П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.

назад | оглавление | далее

II. 2. Вопросы хронологии таштыкских склепов.

II. 2. 3. Пряжки из таштыкских склепов.

Раздел в основном соответтсвует статьям: Хуннские элементы в таштыкском декоре и Таштыкский пояс.

В одной из своих работ А.К.Амброз упрекнул коллег-археологов, выстраивающих “парадные”, но совершенно бесполезные классификации, рядом с которыми в скрытом виде существуют и успешно используются другие, не столь стройные и красивые, но более соответствующие особенностям материала (Амброз 1980: 26). Громоздкость и бессмысленность “парадных” классификаций зачастую оказываются следствием непродуманного подхода к делению имеющегося материала и объединению отдельных вещей в группы.  Всякий тип можно рассматривать как систему признаков — я уже упоминал соответствующее определение понятия типа (Бочкарёв 1975). В этих сочетаниях признаки группируются в блоки, нередко не менее устойчивые, чем общая их совокупность — их точнее всего было бы называть подтипами, но это понятие уже “занято” в классической иерархии таксонов.  Так, пряжка — довольно сложная система признаков, образующих обычно два блока - щиток и рамку, причём совершенно разные рамки могут быть снабжены идентичными щитками, а одинаковые — разными. Верно это и для таштыкских пряжек; поэтому удобнее всего под типом таштыкских пряжек подразумевать устойчивое сочетание типов щитка и рамки — а уж таштыкские щитки и рамки расклассифицировать несложно. Таким образом, классификация пряжек заменяется табличной корреляцией классификаций щитков и рамок (Рис.6), причём при необходимости эту таблицу можно сколько угодно наращивать. Отмечу, что данный подход особенно плодотворен при работе с хронологически протяжёнными массивами материала, поскольку в него заложена возможность непрерывного самоконтроля при построении эволюционных рядов (Азбелев 1989б). Пока корреляция фиксирует лишь двадцать один тип пряжек (типы удобнее всего было бы обозначать парами цифр: номер типа рамки и номер типа щитка, 1-1, 2-3 и т.п., и *-0 для бесщитковых пряжек [см. alt-текст в таблице на рис 6], однако ниже я использую более привычные и понятные словесные определения); рациональная организация корреляционной таблицы демонстрирует группировку с рамками типов 4-9 с практически свободным сочетанием типов щитков и рамок, причём это редкие типы, иногда представленные единичными экземплярами, — зато они имеют серийные аналоги в других регионах. И наоборот: пряжки с рамками типов 1-3 как бы “выстроились”, показывая гораздо более жёсткую связь между типами рамок и щитков, причём в эту группу входят серийные типы, чаще всего находимые в таштыкских склепах и в памятниках некоторых других южносибирских культур, но за пределами этого региона пока не встреченные. Эти цельнолитые пряжки иногда называют “типично таштыкскими” (в этой работе я называю их “стандартными”), но их происхождение никто даже не пробовал выяснить — слишком уж они необычны и с первого взгляда ни на что не похожи; однако исключительность эта, как будет показано ниже, кажущаяся.

ЩИТКИ > РАМКИ		1	2	3	4	5	6	7	0
									___
1
2
3
4
5
6
7
8
9
		1	2	3	4	5	6	7	8

Рис.6. Корреляция классификаций рамок и щитков таштыкских пряжек. 1,4,5,6 - Изых, скл.2; 8-12 - Изых, скл.1; 2 — Тепсей, скл. 1; 3 — ГЭ, колл. Радлова; 7, 13, 16, 18, 19 — Сыры, скл. 1; 14, 15 — Усть-Тесь; 17 — Тепсей, скл. 2; 21 — Быстрая II. (по Л.Р.Кызласову, по С.В.Киселёву, А.И. Поселянину, тж. рис. автора.)

Почти все типы таштыкских пряжек — новое для минусинских культур явление. Ни в сарагашенских и тесинских склепах, ни в тесинских и оглахтинских грунтовых могилах такого разнообразия нет. Лишь простые железные пряжки имеют аналогии в тесинских могилах; Немногие аналоги остальным есть в алтайских и тувинских памятниках, хронология которых дискуссионна, ибо изначально привязывалась к таштыкской.  Датирующие аналогии и прототипы разбираются ниже; отмечу, что это не полный обзор имеющегося материала, а выборка, имеющая целью выяснение вопросов хронологии. Важно, что нет жёсткой корреляции типов щитков и рамок: это позволяет искать прототипы не самим вещам, а их элементам.

Пряжки с трапециевидно-вогнутыми рамками — редкий тип. Л.Р.Кызласов включил их в типы 5-6  и затем указал, что они “являются специфично таштыкскими и не имеют себе аналогий” (Кызласов 1960: 125).  Это не соответствует действительности, аналогий на самом деле вполне достаточно. В Южной Сибири, да и вообще в Центральной Азии прототипов нет, однако подобные пряжки часто обнаруживаются в комплексах рубежа эр — начала н.э.  на западе степного пояса, в европейских памятниках. Сходство доходит до таких мелких деталей, как характерная подрезка передних углов обоймы, играющей роль щитка (Рис. 7: 1-5). “Именно в это время римским влиянием охватывается практически вся Европа.” (Щукин 1991: 101), и не исключено, что причиной распространения данного типа было римское давление на варваров. Во всяком случае, он появился именно тогда, когда источником большинства культурных инноваций был Рим. Динамика распространения трапециевидно-вогнутых рамок на восток из-за отсутствия промежуточных типов неясна, и для датирования склепов такие пряжки непригодны. Ясно, однако, что точные повторения западных типов (Рис. 7: 8, 9) типологически и хронологически старше пряжек, имеющих такие же рамки, но уже с характерными местными признаками — Т-образными очертаниями просвета рамки, насечками на щитках и т.п. (Рис. 7: 11-13). Инокультурный тип переосмыслен в духе местной традиции — следовательно, можно предполагать, что сырский и уйбатский склепы моложе усть-тесинского и изыхского. Местные аналоги этим типам — серийные находки в погребениях кокэльской культуры в Туве (Рис. 7: 14, 15). Соотношение кокэльских и таштыкских находок в данном случае установить сложно; можно лишь заметить, что таштыкские мастера усвоили и переосмыслили данный западный тип, а кокэльские ограничивались его воспроизводством. Необходимо также отметить, что данный тип не стоит путать с другими пряжками, имевшими трапециевидные рамки с прямыми сторонами: они — хуннские (ср.: Давыдова 1985: 106 — Рис. XIII: 23). Типообразующим признаком в нашем случае является именно вогнутость сторон рамки пряжки.

Значение этих аналогий главным образом в том, что они показывают, как далеко нужно забираться в поисках необходимых параллелей. Письменные источники не содержат указаний на возможность проникновения римских типов так далеко на восток, а исследователи, даже когда указывают подобные параллели,  не удосуживаются объяснить их. Чаще всего такие аналогии списывают на т.н. “стадиальность” развития и используют для грубых синхронизаций; вместе с тем типы не распространяются с порывами ветра — если есть точное совпадение, то был и контакт; какой именно — следующий вопрос. Кроме того, аналогия не бывает одиночной — заимствовались не типы и не признаки, не научные категории, а бытовые и прочие образы, всегда имеющие системное воплощение. Это означает, что западное влияние, зафиксированное рассмотренным выше типом, не могло быть “точечным” — следует искать другие проявления этих контактов. 

Рис. 007. Происхождение таштыкских пряжек с трапециевидно-вогнутыми рамками.
1 — Беляус; 2 — Неаполь Скифский; 3 — Колоколин; 4, 5 — “Маркоманнские” пряжки; 6,7,10 — Изыхский чаатас, скл.1; .); 8,11,13 — Сырский чаатас, скл.1; 9 — Тепсей III, скл.2 (ГЭ ОАВЕС № 2616/133, рис. авт12 — Усть-Тесь;  14-15 - Кокэль. (По О.Д.Дашевской, И.П.Русановой, М.Б.Щукину, Л.Р.Кызласову, С.В.Киселёву, В.П.Дьяконовой).

Пряжки с В-образными рамками, использованные А.К.Амброзом для датирования склепов, также встречаются нечасто. Л.Р.Кызласов указывал им сарматские аналогии начала н.э. и соответственно датировал их (Кызласов 1960: 125). Однако уже на стадии классифицирования этот автор допустил грубую ошибку, объединив округлые и В-образные рамки (тип 12), разнося при этом В-образные рамки по разным типам (12 и 13), тогда как именно форма рамки является признанным типообразующим признаком. Пряжки, указанные Кызласовым в хронологической ссылке, имели округлые рамки. Кроме того, типообразующий признак не обязательно является датирующим — именно так обстоит дело и в случае с В-образными рамками. Они имеют свою историю, их эволюция хорошо прослеживается по многочисленным находкам, имеющим независимые и проверяемые даты. Здесь наиболее важно найти в этом ряду место для таштыкских пряжек. С ранними В-образными рамками (см., напр.: Кобылина 1951: 248 — Рис. 5: 1; Амброз 1971: Рис.2: 9; Генинг 1976: Рис. 30: 6) таштыкские сближаются по таким признакам, как мелкая огранка рамки, сетчатая гравировка оснований рамки, профиль хоботкового язычка; ранним признаком следует считать и пластинчатый щиток-обойму  (Рис. 8: ср. 1-5 и 7-11). Вместе с тем таштыкские рамки несут ряд черт, более типичных для пряжек из геральдических наборов VII-VIII вв.: разомкнутые рамки с тонкой осью для язычка, отогнутяе наружу основания рамок, крупная огранка, пластинчатое сечение, приострённый щиток, близкий геральдической традиции (Рис. 8: ср. 6-11 и 12-15).

В целом развитие В-образных рамок шло от замкнутых и сомкнутых (без вставной оси) стержневых мелкогранёных округлых в сечении рамок к разомкнутым (с осью) пластинчатым скошенным и от подвижных пластинчатых щитков-обойм с заклёпками с декоративными шляпками к неподвижным (цельнолитым) щиткам на шпеньках с изнаночной стороны. А.К.Амброз заметил, что восточноевропейские материалы не позволяют строить непрерывный эволюционный ряд от ранних В-образных рамок гуннского времени к поздним, “геральдическим” (Амброз _________). Эту лакуну заполняют именно и только таштыкские материалы, содержащие недостающие промежуточные типы (с ранними и поздними признаками одновременно). Речь, конечно же, не идёт об участии таштыкских племён в развитии восточноевропейских культур: для такого вывода оснований нет. Пряжки с В-образными рамками не имеют ни минусинских, ни вообще азиатских прототипов. Изначально инокультурные для таштыкских склепов изделия всего лишь зафиксировали вариант типа, сложившийся за пределами Южной Сибири непосредственно перед появлением здесь людей с такими пряжками. По сути, таштыкская культура просто законсервировала вариант, не представленный пока находками на памятниках других культур. Ранние европейские пряжки, типологически предшествующие таштыкским, относятся к IV-V вв.; поздние,  типологически им наследующие, датируются VII-VIII вв. Значит, таштыкские пряжки с В-образными рамками представляют вариант, сложившийся не ранее V в. и не позднее VII в.

Рис. 8. Пряжки с В-образными рамками. А — гуннское время: 1 - Тураево; 2 — Фанагория; 3 — Ровное;  4 — Фёдоровка;  5 — Шагвар.   Б - таштыкская культура: 6-8 — Уйбатский чаатас;   9 — Сырский чаатас;  10,11 — Изыхский чаатас.  В - тюркское время:  12 — Абхазия;  13 — Весёлое;  14 - Иловатка;  15 — Кудыргэ (По В.Ф.Генингу, М.П.Кобылиной, И.П.Засецкой, А.К.Амброзу, Э.Б.Вадецкой, Л.Р.Кызласову, А.А.Гавриловой).

Таким образом, те таштыкские склепы, в которых найдены пряжки с В-образными рамками — например, скл.1 Изыхского чаатаса, скл.1 Сырского чаатаса, скл.1, 6, 8 — не могут датироваться ниже, чем V в. Следует учесть, что таштыкский  вариант В-образных рамок — инокультурное явление, он сложился вне таштыкского ареала и был сюда привнесён на Енисей уже в “готовом виде”; это может повлиять на датировку склепов. склепов Возможно также, что уйбатские пряжки, сделанные довольно грубо, датируются позднее, чем аккуратные и близкие прототипам сырские и изыхские.

Пряжки с В-образными рамками вновь указывают западное направление поиска прототипов для таштыкских пряжек и свидетельствуют о том, что это направление связей далеко не случайно. За вышеназванными аналогиями стоят значительные процессы, выяснить которые — значит не только датировать склепы, но и обогатить представления о целой исторической эпохе в истории евразийских степей.

Лировидная пряжка из сырского скл.1 (Рис.6: 16) ранних аналогов, кажется, не имеет. Есть очень похожие пряжки из Абхазии (Воронов 1979: 48 — Рис.3: 89) и Крыма (Веймарн, Айбабин 1993: 100 — Рис. 71: 1; 165 - Рис.124: 1). Детали оформления этой пряжки показывают, что типологически она синхронна уйбатской (Рис. 8: 6). Указанные аналоги датируются по характерным признакам VII-VIII вв.- особенно показательны “губы” — приёмник для язычка; сырская пряжка таковых не имеет и, надо полагать, типологически предшествует своим западным аналогам. Можно без особой уверенности предположить, что эта таштыкская лировидная пряжка — результат совмещения контура приострённых шпеньковых пряжек с язычковой системой фиксации ремня; однако это лишь предположение, доказать которое я не могу.

Неподвижные цельнолитые щитки стандартныхташтыкских пряжек — новое для Южной Сибири явление. Ранее здесь бытовали лишь рамчатые пряжки (изредка с подвижными щитками-обоймами) и подражания хуннским поясным пластинам; последние деградировали, постепенно обретая более привычные местному населению округлые очертания (Пшеницына 1979: 79 — Рис.52: 2). В таштыкское время эти пластины окончательно деградировали и воспроизводились уже в качестве накладок неподвижных цельнолитых щитков, образуя редкий тип пряжек (Рис. 6: 5).  Развитие хуннских поясных пластин шло по-разному для различных их разновидностей: пластины с изображением бычьей головы округлились, изображение сначала перевернулось, а затем, подчиняясь функциональным обстоятельствам, стала и вовсе непохожим на прототип (Рис. 9: 9-10-11); ажурные пластины с псевдомеандровым узором были словно обрезаны, и передняя часть, заключённая в округлую рамку, была как бы наложена на обычный таштыкский цельнолитой щиток (Рис. 9: 1,2 — 3-6, 8. См. тж.: Азбелев 1992в). Одна из таких пряжек, найденная в склепе на Изыхе, раскопанном И.И.Таштандиновым (к сожалению, рисунком я не располагаю) показывает следующий этап развития: ажурный рисунок, напрочь утративший первоначальную семантику, оформлен в виде орла, представленного в стандартном для таштыкских изображений виде. Странно звучит мнение Л.Р.Кызласова, увидевшего в явно хуннской системе прорезей изображение ласточки (Кызласов 1960: 36). Ласточек таштыкцы не изображали, в чём легко убедиться, просмотрев известные материалы.

Рис.9. Пряжки с округлыми ажурными цельнолитыми щитками. 1,2 — хуннское время, случайные находки в Минусинской котловине; 3-5 — Изыхский чаатас, скл.2; 7 — Степновка II; 8 — Косогольский клад; 9 — Дырестуйский мог-к; 10 — Тепсей III, мог.39; 11 — Мокрая Балка (пример ложной аналогии (По М.А.Дэвлет, Л.Р.Кызласову, Г.Е.Афанасьеву, Д.Г.Савинову, Н.В.Нащокину, М.Н.Пшеницыной; 6 — рис.автора).

Для таштыкской культуры наиболее характерны неподвижные цельнолитые шпеньковые пряжки, снабжённые удлинёнными неподвижными щитками (как правило,  с насечками на продольных гранях, но возможны варианты) — типы 1 — 7 по корреляционной таблице (Рис. 6). Прототипы таких пряжек никто из исследователей не искал; между тем это массовые типы, такие пряжки можно называть стандартными, а происхождение массовых элементов культуры — это, по сути, и есть культурогенез. Прототипы найдутся, если правильно выяснить механизм типогенетического процесса.

Выяснение типогенеза таштыкских пряжек с цельнолитыми щитками основывается на следующих обстоятельствах. Прорези для ремня у этих пряжек имеют характерные Т-образные очертания. “Лишняя” прорезь, из-за которой обычное овальное отверстие и становится Т-образным, нефункциональна, декоративного значения не имеет и, следовательно, является рудиментом одного из функциональных признаков пряжек-прототипов. Такая прорезь функциональна, если пряжка — не шпеньковая, а язычковая. Далее, эти таштыкские пряжки отличаются необычными пропорциями, они слишком длинны, причём часто крепёжная скоба есть лишь на дальнем от рамки конце щитка — такой пряжкой пользоваться неудобно, но традиционные пропорции всё-таки соблюдены. Смысла в таких пропорциях никакого, и они также должны быть признаны рудиментом, могущим указать на прототип. Сочетание двух типологических рудиментов обеспечивает высокую точность поиска.

Рис. 10. Стандартные таштыкские пряжки и их прототипы. 1-7 — Восточная Европа; 8 — Орлатский могильник, Самаркандский Согд; 9,10 — Балыктыюль, Горный Алтай (ГЭ ОАВЕС №№ 2815/13-14); 11-14 - таштыкская культура, случайные находки из коллекции Лопатина (ГЭ ОАВЕС №№ 5531/1379, 1380,1383); 15,16 — Кокэль, Тува. (По М.Б.Щукину, М.П. Абрамовой, И.П.Русановой, Г.А.Пугаченковой, В.П.Дьяконовой. 9-14 — рис.автора).

Сходный контур имеют лишь овально-трапециевидные рамчатые пряжки, обычная находка в комплексах рубежа эр — начала н.э. в юго-восточной Европе. Прототипы таких пряжек намного короче, распространены они весьма широко, но столь гипертрофированная разновидность “зажата” и территориально, и хронологически там же и в то же время, что и прототипы таштыкских пряжек с трапециевидными и В-образными рамками. Более поздние пряжки таких пропорций указывают направление распространения этого типа. Такая пряжка найдена в одной из катакомб Орлатского могильника в Самаркандском Согде (Пугаченкова 1989: _______) с позднесарматскими вещами, позволяющими датировать комплекс III-IV вв. Другие находки — на Горном Алтае, в Балыктыюле (Сорокин 1977: ____) с вещами  IV-V вв. (Рис. 10: 8, 9, 10).

От всех этих пряжек таштыкские отличаются тем, что они не язычковые, а шпеньковые, и тем, что вместо длинной трапециевидной части рамки имеют неподвижный удлинённый щиток. Показательны находки из сырского скл. 1 — пряжки, имеющие вместо перпендикулярной скобы продольную, продолжающую щиток (Рис. 7: 11, 13) — эти пряжки крепились так же, как и предполагаемые прототипы. Показательно и то, что в кокэльской культуре пряжки таштыкского типа сосуществуют со своими вероятными прототипами (Рис. 10: 15-16).

Представляется возможным считать стандартные бронзовые таштыкские пряжки с цельнолитыми щитками имитацией западной по происхождению традиции овально-трапециевидных рамчатых пряжек (см.тж.: Азбелев 1992в). Механизм такой имитации — наложение на удлинённую заднюю часть рамки пряжки-прототипа пластинки с насечками или дугообразным фацетированием по продольным граням. Такой же механизм — наложение пластины — уже был выявлен при выяснении происхождения пряжек с округлыми прорезными щитками, имитирующими переднюю часть ажурных поясных пластин хуннского типа с псевдомеандровым узором.

Чтобы полнее восстановить исследуемый здесь типогенетический процесс, нужно установить происхождение собственно щитков — пластин, накрывающих заднюю часть рамки. Особого внимания заслуживает декор. Насечки и дугообразное фацетирование для более ранних южносибирских культур совершенно нехарактерны, это явно чужая традиция. Зато в первые века н.э. в Восточной Европе именно таким способом часто украшали спинки фибул (см., напр.: Амброз 1966: табл. 2: 1-3; табл. 4: 21; табл. 10: 8, 11; табл. 11: 10, 13, 15; табл. 11: табл. 12: 5, 8-10; Амброз 1971: Рис. 4: 6, 10), различного рода накладки (Амброз 1971а: Рис. 9: 3, 5, 8) и — реже и позже — щитки пряжек (Амброз 1989: Рис. 29: 24). Спинки фибул и язычки пряжек черняховских типов нередко сочетают насечки с фацетированием, и образуется специфический, легко распознаваемый декор  (Славяне и их соседи... 1993:  284-285), повторённый, что интересно,  на балыктыюльских пряжках (Рис. 10: 9-10; в публикации памятника такой декор на язычке пряжки почему-то не показан, мой рисунок точнее).   Встречается такой декор и на наконечниках ремней (Амброз 1971а: Рис. 9: 64).

Этот декор обычен для вещей из зарубинецких и черняховских памятников, а позже он долго бытовал в периферийных локальных культурах. Иногда сходно украшены античные вещи (напр., Античные государства... 1984: 315 — табл. CXXV, внизу), и можно считать, что этот декор имеет чисто европейское происхождение. Показательно, что он встречается на изделиях самых различных типов, то есть является стилеобразующим - в данном случае речь идёт о стиле металлической фурнитуры костюма — вещей заметных и для древнего глаза многозначительных.

Выше говорилось, что необычные по расположению крепёжной скобы сырские пряжки  позволяют надёжнее выявить прототипы. Вообще любые отклонения от стандартов (а рассматриваемые пряжки именно стандартны) в традиционной культуре служит косвенным указанием на путь сложения окончательного варианта господствующего типа. Здесь нужно привлечь три  весьма показательные находки.

Первая — золотая обкладка пряжки из склепа Койбальского чаатаса (Таштандинов 1991: табл.3: 10). На ней сохранился уникальный для таштыкской культуры декор: рубчатый кант по продольным краям щитка и синусоидальная полоса вдоль его продольной оси; фон заполнен завитушками. Данная находка прямо сопоставима с наконечниками (обувных?) ремешков из европейских гуннских памятников. Исходным же прототипом является одна из разновидностей декора хуннских ажурных поясных пластин (Рис. 11: 1 — 3). Вывод: таштыкский щиток имитирует наконечник ремня.

Вторая — уникальная пряжка из эрмитажной коллекции В.В.Радлова (ГЭ ОАВЕС, колл.1123, № 257). Она имеет обычную рамку со вписанными в неё развёрнутыми волютами и обычный для этого типа рамок щиток с дугообразно фацетированными гранями, однако между щитком и рамкой — необычная вставка в виде длинной ажурной пластинки с ажурным однорядным псевдомеандром (Рис.6: 3). Общая композиция, возможно, "продиктована" пряжками вроде рис. 15, 4; но здесь следует обратить внимание прежде всего на систему прорезей. Такой же псевдомеандр — на щитке пряжки из склепа Быстрая II (Поселянин 2002: 276, рис.1, 10). Аналогия — в материалах ограды XXI, 28 Бабашовского могильника в Северной Бактрии (Мандельштам 1975: 181 — табл. XXXIII: 7). Это наконечник ремешка с точно таким же, как у радловской пряжки, однорядным ажурным псевдомеандром. Раскопщик счёл этот наконечник поясным, однако найден он был между неперемещённых голеней. И в этом случае, как и в предыдущем, во-первых, исходные прототипы обнаруживаются в хуннской культуре (Рис. 11: 4-6), а во-вторых, — и это главное — таштыкский щиток имитирует ременной наконечник.

1	2	3
4	5	6    7

Рис. 11. Происхождение неподвижных щитков таштыкских пряжек. 1 — Иволга, хунну; 2 — европейские гунны; 3 — Койбальский чаатас, таштыкская культура; 4 — Тес, хунну; 5 — Кушанская Бактрия, Бабашовский могильник; 6, 7 Минусинская котловина, таштыкская культура: 6 — ГЭ ОАВЕС 1123-257, колл. Радлова, 7 — Быстрая II.
(По М.А. Дэвлет, И.П. Засецкой, И.И. Таштандинову, А.М.Мандельштаму, А.И. Поселянину; 6 — рис.автора).

Следует отметить, что большинство таштыкских пряжек расчитано на весьма узкие ремешки — шириной не более сантиметра. Естественно усомниться в том, что все эти пряжки имеют отношение к поясу. Принадлежность мелких наконечников не к поясным, а  к обувным ремням обосновывал ещё А.К.Амброз (Амброз 1989: 31 — 33); о таштыкских пряжках рассуждать в этом ключе бессмысленно, да и вообще спор о принадлежности  элементов фурнитуры костюма при разговоре об их орнаментации представляется излишним из-за очевидной тенденции к унификации декора. Следует также иметь в виду, что таштыкские обычаи предусматривали ритуальное моделирование предметов, участвующих в похоронном обряде — не исключено, что моделировали в том числе и пряжки. Однако моделировать можно лишь реально существующий тип; я даже не отбрасываю теоретическую вероятность существования специально ритуальных типов — но и они в типогенетической ретроспективе неизбежно имели что-то, существовавшее в реальном повседневном обиходе.

Итак, неподвижные щитки таштыкских пряжек воспроизводят наконечники ремней. Задняя часть щитка пряжки из коллекции Радлова представляет собой типичный щиток с дугообразно фацетированными продольными гранями. Подобные щитки использовались и сами по себе, в качестве накладных бляшек или наконечников — см. находку из мог. 30 могильника Ближние Елбаны VII (Грязнов 1956: табл. 51: 19). А.К.Амброз счёл эту бляшку геометрической и отнёс к эпохе Второго тюркского каганата (Амброз 1971а: 121), однако это ошибка: бляшки катандинского этапа (соответствующего указанному историческому периоду) никогда не крепились петельками, подобно данной верхнеобской находке, а вогнутые края на изделиях катандинского облика появились очень поздно, они есть, например, у бляшек знаменитого курайского пояса Ак-Кюна, это IX-X вв. Правильнее сопоставить эту находку с геральдическими щитками, а догеральдические прототипы искать вновь на западе, ориентируясь на уже выявленное направление связей.

Ранние формы поясных и вообще наременных блях с “вогнутыми” краями, в том числе и основания поясных крюков, встречаются в Крыму на рубеже эр (Сымонович 1983: 103, рис. 19: 152; 188, 191). Очень близки таштыкским щиткам по форме элементы составного наконечника из Отвержичей (Славяне и их соседи... 1993: 230, табл. XI: 28). Отмеченная выше сопоставимость декора щитков таштыкских пряжек и спинок восточноевропейских фибул позволяет не без сомнений привлечь к этому сопоставлению некоторые вельбарские находки (Кухаренко 1980: табл. VII, IX, X, XI), хотя они происходят из памятников, расположенных за пределами уже привычного для настоящего исследования ареала распространения прототипов (Рис. 12).

Рис. 12. Восточноевропейские прототипы таштыкских щитков с дугообразно фацетированными гранями.

Таким образом, в результате предпринятого выше поиска прототипов представляется возможным уверенно говорить о том, что наиболее распространённые типы щитков таштыкских литых  пряжек с незначительными искажениями воспроизводят наконечники ремней, бляшки и накладки западных (восточноевропейских) типов. Сопоставляя даты и локализации прототипов и по возможности учитывая динамику распространения и развития соответствующих культур, можно заключить следующее.

Комплекс признаков, лежащий в основе композиции стандартных таштыкских пряжек (бронзовых шпеньковых с цельнолитыми щитками), сложился на западе степей и лесостепей не ранее III-IV вв. н.э. (очень важно, что здесь непротиворечиво соотносится хронология нескольких восточноевропейских культур). Носители традиций, представленных соответствующими типами, тесно контактировали с европейскими гуннами IV-V вв. и не ранее этого времени мигрировали на восток. Продвижение в этом направлении маркируют такие памятники, как Сопка II, 688 (Молодин, Чикишева 1990), Тугозвоново (Уманский 1978), Балыктыюль (Сорокин 1977), содержавшие безусловно западные вещи и датируемые IV-V вв. Следует говорить не о разовом переселении большой группы, а о постепенном просачивании разнообразных и, видимо, смешанных групп переселенцев. В том же ряду памятников следует назвать и скл.1 Изыхского чаатаса, все без изъятия пряжки которого прямо реплицируют восточноевропейские типы, а среди материалов имеется даже единственный в таштыкской культуре наконечник ремня с закруглённым концом — впрочем, не исключено, что это просто обломок щитка пряжки, что не влияет на трактовку комплекса в целом (Кызласов 1960: 38, рис.9).

Непосредственные прототипы стандартных пряжек на Среднем Енисее отсутствуют — а значит, сложение таштыкских типов пряжек шло за пределами таштыкского ареала в IV-V вв., и в Минусинскую котловину были привнесены уже сформировавшиеся типы.Следовательно, все таштыкские склепы, содержавшие стандартные цельнолитые пряжки, датируются не ниже чем V веком; это целиком согласуется с независимо выясненной хронологией таштыкских пряжек с В-образными рамками. Стандартные пряжки обнаружены в подавляющем большинстве таштыкских склепов, и сказанное позволяет утверждать, что таштыкские склепы в целом, как тип памятников, появились не ранее V века.

Важно отметить, что в таштыкском наборе типов пряжек сочетаются как непосредственные воспроизведения западных образцов (возможно, со временем будут выявлены даже привозные экземпляры), так и формы восходящие к западным через одну-две ступени типогенетических трансформаций. Схема типогенетического процесса, представленная на рис. 13, показывает, что в его основе лежало, с одной стороны, стремление воспроизвести эталон, представленный овально-трапециевидными рамчатыми пряжками, а с другой — нежелание уходить от традиционных шпеньковых пряжек к язычковым. Косвенно это указывает на отсутствие язычковых пряжек в культуре, осуществившей данную трансформацию; а ведь все южносибирские культуры, начиная с хуннского времени, знакомы с обоими основными способами фиксации ремня в рамке пряжки: пропускным (при фиксации прямым язычком) и возвратным (при фиксации шпеньком). Отсюда следует, в частности, что на раннем этапе сложения таштыкской культуры её создатели были смешанной в этническом и культурном отношении общностью, включавшей как местные, так и пришлые группы в совершенно неизвестном пока соотношении. Их интеграция и привела к формированию одной из самых специфических центральноазиатских культур — таштыкской (напомню, что речь идёт лишь о склепах; грунтовые могильники оглахтинского типа — особая культура).

	Первый этап: исходная композиция пряжки и наконечника.
	Второй этап: имитация исходной композиции с заменой язычковой пряжки на шпеньковую.
	Третий этап: появление пряжки таштыкского типа со щитком, имитирующим наконечник.

Рис. 13. Сложение типа стандартных таштыкских пряжек. Схема типогенетического процесса.

Чтобы уточнить характеристику этого процесса, следует рассмотреть происхождение ещё одного специфического типа пряжек.

Пряжки с ажурными симметрично развёрнутыми волютами в просвете рамки впервые привлёк к датированию склепов А.К.Амброз. Он указал им и включающим их наременным  гарнитурам корейские аналоги V-VI вв. н. э. (Амброз 1971а: 121); эта аналогия, однако, была ослаблена невыясненностью типолого-хронологического соотношения сравниваемых вещей. С.В.Киселёв и вслед за ним Л.Р.Кызласов  выводили волютовый декор таких пряжек из “волютового орнамента кольчатых тагарских ножей” (Кызласов 1960: 40, ср.: Киселёв 1949: 243).  Нужно заметить, что эта аналогия не слишком точна (Рис.14); кроме того, в материалах из тесинских и оглахтинских могил, хронологически располагающихся между тагарскими курганами и таштыкскими склепами, данный элемент не представлен; тагарские волюты нужно рассматривать в типологическом контексте культур скифского времени. Мотив симметричных волют распространён весьма широко, и речь идёт не о том, откуда вообще таштыкцы взяли этот орнаментальный образ, а о том, как у них появились именно пряжки с парными волютами в просвете рамки. Прототипы  пряжек нужно искать всё-таки среди предметов фурнитуры близко предшествующего времени, а не среди тагарских ножей.

1	3	4
	2	5
		6	7
ЛОЖНЫЕ ТАГАРСКИЕ ПРОТОТИПЫ		ТАШТЫКСКИЕ ПРЯЖКИ

Рис. 14. “Прототипы” таштыкских пряжек с волютами по Киселёву —  Кызласову.
1-2 — тагарская культура, сборы в Красноярском крае, ГЭ ОАВЕС 5531-473; 3-7 — таштыкская культура; 3 — ; 4 — Тепсей III, скл. 3, ГЭ ОАВЕС 2616-254; 5-6 — Изыхский чаатас, скл. 2; 7 — Ташебинский чаатас, скл. 2;
1-4 — рис. автора; 5, 6 — по Л.Р. Кызласову; 7 — по И.И. Таштандинову.

Волюты, вписанные в просвет рамки - функционально-декоративный элемент: заполняя просвет рамки, они дополнительно фиксируют продетый в рамку ремень, не позволяя ему проскальзывать вдоль язычка при ослаблении натяжения. Очевидно, что такая дополнительная фиксация нужна прежде всего на пряжках с длинным язычком; и действительно, наиболее ранние аналогии обнаруживаются на западе степей около рубежа эр — это разновидность овально-трапециевидных рамчатых пряжек, о которых уже немало сказано выше (Рис. 15: 1 — 4).

В I тыс. н. э. мотив симметричных ажурных волют, вписанных в просветы рамок пряжек, распространился очень широко и развивался в разных странах по-разному. На западе продолжалось развитие язычковых пряжек; волюты, играя роль фиксатора, со временем стали крепиться не на рамке, а на самом язычке, образуя нечто вроде стилизованного изображения лилии, и позднее деградировали, превратившись в простую прямую поперечину. В Средней Азии фиксатор также перешёл на язычок, но выглядело это не так, как в Европе: упоминавшаяся пряжка из Орлатского могильника застёгивалась с помощью длинного язычка с округлыми выступами, почти целиком занимавшими просвет рамки и оставлявшими лишь узкую щель для ремня. В позднейших культурах Приамурья и Приморья эта тенденция была предельно гипертрофирована: появились широкие пластинчатые язычки с маленьким носком, который и входил в отверстие ремня.

В Корее и Японии мотив симметричных ажурных волют прижился лишь на подвесных псевдопряжках. Развитие его шло по линии добавления завитков, совершенно заполнявших прорезь рамки и тем самым вообще лишавших её какой-либо функциональности (Рис.15: 5 — 7). К сожалению, корейские и японские древности знакомы нам ещё недостаточно, по хорошим, но старым сводным публикациям (Воробьёв ____; 1961), однако даже небольшой имеющийся материал показателен. Так, можно заметить, что при заимствовании корейских образцов в Японии сохранился такой элемент, как наружные завитки у основания рамки — признак, нигде более не встреченный; это показывает, что корейские и японские псевдопряжки с волютами никем более не заимствовались и являются как бы тупиковой ветвью рассматриваемой традиции. Всё это позволяет заключить, что таштыкско-корейская аналогия, указанная А.К.Амброзом как датирующая, на самом деле не более чем стадиальна. И в таштыкской, и в корейской культурах данный мотив независимо заимствован из некоей третьей культуры (или из разных культур). Отмечу, что щитки корейских и японских псевдопряжек — прорезные, причём образуемый прорезями узор относится к более позднему этапу развития мотива парных волют, чем тот, что зафиксирован таштыкскими находками (об этом см. ниже). Нужно заметить, что и сам А.К.Амброз, сравнивая корейский пояс из Пубучхона (тот самый, с подвесными псевдопряжками) со знаменитым поясным набором из Перещепинского клада, обращал внимание уже не на волюты, а на шарнирные крепления псевдопряжек (Амброз 1981: 17), хотя продолжал считать, что таштыкские пояса воспроизводили корейские — что, как было показано, неверно.

Рис. 15. История мотива симметрично развёрнутых волют на пряжках I — VIII  вв. 1-4 - Восточная Европа; 5-7 - Корея, Япония; 8-14 — таштыкская культура (8 — Тепсей III, скл. 1, ГЭ ОАВЕС 2616/19; 9 — Тепсей III, скл. 3, ГЭ ОАВЕС 2616/254; 10, 12, 14 — Изыхский чаатас, скл. 2; 11 — Тепсей IV, скл. 4; 13 — Степновка II);  15 - Кудыргэ; 16 — Таш-Тюбе; 17 - ВосточнаяЕвропа (По И.П.Русановой, М.П.Абрамовой, М.Б.Щукину, М.В.Воробьёву, Л.Р.Кызласову, Д.Г.Савинову, А.А.Гавриловой, В.А.Могильникову; 8, 9, 11 -  рис. автора).

На Среднем Енисее волюты тоже гипертрофированы, но по-другому: они сливались с рамкой, образуя систему округлых и скобчатых прорезей (Рис. 15: 8-14; см.тж.: Азбелев 1993: 90 — Рис.1: 1-9). Именно таштыкские версии рассматриваемого мотива оказываются прототипичными для ажурного декора бляшек и псевдопряжек восточноевропейского геральдического стиля (Рис. 15: 17) — ср. ситуацию с В-образными рамками язычковых пряжек. В одном склепе могут одновременно находиться пряжки, представляющие разные этапы трансформации исходной композиции волют, что лишний раз подтверждает: развитие типа шло за пределами таштыкского ареала.

Как и во многих других случаях, наиболее показательны мелкие детали.  Например, никто из исследователей до сих пор не объяснил, да и не заинтересовался вопросом о том, почему продолговатые бляшки знаменитого поясного набора из Садовска-кале, да и многие другие бляшки восточноевропейского геральдического стиля — увенчиваются маленьким выступом (Рис. 15: 17а), тогда как при сравнении их с таштыкскими становится очевидно, что это всего лишь типологический рудимент обыкновенного функционального шпенька. Ещё пример: в Восточной Европе мастера часто обыгрывали случайное сходство системы прорезей, образующейся при имитации развёрнутых волют, с человеческим лицом, и некоторых интерпретаторов это сбило с толку, но при правильном построении эволюционного ряда с корректным разделением независимо развивавшихся ветвей всё встаёт на свои места.

Особого внимания заслуживают “рогатые” бляшки. А.К Амброз, опираясь на независимые даты комплексов, пытался проследить их формирование на основе волнистого среза “садовских” бляшек — предполагалось, что эти неровности как бы набухают, постепенно вырастая до полноценной пары развёрнутых волют (Амброз 1973: 293, 289 — Рис.1: 13-26). Ничто, кроме последовательности абсолютных дат, к такому выводу не подталкивает — а ведь хронологическая последовательность не равна типологической; если допустить, что данная традиция исходно инокультурна, то опираться на абсолютные даты памятников, расположенных внутри региона вторичного распространения, бесполезно. Сравнивая восточноевропейские “рогатые” бляшки с их сибирскими аналогами, легко увидеть вторичность западной традиции (Рис. 16). Вот основные этапы развития этой ветви традиции симметрично-волютовых узоров.

I. Первый этап представлен пряжками и бляхами таштыкских поясных наборов. Они уже довольно многочисленны: к знаменитому уйбатскому (Киселёв 1949: 237 — Табл. XXXVII: 32) прибавляются аналогичные, пусть и представленные разрозненными принадлежностями: изыхский (Кызласов 1960: 37 — Рис. 7: 6, 10, 13); тепсейский (Грязнов 1979: 119 — Рис. 70: 12-14); степновский (Савинов 1993: ____- ______); красно-гривский и ташебинский (Вадецкая 1999:  Табл. 47 и 71). Общая композиция набора — чередование крупных округлых и меньших прямоугольных элементов — явно родственна традиции, представленной знаменитым кушанским поясом из погр. 4 Тилля-тепе (Сарианиди 1989: 85 — Рис. 30; 88 — Рис. 32; 91 - 93). Как сложилась комбинированная версия волютовых пряжек — неясно, но уже таштыкские наборы зафиксировали тенденцию к её развалу на части, не совпадающие с исходными элементами композитной версии: раздел идёт по середине круглой рамки, обрамляющей парные волюты (Рис. 16: А).

II. Второй этап представлен кудыргинскими находками (Гаврилова 1965: _________).  Остатки рамки, обрамлявшей пару волют, уже не воспроизводятся, а реальная пряжка заменена псевдопряжкой; при этом сами накладки ориентированы на ремне точно в соответствии с прототипами, известными по таштыкским находкам первого этапа (Рис. 16: Б).

III. Третий этап удаётся зафиксировать лишь благодаря поясному набору из таштюбинского погребения (Кибиров 1957: 86-88). Здесь бляшка “в виде рыбьего хвоста”, морфологически близкая кудыргинским, повернулась на 90° и сразу выпала из рамок прежнего стиля (назовём его тиллятепинским, по самой известной и роскошной находке). По сути, таштюбинская находка представляет нам геральдический стиль на самой ранней стадии его сложения (Рис. 16: В).

IV. Четвёртый этап относится ко времени проникновения изучаемого типа в Восточную Европу. Теперь бляшки сдваиваются, смыкаясь основаниями — как симметрично, по две одинаковых, так и по две разных; чаще всего бляшки “в виде рыбьего хвоста” примыкают к геральдическим приострённым щиткам. Геральдические щитки этого времени уже бывают декорированы системой округлых и скобчатых прорезей (объединение образов приострённого щитка и рамки с парными волютами), и этот декор распространяется на “рыбий хвост” (то есть происходит наложение двух версий волютового декора). Такое развитие традиции указывает на быстрое забвение семантики декора (Рис. 16: Г), стимулированное, видимо, существованием местной традиции уздечных подвесок в виде раздвоенных лопастей, известных в европейских памятниках с гуннского времени и контуром окончаний схожих с "рогатыми" бляшками.

V. Пятый этап характеризуется полным уходом от первоначального облика основного элемента рассматриваемого декора — симметрично развёрнутых волют. Часто лишь общий контур композитных бляшек позволяет увидеть в них результат полного вырождения древнего орнаментального мотива (Рис. 16: Д).

Необходимо подчеркнуть: речь идёт не о прямом участии таштыкцев в столь масштабном типогенетическом процессе; таштыкская культура лишь законсервировала типы и варианты типов, сложившиеся вне Минусинской котловины, да и вообще за пределами Южной Сибири.

Типогенетический ряд нуждается в хронологических привязках. Как было показано выше,  первый этап, представленный таштыкскими вещами, не древнее V в. — эти типы сложились непосредственно перед тем, как их принесли на Средний Енисей. О хронологии кудыргинского этапа ниже придётся говорить особо; по современным представлениям,  таштюбинский пояс нужно синхронизировать с кудыргинскими находками.  Четвёртый этап имеет хорошие восточноевропейские даты — конец VI - начало VII вв. н. э.; пятый этап датируется по независимым данным VII — VIII, отдельные вещи — IX вв.н. э. Таким образом, рассмотренный отрезок истории мотива симметрично развёрнутых волют растягивается на три — четыре столетия.

Суммируя сказанное, можно очертить весьма примечательную картину. Если в первой половине I тыс. н. э. наблюдается проникновение многих восточноевропейских типов на восток, в Центральную Азию и Южную Сибирь, то во второй половине тысячелетия идёт обратный процесс: преображённые, иногда изменившиеся до неузнаваемости типы возвращаются в Восточную Европу, распространяясь здесь во всех культурах и вновь претерпевая многочисленные и разнообразные изменения. В Южной Сибири этот процесс заметно повлиял на облик нескольких локальных культур — верхнеобской, кокэльской и таштыкской. Следует заметить, что хронологические выводы данного построения в значительной степени влияют и на датировку алтайских и тувинских памятников — те, которые содержали пряжки таштыкского облика, как и таштыкская культура, не могут быть датированы ниже чем  V в.

Рис. 16. Этапы развития мотива ажурных симметрично развёрнутых волют.

Предлагаемая реконструкция вводит таштыкскую культуру в евразийскую хронологическую систему, устраняя при этом многочисленные несуразности, возникающие при датировании склепов по Киселёву — Кызласову. Таштыкская культура перестаёт быть чем-то необъяснимо уникальным и занимает подобающее ей место среди многих локальных культур своего времени. Вопрос о продолжительности бытования таштыкских традиций на привлечённых здесь материалах не решается. Ясно главное: археологические данные не позволяют датировать таштыкские склепы до V в. н. э. Для уточнения времени и обстоятельств появления таштыкской культуры нужно привлечь источники иного рода.

Вернёмся к истории появления в Восточной Европе бляшек IV этапа развития мотива симметрично развёрнутых волют — это, судя по независимым датам, конец VI века, что совпадает по времени с появлением здесь тюрков Первого каганата. Территориальный разброс версий протогеральдических волют также совпадает с областью кратковременного, но мощного влияния этой “степной империи”.  Однако на раннем этапе этого процесса (ещё до проникновения соответствующих влияний в Корею и Японию - вспомним о соотношении пубучхонского пояса с таштыкскими) в зоне влияния рассматриваемого культурного комплекса находилась лишь Южная Сибирь и, может быть, какие-то районы Центральной Азии. Уже приводилась правдоподобная и обоснованная гипотеза Д.Г.Савинова о том, что склепы таштыкской культуры (памятники “тепсейского этапа” по периодизации М.П.Грязнова) следует соотносить с известным по древнетюркским генеалогическим преданием раннетюркским владением Цигу (Кыргыз).

По совокупности фактов можно заключить, что реконструируемая историко-культурная ситуация соответствует известным обстоятельствам ранней истории тюрков-ашина (Кляшторный 1965; 1994: 12 — 14). Раннетюркские племена,. кочевавшие в районе Ганьсу — Гаочана, после захвата Турфанского оазиса жуань-жуанями в 460 году частично переселились на север. Одно из этих племён, ашина, то есть “синие”, смогло со временем объединить разрозненных кочевников и, разгромив жуань-жуаней, создало в 550-х гг. своё государство — Первый тюркский каганат. За несколько десятилетий тюрки-ашина взяли под свой контроль громадную территорию от Кореи до Боспора; при тогдашнем уровне развития коммуникаций оперативное управление такой державой было невозможно, и на рубеже VI/VII вв. каганат развалился надвое по естественной границе — Тарбагатаю — на Западный и Восточный каганаты. Имеются все основания предполагать, что престижным предметным комплексом ашина, основой их “государственной культуры” были раннегеральдические наременные гарнитуры, облик которых сформировался на основе типов, законсервированных таштыкскими, кокэльскими и верхнеобскими традициями. Соотнося это определение с периодизацией истории мотива симметричных волют, престижный компдлекс ашина следует синхронизировать со II и III этапами.

Отложив пока открывающиеся здесь интерпретационные возможности, следует заключить, что дата 460 г. оказывается основным хронологическим репером, terminus post quem для южносибирских протогеральдических типов и содержащих их культур, прежде всего — для раннекыргызской таштыкской культуры.

Затронутые выше вопросы истории и культуры центральноазиатских народов предтюркского и раннетюркского времени весьма существенны, они не должны рассматриваться бегло и коротко — тем более что именно эти вопросы оказываются ключевыми при изучении истории носителей названия кыргыз в важнейший период их проникновения на Средний Енисей. Поэтому ниже к этим проблемам ещё придётся вернуться особо.

Заметное по представленной выше (на рис. 6) таблице распадение массива пряжек из таштыкских склепов надвое обусловлено, как было показано выше, прежде всего типогенетическими обстоятельствами; в сущности, это означает, что строить отдельную классификацию таштыкских пряжек бессмысленно: она неизбежно будет чисто формальной и неработоспособной. Как было показано, пряжки из таштыкских склепов — часть огромного массива евразийских пряжек второй трети I тыс. н.э., массива, пронизанного сложной сетью типогенетических связей; этот массив и следует классифицировать, учитывая в равной мере и общие черты, и локальные особенности.

Следует подчеркнуть ещё одно обстоятельство, выше упоминаемое лишь вскользь. Так уж вышло, что минусинские древности, в том числе и таштыкские, зачастую попадали в поле зрения исследователей раньше, чем прочие саяно-алтайские. В результате нередко при обнаружении за пределами Минусинской котловины вещей, схожих с таштыкскими, их таштыкскими же и считают, хотя, как было показано выше, это вовсе не обязательно именно таштыкские по происхождению типы. Правильнее говорить о том, что в середине I тыс. по всему Саяно-Алтаю распространяется комплекс специфических, узнаваемых типов, имеющих в основном западное происхождение, с разной степенью интенсивности представленный в разных южносибирских культурах: таштыкской, кокэльской, верхнеобской и др. Весьма вероятно, что этот процесс следует во всех случаях увязывать с событиями ранней истории ашина; если это верно, то дата 460 г. может считаться опорной при выяснении хронологии многих памятников юга Сибири. Но следует также помнить, что историко-культурные процессы были сложнее, чем выстраиваемые нами схемы; и потому вопрос о времени и месте формирования каждого из типов, составляющих этот надкультурный комплекс, должен рассматриваться отдельно, хотя и в контексте всего культурогенетического процесса соответствующей эпохи.

назад | оглавление | наверх | далее