П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.

назад | оглавление | далее

Глава VI. Аскизская культура: традиции енисейских кыргызов предмонгольского времени.

VI. 5. Общие вопросы хронологии и периодизации аскизской культуры.

Изложенные в предыдущих разделах соображения как бы размечают шкалу хронологии аскизской культуры, расставляют базовые, реперные точки. Следует рассмотреть два связанных вопроса: 1) возможно ли более подробное датирование памятников, и 2) каковы должны быть принципы внутреннего членения истории аскизской культуры.

Нижняя дата культуры общо определяется как начало Х века. С 925 года кыргызы оказываются в сфере влияния киданей Восточной Ляо; это привело к тому, что на Среднем и Верхнем Енисее, как и в целом по Центральной Азии, распространились ляоские (киданьские) традиции оформления престижных изделий. Примерно в то же время в состав кыргызского общества вливаются переселенцы с запада, носители традиций, происходящих из хазаро-болгарской культурной среды. На протяжении всего Х века ляоские традиции сосуществуют с западными, прежде всего на территории Тувы (наиболее ярко это совмещение проявилось в материалах могильника Эйлиг-хем III), тогда как в минусинских памятниках влияние западных традиций минимально. Примерно в третьей четверти Х в. происходят события, в результате которых часть кыргызов, придерживавшихся ляоских традиций, была вытеснена из Тувы на север, в Минусинскую котловину, где появляются знаменитые погребения Копёнского чаатаса. К концу Х века тувинские кыргызы берут под свой контроль и минусинскую “метрополию”, откуда небольшая группа старой кыргызской аристократии бежала на Иртыш к кимакам. Ляоские традиции вытесняются; отдельные случаи обнаружения изделий ляоского стиля в аскизских погребениях с так называемым “женским” набором вещей позволяют предположить, что некоторые прежние традиции какое-то время ещё бытовали в рамках женской субкультуры.

Очевидно, что охарактеризованный период истории кыргызов следует рассматривать как единое целое. Как и в других случаях, культурная трансформация была стимулирована внешними воздействиями, причём в данном случае две совершенно различные волны влияний — дальневосточная и западная — столкнулись и промаркировали внутреннее противостояние в кыргызском обществе. Вопросы хронологии тувинских памятников этого периода наиболее подробно рассмотрены в работах Г.В.Длужневской. Сводная таблица с указанием вероятных дат, предложенных этим автором, воспроизводится [Рис.102]. Практикуемые автором прямые синхронизации схожих кыргызских и ляоских типов несколько условны; учитывая направление влияний, следует иметь в виду вероятность некоторого “запаздывания” кыргызских вещей по сравнению с киданьскими прототипами.

Рис.102. Хронология тувинских памятников предмонгольского времени по Г.В.Длужневской.

Намного сложнее обстоит дело с периодом от захвата тувинскими кыргызами минусинских котловин в третьей-четвёртой четверти Х в. и до поражения кыргызов в войне с найманами, приведшему к потере Тувы в третьей четверти XII века. На протяжении этого полуторавекового интервала аскизская культура, по-видимому, не испытывала явных внешних воздействий и развивалась замедленно и эволюционно. Возможно ли проследить эту эволюцию?

Стержнем относительной хронологии аскизской культуры является легко прослеживаемое развитие узды [Рис.87]. Если те или иные типы устойчиво сочетаются только с ранними или, наоборот, только с поздними формами удил и псалиев, то их также можно считать соответственно ранними или поздними. Но беда в том, что таким образом проследить развитие прочих аскизских типов не удаётся. Даже столь вариабельная форма, как султанчики, не дают оснований строить эволюции: ранние — на коротких пластинах, поздние — на длинных, вот и всё развитие [Рис.62]. 

Весьма вариабельны ременные наконечники и составные шарнирные бляхи. В Своде И.Л.Кызласов посвятил разбору этих категорий инвентаря немало места (1983: 34-35, 46-47, 59-61), однако предложенные им схемы эволюции, как выясняется при ближайшем рассмотрении, фиксируют только изменения, вызванные инновациями “каменского круга”.

Приходится сделать вывод о том, что на протяжении полутора веков (от рубежа Х/ХI до третьей четверти XII века) аскизские типы практически не изменялись — исключение составляет узда, изменения которой были во многом продиктованы технологическими новациями предшествующего времени. Это был период стабильного существования общества и крайнего консерватизма мастеров и заказчиков. Сегодня нет реальной возможности уточнять даты внутри указанного промежутка времени. В кург. Оглахты III, 5 найдена монета 1008-1016 гг. вместе с вещами, напоминающими одновременно ляоские и более поздние чжурчжэньские типы, а собственно аскизских вещей в этом погребении не оказалось, так что даже счастливая находка датирующей монеты не помогает делу.

Материал позднеаскизских памятников, в отличие от предшествовавших форм, богат вариациями и более перспективен для хронологических построений — во-первых, потому, что теперь аскизские памятники сосредоточены на Среднем Енисее, и нет необходимости учитывать вероятность локальных различий; во-вторых, инновации “каменского” круга, легко вычленяемые при общем сопоставлении находок, указывают исходные позиции для целой серии типов. Вместе с тем рассматриваемый период от появления “каменских” инноваций до следующей, “часовенногорской” волны — составляет не более трёх четвертей века, это три-четыре условных поколения; примерно столько же должно быть и этапов типологического развития.

Рассматривая погребения “черновского периода” и “каменского этапа” (как было сказано, первый из них является не самостоятельным этапом, а частью второго), нельзя не заметить, что иные типы делаются редкими, а то и просто пропадают; другие категории вещей, наоборот, получают широкое распространение. Есть и стабильно бытующие типы, как стойкие, так и восприимчивые к инновациям. Выделение групп соответствующих типов и категорий закладывает основу внутренней хронологии данного периода.

1.Ранние аскизские типы, редкие или исчезающие в “каменско-черновское” время. В быту эти вещи по-прежнему использовались, но в состав сопроводительного инвентаря попадали всё реже. Сюда входят: упоровые удила, вертикальные псалии, шарнирные наконечники, шарнирные, Т-образные и округлые распределители ремней, длиннощитковые пряжки, крюки и петли на пластинах, пряжки-крюки, пинцеты, серьги, бусы, булавки, рукояти плетей, кресала, бляхи с кольцами, напильники-мусаты [Рис.103]. Среди могил “каменского” времени комплексы с этими типами — сравнительно ранние. Нужно заметить, что приведённый список может быть сокращён по мере накопления материала, так как вывод о сравнительной редкости типа связан с представительностью имеющегося материала.

2.Новые типы, ранее в аскизских памятниках не встречавшиеся. Это накладки на деревянные стремена, имитирующие оформление свода корпуса металлических стремян, вилки, крупные седельные бляхи, крюковые удила с круглыми трензелями [Рис.104]. Нужно признать, что первые две формы вообще редки, а вот седельные бляхи — серийная находка. Можно указать две разновидности этих блях: округлые многолепестковые и подчетырёхугольные (четырёхлепестковые). Первые — безусловно датирующие, по ним можно уверенно относить комплексы к “каменскому” времени даже при отсутствии других находок. И.Л.Кызласов пишет, что “местное происхождение их подтверждают экземпляры с характерным для конца малиновского этапа ячеистым узором” (Кызласов И. 1983: 61), но здесь налицо флюктуация инородного типа, воспроизведённого и оформленного местным мастером в привычной для себя технике. Округлых многолепестковых пластин для пробоев в раннеаскизских памятниках нет, так что “выводить” седельные бляхи данного типа просто не из чего; зато на западе у них есть хорошие прототипы [Рис.105]. Другое дело — четырёхлепестковые бляхи. Изделия такого облика могут быть указаны ещё в копёнских материалах, а в раннеаскизских комплексах есть седельные пробои с пластинами четырёхлепестковой формы [Рис.105].

3.Третью группу образуют изделия, представленные в комплексах всех этапов развития аскизской культуры, причём в “каменское” время их изменения практически незаметны. Таковы подтреугольные пряжки-петли, Т-образные застёжки на пластинах, мелкие седельные пробои, стремена, наконечники стрел, сабли/палаши, железные крюки-кочедыки, крайне редкая керамика [Рис.106]. Не исключено, что относительно поздними признаками служат рифление и расширение переднего края пряжек-петель, но для уверенных оценок нужны дополнительные серийные комплексные материалы.     

4.Четвёртая группа — традиционные аскизские типы, “впитавшие” инновационные признаки и заметно изменившиеся. Это уздечные султаны, у которых трансформируются пластинчатые основы [Рис.107], рамчатые пряжки с “рогами”-выступами на переднем крае рамки и соответственно оформленные тренчики [Рис.107], ременные бляхи и наконечники, седельные оковки [Рис.107]. Изменения затронули прежде всего декор, наружные контуры пластинчатых деталей, тогда как функциональная сторона осталась прежней. Важным признаком, как верно отмечает и И.Л.Кызласов, является изменение приёма крепления наконечников — парными заклёпками вместо одиночных, что провоцирует и изменение контура: мастера пытаются вписать новый элемент в систему декора, и начинается быстрое накопление изменений [Рис.108].

Рис.103-108. Группы аскизских типов “каменского” времени.

Соотнося предметный комплекс аскизских погребений с приведённой здесь группировкой, можно указать предпочтительные относительные даты для некоторых памятников “каменско-черновского” времени (в скобках приведены диагностирующие типы; общая принадлежность к рассматриваемому времени специально не обосновывается).

К числу ранних памятников “каменско-черновского” времени могут быть отнесены: Чернова, 12 (упоровые удила, пластинчатые псалии, Т-образные тройники); Хара-хая II, 9 (скоба от стержневого псалия, длиннощитковая пряжка, бляха с подвижным кольцом); Хара-хая II, 13 (шарнирные подвески с определённой морфологией); Тепсей III, 8 (шарнирные подвеска и тройник-распределитель); Каменка V, 3 (упоровые удила, пластинчатые псалии, крюк на пластине, шарнирная подвеска); Оглахты III,  (“рогатая” пряжка, прямая реплика западных типов); могильник Терен-хол, практически весь (раннеаскизские типы); Ортызы-оба, 7 (“постгеральдические” бляшки); Тербен-хол, 1-3 (бляхи с подвесными кольцами).

Пластинчатые изделия из курганов этой группы отличаются большей, чем ранее, вычурностью, они удлинены; характерный признак — удвоение стандартных элементов и эксперименты по сочетанию инокультурных признаков с традиционными местными технологиями. Заметно стремление согласовать контуры окончаний пластин с новым приёмом двухзаклёпочного крепления. Например, “фертовые” завершения (термин И.Л.Кызласова) — это попытка переоформить контур, “сломанный” мысами для заклёпок, вынесенными на край пластинки: сначала появляются “фертовые” двухзаклёпочные завершения, а потом, после освоения нового контура, появляются такие же пластинки и с однозаклёпочным креплением [Рис.109].

Рис.109. Трансформация контуров изделий в связи с инновациями “каменской” волны.

Формально позднейшим комплексом можно считать Самохвал II,1 с его дисковыми трензелями. От былой вычурности контуров пластин не осталось ничего, кроме нелепых зубчиков на спрямлённых сторонах наконечников нащёчных ремней. Заклёпки вынесены на периметр геометризованного контура, но размещены не на самой пластине, а на особых мысах, как если бы завершение пластин было “вычурным”: две традиции смешаны, стиль разрушен, признаки смешиваются механически [Рис.109]. Поздними нужно также считать большинство курганов Самохвала (кроме указанных как ранние), курганы групп Быстрая I, (1938), Абакан (1946), Берег Енисея, Оглахты III, 6. Для этих памятников обычны характерные седельные оковки, украшенные “жемчужником”. Остаточные ранние признаки перемешаны безо всякого смысла, утрачено понимание как древних местных, так и инокультурных, привнесённых традиций [Рис.109].

Таким образом, выделяются две хронологические группы. Вряд ли можно достоверно провести между ними границу, ведь речь идёт о постепенных изменениях. Можно лишь уточнить, что “часовенногорские” элементы, как и дисковые трензеля, указывают на очень позднюю дату комплекса. Условно и ориентировочно можно отнести раннюю группу к завершающей трети XII, а позднюю — к первой трети XIII вв., не настаивая на проведении границы именно по рубежу веков. В обе группы вошли как “черновские”, так и “каменские” курганы по периодизации И.Л.Кызласова, что лишний раз подтверждает тезис о несостоятельности переименовывания групп в этапы.

Всё сказанное требует вернуться к вопросу о принципах периодизации истории позднекыргызской аскизской культуры. Предлагаемая ниже периодизация использует формально-типологическую группировку как исходный материал, но не является простым переименованием групп в периоды. Она построена с учётом достоверно выявляемых типогенетических процессов, с учётом исторически обусловленных инновационных воздействий и, наконец, с учётом динамики изменения ареала культуры. На первом этапе аскизская культура существует лишь в Туве. На втором — в Туве и в Минусинской котловине. На третьем — уже только в Минусинской котловине. Обретение или утрата целых регионов, как и появление более или менее многочисленных переселенцев из других областей — безусловно этапные события в истории любого народа. Предлагаемая периодизация не навязывает той или иной трактовки событий — она лишь суммирует и систематизирует культурные процессы, спровоцированные перипетиями истории как самих кыргызов, так и других народов. Следует помнить, что верхняя дата каждого этапа весьма условна, ибо начало нового этапа не останавливает развитие традиций предшествующего времени.

Начальный этап развития аскизской культуры можно с полным правом именовать шанчигско-эйлигхемским. Это время формирования нового культурного комплекса в Туве, когда на Среднем Енисее ещё продолжали строить чаатасы, время сосуществования совершенно разнородных традиций — копёно-тюхтятских, явившихся следствием восприятия кыргызами ляоских влияний после 920-х гг., и западных, принесённых на Енисей переселенцами. Учитывая отсутствие опорных дат для протоаскизских западных инноваций (нельзя исключить, что они появились в Туве ещё до киданей), приходится датировать шанчигско-эйлигхемский этап в целом — Х веком.

Как уже говорилось, нет возможности расставить в хронологическом порядке памятники XI — третьей четверти XII вв. И.Л.Кызласов пытался выделить “оглахтинский период малиновского этапа”, но этот подход не оправдан. Вместе с тем и Оглахты, и Малиновка — весьма представительные, показательные памятники, и соответствующий период развития аскизской культуры было бы вполне естественно называть оглахтинско-малиновским, как бы подчёркивая этнокультурное единство двух областей, представленных названными памятниками.

Памятники последней трети XII — первой трети XIII веков фиксируют сокращение ареала культуры и совмещение различных по происхождению традиций в новом, весьма композитном культурном комплексе. И.Л.Кызласов предложил разделять “черновской период малиновского этапа” и “каменский этап”, но эти группы явно не образуют последовательности, просто первая образована памятниками с преобладанием местных традиций, а во вторую вошли памятники с вещами преимущественно инородных, привнесённых типов. Подчёркивая два пути культурной интеграции, определяющей своеобразие данного этапа, его можно именовать каменско-черновским.

Предлагаемая периодизация использует те же названия, что и периодизация, разработанная И.Л.Кызласовым. Это сделано потому, что группировка памятников, положенная этим автором в основу своей периодизации, в целом верна, и реорганизуя периодизацию, вряд ли стоит переименовывать группы.

Остаётся условным выделение т.н. “завершающего”, “часовенногорского” этапа, предложенное Д.Г.Савиновым. С одной стороны, памятники, указанные этим автором, отличаются не только морфологией и набором предметов сопроводительного инвентаря погребений, но и погребальным обрядом — от способа погребения до устройства наземных сооружений. Как уже сказано, новые традиции не имеют отношения к кыргызской культуре и отражают вхождение кыргызских земель в состав империи монголов; сами же памятники “часовенногорской” группы могут быть интерпретированы  как захоронения представителей монгольской администрации. С другой стороны, по некоторым признакам эти памятники могут быть поставлены в один ряд и с некоторыми аскизскими погребениями. Должны быть найдены достоверно кыргызские памятники не только начала, но и середины, и второй половины XIII века, которые однозначно засвидетельствуют усвоение кыргызами “часовенногорских” типов. Тогда можно будет говорить о выделении особого часовенногорского этапа от начала монгольского правления (1208 год) до окончательного разгрома кыргызов (1293 год). Пока же этот этап выделяется, как уже сказано, условно.

ОСНОВЫ ХРОНОЛОГИИ АСКИЗСКОЙ КУЛЬТУРЫ

I этап, шанчигско-эйлигхемский. Х — начало XI вв. Тува. Бытуют традиционные стержневые вставные псалии с 8-образными или петельчатыми удилами. Вставные псалии иногда напускаются. Появляются напускные псалии, имитирующие общую форму вставных стержневых.. Соседствуют собственно аскизский и ляоский стили оформления изделий, причём ляоские типы постепенно вытесняются [Рис.110].

II этап, оглахтинско-малиновский. XI — XII вв. Тува и Минусинская котловина. Преобладают напускные псалии, используемые с прямоугольно-петельчатыми удилами с “горизонтальным” упором. Последний — естественное утолщение на переходе от плющеного окончания к стержневому грызлу, часто оформленное в виде полочки. С выходом из употребления изделий ляоского (копёно-тюхтятского) стиля изделия аскизских типов абсолютно господствуют [Рис.111].

III этап, каменско-черновской. Последняя треть XII в. — первая треть XIII в. Минусинская котловина. Появляются инновации западного происхождения, радикально трансформирующие облик культуры. Тенденция к унификации стиля оформления фурнитуры приводит к тому, что окончания псалиев начинают оформлять сходно с окончаниями наконечников ремней. Это окончательно превращает стержневые (толстые) псалии в пластинчатые. Комбинация “псалий+наконечник” приобретает сходство с шарнирными пластинчатыми тройниками — распределителями ремней. Закрепляется появившаяся ещё на предыдущем этапе форма удил с “вертикальным упором”, то есть с шипами у оснований внешних петель [Рис.112].

IV этап, часовенногорский, по сути — инокультурный и выделяемый условно. XIII — возможно, частично XIV вв. Вместе с монголами появляются трензеля (т.н. кольчатые псалии) и крюковые удила. В течение XIII века прежняя кыргызская традиция, по-видимому, сосуществует с этим новшеством, которое, однако, подавляет местную традицию восприятия уздечного декора как семантически важного культурного элемента. Собственно аскизские памятники, достоверно относящиеся к этому времени, указать нельзя. Некоторые признаки указывают на деградацию культуры. Памятники XIV века достоверно не выявляются [Рис.113].

Рис.110-113. Основы хронологии аскизской культуры. Типы, характерные для разных этапов.

I-II этапы объединяют “эйлигхемский” и “оглахтинский” периоды “малиновского” этапа по периодизации И.Л.Кызласова. III этап объединяет памятники “черновского периода” “малиновского этапа” и “каменского” этапа. Условный IV этап включает ряд памятников “каменского” этапа, те же, какие Д.Г.Савинов считает позднекыргызскими. Таким образом, если общая относительная хронология и базовая группировка памятников установлены И.Л.Кызласовым верно, то ни периодизация, ни внутренние абсолютные даты приняты быть не могут.

Приведём таблицу, суммирующую наблюдения о динамике соотношения разнородных компонентов аскизской культуры.

ТРАДИЦИИ И ИННОВАЦИИ В ПОЗДНЕКЫРГЫЗСКОЙ АСКИЗСКОЙ КУЛЬТУРЕ       

(обозначения: [+]: доминирующие; [-]: ослабевающие; [=]: стабильные)

VI. 6.  Кыргызские комплексы вне кыргызского ареала.

В предыдущих разделах было показано, что в большинстве случаев памятники, расположенные вне приенисейских котловин и именуемые в литературе кыргызскими, на самом деле оказываются памятниками других народов. Ошибки происходили оттого, что многие типы вещей неправомерно считались специально кыргызскими. Впервые встреченные на Среднем Енисее, эти типы считались специально кыргызскими, однако достаточно было выяснить подлинное происхождение соответствующих ремесленных традиций, как выяснилось, что эти вещи использовали наравне с енисейскими кыргызами другие народы и, таким образом, о кыргызской принадлежности какого-либо памятника эти типы свидетельствовать никак не могут. Следует заметить, что в эпоху раннего средневековья (да и прежде) не было ни одного характерного типа, который сформировался бы на Среднем Енисее и затем распространился бы на обширных территориях. И древние, и раннесредневековые минусинские племена были весьма чутки к веяниям иноземной “моды”, а изделия с местным типогенезом “на экспорт”, судя по всему, не шли. Хроники не говорят о вывозе местных товаров, за исключением природных и сельскохозяйственных, разве что в качестве экспонатов или сувениров от посланников. Единственное упоминание — в “Таншу”: “делают железо, крайне острое, постоянно вывозят к тукюэ”; однако непонятно, что именно вывозили — слитки или готовые изделия. Даже если считать всаднические погребения Саяно-Алтая в известном смысле тюркскими — ничто не указывает на минусинское происхождение находимых в этих могилах железных изделий.

Другим критерием, заставляющим исследователей вспоминать о кыргызах, является обычай трупосожжения с погребением пепла на древней дневной поверхности и с размещением инвентаря отдельной кучкой (в “тайнике”). Как уже говорилось, у кыргызов обычай наземного погребения появился в те же годы, что и у алтайских племён; те и другие памятники, всего вероятнее, говорят о миграциях из Западной Сибири, где можно отыскать примеры более древнего бытования этих обрядов.

Уникальные памятники, исследованные в зоне затопления Шульбинской ГЭС, при внимательном изучении оказываются наследием немногочисленной группы старой кыргызской аристократии, бежавшей в конце Х века от новых кыргызских иналов к кимакам в Прииртышье. Никакого влияния на местную культуру эта горстка беженцев, естественно, не оказала, зато быстро забыла и собственные традиции.

На таком фоне особый интерес вызывают редчайшие комплексы, содержавшие вещи безусловно кыргызского облика, но обнаруженные далеко за пределами кыргызского ареала. Таких комплексов мало — курган Ак-Полак в северо-западном Казахстане, комплекс у села Петровское на Дону, предметный комплекс, найденный у селения Ракамаз в Венгрии. Первые два комплекса опубликованы И.Л.Кызласовым, третий — венгерским исследователем К.Мештерхази.

Материалы кургана Ак-Полак/Степняк ([Рис.114]; Кызласов И. 1983: 123 — Табл.XXXV) демонстрируют весьма необычное сочетание признаков. Крюк на пластине, окантованный “жемчужником”, имеет единственный аналог в Минусинской котловине, причём бронзовый. На Енисее в пору распространения “жемчужника” крюки в могилы уже не попадали. Уникальна по декору и украшенная тем же “жемчужником” шарнирная бляха. Гофрированная пронизка в аскизских памятниках аналогов не имеет. Шипоупоровые удила необычны слишком заглублённым отверстием — стандарт типа подразумевает отверстие не глубже линии шипов. Псалии, относящиеся к IV этапу развития узды, сделаны крайне грубо и неумело. Стремена с гладкогребневым сводом корпуса — совершенно не аскизские. В целом комплекс кургана Ак-Полак образован вещами, либо вовсе не аскизскими, либо сделанными в аскизских “до-каменских” традициях, но с “каменскими” элементами, причём этот синтез происходит не так, как на Енисее. Такое ощущение, будто заказчик чуть ли не “на пальцах” объяснял мастеру, что именно от него требуется, и мастер был вынужден воспроизводить неизвестный ему стиль оформления “на слух”. Можно предположить, что в кургане погребён кыргыз, живший среди первоначальных носителей “прото-каменских” традиций и пытавшийся сохранить своё этнокультурное своеобразие. Сходным образом интерпретируется и комплекс у села Петровское на Дону, где вместе найдены аскизские и половецкие вещи [Рис.115].

Рис.114. Комплекс Ак-Полак (Степняк). По И.Л.Кызласову.

Рис. 115. Комплекс из с Петровское на Дону. (По И.Л.Кызласову).

У селения Ракамаз в Венгрии найдены предметы, несомненно связанные с традициями “часовенногорского” круга: накладки с деградировавшей имитацией плетёнки и точно так же декорированные дисковые трензеля [Рис.116]. К.Мештерхази, опубликовавший данный комплекс, полагает, что ракамазские вещи попали в Венгрию не позднее 1285 года, так как именно тогда произошёл последний татарский набег в Венгрию (Мештерхази 1984: 61). Публикатор не рискует связывать эти вещи именно с погребением, и хотя комплексность в данном случае подтверждается единством декора, корректно соотнести отложение конкретного сбруйного комплекта с тем или иным историческим событием практически невозможно. Енисейские дисковые трензеля “каменских” памятников имеют либо растительный, либо рассыпной декор, что соответствует традиции украшения поздних пластинчатых псалиев. Ракамазские же находки типологически позже, так как они украшены “часовенногорским” вариантом плетёнки, о котором уже говорилось выше. Первоначально эти вещи, несомненно, принадлежали какому-то кыргызу, однако уточнить их историю нельзя. Памятуя о выводах, сделанных выше насчёт комплексов “часовенногорского” круга, можно предположить, что этот воин состоял на монгольской службе и занимал некий пост, или же это действительно просто экзотические трофеи — но и только.

 Рис.116. Комплекс находок из-под села Ракамаз в Венгрии (по К. Мештерхази).

Кыргызские памятники, обнаруженные за пределами кыргызского ареала, не позволяют говорить о каком-либо расселении; это в лучшем случае свидетельства верности своим традициям отдельных кыргызов, при неизвестных обстоятельствах в разное время оказавшихся далеко на чужбине.

VI. 7.  Конец истории кыргызского государства.

История енисейских кыргызов как самостоятельного народа со своим государством завершается в монгольскую эпоху. Весь XIII век на Енисее — это время долгой агонии, обусловленной столкновением с принципиально новой системой гегемонии. Енисейские кыргызы оказались перед монгольской угрозой в самом начале столетия.

“В году толай, являющемся годом зайца, соответствующем месяцам 603 г. (8 августа 1206 — 27 июня 1207 гг.), Чингиз-хан послал гонцами к этим двум государям Алтана и Букра и призвал их к подчинению. Те послали назад вместе с ними трёх своих эмиров, коих звали: Урут-Утуджу, Элик-Тимур и Аткирак, с белым соколом, как выражение почтения от младшего к старшему, и подчинились. //

Спустя двенадцать лет, в год барса, когда восстало одно (из) племён тумат, сидевшее в Баргуждин-Токуме и Байлуке, для его покорения, из-за того, что оно было поблизости от киргизов, потребовали от киргизов войско; те не дали и восстали. Чингиз-хан послал к ним своего сына Джочи с войском. Курлун (был) их (киргизов) предводитель; (монгольский эмир) по имени Нока отправился в передовом отряде; он обратил в бегство киргизов и вернулся назад от восьмой реки. Когда подоспел Джочи, лёд сковал реку Кэм-Кэмджиут. Он (Джочи) прошёл по льду и, подчинив киргизов, вернулся назад” (Рашид-ад-Дин 1952, т.I, кн. I: 150-151).

[...]

назад | оглавление | наверх | далее