Е.В. Переводчикова
Язык звериных образов.
Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи.
// М.: «Восточная литература», 1994. 206 с. (По следам древних цивилизаций). ISBN 5-02-017744-Х
Глава I. Звери-знаки и знаки зверей.
Почему «звериный стиль»? ^
Действительно, почему так называют именно скифское искусство? Разве изображения животных не свойственны искусству других племён и народов, разве не преобладали они в искусстве тех, кто жил до и после скифов? Не создаёт ли такое название лишь дополнительной путаницы? Подобные вопросы время от времени возникают у учёных. Известный археолог-иранист Э. Герцфельд писал: «Я намеренно избегаю термина „звериный стиль“, который для меня так же непостижим, как был бы „человеческий“ стиль или „растительный стиль“. Вообще, даже преобладающее использование животных в декоративных целях не создаёт стиля». [1] В этом Э. Герцфельд безусловно прав: стиль не может определяться предметом изображения, поскольку это понятие вообще относится к формальной, а не к содержательной стороне искусства.
Но как быть, если приёмы изображения, совокупность которых безусловно лежит в области стиля, в значительной мере связаны с тем, что изображается? Недаром, судя по одному из наиболее общих определений скифского звериного стиля, он представляет собой «изображение определённых животных определённым образом». [2] Получается, что понятие «скифский звериный стиль» учитывает не только
(19/20)
собственно приёмы изображения, но и влияющую на него содержательную сторону скифского искусства. В каждой культуре это влияние осуществляется по своим законам — вот почему от этого термина нельзя отрывать слово «скифский» (как бы условно сегодня ни звучало это определение).
К вопросам связи природного объекта и способа его изображения мы ещё вернемся. Прежде постараемся выяснить, чем же отличались произведения скифского звериного стиля от иных изображений животных.
Более полувека назад замечательный русский историк и археолог М.И. Ростовцев, столкнувшись с этой проблемой, выделил основные признаки скифского звериного стиля, [3] и точность его выводов на этот счёт не отрицается и поныне. Скифские звери отличаются от прочих прежде всего способом моделировки поверхности тела. И тело животного в целом, и отдельные его детали — ноги с копытами или когтями, рога оленей, клюв хищной птицы, глаза, уши, пасть зверей — составлены из сходящихся под углом плоскостей. Эти плоскости образуют крупные грани с острыми рёбрами, на которых создаётся неповторимая, свойственная только скифскому звериному стилю игра света и тени.
Некоторые части тела животного в скифском зверином стиле, как правило, преувеличены. Рога оленя по длине обычно не уступают спине животного. Огромный глаз может целиком занимать голову зверя или птицы, а часто выступает и за её пределы. Ноздри и пасть хищника тоже преувеличиваются и также могут выступать за пределы головы, в результате чего сама её форма порою бывает продиктована контуром этих деталей. То же можно сказать и о голове хищной птицы, состоящей из большого глаза и огромного клюва в виде крючка или даже спирали — до такого утрирования доходит изображение клюва, по природе загнутого. Когти на концах лап хищных зверей и птиц также неестественно велики.
Для того чтобы подчеркнуть какие-либо детали, привлечь к ним внимание, их не только делают ненатурально большими, но иногда и снабжают дополнительными изображениями животных или их частей — этот приём получил название «зооморфных превра-
(20/21)
щений». Так, отростки рогов оленей, концы лап хищных зверей превращаются в головы хищных птиц с загнутыми клювами. Такие же птичьи головы помещаются на лопатке и бедре животных, акцентируя эти детали. Реже можно встретить на концах лап хищных зверей, а также на лопатке разных животных фигурки свернувшихся в кольцо хищников.
Отдельные части тела животного, как видно, весьма существенные для древнего мастера и зрителя, могут изображаться и сами по себе — в скифских памятниках находят множество отдельных изображений голов животных и птиц, рогов оленей, птичьих когтей, ног хищников.
Для скифского звериного стиля характерен строго ограниченный набор канонических поз — ноги животных могут быть подогнуты под туловище и положены одна на другую, согнуты под прямым или тупым углом или опущены. Хищники также часто изображаются свернувшимися в кольцо, птицы — с распростёртыми крыльями.
Животные, выполненные в канонах скифского звериного стиля, как правило, изолированы от окружения, они существуют сами по себе, не имея никакого фона и крайне редко образуя сюжетные сцены. Более того, эти животные не только оторваны от окружения, но и не связаны никаким действием. Ещё в 20-х годах Г.И. Боровка, один из крупнейших специалистов но скифскому звериному стилю, обратил внимание на особенность позы тех оленей, которые на первый взгляд показаны стоящими. В действительности же их ноги не стоят на земле — они скорее свешиваются вниз, так что фигурка производит странное впечатление как бы парящей в пространстве. [4] Ещё одна поза оленя в скифском зверином стиле — с подогнутыми ногами — и сейчас вызывает много споров; чаще всего таких оленей называют «летящими», имея в виду, разумеется, не полёт как таковой, а определённую стадию прыжка. Однако, когда зоологи с помощью киносъёмки проследили последовательность поз оленя, движущегося в галопе, обнаружилось, что запечатлённая в изображениях поза ему вообще не свойственна. [5] Для другого объяснения: олень изображён лежащим — поза выглядит чересчур напряжённой, что уже отмечено исследователями. Не более понятны в этом смысле
(21/22)
и свернувшиеся в кольцо хищники — ведь в природе эта поза свойственна спящим животным, а в скифском искусстве они изображаются с широко открытым огромным глазом.
Эти наблюдения позволяют полагать, что скифские звери вообще не показаны в каком-либо действии — они просто существуют. Едва ли поэтому следует говорить о стоящих, лежащих, скребущихся зверях — это просто звери в строго канонических позах.
Итак, перед нами совершенно определённый способ изображения животных — способ, отличающий произведения скифского звериного стиля от любых иных зооморфных изображений, поэтому правомерность самого термина не должна вызывать сомнений.
Интересно, однако, проследить, чем обусловлена именно такая манера изображения, выяснить, что же лежит в её основе.
Воплощённое имя. ^
Итак, скифских зверей не спутаешь с животными, изображёнными мастерами других времен и народов. И во всех их специфических чертах, думается, заложено общее начало — усиление, подчёркивание, зачастую преувеличение отдельных частей животного, и это, вероятно, не случайно.
Скифские звери, с их огромными глазами, рогами, когтистыми лапами, показанные вне действия, выглядят не просто далёкими от натуральных — они как бы сконструированы, причём явно по каким-то определённым законам. Законы эти предписывают подчеркивать именно те черты животного, которые считались основными, т.е. определяющими образ того или иного зверя в сознании древних. Иными словами, этот способ изображения животных опирается не на непосредственное восприятие, а на осмысление многообразных впечатлений о мире и его обитателях. Требовалось длительное обобщение разрозненных впечатлений, и именно его результаты воплощены в памятниках скифского искусства.
Необходимое отступление: читая о обобщении впечатлений, формировании понятий, осмысленном воплощении их в материале и о прочих действиях
(22/23)
аналитического характера, современный человек может представить себе мастера, который предваряет создание произведений искусства серьёзной исследовательской работой, подобной работе учёного нашего времени. Конечно, ничего подобного не было. В действительности всё это результат деятельности определённой общности людей. В науке существует понятие «коллективные представления», в принципе чуждое человеку современной культуры с её ярко выраженным индивидуальным авторским началом. Мифы, эпос, обрядовые действия и многое другое, включая искусство, — всё это формировалось в сознании не отдельных людей, а общества в целом на протяжении веков. И мастер, работавший в традиции скифского звериного стиля, в значительной мере просто следовал этой традиции, жившей в коллективных представлениях носителей скифской культуры, и оттого не может считаться автором, самостоятельно осмысливающим мир.
Итак, в произведениях скифского звериного стиля можно увидеть некие схемы, по которым строится образ того или иного животного. Согласно этим схемам, зрительный образ зверя, обладающий определённой совокупностью признаков, обретает сходство с понятием о животном, поскольку понятие также определяется некоей совокупностью признаков стоящего за ним явления.
Это отличает произведения первобытного и традиционного искусства вообще, и недаром оно получило название «понятийного», [6] а его произведения называют «пластическими идеограммами», [7] т.е. своего рода изобразительными понятиями. Разумеется, каждая изобразительная традиция воспроизводит понятия по-своему, но суть явления остаётся общей.
Это явление можно, пожалуй, сопоставить с называнием изображаемого предмета по его основным признакам, что свойственно вообще ранней изобразительной деятельности человека. [8] Таким образом, древние люди, воплощая в произведении искусства своё понятие о животном, тем самым просто называли его, и это, видимо, было для них очень важно: при тех отношениях людей с окружающим миром, которые существовали в древности, знание и воплощение имени было одним из способов воздействовать на ситуацию. Впрочем, для чего воспро-
(23/24)
изводилось в искусстве «название» предмета вообще и животного в частности — особая тема, выходящая за рамки данной книги. Нас будет занимать другой вопрос: как именно воплощалось «название» животного в скифском зверином стиле?
Традиция как язык. ^
Отличия изображений животных в скифском зверином стиле от их реальных прототипов нельзя объяснить только стремлением акцентировать те или иные черты животного. Не менее важно, что сама форма выделенных частей тела весьма специфична и устойчива для множества произведений искусства, которыми мы располагаем. Условная моделировка поверхности тела зверя сходящимися под углом плоскостями, сменяемая на более позднем этапе другой, зачастую не менее условной, раскрытая пасть с завитками, напоминающая цветок лотоса, клюв в форме спирали — почему эти элементы именно такие, а не иные, что заставляет их сохраняться на всём протяжении существования скифского звериного стиля?
Проще всего сказать: таков стиль изображения, и с этим нельзя не согласиться. Но что же такое стиль? На этот вопрос, один из наиболее спорных в искусствоведении, отвечают по-разному. Одни видят в стиле только совокупность формальных особенностей произведения, другие — некое начало, которое эти особенности объединяет и придаёт им смысл. Но общее в этих мнениях — представление о своеобразии произведений искусства, относящихся к тому или иному стилю, об отличии их от произведений любого другого стиля. Своеобразие же это проявляется не только и не столько при сравнении разных стилей, сколько при сопоставлении произведений искусства с натурой. Иными словами, именно особенности несходства с натурой «в значительной мере определяют специфику того или иного стиля». [9]
Возвращаясь к древнему искусству, и в частности к скифскому звериному стилю, можно сказать, что природные прототипы здесь не только обобщаются (о чём уже шла речь) — им придаётся особая форма, не та, которая существует в природе. Наш взгляд —
(24/25)
взгляд носителей иной традиции — эти отличия от натуры легко улавливает; были ли они заметны древним — вопрос слишком сложный, чтобы его решать на страницах этой книги. Нас интересует лишь тот факт, что признаки произведений звериного стиля не совпадают с признаками природных прототипов изображений. К этим признакам нам и предстоит обратиться.
Анализируя произведения скифского искусства, нетрудно заметить, что специфика стиля проявляется не только в тех признаках, по которым строится представление о животном того или иного вида, но и в чертах, свойственных всем изображениям. Так, все звери независимо от их вида показаны с большими глазами, поверхность их тела составлена из построенных сходным образом сходящихся плоскостей и т.д. На эту особенность обратил внимание ещё Э. Герцфельд, который, сравнивая фигурки различных животных между собой, писал о том, сколь мало они отличаются друг от друга. Ему же принадлежит выделение некоей «абстрактной структуры» признаков, свойственной «произведениям искусства, а не фауны или флоры». [10] Подобного рода признаки, общие для разных изображений, можно назвать «изобразительными инвариантами».
Термин «инвариант» в наше время используется в разных науках. Наиболее общее его понятие существует в математике, где инвариантом именуется величина, неизменная при разного рода преобразованиях. В других науках содержание этого термина приобретает более конкретную окраску, в зависимости от исследуемой ситуации. К памятникам древнего искусства этот термин впервые применил Я.А. Шер, выделивший в материале наскальных изображений группу признаков, которым «присуще одно общее свойство — они не меняются при преобразовании других, связанных с ними признаков, в том числе и тех, которые влияют на изменение содержания образа, т.е. они обладают свойством инвариантности». [11]
Термин «инвариант» в этом значении вполне применим и к скифскому звериному стилю, где изображаются животные разных видов и значения некоторых признаков являются общими для разных видов животных. Такие признаки, общие для изображён-
(25/26)
ных в одном стиле животных разных видов, и следует считать инвариантами по отношению к виду изображённого животного. Такого рода признаки играют важную роль при определении стиля изображений и позволяют сравнивать изображения разных животных между собой. Но едва ли правомерно представлять стиль только как «устойчивую совокупность изобразительных инвариантов» [12] — помимо инвариантов существуют признаки, связанные лишь с определёнными изображениями, но при этом также в достаточной мере характеризующие конкретный стиль.
Скифское искусство не исключение: здесь тоже изображения животных разных видов различаются между собой по ряду признаков, по которым данное изображение можно безошибочно отнести к скифскому звериному стилю. Например, большие разветвлённые рога особой формы одновременно характеризуют вид животного и стиль его изображения. Есть признаки, в менее явной форме обладающие тем же свойством (как, скажем, специфический способ изображения пасти), — об этом речь пойдёт в следующей главе. Пока же можно суммировать сказанное.
Изображения животных в скифском зверином стиле отличаются достаточно чётко акцентированными признаками, которые, будучи весьма условны, вместе с тем чётко связаны с определёнными видами животных. Такая ситуация позволяет рассматривать признаки как знаки но отношению к различным видам изображаемых в скифском искусстве животных. Знак по природе своей, с одной стороны, непременно связан с обозначаемым предметом, с другой же — не обязательно походит на него внешне. Связь знака и обозначаемого условна и понятна тому, кто о нем знает. Знаки и их значения неотделимы в произведениях искусства в той же мере, что и в любом другом языке, поскольку стиль, как уже отмечалось, можно тоже рассматривать как своего рода язык.
По отношению к виду животного отмечаемые нами признаки-знаки проявляют себя по-разному, и их различное отношение к изображаемому предмету строго зафиксировано в изобразительной традиции скифского звериного стиля. В этом и заключается её сходство с языком: это тоже знаковая система, призванная передавать внешнюю по отношению
(26/27)
к ней информацию, и элементы её взаимообусловлены и занимают своё, соответствующее им положение в системе. При этом всякая изобразительная традиция сама выделяет существенное и несущественное, значимое и незначимое [13] и тем самым представляет собой самостоятельную систему, принципы которой можно понять, анализируя тексты, составленные на её языке.
Итак, в скифском зверином стиле образы зверей — не только знаки для выражения представлений о мире (о чём шла речь во «Введении»): по отношению к формальным признакам изображений они, в свою очередь, выступают в качестве содержания. Это другой уровень большой и сложной системы, какую представляет собой скифский звериный стиль.
Именно этот уровень будет рассматриваться на страницах этой книги, и при этом мы будем иметь дело с теми представлениями о животных, о которых шла речь в этой главе. Говорилось и о том, что понятие характеризуется тем же соотношением признаков, что и его прототип, и это соотношение признаков играет роль структуры, сохраняющейся при материализации понятия. Теперь нам предстоит изучить эту структуру на конкретном материале, т.е. обратиться к конкретным изображениям животных и их основным признакам.
(/185)
Примечания. ^
Глава I. Звери-знаки и знаки зверей.
[1] Герцфельд, 1941, с. 167-168;
[2] Членова, 1962 [б], с. 3;
[4] Боровка, 1928, с. 37;
[5] Ермолова, 1980, с. 258-262;
[6] Дмитриева, 1962;
[7] Мириманов, 1973, с. 60-61;
[8] Миллер, 1929, с. 39;
[9] Виппер, 1962, с. 11;
[10] Герцфельд, 1941, с. 169;
[11] Шер, 1977, с. 138;
[13] Успенский, 1970, с. 14.
|