[ коллективная монография ]

Эрмитаж.
История и современность. 1764-1988.

// М.: «Искусство». 1990. 368 с. ISBN 5-210-00010-9

Отдел античного мира.

История собирательства. О.Я. Неверов. — 171

Античная археология в Эрмитаже. Ю.П. Калашник. — 177

Научная и экспозиционная деятельность. Е.В. Мавлеев. — 183

Отдел античного мира обладает самой большой в пределах СССР коллекцией произведений искусства и культуры, созданных в Древней Греции, Этрурии, Риме, греческих колониях Северного Причерноморья. Формирование этих коллекций начинается ещё во времена Петра I и в течение последующих столетий испытывает множество разнообразных приключений, о чём расскажет специальная статья. С XIX века собирательство и коллекционирование обретает всё более научный характер, чему в немалой степени способствовало начало широкомасштабных археологических раскопок на юге России. И эта страница отечественной истории оказалась связанной с деятельностью Эрмитажа. Этому посвящается вторая статья об Античном отделе музея. Наконец создание в середине XIX века в Петербурге первого в России публичного музея приводит к появлению в его структуре очень значительной по размерам выставки памятников античной культуры. Данный, чрезвычайно специфичный аспект существования античных памятников потребовал для их охраны, изучения и представления публике создания специального штата научных сотрудников. Многие хорошо известные учёные составляли в течение нескольких поколений этот штат. И это ещё одна история, которой посвящена третья статья.

О.Я. Неверов

История собирательства.   ^

Коллекции Античного отдела Эрмитажа начали складываться задолго до открытия публичного музея в 1852 году. Основу их составили приобретения древних гемм, мелких бронз и мраморной скульптуры, совершавшиеся для приватного Эрмитажа Екатерины II. В 90-е годы XVIII века «Кабинет антиков», то есть резных камней, в екатерининском Эрмитаже насчитывал 10 тысяч предметов.

Подчёркивая усвоенный ею «российский размах» приобретений, Екатерина II с гордостью писала своему корреспонденту просветителю Гримму: «Все собрания Европы, по сравнению с нашим, представляют лишь детские затеи!» ¹ [1]

Переписка с Гриммом, художественным агентом императрицы, очень своеобразный источник для истории собраний Эрмитажа.

Барон Мельхиор Гримм, живя в Париже, был центральным звеном в разветвлённой сети художественных агентов русской императрицы, находившихся в различных частях Европы: в Лондоне, Гааге, Берлине, Вене, Риме и Венеции. Среди них были посланники С.Р. Воронцов, Д.А. Голицын, А.М. Белосельский, Н.Б. Юсупов, литераторы, подобные Дидро или Кошену, художники — Казанова, Байрс, Рейфенштейн, Кавачеппи, Т. Дженкинз и Г. Гамильтон. Порою роль посредников брали на себя персоны очень высокопоставленные, как это имело место в случаях с И.И. Шуваловым и Е.Р. Дашковой.

Особое положение Гримма делает переписку с ним неоценимым источником. Со стороны Екатерины II письма нередко носили характер дневниковых записей, которые, по мере их накопления, отсылались в Париж.

Соединение данных этой переписки, а также счетов и инвентарей и тому подобных документов позволяет очень полно восстановить историю эрмитажного собрания античных гемм. Порой особых упоминаний удостаиваются в документах даже отдельные вещи. Так, когда летом 1779 года в Риме умирает известный живописец А.Р. Менгс, приобретаются не только его полотна и картоны, но и камея «Персей и Андромеда», купленная им в Испании. 23 сентября 1780 года Екатерина II извещает Гримма: «Камея с изображением Персея и Андромеды торжественно помещена в Музее в нижнем этаже покоев… Она в самом деле близка к совершенству» ². [2] Размах своих приобретений императрица в шутку называет «обжорством», «камейной болезнью», а свою коллекцию — «бездной». 80-е годы XVIII века — апогей собирательской деятельности Екатерины II. В 1782 году ею приобретаются коллекции дипломата Л. де Бретейля в Париже, антиквара Т.М. Слейда в Рочестере и художника Д. Байрса в

(171/172)

Зал в доме Лавалей в Петербурге.
Акварель М.Н. Воробьёва. 1830-е гг.
Москва, Музей А.С. Пушкина.

(Открыть в новом окне)

Риме. Покупка последнего собрания стоила 6 тысяч секвинов. Княгиня Е.Р. Дашкова в своих «Записках» утверждает: «Екатерина вследствие моей рекомендации купила его целиком» ³. [3] В 1786 году были приобретены коллекции д’Эннери в Париже и лорда Беверли в Алнвик Касл (Англия).

Самое значительное приобретение было сделано в 1787 году. Это было одно из самых прославленных собраний Европы — коллекция герцога Луи-Филиппа Орлеанского, насчитывавшая почти 1500 первоклассных гемм. Этой покупке, переговоры о которой начались ещё в 1785 году, предшествовали длительная переписка и колебания, борьба агентов русской императрицы с сильными конкурентами, пока наконец под давлением фаворита А.М. Дмитриева-Мамонова сделка не была завершена уплатой 40 тысяч рублей.

Екатерина, в шутку заявлявшая, что её собирательская лихорадка «прилипчива как желтуха», сообщает в Париж об эффекте этой покупки. Обозначая Мамонова шутливым прозвищем «красный мундир», она пишет Гримму: «Я думала, что красный мундир сойдёт с ума от радости по поводу коллекции герцога Орлеанского!» ⁴ [4] Эта покупка Екатерины II составила, по выражению современника, «одну из первых достопамятностей Эрмитажа» ⁵. [5]

Бывали у венценосной собирательницы и неудачи в 1786 году её обманули при покупке собрания Беверли и часть коллекции владелец удержал у себя. Но в Эрмитаже создаётся гигантский кабинет гипсовых слепков, отражавший состав крупнейших европейских коллекций, и подобные казусы на будущее исключаются.

Распыление художественных сокровищ аристократических родов Франции, начавшееся во время Французской революции, Екатерина II использует для обогащения своего собрания: так, в Эрмитаж поступают геммы принца Конти, президента парламента Сен-Мориса, семей Дазенкур и Бодевилль. Они были приобретены в 1792 году с помощью антиквара-эмигранта А. Милиотти. Тогда же в Дрездене была куплена коллекция художника Ж.-Б. Казановы, директора саксонской Академии художеств. В эти же годы в Петербург поступает собрание И. Франца, хранителя Венского Кабинета древностей (2337 гемм).

Начинается систематизация и изучение эрмитажного собрания. В 1795 году Екатерина уже имела рукописный французский каталог своей коллекции, составленный библиотекарем А.И. Лужковым ⁶. [6] Гримму с гордостью сообщалось: «Всё это расположено в систематическом порядке, начиная с Египтян, и проходит затем через все мифологии и истории, легендарные и нелегендарные, вплоть до наших дней» ⁷. [7]

«За тщание в разборе антиков» Екатерина II приказала «принять» Лужкова в Академию наук!

В эти же годы приобретается собрание памятников древней скульптуры, ставшее ядром эрмитажной коллекции. Это собрание, состоявшее из 260 номеров, Екатерина II покупает в 1785 году у директора Британского банка Д. Лайд-Брауна, отдавшего всю жизнь составлению своей коллекции. В течение сорока лет английский банкир приобретал скульптуры у антикваров и археологов Италии в итальянских палаццо у разорявшихся римских патрициев. По сведениям, сообщаемым писателем наполеоновской эпохи Д. Дэллавеем, русская императрица купила коллекцию Лайд-Брауна за 23 тысячи фунтов (144 тысячи руб.). Но, кроме первого взноса в 10 тысяч фунтов, владелец собрания якобы не получил из России больше ни копейки, так как выбранный им в Петербурге посредник в 1787 году внезапно разорился. Ходили слухи, что причиной удара, через несколько дней сведшего Лайд-Брауна в могилу, были именно дурные вести из России.

Ещё при жизни собирателя, в 1768 и 1779 годах, были опубликованы два каталога коллекции, украшавшей его загородную виллу в

(172/173)

Уимблдоне. Лишь спустя 80 лет благодаря стараниям директора Эрмитажа С.А. Гедеонова рукописные копии этих каталогов прибыли из Лондона в Петербург. Совсем недавно автору этих строк удалось получить из Англии и серию графических воспроизведений лучших скульптур Лайд-Брауна, что позволяет ныне воссоздать с необходимой полнотой екатерининское ядро эрмитажной коллекции скульптуры. Из собрания семьи Лукателли в Риме после 1783 года поступила великолепная группа «Вакх и Прозерпина». Некоторые скульптуры приобретены у Б. Кавачеппи, Г. Гамильтона. Многие древние статуи из собрания Екатерины II, прежде нежели в 1850 году они попали в залы николаевского Нового Эрмитажа, не раз совершали передвижения: из Петербурга — в Царское Село, оттуда, после смерти Екатерины II, — в Павловск, Михайловский замок и Таврический дворец.

Екатерининский Эрмитаж продолжает пополняться древностями и в XIX веке. В 1805 году значительное собрание античных гемм дарит Александру I дипломат Н.Ф. Хитрово, бывший представителем России во Флоренции ⁸. [8] В 1813 году аналогичный дар поступает от чиновника русского посольства в Вене Ж.-Б. Маллиа. Спустя год из Парижа прибывает жемчужина эрмитажного собрания гемм — камея Гонзага, вручённая Александру I в качестве дара Жозефиной Богарне. В 1815 году президент Академии наук А.Л. Николаи дарит царю агатовую вазу, некогда принадлежавшую кардиналу Мазарини.

Когда после разгрома восстания декабристов Николай I потребовал отзыва из Петербурга австрийского дипломата Г. Лебцельтерна, древности из его коллекции остались в России и были приобретены для Императорского Эрмитажа. Среди них — великолепная декоративная ваза, некогда входившая в собрание Д.-Б. Пиранези. Лебцельтерну вменялось в вину сочувствие движению декабристов, его винили в укрывании диктатора восставших С.П. Трубецкого. Австрийский дипломат и декабрист Трубецкой были женаты на сёстрах З.И. и Е.И. Лаваль, и, чтобы добиться его удаления из Петербурга, правительство не брезговало ничем. Патрон Лебцельтерна К.В. Меттерних писал ему 14 марта 1826 года: «Меня спрашивают, например… возможно ли, что мадам Лебцельтерн могла вышивать знамёна для конституционной армии?» ⁹ [9]

Дворец графа И.С. Лаваля был украшен «музеем древностей», достойным соперничать с Императорским Эрмитажем. Акварели М.В. Воробьёва, недавно опознанные в московском музее А.С. Пушкина, позволяют составить представление о богатстве этого «музея». Посетителям знаменитых лавалевских сред с гордостью показывали мраморную гробницу «дочери Августа Юлии» (римское надгробие I в., кстати, тоже из коллекции Пиранези), мозаичный пол из римского дворца Нерона и т.п. В 1846 году умирает владелец особняка И.С. Лаваль, а спустя четыре года и его вдова графиня А.Г. Лаваль. Наследницами остаются четыре дочери, вернее — две: графиня Борх и графиня Коссаковская, так как З.И. Лебцельтерн находилась в Австрии, а Е.И. Трубецкая — в сибирской добровольной ссылке. Николай I принимает решение приобрести древности особняка для готового к открытию Нового Эрмитажа. Наследницы графини Лаваль надеялись получить за собрание 66 тысяч рублей. Строитель Нового Эрмитажа Л. Кленце, осмотревший собрание по желанию императора, оценил его всего в 5 тысяч рублей! Дочери Лаваль не желали распыления коллекции, но и не соглашались уступить её императору за такую смехотворно малую сумму.

Тогда заведующий I отделением Эрмитажа Ф.А. Жиль совместно с нумизматом Б.В. Кёне вновь осмотрели коллекцию. Из 266 ваз, заключили они, «едва 11 достойны войти в Эрмитаж, составляя сливки собрания». Николай I уплатил за коллекцию Лаваль 32 500 рублей ¹⁰. [10]

Пятьдесят четыре древние скульптуры, больше 200 ваз, художественная бронза и утварь влились в коллекции Эрмитажа. Мозаика из дворца Нерона была отобрана архитектором А.И. Штакеншнейдером для украшения императорского загородного дворца Бельведер в Бабигоне. С коллекцией Лаваль в Эрмитаж вошли такие шедевры вазописи, как стамнос мастера Клеофона «Прощание воина», и такие редчайшие скульптуры, как портретные бюсты Гая Цезаря и Бальбина.

В годы открытия Нового Эрмитажа была приобретена и коллекция скульптуры из особняка Демидовых (ныне — ул. Герцена, 43). К сожалению, самая ценная из скульптур, колоссальная бронзовая статуя императора Требониана Галла, за три года перед тем (1848 г.) была приобретена у князя А.Н. Демидова архитектором О. Монферраном. Став владельцем статуи, Монферран уже в 1849 году публикует её описание. Он видел в перспективе лет, как она становится достоянием Эрмитажа. Ценя свой шедевр наравне с конной статуей Марка Аврелия на Капитолийской площади, Монферран писал: «Ему суждено когда-нибудь войти в собрание одного из прекраснейших музеев Европы». Однако предсказание не сбылось, и скульптура хранится ныне в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

Украшением коллекции Демидовых были колоссальные мраморные статуи Адриана, Антонина Пия и Марка Аврелия, парные статуи танцующих сатиров, найденные в развалинах мастерской древнего скульптора на Эсквилине, и колоссальная «Афина Демидова». Коллекция была куплена за 100 тысяч руб.

Ценные приобретения были сделаны С.А. Гедеоновым в 1851 году в скульптурных собраниях Венеции.

Несколько статуй из папских коллекций уступил Николаю I Пий IX в обмен за участок земли на Палатинском холме (1851 г.).

(173/174)

Искусство Греции высокой классики.
Зал Афины в Новом Эрмитаже. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

В 1845 году неаполитанский король дарит Николаю I вещи, найденные в его присутствии в Помпеях. Среди этих находок особенной ценностью отличаются бронзовые весы с гирей в виде портретного бюста юного Калигулы (I в.).

В 1846 году дипломат Д.П. Татищев завещал Эрмитажу свои коллекции, которые он собирал в течение долгой жизни. Самым любопытным разделом была дактилиотека Татищева: с его собранием гемм в музей вошли резные камни, некогда принадлежавшие князю Станиславу Понятовскому.

В 1850 году, также по завещанию, поступает великолепная эллинистическая камея с изображением Зевса, входившая в коллекцию княгини Е.И. Голицыной, прославленной юношескими стихами Пушкина. Эта светская красавица, не чуждавшаяся науки и писавшая учёные трактаты, получила в Петербурге прозвище «полуночная княгиня». По преданию, ей, как когда-то императрице Елизавете Петровне, цыганка предсказала, что она умрёт во сне: княгиня решила встретить судьбу лицом к лицу и отныне бодрствовала ночью. Сохранились донесения агентов встревоженного III отделения: «Кн. Голицына имеет обыкновение спать днём, а ночью заниматься кампаниями, и такое употребление времени относится к большому подозрению, ибо бывают в сие время особые занятия какими-то тайными делами…» ¹¹. [11] Правда, Николай I, как он ни был напуган декабристским восстанием, вскоре отменил надзор за подозрительным особняком на Миллионной улице. Не этот ли лояльный поступок царя отблагодарила княгиня Голицына своим посмертным даром?

В 1830 году по повелению Николая I в Варшаве у банкира Деплера за 4 тысячи руб. приобретается ценная коллекция гемм, принадлежавшая археологу К. Веселовскому.

В 1834 году свыше тысячи античных ваз, а также множество бронз и терракот было куплено у римского антиквара Пиццати. До открытия Нового Эрмитажа они хранились в Академии художеств.

(174/175)

Искусство Греции поздней классики и эллинизма.
Зал Геракла в Новом Эрмитаже. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

Самое крупное и ценное приобретение было сделано в Риме в 1861 году. Музей знаменитого собирателя маркиза Д. Кампана, разорившегося в результате огромных трат на коллекционирование, должен был распродаваться на аукционе. Правда, Кампана ещё в 1851-1852 годах обращался через Ф.А. Бруни к руководству Эрмитажа с предложением приобрести его колоссальный музей. Николай I хотел купить лишь части собраний по выбору членов Императорской Археологической комиссии. На этом переговоры были прерваны. И вот в 1861 году после шумного судебного процесса, присудившего маркиза к каторжным работам на 20 лет, после вмешательства Наполеона III, заявившего о желании приобрести коллекцию целиком, папские власти дали хранителям Эрмитажа особые права. Директор Эрмитажа С.А. Гедеонов смог произвести отбор до распродажи, всё остальное поступило во вновь созданный «Музей Наполеона III» в Париже. Бурную кампанию в защиту интересов Франции поднимает писатель А. Дюма. Сам владелец коллекций, к тому времени помилованный папой, заменившим каторгу изгнанием «навеки» и конфискацией имущества, публикует в газете «Насьон» за 23 февраля 1861 года негодующую статью против расчленения собрания русскими посланцами. В 1851 году Кампана писал князю Г.П. Волконскому о цене в 334 тысячи скудо, в 1852 году — в письме Ф. Бруни цена выросла до 434 тысяч. В 1859 году маркиз получил от папы Пия IX свободу, подписав акт уступки древностей и памятников искусства на 900 тысяч скудо. В 1861 году за 600 предметов было уплачено Александром II 125 тысяч скудо и Наполеоном III — 812 тысяч! К уже отобранным Эрмитажем вещам были добавлены Пием IX рельеф с Ниобидами и «Царица ваз».

Петербургское собрание античных памятников обогатили около сотни скульптур и больше 500 расписных ваз. Статуи девяти муз, «Август на троне», колоссальная статуя сидящего Зевса стали украшением музея. Любопытно, что последняя из упомянутых статуй уже была предло-

(175/176)

жена в конце XVIII века Екатерине II, но та отказалась от покупки, так как посредником выступал английский художник Т. Дженкинз, перед тем однажды обманувший русскую императрицу, продав ей серию полотен с поддельными Корреджо… Она шутливо писала своему агенту Гримму: «В данный момент у меня нет денег, и следовательно я не покупаю гамильтоновского Зевса с отбитым носом» ¹². [12]

Знаменитая «Царица ваз» попала в руки Кампана не совсем чистым путём: она была найдена в 1853 году в Кумах в результате раскопок, проводившихся Леопольдом, графом Сиракузским, братом неаполитанского короля. Но рабочие утаили её и продали в свою пользу. В 1854 году французский археолог Рауль Рашетт писал о ней: «Это — чудо, которому я не знаю ничего подобного!» А академик Л. Вите в 1862 году восклицал: «Россия не только похитила кумскую вазу, эту «Царицу ваз» и штук 20 ваз того же стиля, но и 35 колоссальных ваз из Руво!»

Лишь благодаря коллекции Кампана Эрмитаж стал обладателем огромного собрания греческих и италийских ваз, а также богатой коллекции этрусских древностей. «Приняв в себя огромную коллекцию Кампана… музей Эрмитажа получил вдруг европейское значение» ¹³, [13] — справедливо писал в эти годы Д.В. Григорович.

Спустя двадцать с небольшим лет (1884 г.) Эрмитаж вновь пережил «античный бум», на этот раз в связи с приобретением уникальной коллекции танагрских терракот, собранной русским послом в Афинах П.А. Сабуровым. Сабуров был в Греции в момент случайного открытия и молниеносно быстрого разграбления кладоискателями Танагрского некрополя, выкинувшего на европейский антикварный рынок сотни прелестных «танагрянок», сразу завоевавших широкую популярность. Они стали «гвоздём сезона» во дворце Трокадеро на Всемирной выставке в Париже. Их популярность вызвала к жизни широкую индустрию подделок антиков. Но русский дипломат составил свою коллекцию до появления поддельных «танагрских» и «малоазийских» терракот. В эти годы своеобразное патриотическое соперничество, «война музеев» раздирала мир и занимала дипломатов. Художественный агент Наполеона III в 1861 году писал императору о музее Кампана: «Ради бога, Сир, не позвольте англичанам стать владельцами этих шедевров искусства: они не достойны их!» А вот строки из письма министра Двора И.И. Воронцова-Дашкова директору Эрмитажа князю А.А. Васильчикову о коллекции Сабурова: «Избавь нас бог, чтобы её приобретение не придало нового блеска уже таким богатым берлинским музеям!» ¹⁴ [14] А когда 235 терракотовых статуэток Сабурова были приобретены за 100 тысяч рублей, государственный секретарь А.А. Половцов заносит в дневник следующие фразы: «После заседания (Государственного Совета) иду смотреть выставленные в Эрмитаже глиняные фигурки (Танагра) коллекции Сабурова. Очень рад, что удалось мне содействовать к тому, чтобы и эти вещи не ускользнули от России, столь бедной художественными произведениями» ¹⁵. [15]

Владелец коллекции, предвещая успех своим «танагрянкам», писал директору Эрмитажа: «Видимо, в ближайшую зиму они будут звёздами петербургского сезона» ¹⁶. [16] Отзвук этого успеха «танагрянок» слышится в письме В.А. Серова жене после посещения Эрмитажа: «Давно не получал такого красивого, живого настроения, какое дали мне маленькие греческие фигурки, почти игрушки, но за эти игрушки, пожалуй, можно отдать добрую половину римской холодной скульптуры!» ¹⁷. [17]

Ценными приобретениями для античного отделения Эрмитажа были покупки коллекции гемм профессора Л. Росса в Галле (1863), кипрских древностей у собирателя С. Цыбульского (1870), собрания князей Ф.А. и М.А. Голицыных (1886) и нескольких коллекций фракийских и македонских древностей, составленных во время русско-турецкой войны: И. Лебедева (1885), И. Верковича (1887), К.Н. Лишина (1891, 1896). Среди античных памятников, поступивших в Эрмитаж в 1894 году из расформированных музеев Академии наук, особый интерес представляли скульптуры из собрания О. Монферрана и остатки бронзовых украшений древней фракийской колесницы, найденной консулом Геровым и офицером Вольфом в Духовой могиле в 1877-1878 годах.

В эти же годы в Эрмитаж поступила коллекция, собранная русским послом в Греции графом А.Д. Блудовым (1888), коллекция нимфейских и керченских древностей, составленная А.В. Новиковым (1900), и собрание министра финансов А.А. Абаза (1901). Из последней коллекции поступили такие шедевры вазописи, как пелика с ласточкой круга Евфрония и белофонный лекиф с Артемидой мастера Пана.

Одним из самых крупных приобретений конца XIX века была покупка коллекции, созданной археологом-любителем Ж.Х. Лемме в Одессе (1893). Это была вторая коллекция собирателя: его первое собрание, тщетно предлагавшееся им руководству Эрмитажа, было распродано на аукционе в 1884 году. Пожалуй, самой ценной частью коллекции Лемме были геммы и ювелирные изделия, многие из них причерноморского происхождения. Древности с юга России поступили в Эрмитаж и из собраний, составленных в Керчи и Николаеве И.И. Константиновым (1880-е гг.), Е.Р. Запорожским (1880), Е.М. Кирьяковым (1886), Л.И. Гаухманом (1900, 1905, 1916). В 1909 году из наследия П.А. Сабурова его вдова продала Эрмитажу редкий памятник глиптики — халцедоновый портрет императора Севера Александра. В 1908 году в качестве дара из коллекции ориенталиста В.С. Голенищева в Эрмитаж поступили памятники греческой пластики из мрамора и терракоты.

(176/177)

Ю.П. Калашник

Античная археология в Эрмитаже.   ^

Значительную часть собрания Отдела античного мира (более двух третей) составляют археологические материалы из Северного Причерноморья. Среди них — являющиеся гордостью музея ювелирные украшения античной эпохи, уникальные коллекции тканей, художественных изделий из дерева и кости, расписной керамики, скульптуры, художественного металла, терракот. Исключительно важное значение для исследования истории и культуры античных городов Причерноморья имеют погребальные комплексы курганов и некрополей, хранящиеся в отделе. Созданное усилиями многих исследователей собрание пополняется и сегодня за счёт поступлений из экспедиций, организуемых ежегодно отделом.

Непосредственное участие Эрмитажа в археологическом изучении античных памятников на юге нашей страны началось сравнительно недавно, в конце 1930-х годов, и широко развернулось после Великой Отечественной войны, однако поступление материалов из раскопок всегда было важнейшим источником пополнения коллекций музея, а учёные Эрмитажа, постоянно проявлявшие интерес к археологии, стояли у истоков отечественной античной археологии. Особое значение в этом плане имела деятельность Егора Егоровича (Генриха Карла Эрнста) Кёлера (1765-1838), одного из пионеров изучения античности в России. Его работы, посвящённые различным сторонам жизни античных государств Причерноморья, публикация эпиграфических памятников и критические обзоры вышедших в свет сочинений заложили основу подлинно научного подхода к изучению отечественных памятников античности ¹. [18] Ознакомившись с состоянием памятников древности во время своих поездок на юг в 1804 и 1821 годах, он первым поставил вопрос об их охране и реставрации ². [19] Сам Кёлер во время пребывания на Тамани в 1804 году открыл небольшими раскопками на берегу Ахтанизовского лимана так называемый памятник Комосарии — пьедестал с надписью и две статуи ³. [20] Правда, здесь сказалась характерная для науки того времени недооценка местного элемента в художественной культуре: изданная им надпись, хранящаяся ныне в Эрмитаже, вошла в научный оборот, тогда как статуи — по-видимому, произведения местного скульптора — затерялись ⁴. [21] В поле зрения Кёлера были и ольвийские древности (он опубликовал декрет в честь Протогена), и первые раскопки на Боспоре, предпринятые скромным чиновником керченской таможни П. Дюбрюксом.

Поворотным пунктом в развитии археологических раскопок на юге явилось открытие в 1830 году в окрестностях Керчи кургана Куль-Оба, в склепе которого были найдены шедевры древнего искусства. Благодаря этому событию древности Северного Причерноморья привлекли внимание не только научной общественности, но и Двора, увидевшего в раскопках источник поступления в Эрмитаж, императорский музей, античных раритетов. С этого времени Министерство Двора, в чьём ведении находился музей, регулярно отпускало немалые суммы на раскопки.

Ограниченная цель работ — добывание антиков, жажда скорых успехов и вредный для дела дух соперничества, царивший между раскопщиками, зачастую людьми случайными, мало подготовленными, обусловили бессистемный, по сути дела, кладоискательский характер этих работ, проводившихся с большим размахом. Из находок лучшие вещи тотчас отправлялись в Эрмитаж, тогда как менее значительные оставлялись на месте, в Керченском музее ⁵ [22]; этим разрушалась целостность открытых комплексов, что впоследствии в значительной степени затрудняло обработку добытых материалов. С другой стороны, работавшие в Эрмитаже филологи-классики уделяли преимущественное внимание эпиграфическим памятникам. Так, Фёдор Богданович (Христиан Фридрих Герман) Грефе (1780-1851), академик, профессор Петербургского университета ⁶, [23] и Эдуард Каспарович Муральт (1808-1895), хранитель рукописей Публичной библиотеки, внесли существенный вклад в изучение античных надписей Северного Причерноморья; Муральт первым обратил внимание на памятники западноевропейского средневековья на юге России. Видное место в плане освоения источниковедческой базы занимала систематизация нумизматических находок, начатая Кёлером. Эта работа была основной для Бориса (Бернгарда) Васильевича Кёне (1817-1886). В его работах затрагивались и проблемы истории античных городов Северного Причерноморья. Таким образом, если эпиграфические и нумизматические материалы Причерноморья вводились в научный обиход, то постоянно пополнявшееся археологическое собрание оставалось, за редкими исключениями, вне поля зрения науки. Своеобразным итогом первого этапа формирования собрания южнорусских древностей явилось роскошное издание «Древностей Босфора Киммерийского» с текстом на русском и французском языках и с альбомом превосходных гравюр ⁷. [24] Новый этап в исследовании античности на юге России начался с учреждения в 1859 году Археологической комиссии, взявшей на себя руководство раскопками в России, издание отчётов и распределение найденных вещей по музеям, лучшие из которых по-прежнему поступали в Эрмитаж. С 1851 года хранителем древностей Эрмитажа стал видный исследователь античности академик Лудольф Эдуардович Стефани (1816-1887). Продолжая традиционные для эрмитажных филологов-классиков занятия эпиграфикой, он на высоком уровне издавал в ежегодных «Отчётах Археоло-

(177/178)

Искусство Рима середины I в. до н.э. — начала I в н.э.
Зал Августа в Новом Эрмитаже. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

(178/179)

гической комиссии» поступающие из раскопок монументальные надписи (им же были изданы и надписи во 2-м томе «Древностей Босфора Киммерийского»). В «Отчётах» наряду с описаниями раскопок регулярно появлялись обширные очерки Стефани с анализом новых южнорусских находок, составившие важнейшую часть научного наследия учёного.

Во второй половине XIX века благодаря деятельности археологов-специалистов (А.Е. Люценко, В.Г. Тизенгаузен, И.Е. Забелин, а позднее — К.Е. Думберг и В.В. Шкорпил) раскопки приобрели более строгий характер, а содержательные отчеты учёных с большей полнотой фиксировали картину открываемых памятников. Был открыт ряд важных для науки комплексов в курганах Керченского (Темир-Гора, Ак-Бурун, Павловский, курганы на гряде Юз-Оба) и Таманского (Большая Близница, Семь Братьев) полуостровов, регулярный характер приобрели раскопки некрополя Пантикапея. И всё же исследования того времени отмечены односторонностью — внимание археологов продолжают по старой традиции привлекать дававшие эффектные находки курганы и городские некрополи, тогда как древние поселения остаются практически не изученными. На повестку дня в науке между тем выдвигалась задача планомерного исследования античных памятников во всей их полноте, тем более что в это время западноевропейские археологи развернули интенсивные работы в городах Греции. Несмотря на это, раскопки К.Е. Думбергом городища Пантикапея в 1896-1900 годах, давшие интересные результаты, не получили развития, так как от раскопок в Керчи Археологическая комиссия ждала прежде всего поступления экспозиционных вещей. Подобным же образом основную часть материалов, поступивших в Эрмитаж из Херсонеса, составили находки из погребений некрополя, тогда как раскопками была открыта значительная часть городища. Работами, по поручению Археологической комиссии, руководили директора местного музея К.К. Косцюшко-Валюжинич (1888-1907), а после его смерти — Н.И. Репников, затем Р.Х. Лепер. Раскопки в Ольвии, предпринятые в 1870-1880-х годах И.Е. Забелиным и В.Г. Тизенгаузеном, обогатили Эрмитаж новыми памятниками, но для раскрытия истории города дали мало. Начало по-настоящему научного и планомерного исследования города было положено Борисом Владимировичем Фармаковским (1870-1928). Благодаря его работам были определены границы города и некрополя, открыт ряд интереснейших памятников, установлена периодизация истории Ольвии.

Более того, с именем Фармаковского связано начало нового этапа в развитии отечественной археологии. На применявшемся им послойном исследовании культурных напластований основана методика современной археологической работы.

Уже в XIX веке Эрмитаж стал местом хранения уникального собрания античных материалов из Причерноморья. Но их изучение велось преимущественно под искусствоведческим углом зрения, в научный оборот вводились, как правило, отдельные выдающиеся памятники. Под стать такому подходу была и система хранения находок по видам предметов и по материалу, из которого они изготовлены. Вырванные из археологического контекста, они не могли служить задачам всестороннего изучения прошлого.

После революции в изучении античного Причерноморья на первый план выдвигается исследование основных закономерностей развития античных государств экономики, социальных отношений, характера взаимодействия грече-

(179/180)

ских колонистов с местным населением, особенностей культуры и искусства. В соответствии с этим задачей музея становится не заполнение полок вещами, а создание базы вещественных источников, такая систематизация археологических коллекций, чтобы собранный в них богатейший фактический материал стал подлинной основой дальнейшего изучения античного Северного Причерноморья. Для этого нужно было провести большую работу по упорядочению коллекций и подбору материала по комплексам находок, хранившихся прежде разрозненно, без учёта того, где и в совокупности с какими другими вещами найден тот или иной предмет. Прежняя система мешала как всестороннему изучению раскопанных памятников, так и установлению дат отдельных находок. В 1920-е годы было начато на основе архивных данных восстановление комплексов курганов и некрополей городов, задуманное как подготовительный этап создания свода материалов. В этой работе, длившейся не одно десятилетие, участвовали в разное время молодые сотрудники отдела А.А. Передольская, Л.Ф. Силантьева, А.П. Чубова, М.П.  Ваулина, Л.И. Гаталина.

Другим показателем отхода музейной науки от вещеведения в духе прошлого века и усиления интереса к важнейшим проблемам социально-экономической, этнической и культурной истории античного Причерноморья было тесное сотрудничество с ведущим археологическим учреждением — Российской (затем Государственной) Академией истории материальной культуры (РАИМК — ГАИМК), преобразованной впоследствии в Институт истории материальной культуры АН СССР (ИИМК, ныне Институт археологии). Сотрудники Эрмитажа стали принимать всё более активное участие в работе экспедиций. В 1924 году в Эрмитаж пришёл маститый археолог Б.В. Фармаковский, чьи раскопки в Ольвии стали в России образцом подхода к исследованию античного города. Руководимая им экспедиция стала для ряда молодых сотрудников Эрмитажа настоящей школой полевой работы. В течение многих лет Ольвийской экспедицией руководила Татьяна Николаевна Книпович (1896-1975), работавшая одновременно в Эрмитаже и в ГАИМК. Она принимала участие в раскопках важнейших античных памятников Северного Причерноморья, написанные Книпович историко-археологические работы, её исследования в области керамики, эпиграфики стали важными вехами в изучении античного Причерноморья. Помимо Ольвии сотрудники Эрмитажа принимали участие в исследовании Березани и городов Боспорского царства. Длительным и плодотворным стало участие Эрмитажа в работах Боспорской экспедиции ГАИМК — ИИМК, возглавлявшейся В.Ф. Гайдукевичем, особенно расширившееся в послевоенные годы. Н.Л. Грач руководила открытием в Мирмекии огромного зольного алтаря-эсхары, Л.Ф. Силантьева и Н.З. Кунина вели раскопки Илурата. Часть материалов Боспорской экспедиции поступила на хранение в Эрмитаж. В 1938 году, работая в составе Боспорской экспедиции, Пелагея (Лина) Фёдоровна Силантьева (1904-1981) произвела разведку на городище Нимфея, открыв часть святилища Деметры, чем было положено начало систематическому изучению этого города, ставшего с 1939 года объектом исследований Нимфейской экспедиции, первой самостоятельной античной экспедиции Эрмитажа в Северном Причерноморье. В итоге первого этапа раскопок (1939-1965 гг., руководители — Марк Матвеевич Худяк (1899-1959), затем Варвара Михайловна Скуднова (1894-1969) было установлено, что Нимфей возник на месте более раннего скифского поселения во второй четверти VI века до н.э. В его основании

(180/181)

Искусство Рима середины I в. до н.э. — начала I в. н.э.
Зал Августа в Новом Эрмитаже. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

(181/182)

заметную роль играли выходцы с острова Самоса. В ходе исследования городища были определены его границы, прослежена часть оборонительных стен, открыты важные культовые комплексы — святилище Деметры (VI-III вв. до н.э.) и святилище подземных богов (VI-V вв. до н. э.). С 1966 года (руководитель Н.Л. Грач) расширились масштабы исследования городища. В его центральной части раскопаны улицы, искусственные террасы; открыты остатки зданий эллинистической эпохи. Важным вкладом в изучение хозяйственной жизни было открытие двух виноделен (V-IV вв. до н.э.) — древнейших свидетельств виноделия не только в Нимфее, но и во всём Северном Причерноморье. В последние годы на южном участке городища ведётся исследование уникального комплекса зданий эллинистической эпохи, расположенных на террасах склона. Найденные здесь алтари, культовые приношения, обломки статуй свидетельствуют о том, что здания принадлежали храму-святилищу, посвящённому богам — покровителям мореплавания. В одном из помещений комплекса найдена полихромная штукатурка III века до н.э. с процарапанными на ней рисунками кораблей и разнообразными надписями. Проводившиеся экспедицией в 1973-1978 годах исследования

городского некрополя существенно расширили круг данных о религиозных представлениях и этническом составе населения Нимфея на всём протяжении существования истории города — от VI в. до н.э. до IV в. н.э.

С переходом в 1938 году из Херсонесского музея (Севастополь) в Эрмитаж Григория Дмитриевича Белова (1898-1979) археологическая деятельность в отделе получила дальнейшее развитие. Белов с 1931 года вёл планомерное исследование северного района Херсонеса. Его раскопками был открыт древнейший некрополь города, что позволило внести определённость в полемику о времени основания Херсонеса и наметить границы раннего города. Практически впервые на широкой площади были систематически исследованы кварталы жилых домов и христианские храмы, были открыты выдающиеся памятники искусства Херсонеса — эллинистическая мозаика, фрагменты саркофагов римской эпохи, использованные строителями христианского храма в качестве плит пола, средневековые мозаики и фрески. Самостоятельная экспедиция Эрмитажа работает в Херсонесе с 1947 года. Раскопанные Беловым кварталы позволили выявить характерные особенности Херсонеса как города: прослежены закономерности внутригородской планировки, устройство жилых домов; получены данные для социальной характеристики жителей северного района в античную и средневековую эпохи. Типичным примером жилища эллинистической эпохи явился дом Аполлония (III-II вв. до н.э.). Были открыты и остатки мастерских, металлообрабатывающей и красильной. К первым векам нашей эры относятся дома с крупными производственными комплексами — дом винодела (II-IV вв. н.э.), весь нижний этаж которого занят большой винодельней и кладовой, где хранилась готовая продукция. Был открыт также ряд рыбозасолочных хозяйств, свидетельствующих о значительной роли рыбного промысла в экономике Херсонеса в римское время. Важное значение для развития ремесла в Северном Причерноморье имело открытие в 1967 году стеклоделательной мастерской III-IV веков. Раскопками Белова получен богатый материал для изучения быта, ремесла и культуры средневекового Херсонеса. В настоящее время экспедиция, руководимая Ю.П. Калашником, продол-

(182/183)

жает изучение города. Исследуются жилые дома в XX квартале, погибшие в результате пожара, охватившего весь город. Полученные данные свидетельствуют о том что жизнь в этой части города прекратилась в XIII веке.

Остров Березань, место древнейшего в пределах нашей страны греческого поселения, оказался в центре внимания археологов прежде всего в связи с изучением процесса греческой колонизации Северного Причерноморья. Первые раскопки на острове проводились на рубеже XIX-XX веков. В 1927-1931 годах сотрудники Эрмитажа О.А. Артамонова, Т.Н. Книпович, А.П. Манцевич, Л.Ф. Силантьева, М.М. Худяк, Е.О. Прушевская участвовали в раскопках на Березани, проводившихся под руководством М.Ф. Болтенко. С 1962 года на острове работает самостоятельная экспедиция Эрмитажа. Возглавляемая с 1962 по 1972 год Ксенией Сергеевной Горбуновой (1923-1979), с 1973 по 1980-й — Людмилой Владимировной Копейкиной (1941-1981), а с 1982 года — Я.В. Доманским, она внесла значительный вклад в изучение этого поселения,

Раскопки Херсонеса. 1984.

(Открыть в новом окне)

Раскопки на острове Березань. 1985.

(Открыть в новом окне)

Раскопки Нимфея. 1985.

(Открыть в новом окне)

возникшего во второй половине VII века до н.э. Работы экспедиции позволили существенно расширить представление о памятнике. Уточнена периодизация поселения, определены его границы, раскопано большое число жилых и хозяйственных построек разных типов, выяснено, что на первом этапе существования поселения его обитатели жили в землянках, а во второй половине VI века до н.э. — в наземных жилищах из сырцового кирпича на каменном цоколе. Работами недавнего времени установлено, что на некоторых участках поселения застройка велась по заранее выработанному плану, её организующими элементами были мощёные улицы. Таким образом, в пору своего расцвета Березань приобрела черты поселения городского типа. Наряду с исследованием поселения экспедиция с 1967 года ведёт планомерные раскопки некрополя.

Раскопки античных памятников, осуществляемые экспедициями Эрмитажа в русле широкой программы археологических исследований, помимо решения задач, выдвигаемых практикой полевой работы, позволяют связать живой нитью актуальные проблемы сегодняшней науки с богатым наследием, накопленным русской археологией за более чем столетний период.

Е.В. Мавлеев

Научная и экспозиционная деятельность.   ^

Судьба античного искусства в стенах Эрмитажа была поучительна с самого начала. Знаменательно, что первым вполне профессиональным музейным работником в Эрмитаже, получившим соответствующее специальное образование, оказывается знаток в области античной культуры Е.Е. Кёлер, археолог-антиковед широкого

(183/184)

профиля. Он приглашается в 1796 году, при Павле I, когда, как справедливо полагал В.Ф. Левинсон-Лессинг, Эрмитаж «получил впервые характер… обособленного учреждения», на заведование библиотекой, резными камнями и драгоценными предметами, что в дальнейшем превратится в I отделение Эрмитажа ¹. [25] В бытность свою в музее до 1838 года Кёлер делает многое, разумеется, оставаясь в рамках предписанного ему, для комплектования «антиков». Он первый систематизатор античных памятников на юге России. Благодаря Кёлеру о «русской античности» широко узнают в странах Западной Европы.

Но как таковой выставки памятников античной культуры в Эрмитаже тогда ещё не было. Резные камни показывались в витринах Лоджий Рафаэля вместе с аналогичными памятниками других эпох, какие-то античные раритеты, видимо, помещались среди собраний драгоценностей. В 1830-е годы в залах устраивалось подобие временных выставок для избранных, когда античный археологический материал с юга России привозился и раскладывался по столам для осмотра Николаем I. В Эрмитаже оставлялись только драгоценности и отдельные поразившие царя шедевры. Оружие поступало в Царскосельский Арсенал, вазы, скульптура и всё прочее — в Академию художеств. Сюда же вливались и очень значительные заграничные приобретения, например коллекция Пиццати, включавшая в себя порядка 1000 расписных ваз. Однако именно в это время проявляется потребность поместить античность в ряду с другими, уже находящимися здесь произведениями искусства. Не приходится удивляться, что такая идея зарождается в эпоху русского ампира, поставившую античное искусство на пьедестал неподражаемого совершенства. Поэтому так естественно, что около 1804 года в связи с замышляемыми перестройками в Малом Эрмитаже обдумывалась особая ротонда для выставления в ней античной скульптуры из Таврического дворца. Но реализован этот проект не был.

Впервые зримые очертания образы античного искусства обретают в Эрмитаже с возведением Л. Кленце особого музейного здания. Концепция разрабатываемого музея предусматривала экспонирование памятников античного искусства. Исходя из этой установки, Л. Кленце проектирует специализированные залы. Согласно принципам музееведения того времени создается единый художественный ансамбль, сплавляющий воедино интерьер зала и демонстрируемые в нём памятники изобразительного искусства. Приступая к проектированию Эрмитажа, Л. Кленце уже успел себя зарекомендовать талантливым строителем музеев. За его плечами было даже сооружение специального музея античного искусства (Глиптотека в Мюнхене). Поэтому можно было надеяться, что и в Эрмитаже античному искусству окажут достойный приём. Но этого не вышло. Планирование из Мюнхена, который Л. Кленце не спешил покинуть, встретило энергичное противодействие в Петербурге. Дело в том, что специализация создаваемого музея всё ещё оставалась проблемой. Тем более это касалось античности. По традиции она оставалась в I отделении Эрмитажа, в котором главную роль играли книжные собрания. В 1840-е годы руководство этим отделением переходит к Флориану Антоновичу Жилю (1801-1864), профессиональному библиотекарю, грезившему об образовании в Эрмитаже особого «Музеума книги», возглавившего I отделение. Первый этаж планируемого музея оказался предназначенным для достижения весьма различных целей. Однако архитектор Л. Кленце все залы первого этажа решил в греко-римском духе. В дальнейшем этому обстоятельству будет суждено сыграть свою положительную роль в распространении античных коллекций по первому этажу. Но пока, к моменту открытия Нового Эрмитажа, античность заняла очень скромное место. Из двадцати залов первого этажа античным коллекциям принадлежало только пять: один был отведён под находки в древних городах Северного Причерноморья, три зала — под греко-римскую скульптуру (различий между греческой и римской тогда ещё не делалось) и один зал отдаётся керамике — знаменитый Двадцатиколонный зал, украшенный столпами серого сердобольского гранита. Надо сказать, что он до сих пор во многом сохраняет свой первоначальный вид. Даже шкафы, спроектированные Л. Кленце для керамики, стоят здесь. Это своеобразный мемориал тем годам в жизни Эрмитажа.

Такое положение было недолгим. В результате приобретения значительной части коллекции маркиза Кампана античное собрание Эрмитажа превращается в одно из лучших за пределами Италии. Введение в Эрмитаж такого собрания, столь значительного по научной ценности и огромного по требуемым для размещения территориям, приводит к полной структурной реорганизации музея. По уставу музея 1863 года «Музеум книги» ликвидировался. Вместо двух отделений учреждалось пять, причём с достаточно жёсткой профильной специализацией. В I отделение вошли античные разделы собрания. Теперь весь первый этаж, за исключением одного зала и галереи, отдаётся античности. В то время экспозиция чётко распадалась на несколько замкнутых комплексов. Слева от входа в первом зале обособляются коллекции Древнего Востока. Далее в семи залах размещалась скульптура, всё ещё слитно как греко-римская. Этот раздел экспозиции даже официально именовался Музеем древней скульптуры вплоть до послереволюционных преобразований Эрмитажа. Справа от входа в четырёх залах была устроена выставка керамики, к которой примыкала небольшая экспозиция бронзы и терракоты. Исторические принципы классификации при экспонировании памятников ещё

(184/185)

Зал древностей Боспора Киммерийского в Новом Эрмитаже.
Акварель К.А. Ухтомского. 1850-е гг.

(Открыть в новом окне)

тогда не применялись. Безраздельно господствовал чисто декоративный принцип аранжировки памятников. Очень неудачно была экспонирована коллекция Северного Причерноморья, размещённая в двух залах и разделённая выставкой скульптуры. Надо сказать, что и сами выбранные залы плохо сочетались с археологией (например, Двадцатиколонный зал).

Экспозиция в музее — важнейший показатель его успехов, жизнедеятельности, потребности в музеях общества. Для античного искусства этот показатель имел особое значение. Расширение экспозиции античного искусства поставило Эрмитаж перед принципиально новой задачей, которую прежде в стенах музея решать не приходилось. Неизбежно должно было произойти расхождение образного звучания интерьеров с подбираемыми для них ансамблями памятников. Решить столь сложную задачу экспонирования античного искусства в Эрмитаже удаётся только через много десятилетий, уже в советское время.

1850-1860-е годы для науки об античности в Эрмитаже были очень продуктивны. Прежде всего это связано с деятельностью Л.Э. Стефани, работавшего в музее с 1851 года. Им издаются первые путеводители по выставкам скульптуры, терракоты, ваз, бронзы. Вместе с Ф.А. Жилем создаётся первая обширная работа о памятниках Северного Причерноморья — «Древности Босфора Киммерийского». В дальнейшем Л.Э. Стефани продолжил уже один издание античных археологических памятников с юга России, положив тем самым начало «Отчётам Археологической комиссии», печатавшимся и на французском языке, чтобы сделать материал доступным для специалистов на Западе. Однако уже в 1870-е годы наступил затяжной кризис. Новый директор музея, А.А. Васильчиков, корень зла видел в прекращении новых поступлений, поэтому даже находил, что на фоне других отделений «в сравнительно блестящем положении находится в Эрмитаже собрание греческих и римских древностей» ². [26] В дальнейшем

(185/186)

Зал древней скульптуры в Новом Эрмитаже.
Акварель Л. Премацци. 1856.

(Открыть в новом окне)

Д.А. Шмидт выскажется об этой эпохе более категорично, обозначив её эрой «мумификации Эрмитажа» ³. [27] Причин для кризиса было много. Одной из них, несомненно, был очень маленький штат сотрудников в сравнении с объёмом работ над памятниками, хранящимися в Эрмитаже, число которых постоянно увеличивалось. Поэтому резко отстала даже систематизация. И в 1908 году в Эрмитаже разражается настоящий скандал, ибо на очень многие памятники вообще не оказывается документов, что создаёт благоприятные условия для хищений. Не лучшим образом обстояло дело и с каталогизацией. Так, например, по античным собраниям в этот период кризиса был выпущен только один путеводитель Г.Е. Кизерицкого (1847-1903) по Музею древней скульптуры, в основе которого лежал более ранний вариант С.А. Гедеонова 1860-х годов. Но и эта работа на фоне интенсивных изменений в антиковедении выглядела анахронизмом.

Но едва ли стоит обвинять во всех этих грехах Г.Е. Кизерицкого, тогдашнего начальника I отделения. В эпоху безвременья он делал всё, что мог, для поддержания порядка в античных собраниях. Он был человек чрезвычайно ответственный, но очень тихий, остающийся постоянно в тени. Любопытно, что даже его изображения не сохранилось. Он скоропостижно скончался накануне 1904 года, когда все были поглощены предпраздничными хлопотами. Спешно на его место из другого отделения начальником переводится Евгений Мартынович Придик (1865-1936), тонкий знаток древней нумизматики, хороший филолог. В том же 1904 году в отделение принимается кандидатом на классную должность без сохранения содержания Оскар Фердинандович Вальдгауер (1883-1935). Многие годы спустя он так описывал отделение: «Старший хранитель Придик ведал древностями Причерноморья и библиотекой, имел наблюдение за работой отделения. Хранитель камергер барон П.Ф. Мейендорф составлял описи древностям Причерноморья. Писарь граф Р. Стенбок переписывал инвентаризацион-

(186/187)

Зал греческой скульптуры в Новом Эрмитаже.
Акварель К.А. Ухтомского. 1853

(Открыть в новом окне)

ные бланки и заполнял их Ф.Э. фон Валь — инвентаризация главным образом терракот и стекла» ⁴. [28] Всего четыре человека, причём научными изысканиями занимался один Е.М. Придик. На эту группу специалистов приходилось, не считая библиотеки, 17 залов выставки и 33 тысячи экспонатов, из которых и в 1914 году ещё не было обработано 26 тысяч. Между прочим, по международным музейным нормам того времени на такое количество экспонатов требовалось иметь 12 человек.

О.Ф. Вальдгауеру было предоставлено широкое поле деятельности. Сразу же по поступлении в Эрмитаж ему поручена перестройка выставки керамики. И через несколько лет вместо декоративной расстановки вводится строго научная, показывающая эволюцию керамического производства в хронологическом порядке, так что посетитель, проходя из зала в зал, как бы включался в учебный процесс. Но уже в этой своей первой практической работе для Эрмитажа О.Ф. Вальдгауер осознал необходимость связи выставки с архитектурным окружением. В дальнейшем на протяжении нескольких десятилетий он станет экспериментировать в этом направлении, создав в итоге чрезвычайно совершенные образцы музейной экспозиции ⁵. [29] Очень быстро О.Ф. Вальдгауеру удаётся создать себе в Эрмитаже высокий — вполне заслуженный — авторитет. Совместно с Е.М. Придиком с 1910 года он обращается с разными предложениями к директору музея об усовершенствовании работы в отделении, хранения, выставок. В 1910-1912 годах уже при новом директоре Эрмитажа Д.И. Толстом, известном реформаторе, О.Ф. Вальдгауеру было разрешено перестроить выставку скульптуры. Впервые она была разнесена по историческим периодам. Интересно отметить, что уже в это время О.Ф. Вальдгауер заговорил о полезности совместного экспонирования разных видов материала на одной выставке, иначе говоря о «комплексной экспозиции», преимущества которой в наших музеях оценят только в конце 1920-х годов. Надо особо

(187/188)

подчеркнуть, что преимущества подобных экспозиций активно осознаются при проведении на выставке занятий. В те годы в Эрмитаже не было второго такого сотрудника, кто бы проводил столько экскурсий с разными по подготовленности группами, как О.Ф. Вальдгауер. Известно ведь, что открытий без целенаправленного труда не бывает.

Научная работа в то время была сосредоточена главным образом в руках О.Ф. Вальдгауера. Правда, в 1917 году Е.М. Придик выпускает «Инвентарный каталог клейм Эрмитажного собрания». Даже если принимать во внимание только опубликованное Вальдгауером, то и тогда объём работы просто поразителен: множество атрибуционных статей, два путеводителя по выставке ваз 1905 и 1914 годов, один — по

скульптурной (1912), каталог светильников (1914), несколько научно-популярных статей по эрмитажным собраниям, подготовка диссертации по материалам Эрмитажа — «Пифагор Регийский» (1915). Интенсивно ставятся эксперименты по части просветительной работы в Эрмитаже. Помимо традиционных занятий с учащимися училищ, гимназий, университета, института Зубова О.Ф. Вальдгауер с 1910 года вместе с Б.А. Тураевым и Б.В. Фармаковским готовил из студентов университета руководителей экскурсий для рабочих — дело, надо сказать, просто крамольное, принимая во внимание общую ситуацию в стране. В 1914 году в жизни Эрмитажа свершается нечто экстраординарное. И виною тому опять оказываются античные собрания. В штат музея зачисляется Мария Ивановна Максимова (1885-1973), первая женщина в Эрмитаже. Её занимали разные аспекты культуры. За свою жизнь она многое успела сделать: изучала керамику, резные камни, была археологом и переводчиком с греческого.

Размеренный ритм работы ломается первой мировой войной. В 1914 году начинается уже вторая в истории античных коллекций эвакуация. В 1812 году экспонаты вывозились в Петрозаводск. На этот раз упаковали в первую очередь только часть золотых вещей, но так они и простояли несколько лет в заколоченных ящиках в Эрмитаже. Эвакуационные работы возобновляются только в мае 1916 года. На выставке ваз шла упаковка античных памятников, зал Зевса (современный зал Юпитера) был отдан под укладку картин. Потом здесь долгое время стояли пирамиды ящиков с экспонатами Отделения средних веков и эпохи Возрождения. По просьбе Вальдгауера памятники, отправляемые в Москву, предварительно фотографировались, «дабы не прекратить работ по изготовлению предложенных каталогов и работ по инвентаризации» ⁶. [30] Эвакуация осуществилась двумя эшелонами в сентябре и октябре 1917 года. Ящики Отделения древностей прибыли в Большой Кремлёвский дворец, где в средней части Модельного зала и простояли до реэвакуации 1920 года. Но предусмотрительно сделанные фотографии и описания позволили отделению сразу готовить новую выставку, план которой уже созревал в голове О.Ф. Вальдгауера.

Об этом плане впервые заговорили сразу после Февральской революции, когда началось обсуждение преобразований в структуре Эрмитажа, его роли в системе музеев Петрограда. В центре структурных и организационных вопросов оказывается I отделение или, иначе, Отделение древностей, так как Вальдгауер предложил из его состава выделить археологию юга России и, присовокупив к ней другие русские коллекции, образовать особый музей археологии России. Речь шла о создании ещё одного национального музея. Для Эрмитажа эта идея была важна как способ чёткой профилизации своих коллекций. Предполагалось превратить Эрмитаж в музей западноевропейского искусства, а в Петрограде создать ещё несколько музеев восточного, или азиатского, искусства и указанный музей археологии России. План последнего музея в течение ряда месяцев разрабатывался специальной комиссией в составе О.Ф. Вальдгауера, С.А. Жебелёва, Н.Я. Марра, С.Ф. Ольденбурга, Е.М. Придика, Я.И. Смирнова, С.Н. Тройницкого, Б.В. Фармаковского. Но вскоре стало очевидно, что об организации новых музеев в условиях войны и разрухи нечего и думать. Правда, сама идея обсуждалась до 1920 года. Очевидно, этот проект объективно сулил очень много ценного в плане развития отечественной исторической науки и музееведения.

В 1918 году принимается решение об учреждении особого Отдела древностей, в который можно было бы включить все археологические подразделения Эрмитажа. В связи с этими общеэрмитажными потребностями расформировывается Отделение средних веков и эпохи

(188/189)

Двадцатиколонный зал. Новый Эрмитаж. 1852.
Архитектор Л. фон Кленце. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

Возрождения, включавшее в себя древности византийские, русские, мусульманские. Основой нового отдела признается греко-римское или, как оно иначе именовалось, Отделение классических древностей. Главой отдела избирается О.Ф. Вальдгауер. В 1919 году в период своего максимального расширения отдел состоял из следующих отделений: 1. Древнего Востока, 2. греческого и римского искусства (ещё один вариант называния); 3. археологии России (переименовано в 1920 г. на «эллино-скифское»), состоявшее из двух секторов. В течение ряда лет к Отделу древностей были присоединены отделение глиптики и отделение мусульманского Востока. В 1924 году, когда уничтожается музей при Академии художеств, в ведение отдела передаётся собрание слепков с редкостной коллекцией античных архитектурных моделей из пробки. Столь пёстрым конгломератом благодаря своему авторитету успешно в течение более двенадцати лет руководил О.Ф. Вальдгауер.

Из перечисленных отделений только некоторые развились в русле антиковедения, причём многие сотрудники, принятые в Эрмитаж по конкурсу, в дальнейшем изменят свою специализацию. Состав греко-римского отделения: хранитель — О.Ф. Вальдгауер, помощник хранителя — Е.В. Ернштедт, ассистент — О.О. Крюгер. Первый сектор эллино-скифского отделения: хранитель — Б.В. Фармаковский, помощники хранителя — Г.И. Боровка и К.В. Тревер, ассистент — Н.Д. Флиттнер, некоторое время спустя здесь работали Е.О. Прушевская и Е.В. Ернштедт. Вто-

(189/190)

рой сектор: хранитель — Л.А. Мацулевич, помощник хранителя — Н.А. Рыдзевская. Слепками до 1926 года, когда они были возвращены Академии художеств, заведовал П.Н. Шульц.

В 1919 году для посетителей удаётся открыть скульптурные залы, в помещении отдела действует несколько временных выставок, постоянно проводятся занятия с группами посетителей. Инвентаризационные работы эллино-скифского отделения переориентируются на воссоздание археологических комплексов, поскольку ранее памятники, поступая в Эрмитаж, разделялись «по материалу». То была трудоёмкая, чрезвычайно кропотливая работа по отождествлению памятников культуры с краткими записями о них в разных документах. Но благодаря ей памятники открылись для науки второй раз. В течение только одного этого года

было прочитано сотрудниками отдела 25 научных докладов. По предложению Вальдгауера в Эрмитаже учреждается институт открытых заседаний с чтением научных докладов. В 1920 году отдел провел 10 таких заседаний (для сравнения все остальные отделы Эрмитажа только одно). В том же году в связи с реэвакуацией памятников из Москвы начинается интенсивная разработка планов новой выставки, для чего была образована комиссия в составе О.Ф. Вальдгауера, Б.В. Фармаковского, М.И. Максимовой, Е.В. Ернштедт, А.Н. Бенуа, С.П. Яремича, функционировавшая с декабря 1920 по ноябрь 1921 года.

Ввиду различных задач каждое отделение готовило свою выставку самостоятельно. Быстрее других вводятся в действие выставки греко-римского и древневосточного отделений. В осуществлении работ отделу посильную помощь оказывал весь Эрмитаж. Все финансы музея пришлось употребить на эту работу, так что однажды сотрудники даже остались без жалованья. Однако из-за малых возможностей не всё удалось сделать так, как хотелось. По замыслу О.Ф. Вальдгауера требовалась полная перестановка экспонатов в залах. Однако чрезмерная тяжесть многих скульптур не позволила их переместить на нужные места. В результате новая экспозиция страдала «экспозиционной чересполосицей», как эту музейную болезнь называли в те годы. Иначе говоря, переходы из зала в зал не имели хронологической последовательности. Например, выставка римской скульптуры с одной стороны соприкасалась с греческим искусством поздней классики, а с другой стороны — с экспозицией Древнего Востока. Вместе с тем в этот период создаётся такой шедевр экспозиционного искусства, как зал Диониса, продолжается теоретическая разработка проекта «комплексной экспозиции». Ещё одним пробным шагом в этом направлении становится первая в истории Эрмитажа монографическая выставка этрусского искусства.

В плане научных разработок период 20-х годов для античных собраний Эрмитажа оказался чрезвычайно плодотворным. Продолжалась титаническая деятельность О.Ф. Вальдгауера. Одна за другой выходят его монографии: первая часть «Этюдов по истории античного портрета», «Мирон», «Лисипп», «Римская портретная скульптура в Эрмитаже», множество статей. Выпускаются путеводители — один по всей новой выставке греко-римского искусства, второй — специализированный — по античной скульптуре. Во второй половине десятилетия в результате поездки О.Ф. Вальдгауера в 1925 году в Германию удаётся наладить широкомасштабные международные контакты. Итогом такой кооперации становится создание специальных «Археологических сообщений из русских собраний», издававшихся в Германии на немецком языке. В них

(190/191)

предполагалось опубликовать каталоги по всем разделам Отдела древностей. Из античных собраний удалось напечатать только каталог скульптуры О.Ф. Вальдгауера, остающийся до сих пор наиболее обширным по данному материалу. Готовился к печати каталог по аттической керамике. Но приход в Германии к власти фашистов приостановил на пятом выпуске это необычайное начинание, знакомившее учёный мир Запада с нашими богатствами.

В 20-е годы О.Ф. Вальдгауер наконец перестаёт быть «единым во всех лицах». Постепенно кардинально меняется научная структура Отдела древностей и его отделений. Приходят новые люди. Они молоды, сформировались совсем в иных условиях, многие из них как учёные сложились под влиянием О.Ф. Вальдгауера. Возникает его школа, что особенно заметным делается в 1928 году, когда в зале Диониса в Эрмитаже при большом стечении народа торжественно отмечалось 25-летие научной деятельности О.Ф. Вальдгауера. По этому случаю издательство «Academia» выпускает специальный научный сборник. В 1924 году в отдел приходит Т.Н. Книпович, сразу же заявившая о себе как о крупном специалисте по части культуры греческих колоний в Северном Причерноморье. Она удостоилась в антиковедении редкой чести, когда открытая ею группа керамики получила её имя. В том же году приходит Анна Алексеевна Передольская (1894-1968), подхватывающая у Вальдгауера эстафету в занятиях расписной керамикой, на долгое время оставшаяся верной защитницей дела своего учителя. В 1928 году поступает в отдел М.П. Ваулина, со временем превратившаяся в крупного знатока античной глиптики, осуществившая трудную работу по её систематизации в Эрмитаже. С 1929 года в Эрмитаже работали Л.Ф. Силантьева и М.М. Худяк, ставшие крупными специалистами по части причерноморских древностей. С этого же года в Эрмитаже и А.П. Чубова, тонкий знаток культуры собственно Греции и Рима, многое сделавшая для создания выставок отдела в начале 1930-х годов.

Естественно, что реорганизация Эрмитажа 1920-х годов не могла не затронуть Отдел древностей, крупнейший в музее, самый запутанный по структуре. Тогда шла речь об интенсивном внедрении социологических идей во все сферы деятельности. Этот процесс особенно усилился после 1925 года. Правда, Отдел древностей в этом плане оказался в привилегированном положении по сравнению с другими отделами Эрмитажа. Дело в том, что в Государственном институте изобразительных искусств О.Ф. Вальдгауер возглавлял музейную секцию комитета социологического изучения искусств, где обсуждались разные идеи, связанные с новым типом экспозиции. Имелась в виду комплексная выставка, то есть составленная из произведений разных видов изобразительного искусства, но одного периода, с ярко выраженными дидактическими задачами. Советские музеи должны были принять самое активное участие в культурной революции. Наверное, благодаря столь серьёзному подходу отделу удается избежать серьёзных ошибок, связанных с так называемой «вульгарной социологией», которой увлекались многие музеи страны, стремясь «объяснить» публике историю искусства, пользуясь «марксистской методологией». Но выставки античного искусства, созданные в Эрмитаже в те годы, с честью выдержали испытание временем.

Реорганизация музея приводит в 1926 году к замене единоличного директора в Эрмитаже правлением из пяти членов. Вскоре директор музея С.П. Тройницкий был отстранён от занимаемой должности и во главе Эрмитажа встаёт

Выставка эллино-скифского отделения.
Фотография 1920-х гг.

(Открыть в новом окне)

О.Ф. Вальдгауер, оставаясь при этом заведующим Отделом древностей. С этим периодом кратковременного директорства Вальдгауера связывают начало реорганизации Эрмитажа по новым научным принципам. Оно завершается в конце 1930 года при новом уже директоре музея, Б.В. Легране, когда структура Эрмитажа оформляется на основе учения о социально-экономических формациях. В результате Отдел древностей расформировывается. Его эллино-скифское отделение становится основой сектора докапиталистических формаций, греко-римское отделение — сектором античного общества, непосредственным организационным предтечей Отдела античного мира.

В короткий срок новообразованный отдел создаёт новую экспозицию. Не разрушая старую выставку, сектор античного общества начал работу в зале первого этажа, который недавно был передан сектором западноевропейского искусства. Для экспериментирования с новыми принципами экспонирования на конкретном ма-

(191/192)

Декоративная скульптура греческого эллинизма и Рима.
Зал Ауры (или Античный дворик) в Новом Эрмитаже.
Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

(192/193)

териале избирается раздел Древней Италии, тогда, можно сказать, рискованнейшее предприятие, поскольку данный аспект мировой культуры ещё только начинал разрабатываться наукой. Но и в этом, безусловно, проявилась мудрость руководителя сектором, который стремился к отражению экспозицией наиболее передовых научных воззрений на представляемую культуру. Тогда «последнее слово» наука готовилась сказать в разделе Древней Италии. Вследствие работы над экспозицией в Эрмитаже появляется впервые в нашей стране группа специалистов, занимающихся изучением этой культуры. Сначала это был О.Ф. Вальдгауер, который пишет в те годы свою знаменитую монографию о «Царице ваз». За ним последовала Александра Ильинична Вощинина (1905-1974), поступившая в сектор в 1930 году, затем Л.И. Гаталина, работающая в Эрмитаже с 1935 года. А затем устойчиво сохраняется традиция этого нового научно-исследовательского направления в Эрмитаже.

Навыки, приобретённые при построении древнеиталийской выставки, законченной к 1932 году, позволили античному сектору переделать все остальные залы в течение двух лет. Теперь система выставок мыслилась как взаимодействие двух линий античной культуры, которые по ходу движения зрителей развиваются строго последовательно, хронологически от зала к залу. Переход «греческой» линии в «римскую» был осуществлён через особый зал эллинизма. Таким образом, зрительно для посетителей раскрывалось значение данного этапа как ступени в трансформации античной культуры в её вторую — римскую стадию. Поскольку в те годы вход в Эрмитаж осуществлялся через портик под атлантами (с ул. Халтурина), то и начало всей экспозиции, то есть «греческая линия», было привязано к данной точке. Надо сказать, что выстраивавшиеся в таком порядке залы своей архитектурой очень хорошо гармонировали с образным строем осуществлённых в них экспозиций. В этом легко убедиться и сейчас, проходя по сохранившимся с тех пор почти без изменений выставкам в залах архаики, Афины, Юпитера.

В начале января 1935 года после непродолжительной болезни скоропостижно скончался О.Ф. Вальдгауер. Отдел античного мира вступил в новый этап своего существования. Через некоторое время его возглавила А.А. Передольская. И как-то очень резко, уже в течение января 1935 года, происходит переориентация научной деятельности отдела. Очевидно, этому способствовала срочно начавшаяся примерно в это время экспозиционная работа, вызванная подготовкой Эрмитажа к Международному иранскому конгрессу. Все силы отдела оказались сконцентрированы на выставке боспорских древностей в залах, прежде занятых экспозицией классического Востока. Работа продвигалась медленно, поэтому выставка была открыта только в 1937 году. Происходит усиление отдела сотрудниками, занимающимися культурой Северного Причерноморья. К отделу присоединяется новое отделение, городов Северного Причерноморья, ранее относившееся к сектору докапиталистических формаций. Поступивший в Эрмитаж ещё в 1929 году М.М. Худяк возглавил это отделение в 1940 году. В 1938 году в отдел приходит Г.Д. Белов, прежде заместитель директора Херсонесского музея. В 1939 году отдел организовал первую археологическую экспедицию Эрмитажа в Нимфей. Ранее уже производимые исследования в Ольвии, Херсонесе, на Березани осуществлялись за счёт других учреждений. Поэтому не приходится удивляться, что все четыре доклада, которыми отдел был представлен на юбилейной научной сессии по

случаю 175-летия Эрмитажа, касались археологического изучения Северного Причерноморья. Среди докладчиков оказались не только археологи Л.Ф. Силантьева, М.М. Худяк, Г.Д. Белов, но и А.А. Передольская, у которой с той поры занятия причерноморской археологией даже стали новой научной темой.

К началу Великой Отечественной войны многие сотрудники отдела работали на юге в археологических экспедициях. Раскопки уже начались. Но, узнав о начале войны, все бросились в Ленинград, возвращение в который оказалось сопряжено с большими трудностями. А в Эрмитаже тем временем приступили к эвакуации художественных ценностей. Залы отдела снова превратились в площади для упаковки как своих памятников, так и материалов других отделов музея. После эвакуации залы стали своеобразными убежищами для оставшихся античных памятников и экспонатов со второго этажа. До начала 1942 года в командах МПВО сражались В.М. Скуднова и М.М. Худяк. Но уже к

(193/194)

Эллинистическо-римская скульптура.
Зал Диониса в Новом Эрмитаже. Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

(194/195)

марту 1942 года в Эрмитаже не осталось никого из сотрудников отдела. Е.О. Прушевская и Е.В. Ернштедт трагически погибают в блокадном Ленинграде. Четверо других: А.А. Передольская, В.М. Скуднова, М.М. Худяк, Г.Д. Белов — были направлены вместе с эвакуируемыми античными памятниками в Свердловск. А остальных в разные стороны развела война.

Наступил 1944 год. Была окончательно снята блокада Ленинграда. Город ликовал. Было решено устроить в Эрмитаже выставку тех памятников искусства, которые вместе с людьми перенесли все тяготы блокадных дней. Открыта она была к годовщине Октября. Вот слова об античной её части устроителя этой выставки А.Н. Изергиной: «Экспозиция в б. Романовской галерее начиналась показом памятников античного искусства. Скульптура была сравнительно немногочисленна: здесь находились статуя Афродиты, «портрет римлянки» I в. до н.э. из базальта и другие. Более богата была керамика коринфская, аттическая, чернофигурная и краснофигурная керамика древней Индии и стеклянные изделия» ⁷. [31] Вскоре началась и реэвакуация эрмитажных памятников, их возвращение домой. К 1945 году на месте уже находились Г.Д. Белов, А.И. Вощинина, Л.И. Гаталина, З.А. Билимович, новый молодой сотрудник отдела, ставший в дальнейшем крупным знатоком бронзолитейного производства в древности, Л.Ф. Силантьева, М.П. Ваулина. Этим сильно сокращённым составом в кратчайшие сроки была восстановлена по предвоенной схеме выставка Античного отдела. Параллельно шла проверка наличия и сохранности экспонатов, осуществлялись работы по консервации памятников, прибывших из Германии в нашу страну на временное хранение. Затем начинается капитальный ремонт залов, безмерно пострадавших в блокадных условиях, когда в музее во все времена года безраздельно властвовала природа. И все эти мероприятия оборачиваются для сотрудников отдела новым демонтажом выставок, перемещением тысяч экспонатов на новые места хранения. Так продолжалось до середины 1950-х годов. Хорошо известно, что все тяготы были перенесены сотрудниками Античного отдела с честью.

В 1949 году встал вопрос о более удобном сочетании научных и экспозиционных программ отделов в Эрмитаже в связи с их территориальным размещением. Был составлен новый проект, научно обосновывающий разделение музея на отделы. Идея деления по формационному признаку заменяется другой, призванной во главу угла поставить историю культуры народов, населявших в разное время территорию СССР. Из шести задуманных отделов два предполагалось целиком посвятить данной тематике. Античный отдел преобразовался в новый Отдел культуры и искусства зарубежных стран Древнего мира, куда опять вводилось подразделение Древнего Востока. В свою очередь материал по истории городов Северного Причерноморья выводился из состава отдела. Действительно, в этот период своего развития Античный отдел был заинтересован в перестройке своей экспозиции, поскольку после войны прежний вход в музей постепенно переставал функционировать и получалось, что начало выставки было запрятано в глубине отдела. (Правда, летом 1951 и 1952 годов вход ещё открывали с ул. Халтурина, хотя основным становился новый — через Зимний дворец с набережной Невы.) Вновь возникла старинная болезнь «чересполосицы». В результате произведённой реэкспозиции в центре отдела оказались сосредоточены выставки по истории Северного Причерноморья, связь выставок с интерьерами залов была этими перемещениями полностью нарушена. С 1957 года Античный отдел возвращается к прежней системе экспозиции, которая при этом совершенствуется рядом новых монографических экспозиций. В 1957-1958 годах в одном вновь полученном зале устраивается совместная выставка культуры Березани, Ольвии, Херсонеса. В 1958 году вступает в строй выставка аттической керамики, в 1968-м — резных камней.

Несмотря на очень трудные для научной работы 40-е годы, тем не менее она в это время продолжалась. Уже в 1945 году выходит 1-й том «Трудов» отдела — «Культура и искусство античного мира». К настоящему времени создано уже 6 таких томов. В 1947 году А.И. Вощинина публикует «Очерк истории древнеримского искусства», Г.Д. Белов — «Херсонес Таврический. Историко-археологический очерк» (1948). В 1949 году выходит из печати новый путеводитель по отделу, в том же году появляются «Сокровища Эрмитажа», общемузейное издание, в котором приняли участие антиковеды А.А. Передольская, А.И. Вощинина, М.И. Максимова, Г.Д. Белов, Л.И. Гаталина. Однако до середины 50-х годов «львиную долю» времени у отдела «пожирала» экспозиционная и хранительская работа, в частности, усложнённая временным нахождением античных памятников из Германии, возвращённых ГДР в 1958 году. Только после этого деятельность отдела как-то выравнивается и научно-исследовательская работа начинает играть более важную роль. К этому времени выкристаллизовываются следующие научно-исследовательские направления, действующие по сию пору: 1. Город и городская культура Северного Причерноморья; 2. Взаимодействие местных и греческих элементов культуры Северного Причерноморья; 3. Древнеиталийские и этрусские основы римского искусства; 4. Памятники греческого и римского искусства.

В составе отдела происходят изменения. В 50-е годы приходят К.С. Горбунова, Н.Л. Грач, К.И. Зайцева, Н.З. Кунина, занимающиеся разработкой проблематики соответственно аттической вазописи, культуры Боспорского царства, Ольвии, античного стекла. В 60-е годы состав отдела пополнили: Л.В. Копейкина, ставшая со

(195/196)

временем ведущим исследователем греческого поселения на острове Березань, О.Я. Неверов, разносторонний специалист в области резных камней, С.П. Борисковская, изучающая ранние этапы в развитии античной керамики, И.И. Саверкина, специализирующаяся в изучении скульптуры Пальмиры, Рима, Греции, Ю.П. Калашник, археолог, широко занимающийся проблематикой античных городов в Крыму, Л.М. Уткина, со временем обратившаяся к изучению аттической чернофигурной керамики, Е.Н. Ходза, ставшая хранителем терракот. Эти люди в 60-70-е годы уже безусловно определяли научное лицо отдела.

В 60-е годы Античный отдел впервые широко приступает к созданию временных выставок из своих фондов. Они таковы: «Быт и культура

Искусство Рима II-IV вв н.э.
Зал Юпитера в Новом Эрмитаже.
Фотография 1987 г.

(Открыть в новом окне)

древних греков» и «Спорт и Олимпийские игры в Древней Греции» (1968), методическая для Школьного центра музея «Фидий и его время» (1969), общеэрмитажная выставка «Искусство стекла» (1968), передвижная выставка для Казани «Античное искусство» (1969), соучастие в выставке кипрского искусства в ГМИИ (1966), общеэрмитажная выставка в Японии и Москве «Культура и искусство Древней Руси» (1969).

Издательская деятельность отдела в конце 50-60-х годах становится столь многообразной, что уже не представляется возможным в кратком сообщении всё перечислить Отметим только выход в свет ещё двух томов «Трудов», а также наиболее значительные публикации: альбом Г.Д. Белова «Алтарь Зевса в Пергаме» (1959), «Мастера греческих расписных ваз» А.А. Передольской и К.С. Горбуновой (1961), «Античное искусство» А.И. Вощининой (1962), «Из истории Нимфея» М.М. Худяка (1962). Целенаправленно шла работа над научными каталогами. В 1967 году появляется долгожданный каталог краснофигурной вазописи Аттики А.А. Передольской, в 1974 году каталог римских портретов А.И. Вощининой.

В 1964 году отдел возглавила К.С. Горбунова. Многие инициативы 60-70-х годов связаны с её именем. Часть из них уже перечислена выше. Кроме того, возобновляются и приобретают систематический характер раскопки на Березани, в 1967 году осуществляется принципиально новая для отдела постоянная выставка «Малые города Боспора». В 1975 году отдел присоединяется к международной инициативе по изданию «Лексикона иконографии классической древности», начинается каталогизация мифологических сюжетов в Эрмитаже, К.С. Горбунова и Е.В. Мавлеев пишут статьи для лексикона, начинается подготовка к выставке в честь Олимпийских игр, задуманной с мифологическим уклоном. Семидесятые годы отличались и небывалым прежде размахом экспозиционной деятельности. Было принято несколько масштабных зарубежных выставок: «Сокровища Кипра» (1970), «Древности Паннонии», (1972), «Мозаики Туниса» (1976), «Античное искусство из музея Метрополитен» (1979). В 1970 году отдел участвует в двух зарубежных выставках «Экспо-70» в Японии, «От древнейших времён до наших дней» в ЧССР. Значительно более масштабными делаются и временные выставки из фондов: «Культура и искусство Этрурии» (1972), «Античная художественная бронза» (1973), «Античная коропластика» (1976), «Античные инталии в собрании Государственного Эрмитажа» (1978).

Вторая половина 70-х — начало 80-х годов становятся для отдела очередным рубежом. Происходит, наверное, самое резкое обновление состава. Один за другим уходят из жизни сотрудники, долгие годы поддерживавшие целые направления в научной деятельности отдела: А.И. Вощинина, К.С. Горбунова, Л.В. Копейкина, Г.Д. Белов, Л.Ф. Силантьева. Но сделано было

(196/197)

всё, чтобы по возможности восполнить эти тяжкие потери, хотя выполнить это было весьма трудно. Почти наполовину меняется состав отдела. В 70-е годы приходят Е.В. Мавлеев, Н.К. Жижина, Ю.И. Ильина, Л.И. Давыдова, в 80-е — О.Ю. Соколова, Е.Б. Ананьич, А.В. Круглов, С.Л. Соловьёв, Н.В. Коломиец. С 1979 года после скоропостижной кончины в январе К.С. Горбуновой отдел возглавила И.И. Саверкина. Сотрудники старались продолжить славные традиции Античного отдела. Уже в конце 1979 года открывается новая постоянная выставка Древней Италии в Двадцатиколонном зале, модернизируются выставки греческого искусства с древнейших времён до V в. до н.э. и римского искусства I-II веков н.э. В 1980 году устраиваются две выставки из фондов: «Олимпийские игры в жизни и искусстве Древней Греции» и «Художественное ремесло эпохи Римской империи. I в. до н.э. — IV в. н.э.». В 1981 году отдел принимает большую выставку из Греции «Искусство островов Эгейского моря», в 1984-м — из ФРГ «Римское искусство в Кёльне», в 1986-м — из Болгарии «Фракийский клад из Рогозена». В 1980 году отдел принимает участие в международной выставке в ФРГ «Культура и искусство Сардинии», в 1983-м — в Москве «Культура и искусство Причерноморья в античную эпоху» из музеев СССР. В 1985 году устраивается выставка из фондов «Античное серебро в Эрмитаже», в 1987 году отдел принимает участие в выставке «70 лет советской археологии» в Венеции, организует передвижную выставку для городов Сибири, устраивает во дворце Меншикова выставку античной мифологии, связав её с регулярным чтением публичных лекций о мифологических сюжетах. Наконец, отдел был занят подготовкой большой международной выставки «Мир этрусков. Археологические памятники из социалистических стран».

Научная работа отдела отмеченного периода характеризовалась активным участием сотрудников в разного рода периодических изданиях и тематических сборниках. В 1978[1977] году выходит монография О.Я. Неверова о камее Гонзага, в 1974-м — на французском языке публикация деревянных саркофагов М.П. Ваулиной и А. Вансцович [Wąsowiсz], в 1979-м — на немецком языке каталог саркофагов Эрмитажа И.И. Саверкиной, в 1983-м — каталог чернофигурной аттической керамики К.С. Горбуновой, в 1986-м — каталог греческой скульптуры V в. до н.э. И.И. Саверкиной.

Определённым новшеством в деятельности отдела становится регулярное проведение тематических конференций, которые дают материал для научных сборников. В 1979 году проведена конференция «Западное Средиземноморье в первом тысячелетии до н.э.», в 1983-м — по случаю 100-летия со дня рождения О.Ф. Вальдгауера — «Античное искусство в теории и практике советской науки 1920-1930-х годов». В этом же году совместно с Отделом Востока проведена и другая конференция, «Древние культуры Евразии и античная цивилизация», в 1984-м — «Великая Эллада. Проблемы общественного и культурного развития на греческом Западе», в 1985-м — «Античный полис; проблемы города в развитии культуры», в 1987-м — «Греки в Италии», в 1988-м — «Герой в античной культуре». Кроме того, в 1985 году организуется специальная конференция молодых сотрудников отдела. В настоящее время Отдел античного мира вместе со всем Эрмитажем вступил в ответственный период своего существования. Предстоит в ходе реконструкции музея выработать принципиально новые принципы экспонирования материала и, основываясь на них, создать современную выставку, отвечающую требованиям науки. Отдел уже приступил к осуществлению этих перспективных планов, и, видимо,

Искусство и культура Северного Причерноморья.
Новый Эрмитаж. Фотография 1988 г.

(Открыть в новом окне)

Зал аттических ваз VI-IV вв. до н.э. в Новом Эрмитаже.
Фотография 1988 г.

(Открыть в новом окне)

(197/198)

можно надеяться, что он останется достойным высоких традиций своего прошлого.

Вариантов всегда множество. Но уже сейчас можно говорить о неких законах дальнейшего развития экспозиции, пренебрежение которыми способно исказить стиль представления античности в Эрмитаже, а может быть, и полностью его уничтожить. Слишком уж история развития принципов экспонирования органично вплелась в этот стиль. Очевидно, необходимо сохранение в неприкосновенности как уникальных памятников музейно-экспозиционного искусства целого ряда залов. Модернизация здесь возможна, но только по части усовершенствования некоторых деталей. Таковы Двадцатиколонный зал с авторством Кленце, зал Юпитера с авторством Гедеонова, Кизерицкого, Вальдгауера, залы Афины, Диониса, эллинизма и Августа с авторством Вальдгауера. И только между указанными вехами возможно разрушение старой экспозиции во имя новой эстетики. То характерное лицо, которое приобрёл Эрмитаж, определяет его индивидуальность и должно быть сохранено для будущего.

[1] ¹ Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 23. Спб., 1878, с. 100.

[2] ² Сборник Императорского Русского Исторического общества, с. 189 и сл.

[3] ³ Записки кн. Е. Дашковой. Спб, 1907, с. 102 [Прим. сайта: В тексте цитируется перевод с английского; ссылка стоит на перевод с французского, где читаем: «Благодаря мнѣ, у Байерса была куплена цѣликомъ его колекція античныхъ камней. По моей рекомендаціи её пріобрѣла императрица». С. 154, прим. 1].

[4] ⁴ Сборник Императорского Русского Исторического общества, с. 637.

[5] ⁵ Из Записок графа Е. Комаровского. Осьмнадцатый век, I, с. 300.

[6] ⁶ Архив ГЭ, ф. 1, оп. 6 «С», д. 2.

[7] ⁷ Сборник Императорского Русского Исторического общества, с. 637.

[8] ⁸ Каталог этой коллекции, составленный крупнейшим археологом наполеоновской Франции Э.К. Висконти, ныне хранится в Национальной библиотеке в Париже.

[9] ⁹ Русский библиофил. Пг., 1914, с. 101.

[10] ¹⁰ ЦГИА СССР, ф. 472, оп. 101/398, д. 20; ф. 468, оп. 1, д. 1108.

[11] ¹¹ Модзалевский Б. Пушкин под тайным надзором. Л., 1925, с. 79.

[12] ¹² Сборник Императорского Русского Исторического общества, с. 163.

[13] ¹³ Григорович Д.В. Прогулка по Эрмитажу. Спб., 1865, с. 100.

[14] ¹⁴ Архив ГЭ, ф. 1, оп. 5, д. 1, л. 7 об.

[15] ¹⁵ Дневник государственного секретаря А.А. Половцова. I. M., 1966, с. 206.

[16] ¹⁶ Архив ГЭ, ф. 1, оп. 5, д. 1, л. 17.

[17] ¹⁷ Серов В.А. Переписка (1863-1911). М.-Л., 1937, с. 100.

[18] ¹ Леонтьев П.М. Обзор исследований о классических древностях северного берега Чёрного моря. — В кн.: Пропилеи. Кн. I. M., 1851, отд. II, с. 72.

[19] ² [Кёлер Е.Е.] Донесение, представленное Императорской Академии наук академиком Келером, о путешествии его в Крым, 23 ноября 1821 г. — Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 8. Одесса, 1872, с. 384-387; его же. Опись памятникам, которых сохранение должно быть поручено надзору губернаторам и местному начальству в Крыму. — Там же, с. 87-388.

[20] ³ Koehler N.K.E. Dissertation sur le monument de la reine Comosarye. St. Petersbourg, 1805.

[21] ⁴ Гёрц К.К. Исторический обзор археологических исследований и открытий на Таманском полуострове с конца XVIII столетия до 1859 г. Изд. 2-е. Спб., 1898, с. 8. [Собрание сочинений, вып. 2-й]

[22] ⁵ Марти Ю.Ю. Сто лет Керченского музея (исторический очерк). Керчь, 1926, с. 9; в таком подходе к делу находит подтверждение оценка археологии того времени как придворной забавы: Жебелёв С.А. Введение в археологию. Ч. 1. История археологического знания. Пг., 1923, с. 101.

[23] ⁶ О Ф.Б. Грефе см.: Фролов Э.Д. Русская историография античности (до середины XIX в.). Л., 1967, с. 111-112.

[24] ⁷ Древности Босфора Киммерийского. Спб., 1854, т. 1-3.

[25] ¹ Левинсон-Лессинг В.Ф. История Картинной галереи Эрмитажа (1764-1917), с. 124.

[26] ² Васильчиков А.А. Рапорт министру Двора от 29.XI.1881. — Архив ГЭ, ф. 1, оп. 5, д. 5 за 1882 г., л. 14.

[27] ³ Шмидт Д.А. Доклад о реформе Эрмитажа. — Архив ГЭ, ф. 1, оп. 5, 1917, с. 5.

[28] ⁴ Вальдгауер О.Ф. Отдел Древностей Эрмитажа. 1904-1931. — Архив ГЭ, ф. 1, оп. 16, д. 111, с. 2 об., 3.

[29] ⁵ Мавлеев Е.В. Научная и экспозиционная деятельность О.Ф. Вальдгауера (опыт творческого портрета). — В кн.: Античное искусство в советском музееведении. Л., 1987, с. 46-58.

[30] ⁶ Журнал совещания хранителей от 3.V.1916 г. — Архив ГЭ, ф. 1, оп. 5.

[31] ⁷ Изергина А. Временная выставка памятников искусства и культуры, остав[ав]шихся в Ленинграде во время блокады. — Сообщения ГЭ, 1948, №5, с. 46.

наверх