключения, что подобные пряжки бытовали позднее катандинского времени. Монеты из этого клада, относимые к IX в., после проверки их датировки оказались монетами той же широкой даты — 621-907 гг. и этот клад нуждается в специальном изучении для уточнения датировки входящих в его состав вещей.

О других характерных вещах могил катандинского типа — о поясах с бляхами-оправами мы уже говорили. Остаётся отметить сложные луки, имеющие только срединные накладки, без концевых, чем они и отличаются от кудыргинских, примыкая к более поздним, сросткинским, но катандинские более крупных размеров (Курай IV, кург. 1; Туэкта, кург. 3, 1935 г., и кург. 7, 1937 г.).

Вне Алтая курганы, близкие к катандинским, имеются на среднем Енисее: Таштык, седловина (Теплоухов, 1929, табл. II, 28, 31, 33, 35); Капчалы II, кург. 2 (Левашева, 1952, рис. 5, 3, 7-10, 18, 21, 22, 24, 25, 41), кург. 3 (там же, рис. 5, 27, 35, 46, 51, 53, 54), кург. И (там же, рис. 5, 1, 13, 31, 32, 37, 39, 44, 50), кург. 20 (там же, рис. 5, 26, 33, 43, 45); в Туве: Уюк, кург. 45 (ГЭ-4730); Ак-Туруг А, кург. 5; Кара-Чоога (Вайнштейн, 1958, табл. IV); серия курганов из Монгун-Тайги, из раскопок 1957 и 1958 гг. (MT-57-XXI, XXVI, XXXVI; MT-58-IV, V, VIII, X; Грач, 1960а, 1960б); в Средней Азии: Тамды, кург. 9 (Бернштам, 1952, стр. 291 и рис. 126); могила в Чуйской долине (Шер, 1961, рис. 2); в Забайкалье: Хойцегор (Талько-Гринцевич, 1900, табл. VI, VII); в Монголии: Наинте-Суме (Боровка, 1927, стр. 73 и табл. IV, V); Джаргаланты, кург. 2 (Евтюхова, 1957, рис. 2-10). И этот список не исчерпывающий. Не включены в это обозрение материалы из городищ, требующие

(64/65)

другой системы анализа. Но и приведённого достаточно, чтобы видеть еще более широкое распространение памятников, близких к катандинским.

В отличие от алтайских могил катандинского типа в подобных могилах в Туве имеются курганы-кенотафы, с заменой умершего, оставшегося, видимо, на поле боя, его подобием — «куклой» из набитой сеном ткани, одетой в его одежду (MT-58-IV и V). В могилах вне Алтая нет «тайников», характерных для алтайских могил катандинского типа, описанных ниже. В остальном и те и другие могилы однородны и по обряду погребения — с конём, и по изделиям. Имеется в одной из тувинских могил (MT-58-IV) монета Сюан-Цзюна (713-741 гг.), указывающая на сооружение поздних могил этого типа в VIII в. Отнесение подобных могил к IX в., таких как Катанда II, кург. 1, 1865 г., Наинте-Суме, Джаргаланты, кург. 2, основанное на очень далёких аналогиях, не подтверждается датирующимися вещами в самих курганах. Так, к VII в. была отнесена П. Мелиоранским орхонская надпись на серебряном сосуде из Катанды II, кург. 1, 1865 г. (Мелиоранский, 1902, стр. 020). К VII-VIII вв. отнесены шёлковые ткани: из того же кург. 1 могильника Катанда II, датированные В.К. Клейном (Захаров, 1926, стр. 102-104, табл. IV, низ), и из Наинте-Суме в Монголии (Боровка, 1927, рис. 7). Близки к ним по композиции узора и ткани из Джаргаланты, кург. 2 (Евтюхова, 1957, рис. 9, 10), и ткань, найденная на горе Муг (Бентович, 1958, рис. 7). Последняя и по технике переплетения близка к тканям VII-VIII вв. (Винокурова, 1957, стр. 30). Эта дата VII-VIII в. подтверждается и упомянутыми аналогиями из Пенджикента. В таком случае можно считать, что вещи катандинских типов появились с конца VII в., когда они вытеснили вещи типов кудыргинских и бытовали в течение VIII в., что совпадает по времени с периодом второго тюркского каганата (680-745 гг.). На Алтае в катандинское время отражены и традиции предшествующего периода, и традиции местных племён. Так, в украшении коней и погребённых сохранены традиции характерные для кудыргинцев: широко распространённые гладкие металлические украшения, преемственны и типы удил и стремян, а в обряде погребения — традиции берельских племён, не только с одним, но и с несколькими конями, с широтным положением могил, а если меридиональным, то с северной ориентировкой. Спорный вопрос, считать ли северную ориентировку более ранней (Кызласов) или более поздней, чем восточная (Грач), на имеющемся материале не решается: и в более ранний, и в более поздний периоды представлена северная ориентировка наряду с восточной, отражая, видимо, разные традиции — ранних кочевников (восточная) и хуннов (северная). Продолжение традиций племён берельских в обряде погребения подтверждает принадлежность и этой группы памятников к племенам тйелэ, как считал С.В. Киселёв. Можно предполагать, что социальные перемены в тюркском каганате, повлекшие за собой привлечение к управлению иноплеменников — согдийцев (Кляшторный, 1963, стр. 10-11), имели место и среди входивших в каганат племен тйелэ и также сопровождались привлечением иноплеменников на роль дружинников. Это предположение на материале из катандинских могил подтверждается. Именно в этой группе могил наиболее богатые курганы, с серебряными сосудами, сооружались с так называемыми «тайниками», отражающими не только богатство алтайских воинов, но и социальные перемены.

Курганы с «тайниками» были раскопаны и на Енисее, на Копёнском чаа-тасе. Ознакомление с ними и позволяет раскрыть, что представляют собой так называемые «тайники».

Как известно, на Копёнском чаа-тасе С.В. Киселёвым и Л. А. Евтюховой было раскопано два овальных кургана длиной 25 и 30 м, один из них был обставлен вертикальными камнями. Оба кургана грабленые, уцелели только «тайники» — ямки, покрытые плитами, в которых находились предметы, иногда сильно покоробленные огнём. В насыпях этих разграбленных курганов имелись и обожжённые, и необожженные человеческие кости. На этом основании Л.А. Евтюхова предполагает, что в этих курганах основные погребения совершены через трупосожжение, не сожжён-

(65/66)

ные кости принадлежали рабам или слугам, сопровождающим покойника, а «тайники» были складочным местом, куда положены вещи, принадлежавшие покойнику и сожжённые вместе с ним.

Совершенно другая картина создается на основании показаний известного бугровщика Селенги и сведений осмотревшего эти могилы Г.Ф. Миллера, сообщённых И.Г. Гмелину. Селенга, разграбивший немало подобных курганов, сообщил, что в копёнских курганах с торчмя поставленными камнями помещается внутри каменной насыпи могила, обложенная вертикальными плитами и в ней остов человека, в изголовьи которого справа находилась лошадиная голова с удилами и уздечными украшениями и др. Кроме того, по его сообщению, по углам или по бокам могил находились другие остовы, иногда сожжённые, и с ними сосуды, пояса, слитки золота и другие находки, иногда перемешанные с сожжёнными костями человека (Миллер и Гмелин, 1894, стр. 101-103).

Таким образом, в могилах Копёнского чаа-таса, разграбленных Селенгой, было основное погребение по обряду трупоположения, с конём и богатые сопровождающие погребения, совершенные по обряду трупоположения или трупосожжения. Полное подтверждение показаний Селенги дали раскопки двух подобных курганов на Алтае диаметром 12 м, где были обнаружены в центре основное погребение человека по обряду трупоположения, с двумя-тремя лошадьми (Курай IV, кург. 1; Туэкта, кург. 4, 1935 г.), а по бокам могилы находились богатые сопровождающие погребения по обряду трупосожжения, неправильно названные «тайниками». Подобная картина обнаружена и М.П. Грязновым в Яконуре, в кургане диаметром около 23 м, где находились погребения по обряду сожжения. Эти погребения хотя и небогаты, также представляют собой как бы склад вещей, но они являются не «тайниками», а сопровождающими погребениями, как это доказывают перегоревшие кости человека, положенные в выдолбленный обрубок бревна в одном погребении и остатки сожжения в другом.

Судя по тому, что сопровождающие погребения курганов Курая и Туэкты так же богаты, как и основное захоронение, с которым оно связано, — это были погребения вождя и его дружинников.

Следовательно, объяснение для богатых сопровождающих захоронений надо искать в появлении военных дружин, новой силы, связанной с установлением новых феодальных отношений. Роль дружин в этом процессе освещена достаточно ярко по письменным источникам для раннемонгольского общества Б.Я. Владимирцовым (1934, стр. 87-96).

Отмеченная феодализация общества должна вести к выделению сословий, что также нашло отражение в обряде погребения. Вожди и дружинники хоронились в алтайских курганах VII-VIII вв., как отмечено, зачастую по разному погребальному обряду, что могло быть обусловлено и их этническими различиями, так как дружинники, как сообщает Б.Я. Владимирцов, были выходцами из разных родов (Владимирцов, 1934, стр. 92).

Другое направление принимает распространение памятников двух более поздних типов — сросткинского и часовенногорского. Если для описанных выше типов мы находим на западных территориях лишь элементы сходства, а все могилы, подобные алтайским, распространены к югу и к востоку от Алтая, то начиная со сросткинского времени мы найдём на северном и западном направлениях не только элементы, но и могильники, близкие к алтайским.

[17] Ошибочное отнесение этих монет к 618-626 гг. на основании моих проверочных определений (Грязнов, 1956, стр. 125) произошло по допущенной мною описке.