[ коллективная монография ]

Эрмитаж.
История и современность. 1764-1988.

// М.: «Искусство». 1990. 368 с. ISBN 5-210-00010-9

Отдел Востока. (А.А. Иерусалимская, А.А. Иванов)

Отдел Востока — один из «молодых» в Эрмитаже. Создание такого научного подразделения именно здесь, в музее мирового масштаба, явилось, несомненно, отражением идеи равенства всех народов, принесённой революцией: было особенно важно представить культуру и искусство Востока в контексте искусства всего мира, уравняв их в правах.

В самом Императорском Эрмитаже, в силу его специфики, концентрировались, начиная с его основания, богатейшие восточные коллекции. [1] Они попадали сюда разнообразными путями: и как личные коллекции царской семьи (наиболее выдающиеся памятники такого рода связаны с Петром I и Екатериной II), и в качестве трофеев и дипломатических подарков из стран Востока, и в результате покупок и археологических находок — вначале случайных, позднее регулярных, осуществлявшихся под эгидой Археологической комиссии. Уникальность многих коллекций и предметов, их обилие кроются в особенностях географического положения и истории России, судьбы которой тесно переплелись с Востоком с глубокой древности и до наших дней.

Большая часть восточных коллекций в старом Эрмитаже была разбросана по разным его отделам, где часто отсутствовали специалисты, которые могли бы их правильно оценить, где их редко и невыразительно экспонировали и вообще воспринимали обычно как экзотику.

И.А. Орбели писал в 1927 году: «Отделение резных камней из всех богатейших восточных собраний пока использовало на выставке лишь два десятка древнеперсидских камней, затерявшихся в одной из пирамидок в зале греческих терракот. Нужно ли говорить, как мало эти камни могут дать в этом окружении всякому учёному и не учёному, да и могут ли они дать что-либо, будучи разобщены со всем большим собранием ахеменидских памятников из золота, серебра, бронзы...».

Было лишь несколько исключений из этой картины полной разобщённости. В составе Отдела древностей существовало Отделение классического Востока, где были сосредоточены древние египетские и переднеазиатские памятники, над которыми трудились крупные исследователи — В.С. Голенищев, М.В. Никольский, позже В.В. Струве, Н.Д. Флиттнер.

В Кабинете нумизматики были собраны значительные коллекции восточных монет. В рамках образовавшегося в 1885 году (после приобретения в Париже коллекции А.П. Базилевского) Отделения средних веков и эпохи Возрождения было также сконцентрировано большое число памятников — византийских (которые исследовались видными учёными — Н.П. Кондаковым, позже Л.А. Мацулевичем) и ближневосточных; над ними — преимущественно над торевтикой — «одиноко работал», по выражению А.Ю. Якубовского, Я.И. Смирнов, выдающийся учёный, безвременно погибший в 1918 году. Первоначально ядро будущего Отдела Востока составили именно эти коллекции мусульманских и домусульманских памятников.

1 ноября 1920 года — дата, которую справедливо считают «днём рождения» Отдела Востока, — было создано особое Отделение мусульманского средневековья (или, как его называли в Эрмитаже, «мусульманского Востока»). Это произошло по инициативе знаменитых русских востоковедов — академиков С.Ф. Ольденбурга, В.В. Бартольда, Н.Я. Марра. По их рекомендации на должность хранителя нового отделения был избран Советом Эрмитажа блестящий молодой учёный — тридцатитрёхлетний Иосиф Абгарович Орбели. [2]

В то время И.А. Орбели (1887-1961) был уже известен своими кавказоведческими трудами: окончив два факультета, он был к этому моменту профессором факультета восточных языков Петроградского университета (через четыре года он сделается членом-корреспондентом, а позднее действительным членом Академии наук СССР и президентом Академии наук Армянской ССР). И.А. Орбели знали не только как знатока восточных языков, но и как археолога по его удачным работам в Турецкой Армении и как превосходного специалиста в области средневекового восточного

(215/216)

Яков Иванович Смирнов. 1869-1918

(Открыть в новом окне)

искусства в Институте истории искусств. Уже тогда можно было убедиться в его незаурядном организаторском таланте по его бурной деятельности в только что созданной — на базе Археологической комиссии — Российской Академии истории материальной культуры (позднее — ГАИМК).

Избрание И.А. Орбели главой вновь образованного отделения изначально определило будущие судьбы многих людей и многих коллекций, в сущности — судьбы востоковедения в Эрмитаже. Его качества — исключительная энергия и самоотверженность — в сочетании с огромными знаниями, интуицией большого учёного и влюблённостью в памятники восточного искусства в короткий срок — пять лет — превратили небольшое отделение в Отдел Востока, коллекции которого восьмикратно увеличились за это время.

Через год отделение несколько расширилось и получило название Отделения Кавказа, Ирана и Средней Азии — «КИСА», как позднее стали нежно называть его первые сотрудники (в 1921 г. их ещё не было — Орбели работал в полном одиночестве, только начиная завязывать контакты с некоторыми из будущих своих соратников, трудившихся в других отделах Эрмитажа или других учреждениях).

Надо было утверждать право на существование нового отделения. И вот уже в 1922 году в фойе Эрмитажного театра сделана первая временная экспозиция, «Сасанидские древности», ставшая, несомненно, памятником Я.И. Смирнову, первому интерпретатору этой лучшей в мире коллекции, учёному, которого И.А. Орбели считал своим учителем. Выставка имела заметный резонанс и благодаря некоторым новым идеям, в ней выраженным: духу историзма, показу взаимовлияний разных видов искусства. Через год — новая временная выставка, «Мусульманские изразцы». В качестве пояснений к выставкам были выпущены (набраны в типографии самим автором) блистательно написанные И.А. Орбели брошюры.

Отделение активно заявляет о своём полноправном существовании в Эрмитаже, а его неугомонный, во всё вникающий глава в 1924 году назначается одновременно «помощником директора Эрмитажа», что в известной мере облегчает его действия по созданию отдела. Постоянную помощь оказывают И.А. Орбели и влиятельные академики — С.Ф. Ольденбург и В.В. Бартольд. Процесс создания нового подразделения в музее не был безболезненным, ибо сама идея его образования разделялась далеко не всеми. И Орбели начинает борьбу за создание подлинно научного и музейного центра востоковедения в Эрмитаже; за объединение здесь восточных коллекций всех эпох, которые позволили бы показать в экспозиции целые культурные регионы в их развитии и сопоставлении; за изменение структуры музея в целом. В 1927 году Орбели подаёт в Совет Эрмитажа докладную записку «О ненаучности структуры музея».

«Как нельзя одновременно делить толпу на бородатых, толстых и блондинов... так же точно невозможно одновременное деление музейных коллекций на памятники Египта, Месопотамии, Греции, Рима, резные камни, памятники средних веков, оружие, памятники Кавказа и Ирана, Византии и т.д. Такая классификация ненаучна, да и невыполнима, просто невозможна... В Отдел Востока должны быть переданы все те восточные памятники культуры, искусства и быта, которые в настоящее время рассеяны по различным частям Эрмитажа».

Первая половина 20-х годов — «героический период» в истории отдела, борьба за реорганизацию структуры распределения коллекций внутри Эрмитажа и собирание воедино восточных коллекций извне. Любопытно, что второе, как ни странно, потребовало меньших усилий, чем первое: многие предметы восточного искусства, находившиеся в Эрмитаже, удалось получить из других отделов в давно уже созданный к этому времени Отдел Востока лишь через десять-пятнадцать лет. Поступления извне происходили обычно в результате национализации частных собраний или перераспределения коллекций между музейными учреждениями.

Особенно важным этапом в формировании фондов отдела было присоединение в 1924-1925 годах богатейших коллекций восточного прикладного искусства бывшего музея Штиглица. Эти коллекции позволили заполнить многие лакуны: именно собрание китайского прикладного искусства составило, например, основу для создания в дальнейшем сектора Дальнего Востока. Чрезвычайно богато были представлены во влившемся собрании ближневосточные и среднеазиатские памятники — от средневековья до XVII-XIX веков.

(216/217)

Несколько позднее отделение пополняется коллекциями из музея Общества поощрения художеств и материалами, полученными через созданный в те годы Музейный фонд, а также при посредстве Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК).

Начиная с 1923-1924 годов появляются первые сотрудники, которые становятся верными помощниками И.А. Орбели в деле формирования отдела, единомышленниками в создании новых научных подходов к интерпретации и экспонированию памятников культуры и искусства Востока. К 1925 году их только пять — научных сотрудников и хранителей, из которых каждый по-своему незаменим, а также научно-технический сотрудник П.Е. Сауков, скромнейший и добросовестнейший человек, чей аккуратный почерк в старых инвентарях знают и сейчас сотрудники Отдела Востока (проработав 17 лет, П.Е. Сауков погиб во время блокады в 1942 г.). Кто же эти первые учёные и хранители Отделения «КИСА»?

Александр Юрьевич Якубовский (1886-1953) — будущий создатель и глава Отделения Средней Азии, ученик В.В. Бартольда, великолепный специалист по истории и искусству средневекового Востока, он нашёл обширное поле деятельности в изучении культур Средней Азии. Его интересовали и широкие проблемы — такие, как феодализм на Востоке, и конкретные исторические эпохи, в частности эпоха Тимура и Тимуридов. Предметом специального интереса учёного вскоре сделалось начатое на базе материалов золотоордынской столицы Сарай-Берке изучение культуры Золотой Орды. Примечательно, что удостоенная Государственной премии монография, которая была написана им через четверть века (совместно с академиком Б.Д. Грековым), — «Золотая Орда и её падение» — выросла из очерка к экспозиции, созданной А.Ю. Якубовским в начале 30-х годов.

А.Ю. Якубовский стал главной опорой И.А. Орбели в разработке первой большой постоянной выставки памятников Востока. Впоследствии ему были присвоены самые высокие научные звания: члена-корреспондента Академии наук СССР, действительного члена Академии наук Таджикской ССР, заслуженного деятеля наук Таджикистана и Узбекистана, А.Ю. Якубовский явился организатором почти всех археологических экспедиций Эрмитажа в Среднюю Азию, он сыграл выдающуюся роль в жизни Отдела Востока в целом и в создании школы среднеазиатской археологии: во всех музеях и институтах республик Средней Азии работают ныне его ученики, как являются его учениками или «учениками учеников» почти все работающие в области среднеазиатской археологии сотрудники Эрмитажа.

Анна Павловна Султан-Шах (1892-1978) была самой первой сотрудницей отделения, отвечавшей за сохранность всех коллекций — иранских, турецких, кавказских, среднеазиатских. Впоследствии главным объектом её интересов стали восточные ковры и ткани, прекрасным знатоком и музейным экспертом которых она была. Анна Павловна проработала, точнее сказать, прожила жизнью Эрмитажа, радостями и горестями его пятьдесят пять лет, до последнего своего дыхания. Её преданность делу не знала границ. Прожив нелёгкую жизнь, не заработав никаких учёных степеней, она оставалась на посту и в период блокады, и это ей обязан Эрмитаж и упаковкой тысяч предметов, отправлявшихся в эвакуацию, и спасением остававшихся в Ленинграде экспонатов, например восточно-туркестанских фресок, которые тогда едва не погибли.

(217/218)

Эрнест Конрадович Кверфельд (1877-1949) — известный художник (прежде всего — керамист с мировым именем) и уникальный по своим познаниям специалист в самых разных областях прикладного искусства — как восточного, так и западного, он был до 1924 года главным хранителем и директором музея Штиглица. Для своих немногочисленных коллег по вновь образовавшемуся восточному отделению, а затем и для целой плеяды сотрудников «второго поколения», появившихся в 30-х годах, Эрнест Конрадович был практическим наставником в области музейного дела, в особенности искусства экспонирования, в котором те были ещё неопытны. Он был и их консультантом в сфере самых разных вопросов техники изготовления всевозможных предметов прикладного искусства — от тканей до керамики Ближнего Востока. В 1942 году, во время блокады, Э.К. Кверфельд завершил свой классический труд о керамике наряду с другой работой, по истории западноевропейской мебели. Однако главной сферой его научных интересов было искусство Дальнего Востока — позже и до самой смерти Э.К. Кверфельд заведовал дальневосточным отделением, создателем которого, в сущности, он и явился.

Эльза Христиановна Вестфален (1884-1942) была хранителем коллекций Дальнего Востока, работала над их систематизацией и экспонированием. Основной областью её научных занятий было прикладное искусство Китая. Скромность Эльзы Христиановны никогда не позволяла ей напоминать о родстве с семьей Карла Маркса (по линии Женни Вестфален). Она считала это беспринципным. Она умерла во время блокады в 1942 году.

Камилла Васильевна Тревер (1892-1974) начала работать в Эрмитаже ещё в 1919 году (в эллино-скифском отделении), затем несколько лет была заведующей Строгановским дворцом, тогда филиалом Эрмитажа. Её появление в Отделении Кавказа, Ирана и Средней Азии обогатило состав сотрудников первым в их среде специалистом в области античной истории, искусства и культуры. Знания К.В. Тревер в этой области, в сочетании с европейской образованностью и с глубоким интересом к Востоку, вскоре дали плодотворные результаты. Появилась её принципиально новая работа о греко-бактрийском искусстве, ряд первых каталогов восточных коллекций, наконец позже — совместная с И.А. Орбели публикация «Сасанидский металл», ставшая на долгие годы настольной книгой для коллег всего мира. В дальнейшем крупнейший специалист в области культуры и искусства древнего и средневекового Ирана, Средней Азии, Кавказа, автор многих книг, член-корреспондент Академии наук СССР, К.В. Тревер уже тогда, с первых лет своей работы в Эрмитаже и до последних, когда она оставалась лишь консультантом, была истинным «музейщиком», глубоко преданным этому делу и заботившимся о передаче этой традиции молодёжи: не менее трёх поколений эрмитажников, заставших здесь К.В. Тревер, прошли «выучку» в её семинаре по методике работы с памятниками.

Первый этап на пути создания Отдела Востока завершается двумя событиями. В 1925 году открывается постоянная выставка памятников культуры и искусства Кавказа, Ирана и Средней Азии. Выставка была значительной по размеру и по содержанию, она занимала две длинные галереи вдоль Висячего сада на втором этаже — Петровскую и Романовскую с Аполлоновым залом. В процессе устройства выставки счастливо соединились экспозиционный опыт Э.К. Кверфельда, блестящие идеи И.А. Орбели и общий энтузиазм небольшого тогда коллектива. По словам А.Ю. Якубовского, она была «прекрасной

(218/219)

школой для основного ядра научных работников будущего Отдела Востока».

Кабинет скульптуры египетской в Новом Эрмитаже.

Акварель К.А. Ухтомского. 1858.

(Открыть в новом окне)

Вторым событием, по сути дела формально закрепившим реально имеющий место факт, было преобразование Отделения Кавказа, Ирана, Средней Азии в Отдел Востока. Это произошло в 1926 году и дало возможность существенно расширить штат сотрудников, что настоятельно диктовалось как ростом собрания, так и необходимостью расширения тематики научных исследований.

Внутренняя реорганизация Эрмитажа, преследующая всё ту же цель объединения всех восточных коллекций в рамках Отдела Востока, выливается к концу 20-х — началу 30-х годов в крупную перестройку: к отделу присоединяются византийские коллекции из Отделения средних веков и эпохи Возрождения, а из Отдела древностей сюда переходит в полном составе Отделение классического Востока («Древнего Востока», как оно стало называться).

Вместе с этим отделением, возглавлявшимся тогда (до 1933 г.) известным востоковедом академиком В.В. Струве, в отдел влилась целая когорта крупных учёных — уже маститых или находившихся ещё в начале своей научной карьеры: Н.Д. Флиттнер, М.Э. Матье, К.С. Ляпунова, И.М. Лурье. В 1931 году в Отделение Древнего Востока был официально принят двадцатитрёхлетний Б.Б. Пиотровский — будущий академик и директор Эрмитажа, который ещё со школьных лет сделался членом этого коллектива и опубликовал к тому времени две египтологические работы. Через несколько лет Отделение Древнего Востока украсят ещё несколько талантливых молодых людей: И.М. Дьяконов (впоследствии — один из крупнейших специалистов и признанный глава ленинградской школы ассириологов), египтолог Н.А. Шолпо и специалист в области религий Древнего Востока М.А. Шер (жизнь обоих трагически оборвалась во время войны).

Несколько слов о старшем поколении «древневосточников», сыгравшем особенно существенную роль в первые годы становления отдела.

Наталья Давыдовна Флиттнер (1879-1957) проработала в Эрмитаже почти сорок лет. Большой учёный, она известна не только своей классической монографией «Культура и искусство Двуречья и соседних стран», но и глубокими статьями по египтологии и различным вопросам культуры Месопотамии. Одна из первых в России женщин — историков искусства, магистр Петербургского университета (позже профессор), Н.Д. Флиттнер — блестящий популяризатор и пропагандист древневосточного искусства. Её книги для школьников 30-х годов не стареют.

Десятки учеников — вплоть до послевоенного поколения, студентов университета и Академии художеств 50-х годов, — собрались в 1979 году в Эрмитаже, чтобы отметить столетие со дня рождения Н.Д. Флиттнер. Каких только воспоминаний, трогательных и поучительных, из самых разных «эпох» её жизни тогда не звучало: и письма к ней с фронта и от неё к воевавшим и эвакуированным эрмитажникам; и рассказ о потерянных во время блокады карточках (факт, который был ею скрыт, дабы не вызвать у друзей желания помочь ей в ущерб себе), когда её спасло «чудо» — оставленный кем-то из приехавших с фронта учеников мешок с продуктами.

Милица Эдвиновна Матье (1899-1966) — представитель следующего поколения египтологов и крупнейший советский специалист в области искусства и истории Древнего Египта, автор более 80 работ, среди которых книги, переведённые на многие языки. Кроме важнейших исследований, связанных с собственно

(219/220)

Зал керамики Ирана XIII-XIV вв. Фотография 1925 г.

(Открыть в новом окне)

вопросами искусства, М.Э. Матье внесла серьёзный вклад и в разработку проблем древнеегипетской религии, в частности заупокойного ритуала, а также оригинально поставленных социальных вопросов — таких, например, как вопрос о роли личности художника в Древнем Египте. Широта интересов привела М.Э. Матье и к интерпретациям сюжетов на коптских тканях и выявлению их традиционности: каталог ранней части эрмитажного собрания был опубликован ею в соавторстве с К.С. Ляпуновой (специалистом в области коптского текстиля, одной из старейших сотрудниц отделения, не пережившей блокаду). Продолжая традицию Флиттнер, М.Э. Матье была активным популяризатором: среди других её талантов, безусловно, был и литературный, её книги для детей, особенно «День египетского мальчика», выдержали множество изданий и переводов.

Сорок пять лет проработала М.Э. Матье в Эрмитаже. Её отличали сила характера и громадные организаторские способности. Во время войны она была заместителем директора Эрмитажа. В послевоенные годы Милица Эдвиновна более пятнадцати лет заведовала Отделом Востока. Человек большого ума, воли и мужества, она не позволяла себе сократить свои обязанности, несмотря на тяжёлую болезнь. Будучи почти недвижимой, она умела в полной мере руководить всей жизнью отдела и способствовать научному росту молодых сотрудников. Еженедельно научные заседания и семинары происходили прямо у неё на квартире (они с мужем, И.М. Лурье, жили в прилегающем к эрмитажным зданиям доме, куда можно было попасть внутренними переходами). Не только её ближайшим сотрудникам и ученикам, но каждому из заставших ещё М.Э. Матье в отделе есть чем почтить её память.

Исидор Михайлович Лурье (1903-1958) поступил в Эрмитаж в 1927 году и проработал здесь всю жизнь. Ему было суждено сыграть заметную роль как в египтологии, так и в жизни всего Эрмитажа. Он был в предвоенные и военные годы заведующим Отделом Востока (1939-1946), заместителем директора, секретарём партийной организации, главой редколлегии «Сообщений Государственного Эрмитажа». Прекрасный знаток древнеегипетского права и социальных отношений (что составило главный предмет его научных интересов и было темой его докторской диссертации), человек кипучей энергии и большой доброты, И.М. Лурье отдавал Эрмитажу всё своё время и знания.

Вместе с переданными в 1927 году византийскими коллекциями в Отделе Востока появился Леонид Антонович Мацулевич (1886-1963), к тому времени уже известный учёный, работавший в Эрмитаже с 1919 года и успевший снискать мировой авторитет (прежде всего своей пионерской во многих отношениях работой «Византийский антик»). К сожалению, его пребывание в рамках Отдела Востока оказалось крайне непродолжительным. Вследствие неправедного решения некой комиссии, занимавшейся чисткой кадров, он был переведён в Отдел доклассового общества, несмотря на все усилия коллег сохранить его в Отделе Востока.

В 1929 году началась «эрмитажная жизнь» в Отделе Востока двадцатитрёхлетней Алисы Владимировны Банк (1906-1984), впоследствии на протяжении многих лет заведующей Отделением Византии и Ближнего Востока, доктора исторических наук, византиниста с мировым именем и человека, который со временем станет играть важную роль в жизни всего Эрмитажа в той же мере, в какой Эрмитаж навсегда вошёл в её собственную жизнь.

(220/221)

Высочайшие человеческие качества: кристальная честность, принципиальность, горячность в отношении к делу, активная доброта к людям — дали со временем ей два, наверное, самых ценимых ею «титула»: один из них — «совесть Эрмитажа», другой — «аспирантская мама» (30 лет А.В. Банк ведала аспирантурой).

А.В. Банк быстро оказалась среди самых активных и близких И.А. Орбели по своему научному кредо сотрудников. Сосредоточив усилия на изучении памятников прикладного искусства Византии, она вскоре приходит на этом материале к крупным историческим темам, что будет отличать её исследования на протяжении всей жизни. Ещё на заре своей научной деятельности А.В. Банк занялась проблемой связей Византии с Передним Востоком, позже ставила проблему соотношения столичного и провинциального искусства, писала критические разборы новых теоретических работ по византийскому искусству. Уже после войны А.В. Банк выпустила альбомы-каталоги памятников византийского искусства в собраниях Эрмитажа и в других собраниях СССР, а также монографию по прикладному искусству Византии. Она участвовала впоследствии почти во всех международных конгрессах византинистов, ездила с выставками и лекциями по многим странам Европы. Укрепляла международный престиж нашей науки и связи Эрмитажа с учёными-музейщиками всех стран мира.

В 1930-1931 годах Отдел Востока пополняется ещё целой плеядой ярких учёных-востоковедов. Невозможность рассказать обо всех так, как они заслуживали бы, заставляет, к сожалению, лишь назвать некоторые имена — и тех немногих, кто продолжает и сейчас трудиться в Отделе Востока, и тех, кто не дожил до наших дней. Вот краткий перечень этих сотрудников: А.А. Аджян (1904-1942) — всеобщий любимец, талантливый тюрколог (первым среди своих молодых коллег защитивший диссертацию и быстро прошедший путь от практиканта до заведующего отделом, которым его сделали после оставления этого поста И.А. Орбели, ставшего в 1934 г. директором Эрмитажа); Л.Т. Гюзальян — превосходный эпиграфист, специалист в области персидского искусства, языка и литературы; арменист Х.Е. Гюламирян (1906-1938); исследователь средневекового искусства Средней Азии (и специально Золотой Орды), а также Ирана и Кавказа — В.Н. Кесаев (1907-1942); иранист и археолог, много работавший в Средней Азии, блестящий учёный М.М. Дьяконов (1907-1954); А.С. Стрелков — специалист по восточному эллинизму, работавший в широком спектре проблем от Египта до Восточного Туркестана; историк искусства средневековой Армении Т.А. Измайлова; (1907-1989) глубокий специалист в области китайской философии и эстетики, лингвист и искусствовед К.И. Разумовский (1905-1942); крупнейший исследователь тангутского языка и культуры Н.А. Невский (1904-1945).

Эти сотрудники, вместе с первым поколением работавших в Отделе Востока хранителей и исследователей, были авторами и исполнителями новой постоянной экспозиции, пришедшей на смену выставке 1925 года и в три раза её превышавшей: она занимала почти всю анфиладу залов второго этажа вокруг большого двора, просуществовала с 1931 по 1935 год и составила ядро той грандиозной экспозиции, которая была подготовлена к III Международному конгрессу по иранскому искусству и археологии. Научные принципы выставки 1930-1931 годов были сформулированы И.А. Орбели и А.Ю. Якубовским: «Вещи, рассматриваемые не оторванно, не формально, а в системе производственных отношений, вместе с дополнительными экспозициями дадут полную картину общества...»

При некотором схематизме в такой постановке задачи (отражающем общие социологические тенденции исторических дисциплин тех лет) здесь была впервые сформулирована идея показа памятников культуры как одного из видов исторических источников. Выставка и сам процесс работы над нею явились важной вехой в истории отдела. Для молодого коллектива это, кроме того, был мощный импульс к первой систематизации громадного количества уже скопившихся, но ещё не определенных предметов — бронзы, керамики и др.

В середине 30-х годов в отдел вливается группа сотрудников, дополнивших и укрепивших его основной костяк и определивших вместе с этим последним главные направления работы на долгие годы. Среди них находились: А.Я. Борисов (1903-1942) — «учёный на грани гениальности», как сказала о нём М.Э. Матье, — семитолог, иранист, арабист, исследовавший громадный

круг памятников и проблем — арамейские надписи и сасанидские геммы, мандейские чаши и пальмирские тессеры, согдийские оссуарии и мутазилитские рукописи, наследие Галеви и Авиценны (за свою обидно короткую жизнь, оборванную блокадой, он успел опубликовать более 40 работ); В.Н. Казин (1907-1942) — китаист, которого его учитель академик В.М. Алексеев считал лучшим в мире исследователем средневековых хроник; А.И. Корсун (1903-1964) — специалист по геральдике, знаток многих восточных языков и литературы, впоследствии возглавивший библиотеку Отдела Востока; М.Н. Кречетова (1907-1965) — высококвалифицированный китаист, в будущем один из ведущих сотрудников, много лет заведовавшая Отделением Дальнего Востока.

В 1935 году, в самый напряжённый период подготовки к III Международному конгрессу по иранскому искусству и археологии, были приняты молодые иранисты — Н.В. Дьяконова (в будущем посвятившая себя изучению средневековых памятников Восточного Туркестана) и Г.Н. Балашова (1908-1988), более 40 лет хранившая и изучавшая памятники Средней Азии; крупный историк архитектуры Армении Н.М. Токарский (1903-1974); работавшая в области византийской и древнерусской живописи М.Д. Семиз (1909-1984). Несколько позднее были приняты А.Н. Болдырев, прекрасный специалист в области персидской литературы, проработавший в отделе шесть довоенных лет; китаисты С.М. Кочетова и М.М. Явич; Ф.А. Кондратьева, занимавшаяся Средней Азией, позднее заведовала фототекой отдела; кавказовед К.А. Ракитина (1909-1979). В послевоенные годы Ксения Александровна Ракитина была на протяжении более тридцати лет безукоризненным и строгим главным хранителем Отдела Востока, а также его библиографом (опубликовала две систематизированные библиографии работ сотрудников); ей принадлежит также ряд статей по искусству средневековой Грузии и Северного Кавказа. Уже перед самой войной, в 1938-1939 годах, были приняты тюрколог В.С. Гарбузова (проработала более пятнадцати лет); аспирант-иранист Г.В. Птицын (1920-1942); крупный археолог, специалист по аланам Е.Г. Пчелина.

Нельзя не сказать здесь, что именно сотрудники конца 20-30-х годов принадлежали к тому поколению, на чью долю выпали в дальнейшем тяжёлые испытания, кто пережил самые трудные моменты в истории страны. Достаточно вспомнить, что большая часть мужского состава погибла во время войны, а также в горестных 1937-1938 годах (либо была надолго выбита из нормальных условий жизни и работы). Погибли во время блокады и многие из сотрудниц.

В 30-е годы фонды Отдела Востока неуклонно росли как за счёт внешних поступлений, так и за счёт внутренних передач. Поступили восточные памятники и из Отделения средних веков и эпохи Возрождения, из Отделения гравюр и рисунков (Отдела западноевропейского искусства), из эллино-скифского отделения (Отдела древностей), из отделения глиптики (Отдела нумизматики), Отделения прикладного искусства нового времени и Отделения оружия (Отдела прикладного искусства и быта), из секции миниатюр библиотеки музея.

Среди важных поступлений этого периода заслуживают упоминания возвращённые Советскому правительству в 1931 году материалы Русского археологического института в Константинополе, в числе которых была небольшая, но чрезвычайно интересная коллекция погребальных рельефов из Пальмиры (институт был пионером раскопок этого знаменитого эллинистического города в Сирии), а также византийские коллекции, в частности свыше 5 тысяч подвесных свинцовых печатей — моливдовулов. В начале 30-х годов поступают из Русского музея византийские иконы.

Через ГАИМК продолжается поступление археологических коллекций, в особенности кавказских. Так, дагестанская коллекция А.А. Бобринского (в течение долгих лет возглавлявшего Археологическую комиссию) существенно обогатила раздел средневековой мусульманской бронзы. Из Русского музея и Академии наук поступают среднеазиатские коллекции керамики и изразцов, а также ковров (последние дополняются коллекцией, купленной у художника С.М. Дудина); у известного собирателя Б.Н. Кастальского приобретается замечательная коллекция найденных в Средней Азии оссуариев, терракот, резных камней.

Наиболее выдающимися памятниками, поступившими в этот период, были дальневосточные Отдел Востока обогатился комплексами редчайших экспонатов, которые вот уже полвека изучаются не одним поколением специалистов и

(222/223)

определяют важные научные направления. Прежде всего это материалы знаменитых экспедиций С.Ф. Ольденбурга в Восточный Туркестан (они были получены из Музея антропологии и этнографии Академии наук СССР в 1934 году) и коллекции русского путешественника П.К. Козлова из Тибета и Монголии (из раскопок «мёртвого города» Хара-Хото и гуннского могильника Ноин-ула, поступившие в 1933-1934 годах из Этнографического отдела Русского музея). Оттуда же была получена уникальная коллекция ламаистской бронзовой скульптуры, собранная Э.Э. Ухтомским.

Значительным событием тех лет явилась также передача в Отдел Востока из музея, существовавшего прежде при Институте книги, документа и письма, коллекции замечательного учёного академика Н.П. Лихачёва — клинописные документы, египетские папирусы, древневосточная глиптика, а также византийские моливдовулы, монеты и др. Для отдела — и в особенности его древневосточного отделения — коллекция Н.П. Лихачёва была бесценным пополнением. [3] С конца 20-х годов у Отдела Востока появился — с тем чтобы сделаться постоянным, в дальнейшем, пожалуй, основным — ещё один канал пополнения фондов: археологические экспедиции, о которых будет рассказано отдельно.

Михаил Михайлович Дьяконов. 1907-1954.

(Открыть в новом окне)

К 1935 году в Отделе Востока уже было сосредоточено свыше 80 тысяч экспонатов, и это собрание памятников искусства и культуры Востока оценивалось специалистами как едва ли не самое значительное в мире, а в ряде разделов — как уникальное. Этим, равно как и появлением первых публикаций сотрудников, определяется и растущее международное признание Отдела Востока. Если на I Международном конгрессе по иранскому искусству и археологии, состоявшемся в США в 1926 году, Эрмитаж ещё не фигурировал в числе участников, то уже в начале 1931 года на II конгрессе в Лондоне было представлено 60 экспонатов, доставленных туда И.А. Орбели, участвовавшим в работе конгресса.

Успех эрмитажных экспонатов и самого представителя нового советского востоковедного учреждения во многом определил принятое в Лондоне решение провести следующий конгресс в СССР — в Эрмитаже и в Москве.

Проведение III конгресса, на подготовку к которому ушло почти четыре года напряжённой научной, издательской, экспозиционной, хранительской и организационной работы, несомненно, является кульминационным пунктом этого периода в истории отдела. Конгресс состоялся в сентябре 1935 года, в нем приняло участие 18 стран; шесть дней из восьми проходили в Эрмитаже. Среди 16 советских докладчиков основной по своей научной значимости костяк составили сотрудники Отдела Востока — И.А. Орбели, К.В. Тревер, А.Ю. Якубовский, М.М. Дьяконов, Л.Т. Гюзальян и другие.

Ксения Александровна Ракитина. 1909-1979.

(Открыть в новом окне)

Особенно больших трудов, начиная от работы по привлечению необходимых материалов из различных музеев и новых раскопок и кончая разработкой проблематики и экспозиционного плана, потребовала организация выставки к конгрессу. Базой для неё послужила экспозиция 1930-1931 годов, которая была значительно дополнена показом культурных регионов, прежде не представленных в эрмитажных материалах. Выставка имела целью не только показать культуру и искусство Ирана — от самых истоков до каджарской эпохи и современной живописи, но и сопредельные культурные регионы, испытавшие влияние Ирана и оказавшие в свою очередь воздействие на его культуру. В 83-х залах, где была развёрнута поистине колоссальная экспозиция, можно было сравнивать ахеменидское искусство с памятниками скифов Северного Причерноморья, видеть памятники Византии и Кавказа, Египта и Испании, Золотой Орды и Турции, Средней Азии и Восточного Туркестана. Иностранными участниками был представлен для выставки ряд важных экспонатов: знаменитые луристанские памятники из собрания Лувра, ахеменидские золотые и серебряные таблицы из фундамента дворца, незадолго до этого найденные в Персеполе, картины современных иранских художников.

Было привлечено много новых материалов. Так, в зале искусства Парфии впервые были показаны находки, сделанные в южной Туркмении, из раскопок парфянской столицы Нисы, а также ряд предметов из эрмитажных фондов, найденных в Северном Причерноморье и на Кавказе, впервые получивших парфянскую атрибуцию.

Из выставки иранского искусства 1935 года выросли идеи многих последующих постоянных экспозиций Отдела Востока. Именно с той поры

(223/224)

Экспозиция искусства Китая. Фотография 1934 г.

(Открыть в новом окне)

культура и искусство Византии показываются в Эрмитаже — единственном из мировых музеев — в связи с памятниками Востока, а не с европейским средневековьем. Впервые в экспозиции стали выделяться предметы греко-бактрийского искусства, как это происходит и в наши дни. Этот перечень мог бы быть значительно продолжен.

Специально к конгрессу вышли книги И.А. Орбели, К.В. Тревер, М.М. Дьяконова и Л.Т. Гюзальяна, а также I том краткого каталога выставки.

Кроме работы, связанной с конгрессом, шла и другая. Сотрудники древневосточного отделения работали над созданием ряда новых постоянных выставок, а также по заданию Академии наук над коллективным трудом по истории техники. В 1934 году была завершена выставка культуры и искусства Древнего Египта, продолженная в следующем году до греко-римского и коптского периодов. Выставка памятников Вавилона и Ассирии прибавилась к ней лишь через пять лет, когда были в полной мере обработаны вновь полученные материалы: она открылась в 1939 году и заняла три зала. В 1935 году открылась первая выставка урартских древностей, число их было в то время невелико — Кармир-Блур ещё не был открыт и раскопан.

За год до Иранского конгресса Отдел Востока принял самое активное участие ещё в одном мероприятии международного масштаба — праздновании 1000-летия Фирдоуси. В фойе Эрмитажного театра была открыта временная выставка «Шах-наме в изобразительном искусстве Ирана, Кавказа и Средней Азии», издан сборник статей, а также работа Л.Т. Гюзальяна и М.М. Дьяконова «Рукописи «Шах-наме» в ленинградских собраниях». И.А. Орбели сделал увлекательные доклады об отражении знаменитой поэмы Фирдоуси в памятниках искусства разных времён и народов — на юбилейных заседаниях в Москве и в Тегеране, куда он был командирован осенью 1934 года.

Юбилей Фирдоуси открывает серию крупных научных мероприятий, связанных с памятными датами знаменитых деятелей литературы и культуры Востока, в организации которых Эрмитаж играет ведущую роль. В 1938 году отмечался юбилей Шота Руставели (850-летие поэмы «Витязь в тигровой шкуре»). В предельно короткий срок — полтора года — сотрудниками отдела была сделана выставка «Культура и искусство эпохи Руставели» и опубликован сборник «Памятники эпохи Руставели», включивший двадцать четыре небольшие, яркие научно-популярные статьи сотрудников отдела. Семь из них принадлежали перу самого Орбели, который был и главой комиссии Академии наук по проведению юбилея, и редактором этого и ряда других изданий. В 1939 году 1000-летний юбилей эпоса армянского народа «Давид Сасунский» был отмечен не только участием И.А. Орбели, но и многих сотрудников отдела в научной сессии и сборнике статей, а также в создании выставки в Историческом музее Армении в Ереване.

В этот период возникла традиция тесных контактов Отдела Востока с республиканскими музеями Закавказья и Средней Азии и в плане подготовки в Эрмитаже научных кадров, и в плане обмена выставками и создания совместных экспозиций. Так, в 1939 году в Армению и Грузию была направлена первая передвижная выставка из Эрмитажа, а в начале 1940 года Отдел Востока принимал у себя, оказав самую энергичную помощь в её организации, выставку армянского изобразительного искусства.

Сотрудники успевали вести и просветительскую работу. М.Д. Семиз и А.В. Банк руководили школьными кружками, из которых позже, уже

(224/225)

после войны, вышла плеяда будущих ведущих сотрудников разных отделов Эрмитажа. И.А. Орбели, М.Э. Матье, А.В. Банк, И.М. Лурье, Н.Д. Флиттнер выезжают с лекциями-беседами в Ленинградскую область: одна из таких поездок, в колхоз «Прогресс», имела в качестве прямого отзвука «ответный визит» в Эрмитаж почти 700 колхозников — цифра по тем временам огромная.

К концу 30-х годов масштабы Отдела Востока делаются настолько велики, что начинается новый период в его экспозиционной жизни: на смену интеграции приходит дифференциация постоянных выставок, создание ряда региональных экспозиций. В 1939 году впервые в Советском Союзе открывается постоянная выставка культуры и искусства Китая, занявшая 24 зала и охватившая период от II тысячелетия до н.э. до современности. Здесь были заложены основы целого ряда тем, сделавшихся ударными в последующих экспозициях. Существенно, что материалы из Ноин-улы, собранные в отдельном зале, явились, как писал В.Н. Казин, «первым звеном будущей экспозиции Центральной Азии» (она была создана уже после войны).

1 января 1940 года открылась большая выставка культуры и искусства Средней Азии (10 залов). Помимо духа историзма, которым была пронизана эта экспозиция, на ней впервые были показаны такие замечательные памятники, как подаренный правительством Узбекистана Айртамский фриз и живопись из Варахши, как бронзовый жертвенник ахеменидской эпохи — дар правительства Киргизии, и т.д. Эффектно были экспонированы памятники Тимуридской эпохи, привлекавшие в те годы особый интерес в связи с начавшейся подготовкой к празднованию юбилея Алишера Навои (юбилей отмечался осенью 1941 года в блокадном Ленинграде).

Говоря об этих насыщенных мыслью и обширных по материалам выставках, нельзя не напомнить, что сами они были лишь «верхушкой айсберга»: каждой из них предшествует огромная научная подготовка, касающаяся как общих идей, так и частных атрибуций, составляющих невидимую их основу. К этому времени сотрудниками уже был завершён ряд крайне важных исследований, опубликованных прежде всего в трёх объёмистых томах «Трудов Отдела Востока», завершена и серия путеводителей и очерков непосредственно к выставкам, создано несколько коллективных работ. Благодаря энергии И.А. Орбели издательская деятельность находилась в этот период в расцвете; ряд работ выходит на двух языках — русском и английском; работы Н.Д. Флиттнер, М.Э. Матье, И.М. Лурье, Б.Б. Пиотровского, Н.А. Шолпо, И.А. Орбели, К.В. Тревер и многих других печатаются и за рубежом.

С конца 20-х годов Отдел Востока начинает экспедиционные работы на Кавказе и в Средней Азии — как самостоятельные, так и проводившиеся совместно с другими учреждениями. В 1929 году И.А. Орбели организует археологическую экспедицию в Армению, где главным объектом становится средневековый замок на склоне Арагаца — Анберд. Именно на этом памятнике ставилась проблема соотношения феодального замка и города: основа изучения последнего была заложена раскопками средневековой армянской столицы Ани (на территории Турции), в которых участвовал И.А. Орбели почти за два десятилетия до этого.

В те же годы начинается активная работа Отдела Востока в Средней Азии, в результате которой фонды пополняются интересными материалами из Сугнака, Ургенча, Старого Мерва; с 1934 года организуются Заравшанская и Термезская экспедиции. [4] Кроме главного научного руководителя, А.Ю. Якубовского, очень увлечённо и результативно работают М.М. Дьяконов, В.Н. Кесаев, явившийся, в частности, одним из пионеров археологического обследования Пайкенда — средневекового города и крепости, изучение которого недавно возобновлено.

Отдел Востока стоял у истоков раскопок ещё одного памятника, ставшего в последние два десятилетия очень известным, — Кара-тепе (буддийского монастыря первых веков н.э. на юге Узбекистана): в 20-х годах в его обследовании принимал участие А.С. Стрелков, первым правильно интерпретировавший памятник; в 30-х годах в раскопках участвуют ряд сотрудников отдела, в их числе Е.Г. Пчелина, которая написала через несколько лет на основе этих исследований кандидатскую диссертацию.

Археологические экспедиции Отдела Востока всегда отличала целенаправленность — стремление либо заполнить определенные лакуны в собрании, либо проверить научные идеи, уже сложившиеся или находящиеся в стадии исследования. Особое место в ряду таких работ принадлежит раскопкам Кармир-Блура, опорного пункта урартов в Закавказье (VIII-VI вв. до н.э.). Эти работы, начатые Б.Б. Пиотровским в 1939 году, впоследствии станут «эталонными» и будут продолжаться почти три десятилетия, принеся славу их автору и составив эпоху в мировой урартологии и археологии.

Начавшиеся на Кармир-Блуре исследования были незамедлительно оценены столь высоко, что уже через год Б.Б. Пиотровскому предоставлено право сделать доклад «Урартский центр в Закавказье» на торжественной сессии, посвящённой 175-летию Эрмитажа. Среди докладчиков на юбилейной сессии 1940 года были также И.А. Орбели, чей доклад был посвящён вкладу Востока в культуру Европы в период крестовых походов; К.В. Тревер, продолжавшая свою работу над греко-бактрийской проблемой; А.Я. Борисов, выступивший с новой интерпретацией изображений на согдийских оссуариях; В.Н. Казин, рассмотревший взаимоотношения Золотой Орды с Китаем и Монголией на базе китайских источников. В широкой прессе появились статьи М.М. Дьяконова, А.В. Банк, М.Д. Семиз,

(225/226)

Афиша выставки к III Международному конгрессу по иранскому искусству и археологии в Ленинграде. 1935.

(Открыть в новом окне)

Н.Д. Флиттнер. Отдел Востока получил к юбилею в дар от правительства Армянской ССР ряд экспонатов, украсивших экспозицию: капитель знаменитого эллинистического храма в Гарни, раннесредневековые деревянные капители Севанского храма, каменный рельеф с изображением знатных феодалов Прошянов XIV века, рукописи XII-XIV веков.

К 1940-1941 годам основной костяк сотрудников, включая тех, кто успел проработать лишь несколько лет, успевает завоевать признание своими трудами; специалисты разного профиля, они «в сумме» владеют более чем тридцатью восточными языками и составляют прочно спаянный коллектив. К этим годам оформляются основные научные направления, ставшие традиционными (такие, как изучение феодального города на Востоке, как исследование взаимодействия культур, и др.), и закрепляется та специфика, которая и теперь отличает Отдел Востока от других научных учреждений, востоковедных и археологических, — изучение истории культуры Востока на материале вещественных памятников.

Афиша выставки к юбилею Шота Руставели. 1938.

(Открыть в новом окне)

Итак, — при всех трудностях и потерях — жизнь Отдела Востока в предвоенное время характеризуется активной научной, экспедиционной, экспозиционной, пропагандистской, издательской деятельностью, неизменным участием в событиях культурной жизни республик советского Востока, укреплением международного престижа отдела как одного из крупнейших собраний памятников восточного искусства и культуры и важнейшего в стране научного востоковедного центра. Таким застаёт Отдел Востока Эрмитажа канун Великой Отечественной войны.

В военные годы жизнь Отдела Востока неотделима от судеб Эрмитажа в целом.

О том, что названо «подвигом Эрмитажа», созданы книги и фильмы, поэтому нет необходимости писать здесь об этом. Можно лишь отметить поразительный факт: внешне как бы перестав в этих экстремальных условиях существовать как единый организм, оказавшись разбросанными в разных точках страны, «восточники» продолжают чувствовать себя единым коллективом — тревожатся друг о друге, поддерживают в горестях, бедах, наконец, думают вместе о своём деле, о своей науке.

И.М. Дьяконов писал в марте 1942 года А.В. Банк: «...ни о ком из своих известий не имею с самого Нового года и не знаю, живы ли они. Об Эрмитаже я тоже ничего не знал с декабря, а о нём и его людях беспокоюсь столько же, сколько о своей семье, так как другого обиталища для себя не представляю».

Вот славные имена тех сотрудников Отдела Востока, кто ушёл на фронт с первых дней войны: М.М. и И.М. Дьяконовы, А.И. Корсун, А.Н. Болдырев, В.Н. Кесаев (погиб в 1942 г.), К.И. Разумовский (погиб в 1942 г.), Н.А. Шолпо (погиб в 1942 г.).

Самоотверженно трудились в Ленинграде и погибли во время блокады Э.Х. Вестфален, К.С. Ляпунова (работая в сандружине Эрмитажа, она стала и донором), В.Н. Казин, М.А. Шер, А.Я. Борисов (умер в 1942 г. во время эвакуации), Г.В. Птицын, П.Е. Сауков, В.Ф. Ермолаева (лаборант, погибла в 1943 г. при артобстреле), Н.Ф. Лебедев, примкнувший к эрмитажникам в годы войны.

Перешедшие, как и другие эрмитажники, с первого дня войны на казарменное положение, «восточники» — все, кроме ушедших на фронт и кроме нескольких человек, которых война застала в экспедициях, — были заняты упаковкой эрмитажных шедевров для отправки с первым эшелоном, отбывшим в Свердловск 1 июля 1941 года. Эта гигантская работа, осуществлённая в фантастический по краткости срок — в 6 дней, давно стала достоянием истории.

А.В. Банк вспоминает: «...белые ночи позволяли ни на час не прерывать упаковку. Ящики, в которые укладывались вещи, стояли на полу, и все время приходилось работать внаклонку. Вскоре у многих из нас появилась своего рода профессиональная болезнь — носовое кровотечение. В одной комнате стояло несколько раскладушек — приляжешь, закатишь голову, пока кровотечение не прекратится, и снова бегом к ожидающим тебя ящикам. Не спали мы сутками, но сколько суток можно не спать? Выбившись из сил, прикорнёшь под утро на полчаса, кто где... Сознание тут же выключится, провалишься словно в пустоту, а полчаса или час спустя какой-то внутренний толчок, какой-то нервный импульс снова включит сознание, вскочишь, отряхнёшься — и опять за дело». [5]

Из сотрудников Отдела Востока в число сопровождающих этот эшелон И.А. Орбели включил А.В. Банк, К.А. Ракитину, Т.А. Измайло-

(226/227)

ву. Оставшиеся продолжали упаковку. Кроме И.А. Орбели, который, разумеется, был главным руководителем и душою всего происходящего в Эрмитаже, всеми делами, связанными непосредственно с эвакуацией, ведала М.Э. Матье, сменившая на посту заместителя директора В.Ф. Левинсона-Лессинга (он возглавлял в военные годы Свердловский филиал). Вот что пишет М.Э. Матье в Свердловск 20 июля 1941 года, сразу после отправки второго эшелона: «Мы... работаем, как черти... подготавливали вам вторую партию. Научной работы, конечно, никакой не веду, и вообще все прошлые интересы кажутся из предыдущей эпохи».

Ещё через 10 дней, 1 августа, когда шла упаковка третьего эшелона, которому уже не суждено было отбыть (кольцо блокады сомкнулось 30 августа), она пишет: «Работы много, очень, очень много — и у нас, и вне Эрмитажа. А людей делается меньше, и приходится буквально учитывать силы и способности каждого человека... Шеф Орбели в общем ничего, работает, но устает, хотя и не показывает... О работе подробно не пишу, это понятно. Заняты всё время... Но настроение бодрое и спокойное, и работают прекрасно все — от охраны до научных сотрудников». Это был, как вспоминала позднее М.Э. Матье, самый трудный этап эвакуационных работ: все заготовленные перед войной впрок ящики и упаковочные материалы ушли на два первых эшелона.

Со вторым эшелоном в Свердловск отбыли М.Н. Кречетова, Е.Г. Пчелина, Г.Н. Балашова. В сентябре к ним присоединились отправленные И.А. Орбели самолетом М.Э. Матье и И.М. Лурье.

Кроме Свердловского филиала ряд сотрудников Отдела Востока работали в Ташкенте. Среди них А.Ю. Якубовский, К.В. Тревер, весной 1942 года к ним присоединилась Н.В. Дьяконова.

В Свердловском филиале, где существование было значительно более тяжёлым, чем в Ташкенте, из-за голода и холода и более напряжённым из-за ответственности, налагаемой хранением эрмитажных ценностей, научная работа «восточников» шла на удивление интенсивно: читали доклады и работали над кандидатскими диссертациями Е.Г. Пчелина, Т.А. Измайлова (обе защитили их в Московском университете ещё до окончания войны, в 1944 г.), М.Н. Кречетова и А.В. Банк (защита диссертаций вскоре после войны), закончила свое капитальное исследование египетского искусства фиванского периода М.Э. Матье (в 1945 г. оно было защищено ею в качестве докторской диссертации), кончал докторскую диссертацию И.М. Лурье (защитил её в начале 1946 г.). Эта работа совмещалась с

На раскопках замка Анберд в Армении. Фотография 1929 г.

(Открыть в новом окне)

дежурствами по охране мест в трёх точках города, где размещались ящики с экспонатами, с выборочными проверками состояния экспонатов, с тяжёлым трудом по поддержанию в помещениях сносной температуры, наконец, просто с борьбой с бытовыми тяготами (обработкой огородных участков, заготовкой дров и угля и т.п.). К этому надо прибавить выпавшие на сотрудников Отдела Востока общие организационные обязанности по филиалу в целом, которые, в частности, несли: М.Э. Матье как заместитель директора филиала по хранению и А.В. Банк как главный хранитель Отдела Востока и помощник В.Ф. Левинсона-Лессинга. Появление эрмитажников в Свердловске, как и повсюду, сопровождалось взрывом просветительской деятельности, недаром уже со вторым эшелоном им были переправлены из Ленинграда диапозитивы для чтения публичных лекций и бесед. Этим занимались почти все, но, пожалуй, наиболее активно — Т.А. Измайлова, исколесившая с лекциями всю Свердловскую область.

(227/228)

И всё же самые потрясающие страницы в историю Отдела Востока в военные годы были вписаны в первую очередь теми, кто оставался на протяжении самых страшных месяцев блокады в Эрмитаже, кто, живя в условиях нечеловеческих трудностей и опасности, проявил ни с чем не сравнимую силу духа и интеллекта. Их было 15 — осталось в живых меньше половины... Самое старшее поколение из тех, кто выжил, — Н.Д. Флиттнер, Э.К. Кверфельд, А.П. Султан-Шах — так и не покинули Эрмитаж, дождавшись победы в Ленинграде. [6] И.А. Орбели, Э.К. Кверфельд, Н.Д. Флиттнер читают десятки лекций, проводят беседы в госпиталях, на кораблях и в военных частях, выступают перед воинами, отправлявшимися на фронт. А.Я. Борисов, Б.Б. Пиотровский, В.С. Гарбузова дежурят на крышах и на своих участках эрмитажных залов в составе пожарной команды МПВО; Н.В. Дьяконова, К.В. Ляпунова, М.Д. Семиз входят в сандружину; А.П. Султан-Шах, как всегда, вездесуща. В самое страшное время первой блокадной осени — зимы 1941 года, из последних сил латая разбитые окна в музее, расчищая дорожки в эрмитажных дворах, теряя друзей и близких, ютясь — многие с семьями — в эрмитажных подвалах-бомбоубежищах, все они сохраняли потребность в духовном общении и занятиях любимым делом — наукой. Кончает рукописи двух своих книг Э.К. Кверфельд. Старше по возрасту большинства сотрудников отдела, он проносит сквозь все испытания невероятный оптимизм: «Пока вижу солнце, и звёзды и цветы, буду убеждать себя, что я создан для созерцания их. И Вы берите пример с меня, старика... Рядом с наукой и рядом с нашей грустью о потерях— цветёт и манит жизнь, и мы не вправе не отзываться на её зов...» (из письма к А.В. Банк).

Пишет свою «Историю искусства Древнего Востока» Н.Д. Флиттнер. Над армянскими баснями и курдским словарём трудится в редкие свободные минуты И.А. Орбели. А.Я. Борисов работает над надписью из Армази. Пишет «Урарту» Б.Б. Пиотровский.

Давно стали достоянием широкого читателя приведённые во многих книгах и статьях о блокаде рассказы Б.Б. Пиотровского: о набитых книгами сумках для противогазов; о лекциях, читанных друг другу А.Я. Борисовым и им во время дежурств; о пожарной команде как «средоточии научной мысли» блокадного Эрмитажа... Б.Б. Пиотровский вспоминает: «Нас очень беспокоило, что в случае нашей гибели всё то, что нам удалось узнать, но ещё не удалось опубликовать, сделать достоянием науки, общим знанием, уйдёт вместе с нами, пропадёт навсегда и кому-нибудь надо будет впоследствии всё начинать сначала. Мы приходили к решению: надо писать, писать, писать немедленно, не откладывая...». [7]

Наконец, именно с сотрудниками Отдела Востока в первую очередь связаны два события, ставшие частью блокадной эпопеи, символом моральной победы над врагом.

17 октября 1941 года в Эрмитаже отмечается 800-летие поэта Низами; два докладчика— М.М. Дьяконов и А.Н. Болдырев — прибывают с фронта, свои переводы стихов великого поэта читает Г.В. Птицын (это последнее выступление талантливого молодого ираниста: блокаду он не пережил).

10 и 12 декабря 1941 года в обстановке, гораздо более страшной, в разгар жестоких морозов и начавшихся блокадных смертей, в Школьном кабинете (помещавшемся тогда возле Малого подъезда, на месте нынешней дирекции) прошли заседания, посвящённые 500-летию основоположника узбекской литературы Алишера Навои, где кроме И.А. Орбели выступали отпущенные из своих частей на короткий срок

(228/229)

фронтовики: поэт В.А. Рождественский и А.Н. Болдырев. Художник М.Н. Мох выставил расписанный к этим дням фарфор, Б.Б. Пиотровский написал статью в эрмитажный «Боевой листок»... В последний раз, сидя, прочёл свои прекрасные переводы Н.Ф. Лебедев; понимая, что он уже на грани гибели, ему дают эту возможность, посвятив этому целиком заседание 12 декабря... По опубликованным мемуарам и устным преданиям можно судить о том, какой след в душе всех присутствовавших тогда оставили эти памятные дни.

После снятия блокады постепенно начинают стекаться в родной город сотрудники отдела. Возвращаются И.М. Лурье, К.А. Ракитина, к июню 1944 года возобновляет свои директорские обязанности И.А. Орбели, вернувшийся из Еревана, где им была проведена огромная работа в Армянском филиале Академии наук СССР, делаются первые шаги на пути возрождения музея. Уже в ноябре 1944 года таким шагом явилась выставка памятников, остававшихся в Ленинграде во время блокады.

Немногочисленные сотрудники Отдела Востока, бывшие в городе к тому времени, экспонируют на этой выставке египетские древности (мумию жреца Петеси, папирус с 12-ю божествами, мелкую пластику и др.), восточнотуркестанские фрески и скульптуру, иранские миниатюры, дагестанские котлы, среднеазиатские ковры, мусульманские изразцы, китайский и японский фарфор, оружие и т.д. Был выпущен даже каталог. Каких усилий и самоотдачи потребовала подготовка вещей для этой выставки, не говоря уже о непрерывных заботах о них во время блокады!

«Сообщаю, что работы по Отделу Востока по закреплению фресок идут полным ходом, и надеюсь... работу закончить к 20 или 25 августа» (из письма к А.В. Банк Ф.А. Калинина от 1 августа 1944 г.).

В октябре 1945 года, с возвращением эвакуированных эрмитажных ценностей и сотрудников из Свердловска, весь сохранившийся состав Отдела Востока — уменьшившийся на одну треть — оказался в сборе и принимал самое горячее участие в приведении в порядок зданий и территорий Эрмитажа и в подготовке первой послевоенной реэкспозиции музея, торжественно открывшейся в ноябре 1945 года.

Конец 40-х и 50-е годы — это период залечивания ран, период огромной работы по распаковке, проверке, инвентаризации восточных коллекций, по размещению и телеграфированию экспонатов, их реставрации и подготовке новых экспозиций памятников Востока. Период обнов-

ления состава сотрудников, понесшего в ряде случаев невосполнимые утраты. Общий подъём, который испытывали все, помогал бороться с трудностями, сочетать изнурительную «чёрную» техническую работу с занятиями наукой.

Б.Б. Пиотровский возобновляет (с 1945 г.) раскопки Кармир-Блура, результаты которых начинают публиковаться отдельными томами; кроме того, в 1947 [1949] году он публикует свой университетский курс «Археология Закавказья» — первую сводную работу, заложившую основу всех последующих исследований по археологии Кавказа. М.Э. Матье завершает ряд важных исследований и выпускает свои знаменитые монографии по искусству Древнего Египта.

Развёртываются интенсивные исследования И.М. Дьяконова, вернувшегося в 1945 году с фронта. Он в течение нескольких лет успевает опубликовать не только несколько интересных статей, но и монографию «Развитие земельных отношений в Ассирии» (1949); продолжаются также его работы по Урарту, по Мидии (1956), по

(229/230)

древнему Шумеру. [8] Свыше десяти статей публикует в первой половине 50-х годов И.М. Лурье. К.В. Тревер работает в эти годы преимущественно в области Закавказья эпохи античности и раннего средневековья (в 50-х гг. выходят две её большие монографии, посвящённые древним Армении и Албании), не оставляя, разумеется, и сасанидской тематики. Н.В. Дьяконова полностью концентрирует внимание на памятниках Восточного Туркестана, обращаясь впервые к буддийским памятникам Дуньхуана (1947 г.). В конце 40-50-х годов выходят монография и альбом по китайскому искусству М.Н. Кречетовой (работа 1947 г. «Китайский фарфор» опубликована в соавторстве с погибшей Э.Х. Вестфален). Позже публиковались посмертно работы Г.В. Птицына, К.И. Разумовского, А.Я. Борисова.

Продолжает работать над материалами Анберда и Ани Т.А. Измайлова. Выходят принципиально важные статьи А.В. Банк — по византийской торевтике и теоретические.

В 1947 году, после семилетнего перерыва, выходит очередной, IV том «Трудов» Отдела Востока. Вернувшийся в 1946 году из ссылки Л.Т. Гюзальян начинает восстанавливать свой научный потенциал, работая в эти годы главным образом над выявлением и чтением персидских поэтических текстов на средневековых памятниках прикладного искусства и ремесла — изразцах, бронзе (тема эта оказывается столь продуктивной, что уже в 1948 г. защищена им в качестве кандидатской диссертации).

Как всегда, крайне интенсивно работает А.Ю. Якубовский. Среди статей этих лет несколько теоретических (о периодизации истории Средней Азии, о главных вопросах изучения истории развития городов Средней Азии). Однако главным событием биографии учёного — да и всего отдела — были начатые им в 1947 году раскопки Пенджикента, столь знаменитого теперь согдийского городища V-VIII веков. Эти работы составили в последующие четыре десятилетия один из главных источников обогащения Эрмитажа замечательными памятниками согдийского искусства, а также явились основой ряда будущих научных направлений отдела. Помимо отчетов А.Ю. Якубовский успел написать монографию о живописи памятников Пенджикента, которая вышла в 1954 году, уже после смерти автора.

К печальному списку потерь в это первое послевоенное десятилетие прибавляются новые имена: Э.К. Кверфельд (1949), А.Ю. Якубовский (1953), И.М. Лурье (1958), один из старых сотрудников, хранитель кавказских коллекций Н.З. Митина (1958).

Наконец, несомненным ударом для отдела явилось удаление из Эрмитажа в 1951 году его идейного руководителя и основателя — И.А. Орбели.

Пополнение состава, сделавшееся насущной необходимостью, в эти первые послевоенные годы ознаменовалось и появлением целой когорты молодых сотрудников, преимущественно востоковедов, одни из которых подхватывают эстафету традиционных научных направлений, а другие же обращаются к новым темам, ранее не исследованным в Отделе Востока.

В 40-х годах Эрмитаж получает возможность привлечь на восстановительные работы группу университетских студентов, благодаря чему в отдел попадают: в 1945 году — Н.Б. Янковская (ученица И.М. Дьяконова, ныне доктор исторических наук, изучающая экономику и социальную структуру Ассирии); в 1946 году — арабист С.Б. Певзнер (стал активнейшим членом отдела, был хранителем средневековых коллекций Ближнего Востока, пионер в изучении тканей Египта исламского периода, подготовил каталог этого собрания; ныне работает в Москве) и

(230/231)

На раскопках Пенджикента. Фотография 1970-х гг.

(Открыть в новом окне)

филолог-античник и американист Р.В. Кинжалов (в 1955 г. он впервые в Эрмитаже создал небольшую экспозицию памятников Древней Америки, ныне работает в Институте этнографии АН СССР). В 1947 году были приняты Е.А. Мончадская (проработавшая в отделе 30 лет и специализировавшаяся в области среднеазиатской античности) и китаист М.Л. Рудова (Пчелина) — ныне один из ведущих специалистов сектора Дальнего Востока, подготовившая издание коллекции из Дуньхуана.

В 1949 году в отдел поступают археологи Б.Я. Ставиский (ныне доктор исторических наук, крупный археолог Средней Азии, шесть лет возглавлял сектор Средней Азии и Кавказа; сейчас работает в Москве и возглавляет объединённую экспедицию Эрмитажа и московских организаций на Кара-тепе) и А.А. Вайман (теперь известный учёный, с приходом которого в Эрмитаж возникли новые важнейшие направления в исследованиях по Древнему Востоку: древневосточная математика, дешифровка протошумерской письменности, чтение и интерпретация шумерских документов хозяйственной отчетности III тыс. до н.э.).

Особенно многочисленным было пополнение отдела в 50-е годы, шедшее частично и через аспирантуру музея. В 1952 году были приняты В.С. Шандровская, работы которой определили новое направление в византинистике Эрмитажа — изучение свинцовых печатей-моливдовулов (ныне возглавляет сектор Византии и Ближнего Востока), и Т.В. Грек (1920-1985) — первый индолог в отделе, оставившая заметный след в науке, она выделила среди коллекции отдела индийские памятники и создала экспозицию искусств Индии. В 1953 году — египтолог И.А. Лапис (много лет возглавлявшая сектор Древнего Востока), тюрколог Ю.А. Миллер (ныне заведующий Арсеналом Эрмитажа, создавший выставку памятников искусства Турции), иранисты Л.С. Смесова (1927-1986; в последние годы ведала Особой кладовой отдела), Г.П. Михалевич (занимается историей ремёсел и много лет заведует библиотекой отдела), в 1953 году — А.А. Иванов (специалист по иранским металлическим изделиям и искусству Кубачи), в 1955 году — В.Г. Луконин — будущий крупнейший иранист и многолетний заведующий отделом, в 1953 году — Е.И. Лубо-Лесниченко (сейчас видный китаист, работающий по разным проблемам культуры Китая, и заведующий сектором Дальнего Востока), японист В.Т. Дашкевич (она явилась создателем первой постоянной экспозиции японского искусства), шумеролог В.К. Афанасьева, выросшая в известного специалиста в области шумерского искусства и литературы; археолог-кавказовед А.А. Иерусалимская (из начатых ею работ в области раннесредневекового текстиля родилось новое направление, связанное с проблемами «Великого Шёлкового пути»), искусствовед И.В. Васильева (Рапопорт), прошедшая за 22 года работы путь от лаборанта до учёного секретаря отдела и тонкого исследователя поздней иранской керамики.

В конце 50-х и начале 60-х годов в отдел вливается мощная струя специалистов в области среднеазиатской археологии — это Б.И. Маршак (ныне доктор исторических наук, крупнейший специалист по согдийскому искусству и восточной торевтике, глава Пенджикентской археологической экспедиции и заведующий сектором Средней Азии и Кавказа), Е.В. Зеймаль (ныне доктор исторических наук, первый в среде сотрудников отдела высокопрофессиональный нумизмат и широкий специалист по культуре эллинистического и раннесредневекового Востока, заведующий сектором Древнего Востока), Т.И. Зеймаль (активно работающий археолог, разрабатывающий проблемы истории буддизма в Средней Азии, многие годы — заместитель заведующего отделом), а также С.С. Сорокин (1913-1984), пришедший в отдел уже сложившимся серьёзным исследователем, который работал над проблемами археологии ранних кочевников и вёл раскопки в Средней Азии и на Южном Алтае.

Совершенно особое место среди этой группы сотрудников принадлежит доктору исторических наук Владимиру Григорьевичу Луконину (1932-1984). Принятый в аспирантуру в 1955 году и в отдел — в 1957, он менее чем через десять лет становится заведующим отделом и остаётся им на протяжении восемнадцати лет — до своей кончины, оборвавшей его жизнь в расцвете творческих сил и замыслов. Автор более десяти монографий, он, благодаря своей редкой одарённости и владению всеми видами источников в области истории и искусства древнего Ирана — как письменными, так и вещественными, несомненно, поднял на новый этап

(231/232)

На раскопках медресе пер.пол. XIV в. в Старом Крыму. Золотоордынская (Старо-Крымская) экспедиция.

(Открыть в новом окне)

разработку такой традиционной для отдела темы, как «Сасанидский Иран». Талант историка помог ему сделать живыми многие страницы истории Ближнего и Среднего Востока, прежде тёмные, предложить свою концепцию сложения сасанидского государства и его искусства. Наконец, все эти десятилетия он являлся истинным научным главой отдела, каковыми делали его не только широчайшая эрудиция, но и уважительное отношение к чужим исследованиям, человеческое обаяние и доброжелательность. Международный авторитет его среди востоковедов и музейщиков был огромен, а его книги вышли и продолжают выходить на всех основных европейских языках. Постоянно пользовались консультациями В.Г. Луконина и коллеги из многих стран мира и многих городов нашей страны. Лакуна, образовавшаяся с уходом его из жизни, будет ощущаться ещё долгие годы.

Этап 50-х годов в жизни Отдела Востока отмечен прежде всего завершением большой хранительской работы по распаковке, проверке, размещению и инвентаризации всех фондов, которая выпала на долю старшего поколения. Количество экспонатов в отделе неуклонно увеличивалось в тот период. Это происходило в первую очередь за счёт археологических экспедиций: Пенджикент, Херсонес, Кармир-Блур, Кулдор-тепе. Некоторые материалы из раскопок в Средней Азии и Азербайджане были переданы из Ленинградского отделения Института археологии Академии наук СССР.

В эти же годы поступили дары Эрмитажу, сделанные на правительственном уровне, — из КНР (ценные экспонаты раннесредневековой эпохи, а также современного китайского искусства), Индии (ширма из слоновой кости и 10 современных картин), Афганистана (два образца скульптуры II-III вв.). В 60-е годы к этому добавились три десятка произведений индийской скульптуры и живописи, подаренных правительством Индии.

Трудами всего коллектива сотрудников в 50-х годах открываются одна за другой постоянные выставки отдела: в 1951 году «Культура и искусство Средней Азии» и «Культура и искусство Китая»; в 1952-м — впервые открыты четыре зала древнего искусства Индии, а через несколько месяцев — «Художественные ремесла Индии XVII-XVIII вв.»; в 1954-м — «Культура и искусство Синьцзяна I-XII вв.»; в 1956-м — две древневосточные экспозиции (египетская и переднеазиатская), а также «Культура и искусство Кавказа» и «Культура и искусство Византии и Ближнего Востока» (по этим выставкам были выпущены обстоятельные путеводители и брошюры); в 1959 году впервые в истории отдела открывается Особая кладовая, пользующаяся большим успехом и в наши дни. В 1963 году к ним прибавляется выставка «Культура и искусство Монголии». В 70-х годах большая часть этих экспозиций была обновлена и расширена, однако эти изменения не коснулись основных их идей.

С середины 70-х годов работа по совершенствованию постоянных экспозиций затормозилась, хотя некоторые новые выставки были открыты (в 1973 г. — «Памятники культуры и искусства Индонезии IX-XX вв.»; в 1974-м — «Культура и искусство Золотой Орды»; в 1980 — «Культура и искусство Тибета»). Дело в том, что в 1965 году началась реэкспозиция выставки Древнего Египта — самой посещаемой выставки отдела, которая в силу разных причин продолжалась 22 года, и новая выставка открылась только в мае 1987 года. Из-за этого столь длительного процесса отдел сознательно не поднимал вопрос переделки других выставок отдела, которые по своим идеям и художественному решению уже не отвечают современным требованиям.

Вместе с тем из-за недостатка смотрителей залов получилось, что некоторые выставки отдела оказались десятилетиями закрыты для широкой публики. И все эти обстоятельства

(232/233)

привели к падению интереса к постоянным выставкам внутри отдела, что необходимо срочно преодолевать и разрабатывать планы реэкспозиции с учётом достижения науки уже 80-х годов.

С 50-х годов начинается процесс, который был в ту пору новым и который так характерен для Эрмитажа наших дней: обмен выставками с зарубежными музеями и участие в международных выставках. Первой из таких привозных экспозиций, устройство которых в Эрмитаже всегда сопряжено с напряжённой работой всего коллектива, была выставка из Китая (1953), за ней последовала вызвавшая также огромный интерес выставка из Индии, позже отдел принимал и организовывал множество выставок восточного искусства (из Ирака и Сирии, Египта и Японии, Ливана и Китая и т.д.). Забегая вперёд, следует из числа всех этих крайне важных зарубежных выставок выделить одну, которая стала событием в масштабах всего Эрмитажа и нашего города, — «Сокровища гробницы Тутанхамона» (1974) — с каталогом, подготовленным сотрудниками отдела и имевшим принципиальное значение для египтологии. Ещё одна из важных для понимания явлений восточных культур зарубежных выставок — «Аму-Дарьинский клад» из Британского музея (1979), также с обстоятельным каталогом.

В 1958 году Отдел Востока впервые участвует в Международной выставке «Искусство Византии» в Великобритании; с тех пор в разные годы эрмитажные экспонаты побывали в самых разных странах мира: Японии, Иране, Швеции, Финляндии, Франции, Германии, Италии, Бельгии, Бирме и др. Организуется и несколько передвижных выставок, пропагандирующих восточное искусство (китайское, японское, тибетское) в разных городах и республиках нашей страны.

60-80-е годы характеризуются столь интенсивной научной работой в разных направлениях, что здесь будут отмечены лишь некоторые наиболее существенные вехи в жизни Отдела Востока: 1960 год — XXV Международный конгресс востоковедов в Москве, в котором активное участие принимают старшие и молодые сотрудники отдела; в 1964 году отдел участвует вместе со всем Эрмитажем в сессии и торжествах в связи с 200-летием Эрмитажа, ряд старых сотрудников отмечены правительственными наградами; 1965-й — всесоюзная конференция, посвящённая истории живописи стран Азии; 1970-й — большая научная сессия в связи с 50-летием отдела; 1972-й — всесоюзная выставка и конференция, организованная отделом к 2500-летию государства в Иране (на торжествах в самом Иране присутствуют Б.Б. Пиотровский и В.Г. Луконин); 1975-й — всесоюзная выставка «Искусство Византии», занявшая Георгиевский и Аполлонов залы и часть Романовской галереи (издан трёхтомный каталог); вместе с нею прошла и всесоюзная конференция по проблемам искусства Византии; 1979-й — конференция «Художественные памятники и проблемы истории культуры Востока», посвящённая 110-летию со дня рождения Я.И. Смирнова (в 1985 г. вышел сборник трудов этой конференции); 1980-й — заседания, посвящённые 100-летию со дня рождения Н.Д. Флиттнер; 1980-й — конференция в связи с 60-летием отдела; 1983-й — международная встреча ассириологов и выставка совместно с Академией наук Киргизской ССР «Памятники культуры и искусства Киргизии», которая прошла вместе с конференцией; 1985-й — совместно с Академией наук Таджикской ССР большая выставка «Древности Таджикистана».

Владимир Григорьевич Луконин. 1932-1984.

(Открыть в новом окне)

В 60-80-е годы создаются крупные исследования всех ведущих сотрудников отдела, включая новое поколение, и выходят монографии А.В. Банк, В.Г. Луконина, А.А. Ваймана, Н.Б. Янковской, Е.В. Зеймаля, Б.И. Маршака, Е.И. Лубо-Лесниченко, Т.А. Измайловой, Т.В. Грек, А.Т. Адамовой, Т.Б. Араповой и других.

За это же время отделом были изданы три тома «Трудов» и шесть сборников статей. Кроме того, сотрудники отдела опубликовали более 800 статей и заметок. [9]

Сотрудники отдела принимают участие в международных конгрессах и симпозиумах во многих странах мира — Италии и Греции, Югославии и Венгрии, Австрии и ГДР, Англии и США, Бельгии и Румынии, Индии и Болгарии; читают лекции в Равенне, Риме, Париже, Венеции, Стокгольме, Генте, Оксфорде, Тегеране, Вене, Берлине и Вашингтоне.

Научная работа отдела в последние годы продолжает традиции, выработанные ещё в предвоенное время, и строится в соответствии с четырьмя главными темами: «Культура и искусство стран Древнего Востока», «Археология

(233/234)

городской цивилизации стран Востока», «Изобразительное и прикладное искусство древнего и средневекового Востока», «Взаимодействие культур средневекового Востока».

Две первые темы в значительной степени охватывают работы сотрудников секторов Древнего Востока и Средней Азии и Кавказа. Следует отметить, что в последнее десятилетие были созданы две новые археологические экспедиции — Старо-Крымская (начальник М.Г. Крамаровский) и Пайкендская (начальник Г.Л. Семёнов), из которых первая продолжила тему исследования культуры Золотой Орды, а вторая начала исследование города на западной окраине исторического Согда, а на восточной окраине его уже сорок лет ведутся раскопки Пенджикента.

Две остальные большие темы включают исследования сотрудников секторов культуры и искусства Византии и Ближнего Востока и Дальнего Востока.

Научная работа в отделе идёт достаточно интенсивно, и мы сможем отметить своё 70-летие в 1990 году вполне достойно.

В настоящее время необходимо начать активную работу по разработке новой проблематики почти всех наших постоянных экспозиций и Особой кладовой, поскольку генеральная реконструкция Эрмитажа ставит и перед Отделом Востока новые задачи.

Работа отдела (как и музея в целом) является крайне разнообразной, что удивляет многих людей, с нею незнакомых. При всей своей напряжённости и временами нервной перегрузке она привлекает энтузиастов и на них держится. Будем надеяться, что традиции энтузиастов, заложивших основы нашего отдела в 20-х годах, будут успешно продолжаться.

[1] По данным А.В. Банк, около 10 тысяч предметов (Банк А.В. Восточные собрания Эрмитажа. Л. 1960).

[2] Изданный в 1978-1980 гг. энциклопедический словарь, содержащий биографические данные о советских востоковедах и библиографию их работ, освобождает нас от необходимости приводить здесь и далее, в разделах, посвящённых отдельным сотрудникам Отдела Востока, такого рода сведения. Из обширной литературы об И.А. Орбели отсылаем к книге К.Н. Юзбашяна «Академик Иосиф Абгарович Орбели» (изд. 2-е. М., 1986).

[3] Существенным для древневосточных коллекций было также получение (в 1920 г.) собрания академика Б.А. Тураева, известного египтолога и давнего друга Эрмитажа.

[4] Независимо от участия Эрмитажа в этих работах участники экспедиций со своей стороны начинают охотно предоставлять Эрмитажу наиболее важные из добытых ими материалов, связанных с Востоком. Так, А.Н. Бернштам, работавший в течение трёх лет (до 1934 г.) в Отделе Востока, передаёт свои находки из Кенкольского могильника, в том числе знаменитый халат из китайского шёлка начала I тыс.; в начале 30-х гг. поступают материалы из раскопок А.А. Фреймана согдийского замка на горе Муг, несколько позже — из Хорезма; В.А. Шишкин отдаёт свои замечательные находки в Варахше.

[5] Цит. по кн.: Варшавский С., Рест В. Подвиг Эрмитажа. Л.-М., 1965, с. 33.

[6] [прим. на с. 229] Поставив в мае 1942 г. Эрмитаж на консервацию, И.А. Орбели улетел в Ереван, увезя с собой больного Б.Б. Пиотровского.

[7] Цит. по кн.: Варшавский С., Рест Б. Указ. соч., с. 94.

[8] [прим. на с. 231] Монография И.М. Дьяконова «Общественный и государственный строй Шумера» вышла в 1959 г.

[9] См.: Ракитина К.А. Библиография. Отдел Востока. 1960-1974. — В кн.: «Труды Гос. ордена Ленина Эрмитажа». [Т. XIX] Л., 1978, с. 119-144.

наверх