главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

М.И. Артамонов

История хазар.

// Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1962. 523 с.

Под редакцией и с примечаниями Л.Н. Гумилёва.

23. Восточные соседи хазар.

 

К середине X в. Хазарское царство сохранило только видимость былого могущества, несмотря на отмечаемые всеми источниками рост богатства и благополучия как самого царя, так и населения столицы. Чтобы разобраться в сложном процессе упадка Хазарии, бросим взгляд назад на основные вехи её истории.

 

Первоначально Хазария была тюркютским ханством, господствовавшим над местными племенами благодаря военному превосходству. В такой форме государство было бы весьма неустойчиво, если бы ханы из династии Ашина не нашли способ привязать к себе своих подданных. Для этой цели они предоставили племенным вождям автономию во внутренних делах и, более того, допускали их к занятию высоких должностей в чиновной иерархии самой державы. Не только вожди, но и их соплеменники были заинтересованы в участии в закавказских войнах, так как это, с одной стороны, приносило богатую добычу, а с другой — предотвращало вторжение арабов, от которых ни язычники, ни христиане не могли ждать ничего хорошего.

 

Итак, в первый период Хазарское господство для народов Восточной Европы было не обременительно, спасало от нападений злейших врагов — мусульман — и давало возможность личного обогащения; всё вместе взятое обеспечивало популярность хазарского кагана и внутренний мир в его державе.

 

Однако такое положение могло продолжаться лишь до тех пор, пока успех сопутствовал хазарскому оружию. Позорное поражение, в 737 г. нанесённое хазарам арабским полководцем Мерваном, уронило престиж тюркютской династии. Конец VIII в. отмечен поисками нового пути для

(413/414)

внешней и внутренней политики хазар: возрастает значение племенных князей, усиливается христианская пропаганда, делаются попытки примирения с арабами путём заключения дипломатических браков, но наиболее значительную роль сыграл подъём активности дагестанских иудеев, который привёл к государственному перевороту и захвату власти династией иудейских царей. Новое правительство сумело подавить сопротивление своего народа — восстание кабаров, но после этого Хазария преобразилась. Она перестала быть конфедерацией племён, объединенных своим собственным вождём — ханом, а стала монархией, покорной царю, чуждому народу по культуре и религии. Хазарские христиане, мусульмане и язычники оказались в оппозиции правительству и подчинялись только силе. Положение оказалось безвыходным ещё и потому, что свойственная иудаизму исключительность не допускала обращения в государственную религию широких народных масс и обрекала их на беспросветное прозябание в качестве вечных налогоплательщиков и запуганных слуг своих жестоких господ.

 

Естественно, что иудейское правительство, которое не могло опираться на свой народ, вынуждено было искать союзников за пределами своей страны, главным образом в заволжских степях, среди печенегов и гузов. С их помощью хазарское правительство подавило восстание кабаров, возросшую силу мадьяр сокрушили печенеги, против печенегов и руси использовались мусульманские наёмники — арсии, а против арабов войны не велось, так как иудейско-хазарские цари отказались от Закавказья.

 

Мир с халифатом стал теперь стержнем хазарской политики и основой для перестройки экономики Хазарского государства. Именно мир позволил широко развернуть волжскую торговлю, которая обогащала правительство и итильских купцов и давала средства на содержание армии наёмников. Эта торговля ничего не приносила степнякам, но их интересы и не принимались в расчёт. В X в. Хазария стала торговым городом с прилегающей провинцией, а не страной, имеющей столицу. Противоположность интересов торговых кругов Итиля и населения Восточной Европы стимулировала отпадение славянских племён, подчинившихся Киеву, волжских болгар и алан, хотя последних хазарам удалось усмирить. Крайне обострились отношения с печенегами на западе и гузами на востоке, а мусульманская опасность воскресла там, откуда хазары её не ожидали.

 

В X в. арабы ослабели и их огромное государство развалилось на части. Восстания карматов и зинджей поглощали все силы халифов, а Византия, перейдя в наступление, продвинула свою границу до Евфрата и Оронта. Но слабел халифат, а не мусульманские народы. В 900 г. Измаил Самани объединил под своей властью Среднюю Азию и восточный Иран. Новое царство стало цитаделью ислама на востоке. Ещё в 893 г. Измаил Самани покорил Талас, а в дальнейшем остановил тюркские набеги на Мавераннахр. Но мощь Саманидов заключалась не только в оружии. Мусульманские проповедники проникали в тюркские кочевья и распространяли там веру Ислама. Около 900 г. были

(414/415)

обращены племена чигиль и ягма, жившие в горах Тянь-Шаня от озера Иссык-Куль до Кашгара. Затем ислам был распространён среди гузов, хотя и не охватил весь народ. Тем не менее гузы вступили в союз с Саманидами и так стеснили карлуков, что те утратили гегемонию в степи и тоже приняли ислам. В начале X в. в мусульманскую веру обратились камские болгары. Хазария оказалась во враждебном полукольце, охватившем её с востока.

 

fie менее энергично, но менее удачно действовали мусульманские проповедники на западе, среди печенегов и языческой Руси. Летопись под 986 г. сообщает о появлении в Киеве болгар с проповедью мусульманской религии, а под следующим 987 г. о посольстве Владимира в Болгар с целью дальнейшего ознакомления с этой религией. Средневековый учёный XI-XII вв. Марвази, соединяя традиционные сведения арабской географической литературы о Руси с новыми данными, прикрашенными с целью прославления ислама, рассказывает, что Владимир, царь русов, ранее исповедывавших христианство, принял ислам из Хорезма. [1] С.П. Толстов считает, что намерение принять ислам с перспективой союза с мусульманскими странами вытекало у Владимира из стремления слить воедино две основных тенденции внутреннего развития Руси — военной экспансии, с одной стороны, и феодально-крепостнического строя — с другой. [2] Однако реальная историческая обстановка, в которой находилась Русь в X в. привела к предпочтению исламу византийского христианства.

 

С.П. Толстов обращает также внимание на то, что девятилетняя русско-печенежская война 988-997 гг. началась вслед за принятием Русью христианства, и основательно предполагает, что ожесточенное наступление печенегов на Русь было инспирировано Хорезмом в ответ на поворот в религиозно-политической линии Владимира. Около этого времени происходит исламизация печенегов под влиянием хорезмских миссионеров, что подтверждает возможность политических связей между Хорезмом и печенегами. [3] Однако оценка результатов печенежского наступления на Русь дана С.П. Толстовым неправильно. Хорезму не удалось обеспечить свои позиции на Нижней Волге и создать между Русью и Поволжьем печенежский буфер. Натиск печенегов был отражён Русью.

 

Усиление Руси и мусульманская опасность поставили Хазарию между двух огней. Для хазар было бы естественным выходом возглавить мощные антимусульманские настроения среди кочевников и повести их на борьбу с исламом. Но этой возможности не имело иудейское правительство, богатевшее за счёт торговли с Ираном и Хорезмом и опиравшееся на мусульманских наемников в борьбе с чаяниями своего собственного народа. Эта ситуация определила дальнейший разгром Хазарии, но прежде чем говорить о нём, рассмотрим ту роль,

(415/416)

которая выпала на долю гузов или огузов — тюркского племени, получившего на Руси известность под именем торков.

 

Термин «огуз» первоначально был нарицательным обозначением племени и с числительным детерминативом применялся для наименования союзов племён, таких, например, как уйгуры — токуз-огуз — девять племён, карлуки — уч-огуз — три племени [*] Впоследствии он потерял своё первоначальное значение и стал этническим наименованием племён, образовавшихся в Приаральских степях в результате смешения тюркютов с местными племенами угорского и сарматского происхождения.

 

Первые сведения о гузах в арабских источниках относятся к первой половине IX в. [4] По известиям IX и начала X в., гузы занимали огромную территорию в степях к северу от низовий Сыр-Дарьи и Аральского моря до хазар и волжских болгар на западе. [5] По словам Идриси, «страна гузов плодородна, жители её богаты, у них беспокойные души, грубые сердца, невежество и грязь». [6] Большая часть гузов — кочевники, разводившие лошадей, верблюдов и особенно в большом количестве овец и жившие в войлочных юртах. Только в низовьях Сыр-Дарьи были постоянные поселения, в которых часть гузов жила осёдло. [7] Управлялись гузы родовыми старейшинами, главный из которых носил титул ябгу. Его заместитель именовался козергин. Большим влиянием пользовался начальник войска гузов, но и его власть была невелика. Важные дела решались советом старейшин, причём, по словам Ибн Фадлана, который по пути к волжским болгарам проезжал страной гузов и имел дело с её населением, даже после того как решение состоялось, «приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и уничтожает то, на чём уже сошлись». [8]

 

Ибн Фадлан описывает гузов как народ очень нечистоплотный и бесстыдный. За жену они выплачивают калым скотом или хорезмийскими одеждами; старший из сыновей может жениться на вдове отца, если она не его мать; прелюбодеяние жестоко преследуется — виновных привязывают между двух согнутых деревьев и, отпустив их, разрывают на части; больного помещают в отдельную юрту, никто из домочадцев не приближается к нему и обслуживают его только рабы, если они есть; бедняков или рабов просто бросают в степи.

(416/417)

 

Покойников гузы хоронили в большой могиле, куда вместе с умершими клали его имущество, из которого Ибн Фадлан особо отмечает лук и деревянную чашку с опьяняющим напитком (нибидом). Могилы покрываются деревянным настилом, а сверх её сооружают подобие юрты из глины (курган). В зависимости от богатства покойника при похоронах убивают от 1 до 200 лошадей, мясо которых съедают, а шкуру с головой, ногами и хвостом растягивают на кольях и верят, что на этих лошадях умерший поедет в рай. Кроме того, на могиле помещают вырезанные из дерева фигуры людей по числу убитых умершим врагов и думают, что они будут служить ему в загробном мире. [9]

 

Гузы, как и другие тюрки, почитали бога Тенгри. По словам Худуд ал'-алем, «они поклоняются каждой вещи, которая (чем-нибудь) хороша или удивительна. Они почитают лекарей и всякий раз, как видят их, поклоняются им. Эти лекари (шаманы) распоряжаются и жизнью и имуществом их». [10]

 

Характерные для родового строя обычаи гостеприимства приобрели у гузов особые формы в связи с посещением их страны купцами из других стран. Яркое описание этих обычаев даёт Ибн Фаллан. По его словам, ни один чужеземец не может проехать страной гузов, не имея среди них «друга» (кунака). Мусульманским купцам или путешественникам такого друга назначают сами гузы. Путешественник останавливается у этого друга, привозит ему и его жене подарки (одежды, покрывало для жены, перец, просо, изюм, орехи). Друг устанавливает для него юрту и доставляет столько овец для пропитания, сколько может. Уезжая, гость берёт у друга лошадей, верблюдов и овец на дорогу, а возвращаясь, возмещает их стоимость или отдаёт обратно. «И точно так, — говорит Ибн Фадлан, — если проезжает у тюрка человек, которого он не знает, (и если) потом тот ему скажет: «Я твой гость, и я хочу (получить) из твоих верблюдов и твоих лошадей и твоих диргемов», — то вручает ему то, что он захотел». В случае смерти гостя, занявшего у друга то или иное имущество, друг останавливает первый же купеческий караван и забирает из него ровно столько, сколько стоит это имущество, «без лишнего зёрнышка». Соответственно с этим, при посещении мусульманских стран, гузы останавливаются у своих друзей. Если гуз при этом умрёт, то другу лучше не появляться в стране гузов, — его убьют. В случае, когда этот друг действительно воздержится от дальнейших посещений гузов, они убивают вместо него самого выдающегося из купцов в проходящем через их страну караване. [11]

 

Очень интересны описываемые Ибн Фадланом переправы через реки, которые совершались на кожаных мешках. На каждый из мешков, со сложенными в нем вещами путников, садилось 4-6 человек, которые палками старались направить его по воде к противоположному берегу. Скот при этом пускался вплавь При переправе через реку Урал,

(417/418)

превосходившую шириной и сильным течением все реки, которые Ибн Фадлан встретил на своём пути, по его словам, погибло значительное количество верблюдов и лошадей и утонуло несколько человек. [12]

 

Обычаи, характеризующие гузов как общество с ещё не изжитыми традициями родового строя, с его слабостью центральной власти, гостеприимством и кровной местью, прекрасно уживались с развитым экономическим и социальным неравенством, стяжательством и жадностью, рабовладением и угнетением бедноты внутри родов и больших патриархальных семей, во главе которых стояли «ябгу», «тарханы», «кударкины» и прочие «старейшины». «Я видел из (числа) гузов таких, — говорит Ибн Фадлан, — которые владели 10 000 лошадей и 100 000 овец». [13]

 

Все эти черты, характеризующие гузов, несомненно, были свойственны не только им, а в несколько большей или меньшей степени и другим тюркским племенам, в том числе, конечно, и хазарам. Однако ни одно из этих племён не имеет своего бытописателя, подобного Ибн Фадлану, оставившему краткие, отрывочные, но сочные, выхваченные из жизни описания своих личных наблюдений и впечатлений, сделанных во время путешествия по стране гузов. Сопоставляя его описания с картиной быта казахов, которую рисует Мухтар Ауэзов в своем замечательном произведении «Абай», нетрудно заметить, как много общего в быту кочевников X и XIX вв., сколь мало подвижным было их общество, и, исходя из ярких образов «Абая», составить верное представление о тех кочевниках, которые занимали степи нашей страны тысячу лет тому назад.

 

В степях и лесостепной полосе Восточной Европы открыто значительное количество кочевнических погребений IX-XIII вв., среди которых С.А. Плетнева различает 5 групп. [14] Для первой из »их характерны неглубокие грунтовые могилы под небольшими курганчиками или впускные в насыпи более древних курганов. Покойники в вытянутом положении »а спине, головой на запад. Слева от покойника на дне могилы или на специальной приступке находятся голова и кости ног коня, лежащие в анатомическом порядке, вероятно, помещённые вместе со шкурою. Из вещей наиболее типичными для этой группы являются удила, сделанные из одного железного прута («удила без перегиба»), иногда с железными или костяными псалиями, для которых на концах удил делаются дополнительные неподвижные колечки. Из других вещей конского снаряжения следует отметить овальные стремена с выступом для ушка и продолговатые с вогнутыми длинными сторонами подпружные пряжки. Из оружия встречаются слабо изогнутые сабли, иногда с железным эллипсоидным перекрестьем, парные костяные накладки от луков и немногочисленные наконечники стрел, изредка в остатках берестяного колчана. Из украшений заслуживают внимания крестовидные фибулы и прорезные листовидные бляхи (навершия копоушек) с изображением древа жизни или птицы с распростёртыми крыльями.

(418/419)

 

Погребения этого рода, в основном, датируются X в., но некоторые из них могут относиться и к IX в. С.А. Плетнёва считает их печенежскими, но при этом указывает, что значительная часть гузов состояла из печенегов, влившихся в их состав после захвата ими Заволжья. Известно, что среди гузов, кроме печенегов, находились: берендеи (баяндур), коуи и каепичи (кайир) и боуты (баят), часть которых не принадлежала к гузам по происхождению, как, например, берендеи (баяндур), известные в составе половцев. Таким образом, гузы представляли собой конгломерат племён различного происхождения. «Торки, прошедшие по южнорусским степям, были настолько смешаны с другими народами и, в частности с печенегами, — говорит С.А. Плетнёва, — что выделить их памятники на этой территории не представляется возможным». [15] Сама она в качестве собственно торкских (гузских) называет всего три погребения, составляющие её 2-ю группу кочевнических могил. Они представляют наибольшее сходство с погребальным обрядом гузов, описанным Ибн Фадланом. Это тоже грунтовые могилы под курганными насыпями с ориентировкой покойника головой на запад и с частями коня, положенными вместе с ним в могилу. Отличительной особенностью этих погребений являются деревянные сооружения и настилы над могилой. Все три погребения обнаружены на Северском Донце, недалеко от станции Торской Купянского района Харьковской области. В одной могиле найдены две деревянные грубые статуэтки без ног, но со вставленными перпендикулярно к туловищу руками-палочками. Едва ли можно считать эти погребения настолько типичными для гузов, чтобы надеяться встретить такие же признаки если не во всех, то в большинстве гузских погребений. По-видимому, в общем и целом, гузские погребения не отличались от печенежских. Во всяком случае, в настоящее время археология ещё не в состоянии различать их между собой.

 

В X в. гузы, представлявшие собой значительное, хотя и непрочное военное объединение, продвинулись на запад вплоть до Волги. В письме хазарского еврея рассказывается о войне хазар с гузами и, с другой стороны, о выступлении гузов на стороне хазар в порядке найма. [16] У Ибн ал-Асира и персидского историка XV в. Мирхонда имеется рассказ о предке сельджуков, предводителе гузов Дукаке (Тукаке). Он будто бы был на службе у хазарского царя (у Ибн ал-Асира — у царя тюрок) — ябгу и благодаря своему исключительному мужеству и доблести пользовался большим вниманием. Однажды, когда ябгу собирался напасть на какое-то тюркское племя (у Ибн ал-Асира — на страну ислама), Дукак настойчиво отговаривал его и сказал царю так много резких слов, что тот в ярости ударил его. Дукак ответил ударом и разбил царю голову. Приверженцы Дукака отбили его от людей ябгу, которые хотели его схватить, а затем дело кончилось миром. Когда сын Дукака, названный Сельджуком, достиг совершеннолетия, а Дукак

(419/420)

умер, ябгу его приблизил к себе, дал ему титул «сюбаши» — военачальника и настолько возвышал его, что это вызвало зависть сановников и придворных. Жена ябгу, хатун, которой не нравилось слишком вольное поведение Сельджука с её мужем, пугала им последнего и, наконец, добилась того, что ябгу стал подозрительным и задумал освободиться от Сельджука. Опасаясь за свою жизнь, Сельджук бежал от хазар, захватив с собою 100 всадников, тысячу пятьсот верблюдов и 50 тысяч баранов. [17]

 

Достоверность этого рассказа в части связи описанных в нём событий с хазарами весьма сомнительна. Титул главы хазар «ябгу», буквально означающий «вице-король», [18] другими источниками после VII в. не засвидетельствован. Имена сыновей Сельджука — Израил, Микаель, Юнус и Муса могли появиться и вне пределов хазарского двора с его иудейской религией в результате хазарского влияния на гузов. Дукак и Сельджук, следовательно, вероятнее всего находились на службе не у хазар, а у ябгу самих гузов.

 

Сельджук со своим племенем передвинулся сначала в низовья Сыр-Дарьи, а затем в Бухару. Это было следствием раскола гузского народа, вызванного принятием частью его ислама. Гузы противники ислама, обосновавшиеся на Волге, вступив в тесный союз с Русью, вместе со Святославом и Владимиром воевали с болгарами и хазарами. Они же, как мы увидим виже, защищали новые приобретения Руси на Волге от мусульманского Хорезма. Потомки их влились в состав русского народа. Гузы, оставшиеся на родине, были ассимилированы половцами. Раздробление гузского народа имело важное историческое значение, так как оно открыло половцам дорогу в Европу.

 

В вопросе о происхождении и древнейшей истории половцев многое остается не выясненным. Самоназвание этого народа было «кыпчак» и зафиксировано китайскими хрониками в форме «кюеше». [19] Это алтайское племя, покорённое хуннами в конце III в. до н.э. [20] Г.Е. Грумм-Гржимайло убедительно доказывает, что древние кыпчаки — западная ветвь динлинов; смешавшись со степным населением современного центрального Казахстана, они составили тот народ, который венгры называли куманы, а русские — половцы. [21] Русское название произошло от соломенно-белого (полового) цвета волос, характерного для динлинов. Это мнение подтверждается сведениями мусульманских авторов; так, например, один из мамлюкских вождей Шемс ад-Дин Сонкор, родом кипчак, был рыжеволосым. [22] Венгерский учёный Мункачи пишет: «Команы были светловолосыми блондинами, и чанго, их вероятные потомки, сохранившиеся в Молдавии и Венгрии, еще в столь слабой сте-

(420/421)

пени утратили эту особенность типа, что их антропологической характеристикой и до сих пор могут служить белокурые, иногда светлые как лен, иногда рыжеватые, нередко вьющиеся волосы и голубые глаза, хотя субъекты с карими глазами среди них вовсе не редкость». [23] [*]

 

История древних кыпчаков очень мало известна, но упоминание их в Селенгинской надписи в сочетании «тюрки-кыпчаки властвовали над нами» [*] (надпись составлена уйгурским ханом в 759 г.) даёт основание не рассматривать гипотезу Маркварта, [24] согласно которой куманы —

(421/422)

отюреченная ветвь монголов, вытесненных киданями после 916 г. Кыпчаки, являющиеся западной ветвью динлинов, согласно китайским све-

(422/423)

дениям, обитали в бассейне Иртыша, [25] тогда как киданьский император Елюй Амбагана доходил в 926 г. лишь до Орхона и, может быть, предгорий восточного Хангая.

 

В середине XI в. половцы оттеснили гузов частью на юг, а частью на запад и вслед за последними сами появились в Причерноморских степях. В 1049 г. гузы оказались в стране печенегов, а в 1054 г. на границе Руси. О первом появлении половцев в русской летописи говорится следующее: «В том же (1054) году приходил на Русь Болуш с половцами, а Всеволод заключил мир с ними, и возвратились половцы туда, откуда пришли». [26] Но ненадолго; в 1061 г. половцы пришли уже не с миром, а с войной. «В бою они победили Всеволода и после боя ушли. Это было первое зло вам от поганых и безбожных врагов» — говорит летопись и добавляет: «Был же княз их Искал». [27] Расправившись с гузами и печенегами, половцы заняли господствующее положение в степях Восточной Европы и Западной Сибири, которые с XI в. стали поэтому называться Половецкими (Дешт-и-Кыпчак).

 

К собственно половецким памятникам С.А. Плетнёва относит 4-ю группу своей классификации кочевнических погребений. [28] Характерными для нее являются: камни в курганной насыпи, отдельная могила для коня, наличие перекрытий над человеческой могилой, устройство гробов из поперечных дощечек и ориентировка покойников головой на восток или запад. В одних случаях с умершим погребался целый конь, в других, — как у печенегов, только части коня. По большей же части шкуру убитого коня растягивали над могилой, о чём и говорится в описании половецких похорон у Рубрука.

 

Из вещей, сопровождавших покойников, наиболее замечателен набор оружия, состоящий из кривых однолезвийных сабель, изредка

(423/424)

Хазария в VIII-X вв.

(Открыть карту в новом окне)

(424/425)

наконечников копий и чаще всего из остатков луков в виде костяных обкладок, ромбических черешковых наконечников стрел и иногда берестяных колчанов с костяными петлями для ремней. Встречаются кожаные шлемы на сферическом железном каркасе. Из бытовых предметов и украшений в могилах находятся: ножи, кресала, ножницы, серебряные пластинчатые полукольца от головных уборов, серьги с биконической нанизкой, кручёные гривны с петлями на концах, синие каменные подвески, витые браслеты со вставками из ляпис-лазури на концах, серебряные цепочки и бубенчики.

 

Наиболее же примечательными половецкими памятниками являются, так называемые, каменные бабы — статуи в честь умерших, ставившиеся отдельно от могилы на видных местах, чаще всего на вершинах древних больших курганов. Эти статуи, с большой точностью воспроизводящие детали одежды и украшений, представляют мужчин и женщин в монументально-статическом положении с плотно прижатыми к туловищу руками, держащими кубок на животе. [29] Они существенно отличаются от более ранних тюркских статуй своей более тщательной отделкой и детальною трактовкою лица и одежды. Тюркютские же статуи примитивны и иногда даже аморфны. Но, поскольку те и другие являются изображениями покойников, [30] то можно заключить, что основы половецкой культуры сложились в рамках Тюркютского каганата и что половцы развивали культурное наследие последнего.

 


 

[1] Minorsky. Sharaf al-Zaman Tahir Marvazi on China, the Türkis and India, London, 1942; Б.Н. Заходер. Ещё одно раннее мусульманское известие о славянах и руссах IX-X вв. ИВГО, 1943, №6, стр. 39.

[2] Толстов. По следам, стр. 259, сл.

[3] Там же, стр. 262.

[4] МИТТ, I, стр. 78; С.П. Толстов. По следам, стр. 244, сл.

[5] МИТТ, 1, стр. 167.

[6] МИТТ, 1, стр. 222.

[7] МИТТ, 1, стр. 166, 183-184, 216, 220; С.П. Толстов. Города гузов. СЭ, 1947, №3.

[8] Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн Фадлана, стр. 125.

[*] К такому пониманию термина «огуз» пришёл А.Н. Кононов (Родословная туркмен. Сочинения Абу-л-Гази хана хивинского. Л., 1958, стр. 84. Приведена полная библиография вопроса). «Исходной основой собирательного этнического имени огуз является ог «род, племя», которое в свою очередь находится в прямой связи со старотюркским словом ог, «мать», к этой же основе восходят слова ог, ул — «потомство, сын» и ог, ул — «сородич». Таким образом, слово огуз первоначально могло значить просто «племена», «объединение племён». Впоследствии термин «огуз» потерял своё значение и превратился в имя легендарного прародителя туркмен — Огуз-хана, введённого в число мусульманских пророков. Л.Г.

[9] Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн Фадлана, стр. 125, 129.

[10] МИТТ, I, стр. 211.

[11] Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн Фадлана, стр. 126-127.

[12] Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн Фадлана, стр. 130.

[13] Там же, стр. 130.

[14] Плетнёва. Печенеги, торки и половцы, стр. 153, сл.

[15] Плетнёва. Печенеги, торки и половцы, стр. 165.

[16] Коковцов. Переписка, стр. 117.

[17] МИТТ, I, стр. 365, 450-451.

[18] Л.Н. Гумилёв. Удельно-лествичная система. СЭ, 1959, №3, стр. 25.

[19] Бичуpин. Собрание сведений, 3, стр. 183.

[20] Там же, I, стр. 50.

[21] Грумм-Гржимайло, стр. 57-59.

[22] D’Ohsson. Histoire des Mongols depuis Tchinguiz-khan jusqu'a Timour-bey ou Tamerlan, III, стр. 423.

[23] Мunkасsi. Komanizcher Ursprung der Moldauer Tschanga. Keleti Szemle, 1902, III, стр. 247-248.

[24] J. Мarquart. Über das Volkstum der Komanen. Berlin, 1914. (Abhandl. der Kön. Ges. der Wiss. zu Göffingen, phil.-hist. klasse. N.F. XII, №1); В. Бартольд. Новый труд о половцах. Русский исторический журнал, кн. 7, 1921, стр. 133, сл.

[*] Те же черты характерны для мишар, которых можно считать потомками половцев в составе Золотой Орды. Но эти европеоидные черты никоим образом не позволяют считать кыпчаков арийцами.

Восточные арийцы, как долихоцефалы (туркмены), так и брахицефалы (согдийцы) черноволосы и никак на динлинов не похожи. Когда же динлины встретились с русыми арийцами, а это случилось в 1056 г. около г. Киева, то эти последние, несмотря на внешнее сходство, восприняли появление кыпчаков, как приход совершенно чуждых иноплеменников; а в то же время не только рыжих скандинавов, но и черноволосых греков русские считали народом к себе близким. Дарвин совершенно правильно указывает, что при определении расы главнейшую роль играет физиогномика, а нюансы, отличавшие динлинов от арийцев, были, по-видимому, настолько значительны, что современникам и в голову не приходило считать половцев народом, родственным европейцам. Разве теперь европеец будет считать единоплеменником айна? Надо полагать, что наряду со сходством азиатской и европейской белокурых рас существовали и различия, достаточно глубокие для того, чтобы их не смешивать. — Л.Г.

[**] Рамстедт. Как был найден «Селенгинский камень». Труды Троицко-савского отдела ИРГО, 1912, XV, вып. 1, стр. 40. Аналогичный перевод см.: С.Е. Малов. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.-Л., 1959, стр. 38. Впрочем, текст может быть прочтён и так: «тюрки и кыпчаки», что не меняет смысла надписи, но меняет значение этнонима «кыпчак». При таком толковании текста кыпчаки не составляли единого с тюрками народа, но находились с ними в одной системе — тюркском эле — державе.

По-видимому, кыпчаки были опорой западно-тюркской орды на севере, т.е. составляли её будун — народ, но не в смысле «этнос», а в смысле «демос», так как будуну противопоставлялись беги. Такое понимание термина «будун» вытекает из контекста фраз: türk bäglär budun — «тюркские беги и народ» или может быть «народ тюркских бегов» и türk qara budun — «тюркский чёрный народ», причём qara budun — масса, единое понятие без оскорбительного оттенка; Alty bäg budun — «народ шести бегов», т.е. шести подразделений. Отсюда видно, что budun — это рядовой состав орды, а беги — командный и вся система, т.е. орда в целом, понятие не этническое, а военно-организационное. В VI в. тюркютская орда покрывала собой племя, затем расширилась на державу, но когда военная мощь её была сокрушена, а политическое значение уничтожено, орда пополнялась только добровольцами, предпочитавшими военный уклад семейному. Буквальное значение слова орда — ставка, лагерь.

О. Притзак понимает значение термина «будун» иначе — как раздел улуса и сопоставляет его с древне-монгольским термином «ирген» (Pritsak Omеljan. Stammesnamen und Titulaturen der altaischen Völker. Ural-Altaische Jahrbücher. Band XXIV, H. 1-2. Wiesbaden, 1952, стр. 56). Однако не только вышеприведённое противопоставление бегов будуну, но и разбор А.Н. Кононовым термина «ирген»: ёр — «муж», кин — суффикс множественности (А.Н. Кононов, ук.соч., стр. 100) показывает, что ёркин-ирген — буквально «скопище мужей» — понятие самостоятельное, а будун — релятивное (А.Н. Кононов, ук.соч., стр. 81; С.Е. Малов. Памятники древнетюркской письменности. М.-Л., 1950, стр. 397), т.е. можно быть будуном относительно хана, беков, а (421/422) народ как этнос именовался кюн (kün); попытка же сопоставить слова budun и bu kün, буквально «этот народ», сделанная О. Притзаком, неубедительна ни с филологической, ни с исторической точек зрения.

Второй его аргумент, что «будунами» были толисы, тардуши, тюргеши, карлуки и кидани разбивается об исследование И.Н. Клюкина (К вопросу о племенах «Толис» и «Тардуш». Известия Дальневосточного отд. АН СССР, 1932, №1-2), согласно которому толис и тардуш были названиями восточного и западного разделов каганата, а прочие перечисленные племена входили в него как неотделимая часть, т.е. были «будуном» династии Ашина. Для племенной единицы был свой термин — огуз, который О. Притзак понимает как вариант произношения oq — стрела, то как ответвление основного ядра племени.

Сами тюрки называли свою систему — эль. По поводу значения термина «эль» или «il» нет единодушного мнения. А это вопрос первостепенной важности. С.Е. Малов переводит «il» как «племенной союз», но дает также значение «государство, народ». Этого понимания придерживались Радлов, Мелиоранский, Бартольд, Томсен и Хирт. Другое понимание термина выдвинул Бернштам. Он считал, что эль — «это объединение аристократии различных племён в организационно сплочённый заимствованными у того же родового строя традициями аристократический строй». «Äl» — выражение государственной организации. Турецкий «äl» — господствующий класс... Турецкий «äl — олицетворение народа, известного нам в истории под самоназванием «türk» (А.Н. Бернштам). К вопросу о возникновении классов и государства у тюрок VI-VIII вв. н.э. Сборник статей к 50-летию книги Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». М.-Л., 1936). Обе точки зрения при проверке оказываются несостоятельными.

Первый тюркютский хан Тумын принял титул Иль-хан. Он это сделал не раньше, чем покорил жужаней, т.е. к своему племени присоединил ещё другие племена. Однако называть группу завоёванных племён союзом — более чем не точно, скорее просто неправильно. Буквальное значение термина «Иль-хан» — правитель народов (Н.Я. Бичурин. Собрание сведений, стр. 227) и в полном соответствии к этому в персидском языке Рашид-ад-Дина возникает новый глагол «иль-кардан» — завоёвывать, покорять. Этот глагол является варваризмом, но точно передаёт смысл термина. Для другого значения — союза, соглашения племён есть другой термин кур «гур» — однозначный на тюркском и монгольском языках. Соответственно этому есть термин гурхан, т.е. хан конфедерации племён. Этот титул носил хан киданей, так как их держава была союзом восьми равноправных племён. Наоборот, иль предполагает подчинение путём силы других племён. Поэтому наиболее адекватным переводом термина «il» будет латинское «Imperium» или русское «держава». Самоуправляющееся племя ил’ем быть не может.

Вторая точка зрения опровергается текстами, на которые она должна опираться. Например, «türk budun älin törüsin», т.е. тюркский народ и эль (неверно, надо: «эля») — узаканивая (скорее — возвышая). Тут очевидно, что эль включает в себя будун, т.е. не ограничивается господствующим классом (А.Н. Беpнштама. Родовая структура ту-гю VIII в. К исследованию памятника Кюль Тегина. Известия ГАИМК, вып. 103, 1934, стр. 565-566. Сравни: С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, стр. 503). Таков же второй текст: «Kämkä älig kazγanurmän» — для кого я буду добывать или-эли. Но «выражение государственной организации» или «господствующие классы» добывать нельзя, поэтому перевод, предложенный Бернштамом, обессмысливает текст.

Иное значение термина «эль» предложил С.П. Толстов: «... государство в античном значении этого слова, политическом, а отнюдь не территориальном значении» (С.П. Толстов. Тирания Абруя, Исторические записки, т. 3, 1938, стр. 52). Но даже и при таком понимании необходимо учитывать наличие в эле покоренных племён. Без этого эль не эль. Установив это, мы не встретим никаких противоречий с данными источников.

Итак, эль был формой сосуществования орды и племён — огузов. Хотя в идее это сосуществование должно быть мирным, но оно было настолько тяжело для обеих сторон, что эль был очень нестойкой формой. Что страдали ограбляемые покорённые и что они старались при любом удобном случае отложиться — понятно, но и в самой орде было (422/423) немногим лучше. Необходимость держать в порядке державу лишала бегов и будун покоя, так как только постоянная готовность к бою поддерживала существование эля. Военное поражение, дипломатический просчёт, единичная измена и даже простое нерадение ставили существование эля под угрозу. Именно по этой причине были так недолговечны политические образования Срединной Азии в раннем средневековье. Элем был первый тюркютский каганат, второй «голубых тюрок» и государство енисейских кыргызов, но в титулатуре уйгурских ханов приставка «иль» не встречается. Половцы были реликтом западнотюркютского эля, а гузы и карлуки племенными союзами.

Как ясно из предыдущего, эль и огузы были всегда врагами. Поэтому не могло быть мира между племенными союзами гузов и карлуков, с одной стороны, и половцами, с другой. Когда же гузы и карлуки приняли ислам, то кыпчаки естественно заняли видное место в антимусульманском фронте. Перепитии этой борьбы источниками не освещены, но победа осталась за кыпчаками, которые оттеснили карлуков на юг и сделались хозяевами всей степи от Уйгурии до Хазарии. — Л.Г.

[25] Гpум-Гржимайло, стр. 50.

[26] Повесть временных лет, I, стр. 109; Ипатьевская летопись под 1055 г., ПСРЛ, т. II, в. 1, стр. 150; П. Голубовский. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. Киевские университетские известия, №5, 1883, стр. 257-262; А.И. Попов. Кипчаки и Русь. Учёные записки ЛГУ, серия ист. наук, в. 14, Л., 1949; Плетнёва. Печенеги, торки, половцы.

[27] Повесть временных лет, I, стр. 109.

[28] Плетнёва. Печенеги, торки, половцы, стр. 172, сл.

[29] Плетнёва. Печенеги, торки, половцы, стр. 207; Н.И. Веселовский Современное состояние вопроса о каменных бабах. ЗООИД, XXXII, 1915.

[30] Л.H. Гумилёв. Алтайская ветвь тюрок-тугю. СА, 1959, №1.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги